Опасные манипуляции

Роман Феликсович Путилов, 2022

Цикл романов о девушке, умеющей общаться с растениями. Вокруг 90-е годы прошлого века, где разнообразная нечисть и нелюдь в человеческом или ином обличье жаждут денег, крови и удовольствий. Роялей почти нет.

Оглавление

Глава третья. На пленэре.

Я иду по перрону, мимо меня бегут люди с корзинами, ведрами, рюкзаками, с криками лезут в узкие двери зеленых вагонов, неразборчиво бубнит вокзальный репродуктор, свистят локомотивы, гремит автосцепка. Я иду в голову поезда, поднимаюсь по узкой лесенке, стучу в металлическую дверь. В проходе возникает средних лет мужчина в форменной рубашке. «Здравствуйте, я дочь Сомова, добросьте до Ташары, пожалуйста». Мой отец машинист электропоезда, водит тяжелые грузовые составы. Когда я была маленькой, я мечтала водить поезда, направлять могучий локомотив по уходящей к горизонту стальной нити. Мне нравилось чувствовать мощь электровоза, легко сдергивающего с места многотонный состав, чувствовать сумасшедшие завихрение электрического тока в машинном отделении, ритм мелодии колес на стыках, перемигивание семафоров. Я обожала слушать отца о том, как правильно вести поезд, управлять локомотивом правильно, экономно, избегая аварий и перегрузок. Когда мы переехали к вокзалу, я часами слушала ночную перебранку диспетчеров, через громкоговорители командующих ночной жизнью великой магистрали. Железная дорога — большой, но закрытый мирок, где принято помогать коллегам, например, довести до нужного места или подобрать в кабину на участке, где поезд сбрасывает скорость. И хотя я не знакома ни с машинистом электрички, ни с его помощником, но они знают отца и приглашают меня в кабину. Да, билет на электричку стоит недорого, но денег нет, отец всегда был скуп, маме дает деньги только на еду. Просить деньги у бабушки я не хочу, поэтому экономлю там, где могу.

Через два часа я, поблагодарив машинистов, спрыгиваю на гравий насыпи станции Ташара, выхожу через пути к выезду со станции, машу рукой запыленному КАМАЗу. На мой вопрос: «До Ново-Бабкина доедем?», кивок шофера, монетка в пятьдесят копеек, тускло сверкнув, исчезает в негнущейся от мозолей кисти водителя. Взрыкивание дизеля, сорок минут езды, полчаса ходу по лесной дороге, старое кладбище и вот беспорядочно разбросанные на берегу великой сибирской реки домишки Старо-Бабкина, деревушки, где половина жителей моя родня по материнской линии.

Еще пять минут ходу, и я поднимаюсь на крыльцо маленького розового домика под зеленой крышей, скрипит дверь, коротко взлаивает Шарик из будки, я почти дома. Кричу: «Баба Анна, это я». Мимолетные объятия, горка пышных оладушек, чашка сметаны, в которой стоит ложка, неспешный разговор о родственниках в деревне и о родственниках в городе и уже глаза слипаются сами собой. Улыбаясь, я проваливаюсь в безмятежный сон. Так счастливо и спокойно как в деревне у прабабушки, я больше не спала нигде и никогда.

Утром следующего дня я провела на огороде. И хотя, на мой, незамутненный, городской взгляд, там царил идеальный порядок, каждый росток радовал глаз гвардейской статью и сочным окрасом, по мнению прабабушки, приложить руки было куда. Я, еле успевая за этой, глубоко пожилой, но еще очень бодрой женщиной, таскала за ней горшочки с какими-то хитрыми порошками, сыпала их туда, куда указывал перст бабули, маленькой лопаткой подравнивала осыпавшиеся края грядок.

Когда солнце поднялось в зенит, и жара стала поддавливать, мы сидели в прохладе веранды, через увитые буйными побегами винограда окна туда пробивались лишь тоненькие лучики солнечного света.

Холодное молоко из погреба, принесенное сегодня утром соседкой, ломило зубы.

–Бабуля, а почему у тебя в огороде нет ни одного сорняка?

–…….

— Бабушка, не молчи. Мне баба Таня все рассказала. Я приехала к тебе учиться мастерству.

–……..

— Бабушка, не молчи. Мне нужна твоя помощь.

Я, собралась с духом, и рассказала прабабушке о своей последней стычке с отцом, о том, как Стелла, почти каждый день, с неописуемым энтузиазмом и изобретательностью провоцирует конфликты со мной, после которых жалуется родителям, обвиняя меня в том, что сделала сама. Что отец всегда принимает сторону младшей сестры, а мама не принимает ничьей стороне. Что отец давит на меня, не позволяя не оправдаться, не защитить себя. Что после разговора с бабушкой я поняла, что моя неспособности сопротивляться несправедливым требованиям отца неправильна и противоестественна.

Глядя в отстраненные глаза прабабушки, я испугалась, что сейчас услышу отказ.

— Бабуля, еще я чувствую, когда обо мне кто-то говорит, хотя эти люди могут находиться очень далеко. Я различаю, говорят плохо или хорошо. Слова, конечно, не различаю, но эмоции чувствую.

Увидев огонек легкой заинтересованности в глазах бабы Ани, я затараторила:

— А еще я чувствую растения. Я гляжу на него, и понимаю — плохо ему или хорошо, мне кажется, что я различаю его эмоции…

Прабабушка тяжело вздохнула:

–Люда, не хотела я тебя учить. Думала, уйдет это со мной, и Бог с ним. Ничего хорошего это не приносит, ни богатства, ни любви, не счастья. А бывает, что зависть да злоба людская так тебя накроет, что никакой ложкой это не разгрести.

— Но, как же так, бабуля? Ведь, ты и баба Таня людям помогаете, никому плохо не делаете…

— Про бабушку твою отдельный разговор. Когда она еще при Хрущеве начала от меня сборы редкие в город таскать, да за копеечку малую людям продавать, что лучше аспирина и анальгина больным помогало, ей сначала спасибо говорили, да руки целовали, а потом доносы в БХСС писали, что шарлатанка, незаконно людей сеном пичкает, и деньги лопатой гребет. Полгода в милицию, как на работу ходила, дело в суд отправили, хотели три года дать лагерей.

— Да ты что!

— Вот и то. Повезло, что у судьи ревматизм был, еще с фронта мучился, а у прокурора зубы болели, не один врач помочь не мог. Помогла Таня обоим, вот дело и прекратили. Так что потом двадцать пять лет, пока Советская власть была, помогала только хорошим знакомым и деньги не у кого не брала. Так, конфет коробку, шоколадку, еще что-то….

— Мне бабушка не рассказывала….

— Маленькая ты еще была, теперь выросла — вот я и рассказала. Мама твоя дар имела, слабый, но имела. А потом встретила твоего отца, и огонек в ней погас…

— А что отец?

— А то отец. Я не знаю, кто он, но черноту вокруг него я вижу, недобрую черноту. Вся семейка их такая. Я как первый раз их увидела, больше не встречалась с ними. Мать твою пыталась образумить, да куда там, смотрит на меня оловянными глазами и, как будто, не слышит. Да и сестра твоя вся в отца, всё от их породы взяла.

— Да ты что!

— А ты внучка присмотрись к ним внимательно, ты должна окрас их различить. Поэтому и не хотела я тебя учить, в такой семье к добру это не приведет. Я с отцом твоим тягаться не стала, только хуже будет. А ты говоришь, что его перемогла. Может быть, и есть смысл тебе передать то, что я знаю, все равно он будет тебя через колено ломать, как твою мать сломал, если уж дар у тебя проявился. А так, может быть, справишься, продержишься три — четыре года, а там и уедешь из его дома.

Я обхватила бабу Аню за шею:

— Спасибо бабуля, я буду очень стараться.

Не могу сказать, что в учебе у прабабушки я была отличницей. Особенно тяжело было первые две недели. Я тупо сидела посреди огорода, пытаясь достучаться хоть до какой жалкой ромашки. Я слышала эмоции растений, их состояние, иногда мне казалось, что я различаю их желания и потребности, но передать им ответный посыл от меня я не могла. Прабабушка ругалась, в сердцах обзывая тупицей и неумехой, дважды требовала, чтоб я собирала свои манатки и уматывала в город. Но утром, в качестве извинения, я получала сочные рыбьи котлетки, бабушка делала вид, что никуда меня не выгоняла, и я со вздохом шла на огород. И вот, на третью неделю, случился прорыв. Я, разомлев от полуденной жары, потеряла сосредоточенность, зрение мое поплыло, голова моталась туда-сюда, с трудом удерживаемая вертикально, я засыпала сидя. Вдруг, откуда-то сбоку, я почувствовала бормотание: «Убери это, убери». Я вздрогнула, наваждение исчезло. Я с замиранием сердца попробовала опять расфокусировать взгляд и расслабиться, и о чудо, вновь услышала панический призыв сбоку. Я осторожно поползла в ту сторону, уперлась в растущий у забора куст смородины. Внимательно рассмотрев его, я обнаружила на крайних ветках скрюченные листья, несколько муравьев сновала по кусту вверх-вниз. Оторвав поврежденные листья, в которых пряталась принесенная муравьями из-за забора тля, я намазала ветви смородины раствором мыла, засыпала муравьиную тропу золой и вновь уселась перед кустом, расслабившись, я почувствовала исходящую от куста волну благодарности и теплоты. Я попыталась передать растению, какое оно красивое, как оно мне нравится, но чтобы стать еще красивей, ему надо немножко изменить форму своих веток. Я долго сидела на краю огорода. Вечером баба Аня спросила у меня как дела, услышав мой тяжелый вздох, лишь грустно махнула рукой.

Утром после завтрака я позвала прабабушку к вчерашнему кусту.

— Что ты хотела мне показать? — сурово спросила баба Аня.

— Бабуля, я и все растения на этом огороде так любим тебя, что решили тебе это наглядно показать, смотри внимательно — я ткнула пальцем в сплетение ветвей. Прабабушка недоуменно уставилась на куст. Вдруг она всхлипнула, прижав ладонь к губам, на глазах выступили слезы. Я тоже не могла сдержаться, крепко обняв старушку сзади. Среди зеленых листьев четко просматривалось чуть кривоватое, но безошибочно узнаваемое, образуемое несколькими ветками силуэт сердца.

Дальнейшая учеба пошла гораздо легче. Я научилась вызывать или притормаживать рост растений, ментально добиваться изменения их формы, убивать сорняки, не касаясь их руками или огородным инструментом, разбирать семена, отличаю здоровые от мертвых или больных, а больные семена лечить, давая им шанс превратится в росток.

Вечером, под светом электрической лампочки я погружалась в записи старой амбарной книги в коленкоровой обложке (типография КООПторга, одна тысяча девятьсот сорок шестой год). Слова наговоров и рецепты лекарственных сборов запоминались удивительно легко, а посещение курсов скорописи в межшкольном учебном комбинате позволяли быстро переносить их уже в мою тетрадку.

–Баба Аня, баба — я с криком ворвалась в дом.

Прабабушка выскочила из спальни: — Что случилось?

Я покраснела, застыдившись своей заполошности, напугавшей прабабушку.

— Баба Аня, извини, я просто очень нужный обряд нашла, помоги мне с ним.

Бабуля уставилась в записи.

— У тебя, что зрение плохое? Почему молчала?

Я опустила голову.

— Зрение сильно упало в пятом классе, без очков мне в школе очень сложно, даже с первой парты я плохо вижу. В школе дразнят. Я сама стесняюсь, поэтому ношу очки только на уроках. Все врачи говорили, что зрение восстановить не возможно, только операция, а ее лучше делать в зрелом возрасте, а еще лучше не делать. А тут я вижу у тебя обряд «Око сокола».

— Люда, тут одна сложность. Зелье я сварю, ничего сложного нет. Но дальше все зависит от тебя. Я тебе не смогу помочь, Ты должна сама приложить усилие, чтобы форма твоих глазных яблок приняли первоначальное значение. Понимаешь?

— Нет.

— Зелье поможет расслабить глаз, как бы размягчить его, а придать глазному яблоку снова округлую форму должна ты сама, внутренней силой.

— Все равно, не поняла…

— Это немного похоже на состояние, в которое ты входишь для контакта с растениями. Уходишь в себя, в астрал, расфокусируешь зрение, не знаю, как объяснить, но ты сможешь слегка воздействовать на свой организм, если сможешь приложить силу к своим глазам, то все получится.

На этом этапе учебы баба Аня на меня не ругалась, с вечера варила мне новую порцию зелья, бормоча нужные фразы, с утра я брала емкость с темно-бурым раствором, натягивала старые футболку и шорты, и брела в уголок участка, где старые кусты жимолости переплели свои ветви в подобие шалаша. Там я капала в глаза содержимое бутылька, откинувшись головой на кусок брезента, и стараясь не моргать, чтобы раствор не вытек из глазниц, пыталась уйти в себя. Вечером, вся в подтеках бурой жидкости я, понурив голову, возвращалась к бабе Ане, удрученно мотала головой и шла стирать свой учебный наряд, а прабабушка молча начинала варить новую порцию раствора. Ночами я не могла уснуть, казалось, что все бесполезно, я не смогу изменить сама себя. Но вспомнив радостные лица одноклассников, выкрикивающих мне в лицо обидные слова, соревнующихся между собой школьных острословов, мою боль, обиду, слезы, которые невозможно спрятать, и которые подстегивали «милых» деток к еще более изощренным издевательствам. Не забыла и боль от стертой тяжелой роговой оправой кожи на ушах и переносице. Нет, если есть хоть какая-то возможность избавиться от необходимости носить этот оптический инструмент, то я должна заставить свой организм избавится от очков.

Прорыв произошел на третий день. Понимая, в каком направлении действовать, какой-то опыт уже появился, я, легко открыв внутреннее зрение, пыталась своей внутренней силой надавить на глаза. Вдруг мне показалось, что мои лазные яблоки лопнули, раствор, заполняющий глазницы потек куда-то внутрь глаз, я почувствовала резь в зрачках, ладони, инстинктивно поднесенные к лицу, необычно расплылись. Однозначно, что с моим зрением что-то произошло, я стала плохо видеть даже близко поднесенные к лицу предметы. Я осторожно встала, зажмурив глаза и вытянув руки вперед, чтобы не располосовать лицо о ветки, я медленно пошла в сторону дома. Возле крыльца меня сзади подхватила баба Аня, которая работая в огороде, увидела мою раскоряченную фигуру и побежала на помощь.

— Сейчас Люда, глаза промоем, и давай, прекращай себя изводить, потом еще попробуешь, если захочешь.

— Нет, бабуля, мне кажется, что у меня получилось, не надо глаза промывать, наоборот, помоги дойти до кровати, я полежу, чтоб раствор не вытекал.

Я лежала в постели, зажмурившись, и улыбалась. Несмотря на резь в глазах, я чувствовала, что у меня все хорошо. Так я и заснула. Проснувшись от какой-то промелькнувшей мысли, я подняла голову и вздрогнула от испуга, вокруг была темнота. Но через секунду, окончательно очнувшись, я поняла, что проспала до ночи. В доме стояла тишина, я выскользнула испод простыни и с надеждой скользнула к окну. Наверное, очень немногие люди смогут понять переполняющий меня восторг. Несколько лет прожить в пелене, воспринимая знакомых людей с десяти метров как цветные пятна. Я стояла и с восторгом смотрела в усыпанное миллиардами звезд ночное небо. Я видела пятна на луне, провода, тянущиеся к домам на соседней улице, в лунной дорожке на реке я видела отдельные волны. Я стояла, пока не замерзла, Господи, у меня получилось!

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Опасные манипуляции предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я