Мост, колодец и тень

Роман Владимирович Арефкин, 2020

Пережив тяжёлую утрату, потеряв связь с реальностью, Олег отправляется в Швецию, где эксцентричный психотерапевт вызывается помочь, посвящая в свои собственные открытия. Раз за разом, переживая последствия случившегося, Олег сталкивается с потаёнными сторонами человеческой психики, пространства и времени, а также – с древними секретами старой Скандинавии. Олегу предстоит научиться использовать открывающиеся коридоры времени, чтобы исследовать предпосылки рокового перелома в собственной жизни и принять непростое решение.

Часть 5

Это был выходной день, раннее утро, когда Кристенсон покинул свой дом, управляя своим стареньким SAAB, позволяя себе превысить скорость — установленную своим собственным — внутренним скоростным лимитом. По обочинам асфальтированной дороги скопилось много жёлтой, опавшей листвы. Там, где повороты были особенно круты, автомобиль доктора смещался достаточно близко к краю, чтобы заставлять снопы листьев взмывать в воздух, задерживаясь там и медленно планируя — рассеиваться по всех доступной им поверхности проезжей части.

Шины буквально шелестели, касаясь намокшего асфальта, воздух оставался по-осеннему влажным, и Кристенсон держал стекло водительского места приоткрытым на несколько сантиметров, дабы специфический аромат осеннего утра проникал в салон автомобиля. Город Шиксаль остался позади, когда доктор увидел первый дорожный указатель, которому ему предстояло следовать. Вскоре, свернув с главной дороги, автомобиль встал на грунтовую поверхность, вполне широкой просеки, двигаться по которой — не составляло труда. Пришлось сбавить скорость, разумеется, но сгустившийся, с обоих сторон от дороги, лес, лишь дополнял общую атмосферу утра.

Дорога, по которой теперь двигался Кристенсон, становилась несколько уже и вскоре начала петлять, заставляя мужчину быть более осмотрительным. Вскоре лес поредел, и сквозь нестройные ряды деревьев стало просматриваться заросшее дикими травами поле. Кристенсон прекрасно помнил, как в былые годы, годы его молодости, владелец этих земель выращивал здесь какие-то культуры и пытался вести собственное фермерское хозяйство, борясь с капризами природы. С переменным успехом, семья Ландфельдов лавировала между благосостоянием и жизнью «по средствам», как правило в неудачные годы никто о них почти ничего не слышал. Все в округе знали, что некие Ландфельды, семья из трёх человек, молодая пара с маленьким ребёнком на руках, купили себе довольно внушительный участок за городом и старый дом. Глава семейства намеривался изменить жизнь своей семьи кардинальным образом, и в общем у него это получилось. Переехав загород, они отрешились от всего мира, предав огню все мосты за собой, так, что теперь ни друзья, ни родственники не могли с ними связаться.

Свою территорию Ландфельды охраняли ревностно, старательно оповещая о нетерпимости к чужакам и нарушителям режима частной собственности. Однако и к местным властям они не обращались, даже когда их сын подрастал, Ландфельды приняли решение, что мальчишка не пойдёт в школу с другими детьми. Отец, вероятнее всего, видел в этом угрозу своему авторитету, и что важнее — авторитету религии, которой вся семья ревностно поклонялась и доктрину которой — чтила превыше всех остальных законов.

Местные органы по надзору неоднократно пытались пробиться к Ландфельдам, чтобы иметь возможность осведомиться о состоянии ребёнка, но это удавалось им с переменным успехом и часто — не без серьёзных усилий.

Когда Кристенсон наконец прибыл, он припарковал свой автомобиль на обочине, на некотором расстоянии от старого, ветхого дома, который уже много лет был необитаем, стоя на своём многовековом месте, продуваемый всеми ветрами. Доктор не спеша подошёл к крыльцу. Решение войти внутрь далось ему не сразу, поскольку нельзя было быть уверенным в том, насколько это было безопасно.

Под ногами то и дело скрипели доски, иногда скрип сменялся на предательский треск. Внутри дома практически ничего не осталось от прежней жизни, от людей, некогда населявших эти стены. Запах затхлости, пыль, и темнота.

Кристенсон хорошо знал историю Ландфельдов. Ещё в самом начале своего профессионального пути, доктор не мог обойти стороной резонансную историю о том, как ведущая уединённый образ жизни семья стала жертвой собственной замкнутости.

Сын Ландфельдов, Алан, никогда не был учащимся общей школы, но работники надзорных инстанций, которым время от времени удавалось повидать мальчика, утверждали, что с ребёнком всё было не так просто.

Существуя лишь в форме слухов, рождённых субъективностью поверхностной оценки ситуации, некоторые сведения указывали на то, что Алан страдал формой психического расстройства, которая сочетала в себе черты целого ряда отклонений. Не все из которых были безвредны для окружающих.

Кто-то из соцработников утверждал, что мальчишка испытывал странную тягу к истязанию животных. В частности его мать рассказывала, пользуясь случаем, когда ей всё же удавалось контактировать с другими людьми, когда мужа не было поблизости, что Алан отрезал кошкам хвосты, используя садовый секатор. Это его деяние носило странный характер ещё и потому, что сам мальчишка, при этом, не выражал каких-либо эмоций, что могло бы помочь определить его психологическое отношение к деянию.

У Алана не редко случались конфликты с отцом, по одним только Ландфельдам известным причинам. Но мужчина, в попытках усмирить всё более агрессивного сына, получал серьёзные травмы, что не могло не беспокоить супругу.

Сам Кристенсон никогда не видел Алана, но ему довелось разговаривать с Броком Ландфельдом — отцом мальчишки. Это случилось незадолго до несчастья в этой семье.

Брок был доставлен полицией в приёмный покой, после того как его нашли на дороге между городом и его домом, измотанным, бредящим что-то и совершенно не ориентирующимся в пространстве.

Брок вскоре пришёл в себя, до той степени, при которой с ним можно было вести диалог. Тогда, ещё начинающий врач, Кристенсон имел возможность беседовать с мужчиной.

Конец ознакомительного фрагмента.