Переговорщик

Роман Дингер, 2021

Мишка Одинцов и сам не помнил, откуда взялась эта функция – быть Переговорщиком между Миром Жизни и Сопроводителями, странными крылатыми существами из Мира Тишины, сопровождающих умершего к себе и очень не любили, когда им мешали. Но Одинцову, и самому пережившему пару клинических смертей, было не привыкать отстаивать право на жизнь. В Пустыне, в последнем месте перед окончательным покоем. Пока, в какой-то момент, не стали умирать те люди, которые его любили, и которых любил он. Пока он не попал в аварию и не впал в кому. Юля, его подруга, узнавшая подробности жизни Миши, решила пойти за ним, чтобы вернуть обратно, но не смогла. И Мишка, очнувшись, решается на отчаянный шаг: вернуть Юлю оттуда, куда и ему вход воспрещён. Для этого ему надо сделать один-единственный шаг – остаться там вместо Юли, иначе будет нарушен Баланс Природы. На что может пойти Переговорщик из Пустыни, когда всё, что у него осталось – это любовь к женщине и против – целая Вселенная, не дающая нарушать свои Законы?

*******

Часть первая

Мир Жизни

*******

Каменные глыбы скрывали бредущего по дороге человека. Я приготовился, поудобнее пристроившись на камне. По моим подсчетам он появится передо мной через… три секунды… две… одну… сейчас…

— Привет!

Человек шарахнулся, будто увидел привидение, и присел, обхватив голову руками. Потом глубоко вздохнул и ответил:

— Привет.

— Как дела?

— Плохо! Нет, не то, чтобы совсем плохо… Я не знаю. А ты кто?

— Догадаешься с трех раз?

— Ангел-хранитель?

— Почти, — усмехнулся я. Сполз с камня и подошел к нему: — Ты думаешь, что ты на том свете?

Человек с интересом вглядывался в мое лицо, но потом покачал головой:

— Нет. Вернее — да. Мог бы предположить, что в раю. Или в аду. Но мне не хочется. Мне просто страшно…

— Ни там и ни там, — похлопал я его по плечу, стараясь держать его на виду, чтобы вдруг не удрал. — Нет таких мест, дружище.

— Понятно. И где тогда нахожусь? Я ведь умер, правда?

— Пока что нет. Я бы тогда тебя не нашел.

— Ты меня искал? Зачем? А ты кто? — повторил он вопрос. Потом сел на землю, и закрыл глаза. — Я хочу домой…

— Если все сложится нормально — попадешь.

Он открыл глаза и с недоумением уставился на меня. Но ничего не сказал. Да, неважно он выглядит. Но он мне нужен, поэтому надо побыстрее забрать его, иначе он совсем ослабнет, и тогда его долго откачивать будут. Интересно, Сопроводители сегодня злые или не очень? А вот и они, легки на помине, чтоб их… Вспомни только.

Два Сопроводителя появились, словно выросли из-под земли. Шумно сложили крылья, переглянувшись. Потом один из них протянул руку к человеку и произнес низким, каркающим голосом:

— Он в списке Исхода. Он идет с нами, Танго.

Человек побледнел и отшатнулся, не сводя глаз с когтистой лапы, потом сделал шаг назад и остановился.

— Да ну? — с видом полной задумчивости я поскреб в затылке. — Знаешь, а ведь он в Смутных строках. Зуб даю! Что решаем?

— Это не так, Танго! — Второй низко присел, чуть приоткрыв крылья. Злится… — Мы проверили, прежде чем приходить за ним.

— Ух ты… — протянул я, прищуриваясь, и посмотрел на старшего из них. — Мы что, спорить будем, Брарро?

Сопроводитель зашипел, но крылья не сложил. Обычно так они делают, когда готовы ввязаться в драку. Второй быстро подхватил человека за рубашку и подтянул к себе. Затрещала материя и маленькая пуговица отскочила, негромко тренькнув о камень. И тут же исчезла, вскипев тонкой, почти невидимой струйкой дыма.

— Танго, он идет с нами! Ты идешь против списков Исхода!

— Хочешь драки? Или по-мирному разойдемся? Я же не прихожу почем зря, Брарро. И ты это знаешь.

Человек вдруг пискнул и попытался вырваться из лапы Сопроводителя. Тот зарычал, развернул человека лицом к себе:

— Еще одно движение — и ты не дойдешь никуда!

Значит, я оказался прав. В списке Исхода имя человека появилось, но Смутной строкой. А это значило, что судьба его еще полностью не решена. И я могу его вернуть. Если, конечно, смогу договориться.

— А меня спросили — хочу ли я идти? — вдруг четко произнес человек. И заплакал, закрыв глаза… — Отпусти!

— Отпусти, — повторил я за ним. — Еще раз тебе повторяю, что его имя в списке Смутной строкой. И забираю его обратно.

— Хорошо! — вдруг легко согласился Сопроводитель. — Просмотрим списки?

— Давай… — Я представил, сколько сейчас мне потребуется сил, и незаметно тронул нож на поясе, будто он мог придать мне сейчас хоть капельку энергии. — Открываем?

Брарро кивнул. Потом легко развернул человека, как куклу, слегка ударил его в грудь. Тот обмяк и стал медленно заваливаться набок. Но не упал. Потому что Сопроводитель взлетел, подхватив человека одной рукой, а меня подхватил второй. И вдруг стало светло… Бесконечные строчки Списка вспыхнули ярко-синим пламенем. Сколько уже смотрю, но все равно не могу привыкнуть. Завораживает, что ни говори. Я тронул рукой буквы, послушно дрогнувшие под пальцами, и начал перебирать строчки, складывая огненные буквы в имя. Откуда я знаю его имя — не спрашивайте… Само всплывает в голове. Так, это вот сюда. А это — сюда, если я правильно его имя понял. Теперь строку переместим сюда. Посмотрим…

Брарро глазел на меня, внимательно изучая, как я ворошу строчки.

— Чего смотришь? — посмотрел на него, незаметно засовывая задымившиеся пальцы в карман. Это очень больно — копаться в неведомом огне. — Ты ищи в своем списке, а я пока свой досмотрю…

Я знал, что говорил. Сопроводители были прекрасно осведомлены о том, что, копаясь в списках, я терял силы. И чем дольше искал — тем больше было у них шансов расквитаться со мной за былые драки. Приказывать им я права не имел, но вот потребовать — запросто. И они это знали. Поэтому Брарро и его напарник с недовольными физиономиями принялись копаться в списках. У нас было два Списка. Их и мой. Если имя складывалось и тут и там — все… Имя в строке Исхода складываться упорно не хотело. Буквы расползались непослушно, игнорируя мое шипение и ругательства под нос. Так, значит, не там смотрю. Быстро открыл список Смутной строки. Собрал имя, послушно сложившееся под непослушными пальцами, вдруг вспыхнувшее желтоватым цветом. И дождался, когда оба разочарованных Сопроводителя отвели взгляд, увидев, что я им показываю.

— Танго, когда-нибудь ты допустишь ошибку. И я с удовольствием приду за тобой… — Брарро швырнул в меня человека и резко взлетел вверх.

Второй же швырнул меня навстречу человеку. Я только и успел подхватить тело, неловко вцепившись в него, и приземлиться на ноги. Аккуратно опустил человека на камни и присел рядом. Сопроводители исчезли, оставив в воздухе лишь легкий туманный след силуэтов. Теперь можно. Я крепко выругался и сунул пальцы в рот, стараясь унять саднящую боль. Свел колени, унимая дрожь в ногах, и вздохнул облегченно. Эх, закурить бы. Человек не шевелился, глядя открытыми недвижными глазами в небо. Я подсунул пальцы ему под воротник, нащупывая сонную артерию, которая слабо дернулась на моё прикосновение. Жив, что с ним случится-то… Главное, чтобы его память еще функционировала. Сунул руку за пояс, достал нож и начертил им в воздухе руны. Они тут же зажглись, переливаясь густо всеми цветами радуги. Медленно сплелись между собой причудливым овалом и застыли. Я медленно поднял руку с ножом, прорезал сгустившийся воздух и встал. Нарисовал пальцем руны над лежащим человеком и отошел…

Тело медленно исчезало, таяло, словно сделанный мной прорез втягивал человека в себя. Светло-сиреневое сияние окутывало его, бережно, будто ребенка, пеленая. Человек вяло взмахнул рукой и закрыл глаза. Это я еще видел. Потом он исчез окончательно. Я удовлетворенно кивнул. Где-то сейчас, в каком-нибудь морге, какой-нибудь санитар уже падает в обморок, увидев, как ожил один из покойников. Или похоронная процессия останавливается, ошарашенная тем, что из гроба вдруг донеслись крики и стук. Меня уже это не волновало. Я свое дело сделал. Мне бы домой сейчас. Поесть бы. Ну, и поспать бы не помешало…Посмотрел, как тают руны возвращения, и нарисовал новые, теперь уже для себя.

Ну, лёгкой дороги мне…

— О! Мишка! Ты откуда свалился?!

Два моих соседа по лестничной площадке, сидевшие на лавочке у подъезда, испуганно дернулись, когда я рухнул позади них, прямо на газон. Бутылка выпала у одного из них из рук, но он успел быстро поднять ее, прежде чем водка пролилась.

— Оттуда, — улыбнулся я, и показал пальцем вниз. Подул на дымящийся воротник и подмигнул: — Что, страшно?

— Да ну тебя… — обиделся Сёма. — Пугаешь почем зря… Не, вправду, Мишань, ты откуда взялся? Не из-под земли же вылез?

— Почти. Хотя, как можно свалиться из-под земли? Это нонсенс… — Я осторожно обошел скамейку. — А пить утром вредно, мужики.

— Мы не пьём, — ухмыльнулся Витька. — Мы лечимся.

— Ну-ну… Лекари.

Пошел к подъезду, стараясь идти прямо. Меня качнуло перед самым входом, но я успел вцепиться в раздолбанную дверь, которая негромко затрещала под моим весом. Интересно, осилю подниматься три этажа?

— Тю-ю… — протянул Витька. — Сёма, так он и сам уже вылечился. Смотри как его штормит! Нсон… нсонснес… тьфу ты, но… нонсенс, тоже мне!

— Устал просто, — возразил я.

Выставил вперед руку и шагнул в подъезд. Уже не слыша колкостей соседей, быстро поднялся до своей квартиры, сунул ключ в замок и толкнул дверь. Тщательно заперся и только тогда свалился на пол. Черт с ним, на ковре тоже можно спать. Еще я подумал, что давно уже не убирался в квартире. Но не успел поклясться самому себе, что возьму себя в руки и уберусь. Потому что уснул, обхватив свой ботинок, сиротливо стоявший перед моим носом…

…Солнце меняло цвет каждую секунду, от немыслимого ярко-синего до густого зеленого. Сумасшествие какое-то, если честно. Облака неслись, обгоняя друг друга, клубясь и вытягиваясь, и цвет меняли независимо от солнца, диссонансом расцвечивая общую картину…

Я стоял на высокой скале, наблюдая всю картину свистопляски цветов. И заметил вдалеке точку, быстро приближающуюся в мою сторону. Птица?.. Нет, ошибся… Точка стремительно росла, превращаясь в силуэт летящего человека с крыльями. О, ангелы собственной персоной!

Но я опять ошибся. Летящий приблизился ко мне на расстоянии вытянутой руки, и завис в воздухе, тяжело размахивая крыльями.

— Танго?

Нет. Не может быть… Как я могу видеть самого себя, да еще и с крыльями? Бред! Крылатый человек усмехнулся и протянул когтистую лапу:

— Танго, дай мне руку!

Я отрицательно покачал головой, и отступил на шаг, не сводя глаз с человека. И он быстро подлетел ко мне, обхватил меня. Я дернулся и закричал. И тогда крылатый… лизнул меня в нос. Потом еще раз… Я изумленно замолчал, дрыгнул ногой… и проснулся.

Тимофей стоял у меня на груди, повиливая хвостиком и задрав одно ухо. Увидев, что я открыл глаза, радостно тявкнул и снова лизнул меня.

— Господи-и-и… — простонал я, и сграбастал щенка обеими руками. — Тимошка, балбес! Ты чего пугаешь? И вообще, возьми за привычку не залезать на меня, понял? Ты лапы мыл?

Тимофей неуверенно закряхтел и вильнул хвостиком. Потом засучил лапами, стараясь вырваться. Я опустил его на пол и слегка щелкнул по носу:

— Хотя, спасибо что разбудил.

Тимошка весело подпрыгнул и понесся на кухню. Я рывком встал и охнул. Все тело болело, как после хорошей драки. Потопал на кухню, где уже нетерпеливо вертелся Тимофей. Высыпал ему сухого корма и включил электрический чайник. Достал сигарету и закурил, с удовольствием затягиваясь горьким дымом, подошел к окну. Погода хмурилась. Свинцовые тучи накрыли полнеба, улыбаясь иногда росчерками молний. Сейчас дождь будет. Пора бы, осень на дворе.

Интересно, что за сон такой странный? И, главное, красивый такой. Солнце разноцветное, тучи… И я зачем-то, с крыльями. Или это знак? Типа, вот быть тебе, Танго, одним из Сопроводителей! Да ну, вот чего бы не хотелось, если честно. Меня даже передернуло от такой мысли.

Чайник сварливо забулькал, плюясь паром, и рассерженно отключился, затуманив паром оконное стекло. Я открыл шкафчик над плитой, и, пошарив рукой, извлек картонную коробку, в которой сиротливо завалялся один пакетик чая. Пора в магазин, что ли…

Мои раздумья прервал звонок телефона, валявшегося на холодильнике.

— Алло?

— Мишка, привет! Это Юля. Не спишь?

— Привет, — вяло отозвался я, хмуро осматривая свои пальцы, которые распухли и побаливали после вчерашнего. — Вроде не сплю. Как дела, красавица?

— Да ну тебя, — смущенно пробормотала Юлька. — Красавица, скажешь тоже…

Я забросил последний пакетик чая в кружку, залил кипяток, и поудобнее уселся на стул. Затушил окурок в пепельнице. Тимофей уже схрустел свой завтрак и теперь вертелся возле ног, пытаясь погрызть мой палец. Я отпихнул его, но он не унимался, старательно рыча на ноги, посматривая на меня, оценены ли его старания. Погрозив ему кулаком, вздохнул в трубку:

— Красавица.

— Спасибо, Миша. — Юлька помолчала. — Ты на тренировку придешь сегодня? На утреннюю?

— Не знаю. Устал я чего-то, Юль.

Бли-и-и-и-н… Это я сутки дрых, что ли?

— Ну вот, — огорчилась она. — Я опять одна должна танцевать сама с собой?

— В десять начало? Ладно… Я только позавтракаю, хорошо?

— Приятного аппетита, Мишка, — радостно вскинулась Юлька. — Значит, придешь? Я буду ждать!

— Приду, приду. — Я отключил телефон и посмотрел на щенка, который валялся на полу, снова прицеливаясь на мою ногу. — Вот только попробуй! Останешься без варенья!

При слове «варенье» Тимошка заинтересованно поднял ухо и неуверенно шевельнул хвостиком. Да, вот такой у меня странный песик, варенье он любит. Причем сливовое почему-то.

— Да, ты не ошибся, Тимофей. Куснешь еще раз — не дам варенья!

Я открыл холодильник, вытащил колбасу, масло, сгущенное молоко. Подумал и выудил банку с вареньем. Тимофей тут же разразился восторженным лаем, подпрыгивая. Я вывалил немного варенья ему в чашку, удерживая щенка рукой, чтобы не влез в банку. И принялся сооружать себе здоровенный бутерброд, с колбасой и маслом, обильно полив его сгущенкой. Да не надо так на меня смотреть. Ладно, ладно… Пусть будет как в поговорке «Каков хозяин — таков и пес». Но ведь это так вкусно…

Собирался недолго. Натянул джинсы, поверх футболки легкий свитер, куртку, сунул ноги в кроссовки. Встал перед зеркалом, критически оглядев себя. Не, нормально. Серые с зеленоватым отливом глаза. Высокий, под сто девяносто вымахал, стройный, светловолосый. Сто килограмм живого веса. Не красавец, но очень даже симпатичный, сказал я себе. Чего еще для счастья надо? Я пожал плечами и показал своему отражению язык. Досыпал Тимофею корм и открыл дверь.

Сосед, Сёма, стоял перед своей дверью, привалившись к ней лбом, и старательно пихал ключ от своей раздолбанной «девятки» в дверной замок. Ключ сопротивлялся. Но соседа это не останавливало.

— Сёма? Помочь? — спросил я, стараясь сохранить на лице серьезное выражение.

— О, Миха! — не оборачиваясь, отозвался сосед. — А я, это… домой вот иду!

— И что? В дверь не пускают?

— А не говори! — возмутился Сёма, в сотый раз пытаясь открыть дверь. — Вот я ща ка-а-ак… — Он стукнул по двери кулаком, но она даже не шелохнулась. — Открывайся! А то… ща я те… это… вот это вот! Не шучу, твою растуды едрёна валенок!

— Ага, а она прямо послушалась… — придержал я его рукой, когда его качнуло вбок. — Ты еще не забудь сигнализацию отключить. Давай ключи, помогу открыть. А то до следующего утра копаться будешь…

Сосед пьяно вцепился в меня, позволив вытащить ключи из руки, и горячо зашептал мне в ухо:

— Мишка, брешут бабки! Я тебе как есть говорю — врут, старухи вредные! Ты нормальный пацан!

— Ты о чём? — спросил я, стараясь удержать его под руку и попасть нужным ключом в дверь. — О чем брешут?

— Говорят они… — качнулся Сёма, — …что ты с самим Сатаной общаешься! Но это ж бабы, слышь? Дуры, в общем. Не слушай их, я те говорю!

Ключ наконец-то попал в замочную скважину и со скрипом провернулся.

— Угу. А они не рассказывали, случаем, что еще и на шабаши летаю? — толкнул я дверь и втащил соседа в квартиру.

— Куда?

— На шабаши. С ведьмами, на метлах. Они девчонки хорошие, хоть и ведьмы.

Сёма подозрительно уставился на меня, потом отмахнулся:

— Не выдумывай! Метлы не летают! По физике проходил! Я говорю, что бабки мелят чего попало про тебя… а потом… и потом…

Что там потом — сосед не сказал, потому что моментально отрубился, как только усадил его на продавленную кровать. Ну-ну… Я вздохнул, окинул взглядом грязную, пропахшую сигаретами и чем-то кислым квартиру, положил ключи на стол и вышел, закрыв аккуратно дверь квартиры. Прогромыхал по ступенькам вниз и выскочил во двор. Дождя пока не было. Я покосился на небо, грозно ощерившееся тучами, поднял воротник и ринулся к остановке, увидев, как из-за поворота выворачивает мой автобус. Показал проездной билет кассирше и с удовольствием опустился на протертое сиденье в середине салона.

— Крылья даны, чтобы летать. Если нет крыльев — ты ничто на этом свете…

Я вздрогнул и обернулся. Позади меня сидела девочка, лет двенадцати, и увлеченно, вполголоса, читала книгу, смешно шевеля губами. Странно, почему я не обратил на нее внимания, когда садился.

— Крылья дают власть, и, когда ты воспаришь над миром — ты его властелин… Ничего не сможет тебе помешать, чтобы властвовать над людьми… — продолжала девчонка. Потом подняла на меня глаза: — Чего?

Я протянул руку и вытащил книгу из ее пальцев. Эммануэль Аррано, «Разум чистоты и власти». Ничего себе, какие книжки дети читают.

— Нравится? — спросил я и протянул книгу обратно.

— А чего? — пожала она плечами. — Нравится. Интересно Эммануэль пишет.

— Ты хочешь сказать, что понимаешь, о чем там написано?

— Ну да, — недоуменно ответила она и поправила шапочку.

— Круто… — вздохнул я.

Девчонка снова принялась читать вслух книгу. Я усмехнулся, представив, как она рассказывает подружкам о новой прочитанной книге. А подружки с умным видом качают головой, соглашаясь с написанным. Хотя, кто его знает? Может, и вправду так будет? Мне тут же вспомнился сегодняшний сон. Крылья, небо, Сопроводитель.

Бр-р-р…

*******

…Юлька стояла у входа во Дворец спорта, зябко кутаясь в легкий плащ. Обрадовано вскинулась и бросилась навстречу. Приподнялась на цыпочках и чмокнула в щеку:

— Привет, Миш!

— Привет. Ты чего не в зале?

— Тебя жду.

— Делать тебе нечего! Холодина такая на улице. Идем.

Я взял ее за руку и потащил в большой холл. Нажал на кнопку лифта и посмотрел на девушку:

— И охота тебе в такую холодрыгу на тренировку тащиться? Сидела бы дома.

Она поежилась, пряча покрасневшие кулачки в карманах:

— Да не хочу дома сидеть. Только-только сессию сдала, так хочется развеяться.

— Все ясно. Как сдала?

— Пока не знаю.

Тихо звякнул лифт, и двери разъехались в стороны. Я посторонился, пропуская выходивших людей, и зашел, потянув за собой Юльку.

— Миш…

— Чего?

— А ты из-за меня пришел, да? Я такая иногда зануда, прости, пожалуйста. Вытребовала…

— Нет. Дома скучно.

— Врёшь, — неуверенно сказала Юлька.

— Вру.

Лифт остановился. Я вышел и положил ей руку на плечо:

— Ты, кстати, обещала меня научить этому новому движению. Ну, вот этому, как его там…

— Поворот?

— Наверное. Я не помню, как оно называется. Пусть будет «поворот».

— Только обещай не оттаптывать мне ноги!

— Обещаю.

В танцевальном зале уже крутился народ. Тренер Дима что-то втолковывал пожилой паре, показывая руками какие-то движения, смешно морща нос. Пара согласно кивала головой. Потом отошли в уголок и начали пробовать двигаться, взявшись за руки.

— О, Миша! Привет, Юлечка! — Дима подошел к нам. Пожал мне руку и чмокнул Юльку в щёчку. — Миш, ты где пропал?

— Да работа, понимаешь ли… — усмехнулся я.

— Понимаю. Будешь продолжать?

— А куда ж я денусь?

— Валяй, — благосклонно кивнул Дима, одарив томным взглядом Юлю. — Благо, что напарница у тебя умница. И…

— Это и без тебя знаю, Дима, — с нажимом произнес я.

— Молчу, молчу! — поднял он руки вверх. — Разминайтесь!

Он направился к паре, продолжавшей вытанцовывать в углу. А Юлька взяла меня за руку:

— Ты что, ревнуешь, что ли?

— Та щас, — буркнул незлобливо. — Было б к кому. Идем.

Она быстро скинула пальтишко, сняла шапочку, сложила аккуратно одежду на скамейку в углу и потерла озябшие пальцы:

— С чего начнем? Разминаться будем?

— Нет.

Я тоже скинул куртку, повел плечами, потом обхватил девушку за талию и потащил в центр зала.

— Ты же не любишь там?

— Кто сказал? — ответил я. — Готова?

Как раз закончилась композиция. Я остановился, и мягко положил Юлькину руку на свое плечо. Потом, внимательно отсчитывая про себя ритм, повел девушку в танце. Юлька с очень серьезным видом подняла подбородок, подстраиваясь под мои шаги. Правда, надолго ее не хватило, когда я нечаянно наступил ей на ногу. Она пискнула и споткнулась, повиснув у меня на руках.

— Прости… — пробормотал я. — Слушай…

— Что?

— А пошли отсюда?

— Куда? — Юлька пошла к скамейке, слегка прихрамывая.

Блин! Вот же я неуклюжий… Куда ее сорок с мелочью килограммам да против моих ста.

— Больно? Покажи!

— Да ну! — отмахнулась она, подхватила пальто и посмотрела на меня. — Куда пойдем?

Я задумался. Потом щелкнул пальцами:

— О! Ты узбекскую кухню любишь?

— Не знаю.

— Идем!

Дима лишь понимающе кивнул головой, когда я показал на прихрамывающую Юльку и махнул обречённо рукой.

*******

…Бахром вежливо поклонился и широко улыбнулся, приглашая широким жестом к столу:

— Миша, дорогой, прошу! Это твоя девушка?

Юлька густо покраснела.

— Знакомьтесь: Юля — Бахром. Бахром — Юля. Не, дорогой. Не моя девушка. Это мой друг, которого очень люблю.

Сам не ожидал, что скажу так. А кто мне Юлька?

— Твой друг для меня как ты — всегда желанный гость, — чуть склонил голову хозяин кафе. — Что вам приготовить?

— А удиви! — Я подвинул стул, приглашая Юльку сесть, и похлопал Бахрома по плечу. — Хотя, знаю, удивишь ведь…

Хозяин развернулся и пошел на кухню, крикнув что-то миловидной Диле, его младшей сестре, хлопотавшей на кухне.

— Твой друг? — поинтересовалась Юлька, осторожно устраиваясь на стуле. — А у них мило тут.

— Кто друг? Бахром? Да, а ещё — хороший собеседник. С ним хорошо и спокойно. Он с Востока, а там слушать умеют.

— А что ты ему рассказываешь?

— Секреты мальчиков, — насмешливо ответил я.

Подошла Диля, вежливо поздоровалась, и поставила на стол большой чайник и огромную лепешку на тарелке, аккуратно разрезанную на четыре части, источающую изумительный запах выпечки, дымка и кунжута.

— Как вкусно пахнет… — потянула носом Юлька. — А можно кусочек?

Я пожал плечами. Она отщипнула от лепешки кусочек и положила в рот. Прожевала и изумлённо пискнула:

— М-м-м…и вправду, очень вкусно!

— Ешь, ешь, — подвинул я тарелку. — Редко где у нас такую вкуснятину найдешь. Чай вот налей, отличный чай, зеленый, из Ташкента.

Появился Бахром, неся в руках большой поднос. Поставил на соседний столик и стал снимать тарелки, выставляя перед нами:

— Вот, Юля, попробуйте! Моя сестра делала… — Перед Юлькой поставил тарелку с бульоном, в котором аппетитно темнели крупные куски мяса. — А тебе, друг мой, я плов приготовил, как ты любишь. С айвой. Как чувствовал, что ты придешь!

Бахром ловко расставлял тарелки, не забывая при этом лучезарно улыбаться и что-то говорить. Меня всегда завораживало его спокойствие и плавность в движениях и речи. Так размеренно-неторопливо, такие отточенные движения и слова, словно заранее готовился.

— А как это называется? — с интересом спросила Юлька, рассматривая свое блюдо.

— Тандыр-кебаб. Мясо, запеченное в специальной печи, — с удовольствием объяснил Бахром. — Вы пробуйте, пока горячее. Миша, а ты чего ждешь?

— Да так, просто, — сказал я. — Нравится смотреть, как ты хозяйничаешь.

— Мужчина в семье — главный повар, — важно ответил хозяин. — Плов только мужчина должен делать.

— А женщина? — поинтересовалась Юлька, осторожно ковыряя ложкой мясо. — Детей растить?

— Ага, — не менее важно кивнул Бахром. — Ещё мужа любить и смотреть за домом.

— Удобно. Ой… вкусно-то как!

— На здоровье!

Бахром налил всем чай, потом уселся рядом и тронул меня за руку:

— Как дела, друг?

Я взял ложку:

— Да нормально. Устал немного.

— Видно, — покачал он головой. — Работы много?

— Можно и так сказать. Осень, наверное.

— Кушай, Миша. Силы всегда нужны. Особенно там, где надо спорить.

Я вздрогнул и отложил ложку:

— Ты о чём?

— Жизнь — вечная битва и вечные споры, — наставительно и чуть высокомерно изрек Бахром. А в глазах плясали веселые огоньки… — Поэтому всегда надо есть, чтобы силы появлялись для продолжения битвы!

— Философ, блин, — рассмеялся я.

Плов, как всегда, был вкусным. Я с жадностью набросился на еду, отламывая от лепешки большие куски, и мычал от удовольствия, не обращая внимания на насмешливый взгляд Бахрома и недоуменный — Юлькин.

— Миш, не торопись, — сказала она. — Горячее ведь.

— Угу, — кивнул я головой. — Но его и надо горячим есть…

Тарелка опустела. Юлька тоже доела, и теперь сидела, задумчиво подперев кулачком подбородок.

— Понравилось? — спросил ее Бахром. — Хотите научиться готовить так же?

— Хочу! — вскинулась она. — А научите?

Бахром развернулся в сторону кухни и что-то выкрикнул. Диля появилась почти сразу и подошла к нам.

— Знакомьтесь, — представил её Бахром. — Диля, моя сестричка. А это Юля.

Девушка кивнула и улыбнулась.

— Диля, покажи нашей гостье кухню. И расскажи, что попросит.

Юлька радостно подскочила и ушла вслед за девушкой, бросив на меня взгляд.

— Красивая… — протянул Бахром, посмотрев ей вслед. — Я думал, что это твоя подруга.

— Да нет, не подруга. Но очень хорошая.

— Не сомневаюсь. — Хозяин встал, прошел за стойку бара и вынес небольшой поднос. — Угощайся, после обильной еды — самое оно.

Я отломил кусочек халвы, положил его на кусочек кураги и отправил в рот. Причмокнул от удовольствия и спросил:

— Чего Юльку-то на кухню отправил?

Бахром рассмеялся:

— Все-то ты видишь! Так, просто. Смотрю, хмурый ты какой-то… Не хочешь рассказать?

— Чего там рассказывать… — вздохнул я и отломил еще халвы. — Что-то в последнее время всё не так. Устаю чаще, сны бестолковые стали сниться.

— Какие?

— Ты в них разбираешься?

— А ты расскажи, может, и разбираюсь.

Я долго молчал, прислушиваясь к щебетанию Юльки на кухне. Потом налил чай. И стал рассказывать свой сон, опустив небольшие детали. Бахром слушал очень внимательно, не перебивал. Когда я закончил, он осторожно спросил:

— А вот эти… летающие… они безглазые были?

Я уронил халву и уставился на хозяина:

— Я этого не говорил!

Бахром ничего не ответил. И вдруг медленно взял мою руку, внимательно осматривая пальцы. Я выдернул руку и сунул в карман:

— Обжегся вчера немного.

— Обработал бы чем-нибудь, — немного равнодушным тоном сказал Бахром, отводя глаза. — Долго заживать будет.

— Да ладно, все, как на собаке, заживает быстро. Так откуда ты знаешь, что в моем сне летающие были безглазые?

— Предположил. Нам всегда снится что-то непонятно-пугающее. Вот и подумалось почему-то… Безглазые — это всегда страшно.

— Так что ты можешь сказать об этом?

Бахром посидел немного, глядя в одну точку, потом вдруг весело прихлопнул ладонью по столу:

— А не знаю, друг! Правда. Сон интересный, но, увы, даже не приходит ничего в голову.

— Ну и черт с ним, — отмахнулся я. — Ладно, пойдём мы. Спасибо, друг, что выслушал. И спасибо за стол, ты замечательный повар.

Я позвал Юльку. Бахром встал и протянул руку:

— Береги себя, Миш. И… не верь в сны, хоть они иногда и сбываются. Заходи еще, всегда рад тебя видеть.

— Спасибо, Бахром-ака. Обязательно!

Юлька тоже попрощалась, махнула рукой девушке, выглянувшей из кухни, и пошла вслед за мной, на ходу надевая плащ…

— Это твой друг, говоришь?

Я широко шагал, сунув руки в карманы. Юлька еле успевала за мной, держа меня под руку.

— Ага.

— Мне понравился. Хороший друг, судя по всему. И вкусно готовит.

Ничего не ответив, я чуть уменьшил скорость и достал сигарету.

— Вот научусь так же готовить — держись тогда! — мечтательно сказала девушка.

— Будешь кормить насильно?

— Нет. Просто сам не удержишься! Только когда я еще научусь так готовить… — грустно поникла она головой.

— Ну вот. Не успела вдохновиться, как уже на попятную? Быстро ты. Я ж голодным останусь! Что тогда делать будешь?

— Ой… Я тебя спасу! Я, кстати, хорошо умею супы варить, вот!

— Договорились. Супы я люблю…

Юлька привстала на цыпочки и чмокнула меня в щеку:

— Я пошла? Послезавтра будешь на тренировке?

— Постараюсь, Юль.

— Пока.

— Пока.

Она легко побежала к остановке, придерживая полы плаща рукой. Я постоял еще минуту, наблюдая, как она стоит под козырьком автобусной остановки, потом развернулся и пошагал в парк.

*******

…Страховочный фал угрожающе зазвенел натянутой тетивой, когда я медленно перенес вес тела на левую ногу.

— Мишка, родной… — Таня уже не плакала, а только смотрела на меня огромными глазами.

— Сейчас… погоди, сейчас…

Я быстро вбил клин в мелкую трещину на скале и вдел карабин. Захлестнул в него петлю второго фала, подергал. Держит.

— Сейчас, Танюшка… Только не шевелись…

До нее рукой было подать. Но это так далеко. Я примерился, оттолкнулся резким движением и достал рукой до выступа, рядом с ней. Вцепился в крошечный выступ на камне и рывком подтянулся ближе, чувствуя, как немеют от напряжения пальцы.

— Миша, осторожно! — всхрипнула на плече маленькая рация.

Я посмотрел вниз, туда, где сгрудились все.

— Заткнись… — пробормотал зло, влезая на выступ. И развернулся к Тане: — Привет, моя хорошая! Как ты?

— Ужасно, — попыталась она улыбнуться бледными, разбитыми губами. — Больно…

— Это я уже в курсе. Кроме этого, что еще интересного? Ну, погодам, там, птички и всё такое… — Вытащил аптечку и достал одноразовый шприц с обезболивающим. — Колоть умеешь?

— Да.

— Держи. Страховку пока поставлю.

Я израсходовал все имеющиеся у меня в наличии клинья, вбив их в трещины таким образом, чтобы тяжесть от нагрузок равномерно распределилась по всем точкам. Размотал веревки, и протянул их через карабины. Сделал обвязку и подошел к Тане:

— Ты готова? Если нет, скажи мне просто об этом.

Выглядела она ужасно. Разбитое лицо, сломанная рука, безжизненно висевшая плетью, содранные до мяса колени. Когда она проходила трассу по скале, ее страховщик отвлекся на что-то, и в итоге Таня слетела со скалы, не успев даже понять, что произошло. Плохо поставленные клинья выдрало из стены, не удержав её при рывке. И Таня упала с пятнадцати метров прямо в расщелину, между двух скальных стен, куда добраться было почти невозможно. Её инструктор и страховщик растерянно топтались внизу, соображая, что предпринять…

— Уроды… кто разрешил лезть по старой трассе? На ней запретили работать! — зашипел я, и стал надевать скальные кожаные тапочки. — Рацию, быстро! И вызовите спасателей!

Страховщик метнулся к палатке с рацией, а я отобрал у инструктора все карабины и клинья, и полез по стене. За Таней.

— Я ужасно выгляжу, правда? — спросила она, пытаясь приподняться.

— О, очень ужасно! — улыбнулся я. — А эти глаза… м-м-м… ты прекрасна, я те говорю. Дай руку, Тань…

— Прекрасна, скажешь ведь… Врешь ты все, Мишечка, — попыталась улыбнуться в ответ она, и сморщилась от боли. — Мы не сможем спуститься. Сейчас дождь пойдёт. Стена скользкая будет.

— Предлагаешь сидеть тут? — Я осторожно обвязывал ее верёвкой, стараясь не задеть ее руку. — Пока они явятся — мы с тобой от воспаления легких потом загнемся. Или ты — от болевого шока. А во-вторых, кто сюда доберется? Это надо из «Спас-Центра» вызывать. И хоть они уже по дороге, всё равно это далеко от нас. Так что давай лучше попробуем спуститься. Хотя бы на уступ нижний.

Я привязал ее лицом к себе. Подергал страховочный конец, и подошел к краю расщелины.

С Богом.

Помоги мне, скала, прошу тебя…

Веревка натянулась до предела, но выдержала. Если не делать рывков, то она должна спокойно нас двоих выдержать.

— Положи мне голову на плечо, Тань, я не вижу стену…

Она послушно положила голову, стараясь держать больную руку на отлете, но я все равно умудрялся как-то задевать. Таня молча терпела. Руки горели от напряжения. Удержать двойной вес было очень сложно, но выбора не было, кроме как свободного спуска. А я ещё, к сожалению, забыл свои перчатки внизу. И совсем некстати несколько капель дождя упали на лицо. Черт…

— Мишка?

Почему-то мы вдруг застряли…

— Миш, я, кажется, зацепилась обвязкой, — подняла Таня голову.

— Чувствую.

И я растерялся. Уперся ногой в скалу и попытался подтянуться. Не вышло, стена была уже мокрой. Нога съехала, но я успел выставить колено, притормозив удар об скалу и содрав кожу. Но не помогло. Таня чуть слышно застонала и откинула голову, безвольно повиснув на мне…

— Блин… Таня! Слышишь? Тань, я не удержу нас, очнись!

Я поцеловал ее. Я целовал ее глаза, губы, разбитые в кровь, целовал неистово, как в последний раз… Нет, не ради удовольствия. В безвыходной ситуации это иногда равносильно легким пощечинам.

Она очнулась. Слабо пошевелилась:

— Больно, Миш…

— Знаю, знаю. Потерпи, только не бросай меня, я не удержусь. Давай, попробуем подтянуться, Танюшка. Ты ногами за моей спиной, я — за твоей.

— Осторожно! — снова зашипела рация на плече.

— Пошел нахрен, — зарычал я. — Раньше надо было думать…

— Не ругайся, — напряжённо сказала Таня. — На раз-два-три?

— Да. Раз… — я напрягся. — …Два… — выручи, скала, не подведи… — Три!

Я дернулся наверх в бешеном рывке. Таня тоже дернулась, вцепившись зубами от боли в мою страховочную обвязку. У нас получилось — обвязка слетела с каменного зуба. Но это только ухудшило все. Мы не удержались. И клинья, не выдержавшие двойной вес, тоже нам не помогли.

Я еще пытался судорожно схватиться за что-нибудь, расставив руки, но не вышло ничего.

— Мишка…

Я успел заметить побелевшие губы Тани и улыбнулся:

— Все будет хо…

Удар был сильным. Но я не вырубился. Помню, что обхватил голову Тани, стараясь защитить от удара о камни, выворачиваясь в полете так, чтобы она упала на меня. И почувствовал, как хрустнули кости на моей левой руке, когда мы ударились об землю, пробивая всё плечо тонким синим лучом боли. Вот тогда я почему-то подумал, что сейчас готов отдать все на свете, чтобы этого не произошло.

И пришла темнота.

Мне не было больно. Я даже удивился. Поднял голову, и зажмурился от света. Обвязки на мне не было. И Тани тоже…

Я сел, оглядываясь. Мы разве здесь были? Где горы? Совершенно ровная земля. Сухая, безжизненная пустыня. Без каких-либо намеков на холмы или горы, растительности… Завертел головой и увидел Таню, которая лежала неподалеку. И дышала. Что меня еще удивило, так это то, что на ее лице не было и намека на ушибы, которые она получила при падении.

— Танюшка…

Я подполз к ней и взял за руку. Она не отреагировала. Я осторожно тронул ладонью её щёку:

— Тань, ты слышишь меня? Таня!

Она открыла глаза, но не ответила. Потом долго смотрела на меня, протянула руку и погладила по лицу.

— Танюшка, родная… Ты жива!

Она покачала медленно головой и снова закрыла глаза.

— Ты бери её, а я его возьму.

Я резко обернулся и сунул руку за спину, туда, где у меня висел на поясе складной нож. И присел, когда увидел говорящих…

Высокие, гораздо выше меня. Какие-то одинаковые и нелепые. С большими крыльями за спиной. С белыми, без зрачков, безжизненными глазами. И с длинными, скрюченными когтями на пальцах.

— Вы… кто?! — Я все-таки вытащил нож и выставил перед собой. — Не подходи!

— Смотри-ка, — ухмыльнулся один. — Боевой. Давно такого не было.

Один из них подошел ближе и уставился на меня:

— Подошел. И что теперь?

— Не подходи… — растерянно повторил я, продолжая держать нож перед собой. — Кто ты?

Второй двинулся к Тане. Легко поднял ее и повернулся к нам:

— Брарро, скорее! Нам еще двоих надо забрать.

Тот, кого назвали Брарро, протянул ко мне лапу:

— Не дергайся. А то будет больно.

Я отскочил и одним движением пробил ему лапу ножом. Брарро сначала усмехнулся, но вдруг присел и звучно зашипел. Расправил крылья и отступил на шаг назад:

— Крумо длаа! Пра’ррта!

Я растерянно наблюдал, как его ладонь обуглилась на месте раны. Он взмахнул лапой, подул на нее и развернулся ко мне:

— Ты кто? Я убью тебя! Твое имя, человек!

— Я… я… меня зовут Танго, — ответил я. Почему именно Танго — и сам не знаю, просто вдруг пришло в голову.

И почему второе имя?

— Танго? Откуда у тебя этот нож, человек?

— Какая тебе разница? — спросил я. — Нашел его!

— Врешь! — Он с опаской косился на нож. — Тебе дал его Пустынник?

— Кто это? Отпусти ее! Или не ручаюсь за себя! — снова заорал я, когда увидел, как второй медленно отходил в сторону с телом Тани и склонился над ней, поднимая. Тот замер и неуверенно обернулся к первому.

— Давай поговорим, Танго? — Брарро подошел на безопасное расстояние и вытянул ко мне лапу. — Чего ты хочешь?

— Отпусти ее! Отпусти нас! — Я тоже выставил перед собой руку с ножом, готовый к драке.

— Но ваши имена внесены в списки Исхода. И вы должны уйти в предназначенное место. Хотя, до конца не уверен насчёт тебя. Но это неважно.

— Какие такие списки?! Отпусти ее, я сказал! Клянусь, и отсюда в тебя попаду! — прорычал я, подкинув нож в руке.

Второй медленно опустил Таню на землю и выпрямился, угрожающе шевельнув крыльями.

— Понимаешь… — Брарро не спускал глаз с ножа. — Судьба каждого из вас — уйти по окончании жизни в предназначенное для этого место.

— А мне что приготовлено? Ад, небось?

— Что это? — удивился Брарро. — Ад? Первый раз слышу.

Теперь удивился я:

— А вы откуда?

— Из Мира Тишины. И у каждого из вас есть предназначение. Кто-то вернется назад в новом обличье, кто-то останется навсегда в Мире.

— Так я в Мире Тишины? — спросил я.

— Нет. Есть еще одно место. Пустыня называется. Куда попадают те, чьи имена в Смутных строках. То есть, еще не ясно, уйдет ли он в Мир Тишины или вернется обратно. И, когда мы забираем его, по прибытии в Мир строки меняются.

— Вы его отпускаете?

— Зачем? — шевельнулся второй. — Оставляем в наказание, чтобы был умнее в другой раз, если не был осторожен со Смертью.

— То есть… — задохнулся я. — Вы его не отпускаете? Но его миссия ведь не закончена, вы же сами так сказали! Ты сам себе противоречишь! А где соблюдение баланса природы?

— А кого это волнует? — затрясся от смеха Брарро. — Ты думаешь, кому-то охота этим заниматься?

— Я займусь. Отпусти ее! — Я взмахнул ножом.

Второй присел, и зашипел, расправляя крылья. Брарро быстро поднял лапу, останавливая его:

— Тль’рэска! Погоди, Танго… Один вопрос. Ты знаком с Пустынником?

— Да нет же, говорю тебе!

— Лжёшь.

— Даже если и вру, тебе-то что?

— Ты с ним не знаком, но у тебя его нож… — задумчиво произнес Брарро. — Я должен посмотреть Списки.

— Тоже хочу! — совершенно неожиданно для самого себя брякнул я.

Второй захрюкал. До меня не сразу дошло, что это просто смех.

— Чего смешного? — угрожающе спросил я.

Сейчас меня распирало. Я готов был дать по морде этой безглазой твари, если он еще раз тронет Таню. Или хрюкнет. Страха не было, лишь какая-то непонятная злость на происходящее.

— Он пошутил, Танго. Просто Списки могут читать не все, тем более — люди. Это не для вас.

— А ты попробуй, может, смогу.

— Ладно. Только не говори, что тебя не предупреждали. И нож убери. Не бойся, не трону…

Я убрал нож в карман. Брарро легко подхватил меня и поднял наверх. Отбросил в сторону, да только я не упал, оставшись висеть в пустоте… Крылатый взмахнул лапами и нарисовал какой-то узор в воздухе. Стало светлеть, и вдруг у меня перед глазами вспыхнули ярко-синим строчки. Я закрыл глаза и вытянул руку, защищаясь от жара, от ледяного такого жара, если так можно было назвать это ощущение. И почувствовал под пальцами живое тепло. В следующую секунду я заорал, когда по пальцам полоснуло чем-то раскаленным. Но руку не отдернул — боль словно вцепилась в пальцы, притянув к себе. Открыл глаза и с удивлением уставился на свои пальцы, которые саднили и дымились. Заскрипев зубами от боли, снова тронул строчки и увидел, как они послушно сложились под пальцами, образовывая непонятные слова.

Ага… А если так?

Я быстро брал буквы, и складывал из них имя. Сначала свое, потом — имя Тани. Мое имя вспыхнуло серо-желтым светом. Потом переместилось в другой столбик с именами, ползущими наверх. А вот Танюшкино окрасилось оранжево-черным, и поползло куда-то вниз…

Стоять!

Я схватил строчки, живые, непослушные, связанные будто невидимой нитью, чувствуя, что сейчас отрублюсь от боли. Попытался вставить их в столбик негнущимися пальцами, где уже значилось мое имя, но не получилось. Буквы вспыхнули и растаяли в воздухе, но потом снова появились в другом ряду, окрасившись оранжево-чёрным.

Твою мать… Что я сейчас сделал?

Брарро с нескрываемым изумлением смотрел на мои дымящиеся пальцы, потом потрясенно произнес:

— А ты ведь и вправду умеешь читать Строки, Танго… Кто ты?

— Страшный и могучий Чингачгук, — криво усмехнулся я, стараясь унять растущую боль. — Бойся меня, ибо страшен я в гневе, как и мой томагавк, не знающий пощады к бледнолицым.

— Что?! — так же изумленно спросил второй. — Это Слова Пустынника?

— Сам ты… дурак… — ответил я, чувствуя, как почему-то слабею. — Опусти меня вниз.

Он послушно опустил меня на землю:

— Ты все видел сам, Танго. Твоё имя в Смутных списках. Ты ещё можешь вернуться. А ее забираем.

— Пожалуйста, нет… Меня возьми, — обессилено опустился я на землю. — У неё маленькая дочка, Брарро.

— Мне всё равно, — спокойно возразил он. — Мы выше этого. То, что осталось там, у вас, нам не интересно. Мы — Сопроводители. И наша задача — доставить вас в нужное место согласно Спискам. Ты не можешь ничего сделать.

Второй подхватил Таню и взмахнул крыльями. Я думал, что он сейчас неторопливо полетит, но он вдруг просто исчез.

— Отдай!!! — зарычал я. — Отдай ее!

— Нет. И теперь ты вообще не сможешь ее забрать. Никогда не думал, что так скажу, но я сожалею, человек. Из Мира Тишины никто не возвращается просто так…

— Сука ты. И он тоже, — кивнул я головой вслед второму. — А мне что делать? Или помнить ничего не буду?

— Не знаю. Возвращайся. Тебе еще есть что делать в твоем мире.

— Но… как? Шагнуть куда-то? Пальцами пощёлкать? Или посвистеть?

— На твоём ноже — дорога домой. Для этого он сделан. Надеюсь, мы больше не встретимся, Танго. Или не скоро. Живи.

И он исчез.

Я долго смотрел вслед, пытаясь хоть как-то мысленно заполнить пустоту внутри. Вот что мне делать? Ещё ощущалось присутствие Тани, ещё помнил её прикосновение, её дыхание, взгляд… Но пустота внутри начала медленно и неотвратимо забирать эти ощущения.

Я глубоко вдохнул и закрыл глаза. Что делать-то? Чего там этот крылатый ляпнул? На ноже? Дорога домой? Я обессилено опустился на землю, тупо глядя на свой нож. На простую, тяжелую рукоять с деревянными накладками. На мощное, чуть изогнутое лезвие, покрытое вычурной резьбой… Этот нож я купил на барахолке совершенно случайно. Шел по рынку, задумчиво разглядывая всякую чепуху, которую вынесли на продажу. И наткнулся взглядом на потрепанный кожаный чехол, валявшийся вперемешку с какими-то заржавевшими ключами и проводками. Что меня толкнуло — не знаю, но я взял чехол, выудил из него складной нож. Да так и не смог вернуть его продавцу, суетливому старичку со слезящимися глазами. Купил за совершенно смешную цену. И никак не мог оторвать взгляд от гравировки на лезвии… Непонятные значки, переплетенные узорами и причудливыми цветами, вязью идущие по верхней части клинка, над спусками заточки. Очень тонкая и красивая работа. А потом нож стал постоянным спутником и в городе, и в горах. Удобный, тяжелый, постоянно острый — я в нем души не чаял. А он словно благодарил за то, что вытащил его из кучи мусора и забрал к себе, выполняя всю работу, которую я ему подсовывал… Потом кто-то из знакомых мне сообщил, что на лезвии выгравированы руны. Старые и непонятные.

Руны.

Руны?!

Медленно поднял руку, выставив лезвием вперед открытый нож. И начертил в воздухе один из знаков, первый, который уже просто знал наизусть. Что-то неуловимо изменилось, словно расколов воздух, как будто я разрезал его этим знаком. Я с недоумением посмотрел на блеснувший в воздухе почти прозрачный разрез, и сделал еще один, начертив другой знак, который был изображен следом за первым. Разрез стал шире. Так, кажется, понятно… Я быстро дорисовал руны и онемел.

Воздух прочертило яркое сияние. Потом на том месте, где я чертил знаки, замерцало темно-багровым цветом пятно. Осторожно сунул туда руку. И провалился внутрь, как будто меня что-то с силой втащило в пятно…

…Когда меня нашли, я сидел на камне совершенно голый и без единой царапины, сжимающий складной нож с почерневшим лезвием в скрюченных, обожженных пальцах. Так мне сказали, потому что совершенно ничего не помнил. Спасатель, который до меня добрался первым, никак потом не мог понять, как я выжил после падения с высоты в сорок с лишним метров. Причем на мне не обнаружили даже легкого синяка, кроме ожогов на пальцах. А тело Тани нашли в десятке метров от меня. Целой осталась только голова, которую я закрывал руками в попытке защитить ее. Все остальное было переломано…

Я не видел, как перекрестился один из спасателей, когда я опустился на колени и поцеловал Танюшку. А потом заплакал, прижав её к себе, и долго качал, словно убаюкивал…

…Мне тогда долго восстанавливали память. Она частично вернулась, с помощью специалистов-гипнотизеров.

Но я все вспомнил, когда отчистил черное лезвие ножа, который на целых двенадцать лет спрятал в шкаф.

*******

…Я сидел на лавочке, пытаясь раскурить сигарету на ветру. И увидел, как передо мной кто-то остановился.

— Простите…

Я поднял голову:

— Да?

— Мы знакомы?

Я его узнал. Это тот самый человек, с которым мы в последний раз чуть снова не сцепились с Брарро.

Странно, он что, помнит меня?

— Не думаю, — пожал плечами. — Вообще-то, я тихий человек, и у меня почти нет знакомых.

Человек вздохнул, продолжая пристально смотреть на меня. Потом присел рядом:

— Но все же у меня ощущение, что я вас знаю. Будто мы с вами встречались. Причем в таком месте, куда не каждому суждено попасть.

— Я не хожу по сомнительным местам. Думаю, вы просто ошиблись…

Он помолчал. И откинулся на скамейке, сунув руки в карманы:

— Вы знаете… Вам никогда не снились сны? Странные, пугающие? Мне приснился один раз. Будто я умер, и попал в странное место. И за мной пришли дьяволы. Или ангелы смерти, не знаю. Похожие на тех, что часто рисуют в разных книжках. И ощущение, что это конец, что уже все, не видать мне больше ничего этого… — обвел он рукой вокруг себя, — …не покидало меня. Я куда-то шел, вспоминая дорогу, но не мог найти. А потом пришли они, эти ангелы. Или как их там…

— Зачем? — Я с интересом уставился на него, ожидая его версию произошедшего.

— Не знаю, — пожал он плечами. — За мной? Может быть. И я понял, что это мой последний путь. Но тут появились вы… Вернее, не вы. Но он очень был похож на вас. Он даже говорит так же, с легкой хрипотцой, я это хорошо запомнил.

— И что я, вернее он, сделал?

Хорошая у него память, однако…

— Ничего. Вы просто забрали меня у них. Поспорив, что я не прожил свою жизнь сполна. Ангелы проиграли, насколько я понял. Потом мне стало больно. А потом ничего не помню…

Человек смолк. Долго смотрел куда-то вдаль, потом тихо произнес:

— А знаете, я и вправду не прошел до конца свою жизнь. Она только сейчас для меня начинается. Я ведь попал под машину, когда шел на очень важную встречу. И не был уверен в успехе, но теперь все выходит, как нельзя лучше.

Я опять закурил. Он тоже.

— Думаю, тот, который вытащил вас оттуда, был бы рад сейчас услышать ваши слова. И искренне надеюсь, что он не зря это сделал.

— Спасибо, — кивнул он головой. — Мне удалось убедить Министерство в том, что создание сети приютов для детей-бродяг — дело очень важное. И удалось добиться большего. В приютах будут школы.

Я повернулся к нему:

— Серьезно? Это очень хорошая новость! Теперь, я более чем уверен — тот человек очень бы обрадовался, узнав, что он тоже сделал доброе дело.

— Надеюсь… — Человек поднялся и протянул мне руку. — Спасибо, что поддержали беседу.

— Всегда рад, — пожал я руку в ответ.

— Всего доброго!

Человек пошел по аллее, но потом развернулся ко мне и тихо сказал:

— Очень вас прошу: если увидите его, того, кто меня вытащил оттуда, просто передайте ему мое искреннее спасибо.

Я не ответил ничего, только кивнул головой.

— Так ты готов? — спросил Боря и вздохнул.

— Да, всё, иду уже.

Я никак не мог найти маленькую записную книжку, в которой были записаны старые телефоны. И уже приехал Борька. И уже надо было выходить. Пришлось в темпе ворошить большой шкаф, в котором у меня хранилась всякая мелочь, разбросанная по коробкам. И выбросить бы половину, но жаль как-то… Перевернул две коробки, быстро пошарил в куче и стал запихивать обратно. Когда нащупал старый кожаный чехол, то сначала не поверил своим глазам.

Нож!

А я уже думал, что потерял его. Сунул его в карман, поднялся, оставив остатки барахла на полу. Черт с ней, с книжкой, потом найду. Снова затрезвонил мобильник.

— Да иду, иду… — проворчал я, подхватив рюкзак.

Взял связку удочек и выскочил из дома, тщательно захлопнув дверь…

— Чего так долго? — буркнул Боря, заводя машину. — Всю рыбалку проспим!

— Не проспим, не переживай, — примирительно сказал я, усаживаясь поудобнее. — Двинули?

— Двинули. Пристегнись!

Я пристегнулся.

— Знал бы, что ты такой копуша — не стал бы ждать, — незлобливо сказал Боря, выруливая на почти пустую трассу.

— Да что ты говоришь! И что бы ты там один делал?

Борька надавил на педали:

— Сходил бы в деревню, за самогоном. Потом напился бы в одиночку и начал бы танцевать голышом. Под луной!

— Почему под луной? — улыбнулся я.

— Ты ничего не понимаешь! — сказал Боря. — Это же романтично! Представь: ночь, костер, пустая бутыль из-под самогона… Река плещется, птицы ночные орут. И я! Один! Танцую под луной! — Он бросил на меня взгляд и звонко расхохотался: — Правда, после литра самогона я буду тот еще танцор. Комары засмеют…

Я подбросил в костерок пару сучьев потолще и, откинувшись на спальном мешке, закурил.

Вечерело. Облака медленно тянулись тонкими лепестками по небу, окрашенные заходящим солнцем в ярко-розовый цвет. В воздухе плясал табунок мелкой мошкары, перемещаясь с места на место. Носились стрижи, время от времени подныривая на скорости к воде, потом опять взмывали вверх, чуть не врезаясь друг в друга. И как они так умудряются разлетаться — ума не приложу…

— Хорошо-то как… — протянул Борька, почесав в затылке. И подпрыгнул: — Ешкин кот, клюет!

Он рванулся к спиннингу. Сделал резкую подсечку, и начал остервенело крутить катушку с леской. Спиннинг выгнулся дугой, затрещав на стыках. Крупный кто-то, однако.

Я вскочил, подхватил подсачек:

— Боря, держи его! Только не упускай!

— Не дождешься… — пропыхтел друг, воюя с катушкой. — Лишь бы этому гаду не вздумалось сорваться.

— А ты не давай!

Я залез в воду, держа подсачек в руках. Боря продолжал выводить рыбину, бледный и напряженный. И чего так переживать, подумаешь, рыбу тащит… Наконец-то мелькнул тот, кого мы пытались вытащить. Не знаю, кто это, но немаленький. Огромный хвост на мгновение показался над водой, хлопнул по поверхности и снова исчез, заставив жалобно заскрипеть несчастный спиннинг.

— Ух, ты… — выдохнул Боря. — Не упущу…

Мы все-таки выволокли рыбу. Сома. Килограмм эдак на тридцать. Он лежал на берегу, огромный, головастый, и тяжело раскрывал пасть, в которую запросто уместились бы два моих кулака.

А мы сидели рядом, уставшие, измученные, но счастливые донельзя, и курили, неспешно обсуждая трофей.

— А знаешь, какие пельмени из него вкусные… — мечтательно говорил Борька, лениво трогая голой ногой хвост сома. Рыбина недовольно отзывалась, елозя хвостом по песку.

— Пельмени — это да… Но копченый — он просто во рту тает.

— А ты умеешь коптить? — спросил Борька.

— Конечно. Дед научил. И чего там уметь-то? Прямо здесь можно закоптить.

— Да ну? — подпрыгнул Борька. — И чего мы сидим?

— Не знаю, — зашвырнул я окурок в реку. — Копай яму.

— Какую?!

— Обыкновенную. В метр глубиной. Для коптильни. А я пока подготовлю все, что нужно для этого. Нож есть?

— Да, вон, в моем рюкзаке, в левом боковом кармане возьми.

Я перевернул его рюкзак, отстегнул клапан и вытащил нож. Столовый. С закругленным концом. Из какой-то дурацкой мягкой нержавейки.

— Это что?! — изумленно спросил, рассматривая нож.

— Как что? Не видишь, что ли? Нож! — гордо сказал мой друг.

Я покатился со смеху.

— И чего смешного? — обиделся Борька. — Он, между прочим, очень даже режет все! И мясо в том числе!

— Не сомневаюсь. А я вот свой нашел. Думал, что потерял его, подзабыл, что в шкаф просто убрал.

— И где он?

Я вытащил из кармана чехол:

— Со мной, конечно. Только немного лезвие бы почистить. Не помню, чем его запачкал… — Я щелкнул кнопочкой чехла, открывая. — Кстати, а сейчас и почищу. Ты пока яму в песке здесь копай. Примерно по пояс. Потом стружек настрогаю и сома разделаю.

Борька вздохнул и достал из багажника небольшую складную лопатку. Бросил на меня несчастный взгляд и принялся неторопливо копать.

Я открыл нож. Ну, здравствуй… Жалко, что ты не умеешь говорить, хоть рассказал бы мне, где я так тебе лезвие закоптил-то. Сейчас все исправлю, ладно? Присел у воды на небольшой камень, зачерпнул мелкого речного песка и осторожно прошелся им по лезвию. Потом еще, каждый раз аккуратно ополаскивая нож в воде. Я не боялся ржавчины. Почему-то помнил, что этот нож ни разу не ржавел, будто заколдованный. И улыбнулся, когда наконец-то из-под слоя черного нагара блеснуло лезвие. Ну вот и чудесно. Я тебя запачкал, я и почищу. Извини, что забыл о тебе.

— Ух, какой… — протянул Борька, подходя ко мне. Швырнул лопату, и устало опустился рядом. — Красивый нож. Купил? Или сделал сам?

— Не помню, — сказал я, внимательно рассматривая вычищенное лезвие. Интересно, что эти знаки означают? — Ты не поверишь, но я знаю только, что он со мной очень давно. Служит верой и правдой. Только вот почему я его в шкаф убрал? Ты не в курсе, случаем? Хороший ведь нож.

— Да ты вообще сплошная загадка, — улыбнулся Боря.

Я не ответил, продолжая рассматривать лезвие. Очень тонкая гравировка. Линии, изящные и гармоничные, переплетающиеся с какими-то значками. Что-то смутно зашевелилось в голове. Я прикоснулся к значкам и вздрогнул, когда они вдруг засветились. Слабо так, почти незаметно. Но я это увидел. Только я? Интересно, Борька заметил?

— Светится… — негромко сказал я, повернув лезвие на свет.

— Что? — спросил Боря. — Что светится? Нож?

— Ага. Видишь? — поднес к нему лезвие поближе. — Вот! Смотри!

— Да ничего там не светится, Миш… Закат отразился, а тебе уже и мерещится всякая ерун… Миш, а чего это?! — вдруг хрипло спросил друг и показал на мою руку.

Я недоуменно посмотрел на друга и поднял руку:

— Чего?

И в следующую секунду завыл от боли, когда на кончиках моих пальцев вспыхнул огонек. Небольшой, почти прозрачный, он начал менять цвет, на глазах превращаясь в ярко-синий. Я прыгнул к реке и сунул руку в воду. Но это не помогло. Огонек продолжал так же спокойно гореть и под водой, обжигая кожу… Что за черт?

— Мишка, что происходит? — спросил очень спокойно бледный, как мел, мой друг.

— Не знаю… — повернулся я к нему. — Мне больно, Борька…

Стало светло. В голове нарастал шум, сначала слабый, и потом на меня обрушился шквал боли. Перед глазами замелькали картинки, цветные, хаотичные, неясные. Кто это? Что это? Отпустите меня!

Упал на колени, упершись ладонями в песок, прокусив до крови губу. Я, кажется, вспомнил…

— Мишка! — уже заорал друг…

Нож снова засветился, но уже поярче. Да, я помню…

Я схватил его дрожащими пальцами и начал чертить в воздухе знаки, которые теперь четко светились на лезвии. Теперь помню, что делать. Вырезал в воздухе линию, похожую на ту, что сплетала между собой руны. Как будто поставил последний росчерк. Воздух словно лопнул, выплюнув темное пятно, расплывшееся туманом в воздухе. Борька качнулся и упал в обморок. А я провалился в пятно, закрыв глаза и выставив перед собой руки…

Что интересно, когда я подумал, что посреди этой безжизненной пустыни не мешало бы разбросать камни, то, когда повернулся, увидел за спиной каменную насыпь.

Опа! Откуда? Хм… А если я захочу, чтобы тут росли деревья? Попробуем? Я старательно зажмурился, потом быстро открыл глаза. Ничего… Снова. Нет, ничего не меняется. Резко развернулся. За спиной тоже ничего не появилось. И с этой стороны. Странно.

— И чего вертишься? — раздался хриплый голос за спиной.

Я чуть не вскрикнул от неожиданности. Высокий, с белками глаз без зрачков, крылья… Он стоял, сложив когтистые лапы на груди, и с легкой усмешкой наблюдал за мной.

— Ты кто? — спросил я, выставив перед собой нож.

— Спокойно, Танго. Не делай резких движений. Особенно этим ножом.

— Боишься?

— Нет.

Я сложил нож и сунул в карман. Уселся на камень и уставился на него:

— Почему я не боюсь тебя?

— А чего тебе меня бояться? — чуть шевельнул он крыльями. — Ты меня помнишь?

— Нет. А почему ты меня назвал Танго?

— Это твое имя. Ты сам так представился.

Я долго смотрел на него, пытаясь разглядеть в неподвижных, мертвых глазах что-нибудь. Потом вздохнул:

— Я не помню. Вернее, помню совсем мало. Знаю про это место. Помню ощущение. Знаю немного о своем ноже. Я откуда-то знаю, что не все остаются здесь.

— Ты прав. Не все остаются.

— Я еще знаю, что откуда-то знаком с тобой. Кажется, ещё один с тобой был. Напомни мне — откуда я это знаю?? Пожалуйста… Я ничего не помню.

Крылатый вдруг хищно выгнул спину, расправляя крылья. Низко присел, зашипев, и выставил перед собой лапы. И медленно пошел на меня:

— Давно мечтал найти тебя, когда ты будешь слаб, Танго.

Он прыгнул и подмял меня под себя. Я ударился головой о землю и вскрикнул. Увернулся от удара лапой и резким движением сбросил Крылатого. Ударил его ногой и вскочил. Крылатый опять зашипел, гортанно так, зло. Встал, низко наклонив голову и дернул крыльями.

— Охренел что ли?! — выпалил я, переводя дыхание. — Что я тебе сделал?!

— Асмо’керо! Цриммо, Танго, ксима пль’ерра…

Он подпрыгнул и ударил меня в грудь так, что я отлетел метров на пять. От души хряснулся о землю, подняв невесомую желтую пыль. Закашлялся и кувырнулся вбок, уловив движение сверху. Крылатый грузно шлепнулся на то место, где я только что лежал, развернулся ко мне. Быстро схватил, приподнял одной лапой за шиворот и размахнулся, метя мне в лицо:

— Ты и вправду слаб, Танго. Лучше умри здесь, чем терпеть тебя еще несколько…

Он не договорил. Потому что я вспомнил всё, с самого начала. Дернулся и ударил его ногой в живот. Он выпустил меня, качнувшись. И тогда я ударил его еще раз. Кулаком, со сжатым в нем сложенным ножом. Крылатый свалился, но тут же взлетел, с земли, но не успел увернуться от моего следующего удара кулаком, прямо ему в грудь.

Он зашатался, выставив перед собой лапу:

— Погоди! Танго…

Я схватил его за скрюченные, когтистые пальцы, подтянул к себе, заставив опуститься на колени:

— Брарро.

— Но ты сказал, что не помнишь!

— Я вспомнил. И сейчас убью тебя, Брарро.

— Нет…

Одним движением я сломал ему скрюченные пальцы, дернув на себя. Ударил навстречу коленом в голову, резко развернул и отбросил в сторону. Он упал, беспомощно разбросав крылья, и глухо каркнул.

Я присел над ним и ухватил за крыло:

— Скажи мне, только честно, Брарро. Если я сейчас сломаю тебе оба крыла — что с тобой будет?

— Меня не станет.

— То есть — ты умрешь? Очень хорошо. Лучше умри здесь, чем терпеть тебя еще несколько лет. Так ты хотел сказать?

— Да. — Он с трудом поднял голову и посмотрел на меня. — Убьешь сейчас?

Я открыл зубами нож. Развернул крыло и пробил одним движением кожистую, жесткую перепонку крыла… Брарро зашипел.

— Это тебе на память, Сопроводитель. И еще один знак, чтобы не зарывался больше.

Я развернул его голову к себе и быстро взрезал ему на щеке серую кожу, оставив там знак. Сложил демонстративно нож и отошел. А он вдруг завыл. Тоненько так. Тихо и жалобно. Кожа на месте пореза задымилась. И вой постепенно перерос в визг, от которого заложило уши.

— Заткнись, Брарро. И убирайся.

Он замолк, медленно поднялся, и, шатаясь, побрел куда-то в сторону. Потом развернулся ко мне:

— Я все равно найду способ убить тебя. Ты пришел из Ниоткуда. Ты уходишь в Никуда. Ты решаешь за нас. Ты умеешь читать Списки. Но я не твой раб. Ты портишь нам жизнь своим существованием.

— А не было разговора, что ты раб, Сопроводитель. Я только говорю о соблюдении Законов Списков.

— Я помню, — остановился он. — Ты тоже помни, что только что сделал.

— Помню, помню. Исчезни.

Он тяжело подпрыгнул и стал таять в воздухе. Я проводил его глазами, и устало сел на землю. Что я только что сделал? Что я вообще делаю? Чувствуя, что сейчас сойду с ума, я закрыл глаза. Надо идти обратно… Нащупал нож рядом с собой, на земле, открыл его, вглядываясь в замерцавшие знаки на лезвии, и нарисовал их в воздухе. Протянул руку к появившемуся пятну, раздвинул его и оглянулся последний раз на пустыню.

Я еще вернусь.

Темнота жадно заглотнула меня, наглухо спрятав все звуки и ощущения.

— Танюшка… — Я открыл глаза и сел.

— Сам ты… Танюшка… — обиженно произнес Борька. — Ну и слава тебе, Господи, очнулся! Не пугай так больше, Миш…

Я поднялся, подошел к реке. Сел на корточки, долго умывался, потом развернулся к Борьке:

— Что я делал?

— В смысле?

— Я долго так валяюсь?

— Целую ночь.

— Чего?! — обомлел я, не замечая, как по груди скатываются капельки воды.

Борька вдруг сел и заплакал. Долго сопел, потом вытер рукавом лицо и произнес:

— Я не знаю, кто ты, Мишка. Ты упал, потом побледнел и застыл, будто мертвый. А потом начал что-то тихо говорить, будто спорил с кем-то. И говорил на каком-то непонятном языке… А потом… а потом — ты перестал дышать.

— Надолго?

— Почти на час. Я уже попробовал сделать искусственное дыхание, но не помогло. Сеть тут не берет, так что телефоном не было смысла пользоваться, — тарахтел Борька, нервно грызя грязный палец. — А что еще делать? Я ж не знаю. Так и сидел с тобой, думая, что буду всем говорить… И до города черт знает сколько ехать. И ты тяжеленный, как не знаю кто. Я уж было собрался, решился тебя дотащить до машины. А ты вдруг ожил. Дышал неровно, но потом все стало нормально. Ты где был? Кто ты?! — сорвался он на крик.

— Не кричи. — Я пошарил руками, ища сигареты. Борька швырнул мне пачку и зажигалку, и отодвинулся, стараясь не смотреть мне в глаза… — Не знаю, Борь. Не знаю…

— Ты когда-нибудь убьешь меня своими выходками.

Он сел рядом и тоже закурил. Потом вздохнул и тихо сказал:

— Я отпустил сома. Жалко мне его почему-то стало.

Я вздрогнул и посмотрел на него.

— Поехали домой, а? — Борька встал и протянул мне руку. — Только обещай не помирать, пока ехать будем, а то мне не очень хочется всем объяснять, почему ты неживой…

*******

…С трудом оторвал голову от подушки и взглянул на часы. Половина седьмого. Вечера или утра?

Телефон не успокаивался, норовя сползти с тумбочки, гудя вибратором, как рассерженный шмель. Я подхватил его и нажал на кнопку:

— Да?

— Миша! Привет! Я все не могу дозвониться до тебя! — жизнерадостно затараторила в трубку Юлька. — Думала, ты занят.

— Ага, — ответил я, с трудом подавив зевок. — Я и был занят. Спал.

— Ой! — Она помолчала и осторожно спросила: — Разбудила?

Посмотрел на свои пальцы, которые еще ныли:

— Да ладно. Все равно вставать. Как дела?

— Хорошо. Не считая того, что ты не пришел сегодня…

— Юль, да работа все время отнимает, понимаешь. Я думал, что освобожусь пораньше, а тут…

И замолчал. Мама дорогая!

— Я понимаю, Миша… — грустно ответила Юлька. — Но думала, может, всё же, ты сможешь прийти…

— Юлька! — заорал я в трубку. — Прости! Уже бегу!

— Миш, погоди! Если ты устал…

— Все! Жди!

Я подпрыгнул, крякнув от боли. Выскочил с кровати и наступил на хвост Тимофею, который безмятежно дрых возле кровати. Тот подпрыгнул и заверещал благим матом.

— Блин, Тимоха! Ну чего ты хвост выставил на всю квартиру! — подхватил я щенка и погладил по голове. Тот еще секунду посопел обиженно, потом неуверенно взмахнул хвостиком и потянулся ко мне. — Да погоди, потом облизывать будешь!

Я аккуратно опустил его на пол и стал натягивать штаны. Потом понесся на кухню, насыпал Тимофею в чашку корм и вывалил в блюдце варенье:

— Лопай! Тока не все сразу, а то попа слипнется!

Тимошка радостно тявкнул и поскакал к чашке, ткнулся в нее носом и довольно захрустел кормом. Вот и ладненько…

Подарок Юльке я приготовил уже давно. Только и вправду забыл, что день рождения сегодня.

Ветер толкнул в грудь, когда я выскочил из подъезда, и попытался прищемить мне руку входной дверью. Но не успел. Я проскочил быстрее.

Напротив моего дома, в маленьком парке, цветочный ларёк был открыт всегда.

— Привет, — улыбнулся я продавщице, молодой девчонке, сидевшей за маленьким прилавком. — Мне цветы нужны!

Она тоже улыбнулась:

— Так выбирайте.

Я пробежался глазами. Банальные розы, всех немыслимых расцветок, гладиолусы, гвоздики, даже кактусы есть.

— А что-нибудь интереснее этого есть?

Девчонка помялась, потом кивнула головой на полку:

— Есть орхидеи. Есть тигровая орхидея. Красивая. Но она дорогая.

— Тащи!

И вправду красивая. В стеклянной коробке. Нежная и воздушная.

— Сколько?

— Девятнадцать тысяч, — виновато сказала продавщица. — Я же говорю, дорого.

Я молча вытащил из кармана деньги, отсчитал и одним движением припечатал к прилавку.

— Ух, ты… — протянула девчонка. — Мне бы так. Завидую вашей избраннице. Ой… Простите…

Я было развернулся, но остановился и посмотрел на нее. Потом подошел обратно, сам снял с полки вторую орхидею, с нежно-розовыми лепестками и поставил на прилавок:

— А эта сколько стоит?

— Столько же, — протянула девчонка испуганно.

Так же молча достал деньги, положил на прилавок. Забрал цветок и пошел к двери. Повернулся на пороге и спросил:

— Тебя как зовут-то?

— Аня, — сказала девчонка.

— Ясно…

Вышел наружу, поставил первую орхидею на подоконник, потом зашел обратно. Подошел к прилавку со второй орхидеей и торжественно произнес:

— Привет! Аня, я давно хотел сказать тебе спасибо! За то, что… За то, что радуешь нас цветами.

— Ой… — тихо пискнула она, прижав ладони к щекам. — Скажете тоже — радую цветами. Я же их не выращиваю…

— Знаю, глупо как-то звучит, но у меня нет времени придумать повод, чтобы подарить эту орхидею. Это — тебе, в общем.

Я поставил цветок перед ней. Потом протянул руку, взял ее ладошку и поцеловал. Улыбнулся и вышел, забрав свою орхидею. А она так и не проронила ни слова, продолжая смотреть на цветок.

Пусть будет добрым твой день, продавщица Аня.

Вылетел на дорогу, выставив правую руку в сторону. И тут же отпрыгнул в сторону, когда возле меня лихо тормознула раздолбанная «шестерка».

— Куда? — весело спросил водитель, здоровенный мужик, в кепке, лихо заломленной набок.

— Улица Авиаторов.

— Запросто! Прыгай!

Я уселся рядом, на пассажирское сиденье и пристегнулся. Машина коротко взвизгнула и понеслась по дороге.

— Местный? — поинтересовался мужик, почти объехав лужу, и, тем не менее, умудрившись вляпаться в нее по самое днище.

— Ага.

— Это хорошо… Женат?

Я вздохнул. Не люблю такие расспросы.

— Нет еще.

— А ты и не торопись! — вдруг широко улыбнулся мужик. — Погуляй еще, подумай. Молодой ведь, хоть и седой весь. Воевал?

— Нет, не пришлось… А поседел не из-за этого.

— Ну и ладно, с кем не бывает. А это что за цветок такой?

— Орхидея. Тигровая.

— Ишь ты… — уважительно протянул мужик. — Для подруги?

— Почти.

— Все, приехали! Вот твоя улица.

Я полез в карман:

— Сколько с меня?

— Дурак, что ли? — обиделся мужик. — Оставь! Иди уже, а то подруга заждалась, наверное.

— Спасибо, друг! — Я пожал ему руку. — Большое спасибо.

— Да не за что, — подмигнул мужик. — Бывай!

Машина рванула дальше по дороге, а я пошел искать дом Юльки.

Я не бывал днем у нее, больше ночью, когда иногда провожал ее с танцев. Не выпадало как-то такой возможности побывать днем. Смешно: все выглядело совсем иначе, чем ночью. Ага, вот, дом номер восемь. Квартира… Тут.

Небольшой трехэтажный домик, уютно притулившийся между двумя огромными деревьями, такой же старый, как и они. Грязный дворик, с остатками каких-то небольших ржавых конструкций. И растрескавшийся от времени асфальт, который, по-видимому, никогда не чинили.

Откуда-то громко неслась музыка. Пойдем по звуку, надеюсь, что это у Юльки. Номер квартиры… А, точно, у нее так орёт. Я остановился перед старенькой дверью и робко нажал на кнопку звонка. Сначала стихла музыка, и я нажал еще раз. Дверь распахнулась, и в дверях нарисовалась девица, в приличном подпитии, которая уставилась на меня, опершись на косяк:

— О! Привет! Ты кто? Доставщик цветов? — И, не дожидаясь ответа, крикнула куда-то за спину: — Юлька, тут какой-то мальчик пришел!

Но выскочила еще одна девушка. Встала рядом с первой и тоже уперлась на меня взглядом:

— Привет, юноша! Это мне цветок? — протянула она руку.

— Пальцы сломаешь ненароком, — улыбнулся я ей. — Ручку-то убери…

Девушка отдернула руку:

— Если не мне, то кому?

— Ты Юля?

— Нет.

— Тогда не тебе.

Не люблю дам в подпитии. Не потому, что пьяные, а потому что… просто не люблю. И тогда становлюсь грубым и нахальным. Короче, совсем не джентльменом становлюсь.

Наконец-то выскочила Юля, вся запыхавшаяся и с виноватой улыбкой:

— Мишка… Здравствуй!

— Здравствуй, Юлькин. — Я нагло отодвинул девушек и зашел в прихожую. Обнял девушку и протянул ей орхидею: — С днем рождения!

— Ми-и-ишка… Спасибо, родной! — Она потянулась и звонко чмокнула меня в щеку. — Как красиво…

— Ух, ты! — фыркнула первая девица. — Так это и есть тот самый Миша? Хм… — Она осмотрела меня с ног до головы. — Юль, ты где его взяла?

— Там уже нет таких, — предвосхищая ответ Юльки, ответил я, глядя прямо в глаза девушке.

Юлька молча схватила меня за руку и потащила в комнату. Толкнула на кресло:

— Миш, не надо. Ты хотя бы не порти мне день рождения.

— Это кто такие? — откинулся я на спину и вытянул ноги.

— Работаем вместе. Нагловатые, конечно, но выбора нет. Я их скоро выпровожу.

— Помогу ежели чего, — ухмыльнулся я. — Ты меня покормишь, Юль? Есть хочется…

Юлька улыбнулась и понеслась на кухню. А девушки ввалились в комнату, уселись вальяжно на диване и принялись меня осматривать.

— Ты бойфренд нашей Юли? — спросила одна, высокая, с короткой стрижкой и тонкими губами, и томно откинула руку на спинку дивана.

— Нет.

— Просто друг?

— Нет.

Она удивленно повела подбородком:

— Если ни то и не другое, так кто же ты?

— Очень хороший друг. Так лучше?

— Давай дружить? — неожиданно брякнула одна. — Меня Лена зовут.

— Вы, кажется, собирались уже идти? — невинно улыбнулся я.

Они переглянулись.

— Хамло, — констатировала одна.

— Какой есть, — пожал я плечами и тихо сказал. — Слушайте, это допрос или просто любопытство?

— И то и другое, Миша, — ответила вторая. — Интересно ведь, с кем наша Юлечка общается.

— С плохим и нелюдимым Мишей. Который не очень любит, когда пытаются выяснить, кто он такой.

— И что ты сделаешь? — ехидно осведомилась девушка.

— Ничего. Но обычно любопытным настроение порчу надолго. И вообще… Поздно уже как-то, вам не кажется? И темнеет сейчас тоже быстро. Личности всякие по подворотням шастают, опять же… Я вот как-то с хорошего настроения быстро съезжаю чего-то. А когда съезжаю — моя крыша за компанию, — и немного нагнул голову, вперившись тяжёлым взглядом на девушек.

Вошла Юлька, неся в руках блюдо с пловом. Поставила на стол и недоумённо уставилась на девушек, которые начали суетливо собираться:

— Вы куда?

— Да пойдем уже, Юль. Поздно, да и далеко ехать.

Они как-то бочком пошли к выходу, невнятно попрощавшись и старательно пряча глаза.

— Я сейчас… — повернулась ко мне Юля. — Провожу.

Я кивнул головой и поставил блюдо перед собой. Взял ложку и принялся есть горячий рассыпчатый плов, вкусно пахнущий мясом. Налил чай…

— Странно… — сказала Юля, входя в комнату. — Ничего не сказали, просто ушли. Ты им что-то сказал?

— Я? Да как я могу? Посмотри в мои честные и добрые глаза! Наверное, просто обзавидовались и решили уйти.

— Врешь ты все, Мишечка, — вздохнула Юлька. — Но все равно, так рада, что ты пришел. Извини, что я позвонила и разбу…

— Торт есть? — прервал я её. — А варенье? Не дай помереть сладкоежке! И чай, ага.

…Юля сидела напротив, подперев кулачком подбородок, и с легкой улыбкой смотрела, как я уплетаю торт.

— М-м-м… Сама делала?

Она кивнула головой:

— Сама. Бабуля научила. А плов, конечно, не такой, как у Бахрома, но все же…

— А, да, кстати… — вскочил я и пошел за курткой в прихожую. Достал из кармана маленький сверток и вернулся в комнату. — Это тебе!

Юлька удивленно взяла сверток и начала разворачивать. Потом вскрикнула и уставилась на меня огромными глазами:

— Ты сошёл с ума…

— Есть такое, — кивнул я. — Причем давно, причем надолго. Надеюсь, тебе понравится.

Этот томик стихов, который был преподнесен в подарок королеве Виктории самим Шекспиром, был презентован мне давным-давно. Он хранился в частной коллекции, у одного знатного дядьки. Который, к слову, был большим любителем попутешествовать и позаниматься экстремальными видами спорта, в том числе — альпинизмом и скалолазанием.

Чем приглянулись ему наши горы — понятия не имею. Но он в них влюбился… И приехал отдохнуть к своим друзьям, которые решили устроить ему экстремальный отдых. Нужен был опытный проводник. Были опрошены все клубы горного туризма в городе, и в итоге каким-то образом вышли на меня.

Надо сказать, что отдых удался. Пока под конец отдыха дядька не сломал себе лодыжку, поскользнувшись на камне. Я нашел его быстро и тащил на себе пару километров, закрепив его ногу самодельной шиной. Дядька шипел от боли, ругаясь на незнакомом языке, но всё же выдержал.

Не буду рассказывать, сколько шуму было. Как прислали из посольства его страны вертолет медпомощи и увезли его прямо в аэропорт, где его с огромными предосторожностями загрузили в самолет и отправили домой. А мне сунули маленький сверток с деньгами.

Я почти забыл об этой истории, когда где-то через пару месяцев вдруг к моему дому подъехал огромный лимузин с флажком иностранного государства на капоте. И через пять минут в квартиру постучались, а еще через пять минут мне был торжественно вручен большой пакет… Когда я развернул, в нем оказалось письмо от того дядьки, деньги и этот томик стихов. Я пожал плечами и убрал его в шкаф. Только через два года узнал реальную стоимость и уникальность этой маленькой книги, в потемневшем кожаном переплете. Спасибо Юльке, которая в интернете откопала информацию по этой интересной книжке. Она-то английским владеет в совершенстве, а я, увы, английский не знаю… Но так и не решился ее продать.

— Миш… Я не знаю, что сказать… — тихо сказала Юлька. — Я не могу принять такой подарок.

— Обижусь. И пойду домой. — Я отрезал себе еще кусок торта и положил на тарелку. — Кстати. Всё никак не соберусь спросить…

— Что?

— А ты одна живешь?

Юлька осторожно положила книгу на стол и села:

— Да. Бабуля умерла полтора года назад, и с тех пор — совсем одна.

— А родители есть?

— Нету… — Она как-то поникла вдруг. — Мама погибла, когда мне было восемь лет, а папу я не знала. Меня забрала к себе бабуля, и воспитывала до самой смерти.

— Извини, Юль…

Мне вдруг стало стыдно. Я отодвинул тарелку, и сунул руки в карманы от неловкости.

— Да ладно, что ты… — виновато улыбнулась она. — Хочешь, фотографии покажу?

— Ага!

— Я сейчас!

Она подскочила и побежала в комнату. Вышла с пачкой альбомов и альбомчиков в руках и водрузила все это мне на колени:

— Будешь смеяться — убью!

— А над чем смеяться-то? — спросил я, свалив все на диван и взяв первый попавшийся альбомчик из кучи. — Над твоими школьными косичками?

— У меня короткая стрижка в школе была, — ответила Юлька, усаживаясь рядом. — Это после школы мне вдруг захотелось длинные волосы.

— Ясно. Ну-с, девушка, поглядим, на Вашу короткую стрижку…

Я открыл альбом.

И увидел Таню.

Я даже помню, где была сделана фотография. И как сделана. Потому что это я фотографировал.

— Вот, смотри… Сейчас… — сказала Юлька и застыла в движении. — Мишка, что случилось?!

— Юль… — как можно спокойнее спросил я, стараясь не закричать. — Откуда у тебя эта фотография?

— Это моя мама, Миш. Она погибла много лет назад. А что случилось?

В голове будто щелкнуло что-то. Танюшка как-то говорила, что назовет дочь в честь матери. А Юлию Сергеевну я знал. И так ни разу не видел дочь Тани.

Так значит…

Господи…

— Миша?! — всполошилась Юлька. — Ты плачешь?!

Я молча сгреб Юльку в охапку. Да так и сидел, покачиваясь, долго-долго, держа фотографию в руке…

…Светало. Я тихонько слез с куцего дивана, где промаялся всю ночь, ворочаясь и чертыхаясь, и пошел на кухню. Поставил чайник и закурил, тихонько открыв окно. Потом нашел в холодильнике баночку засахаренного меда и принялся сооружать бутерброд.

Голова была совершенно пустая. Мы ещё долго разговаривали, а потом девушка ушла спать. Стараясь не шуметь, я тихо пробрался в спальню. Юлька спала, чему-то улыбаясь во сне, откинув руку вбок. Я осторожно поправил одеяло, и простоял минутку, вглядываясь в лицо девушки. И так же осторожно ушел обратно, притворив за собой дверь. Но в коридоре умудрился налететь на обувной шкафчик, который незамедлительно возмутился, со смачным грохотом опрокинувшись на пол. Вот сволочь!

Юля выскочила из комнаты, хлопая глазами спросонья, и облегченно вздохнула, увидев меня:

— Привет. Ты чего шумишь?

Шкафчик опять опрокинулся. Я легонько пнул его и проворчал:

— А чего у тебя всякие ящики под ноги бросаются?

Она рассмеялась. Потом со смаком потянулась и пошла на кухню:

— Как спалось?

— Не знаю. Без снов. Я тут чай вскипятил.

— Угу. Ой… Этому мёду уже столько лет, никак не выкину. Ты его есть собрался? Может, я тебе лучше что-нибудь другое приготовлю?

— Можно подумать, что есть из чего готовить… — фыркнул я. — Плов вчера доели, торт не хочу. А пошли в магазин? Булочку б сейчас, свежую…

— Идем.

Юлька быстро оделась, нацепила ботинки и открыла дверь:

— Сок какой-нибудь купить надо. Молоко. И яйца. Я тебе омлет сделаю.

— Купим.

Магазин стоял через три дома от Юлькиного, поэтому я даже не стал брать куртку, только сунул портмоне в задний карман джинсов. Сонный охранник только кивнул головой, пропуская нас, лишь бросил взгляд украдкой на девушку. Я сделал вид, что не заметил, отсекая собой Юльку, и прошел вслед за ней в тихую пока что прохладу супермаркета. Схватил корзинку и сразу направился к полкам с конфетами.

— Не знала, что ты сладкоежка до такой степени, — хихикнула за спиной девушка, неслышно встав у меня за спиной.

— Молчи, женщина. А то тоже любить заставлю! — отмахнулся я, набирая в целлофановый пакетик конфеты. — У тебя сахара нет, а мне без сладкого никак вот нельзя.

— Да что ты? Ясно. А я фигуру берегу.

Я окинул ее критическим взглядом и почесал в затылке:

— Если и дальше так беречь будешь, то мне придется подарить тебе кирпич.

— Зачем?

— А чтобы тебя ветром не унесло.

Она сделала вид, что обиделась и шутливо хлопнула меня ладошкой по спине. А сама пошла в молочный отдел. Я набрал конфет, прихватил банку мёда и сгущенку, и пошёл смотреть колбасу.

— Здравствуйте! — сонно улыбнулась девушка-продавец, упершись руками в прилавок. — Могу чем-то помочь?

— М-м-м-м… А «Московская» колбаса есть, с Останкинского комбината?

— Есть. Свежая. Будете брать?

— Буду. Всё буду. А это что?

— Копченые ребрышки.

— До кучи пару килограмм взвесьте. И во-о-он тот кусочек сыра… Это какой?

— «Мирабо».

— Пойдёт. Давайте.

Девушка неторопливо все взвесила, и стала упаковывать в пакетики. Потом сложила все в один и протянула мне:

— Прошу. Спасибо за покупку!

— Вам тоже спасибо, — улыбнулся я, положил все в корзинку и отправился за Юлькой.

Она стояла возле полки с йогуртами и задумчиво изучала упаковки.

— Чего смотришь?

— Да вот думаю… — повернулась она. — И ананасовый хочется, и персиковый. А какой выбрать — не знаю.

— Оба бери.

— Дорого, Миш.

Я презрительно хмыкнул и сгреб две упаковки йогуртов в корзинку, потом наклонился к ней и сказал:

— Очень много раз говорил тебе: если нужна помощь — просто скажи. А сегодня завтраком тебя кормлю я. Вопросы есть?

— Нет, — моргнула растерянно Юлька. — Но ведь это всё равно дорого.

— Тьфу ты!

Я потащил ее к кассе, прихватив по пути большой батон и две пакета с булочками. Бухнул корзинку на кассу и сказал девушке-кассиру:

— Доброго утра ещё раз!

Девушка даже не ответила, лишь чуть кивнула, и начала вытаскивать продукты из корзинки. Быстренько все пробила и сложила в пакеты. Протянула нам и наконец-то соизволила произнести:

— Доброго дня, приходите ещё.

— Спасибо, обязательно!

Целый день мы просидели на кухне, разогревая уже неизвестно какой по счету чайник.

Теперь о Тане рассказывал я. О горах, о совместных походах. Юлька притащила небольшую шкатулку, битком набитую камушками, разными. Я перебирал их и рассказывал откуда какой. Так уж получилось, что камушки в совместных походах для Тани приносил я, выбирая те, что красивее по моему мнению. Обычай такой, на память…

— Миш? — осторожно спросила Юлька, когда я замолк, складывая камушки обратно. — А как она погибла? Бабушка сказала, что она разбилась в горах. Это правда?

Я кивнул, чувствуя, как предательски задрожал подбородок.

— Да, Юль. Бабушка правду сказала. А я не смог на похороны приехать.

— Почему?

— Мы вместе с ней разбились, Юлька… Только я выжил, а она нет. Прости меня.

Она молчала очень долго, вцепившись в мою ладонь. И нервно рисовала пальцем какой-то узор на старой клеенке с выцветшими, полустертыми цветами.

— Юль…

— Я как чувствовала, Мишка, — сказала она, не поднимая глаз. — Как чувствовала, что ты не зря появился. Нет в мире случайностей, правда? Я знала, что ты — не случайный человек, Мишка.

Я молчал.

— Когда бабушка умерла, подумала, что весь мир против меня. И нет никого, и никто не придет. А ты пришел… Ты ведь от мамы, правда?

Она тихонечко всхлипнула и уткнулась в мою руку. Я прижал ее к себе и осторожно поцеловал в пахнущие солнцем волосы:

— Правда, Юлька…

Так и было. Я и правда познакомился с ней через три месяца после похорон бабушки. Так и было…

******

Я потоптался перед вывеской с гордой надписью «Областной Дом Культуры», вздохнул и потянул тяжеленную дверь, за которой сразу открывался вид на великолепный холл, украшенный зеркалами. Черный гранитный пол, сверкающий чистотой. Откуда-то сверху слышна музыка и голоса. И одинокая бабуля-уборщица, любовно надраивающая полы…

— Здрасьте! — остановился я возле нее и широко улыбнулся: — Бабулечка, а где здесь танцы?

Уборщица отшатнулась от неожиданности и смерила меня презрительным взглядом:

— Ирод! Напугал! Туда иди, на третьем этаже твои танцульки!

Она подхватила мятое ведро и пошла куда-то, громко рассуждая о том, что «…вот раньше как было? Танцы так танцы! А сейчас чего? Так… Кривляния сплошные…»

— Спасибо, бабулечка! — сказал я и поскакал по лестнице наверх…

А чего меня потянуло на танцы-то? Вернее — на танго? Я даже ужаснулся первый раз, когда вдруг захотелось… Я и танцы? Не-е-ет… Но не прошло и двух дней, как захотелось с новой силой.

Вот она, сила кино! Насмотрелся, называется, фильмов о красивой жизни. И очень впечатлился, когда увидел какой-то фильм, где молодежь учили танцевать танго. И все. У меня сорвало крышу… Танго!

Дальше было быстрее. Обзвонил все Дворцы культуры в нашем городе, узнавая, где есть секции танго, и вот тебе, пожалуйста. Пришел. Танцор, тоже мне…

На третьем этаже, в маленьком холле, остановился перед двумя зеркалами. Спросил сам себя, чего приперся, и толкнул дверь, за которой слышалась музыка.

— Э-э-э… здравствуйте! — громко сказал я, когда музыка стихла. — А кто тут старший?

Так я познакомился с Димой, тем самым молодым человеком с вихляющей походкой. Это сейчас он Дима, а тогда он подошел и, всем своим видом показывая великую значимость самого себя в этом мире, вежливо произнес:

— Здравствуйте. Меня зовут Дмитрий Алексеевич. Чему могу быть полезен?

— Миша, — сунул я ему руку и стиснул его узкую ладошку так, что Дмитрий Алексеевич сдавленно пискнул и затоптался на месте. — Ты танго танцевать умеешь?

Дима растерялся. Группка девчонок в углу громко прыснули.

— Умею.

— Научишь?

— Я… не знаю…

— Как это — не знаю? — Я не торопился отпускать его ладонь. — Ты ж умеешь?

— Ну… я не буду с вами танцевать!

— А я говорил, что хочу тебя в партнеры?

— Нет.

— Чудесно, Дима. Найди мне партнершу и научи, ладно? Оплату гарантирую согласно твоим тарифам.

— А… хорошо… Правда, я даже не знаю… Насчет партнерши, но…

— Дим? — Я подтянул его вплотную и проникновенно уставился глаза в глаза. — Всё понимаю, но я предпочитаю партнершу. Девушку. Женщину. Не тебя.

— Да я понял! — с отчаянием пискнул Дима, отступая. — Просто нет свободной партнерши!

— Найдем.

Я посмотрел в зал. Те девчонки сразу заинтересованно вскинулись, и принялись улыбаться и поправлять причёски.

— О! Секунду…

Девушка танцевала одна. Самозабвенно так, сложив руки так, будто танцевала с партнером. И отпрыгнула, когда наткнулась на меня… Маленькая ростиком. По сравнению со мной, разумеется. Круглое, симпатичное личико, светлые с рыжинкой солнечной волосы, немного вздернутый вызывающе носик. Большие серые глаза. И вся такая аккуратная, ладная. Подумалось, что я ее где-то видел, но мало ли встречалось девушек на улицах.

Я невольно поймал себя на мысли, что любуюсь ею. Нравятся такие почему-то.

— Здравствуйте! Меня Миша зовут.

— З…здравствуйте… — оробела девушка. — А я Юля.

— Очень приятно. Юля, давай танцевать?

Интересно, как долго окружающие могут выносить мою наглость? Я иногда сам себя за неё не выношу.

— Давайте, — просто согласилась Юля. — А вы умеете?

— Нет. Но Дима сказал, что научит, — кивнул я на преподавателя, который топтался там, где его оставил. — Только, говорит, партнера для меня нет. Вы будете моей партнершей по танцам?

— Я не знаю… — смутилась Юля, посмотрев на Диму. — У меня есть партнер. Правда, он уже два занятия пропустил. Сергей его зовут.

— Сергей срочно заболел. Ну, или заболеет, если надо. Я теперь буду, можно? Я хороший! Могу расписку написать, что ни-ни, ни словом, ни взглядом не обижу.

Мне страшно нравилось, как она смущалась. Дима обреченно вздохнул, когда громко сообщил ему о том, что у меня теперь есть пара. Девчонки разочарованно переглянулись. А две пожилые женщины так и не прекратили танцевать, держась за руки…

— Сколько вам лет? — спросила Юля, когда после танцев я пошел ее провожать.

Город засыпал. Мы не успели на последний автобус, идущий в район, где жила Юля. И теперь неторопливо шли по ночной улице…

— Не «вам», а «тебе». Это первое. Второе — мне тридцать пять. Старый.

— Старый! — рассмеялась девушка. — Скажете тоже! Скажешь… Не старый! Вам… Тебе не дашь тридцать пять.

— А сколько? Тридцать четыре — это нормально? Я приврал на год, чтобы солиднее выглядеть.

— Да ну тебя… — шутливо сказала Юля и остановилась. — Мы пришли. Тут я живу, — кивнула на небольшой дом, в котором горело всего два окошка. — Зайдешь?

— Так сразу и незнакомого дядьку приглашаешь?

— Ты хороший. Я знаю.

Очень, помню, удивился.

— Нет, Юль… — Я глубоко вдохнул свежий воздух. — Успею еще. Увидимся на следующем занятии?

— Ага. Я приду. Ну… пока! Спасибо, что проводил, Миш…

Она тронула ладошкой мою руку и пошла быстрым шагом к дому. Я смотрел долго, как она зашла. Потом зажглось окошко на третьем этаже. Появилась Юля, задвинула занавески и приоткрыла форточку…

Я повернулся и пошел обратно, сунув руки в карманы. Понятия не имею, почему подошел к ней на танцах. Вот как стукнуло что-то. Подумаешь — человек сам с собой танцует. Но она делала это самозабвенно, отключившись от всего мира. Может, это глянулось? Вряд ли. Просто именно к ней подошел. Тьфу ты! Ну подошел и подошел… Посмотрим.

И с тех пор, вот уже почти два года мы танцуем с Юлькой. Правда, я так и не научился той плавности, которую пытался вбить в меня Дима, и часто оттаптывал Юльке ноги. А ее смешило, как я сопел с серьезным лицом, всем своим видом изображая страсть. Не, ну, а что? Танго — танец страсти, так ведь? Вот и изображаю. И это Юлька подарила мне крошечного щенка, у которого только-только открылись глазенки. И я назвал его Тимофеем, несмотря на протесты девушки.

— А то живешь, как Бармалей! — заявила она, поглаживая сопящего щенка, который вдруг уснул у меня в ладонях. — А так, хоть кто-то дома живой есть…

Права она. И вправду, как Бармалей. Друзей нет, девушки нет, родителей не помню. Никто не звонит и не пишет. И телевизора нет, только телефон и планшет. Даже социальные службы как-то позабыли обо мне в последние пару лет…

И кто я такой, если не Бармалей?

*******

…Как это происходит — я не знал. Какие силы этим управляют — тоже не задумывался. Просто вдруг начинал вибрировать воздух и появлялось покалывание в пальцах. И ещё я понял, что нож меня звал, когда чье-либо имя попадало в список Изменений, впрочем, я называл его Смутным. Потому как смутно себе мама-природа представляла, что ей надо от того человека, который попал по ошибке к Сопроводителям. Что-то типа — а ты забирай его, Мишка, а там разберемся, типа, максимум — обратно отправим. Только как это назвать? Звал или приказывал Список? Не знаю.

Я доставал нож, внимательно изучая новые знаки-руны, которые появлялись на лезвии, потом чертил их в воздухе — и проваливался в черноту…

— Привет!

Девушка отпрыгнула и удивленно завертела головой. Ну, как обычно. Сейчас вопросы будут.

— Ты кто?!

Я улыбнулся и протянул руку:

— Ты потанцуешь со мной?

— Я подумаю! — не улыбнулась она в ответ, и нахмурилась. — Ты ангел?

— А кто это? — прищурился я.

— Ну вот… — огорченно протянула она. — Значит, я в ад попала. Господи, за что мне это…

— Не переживай. Ты не в аду. Там вряд ли тебе предложат потанцевать. Да и нет такого места нигде.

— А ты еще и шутишь. — Она села на землю. — Забери меня отсюда, а? Мне очень страшно…

— Не сомневаюсь. — Я почувствовал напряжение в воздухе. — Сейчас будет еще страшнее…

— С чего ты…

Девушка осеклась, когда перед ней выросли Сопроводители. Закрыла глаза и закричала от страха. Впрочем, редко кто оставался спокойным при их появлении. Блин, какие же они всё-таки страшные-то… Они свалились, как обычно, из ниоткуда, и тут же деловито начали подкрадываться к девушке, которая отползала от них. При этом вдруг пнув в ногу подошедшего к ней Крылатого. Сопроводитель зашипел, расправляя крылья. Я вздохнул и спрыгнул с камня:

— Как дела, Брарро?

Они резко обернулись и теперь зашипели уже оба.

— Хватит шипеть. Шипелки… — Я медленно погладил нож. — Она остаётся со мной, Сопроводители. Её имя в Смутном списке.

— Врешь! — отрезал первый. — Калль’тьярр муска миррл’о!

— Ну хватит уже кипятиться, — устало усмехнулся я. — Хочешь проверить? Открывай списки.

Они переглянулись.

— Ты не можешь читать списки, человек!

— Такое ощущение, что вам периодически память отшибает. Причём — обоим. Проверим? Взлетай!

Он схватил меня, подбросил. Нарисовал знаки и открыл списки, так уже знакомо замерцавшие синим огнем… Ладно, посмотрим. Сопроводитель уставился на меня, когда я решительно сунул руки в огонь, глубоко вдохнув, и начал собирать ее имя, всплывшее у меня в голове. Собрал, подтолкнул к желтому списку. И имя послушно свернулось, устроившись в парящих в воздухе строчках, окрасившись в легкий желтоватый цвет.

— Ну? Убедился?

— Цкиррон… — потрясенно процедил Сопроводитель, глядя на меня пустыми белыми глазами. — Ты не человек!

— А кто? Ах, да, ты ж меня не знаешь! Очень приятно! Меня зовут Танго, я уже представлялся, в отличие от тебя. И она идет со мной.

— Нет.

Он взмахнул лапой. Меня тряхнуло, и я довольно чувствительно шлепнулся на землю.

— А вот это ты зря, Крылатый… — сказал я, медленно поднимаясь с земли. — Ты ведь тоже идешь против правил.

— Тебе никто не давал права решать — останется она здесь, или уйдет с нами. Это решают Списки!

Второй расправил крылья и начал медленно приближаться.

— Вам, кстати, тоже. Никто не давал права, я имею в виду. Ваша задача — сопроводить ее в Мир Тишины согласно Спискам. Но ее имя в Смутной строке. Так что, давайте не будем?

— Откуда ты знаешь? — застыл первый.

— Слушай, вот реально, что с твоей памятью, Брарро? Или так, дурочку валяешь?

— Не твое дело, — в тон ответил он. — И я здесь решаю, что делать!

Ишь ты! Я не успел глазом моргнуть, как мне в горло вцепилась когтистая лапа. Приподняла и с разгона швырнула на землю. Ладно… Я встал и зубами открыл нож. Выставил перед собой и пошел на Сопроводителя. Он удивленно обернулся и зашипел, раскинув крылья. Прыгнул на меня… Я присел, уворачиваясь от удара крылом, но не совсем быстро это сделал. Меня снова сшибло и протащило по земле. Ударившись лицом, выставил руки, пытаясь остановить скольжение. Не успел развернуться, как меня снова приподняло. О, черт… Ребра хрустнули, когда Сопроводитель впечатал меня с разгона в валун, на котором я сидел до этого. Ах, ты сволочь…

Когда он снова меня приподнял, я ударил его локтем прямо в лицо. Потом еще раз, вложив всю ярость в удар. Сопроводитель удивленно хрюкнул и выпустил меня. Девушка, сидевшая до этого неподвижно, вдруг вскрикнула и закрыла лицо ладонями… Сопроводитель снова зашипел. Легко подпрыгнул, взмахнув крыльями, и ринулся вперед. Я отшагнул в сторону, пропуская его мимо себя, быстро развернулся и метнул вслед ему нож, который с легким свистом распорол воздух и вошел между крыльев по самую рукоять.

Сопроводитель глухо закаркал-засмеялся и развернулся ко мне.

— Дурак ты, человек! Ты не убьешь его так! — сказал первый.

Повернулся ко второму, который вдруг завертелся, вереща, и пытаясь дотянуться до ножа. Замер удивленно…

— Ну-ну. Это ты так думаешь или еще кто-то? — спросил я, вытирая разбитые губы.

Это было неприятно — смотреть, как корчится от боли Сопроводитель. Он стоял, широко раскинув крылья, и покачиваясь, будто пьяный. Кожа пошла буграми, вспучиваясь, и он зашипел, с хрипом, с каким-то бульканьем, выплюнув черную пыль. Зашевелился слабо, и свалился, подняв облачко пыли. Попытался протянуть лапу ко мне. Но не смог.

— Саррамо… Крас’еъло, Саррамо? Саррамо!! — захрипел первый и развернулся ко мне, ощерив мелкие острые зубы.

— Да пошел ты! — Я демонстративно подошел к лежащему Сопроводителю и вытащил нож из скорчившегося тела. — Ты все так же ставишь под сомнение Списки?

Сопроводитель отшагнул назад. Подошёл к первому, обхватил поперёк тела, подняв над землёй. И исчез, быстро взмахнув крыльями. Я повернулся к девушке, продолжающей смотреть перед собой остановившимся взглядом, и протянул ей руку:

— Вставай.

Она подняла на меня глаза и тихо спросила:

— Ты его убил?

— Да. Вставай.

— Из-за меня? Почему?

— Какое твое дело? Вставай уже! — Я взял ее за руку и рывком поднял.

Она покачнулась:

— А тот… второй? Он вернется?

— Вернется. Но мы его опередим.

— Как?

— А это уже тебя не касается, — улыбнулся я. — Закрой глаза!

Девушка повиновалась. Я повернул лезвие, рассматривая руны. Быстро вычертил над головой девушки причудливые знаки. И мягко толкнул ее в развернувшееся за ее спиной сияние. Она широко распахнула глаза, взглянув на меня, и я отвернулся. Не надо меня запоминать, девчонка. Лучше живи достойно, ладно? Если тебе не дают уйти, то живи… Подождав, когда погаснет свет, я начертил новые знаки, уже для себя. Обернулся напоследок на серую горку пыли, сиротливо лежащую посреди камешков, и сунул нож в карман.

Что ж, Сопроводители, по крайней мере, никто из вас не скажет, что вас не предупреждали. Я шагнул в пустоту. И в следующую секунду получил оглушающий удар в затылок. Успев, развернувшись, разглядеть оскалившееся лицо второго Сопроводителя, его когтистую лапу, занесенную для второго удара. Как ты, черт тебя возьми…

И только успел выставить руку, защищаясь, как он ударил. Рука ощутимо хрустнула, выстрелив жарким облачком боли, и когти распороли мне лицо и шею. Сопроводитель хрипло каркнул и толкнул меня.

Зараза…

…Это очень больно, когда тебя бьют током, пытаясь оживить остановившееся сердце.

— Еще!

— Разряд!

Ох… Я рванулся навстречу холодным рукам в перчатках, стараясь остановить их.

— Разряд!

Не надо…

— Есть пульс!

Что-то противно запищало, застряв звуком в ушах.

— Что… ты делаешь…

— Ай! Он укусил меня!

— Убери аппарат! Ого… хорошо куснул! Обработай рану.

— Сейчас. Следи за пульсом.

Мне никак не удавалось открыть глаза. Я замахал руками, пытаясь нащупать говоривших, и вцепился в кого-то:

— Хватит!

— Хорошо, хорошо, успокойся! Да отпусти же ты, твою мать! Порвешь!

Я отпустил. И наконец-то смог открыть один глаз. Надо мной склонился розовощекий парень, который подмигнул мне и вымученно улыбнулся:

— Ну и здоров же ты, браток… Как ты?

— Плохо… Кто ты?

Парень осторожно приподнял мою голову и кому-то скомандовал:

— Давай носилки!

— Какие носилки? — попытался я встать. — Что случилось?

— Успокойся! — прикрикнул парень. — В больничку поедем, друг.

— Зачем?

Он удерживал меня одной рукой, и снова стал отдавать команды. Меня рывком подняли и аккуратно уложили на носилки. И опять стало темно.

Когда-то, еще в школе, я читал одну книгу. Там рассказывалось, как главный герой, который спас мир от чего-то страшного, в конце попадает в больницу, сразившись с главным негодяем. И подробно описывалось, как он приходил в себя: быстренько очухался, открыл глаза и обвел палату глазами. Потом галантно улыбнулся красивой медсестре… и всё. Получил медаль и стало хорошо на планете Земля.

Врут эти книги. А, может, и не врут. Я вот героем точно не был. И мне было очень плохо. Голова трещала так, что немедленно захотелось уснуть совсем, чтобы это не чувствовать. Или, может, потому что я не герой и не героическим личностям достается всегда лишь самое плохое? Ну, хотя бы для того, чтобы всемогущие могли себя чувствовать лучше. Или как?

— Как вы себя чувствуете? — спросил мелодичный голос. — Что-нибудь нужно?

— Да… — пробормотал я, стараясь не шевелиться. — Какой-нибудь таз.

— Зачем? — с нотками искреннего недоумения осведомился голос.

— Потому что меня сейчас…

Я еле успел извернуться в сторону, свесившись с кровати, как меня вырвало. Голос затравленно пискнул и куда-то убежал. Что-то громко пропищал где-то вдалеке, и прискакал обратно, громко топая.

— Вот… сюда…

Меня опять вывернуло наизнанку. Господи, ну и гадость… Во рту было кисло и горько одновременно.

— Дай воды, а? — тихо попросил я, протягивая руку.

— Да, вот, возьмите…

Стало немного легче. Я откинулся обратно и спросил:

— Что мне кололи?

— Не знаю, — отозвался голос. — Я всего лишь сиделка.

— Понятно.

Полегчало. Но грохот в голове меньше не стал.

— Еще водички налить?

— Не надо…

Пришлось мучиться, чтобы открыть глаза. Но открылся один. А на втором я с удивлением нащупал толстый слой ваты, залепленный лейкопластырем. Не понял…

— Не трогайте! — всполошился голос, когда я попробовал подцепить лейкопластырь ногтем.

— Почему?

— Швы еще свежие!

Наконец-то обладательница голоса соизволила появиться передо мной. Высокая, нескладная. С короткой стрижкой. И встревоженные серые глаза.

— Привет, — сказал я, оглядывая ее с ног до головы, насколько это было возможно одним глазом.

— Здравствуйте, — ответила она, продолжая нервно теребить поясок на халате. — Пожалуйста, не трогайте повязку!

— Хорошо. А что с глазом?

— Я не знаю.

— Он хоть целый?

— Я не знаю, — растерянно повторила девушка. — Не трогайте, пожалуйста…

— Да не трогаю, не трогаю. Тебя как зовут?

— Дина. А вы кто?

— А чего так официально — «вы»? Можно и на «ты», я не ругаюсь. Я Михаил, можно без отчества.

Дверь открылась, и в комнату неторопливо вошла… нет, даже вплыла тётка невероятных размеров. Толстая, невысокая, тем не менее, она двигалась вполне шустро, неся в руках швабру и ведро…

— Тёть Насть, тут вот, около кровати, тёть Насть! — засуетилась Дина, отодвигая прикроватную тумбочку.

— Напьются, вот и блюют потом, как лекарство им дадут… — вполне миролюбиво заворчала тётя Настя, неторопливо и легко сдвигая мою кровать вместе со мной в сторону. — А хорошие люди даже лечь не могут лечиться, потому что вот такие вот все места заняли…

— Мне уйти? — негромко спросил я, наблюдая, как уборщица быстро вытирает за мной.

— Зачем? — отозвалась она, шумно выжимая тряпку.

— Ну, чтобы место не занимать.

— Лежи уже, уходильщик… — проворчала тетка, продолжая наводить чистоту. — Я не про тебя. Вон, в соседней палате, лежат трое. Понапились где-то, да и привезли их сюда, чтобы лечить. От чего лечить — ума не приложу, здоровые кабаны такие. Так вот сегодня уже третий раз у них полы мою. Все мимо тазика, алкаши чертовы…

— Тёть Насть, ну что ты такое говоришь? — растерянно и чуть укоризненно сказала Дина, помогая сдвинуть кровать обратно. — Людям, может, плохо, а ты ругаешься…

— Молчала б уже, защитница, — прикрикнула на нее уборщица. — Нечего выпивох защищать!

— Девушки… — охнул я, хватаясь за голову. — А не помолчали б вы обе, а? Сил нет, голова болит…

Они замолчали. Тётка Настя, быстро выжала тряпку, повесила ее на край ведра. Потом присела на краешек кровати, опасно прогнув ее, и спросила, поджав губы:

— И где ж ты так-то, а? Вон как морда-то распухла. И шея вся замотана.

Я пощупал. И вправду, на шее лежал толстый марлевый бандаж. Странно, как я его не заметил?

— Подрался или чего?

— Можно и так сказать… — откликнулся я. — Спасибо, тёть Насть. Я не хотел, а оно вон как…

— Да ладно, — весело отмахнулась она. — Бывает и хуже. Не болей, сынок. Всё будет хорошо.

— Не буду.

Она встала, подхватила все причиндалы и так же величественно и неторопливо поплыла к двери.

— Она хорошая, — сказала Дина, когда дверь захлопнулась. — Только ругается иногда. Вам что-нибудь надо?

— Тебе.

— Мне?

— Не выкай мне, ладно?

— Тебе что-нибудь надо?

— Нет. Я спать хочу.

— Хорошо.

Негромко захлопнулась дверь. Интересно, сколько я уже здесь нахожусь?

*******

— Сколько?! — ошарашено переспросил я, не веря своим ушам.

— Пять с половиной недель, — так же спокойно ответила врач, красивая пожилая женщина с уставшими глазами. — Сегодня четырнадцатое ноября. Как вы себя чувствуете?

— Замечательно. Кстати, а когда мне бинты снимут?

Стоять с костылем было жутко неудобно. Я перехватил его другой рукой и оперся на спинку стула.

— Сегодня. Можно уже швы снимать. Увы, придется без наркоза. Вытерпите?

— Есть выбор?

— Нет, собственно… Кстати, осталась еще пара невыясненных вопросов.

— Валяйте.

— Как вы оказались у нас?

— Где — у вас?

Я перенес вес тела на другую ногу. И случайно увидел надпись на папке, лежащей перед врачом.

«Областная больница им. Калинина

Хирургическое отделение, 3-й пост

г. Самара».

— Секундочку… — пробормотал я, пытаясь не паниковать. — Это что, шутка такая?

— Какая шутка? — удивилась женщина.

— Мы в каком городе?

— В Самаре. Вот я и спрашиваю вас. Как вы попали к нам? Для чего забрались на здание? С кем вы подрались и кто столкнул вас вниз?

— Что?!

Врач шумно вздохнула, потом встала и подошла ко мне:

— Миша… позволите вас так называть? Миша, мы нашли вас у подъезда одного из жилых домов. У вас была сломана нога, несколько рёбер и повреждена шея, плечо и рука. Ну, и лицо тоже. Про множественные ушибы и гематомы вообще не говорим. Такие раны очень редко бывают от падения. Вы с кем-то дрались там, на крыше? Вас сбросили? Милиция ничего не нашла, никаких следов…

Мне стало жарко. Врач подхватила меня под руку и помогла сесть на стул:

— Воды? Хорошо, посидите, а я позову пока человека, который хочет с вами поговорить…

— Кого?

Она не ответила, лишь взяла мобильный телефон, лежавший на столе, и набрала номер. Коротко сказала «Он у меня…» и посмотрела на меня:

— Не бойтесь. Это участковый, всего лишь пара вопросов. Потом пойдем в перевязочную, хорошо?

Я кивнул. И повернулся на шум открывшейся двери.

— Здравствуйте! — без тени улыбки поздоровался молодой, крепко сбитый парень в полицейской форме. Сел на место врача и кивнул ей: — Ольга Николаевна, спасибо. Я пока поговорю с ним…

Врач кивнула и вышла, плотно прикрыв дверь.

— Фамилия, имя, отчество?

— А не хотите сначала сами представиться? — отозвался я, разглядывая полицейского в упор.

— Капитан Егоров. Итак. Фамилия, имя, отчество?

— Одинцов Михаил Андреевич.

— Год рождения?

— Одна тысяча девятьсот восемьдесят пятый.

— Твое?

Он достал из кармана целлофановый пакет и положил передо мной. Паспорт, ключи, нож…

Нож!

— Моё.

Он откинулся на стуле и принялся буравить меня глазами.

— Не страшно, — усмехнулся я. — Дай сигарету, а?

Егоров как-то заметно изменился. Достал сигарету и протянул мне, потом открыл окно и сел на подоконник:

— Слышь, и всё-таки интересно… Ты к кому-то приехал сюда?

— Нет.

— Живёшь здесь?

— Нет.

— У тебя прописка не местная. Как ты здесь оказался? Приехал сброситься с высотки?

— Нет.

Он замолчал. Я тоже, пытаясь еще раз сообразить — и вправду, как здесь оказался? И… ох… нож… Юлька… Юлька!

— Капитан, мне позвонить надо.

— Кому? — тут же ожил Егоров.

— Как — кому? Сколько я уже здесь? Меня никто не искал?

— Вроде нет…

Я встал, и, опираясь на костыль, пошел к двери.

— Ты куда? — удивленно протянул капитан.

— Позвонить!

Егоров хмыкнул:

— Опомнился, блин… Держи! — Он протянул мне мобильный телефон. — Только недолго…

Как же я мог забыть?! Вот серьезно, совсем вылетело из головы, даже мысли не было… Так… Плюс восемь… э-э-э… семь девять два два… один три…

— Алло? — отозвался почти сразу в трубке сонный голос Юльки.

— Юль… Это я, Миша.

— Мишка…

Даже на таком расстоянии я почувствовал, как у нее потекли слезы.

— Мишка… где же ты был, Миш…

— Сейчас, Юлька! — Я повернулся к капитану, который внимательно прислушивался к разговору: — Адрес больницы, быстро!

— Осторожно, потерпите… — сказала медсестра, взяв пинцет с кривыми губками. — Будет немного больно, но пройдет быстро.

Я дернулся, когда она выдернула нитку из шва. И терпеливо шипел, ожидая, когда она закончит измываться.

— Вот… еще один… раз, два… опа! И еще один… сейчас мы его… и… опа!

— Я не маленький! — буркнул угрюмо, стараясь не смотреть на буро-черные огрызки нитей,

которые медсестра бросала прямо на стол. — Можно молча это делать?

— Можно, — нисколько не обиделась женщина. — Тогда не кряхтите тут, а терпите молча.

Блин.

— Вот… Стойте спокойно, обработаю ранки.

— А зеркало можно?

Медсестра остановилась, как вкопанная, и, пряча взгляд, принялась как-то спешно обрабатывать шею и плечо. Я все старался посмотреть, что там у меня, но увидел лишь широкий багровый шрам на ключице. Женщина ладонью повернула мою голову в другую сторону:

— Потом посмотрите. Стойте спокойно!

Да, как-то неслабо меня Сопроводитель задел. А за что? За своего напарника, или как там его? Ну, он сам виноват. Только почему я в Самаре?! Бр-р-р-р… Голова от мыслей уже распухла…

— Все. Сами в палату дойдете или помочь?

— Не, все нормально, доползу.

Медсестра помогла натянуть пижаму и довела до двери. Потом как-то неловко улыбнулась:

— Отдохните, завтра в это же время зайдете, хорошо? Глаз видит? Вроде только веко задето.

— Нормально. Все вижу, только непривычно немного, но пройдет.

— Вот и ладно. Идите.

— Хорошо. Так где мне зеркало можно найти?

Она помялась и тихо сказала:

— В конце коридора, за постом медсестры.

Я толкнул дверь и вышел.

Женщина не соврала. За столом медсестры, в конце коридора, в самом углу, была ниша в стене. И зеркало, почти в полный рост. Я сбросил пижаму на пол, оставшись стоять нагишом.

Господи…

От левой брови вниз, задевая край века, и дальше, через щеку, шли рваные багровые полосы шрамов. По шее, уходя куда-то за плечо. Поэтому разглядел только одну полоску. Я медленно развернулся, изучая разорванное плечо сзади. Врачи постарались на славу, подлатав его, как только это возможно. И лицо тоже. Спасибо, хоть глаз спасли…

— Что вы тут делаете, больной?! — раздался всполошенный голос дежурной медсестры.

— Уйди, пожалуйста… — тихо сказал я, не оборачиваясь.

— Молодой человек, не надо мне указыв…

— Да, блин! Уйди, прошу тебя! — не оборачиваясь оборвал я гневную речь.

Девушка осеклась, потом протянула руку, стараясь не смотреть на меня:

— Пройдемте в палату, а? Ну, пожалуйста… Меня ж уволят!

— За что? Из-за меня? Вряд ли. Иди, я сейчас уйду.

Медсестра тихо ушла. А я погладил шрамы на лице и улыбнулся своему отражению:

— Вот видишь, Танго, не такой уж ты и всесильный…

Костыль съехал на пол, задев меня по больной ноге. Я поднял его и пижаму, которую сунул подмышку, бросил напоследок взгляд в зеркало и пошел к палате, как есть, нагишом, чувствуя, что сейчас готов убить любого, кто встанет передо мной. Но никто не встал почему-то… Всегда так.

Юлька ворвалась в палату без стука и ринулась ко мне. Обхватила меня и разревелась. Тихонько так, тоненько, как маленький ребенок…

— Юль… ну ты чего… Юль… слышишь? Перестань, ну! — растерялся я от такого напора.

— Где ты был, Мишка? — всхлипнула она, подняв на меня мокрые глаза.

— Ну… здесь был.

— Мишка…

Она прижала мою голову к себе и опять заревела. Пришлось молча терпеть. Но видит Бог, как же я рад ее видеть! И до сих пор интересно, почему за пять недель нахождения здесь ни разу о ней не вспомнил?

— Как ты? Как ты себя чувствуешь? — немного успокоившись, спросила она.

Пробежала пальчиками по лицу, быстро так, словно запоминая. Тронула слегка шрамы, но руку не одернула…

— Больно было?

Я кивнул.

— Ну ничего. Заживет быстро! — Она быстро наклонилась ко мне, и, зажмурившись, неумело чмокнула меня в губы. Потом отвернулась и быстро слезла с кровати. — Миш, а я тебе вкусненького привезла. Будешь?

— Буду. Надеюсь, не манная каша?

— Нет.

Она быстро выложила из небольшого рюкзака свертки-пакетики и принялась разворачивать…

— Ой, а вы кто? — раздался голос удивлённый голос Дины от дверей.

Юля подскочила как ужаленная и огорченно замерла над свертками:

— А… что, нельзя, да?

— Дин, привет. Успокойся, нет запрещенного ничего. Знакомьтесь, кстати. Юля — Дина, Дина — Юля.

Девчонки церемонно кивнули друг другу, старательно пряча глаза.

— Все равно нельзя! — попробовала отстоять свою позицию Дина.

— Будешь? — спросил я, и протянул ей крупное красное яблоко, которое взял из пакета.

— Буду… — уже тише ответила она и села на стул возле кровати. — А вы Мишина сестра, да?

Юлька прыснула и замахала головой:

— Не, ну что вы… Я… Я…

— Дин, не спрашивай, кто мне Юля.

— Извините… — густо покраснела девушка.

— Да нет, все нормально. Только я и сам не знаю. Юль, ты знаешь?

— Не-а, — ответила та, старательно сооружая мне невероятных размеров бутерброд. — Но ты — Мишка. И все тут. Держи!

На этот раз засуетилась и Дина, помогая сесть повыше.

— Приятно, однако… — весело буркнул я. — Две девушки ухаживают…

— Ешь давай, больной… — вздохнула Юля, вручив мне бутерброд. — А то совсем похудел, я смотрю.

Я смачно откусил от бутерброда и довольно фыркнул:

— Во мне сто килограмм живого веса. Так что, потеря в полкило вряд ли кого обеспокоит…

Юльке разрешили остаться в палате до моей выписки. Уж не представляю, как она уговорила врача, но к вечеру в палату два мужичка втащили еще одну кровать. Сноровисто поставили у окна, переговариваясь, потом притащили матрас, тощий и бугристый, в каких-то пятнах…

— Как на таком спать? — поморщился я.

Мужики не ответили. Швырнули матрас на койку и ушли.

— Да ладно, Мишка, я уживусь, — миролюбиво сказала Юлька.

— Фиг там! — буркнул я. — На этом матрасе спать невозможно. Меняемся местами! Ты будешь спать здесь!

— Фиг там! — смешливо и в тон ответила она. — Сиди уже спокойно!

К вечеру в больнице стало тише. Юлька уже притащила откуда-то чистую простынь и подушку, и теперь сидела на кровати, и рассказывала последние новости.

— Ты, главное, за Тимошку не бойся! Я его забрала тут же, как только полиция приехала…

— А как ты узнала, что полиция приехала?!

— Позвонили. Соседи твои позвонили, мол, гавкал и выл Тимофей всю ночь. Вызвали полицию. Ну, чтобы узнать, что ты в порядке. А там нет никого.

— А тебя как нашли?

— Говорят, что на стене, рядом с зеркалом был написан мой номер мобильного.

— Точно, — крякнул я. — Сам же написал, чтобы не забыть, точно… Тимоша в порядке?

Юлька кивнула, и вдруг заливисто рассмеялась:

— Он такой сладкий! И вырос как! Даже не знала, что он варенье любит!

— Сливовое.

— И с малиновым хорошо расправляется. Весь такой смешной, перепачкается вареньем, потом ходит счастливый, пытаясь облизать себя всего…

Я вздохнул:

— Угробишь мне ребенка и диабетчика из него сделаешь…

— Не бойся, не сделаю. Тем более что варенье он нечасто получает. Надо бы сходить ещё прикупить пару баночек.

— Черт возьми… Юль, а ты где деньги взяла, чтобы сюда приехать?! Совсем из головы вылетело! Заняла? Вернемся — я тебе дам деньги, вернешь всем!

Она перебралась на мою кровать и взяла меня за руку:

— Миш, успокойся уже! Мне твой друг дал. Сказал, что он тебе был должен, а теперь долг возвращает.

— Какой друг? — оторопел я.

— Бахром.

— Бахром?! Как он узнал? Ты сказала?

— Да ничего я не говорила! — отмахнулась Юля. — Когда ты сказал, где находишься, я хотела у девчонок наших денег занять, чтобы приехать. И тут он позвонил, будто мысли мои услышал. Сказал, что сейчас приедет. И приехал. Привез много денег и билет на самолет…

— На самолё-ё-ёт… — протянул я, пытаясь сообразить, когда я давал Бахрому деньги. — Так и сказал? Мол, должен и все такое?

— Так и сказал. И даже отвез в аэропорт. Привет передавал! Сказал, что ждёт в гости, когда вернемся.

— Странно все это, друг Юлька…

— Почему?!

— А я ему никаких денег не давал. И как он вообще узнал, что ты собралась сюда? Не менее странно…

— Ой… — она совсем растерялась. — Зря я взяла, да?

— Нет. Я ему верну их обратно. Ещё груши есть, кстати?

— Есть!

Она легко соскочила с кровати и открыла рюкзак:

— Помягче дать? Впрочем, они все мягкие… Других не было.

— Давай какие есть.

Бахром, Бахром… Спасибо, конечно.

Но как ты узнал?

Ночью я проснулся. Протянул руку к тумбочке и вытащил нож, который светился в темноте…

— Ты думаешь, я сейчас в состоянии творить добрые дела? — шепотом спросил я темноту.

Она не ответила. Я посмотрел на Юльку, свернувшуюся калачиком на тощем матрасе, и вздохнул. Ладно. Зовет — значит, пойдем. Лезвие открылось легко. Руны тут же ярко сверкнули в темноте и отпечатались огненными зайчиками в глазах. Я осторожно встал и нарисовал их в воздухе, чувствуя, как дрожит нечто вокруг.

— Разбудите Юльку — убью… — прошептал я неизвестно кому в темноту.

И провалился в нее же, выставив нож перед собой.

*******

Высокий и худой, он неторопливо шел куда-то, напевая что-то под нос, и даже не оборачивался.

— Эй! — окликнул я его. — Привет!

Он остановился. Повертел головой. И заверещал, да так противно, что даже мне не по себе стало. Ну вот, увидел, называется… Я спрыгнул с камня и встал перед ним:

— Да не ори ты так!

Он смолк, уставившись на меня большими глазами, и наконец-то разлепил губы:

— Привет. Ты что тут делаешь?

Не успел я ответить, как человек насмешливо сказал:

— А я тебя другим представлял…

— Тебя — это кого? — удивился я.

— Ну… Бога, наверное. Или как тебя там.

— А чего тогда верещал, будто тебя режут?

— Не каждый день Бога встречаешь, верно? Извини, просто испугался.

Парень, обогнув меня сбоку, осторожно, словно боясь коснуться ненароком, пошел куда-то дальше, продолжая насвистывать что-то веселое. Так. Спокойно, спокойно… Где Сопроводителей носит?

А с другой стороны, мне стало весело.

— Эй! — окликнул я его опять. — Ты вообще куда направился?

Он остановился. Постоял немного, оглядывая окрестности с унылым песком, с серыми камнями, потом спросил:

— А ещё здесь кто-нибудь есть?

Он удивлял меня все больше и больше. Я нервно оглянулся по сторонам, ища взглядом Сопроводителей, но их до сих пор не было…

— Иди сюда, — поманил я его пальцем и показал на плоский камень. — Присядь со мной.

— Хорошо, — легко согласился он.

Я сел, подвернув под себя ноги по-турецки. Он тоже присел рядом, неторопливо так, и вытянул ноги:

— Хорошо тут. Так вас много?

— Нет. А должно?

— Не знаю.

— Слушай, а тебя вообще место не пугает?

— Нет. А должно?

Я даже не сразу нашелся, что ответить на это частое «а должно?». Помолчал немного и загробным голосом заговорил:

— Это место перехода в мир иной. Здесь решается твоя судьба — идешь ли ты в Мир Тьмы или возвращаешься. И придут сейчас Сопроводители, вместе с которыми мы посмотрим Списки. И, скорее всего, я верну тебя назад.

— Это ещё с какого перепугу? — вдруг насмешливо спросил парень, повернувшись ко мне.

— Э-э-э… то есть… что значит — с какого перепугу?!

— А я просил, чтобы меня вернули?

Вот те раз! Это как понимать?

— Слушай, как тебя там…

— Танго.

— Ну и черт с ним, Танго так Танго. Я не просил вернуть меня обратно, так что, будь добр, не волнуйся, ладно? Ты здесь один ведь?

Я кивнул, совершенно ничего не понимая.

— Я тебе что, мешаю? — продолжал парень, ковыряя ботинком землю. — Поживу тут немного, освоюсь. Хуже уже не будет, верно? А кто такие Сопроводители?

— Весёлые ребята. Тебе вряд ли понравятся. Они сюда заглядывают, когда сюда попадают по ошибке, чтобы сопроводить в мир другой.

— По чьей ошибке?

Вопрос окончательно выбил меня из душевного равновесия. Только я открыл рот, чтобы произнести что-нибудь, как вдруг парень тронул меня за плечо:

— Слушай, а где это тебя так?

— Что?

— Да вон, физиономия вся в шрамах. Нелегка судьба ангела, а? Ты ведь ангел?

— Нет. Я помогаю вернуться тем, кому не вышло время умирать.

— Ну чем не ангел, скажи на милость? Я умер? Серьёзно?! Вот кайф-то какой! — весело подскочил парень, засмеялся и хлопнул себя по бедру. — А летать могу?

— Попробуй…

Парень подпрыгнул, смешно взмахнув руками, но шлепнулся обратно и захохотал:

— Не умею! А почему, интересно?

— Никогда не думал, что можно задавать сразу столько вопросов. И все разные.

— Любопытен донельзя, Танго, веришь?

— Угу. Уже верю. И вопросы глупые. Странно вообще, что ты ничего не боишься.

— Успокойся, свое отбоялся. Так я тут поживу немного, ты не против? Домик себе из тех камушков построю, живность заведу какую, из тех же твоих Сопроводителей… Стихи им буду читать, а они меня слушать… А по пятницам буду варить борщ и их угощать. Жаль, пива нет, а то сидели бы теплыми длинными вечерами, я бы им про Красную Шапочку рассказывал бы…

— Ничего не понимаю! — честно сказал я, пытаясь собраться с мыслями. — Ты кто такой?

— Сергей, а что?

— Ясно. Посиди-ка тут, ладно? Я сейчас…

Он кивнул. Я пошел по дороге в ту сторону, откуда обычно являлись Сопроводители. Правда, не знаю зачем. Скорее, в надежде, что они где-то задержались или заняты. И, пройдя приличный кусок пути, остановился. Эдак я еще долго буду идти… Я сложил руки рупором, и, вдохнув глубоко, заорал:

— Брарро!

Черте с два! Я орал, звал, ругался, хрипел, но ни Брарро, ни его напарник так и не появились. И как я Списки открою, скажите на милость? Если парень здесь задержится подольше, то его душа так и останется неупокоенной. Еще привидений не хватало…

— Эй, Танго! — неслышно подошел ко мне сзади Сергей. — Тебе не надоело? Идем, посидим, поговорим…

— О чем? — вяло поинтересовался я. — Тебя пытаюсь спасти, вот в чем проблема.

— Еще раз повторю, для особо непонятливых: меня спасать не надо. Я не просил. И настаиваю на этом.

— Да пойми же ты! Ты останешься между мирами этими, останешься неприкаянный, никому не нужный! Так нельзя! У каждого есть свое место, свой мир, свой покой, пойми же…

Парень посмотрел на меня, потом махнул рукой, развернулся и пошел в сторону, к высоким валунам.

— Сергей! Погоди! Да погоди ты!

— Чего? — обернулся он на ходу.

— Дай мне минуту. Просто постой, прошу.

Он остановился. А я сел на землю и закрыл глаза. Представил себе Списки. Как горят страницы, как ползут строчки с именами. Протянул руку, чтобы составить имя… и поймал пустоту. Так не годится. Без Сопроводителя я не смогу прочесть Списки. Так… А что, если он и вправду здесь пока останется?

Что-то мне подсказывало, что ничего с парнем не случится. По идее, сейчас без меня Сопроводители не могут забрать, потому что потом устрою скандал. А я дождусь следующего сигнала, приду сюда, и посмотрим дальше. А? Как идея? Мне стало легче. Я встал и махнул рукой Сергею:

— Иди сюда!

— Что, духи пустыни приоткрыли тебе занавес тайны? — спросил он, подходя.

— Шутник… — проворчал я. — Никто мне ничего не приоткрывал. Значит так… Располагайся как дома. Хоть дом строй, хоть куличики из песка лепи. Развлекайся, в общем. Я ухожу, но ещё приду.

— Куда уходишь?

Я вздохнул. Надеюсь, что у него крыша не съедет. Он все-таки еще жив. Ну, или почти жив. Вспомнив человека, который меня узнал, я уже не доверяю тому, что переходы между мирами стирают память. Очень уж она цепкая, память-то…

— Понимаешь… Я ведь человек. Живой, настоящий. Не знаю, кто меня поставил рулить здесь, но я человек. Не ангел, не демон, не еще кто-нибудь. Я прихожу сюда, когда кто-то ушел раньше времени, не дожив свой срок среди живых. Если он и вправду не дожил — возвращаю обратно. И помогаю держать баланс между мертвыми и живыми, понимаешь? Веду переговоры с Сопроводителями, спорю, мы смотрим некие Списки, в которых указывается — жив ты или нет. Потом приходим к решению.

— Так ты — переговорщик?

— Э-э-э… наверное. Называй как хочешь. И пойми еще вот что… Ты сейчас… как бы это…

— Почти мертв? — улыбнулся Сергей. — Я знаю.

— Ага… И не страшно?

— Ни капли. Танго, я уже одиннадцать лет не встаю с кровати. Рак, понимаешь ли… Самое смешное, что умереть никак не могу. И жить тоже. То в кому впаду, то оживу. Медики понятия не имеют, что со мной делать. Как ты думаешь, тебе бы понравилась бы такая жизнь?

Я смотрел на него не отрываясь. Высокий, худощавый, короткая стрижка, весь аккуратный, ладный — он вызывал симпатию…

— Как тебе такая жизнь, а? — с горечью продолжил Сергей. — Открываешь глаза — видишь окно. Там, за окном, жизнь кипит. Кто-то с кем-то гуляет, кто-то кого-то любит и ждёт. Птицы, ветер, солнце, дождь. Ты это помнишь? Вот. А я нет. Давно уже. Мне несколько раз хотелось доползти до окна и сброситься вниз.

— Зачем? Самоубийство — это большой грех.

— Сам придумал? Или подсказал кто? А я всего лишь хотел выброситься из этого чертового окна. Сколько там лететь было? Шесть этажей? Не помню. Пять секунд? Десять? Двадцать? Но это были бы мои секунды, понимаешь? Именно мои! Я бы успел напоследок ощутить и ветер, и солнце. Успел бы, даже раскроив башку об асфальт, вцепиться в землю, чтобы и ее почувствовать! Я бы успел, Танго. Увидеть в полете небо. Людей, не в белых халатах, а обычных, разноцветных. Они бы столпились вокруг меня и показывали бы пальцем на мое тело, а я был бы счастлив. Люди ведь. Но у меня не хватало сил. Смирился с тем, что утку мне приносят молодые девчонки. А я бы мог с какой-нибудь из них подружиться, слышишь? Мог бы любить ее, целовать. Но не могу. Я труп, никому не нужный, почти сдохший, но еще живой. Как так? За что я там цепляюсь, Танго? Скажи мне? Кому я там нужен нахрен?!

Он сел на землю и закрыл лицо руками. Сначала я думал, что он плачет, но он вдруг поднял голову и посмотрел на меня веселыми глазами:

— Не читай мне мораль, ладно? Я нахлебался всего за последние одиннадцать лет, брат. Мне обрыдло валяться. А тут… Свобода!!! Смотри!

Он встал и подпрыгнул, раскинув руки. Ещё раз, и ещё раз…

— Видишь? Если это и сон, будь добр, не лишай меня этого сна, Танго. Я всё равно сдохну. Или твои Сопроводители меня заберут. Пусть. Но пока их нет… Оставь меня и иди делать свои дела. Дай мне почувствовать свободу, брат. Прошу тебя…

Сергей повернулся и побежал. Не знаю куда, но думаю, он и сам не думал об этом. Он просто бежал, подняв голову наверх, и раскинув руки. Так иногда бегают дети, когда дождь идет…

Я еще раз оглянулся в поисках Сопроводителей и вздохнул. Странно это. Неужели парень так и останется здесь? Надо будет Брарро спросить. Нож засветился, когда я его достал, и руны на лезвии поменялись. Ну что ж, раз зовут обратно, то надо идти. Обернувшись в последний раз, увидел, как бежит Сергей, теперь уже легко и размеренно, как заправский бегун. Пусть… Руны легко расчертили воздух, сверкнув золотистым светом. И я шагнул прямо в свет, как обычно выставив перед собой руки…

Юлька сонно пошевелилась, когда я опустился на койку, скрипнув продавленными пружинами, и открыла глаза. Долго смотрела на меня, потом вздохнула:

— Сон какой-то дурацкий приснился…

— Какой? — спросил я.

— Что тебя опять нет. А ты чего не спишь, Миш?

— Не спится. А ты бы поспала бы еще, а? Завтра день тяжелый, сил набраться надо.

— А, хорошо… Стоп! — подняла она снова голову от подушки. — А какой завтра день?

— День выписки. Домой едем?

— А как же…

— Никак. Домой хочу!

Врач хлопнула рукой по столу:

— Нет, Одинцов. И даже не проси!

— Прошу, — пожал я плечами. — Или сам уйду. Мне, собственно, начхать, выпишите ли меня официально, или своими ногами утопаю. У меня нет родственников, я не беглый преступник, так что мне не нужна медицинская карта, можете себе на память оставить. Только дайте мне с собой спирта немного.

— Зачем? — растерялась Ольга Николаевна.

— Ранки от швов смазывать, зачем же еще…

Мы препирались долго. В конце концов она сдалась. Правда, пригласив по телефону участкового…

— Слушай, да лежи уже, раз никто не ждет, — сказал он мне, когда мы вышли покурить. — Ты посмотри на себя. На ладан дышишь!

— Кто бы говорил… — затушил я окурок о раму окна. — Егоров, а на кой я вам тут нужен? Все считаешь, что я с кем-то бандитские разборки устраивал?

— Какие к черту разборки? Тоже мне, бандит… Согласись, не каждый день сваливаются с многоэтажки неизвестные типы, остаются в живых, а сами вообще живут за сотни километров отсюда. Странная, скажу тебе, картина. Дали еще раз запрос по тебе — чист ты аки младенец. Скажи честно, Одинцов, ты кто?

— Миша, — протянул я ему руку. — Очень приятно.

— Володя, — улыбнулся он. — Ну тебя к черту, Миша! Я серьезно!

— Я тоже. Пока, капитан. Уезжаю. Свидимся.

— Бывай. Только если надумаешь еще раз сброситься откуда-нибудь — не приезжай сюда. Нам тут своих хватает.

— Договорились! Слушай, а можешь такси заказать? Чтобы часика через два приехал, а?

— Если есть желание — давай я вас отвезу. Всё равно еще здесь придется поторчать.

— Из-за меня?

— Нет, — отмахнулся он. — Бытовуха. Двое не поделили что-то да за ножи схватились.

— Весело тебе…

— Ага. Ладно, я свистну, когда освобожусь.

Он ушел, а я поплелся в палату, где суетилась Юлька, собирая мои вещи.

— Юль? Да не надо, ну! Оставь эту одежду! Ты ж привезла другую? Ну и вот. А эту в пакет положи, выбросим на улице.

— Жалко… — протянула она, разглядывая мои порванные джинсы. — Ведь зашить еще можно.

— Юля! — зарычал я, ковыляя к ней. — Сейчас же выброси эти штаны!

— Ладно. — Она отложила джинсы в сторону. — А свитер?

— Тоже.

— А футболку?

— Слушай, ты что, издеваешься?

Юля покачала головой, потом стала доставать из своей сумки новую одежду:

— Извини, я не знала, что ты любишь носить. Поэтому привезла спортивную. Универсально и внимания никто не обращает.

— У меня вся одежда любимая. Другую не стал бы дома держать, — буркнул я.

И стал стягивать пижаму. Юля пискнула и отвернулась.

— Миша, а вы уезжаете уже, да? — послышался от дверей голос Дины. — Ой… извините…

— Да входи уже, раз пришла, — пробормотал я, не оборачиваясь. — Я не стеснителен.

Дина обошла меня, старательно не глядя в мою сторону, и встала рядом с Юлькой.

— Уезжаем, Дин. Через шесть часов самолет, так что…

— Жалко… — отозвалась она, потом осеклась. — Я имела в виду, что хорошо, что вы домой наконец-то попадете.

— Жалко только, что не местный? — улыбнулся я, застегивая теплую ветровку. — Всё, можете дышать и разворачиваться.

Они повернулись. Юлька продолжила складывать пожитки, а Дина отошла к окну и спросила:

— Как вы себя чувствуете? Болит?

— Не очень. Жить можно.

— Готов? — зашел в палату Егоров, поправляя накинутый на плечи халат. — Поехали, больной.

— Я не больной. Я приболевший. Поехали…

Уже идя по коридору, я свернул к кабинету Ольги Николаевны. Юлька понимающе кивнула и потащила всех на улицу.

— Спасибо, доктор.

Она оторвалась от бумаг на столе и вздохнула:

— Не за что, Одинцов. Постарайтесь больше не падать, хорошо?

— Постараюсь. К сожалению, мне нечем вас отблагодарить за заботу. Поэтому, разрешите просто поцеловать вам руку…

Она попыталась вытащить ладошку обратно из моей руки, но я сдавил ее и произнес:

— И не пытайтесь. Поцеловать руку даме — это признак уважения и преданности. Я буду вам предан, Ольга Николаевна.

Врач улыбнулась и погладила меня по щеке:

— Спасибо. Берегите себя и доброй дороги.

— И вы себя берегите, ладно? До свидания!

Я вышел, аккуратно закрыв за собой дверь, и пошел на улицу. Капитанская старенькая «девятка» смачно урчала у крыльца, а Егоров тем временем что-то кому-то громко объяснял по телефону.

— Вот и всё, Дина. Ты не будешь скучать? — спросил я девушку.

— Нет. Буду, — ответила она. — Миша, вы езжайте осторожно, ладно? Я не прошу позвонить, чтобы сообщить, как вы добрались.

— Ну почему же? Только номер телефона дай, а то куда я звонить-то буду?

Она бросилась обратно в больницу.

— Едем? — спросил капитан.

Юлька уже сидела в машине, задумчиво поглядывая в окно.

— Минутку.

Дина выскочила обратно и протянула маленький, сложенный в несколько раз, листочек бумаги:

— Вот. Тут я свой домашний записала. И тутошний, в больнице. Если не дозвонитесь домой, то по другому номеру звоните, ага?

— Ага. Все, Дин, мы поехали. Спасибо тебе…

Я притянул ее к себе и поцеловал в висок. Потом пошел к машине, не оглядываясь. Дина так и стояла на крыльце, пока мы не свернули за здание больницы…

*******

Капитан Егоров зашел с нами в здание аэропорта, помог получить без очереди заказанные билеты, а потом уехал. Перед этим крепко пожал руку, похлопал по плечу, кивнул Юльке и пошел к выходу, сославшись на дела…

— Никогда б не подумала, — сказала девушка, провожая Егорова глазами.

— Что именно?

— Ну… что полицейские такие добрые. А то как почитаешь газеты: то взятки берут, то за пистолеты хватаются и в супермаркетах стрельбу устраивают. Или коррупционеры. А этот помогает. Даже в аэропорт привез.

— И не надейся! Просто ему лишняя головная боль не нужна, вот и все, — пожал я плечами. — Сваливается откуда-то неизвестный тип, да еще с другого города. Непонятно кем и за что изувеченный. Вроде чист, никаких преступлений не совершил в ходе падения. Вот и привез в аэропорт, чтобы убедиться, что непонятный тип действительно уматывает домой.

— Миш, ну что за глупости ты говоришь? — возмутилась Юлька. — Человек помогает, а ты…

— Господи, Юль… Мне б твою веру в добрых людей. Ну да ладно. Идем, регистрация начинается, если не ошибаюсь.

Регистрация закончилась быстро. Скучающе-отрешенная девушка-оператор не глядя проштамповала паспорта, так же небрежно сунула их обратно, и вежливым голосом произнесла:

— Доброго пути!

— Спасибо, — отозвалась Юлька.

Я лишь кивнул.

Родной город встретил дождем. Пасмурное небо нависло тучами, низкими и грозными, и я поежился…

— Такси поймаем? — спросила Юлька, озабоченно посматривая на небо.

Конец ознакомительного фрагмента.