Первый. Сборник влажных историй

Роман Малышев

«Первый» — это сборник автора, который прожил множество жизней и многое повидал. Дневниковые записи, путевые заметки, эссе и экспериментальная проза — все это ждет вас внутри. Приятного чтения! Книга содержит нецензурную брань.

Стамбул

Как-то раз меня спросили, почему я чаще путешествую на Восток, чем на Запад. А я и не задумывался об этом. Просто при любой возможности собирался и ехал, словно повинуясь внутреннему зову. На сей раз вышло как в старом анекдоте про университетского профессора, которого студент спросил, куда он кладет бороду на время сна: под одеяло или на него. Вот и я, совсем как тот профессор, с ходу даже не нашел, что ответить заинтригованной собеседнице. Пришлось подумать.

Испокон веков западный человек прокладывал дороги на Восток. Он активно торговал, обменивался научными знаниями, вел миссионерскую деятельность, воевал. Сегодня же несравнимо большие массы людей перемещаются через границы этого обширного этнокультурного ареала, раскинувшегося на просторах от атлантического побережья Африки до далеких тихоокеанских островов, от степей Средней Азии до южной оконечности Индостана.

В тех краях ждут древние традиции и экзотическая самобытность. Однако неведомые сферы жизни таинственных восточных обществ, манящие западного путешественника, нередко соседствуют с неповоротливостью государственной машины. Ей, в свою очередь, неминуемо сопутствуют бедность, преступность, голод, разруха, антисанитария и другие пороки, не говоря уже о проблеме низкого качества обслуживания. Последнее для многих туристов наверняка играет решающую роль при выборе очередного маршрута. И в этом они, конечно, по-своему правы. Ведь на нашей планете множество мест, где клиенту не нужно ни о чем беспокоиться, ему непременно будет предложено все, что он ищет в поездке. В первую очередь — достойный сервис, чистота и порядок. За надлежащую плату, конечно.

Быть может, одни устали от европейской стерильности, предсказуемости и мечтают окунуться в «отсталость и первобытность». Другие, наверное, ищут возможности лучше понять себя и свой «домашний» мир, наблюдая и анализируя непривычную среду. Третьи, по-видимому, используют любой повод поохотиться за новой порцией свежих и острых ощущений. Есть наверняка и те, кто всего лишь гонится за количеством отметок на карте, печатей в паспорте и сувенирных магнитов на холодильнике. Для себя же найти ясный ответ мне так и не удалось.

Прокручивая воспоминания о былых странствиях, отчетливо ловлю себя на мысли о том, что самые яркие и теплые из них были связаны именно с миром традиций Востока. И в очередной раз убедиться в постоянстве и верности своих страноведческих пристрастий мне довелось в городе, лучше которого, кажется, для таких экспериментов не найти. Было это в Стамбуле.

Не зря говорят: «Как корабль назовешь, так он и поплывет». Если же корабль переименовать, то вполне вероятно, что от этого линия его судьбы обретет новые повороты. Именно такая доля выпала этому удивительному городу. За долгое время своего существования Стамбул успел побывать Византием, Константинополем, а в русских летописях — еще и Царьградом. Суровые ветры истории изрядно помотали его в океане фатума. Менялись империи и правители, за поражениями приходили победы, подъемы оборачивались упадком и наоборот.

Если абстрагироваться от богатейшего исторического и культурного наследия, придворных интриг, кровавых войн и прочего эксклюзивного наполнения, Стамбул, похоже, всегда был, есть и, надеюсь, еще не одно столетие будет источником мистических вибраций, на которые отовсюду слетаются люди. Во всяком случае, сложно представить себе иное, когда прогуливаешься в солнечный полдень по улочкам этого многогранного, загадочного, уютного и добродушного города, раскинувшего свои сети в месте слияния залива Золотой рог, Мраморного моря и пролива Босфор.

Опытный путешественник без особого труда обратит внимание на любопытный факт, что города-порты, равно как и города, находящиеся на пересечении сухопутных торгово-транспортных путей, имеют характерный облик. Он отличает их от обычных внутриконтинентальных поселений. Нескончаемые потоки людей, несущих с собой язык, культуру, знания и кровь, веками обтачивали контуры этих цивилизационных форм, выводя причудливые образы. Одним из плодов столь сложных и долгоиграющих превращений и стал Стамбул. Он впитал ароматы восточных пряностей, перенял формы Запада, связал гигантскими мостами Европу и Азию. В этом пестром, душистом вареве и зародилась его уникальная притягательность.

Тринадцатимиллионный город приходит в движение на заре, когда сонное безмолвие взрывает пронзительный призыв к молитве. Из мечетей, разбросанных по холмам и набережным Второго Рима, разносятся голоса муэдзинов. Они заглушают все вокруг, даже рев автомобилей. Не говоря уже о человеческой речи и других более тихих звуках. Сливаясь в один поток, восхваления Аллаха разлетаются над водной гладью и ускользают на крыльях чаек в дымку — навстречу силуэтам грузовых судов, прибывших из дальних морей. На мощеные улицы выползают трамваи, на маршруты выходят автобусы, повсюду мелькают такси цвета яичного желтка. В Золотой Рог и Босфор выдвигается флотилия прогулочных пароходов, паромов, катеров, лодок. Между острыми иглами минаретов смотрит солнечный диск, а над жженой черепицей крыш проносится стая голубей.

В многоликой толпе по улице Янычар во все концы спешат студенты, клерки, торговцы и прочий люд. Черные головы мужчин и женщин сияют в лучах солнца. Большинство из них, как мне показалось, одеты скромно (в том смысле, что не вычурно) и опрятно. Не могу сказать, чтобы чьи-либо наряды бросались в глаза. Особенно это касается женщин. Стамбул хоть и называют светским городом, половина турчанок все же носит хиджабы, платья в пол и другие предметы традиционного гардероба. Кстати, женский головной убор имеет бесчисленное множество расцветок и узоров. Он дает возможность хоть как-то выразить себя в одеянии.

В поисках заработка бродит из стороны в сторону пожилой чистильщик обуви, волоча грузный деревянный ящик с арсеналом тюбиков гуталина и щеток. Другой мужчина с седой бородой, чертами напомнивший мне Саддама Хусейна, продает большие турецкие флаги. Владелец лавки кожаных изделий, наоборот, может позволить себе расслабиться. Он сидит на маленьком стуле возле входа в свой магазин и с любопытством разглядывает прохожих. Тут и там неуверенно топчутся группы пассажиров круизных лайнеров. В общем голосе толпы помимо музыки турецкого языка слышится также итальянская, немецкая и английская речь. Конечно же, не обойтись и без нашего «давай-давай».

Оживает муравейник большого базара. За Галатским мостом, со стороны района Каракёй, старинные дома прижимают к парапетам компактный рыбный рынок. Тут возле прилавков суетятся рыбаки в черных нейлоновых передниках. Ровными рядами они раскладывают серебристые дары моря, обливают их водой из шлангов и зазывают покупателей, перекрикивая друг друга. На другом берегу, возле Новой мечети, отворяет ворота Египетский базар. Пестрые ковры, разноцветные специи, серебро и золото — от разнообразия красок рябит в глазах. У пристани прямо с лодок идет бойкая торговля запеченной на гриле свежей рыбой с привычным нашему уху названием «балык», уложенной в мягкий белый хлеб с хрустящей корочкой. В соковыжималках с треском взрываются алые гранаты, выпуская струи вязкого сока. От желтых початков вареной кукурузы поднимается сладкий пар.

Люди — простые прохожие, продавцы в уличных лавках и магазинах — пленяют дружелюбием и открытостью. Нет мелочи на порцию мидий — не проблема: хоть и не слишком разговорчивый, но добродушный рослый турок предложит занести деньги «завтра» и протянет желаемое угощение. Сосед по столику в кафе поведает о своей судьбе и тяготах жизни. Хозяин салона ковров проведет экскурсию по своим владениям, рассказывая о специфике различных цветов и узоров, а на прощание посоветует, где следует отведать настоящий турецкий кофе. Если же угораздит попасть под проливной дождь и придется пережидать его на остановке, есть все шансы оказаться вовлеченным в беседу с кем-нибудь еще из горожан, оказавшихся в аналогичной ситуации. Так или иначе, бродя по стамбульским улицам, следует быть всегда готовым принять роль отзывчивого собеседника или внимательного слушателя — обязательно узнаешь что-нибудь интересное из биографии рассказчика и, конечно, неведомых красотах Стамбула, которые непременно стоит увидеть. Такие места идеально подходят для тех, кто любит общаться с местными и погружаться в жизнь города.

При всей видимой энергичности и напористости, в многоголосой, разноцветной толчее среди стамбульцев можно расслабиться и спокойно плыть по течению, сворачивая с одной улицы на другую. Для жителей этого города потолкаться на узких тротуарах или в бесконечных лабиринтах базара — своего рода способ общения.

От нескончаемой сутолоки можно отдохнуть в парке Гюльхане, что возле дворцового комплекса Топкапы. Здесь обычно малолюдно, и в тени высоких ветвистых платанов, у источающего прохладу фонтана приятно перевести дух, переваривая свежие яркие впечатления. Для этих же целей отлично подойдет мечеть Сулеймание, затаившаяся в тихом квартале на вершине холма прямо за Стамбульским университетом. Ее двери, как и в случае со многими другими мечетями, открыты и для гостей иных вероисповеданий. В специально отведенной зоне посетители могут свободно расположиться на мягком ковре, понаблюдать за молящимися, полюбоваться изящной простотой внутреннего убранства и восстановить силы после длительной прогулки.

Каждый город пахнет по-своему, неповторимо. Стамбул в этом смысле неповторим вдвойне. Он просто дышит буйством запахов, приправленных соленым бризом. Они впитываются в каждую его стену, в каждый кирпич, и навсегда врезаются в память. Морская тина, свежая рыба, жареные каштаны, кунжут, вареная кукуруза, гранат, апельсин, кофе, пряности и многое другое всюду следуют по пятам.

Возле ограды мечети стоит улыбчивый старичок в причудливой матерчатой шапке. Подле него — портативный стол, увешанный по бокам четками и уставленный стеклянными сосудами с разноцветной жидкостью: от бирюзовой до ярко-красной. Надписи на бутылочках гласят: кедр, сосна, ваниль, корица, лимон и т. д. Это ароматические масла, все можно понюхать, а понравившееся приобрести за небольшие деньги. Продавец, лопоча что-то по-турецки, выкачает из бутылки при помощи специального шприца нужный объем и вольет его во флакон с шариком (на выбор есть флаконы большие и маленькие). В этих сладких запахах читаются нотки далеких морей и колониальных войн.

Время от времени обоняние улавливает сочащийся на улицу дурман наргиле-кафе, где задумчивые потомки степных воинов неторопливо пожевывают мундштуки, выпуская под потолок клубы густого молочного дыма. В колбах булькает вода. Воздух насыщен сочными ароматами яблока, дыни, винограда, мяты. Кто-то обсуждает житейские дела, кто-то смотрит трансляцию матча национальной футбольной лиги по телевизору, установленному на стене. В лавке сопутствующих принадлежностей, спрятанной в глубине заведения, колоритный бородатый эфенди нахваливает иранские табаки. Между длинными рядами курящих — преимущественно мужчин — снует чернявый юнец, чертами похожий на цыгана. У него в руке металлическая корзина с раскаленными углями и щипцы. Он внимательно следит за тем, чтобы у всех посетителей всегда было чем раскуриться. Его коллега, плотный темнокожий мужчина высокого роста, изящно курсирует теми же путями, разнося гостям свежераскуренные кальяны.

По гигантской аэродинамической трубе Босфора с севера, из Черного моря, налетает резкий ветер. Прежде ясное небо заслоняют серые тучи, норовя окропить бренные головы остужающим ливнем. Местами прорываются солнечные лучи, они падают вниз и разбиваются на тысячи осколков о темно-синюю твердь. Одинокая чайка высматривает добычу, медленно взмахивая крыльями у самой воды. Как тут не вспомнить о неосуществленной имперской мечте — Андреевском стяге над проливами.

Севернее районов Кабаташ и Бешикташ, слева по ходу движения виднеется грандиозное переплетение башен и стен османской крепости Румелихисары, возведенной в незапамятные времена завоевателями для взятия Константинополя. Она спускается с высокого зеленого холма к самому берегу, вдоль которого сегодня пролегает автомобильная дорога, соединяющая центр с новыми, фешенебельными частями города. Плотность застройки здесь значительно меньше. Вдоль живописной набережной выстроились ряды десятков яхт и катеров разных цветов и форм. Одни безупречно белые, другие — пестрые, как тропические рыбы. Они безмятежно раскачиваются на мелких волнах, расходящихся в стороны от бортов нашего теплохода. С обоих берегов Босфора смотрят ухоженные фасады аристократичного вида домов и особняков. Их формы, линии и цвета представляют собой удивительный синтез восточной импульсивности и западной симметрии.

Между двумя континентами протянулась длинная дуга вантового моста. Проплывая под ним, невольно дивишься инженерному гению, поднявшему в воздух в сейсмоопасной зоне гигантскую конструкцию. Предаваться этому детскому удивлению еще приятнее за стаканчиком крепкого турецкого чая. Напиток этот на вкус самый обычный, но традиционная тюльпановидная форма стакана и виды вечернего Босфора делают чаепитие особенным.

На стыке районов Кабаташ и Бейоглу раскинулась площадь Таксим. Здесь вас встретит целеустремленный реформатор Мустафа Кемаль, более известный как «Отец всех тюрков». Скульптурная композиция, в которой, кстати, нашлось место Клименту Ворошилову и Михаилу Фрунзе, символизирует единство Ататюрка с турецким народом в построении республики. Собственно, монумент так и называется — «Республика».

Достаточно пройтись по улицам Стамбула, чтобы проникнуться уважением к вождю нации и воспылать желанием поближе ознакомиться с его биографией. Военный атташе в Софии, военачальник в Первой мировой войне, в войнах с Арменией и Грецией, основатель Республики и инициатор целого ряда социально-политических реформ — вот лишь несколько вех из жизни этого незаурядного человека.

Словно икона в красном углу, лик Ататюрка украшает помещения магазинов, закусочных, обменных пунктов, овощных лавок и т. д. Он хитро улыбается с банкнот турецких лир, пристально смотрит на своих потомков с разнообразных флагов, растяжек, сувенирных футболок и обложек книг. Нередко встречаются изображения сцен активной жизни Отца нации: Ататюрк с рабочими, Ататюрк с крестьянами, Ататюрк с детьми. Неизменно статный, представительный, каким и подобает быть вождю. И раз его образ вот уже полвека массово тиражируют и преданно поклоняются ему, это может говорить только о величии оставленного им наследия.

Подобно тому, как гранитные набережные Петербурга стережет армия львов, Стамбул отдан под опеку кошкам. Рыжие, черные, белые, серые, пятнистые и полосатые, они вальяжно гуляют по улицам и без всякого стеснения заглядывают людям в глаза, словно напоминая, кто тут на самом деле хозяин. Собаки же, наоборот, как будто целыми днями только и делают, что спят или просто валяются на земле, уставившись куда-то в пустоту.

От площади Таксим вниз по холму уходит многолюдная пешеходная улица Истикляль. На ней расположены магазины всемирно известных марок одежды, различные кафе, рестораны, бары и прочие заведения. Тут и уличные музыканты, и слоняющиеся без дела подростки, и исполнители каких-нибудь номеров, и одиночные пикетчики. Сквозь человеческую массу застенчиво пробирается старомодный трамвай, звоном разгоняя зазевавшихся пешеходов. Напомнило московского Арбата, только гораздо масштабнее. Окинув беглым взглядом этот нескончаемый людской поток, может сложиться впечатление, что он никогда не спадает, а самый известный турецкий писатель современности Орхан Памук в своих мемуарах будто описывал совсем другой город — унылый и обезлюдевший.

Кстати о Памуке. Если свернуть с самой Истикляль, гомон толпы стихает, и оказываешься в безмолвном царстве старых кварталов и антикварных лавочек — настоящее раздолье для любителей порыться во всяком старье, покрывшемся патиной лет. Прямо над головой сушится белье. Из-за густой листвы появляется бело-голубой греческий флаг, в вечернем безветрии повисший над входом в генеральное консульство Греции. Тут гуляют молодые люди, внешним видом напоминающие художников и дизайнеров, — стамбульские хипстеры. Они же засиживаются в маленьких кофейнях, читают книги на европейских языках или что-то обсуждают друг с другом. Старинные стены домов наверняка помнят цоканье каблуков красивой турчанки. Когда-то давно она проходила тут, направляясь куда-то по делам. Она вела за руку маленького сына и наверняка даже помыслить не могла, что ему суждено было стать мэтром турецкой литературы нового времени. Невольно возникает предчувствие, будто за следующим поворотом лицом к лицу столкнешься с самим писателем, бережно собирающим по закоулкам в затертый кожаный портфель сюжеты для очередного романа.

Там, где улица Истикляль сужается и разветвляется на несколько улочек, над нагромождением домов возвышается Галатская башня. Раньше это была каланча, с которой следили, не разгорается ли где пожар. Сейчас там смотровая площадка, ресторан и ночной клуб. Чтобы попасть наверх, скорее всего, придется выстоять в очереди как минимум минут сорок, но это того стоит — вид с нее открывается прекрасный. Красные крыши, бежевые стены, синее море и белые пароходы. В самом низу — миниатюры машин и людей, где-то вдоль стены прогуливается кошка. Где-то на крыше на раскладных стульях сидит маленькая компания друзей, всматриваясь в краски заката. На другой крыше работает открытое кафе, мелькает между столиками официант. Эту пеструю мозаику можно разглядывать часами, вылавливая каждую деталь, каждую мелочь.

Покидать этот волшебный город приходится с сожалением от того, что не успел все увидеть, побывать во всех его заповедных местах. В качестве лучшего сувенира на память увез с собой непреодолимое желание возвращаться снова и снова, к этим закоулкам и набережным, и, воображая себя Лоти или Бродским, предаваться любованию медленным течением времени за столиком уютного кафе где-нибудь у моря.

Москва, 2012