Клетка без выхода

Роман Глушков, 2006

Аферист и налетчик Арсений Белкин привык к рискованной жизни. Однако сюрприз, который судьба преподносит Арсению во время очередного ограбления, выходит за всякие рамки. Получив смертельные ранения, неудачливый грабитель не попадает в тюремный госпиталь или морг, а непостижимым образом оказывается в загадочном мире Терра Нубладо, полностью отрезанном от привычной Белкину реальности и живущем по особым законам, которые показались бы жестокими даже на Диком Западе. Пытаясь найти ответ на вопрос, куда забросила его судьба, Арсений еще не подозревает, что стал пешкой в грандиозной игре, затеянной создателями виртуальной реальности нового поколения.

Глава третья

— Я не помешал тебе, Патрик?

— Ну что вы, профессор! Конечно же, нет, входите! Что-то рановато вы сегодня.

— Рановато?! Да ведь уже почти восемь утра! Ядаже немного припоздал, так как обычно прихожу на полчаса раньше. Что с тобой, Патрик? У тебя нездоровый вид. Похоже, ты работал ночь напролет. Вот что тебе скажет профессор Эберт: езжай-ка домой и хорошенько отоспись. Никаких экспериментов на сегодня не предвидится: Джесси по горло в работе и отвлекать его сейчас нецелесообразно. Как только он освободится, я с тобой сразу же свяжусь и мы отправим его прогуляться по Терра Олимпия… Так чем ты тут ночью занимался, Патрик?.. Что вздыхаешь? Случилось что-нибудь неприятное?

— Да нет, профессор, в Терра Нубладо все в норме и Джесси тоже вроде бы в порядке. Правда, с часу двадцати двух до часу тридцати шести датчики фиксировали у подопытного сильный эмоциональный всплеск, но теперь диаграмма вернулась к прежним показателям. Вот, можете убедиться.

— Очевидно, всплеск был связан с активностью Джесси в процессе работы. Я проверю отчеты дежурной смены у себя в кабинете. Так ты не ответил, что тебя беспокоит, мой друг.

— Моя дочь, профессор… Вы ведь знаете, что она больна, не так ли?

— Разумеется, Патрик, разумеется… Яв курсе, что твоя малышка Анабель страдает врожденной патологией Госса и не может говорить. Это очень страшный недуг. Явсем сердцем хотел бы ей помочь, но сам понимаешь… Есть болезни, перед которыми даже у современной медицины опускаются руки. Сочувствую тебе, мой друг. Извини глупого старика, что надоедал тебе своими расспросами.

— Сейчас самочувствие Бель более-менее стабильное. Мистер Адамс поспособствовал нам попасть в клинику самого академика Госса. Там Бель здорово помогли и полностью излечили ее от осложнений после прошлогоднего приступа. Теперь мы состоим в клинике Госса на учете и регулярно проходим обследования.

— Я знаю Альберта Госса. Мы вместе учились в Аахене, правда, на разных факультетах. Госс — талантливый врач, и это замечательно, что твоя дочь попала на лечение именно к нему.

— Я в неоплатном долгу перед мистером Адамсом за это… Но сегодня дело не в болезни Анабель, профессор. Точнее, не только в ее болезни. Не мне вам объяснять, что доставляет страдания больным патологией Госса. Когда Анабель была еще ребенком, мне показалось, что я нашел для нее наилучшее лекарство — разрешил ей посещать Терра Куэнто. Вы ведь не забыли Терра Куэнто, профессор? Это был наш первый мир, во многом несовершенный, полный парадоксов, а то и вовсе откровенных несуразностей. Но когда Бель уходила в него, она забывала обо всем на свете. Втом мире для нее не было ни боли, ни страданий. Потом на смену Терра Куэнто пришел Терра Нубладо. Ятак боялся, что дочери не понравится в этом мрачном мире. Слишком не похож он был на красочный Куэнто, слишком жестокие там царили порядки. Но я ошибся. Несмотря на мои опасения, Бель полюбила Терра Нубладо. Сегодня она живет в нем практически постоянно. Ииногда мне приходится самому уходить в туманный мир только ради того, чтобы повидаться с дочерью. Ивот три дня назад Бель там пропала. Яискал ее сегодня всю ночь, но так и не смог найти. Ясильно беспокоюсь, как бы у Анабель не случился очередной приступ, который и помешал ей вернуться.

— Такое уже происходило?

— В том-то и дело, что нет. Если раньше Анабель чувствовала первые симптомы болезни, то всегда возвращалась. Но вы же знаете, как в действительности коварна патология Госса. Больные могут чувствовать приближение приступов задолго, но рецидив может случиться и совершенно внезапно. Если это произошло… не знаю, что и думать.

— Ты использовал все наши ресурсы для поиска?

— Безусловно, профессор. Парни из ночной смены перерыли для меня все уголки Терра Нубладо. Следы Анабель обрываются с концами в одной из северо-восточных провинций туманного мира.

— И никаких зацепок?

— Абсолютно никаких. Я даже поискал Бель в Терра Олимпия, но тоже безрезультатно.

—Очень странно, мой друг. Однако вряд ли тебе следует винить в этой неприятности патологию Госса. Лично я не вижу здесь никакой связи. Вэтом кроется что-то другое. Мой тебе совет: попробуй подключить к розыску Джесси, как только он освободится. Придумай для него красивую сказку, как делал это прежде, и отправь на поиски. Ручаюсь: эта ищейка в лепешку расшибется, но найдет твою девочку.

— Нет, профессор, кто угодно, только не Джесси! Если он отыщет мою дочь, будет только хуже.

— Почему?.. Постой-ка, Патрик, я, кажется, догадался: Анабель, она… как бы это выразиться…

— Я понял, что вы хотите сказать, профессор. Да, Бель пользуется в Терра Нубладо нашим иммунитетом. Яне берусь прогнозировать реакцию Джесси, если при встрече с Анабель он вдруг учует в ней признаки одержимости. Хоть наш исполнитель и подчиняется приказам, но кто знает, что взбредет в его голову завтра. Авдруг он поведет себя в отношении Бель как акула, почуявшая кровь? Мою дочь Откровение просто убьет, ведь она живет в Терра Нубладо едва ли не с первого дня существования этого мира. Когда порой случалось, что Джесси слишком близко подбирался к Бель, я всегда перенаправлял его в другую провинцию. Так спокойнее.

— Что ж, Патрик, как тебе будет угодно… И все-таки отправляйся домой, отдохни. Я накажу дневной смене, чтобы они продолжили поиски. Уверен, к вечеру все образуется и Анабель непременно отыщется.

— Благодарю вас, профессор. Пожалуй, как вы сказали, так я и поступлю. Удачного вам дня.

— До завтра, мой друг. Не переживай: в Терра Нубладо люди не пропадают. Это тебе не наша трижды проклятая действительность…

— Он был без головы? — переспросил охранявший городские ворота мерсенарий и посмотрел на меня, как на идиота. — Приятель, да ты никак амарго перебрал!

И расхохотался в голос.

— У скитальца, которого я ищу, отсутствует верхушка черепа, — невозмутимо уточнил я. — Он до сих пор жив, поскольку одержим Величием. По моим сведениям, он направился к вам, в фуэртэ Транквило.

— Уж не тебе ли удалось снести одержимому макушку? — продолжая смеяться, полюбопытствовал мерсенарий. Он хотел добавить еще что-то, но выглянувший из караульного помещения напарник оборвал зубоскала на полуслове:

— Умолкни, Пако! Не с твоим хилым авторитетом смеяться над незнакомцами! — После чего обратился ко мне: — Не сердитесь на него, респетадо Проповедник. Пако еще молод и глуп: сначала говорит, потом думает, и хорошо, если вообще думает… А вы уверены, что одержимый побежал именно в фуэртэ Транквило, а не куда-то еще?

— Человека, у которого из-под шляпы текла кровь, заметили оседлые, живущие вдоль этого тракта, — подтвердил я. — Судя по всему, он направлялся к вам.

— Ничем не можем помочь, респетадо, — развел руками почтительный мерсенарий. — Мимо нас этот скиталец не пробегал. Вероятно, ваш одержимый передумал и отправился другой дорогой.

— Это вряд ли. Я знаю, зачем одержимый рвется в город, и уверен, что негодяй уже здесь.

— Разве только он пришел утром, в толпе бродячих негоциантов, — предположил стражник. — У фуэртэ Транквило сегодня мирный статус, поэтому пропускной режим мягкий. Не буду спорить, возможно, вы и правы. Проходите, респетадо Проповедник. Добро пожаловать в лучший город Терра Нубладо! — И честно предупредил: — Но я вынужден доложить о вашем прибытии диктатору Фило.

— Докладывайте, раз должны, — бросил я на прощание и зашагал к воротам…

Респетадо Проповедник допустил прокол в работе, и все потому, что ему давненько не приходилось заниматься массовыми проповедями. Неудивительно, что со временем я слегка подрастерял форму. Пока я вытаскивал из воды и собирал по берегу невменяемую паству, мерзавец с попорченным черепом пришел в себя и улизнул, очевидно, нырнув и уплыв вниз по течению. Бросать все стадо ради одной отбившейся овцы я, разумеется, не стал, однако отпускать беглеца восвояси не собирался. Такая черепно-мозговая травма не излечится у одержимого быстро, даже при ускоренной регенерации его тканей, и разыскать человека со столь броской приметой было вопросом двух-трех дней.

Это знал и одержимый. Поэтому он и бежал в фуэртэ Транквило, будучи уверенным, что в любом случае я настигну его до того, как он залижет раны. А раны у пирата были такие, с какими он мог жить лишь в состоянии одержимости. Иначе — мгновенная смерть.

Одержимый бежал к лекарю-травнику, представителю единственного в Терра Нубладо вида медицины, в надежде, что лекарь сумеет предельно ускорить процесс исцеления. Одержимый молил сейчас всех своих высших покровителей, чтобы они под любым предлогом задержали Проповедника в пути и дали костям страдальца срастись. А после будь что будет — хоть на проповедь, хоть продолжать творить бесчинства. Главное — полностью выздоровевшим.

Десять бывших собратьев удравшего пирата приняли Воздаяние кому как посчастливилось. Кто-то успел залечить раны, дожидаясь своей проповеди, кто-то выслушал Откровение и сразу же скончался от потери крови. Обязав Инода захоронить умерших — единственное одолжение, которое я оказал бывшим врагам, — я поблагодарил капитана «Гольмстока» за помощь и не мешкая направился в фуэртэ Транквило. Мне требовалось попасть туда в любом случае: не схвачу беглеца у лекаря, так подлатаю простреленное плечо. О Кассандре Болтливый Язык я пока не думал — следовало исправить за собой все недоделки, а потом отвлекаться на личные надобности.

Инод заявил, что за такое щедрое вознаграждение, как трофейный катамаран и изрядно выросший авторитет, он готов целый год служить мне вместе с экипажем в качестве похоронной команды. А вот выполнить мою просьбу и взять на службу бывших пиратов, ныне кротких, словно агнцы, капитан «Гольмстока» отказался наотрез. Мало того, я предчувствовал, что стоит мне уйти, как негоцианты тут же припомнят развенчанному «королю реки» старые обиды и заживо захоронят Либро рядом с мертвыми. Но Твердолобый сам догадывался, что случится, задержись он в компании торговцев, и потому вместе с приятелями унес ноги задолго до того, как я перевязал свои раны, собрал вещи и отправился на юг…

Фуэртэ Транквило… Центр заурядной провинции: узкие кривые улочки, неизменно сходящиеся к центральной и единственной площади. Вокруг нее селились скитальцы, приближенные ко двору местного диктатора Фило — правителя, чья известность была столь же заурядной, как и его владения. В бытность свою скитальцем Фило был дерзок и амбициозен, что и позволило ему выбиться в лидеры, обрести массу сподвижников и достичь нынешнего высокого статуса. Однако, став диктатором, Фило повел исключительно мирную политику. Он не нападал на соседей, наоборот, проявлял редкостное для диктаторов гостеприимство и всячески демонстрировал широту души. Фило, видимо, полагал, что достиг в Терра Нубладо всего, о чем мечтал, и потому не лез выше.

Впрочем, прославившиеся на всю округу развеселые пиры и грандиозные охоты, что устраивал здешний диктатор, вовсе не означали, что обожавшие запах пороха мерсенарии не шли к нему на службу. К Фило в основном нанимались те, кто решил взять себе краткосрочный отпуск от военных кампаний и походной жизни. И пусть служба для здешних мерсенариев больше походила на праздник, нельзя сказать, что они несли ее спустя рукава. Об авторитете и профессионализме армии Фило говорил тот факт, что за время его мирного правления ни один захватчик не рискнул приблизиться к границам провинции Транквило. Разыскивая лекаря, я успел столкнуться на улицах и с мерсенариями-скитальцами, и с оседлыми рекрутами. Выправка и тех и других производила впечатление. Наверняка девизом, начертанным на гербе диктатора Фило, был канонический «Хочешь мира — готовься к войне».

Если ты видел хотя бы один из городов туманного мира, можешь считать, что повидал большую их часть. Хаотическое нагромождение окраинных построек при приближении к центру постепенно упорядочивалось, их размеры увеличивались, а архитектура улучшалась. Так что выйдя на центральную площадь, ты, можно сказать, попадал в совершенно иной город, совсем не тот, что ты увидел, шагнув в городские ворота.

Фуэртэ Транквило встретил меня, как и прочие города — грязью и недоверием. Однако как только я углубился в город, он словно распознал-таки, что я не враг, и сменил грязь на прибранные мостовые, а недоверие — на терпимость. Горожане уже не смотрели на Проповедника как на незваного гостя, просто смеривали равнодушными взглядами и через минуту благополучно о нем забывали.

По опыту я знал, что искать жилище лекаря следует где-то на полпути к престижным кварталам. Именно в таких местах предпочитали селиться эскулапы, дабы жить поблизости и от окраин, и от центра. В Терра Нубладо лекари не делились на народных и элитных, что было для всех несомненным плюсом: чернь лечилась теми же лекарствами, что и знать, а ей не приходилось переплачивать за свое лечение слишком много. Однако здешних целителей все равно нельзя было загонять под общую мерку, хотя бы из-за их крайне малого количества на душу населения. Поэтому травников ценили все — от последних голодранцев до диктаторов — и относились к ним с почтением.

Медицина в туманном мире являлась достаточно узкоспециализированной наукой. И все потому, что, кроме всевозможных ранений и травм, прочие типы заболеваний в Терра Нубладо можно было пересчитать по пальцам: алкоголизм, нервные расстройства, всяческие отравления да парочка венерических инфекций. Одержимость Величием в этом списке, естественно, отсутствовала — особый случай. Не слыхивали тут и о заражении крови — распространенном недуге в любом мире, где не прекращаются вооруженные конфликты. Старики, которые обязаны составлять львиную долю пациентов любого врача, встречались только среди оседлых (дожившие до глубокой старости скитальцы мне пока не попадались), но болели они теми же болезнями, что и молодежь. Исключая разве что старческий маразм, но с этой хворобой к лекарям уже не обращались.

Оседлые лекари-травники — а иных лекарей здесь попросту не существовало — всю свою жизнь занимались практически одними травмами, ожогами и проникающими ранениями. Никаких хирургических операций, кроме наложения шин при переломах, — сплошная фитотерапия. Даже пули и осколки извлекались из тела посредством особых вытягивающих и растворяющих составов. Чудеса, да и только!

Из трав лекари изготовляли отвары, мази, порошки и другие чудодейственные терапевтические средства. С их помощью человек поднимался на ноги даже после, казалось бы, смертельных ранений. Не иначе, лекарственные травы Терра Нубладо обладали не просто целебными, но и магическими свойствами. И я бы ничуть не удивился, отыщись в гербарии травников специальная трава не только для быстрого заращивания костей черепа, но и для восстановления тканей головного мозга.

Вряд ли в таком заштатном городишке, как фуэртэ Транквило, практиковало более одного лекаря — даже в столице их проживало всего четверо. Эскулапам не было резона расширять свой штат в мире со столь невосприимчивым к болезням населением. Как у Высоцкого: «А где на всех зубов найти? Значит — безработица!» Искусство врачевания давно перешло здесь в разряд консервативных — новых недугов не появлялось, а старые были досконально изучены. Авиценна умер бы в Терра Нубладо от тоски.

Из расспросов горожан удалось выяснить не только адрес лекаря, но и его личность. Местным травником являлась женщина по имени Анна, которая, ко всему прочему, была вхожа в городское высшее общество. Последний факт меня заинтересовал. Обычно лекари держались особняком и в светских мероприятиях не участвовали. Окружение диктаторов — бывших скитальцев — сплошь состояло из им подобных, и оседлые в этот круг не приглашались. Если лекарь Анна была скиталицей, значит, она являла собой такую же неординарную личность, как и трактирщик «Посоха пилигрима» Марио.

Прямо-таки притягивает меня в последнее время ко всяким неординарным личностям! Вот и Кассандра Болтливый Язык где-то неподалеку околачивается. Непременно разыщу ее, когда разберусь с делами, надеюсь, за пару дней прорицательница не убежит далеко от фуэртэ Транквило.

Дом Анны я нашел ближе к вечеру, но еще раньше меня самого отыскали диктаторские соглядатаи. Видимо, Фило серьезно отнесся к докладу привратника, и уже через час я обнаружил за собой слежку. Впрочем, это могли быть и обычные грабители, пасущие захожего гостя. Но, полагаясь на собственное чутье, я решил, что соглядатаи все-таки посланы из дворца.

Выявить слежку оказалось довольно просто: среди равнодушных физиономий оседлых горожан заинтересованные лица двух шпионов выделялись, как лица живых людей на фоне портретов. Похоже, в отличие от армии, секретная служба у Фило состояла из дилетантов, поскольку агенты нарушали все мыслимые правила слежки. Соглядатаи не «передавали» меня друг другу как эстафетную палочку, а просто плелись следом, держа строгую дистанцию и практически не таясь. Так и хотелось погрозить нерадивым шпионам пальцем и с позором отправить их назад во дворец.

При моем периферийном зрении не было нужды оборачиваться, чтобы засечь «хвост», однако из любопытства я все же разок обернулся. Едва я посмотрел назад, как моих сопровождающих тоже вмиг охватило любопытство: первый живо заинтересовался экспонатами в витрине оружейной лавки, второй подскочил к лотку торговца фруктами и завел с ним беседу. Но стоило только мне продолжить путь, и парочка тут же охладела к оружию и фруктам, снова переключив внимание на меня.

Довольно странное любопытство. Ничего экстраординарного в моем появлении не было, и нарушать здешние порядки я не собирался. Скорее всего, Фило боялся не Проповедника, а разыскиваемого им одержимого. Опасался бы меня, привратник умолчал бы о том, что диктатора поставят в известность о моем визите. Хотя не исключено, что я подозреваюсь в шпионаже на кого-нибудь из соседей Фило. Правда, ранее подобные обвинения в мой адрес не выдвигались.

Возле дома Анны прямо на тротуаре сидели два молодых горожанина, судя по потрепанному виду обоих, не так давно побывавших в крутой переделке. Каждому из них изрядно досталось на орехи: разодранная окровавленная одежда, перебинтованные ее обрывками руки и ноги, изрезанные лица; у пострадавшего, который выглядел совсем плохо, было перевязано горло. Оба принадлежали к скитальцам — я давно научился отличать эту публику от оседлых по живым выразительным взглядам. Похоже, Анны не было дома — сомнительно, чтобы лекарь оставил пациентов на улице.

–…Авторитет ему поднять захотелось! — возмущался менее пострадавший скиталец, обращаясь к собрату по несчастью. — Ты хоть успел понять, против кого мы с тобой клинки обнажили?.. — Второй раненый не ответил, поскольку от потери крови находился в полуобморочном состоянии. Но товарищ продолжал разговаривать с ним как ни в чем не бывало: — Теперь доволен? Будешь знать, как бросать вызов маэстро фехтования!.. «Давай, Броуди, пощупаем этого ублюдка! Ишь ты, хламиду нацепил, наверное, драгоценности под ней прячет!..» Твои слова, Зальц? Твои, не отпирайся!..

Зальц и не отпирался. В его состоянии требовалось уже не спорить, а молить Баланс дать шанс дожить до прихода лекаря.

— Ну и кто кого в конце концов пощупал? — продолжал ворчать Броуди. — Проклятье, надо было еще полгода назад разорвать с тобой соглашение! И не пришлось бы тогда перед всем миром позориться! Оружие потеряли, сами едва ноги унесли!.. Вот взял бы да сам тебя прикончил, урода… Эй, Зальц, чего примолк? Ты живой? Не вздумай умирать — ты мне еще тысячу монет должен!..

Зальц с трудом разлепил веки и еле слышно прохрипел что-то похожее на ругательство. Мысли его были сейчас заняты явно не долговыми обязательствами.

— Неудачный день, респетадос? — приблизившись к страдальцам, вежливо полюбопытствовал я.

— Проваливай, тонто! — огрызнулся Броуди. Грубо, но в его состоянии простительно. Хотя другой скиталец на моем месте не проявил бы великодушие и закрепил для этой парочки урок, который она плохо усвоила при покушении на маэстро фехтования. — Если хочешь заштопать свою дырявую шкуру, приходи завтра. Анна сегодня на всю ночь наша!

И уныло осклабился собственной шутке.

— А где она? — спросил я.

— Да кто ее знает! Полдня уже где-то шляется! — раздраженно бросил Броуди, морщась от боли в истерзанном вражеским клинком теле. — Может, выхаживает кого, а может, Фило во дворце ублажает. Придет, куда она денется… Но ты учти: полезешь без очереди, кишки выпустим без разговоров. Не смотри, что мы малость порезанные — это так, мелкое недоразумение, пара лишних шрамов на память… Я всю жизнь в дуэлях провел и еще не одному болвану уши обстригу…

— Нет проблем, респетадос, — пожал я плечами. — Верю на слово. И часто Анна в таких отлучках бывает?

— Вообще-то, впервые с ней такое, — признался Броуди, польщенный моей учтивостью. — На два, на три часа иногда уходит, но в основном дома практикует. Что ни говори, а лекарь она отменный.

Идти проверять, действительно Анна отсутствует или нет, смысла не было. Истекающие кровью неудачники-дуэлянты наверняка уже отбили о дверь этого дома все кулаки. Я оставил скитальцев в покое и направился дальше по улице, но дойдя до первого же проулка, свернул в него. Строения в этом квартале фуэртэ Транквило стояли впритык друг к другу и имели общие задворки. Попасть на них не заходя в дома можно было только через подобные узкие проулки. Запомнив, каким по счету в ряду зданий идет дом лекаря, я миновал несколько одинаковых, как вспаханные поля, задних двориков и уже через минуту находился у черного хода особняка Анны.

Поднявшись на крыльцо, я подергал дверь за ручку: заперто. Не став стучать и в этот раз, я извлек из ножен свой короткий тесак — универсальный инструмент для всего на свете, в том числе и для взлома не слишком крепких дверей, — а затем огляделся по сторонам и, не обнаружив свидетелей, принялся ломать замок. Раз дома никого нет, то и бояться нечего, но, если лекарь прячется даже от нуждающихся в срочной помощи пациентов, неизвестно, кого сейчас должна сильнее мучить совесть — Проповедника или Анну.

Меня спасла старая грабительская привычка — ломать замки, стоя в целях безопасности сбоку от дверного проема; Арсению Белкину приходилось хаживать на дело, зная, что будущие жертвы подготовлены к визиту недоброжелателя. Не успел я еще вклинить лезвие тесака в дверную щель, как за дверью грохнул выстрел и в ней, на уровне моей головы, образовалась дыра размером тоже примерно с голову. Щепки картечью вылетели из пролома, а оконное стекло в доме напротив зазвенело, разбитое прошившим дверь навылет зарядом крупной дроби. Что ж, каков гость, таково и гостеприимство; на иное с моими манерами рассчитывать не приходилось.

Однако раздавшийся за дверью отвратительный булькающий голос принадлежал явно не Анне.

— Только сунь сюда нос, Проповедник, и я сверну ей шею! — пригрозил голос, хозяин которого, очевидно, высмотрел меня сквозь щели в занавесках еще у парадного входа. — Понял или нет? Я тебя спрашиваю!

Я не отвечал; вернув тесак в ножны, извлек из-под плаща «Экзекутор», а затем резким движением заглянул в пролом и столь же быстро отпрянул назад, к стене.

Увиденного за секунду вполне хватило, чтобы оценить ситуацию. Анна находилась дома, но отказывалась принимать больных не по своей прихоти. Улизнувший от проповеди одержимый — с такими особыми приметами его и в полумраке опознаешь — опередил меня и появился здесь, как и предсказывалось. Пират захватил Анну в заложники и, вероятно, намеревался уединиться с ней до тех пор, пока у него не зарубцуется рана на черепе. В данный момент почуявший угрозу пират держал заложницу за шею, а в другой руке у него был помповый дробовик, вероятно, реквизированный у хозяйки. Только в сложившемся положении это грозное оружие обладало одним крупным недостатком. Впрочем, одержимый уже сам об этом догадался.

— Перезаряди! — рявкнул он на Анну, продолжая удерживать на прицеле дверь. — Быстрее, сука!

Женщина подчинилась. Перезаряжающий механизм дробовика клацнул, и мне пришлось оставить намерение ворваться в дом — не хотелось из-за спешки лишиться головы. Угрозой свернуть заложнице шею меня было не остановить. Повторное бегство одержимого могло повлечь за собой не один десяток свернутых шей. Плохо только, что город останется без лекаря, но в мире, где правит Баланс, такие социальные перекосы исправлялись быстро — у многих травников имелись талантливые ученики.

— Идиот! Забирай оружие и беги, пока цел! — гневно прошипела Анна. Она, наверное, была наслышана о моей беспринципности при отлове строптивой «паствы». — Беги и не останавливайся! Когда же вы, недоумки, наконец поймете, что время ваших безмозглых развлечений давно прошло!

Или одержимому почудилось, что я пошел на штурм, или у него просто дрогнул на спусковом крючке палец, но второй выстрел, напрочь снесший верхнюю часть двери, грянул совершенно беспричинно. Он-то и стал для меня командой к атаке. Я сшиб ногой оставшийся дверной обломок и ворвался в дом со штуцером на изготовку. Во мне еще теплилась надежда на то, что я успею предотвратить трагедию.

Одержимый и заложница уже не маячили возле выхода. Звуки возни раздавались из-за угла коридора. Пират, кажется, решил последовать совету лекаря и тащил ее к парадному входу, намереваясь прятаться за живым щитом, пока не доберется до двери. Одержимый и стрелял лишь затем, чтобы припугнуть меня и отыграть несколько секунд.

— Дергай, сука! — вновь потребовал он от Анны оказать ему услугу. Не знай я, чем они там в действительности занимаются, мог бы вообразить какую-нибудь скабрезность.

Я скинул плащ, после чего бросился на пол и, скользя на сминаемом в гармошку половике, выкатился в коридор следом за отступающей парочкой. Прямо перед моим носом упала стреляная гильза — Анна только что снова перезарядила своему пленителю оружие.

Что ни говори, удобно с таким неполноценным черепом прикрываться заложником. Макушка пирата, которая должна была высовываться из-за головы женщины, могла бы стать подходящей мишенью для меткого стрелка, но отсутствие у одержимого куска черепа уравняло в росте похитителя и заложницу. Бесспорно, за истекшие сутки голова одержимого слегка увеличилась, однако до обретения прежней формы ей было необходимо «дозревать» еще как минимум три дня.

Я не собирался повторно калечить ублюдку голову. Благодаря вышеописанному маневру, я очутился перед пиратом в неожиданной позиции для стрельбы — лежа на боку. Выкатись я в коридор мгновением раньше, успел бы и вовсе, извиняюсь, заглянуть Анне под юбку. Дробовик одержимого искал цель гораздо выше.

При моем внезапном появлении женщина испуганно взвизгнула, будто узрела на полу не меня, а мерзкую крысу. Этот естественный женский испуг оказался очень своевременным. Повиснув на руке одержимого и поджав ноги, Анна невольно открыла мне… нет, не то, что скрывалось у нее под юбками, а лодыжки своего похитителя — в моем положении самые удобные цели…

Пуля четвертого калибра — это звучит убедительно и в моем родном мире, и в Терра Нубладо. Перед сногсшибательным «очарованием» этой свинцовой малышки невозможно устоять в прямом смысле слова. А тем более устоять, когда каждую из твоих лодыжек целует такая красавица. Я выстрелил по ногам одержимого из обоих стволов поочередно. Пират взвыл и замахал руками, пытаясь удержать равновесие на подрубленных конечностях. Однако сделать это было для него уже физически невозможно, а повисшая у него на руке Анна лишь ускорила падение обезноженного врага. Запоздало выпущенная им третья пуля ушла в потолок, а угроза свернуть заложнице шею так и осталась лишь на словах.

Едва Анна и придавленный ею пират рухнули на пол, я без промедления ухватил ее за лодыжку и рванул на себя, вырывая хозяйку из лап похитителя. Перепуганная женщина опять завизжала и начала брыкаться, чем только ускорила собственное освобождение. Удержать ее было нелегко, но я все же успел оттащить заложницу подальше от корчившегося врага.

Одержимый безумно вращал глазами, яростно рычал, брызгал слюной и заливал пол кровью из грубо ампутированных ног. Кровь брызгала и на стены: пират в ярости дрыгал конечностями, желая вскочить и кинуться в драку. А может, убежать. К сожалению для него, он свое уже отбегал. Но даже сейчас пират не орал и не впадал в шок — одержимость Величием продолжала подавлять его нечеловеческую боль. Жажда жизни подстегивала одержимого. Собравшись с силами, он вскочил на четвереньки и пополз к двери. Не сомневаюсь, что адепт Дисбаланса добрался бы в таком состоянии даже до моря Встречного Ветра, только я не позволил пирату пересечь порог этого дома.

Одержимый сопротивлялся, но после всего случившегося разве это было сопротивление? Обычное трепыхание рыбины, брошенной на разделочный стол…

«Откровение четыреста пятьдесят пять открыто!» — последние слова, которые расслышал одержимый, прежде чем его тело свела судорога, а дыхание перехватило. Когда же оно вновь пришло в норму, принявший Воздаяние пират сделал лишь десяток вдохов. На большее у пирата не хватило сил, которые улетучились из него, словно воздух из пробитой на выстрел шины. Взгляд бывшего одержимого потух и остекленел, а последняя вялая судорога прекратилась.

— И это все? — раздался у меня за спиной дрожащий голос Анны. Пока я читал проповедь, она приходила в себя, сидя на полу и с опаской наблюдая за моими действиями.

— Что — все? — не оборачиваясь, переспросил я, массируя виски — это помогало восстановить душевное равновесие после проповеди. Вроде бы привычное занятие — утихомиривать мятежные души, — но возбуждение после него всегда будоражило кровь, как в первый раз. Только, в отличие от секса, удовольствия в том возбуждении не было в помине. Наоборот, в последнее время я все чаще боялся, что после такой нервной перегрузки меня долго, если вообще не окончательно, не потянет к женщинам.

— Твой ритуал… — уточнила Анна. Ее продолжало трясти, но она старалась держать себя в руках и ей это, надо признать, удавалось. — Откровение, или как его… Я полагала, что изгнание одержимости происходит иначе. Драматичнее, что ли. Ведь это не какой-нибудь обыденный обряд, вроде похорон, а настоящее мистическое таинство — такая редкость для нашего мира.

— О каком драматизме ты толкуешь? — буркнул я, оставляя тело одержимого в покое и поднимаясь с колен. — Мне что, надо было петь ему обрядные песни и устраивать вокруг него ритуальный танец, воздавая хвалу Балансу?

Только теперь я обернулся и посмотрел на Анну…

Женщины Терра Нубладо безусловно заслуживают того, чтобы посвятить им не несколько скупых строк, а целую книгу. Если бы от меня потребовали полюбить этот проклятый мир в обязательном порядке, я полюбил бы его только из-за женщин. К ним силы Баланса проявляли просто безграничное великодушие. Эталонной красотой местных женщин Баланс словно уравновешивал ту чашу весов, которую тянули вниз угрюмость ландшафтов, осточертевший туман и порядки, плохо способствующие мирному существованию. Весомый получался противовес. Даже такой обиженный на всех и вся бродяга, как я, начинал радоваться жизни, когда оказывался в компании представительниц прекрасного пола. В большей степени это касалось очаровательных скиталиц.

Выделять в их описании такие черты, как красота, грация и обаяние, было излишне. Каждая из скиталиц олицетворяла собой если не воплощение всех вышеперечисленных качеств, то близкий к идеалу образец. Причем неважно, сколько образцу было лет. Вольному образу жизни все возрасты покорны — это правило распространялось и на женскую половину местного населения. И хрупкие девушки, едва вышедшие из подросткового возраста, и зрелые женщины, в чьих волосах уже проглядывалась седина, скитались по миру наравне с мужчинами и требовали к себе не меньшего уважения. Кто отказывался считаться с их требованиями, мог крепко об этом пожалеть. Прекрасные леди стреляли и фехтовали ничуть не хуже джентльменов, а дамские альянсы были на редкость сплоченными и иногда существенно влияли на политическую обстановку. Я лично встречался с двумя диктаторшами, за обаятельными улыбками которых скрывалась такая сила духа, какой порой не обладали и одержимые. И все это непременно в сочетании с дьявольской красотой… В моем родном мире я побаивался и недолюбливал таких женщин, здесь пришлось научиться их уважать.

Пожив немного в Терра Нубладо, я выявил еще одну любопытную особенность: скиталицы не старели, по крайней мере внешне. Доживая до возрастного предела, за которым начинается столь пугающее женщин увядание, красавицы туманного мира словно замораживали для себя ход времени, продолжая оставаться на пике своей красоты. Возраст читался у них только в глазах, однако это лишь усиливало женские чары: сногсшибательная внешность в сочетании с умудренным взглядом… Этого было вполне достаточно, чтобы заставить неровно дышать даже хладнокровного Проповедника.

Нашего же брата-скитальца старость била безо всяких поблажек, но била толково — не превращала в немощных развалин, а лишь закаляла. Мы старели, как хорошее вино — во многом это шло нам только на пользу. Морщины и шрамы чеканили наши лица, головы седели либо лысели, фигуры теряли стройность и становились кряжистыми. Но спасибо Балансу: глаз оставался точным, а рука не дрожала. Такой старости можно было не бояться, только далеко не всем скитальцам довелось побывать в шкуре матерого ветерана. До седой бороды доживал редкий пилигрим — счастливчик, который избежал клинков и пуль, не поленившись в молодости достичь совершенства в искусстве выживания. Либо это был невероятный приспособленец, наподобие маэстро Гвидо, обладавший достаточной гибкостью ума, чтобы вовсе обходиться в этом мире без оружия.

С оседлыми все обстояло иначе. Среди них было полно и согбенных древних старух, и дряхлых старцев, разве что, как я уже напоминал, обладающих на зависть крепким здоровьем, не соответствующим их преклонным годам. Что вынуждало оседлых стареть по совершенно отличным от скитальцев критериям? Неужели причина крылась только в различных укладах жизни? Впрочем, эта загадка имела гораздо больше логичных объяснений, нежели причуды местной воды и вечный туман на горизонте.

Во взгляде Анны читался ум, что было вполне естественно для скиталицы, избравшей непопулярную среди бродячего люда стезю лекаря. Легкомысленная дурочка не тратила бы время, постигая науку приготовления из трав целебных зелий — такая женщина нашла бы себе более увлекательное занятие. Анна была уже не молода, но выглядела так, что в сравнении с ней меркла половина фотомоделей моего родного мира. Светлые волосы, выдающие в ней уроженку севера; короткая прическа «а ля Жанна д’Арк», больше характерная для воинственных амазонок; миловидное лицо, чувственные губы, роскошная фигура… В общем, сплошные достоинства и никаких недостатков. Женщина моей мечты, как и остальные полсотни, встреченные мной за день…

— Ты цела? — поинтересовался я на всякий случай, хотя видел, что Анна не пострадала. Да и заработай она пару синяков, выведет их за пару минут своими снадобьями. Но спросить все равно необходимо: незачем оставлять о себе негативные впечатления.

— Надо же, какой он теперь заботливый! — уперла руки в бока Анна. — Не слишком ты обо мне переживал, когда по этому мерзавцу стрелял! Мог ведь и промахнуться! Я слышала, такое уже бывало.

— Бывало, — признался я. — Но попадаю я все-таки чаще…

Входная дверь затряслась от ударов, и уже знакомый голос неудачливого дуэлянта Броуди взволнованно прокричал:

— Эй, есть кто живой?! Анна, что у тебя за пальба?! Открывай, а то вся улица сбежится! Анна, ты в порядке? Слышишь или нет? Помощь не нужна?..

— К тебе пациенты, — кивнул я на дверь. — Между прочим, полдня уже порог обивают.

— Да в курсе уже… Давай-ка сначала тебя осмотрю. — От наметанного взгляда Анны не ускользнуло, как неловко я двигаю простреленной еще на берегу рукой. — Ты заработал право пройти без очереди.

— Сутки терпел, потерплю еще час, — отмахнулся я. — У этих парней дырки в шкуре посерьезней.

— Как пожелаешь, — ответила она. — Тогда сделай маленькое одолжение: пока я вожусь с этими крикунами, прибери здесь немного, если не затруднит.

И Анна указала на обезображенный труп на полу. Действительно, беспорядок. Разверзнутая голова мертвого пирата покоилась на коврике, украшенном приветливой надписью «Добро пожаловать», а ботинки незваного гостя, конечно, не привлекали бы в прихожей внимание, если бы не торчащие из них начисто отстреленные лодыжки.

— Сам намусорил, сам и приберусь, — пообещал я, хватая покойника за ремень и оттаскивая его к черному ходу. На меня наконец-то навалилось долгожданное облегчение — шайка Твердолобого ушла в прошлое, и скоро на Пуресе вновь станет не продохнуть от торговых ланч. Теперь от маэстро Гвидо мне причиталась солидная премия, тратить которую я, пожалуй, буду как обычно — отправлюсь в столицу; там есть где посорить монетами. Осталось только подлатать плечо да прояснить вопрос с Кассандрой Болтливый Язык, и дело в шляпе — больше меня в фуэртэ Транквило ничто и никто не держит.

Спокойный захолустный городишко — фуэрте Транквило. Мало чем примечательный, однако именно здесь закончилась история бродячего Проповедника и началась другая — Арсения Белкина, человека, воскресшего из небытия после двадцати пяти лет глухого забвения. И кто только решил, что воскрешение следует воспринимать как благо? Считаться мертвым намного спокойнее, уж поверьте мне, как бывшему мертвецу…

— Проклятье, не так сильно!

— Неужели больно? Или ты меня разыгрываешь? — удивилась Анна, отдернув руки от моего плеча после того, как я вздрогнул. Смоченный в целебном зелье тампон вошел в рану слишком резко и надавил на сидевшую в плече пулю…

— Не скажу, что это приятно, — проворчал я. — А что, я у тебя первый, кто жалуется?

— Сказать по правде, такую живую реакцию я вижу впервые, — подтвердила эскулап в юбке. — Ты отреагировал так… реально, что я и впрямь поверила, будто бы ты…

Она не договорила.

— Живой человек? — закончил я.

— Не начинай, пожалуйста! — взмолилась Анна. — Эта тварь, которая мне весь день испоганила, столько на Мертвую Тему трепалась, что я удивляюсь, как вообще до сих пор на ногах стою. Но с другой стороны… Да, и впрямь любопытная реакция. Словно мы с тобой не здесь, а… там…

— Где — там?

Анна не ответила, вернулась к извлечению пули.

— Раньше никто за мной ничего ненормального не замечал, — признался я.

— А раньше тебя осматривали лекари-скитальцы?

— Нет.

— Значит, в этом причина. Оседлым не дано отличать настоящую боль от… — Она поморщилась. — Нет, не следует нам это обсуждать. Давай закроем данную тему, а то никакого исцеления не получится. Глупо лечить ожог, держа руку над огнем.

Я хотел возразить, что глупо также гасить пламя моего любопытства, когда оно только разгорелось, но пожалел Анну, у которой и без того выдался тяжкий день.

— Что тебе известно о Кассандре Болтливый Язык? — спросил я, повинуясь просьбе и меняя тему.

— Шаталась недавно по городу такая скиталица, предсказательница будущего, — подумав несколько секунд, вспомнила Анна. — Все о новых сказочных мирах рассказывала, да говорят, так красочно, что поневоле заслушаешься. Потом эта прорицательница пропала. По-моему, она сумасшедшая. Но из тех сумасшедших, которые безобидные. Так ты и за ней охотишься?

— Да, — подтвердил я. Добавлять, что ищу одержимую по собственной инициативе, не стал — могли возникнуть пересуды. Впрочем, если Анна вхожа во дворец, пересуды о Проповеднике в любом случае возникнут — надо же о чем-то придворным красавицам на светских раутах трепаться? — Ты встречалась с Кассандрой?

— Нет, не рискнула… Поговаривали, что иногда во время прорицаний ее в Мертвую Тему заносило… Больно мне надо такое сомнительное развлечение! Захочу развлечься — пойду на представление бродячих музыкантов. От их песен здоровье не ухудшается.

— Не знаешь случайно, куда Кассандра направилась?

— Понятия не имею, — пожала плечами Анна, выбрасывая использованный тампон и вытирая руки полотенцем. — Но, возможно, Фило знает. Он с Кассандрой общался, и довольно долго.

— Диктатор — с прорицательницей? — усомнился я. — Чего он от нее хотел?

— А что всем нужно от Кассандры? Будущее. Раз надо, сходи да сам у Фило спроси. Или предпочитаешь бегать по всему городу и выискивать тех, кто выслушивал истории Кассандры? Ну, если нравится самому усложнять себе задачу, тогда дерзай.

— Спасибо за добрый совет. И за помощь спасибо. Как заново родился, честное слово…

И впрямь, самочувствие после лечения было превосходным. Нарывающая в плече пуля, обработанная специальным раствором, уменьшилась в размерах и сама постепенно вышла из раны вместе с густой мутной жидкостью — так, словно кто-то медленно выдавливал пулю изнутри, при этом не забывая смазывать ее обезболивающей мазью. Едва пуля очутилась в гибких пальцах лекаря, рана сразу закрылась, безо всяких швов и скрепок. И вся эта полумистическая операция, которую на мне проводили уже множество раз, протекала практически бескровно — кровь перестала течь, как только Анна промыла рану еще до извлечения пули. Можно было даже не накладывать повязку — я был абсолютно уверен, что ни опухоли, ни нагноения не появится. Чудодейственная сила трав Терра Нубладо была готова оберегать мое плечо вплоть до полного исцеления.

Напоследок Анна принудила выпить меня какой-то терпкий настой, от которого мне окончательно захорошело. Нахлынувший прилив бодрости на корню уничтожил усталость и поднял настроение. Великолепные ощущения! Оседлые лекари сроду не отпаивали меня такими отварами. Я прямо сейчас был готов ринуться в бой с новой компанией одержимых, объявись она поблизости.

Напоив меня, Анна налила и себе полстакана того же настоя, после чего выпила его залпом, словно горький амарго.

— Мой секретный рецепт, — доверительно поведала она, облизнув губы. — В Терра Нубладо никто, кроме меня, не угостит тебя этим бальзамом. Чувствуешь что-нибудь?

Я сосредоточился на ощущениях: нигде не болит, не ноет. Приятно — не то слово… Стоп, а это уже что-то новенькое. Или Анна вышла на свет и я по-иному взглянул на нее, или мне давно не доводилось бывать наедине с прекрасной женщиной, однако то, что я испытывал сейчас к Анне сильное влечение, было очевидно. И чем дальше, тем влечение это становилось все неудержимее и неудержимее. Целительница же пока ни намеком не выказала мне свое благорасположение. Лишь стояла, склонив голову набок, и с улыбкой наблюдала, как я пожираю ее глазами, а ноздри мои возбужденно раздуваются. Похоже, об этом она и спрашивала, поскольку иные чувства во мне не зарождались. А если и зарождались, животный инстинкт влечения душил их в зародыше.

Меня здорово обеспокоило это вожделение, уже почти не подвластное контролю. Обычно я контролировал свои поступки, теперь же от крепких цепей моего самоконтроля осталась какая-то жалкая тонкая проволока. И та вот-вот норовила лопнуть. И когда это случится, я совершу позорнейший поступок, до которого не опускался даже в прежней ипостаси отъявленного негодяя и пьяницы.

Я сидел вцепившись в стул, трясся от безумного желания и боялся даже пошевелиться. Скрыться из дома Анны паническим бегством являлось самым простым способом сохранить благородство. Только я прекрасно знал, что едва встану на ноги, как брошусь не к двери, а на несчастную женщину, которой от озверелого сексуального маньяка уже точно не скрыться.

— Я называю этот чудо-коктейль «Провокатор», — просветила меня Анна, одарив при этом игривой улыбкой, от которой я чуть не взвыл, как жаждущий случки цепной кобель. — Обожаю наблюдать, как «Провокатор» действует на неподготовленного пациента. За столько лет еще ни одной осечки. Однако надо признать, ты крепкий парень — держишься. Если бы сама не угостилась, проверила бы ради интереса, слабо тебе побить рекорд долготерпения или нет. Пожалуй, не побьешь, готова поспорить… но не буду. До постели паинькой дойдешь?

— Где… она?!

— Нет, не дойдешь, уже вижу… Но на полу — не хочу, уж извини мягкотелую… Ладно, сиди здесь, пока не позову. Куда бежать, найдешь — по лестнице на второй этаж, и первая дверь направо. Потерпи минуту — я быстро.

И, покачивая бедрами, удалилась, не забыв одарить меня на пороге комнаты многообещающим взглядом.

Редко в моей жизни выпадали такие длинные минуты, это точно. Табурет подо мной скрипел от ерзания, а мысли в голове вытеснил один всепоглощающий вопрос: «Когда же наконец?» А чертовка Анна нарочно не торопилась, отчего вскоре у меня возникла уверенность, что ее спальня расположена не в доме, а на окраине города.

Однако с гордостью рад сообщить: фальстарта не произошло. И когда спустя вечность, а в действительности — пару минут, с верхнего этажа до меня долетел задорный голос моей обольстительницы, я сорвался с места резвее спринтера-олимпийца. Опрокинув стул, свернув кушетку, стукнувшись затылком о косяк и споткнувшись на лестнице, но я добежал до спальни еще до того, как зов Анны умолк. И пусть соперников в этом забеге у меня не было, я летел к финишу с такой прытью, словно на кону стояла моя собственная жизнь.

За героическое терпение и целеустремленность мне причитался достойный приз, и я сумел в полной мере оценить это немного погодя. А также оценить термоядерную мощь «Провокатора», способного не только взрывать низменные желания, но и наделять энергией для их осуществления. Все на свете бы отдал, чтобы в старости иметь под рукой такой «костыль», в сравнении с которым пресловутая «виагра» — безвредное плацебо. Однако что-то подсказывало мне — Анна не выдаст рецепт своего дьявольского зелья даже под пытками. Да и о каких пытках речь? К утру у меня просто не останется сил пытать Анну…

Слагать оды в честь «Провокатора» я мог бы долго, и ни одна из них, даже самая возвышенная, не явилась бы преувеличением. Попроси меня Анна разрекламировать ее товар, я без возражений превратил бы свой плащ-накидку в рекламный плакат и расхаживал по Терра Нубладо с начертанным на спине призывом покупать лучшее в мире (да что там в мире — в обоих из миров!) средство для поднятия… точнее неудержимого взлета потенции. И не брал бы за это никаких денег. Ну, разве что в знак благодарности попросил бы дать мне возможность периодически пополнять свою походную фляжку рекламируемым продуктом.

Не знаю, как Анна, наверняка привыкшая к немереной резвости дегустаторов своего любовного коктейля, а я остался в восторге от его «послевкусия». Вдобавок к нему, сама чародейка удивила меня как эксперт в вопросах рационального использования моего многократно возросшего сексуального потенциала. Даже в юные годы Арсений Белкин не демонстрировал такую недюжинную прыть и выносливость племенного жеребца. В моменты, когда мой рассудок ненадолго возвращался на бренную землю, я опасался, как бы завтра не пришлось потратить день на починку кровати. Та ходила ходуном уже несколько часов кряду. Но страхи были беспочвенны. Мебель у Анны обладала отменной «сейсмоустойчивостью», поскольку явно была сделана на заказ, с учетом пристрастия хозяйки к подобным развлечениям.

Естественно, что под утро я отрубился без задних ног, провалившись в здоровый глубокий сон, о котором в последнюю неделю приходилось лишь мечтать. В незнакомом городе это выглядело в высшей степени неразумно, притом я не помнил, где я побросал оружие: возле кровати или по пути в спальню. Я спал как младенец, зная, что за мной неотступно следуют шпионы диктатора! Тот факт, что у Фило не было оснований считать меня врагом, не оправдывал подобной безалаберности.

Говорят, любовь слепа. Правда, подразумевают при этом совсем иное, но к моему случаю такое утверждение тоже подходило. Проповедник дал так легко себя ослепить и лишить сил, что перережь ему кто во сне глотку, я бы тому ублюдку только спасибо сказал. За урок, что нельзя терять бдительность при моем рискованном образе жизни.

И все же ради столь потрясающей ночи не жаль было пожертвовать и жизнью…

Отплатив за лечение и курс «восстановительной терапии», я спал и видел сон. Казалось бы, что тут необычного — сон да сон. Только это был первый сон, увиденный мной в Терра Нубладо. Причиной внезапного наплыва сновидений следовало считать опять же чудодейственный «Провокатор» — иного объяснения феномену не было. Длительный период жизни без снов вынудил меня почти забыть, что это такое — ночные грезы. Может быть, поэтому, когда сновидения вернулись, они показались мне такими потрясающе реальными…

Мир, в котором я очутился во сне, был еще больше не похож на Терра Нубладо, чем мой родной. Но я не принял его за очередной «загробный», потому что оказался здесь не один, а в компании маэстро Гвидо. Он-то мне сразу без обиняков и объяснил, что все происходящее вокруг — всего лишь бред моего спящего сознания. В доказательство этому Зануда сначала бесследно растворился в воздухе, а затем материализовался вновь, наряженный в откровенно несуразный костюм. Подобных выкрутасов Гвидо раньше не выкидывал, и я немедленно с ним согласился: да, маэстро и все остальное мне всего лишь снится.

Не успел я восхититься талантами «маэстро Гуддини», а он уже обрадованно тряс мою руку и твердил, что, дескать, я и вообразить себе не могу, как он рад моему появлению в моем же сне! Да уж, где, как не во сне, тебя еще поздравят с таким событием! Впрочем, я тоже сейчас испытывал радость. Разве не здорово вернуть себе цветные сны — один из лучших атрибутов прошлой жизни?

— Ты бы видел себя со стороны! — рассмеялся я, увидев, во что вырядился Зануда после своего секундного исчезновения.

— На себя посмотри! — презрительно хмыкнул маэстро.

Только теперь я обратил внимание, что стою перед ним в чем мать родила; каким заснул на постели у Анны, таким и угодил в собственные сновидения. А Гвидо в отличие от меня щеголял хоть в необычном, но пристойном наряде: форме французского королевского мушкетера, знакомой мне по многочисленным экранизациям произведений Дюма. Была у Зануды и шпага, на эфесе которой он важно держал украшенную сверкающими перстнями руку.

— Да, ты прав: неприлично разгуливать в голом виде по собственным снам, — согласился я, вертя головой и выискивая, чем прикрыть наготу. Как назло, ничего подходящего на глаза не попадалось, даже лопухов. — А далеко отсюда до твоей карнавальной лавки?

— Ты меня удивляешь! — всплеснул руками Гвидо. — Забыл, где находишься? Это же сон — в нем нет ничего невозможного! Можешь превратиться в кого угодно, надо только загадать желание. Не стесняйся, попробуй и посмотри, что получится.

Что ж, если наряд Гвидо являлся плодом его фантазий, то почему бы и мне не приодеться во что-нибудь сообразное вкусу. Черный сюртук и всесезонный плащ-накидка Проповедника, без которых я себя уже не представлял, успели мне порядком надоесть.

А ну-ка, наморщим лоб и задействуем фантазию! Тяжеловатое занятие… Жизнь в Терра Нубладо давно отучила меня пользоваться той половиной головного мозга, что отвечала за воображение. Однако получилось! На мушкетерский наряд фантазии не хватило, а вот на кое-что попроще…

Увидев костюм, в который я облачился при помощи лишь усилия мысли, маэстро Гвидо выпучил глаза и, как мне показалось, едва не выхватил шпагу. И правильно сделал, что не выхватил: мое-то оружие выглядело куда внушительнее.

— Люк Скайуокер? — недоверчиво осведомился Зануда.

— Ага, так, значит, тебе знаком этот парень! — победно воскликнул я, выпуская зеленый луч светового меча.

До меня вдруг дошло, что пребывание во сне полностью избавило нас от гнета Мертвой Темы. Опознав меня «в образе», Зануда произнес всуе слова, от которых в Терра Нубладо уже скривил бы страдальческую гримасу.

— Равно как и капитан королевских мушкетеров де Тревиль, — признался маэстро и напомнил: — Это же твой сон! И только тебе решать, с кем я знаком, а с кем нет.

Даже здесь умудрился выкрутиться, хитрая дипломатическая морда! И ведь не боится, что я могу обидеться и вытолкать его из моих грез в три шеи!

— Эх, зря ты сказал, что это сон… — печально вздохнул я, оглядев окрестности. — Лучше бы я думал, что меня наконец-то впустили в рай…

Главное отличие «сонного рая» от Терра Нубладо, олицетворявшего для меня что-то вроде мягкого ада общего режима, заключалось не в буйстве красок и возможности импровизировать с собственным обликом. В кои-то веки мне довелось снова узреть горизонт! Настоящий далекий горизонт, не скрытый за пеленой тумана! Дорога, на которой стояли мы с Гвидо, была проложена по вершине длинной холмистой гряды и вела в видневшийся вдалеке город. Панорама с возвышенности открывалась потрясающая. У узника туманного мира от такого великолепия просто перехватило дыхание. А как здесь дышалось! Полной грудью, легко и совершенно непринужденно. Мысль о том, что рано или поздно мне предстоит просыпаться и возвращаться в реальность, удручала. Я чувствовал себя неизлечимо больным, которого вывезли из госпиталя в санаторий и который теперь стремился надышаться перед смертью.

Холмы, дорога и город находились в пойме широкой реки, текущей по правую руку от нас. Слева, у подножия холмов, вытянулась цепочка мелких прозрачно-голубых озер, окруженных густыми ивами, будто глаза красавицы — пышными ресницами. За озерами начинались каменистые отроги гор, чьи заснеженные пики белыми клыками вздымались вдали. А река, вверх по течению которой мы двигались, низвергалась с высоченного плато, образующего на относительно ровной линии горизонта внушительную ступень. Шум гигантского водопада был слышен уже отсюда, а солнце играло в облаках водяной пыли негаснущей радугой. Должно быть, вблизи ревущая лавина воды выглядела воистину жутко, хотя издали тоже впечатляла. Ниагарский водопад смотрелся бы на фоне этого чуда природы лишь бледной маловодной копией — качаемый ветром дистрофик рядом с борцом сумо.

Однако при всем своем великолепии водопад притягивал взор не так, как раскинувшийся прямо перед нами город. В моем словарном запасе не имелось лаконичного и емкого сравнения, чтобы вкратце охарактеризовать это творение неизвестно чьих рук. Грандиозное? Но подобный эпитет был в полной мере применим и к египетским пирамидам, а под их размеры в городе моего сна подпадали разве что бордюрные камни. Бездонное голубое небо позволяло рассмотреть, как высоко вздымались шпили городских сооружений, архитектурный стиль коих я бы обозначил, как «хаотическая гармония». Градостроителем тут явно служил абсолютно безумный гений. Только такому архитектору было под силу смешать в одном котле все существующие и даже пока не существующие стили архитектуры и отлить из получившегося сплава свой шедевр.

Романский стиль, готика, барокко, ренессанс, классицизм, ампир и прочие стили — все эпохи смешались здесь в причудливой замысловатой гармонии. Заоблачной высоты дворцы, соборы, минареты, пагоды… Собрать их в одном городе уже выглядело кощунством над здравым смыслом. Все эти монументальные творения соседствовали с угловатыми урбанистическими колоссами моей родной реальности, а к ним примыкали и вовсе абсурдные футуристические сооружения. Последние удивляли еще и тем, что, обладая зачастую асимметричными пропорциями и как следствие этого плохой устойчивостью, каким-то чудом не рушились под собственной тяжестью.

Никакого малоэтажного пригорода к этому, больше смахивающему на мираж городу не примыкало. Здания-горы каменным оазисом возвышались посреди бескрайней дикой природы и, казалось, готовы были исчезнуть бесследно, едва солнце скроется за тучи. Призрачность картины также подчеркивалась полной безжизненностью, царившей в городских лабиринтах. Ни разноцветья рекламы, в потоках которой тонули мегаполисы моего мира, ни продвинутого летающего транспорта, что просто обязан был иметься у людей, способных сооружать такие высотные постройки. Пустынна была и дорога, по которой шли мы с Гвидо. Даже следов проехавших по ней колес не наблюдалось. Однако я бы не сказал, что город и дорога выглядели заброшенными. Складывалось впечатление, будто люди, соорудившие эти каменные колоссы, просто не планировали в них жить. Сделав свое дело, градостроители ушли, не дожидаясь, когда в городе появятся первые жители. Исчезнувшие творцы оставили после себя идеальный порядок, а те, ради кого они старались, почему-то запаздывали.

Уж не нам ли с Занудой была оказана великая честь вступить первыми в сказочный город? Любопытно, за какие заслуги…

Увлекшись окружающей обстановкой, я как-то запамятовал, что именно я и являюсь тем самым архитектором, неуемной фантазией которого мне пришлось восторгаться. Это был мой сон, а следовательно, и мир этот тоже принадлежал мне. От осознания невероятной истины голова моя закружилась, перед глазами все поплыло и я с ужасом почувствовал, что вот-вот проснусь. Какая досада: первый яркий сон за столь долгое время, а оборвется он, едва начавшись…

Конец ознакомительного фрагмента.