Зеркала и лабиринты

Роман Владимирович Арефкин, 2021

Шесть историй – шесть мимолётных странствий по затейливому лабиринту, стены которого – словно кривые зеркала – отражают нашу реальность в самых гротескных её проявлениях, открывая взору читателя ничем не ограниченный, увлекающий мысли – простор магического реализма. Каждая история сопровождается комментариями автора, который щедро делится источником идеи, указывает на исторические и культурные перипетии, заставляя повседневную реальность обогащаться живыми тонами фантазии. «Квест» – история о самом продолжительном поиске, в жизни каждого человека «Творец» – спасительная гавань для творческого сознания, посреди смерти и бессилия «Ворон» – противостояние мудрости и амбиций посреди увядания древнейшей цивилизации «Бессмертный» – история о слепом стремлении и неожиданных находках на этом пути «Пробудившись» – то, что начиналось банальным расследованием, превращается в откровение с самой историей «Изобретатель» – иллюстрация извечного конфликта индивида и государства, простирающегося сквозь века

Комментарии автора к «Творец»

«The time for your labor has been granted», то, что услышал Яромир Хладик в ответ на свою скромную просьбу, незадолго до исполнения назначенного ему приговора.

Едва ли мне суждено забыть то впечатление, которое произвёл на меня рассказ Борхеса «The Secret Miracle» после первого же его прочтения.

Взятая, присущая историческому роману, нота повествования в самом начале короткого произведения, столь быстро и динамично, минуя детали, погрузила меня в сознание автора «The Enemies» переживающего последние дни, отпущенные ему судьбой.

Росчерк пера Борхеса мастерски перевёл плоскость из исторического нарратива в биографическое повествование, которое столь же плавно вылилось в присущий автору мистический реализм. И когда Хладик, посетив Клементинум, взывал к господу, вопреки идеи «посеянной» в «почву нашего ожидания», мы наблюдаем за тем, как человек просит не о сохранении своей жизни, а о возможности завершить труд — отражения смысла его жизни. Через этот поступок, столь очевидно, проступает образ самоотверженности, которая чаще всего, в мировой литературе, изображается в откровенно-героических персонажах.

Разумеется, у Борхеса, Хладик не вступает в открытое противостояние с оккупантами, а его оппозиция «аншлюсу» носит именно интеллектуальный характер, автор демонстрирует нам пример того, как человек, перед лицом безвыходной ситуации, отказывается подчиниться страху и предать то — во что он верит. Более того, в этой метафоре угадываются черты фундаментального, античного мифа о Прометеи, дарующим людям огонь, вопреки очевидным, неблагоприятным для себя самого, последствиям.

Возвращаясь к «The Secret Miracle» вновь и вновь, я всё больше задавался вопросом, каково это — сделать выбор в пользу идеи, когда на кону стоит существование того, что эту идею создало — сознание автора.

Здесь я неоднократно обращался к идеям Умберто Эко, и своим собственным размышлениям о природе сюжета. Разве создавая «жизнь», верша судьбы на бумаге, автор не выступает в качестве «суррогата творца»? Будучи атеистом, меня менее всего беспокоит религиозная подоплёка этого вопроса, а вот её идейный посыл кажется мне занимательным.

Разумеется, я не склонен «очеловечивать» произведение с миром реальных людей, особенно принимая во внимание слишком явные различия между этими «мирами». Тем не менее, с точки зрения персонажа, его судьба, и судьбы его окружения, как и весь вымышленный мир целиком — зависят от «высшего» разума, вооружённого долей «креативности» и самонадеянностью, чтобы уподобиться «богу» в рамках по меньшей мере одного сознания.

Написание этой работы оказалось ещё более увлекательным процессом, чем я мог ожидать. А мой, альтернативный взгляд на концепцию, едва ли был бы возможен без той неизгладимой «борозды» на «теле памяти», оставленной прочтением «The Secret Miracle».