Короче

Роман Грачев

Однажды сосед, что постоянно возился у подъезда со своей машиной, спросил меня: «Ты чем занимаешься? Как ни посмотрю, все время тут. На работу не ходишь?» Я сказал, что работаю дома, журналист, мол, писатель, то-сё. «Ого! – воскликнул сосед. – И о чем пишешь?»Тут я не нашелся с ответом. В двух словах и не объяснишь.Чтобы впредь не мучиться, я собрал этот небольшой путеводитель по моим книгам. В нем есть всё необходимое для знакомства.(Использованы фрагменты ранее опубликованных произведений). Книга содержит нецензурную брань.

Томка, дочь детектива

2011

О книге

Что это. Серия остросюжетных романов о жизни, дружбе и любви отца-одиночки и его дочки. Несмотря на романтический флёр, книги серии едва ли можно считать стопроцентно семейным чтивом. Истории полны «жести». Однако не лишены и педагогического эффекта.

Короче, частный сыщик и глава детективного агентства Антон Данилов в одиночку воспитывает шестилетнюю дочь Тамару. Жена и мать от них ушла. Томка — подвижная, шустрая, невероятно жизнелюбивая и стрессоустойчивая девчонка. Занимается танцами, любит Майкла Джексона, тяжелый рок и фильмы ужасов.

В первой книге Антону попадается очень необычное дело, которое напрямую касается его семьи. Более того, оно переворачивает жизнь Даниловых с ног на голову, и очень важную роль в этой истории играет она — дочь детектива.

За кадром. Из всего мною написанного «Томка» мне особенно дорога. Дело в том, что прототипом главной героини стала моя дочь Диана. Все словечки и ужимки Томки Даниловой позаимствованы у неё. Доча не в обиде, тем более что сейчас пишет вместе со мной.

Книги серии имели успех. Первый роман публиковался в газете «Комсомольская правда Челябинск» и однажды чуть не стал предметом судебного иска, когда я узнал, что сюжет одного из мини-сериалов канала «Россия» очень уж похож на мои сочинения (подробнее об этом — в предисловии к роману «Томка вне зоны доступа»).

Вечер трудного дня

Суслик, ей-богу.

Раскидала ногами покрывало, засунула указательный палец в ноздрю и свистит оставшейся половинкой носа.

Иной раз удивляюсь, как у меня получилось. Отродясь чудес не совершал. Слыл сухим и жестким. Временами жестоким, пусть и без фанатизма. В душе — лирик, снаружи — терминатор. А что делать, служба такая. Дважды два — четыре, солнце вращается вокруг земли, Буратино придумали под кайфом.

Но нет. Проросло.

И вот теперь сопит этот суслик на моей половине кровати, сунув палец в нос на целую фалангу, и видит сладкие сны, причмокивая от наслаждения. И завтра будет так. И послезавтра. И через неделю. Через год. До самого совершеннолетия, пока не явится на порог Принц На Белом Коне с безупречной родословной, которому я смогу вручить свою Принцессу с чистой совестью.

Но до тех пор каждые пять минут — «Пап-чка! Пап-чка! Пап-чка!»…

Моя жизнь мне давно не принадлежит.

Она принадлежит — ей.

Без остатка…

Черт, куда я задевал чеки на сандалики? Разорвались, недели не проходила.

— Том!

Нет ответа.

— Том!

Нет ответа.

— Тамара!!!

Шелест журнальной страницы, вялый отзыв:

— Пап, я занята.

— Чем?!

— Читаю.

— Так увлекательно?

— Ага.

— Ну-ка вслух давай!

— Не буду.

— Почему? Что ты читаешь?

— Тут какие-то тёти… и тити.

— Так, положи на место, это мое!

— Баба Соня говорила, что такие журналы читать нельзя ни детям, ни взрослым.

— Если бы баба Соня в молодости читала такие журналы, я вырос бы в полноценной семье, а не с матерью-одиночкой.

— Чего?

— Ничего. Спать пора!

— Я еще немного почитаю.

— Я тоже посчитаю — до трех, и ты кладешь журнал на тумбочку. Раз…

Вздох. Даже не вздох — рассерженный рев. Томка бросает свежий номер «Maxim» на мою прикроватную тумбочку и шлепает по полу босыми ногами. Прошмыгивает у меня за спиной, скидывает на пол трусики и вскоре исчезает за мутным стеклом душевой кабины. Включается вода, затем почти сразу начинается песня — «Часики» Валерии. Она ее обожает, все время поет; текст, правда, местами прожевывает, но зато в нотах не соврала ни разу. У дочки поразительные музыкальные данные.

Я заканчиваю бриться. Тамара одновременно со мной выключает воду и открывает дверь кабины. Мордашка розовая, рот раскрыт в довольной улыбке. Не хватает двух зубов. Через прореху Томка высовывает кончик языка.

— Пап, полотенце дай.

Протягиваю большое банное полотенце. Дочь пропадает в нем с макушкой, усиленно натирается. Помощи не просит, и это к лучшему, хотя мне порой очень хочется снова возиться с ней, как с пупсиком.

Вскоре она уже стоит передо мной в голубой пижаме с короткими штанишками.

— Пап, я лягу с тобой?

Теперь уже я издаю рассерженный рев. Нет, вру — стон. Мне не хочется, чтобы она спала рядом. Во-первых, я не высыпаюсь; она всю ночь ворочается, кладет ноги мне на грудь, делает немыслимые кульбиты, нередко попадая коленом в пах. Во-вторых, девочка не должна все время спать с отцом. Не так давно детский психолог популярно объяснила мне, чем это чревато. Даже не хочу повторять — жуть.

Но я ничего не могу поделать, когда она смотрит на меня «честными глазами Кота В Сапогах». Она знает мои слабые места лучше меня самого.

— Слушай, мышонок. — Я присаживаюсь перед ней на колени и беру за ручки. — Вообще-то ты не заслужила моего снисхождения сегодня.

— В смысле?

— В смысле ты меня огорчаешь.

Искреннее изумление:

— Как?!

— Бойкотируешь гимнастику.

Она задумывается. Выражение круглого личика становится еще более трогательным. Иногда ей не понятны сложные термины, но она старается думать.

Поясняю претензии:

— Тебе не нравится гимнастика, Том?

Она опускает голову.

— Нравится. Там канаты…

— Тогда в чем дело?

— Не знаю. — Томка пожимает трогательно плечиками, заглядывает мне в глаза снизу вверх, и я вижу, что тучка улетает. — В общем, я все равно лягу с тобой, да?

— Если прямо сейчас соберешь с пола своей комнаты все монетки и медальки, тогда я обещаю подумать.

Она тут же, сверкая пятками, удирает к себе. Вскоре из комнаты доносится звон монет, разбросанных ею час назад по полу. Томыч обожает старые монетки и медальоны, может возиться с ними часами, перекладывая из стопки в стопку, оттирая от пыли и жира. В ее коллекции есть все монеты советского периода, включая несколько юбилейных рублей, посвященных государственным праздникам, пара коллекционных серебряных долларов с изображением орла и кучерявой свободолюбивой женщины; есть даже один старинный медальон с изображением креста, переплетенного с буквой «М» (его подарила Марина, а ей самой он достался в наследство от кого-то еще), и целая пригоршня современных гривенников, от которых отказываются в магазинах. Некоторые раритеты Тамарка постоянно носит в узких джинсах, не желая расставаться с ними ни на минуту, но они все время выпадают из дырявого кармана. У меня никак руки не доходят заштопать дырку.

Судя по звукам, монеты отправляются на ночь в пластмассовую шкатулку. Через мгновение Томка вновь стоит передо мной. Выражение на лице — как у собачки, ожидающей кусочек печенья. Не хватает виляющего хвостика.

— Все сделала?

— Да!

— Тогда еще одно задание.

Томка кривится:

— Пап, ты меня обманываешь!

— Нет, все честно, я ведь обещал только подумать. Пока я думаю, загадай мне еще одну загадку, и если я ее не отгадаю, так и быть, ляжешь со мной.

Конец ознакомительного фрагмента.