Офицеры. Книга первая. Излом

Роман Булгар

Трилогия «Офицеры» повествуют о самых простых людях, которые живут и ходят рядом с нами. Книга об армии, взгляд на нее, на ее проблемы изнутри глазами тех, кто на своих плечах выносил все тяготы и лишения воинской службы, тех, кто не шагал легко по ступенькам служебной лестницы, движимый вверх всемогущими членами особой военной касты.

Глава третья

Камо грядеши

Стань тем, кто ты есть,

Когда ты этому научишься…

1

Жизнь продолжалась. Надо было учиться и служить. В сентябре начались плановые занятия. Может быть, кому-то это показалось странным, но весь уклад жизни высшего военного учебного заведения был подчинен учебному процессу.

Хотя бывает порой и так, что весь учебный процесс начинает сильно мешать ремонту казарм, строительству свинарников и командирских дач, отправке личного состава на всевозможного рода заработки, используя его в качестве дармовой рабочей силы. Тогда боевой и политической подготовкой некоторые командиры начинают игнорировать.

Четко организованный, грамотно отлаженный учебный процесс в училище расставил все по местам. Почти прекратились доводящие до исступления частые тренировки по выполнению команд: «Подъем!», «Отбой!» и многоразовой заправке кроватей.

Не так много возможностей оставалось и для организации хорового пения на плацу в составе штатных подразделений с обязательным топтанием при этом асфальта. Подготовка к практическим и семинарским занятиям отнимала слишком много сил и времени у прежде чересчур ретивых любителей покомандовать своим личным составом.

Оказалось, что порой очень трудно совместить подготовку к плановым занятиям по предметам обучения с неплановыми тренажами, в одно и то же время решать задачки, к примеру, из высшей математике и подавать команды из устава на строевом плацу.

Последовавшие одна за другой самостоятельные и контрольные работы дали наглядную возможность посмотреть на вновь набранных курсантов и уже оценить их реальные возможности совсем с другой стороны. Основная масса бывших солдат, как и следовало этого ожидать, оказалась в хвосте.

Над ними втихую, а иногда и совсем откровенно подсмеивались те, кто еще, может быть, и не полностью овладел азами военной науки, но зато хорошо соображал в математике и физике, что явно не шло на пользу командирскому авторитету первых.

Трудно его поддерживать, командирский авторитет, если держится он на одном только крике и не опирается на уважение к человеку, который на поверку оказался неспособным осваивать программу обучения.

Обширные знания, полученные Рэмом за два года учебы в суворовском училище, позволяли ему легко осваивать программу высшей школы, оставляя при этом много времени на другие увлечения, в том числе и на чтение и изучение специальной и просто художественной литературы. Библиотека в училище была обширной…

Очень много полезного дали юноше посещения кафедры общественных наук, на которой преподавал Алексеев. Майор с видимым удовольствием возился с понравившимся ему с первого взгляда курсантом, в глазах которого он сразу заметил настоящее желание разобраться в непонятных пока ему жизненно важных вопросах.

— Главное — это стать Человеком с большой буквы, — майор философ по образованию слыл философом и по жизни, — и оставаться им на протяжении всей своей жизни. Но для этого прежде надо познать себя, — указательный палец преподавателя потянулся вверх. — Вот, что говорил по этому поводу древнегреческий поэт Пиндар: «Стань тем, кто ты есть, когда ты этому научишься…». Счастлив будет лишь тот, кто сможет свою судьбу пережить, а не перестрадать, гласит одна из древних мудростей. Конечно, говорят и так: «Страдания наши даны нам за грехи наши». Это уже библейская мудрость. Но она может быть применима, когда мы рассматриваем человеческое общество в целом. В чем, ответь мне, провинился грудной ребенок, которого бросила непутевая мать? Почему он должен страдать за чьи-то чужие грехи? Одними страданиями дело не поправишь. Трудности и преграды, которые в немалом количестве будут возникать на твоем пути, должны быть использованы тобой, как стимул для твоего дальнейшего развития. Человек становится настоящей личностью, только преодолевая самого себя.

Алексеев остановился и на минутку задумался, желая донести свои мысли, как можно, понятнее.

— Надо поставить перед собой цель и настойчиво идти к ее выполнению. Определить для себя, так сказать, задачу-минимум и задачу-максимум. Или, как еще говорят наши военные: «…ближайшую задачу, последующую задачу и направление дальнейшего наступления». И главное при этом — действовать всегда надо в диапазоне своих реальных возможностей, может быть, чуть шире, но, никак уж не претендуя на невозможное. И еще, — майор, словно на ходу, подстроил свою речь. — Человек в этом мире живет не один, а в тесном взаимодействии с окружающим его миром. Поэтому его, как личная, так и духовная свобода не абсолютна, а весьма относительна. Но, чем сильнее и гуманнее будут его, а данном случае, твои нравственные и духовные мотивы, тем сильнее будет твоя свободная воля, которая предполагает не только свободу выбора или допущения, но и свободу отказа, ибо только в этом и только в этом случае и будет проявлена свобода решения. И тогда ты сможешь постоянно ощущать не только свободу своих решений и действий, но и нести полнейшую ответственность за них. Возможно, что сказано еще сложно для тебя, зато абсолютно точно…

Притихший Рэм внимательно слушал и молчал, запоминая и обдумывая. Однако в какой-то момент количество полученной информации стало зашкаливать.

— А хочешь что-нибудь узнать интересное про характер и темперамент твоей девушки? — с веселой улыбкой спросил офицер, заметив, что курсант уже с трудом стал улавливать ход его мыслей.

Юноша тут же встрепенулся, и глаза его снова загорели любопытством.

— Кто она у тебя по знаку Зодиака? — майор подошел к шкафу и достал оттуда толстую тетрадку.

— Стрелец, — смущенно выдавил из себя курсант.

— Читаем по тексту: «Стрельцы» — это люди темпераментные и веселого нрава. Обладают свободолюбивым и очень независимым характером, большим стремлением к самостоятельности. Это люди, способные ко многим наукам, с обостренным чувством справедливости, высокой требовательностью к себе и окружающим. Полюбив по-настоящему, они могут быть и верны, и преданы. Это борцы за социальную справедливость, свободу и независимость, не переносящие никаких ограничений, насилия, принуждения и угнетения…». Ну что? — спросил Алексеев, подняв глаза на внимательно его слушавшего Рэма. — Какие-нибудь совпадения есть?

Соглашаясь с майором, Рэм кивнул головой:

— Не то слово. Очень на нее похоже. То же говорила как-то про Дину и ее бабушка.

— Ну вот, видишь, оказывается, что звезды у нас тоже не врут…

Им, звездам, со своей высоты намного видней…

Постепенно налаживались отношения Рэма со своим, оказавшимся не таким уж и непробиваемым заместителем командира взвода. Коваль, трезво оценив слабый уровень своей школьной подготовки, понимал, что одному, без чьей-либо помощи, ему не обойтись. Обращаться же за ней к простым курсантам, с которыми он успел выстроить жесткие уставные отношения, было бы нелогично. Другое дело, если попросить помощи у кого-то из трех своих командиров отделений. Только у первого же попавшегося просить не станешь…

Командир первого отделения Алексей Быков сам едва-едва со всем справлялся, суетился, старался сделать, как лучше, часто ошибался и постоянно везде не успевал. На роль помощника он явно не годился. А второй, Кучеренко, вполне осознанно пошел на поводу у общественного мнения, настроенного против требовательного замкомвзвода. Хитрый и тщеславный, а также ленивый Игорек работал, в основном, на публику и занимался самой настоящей показухой. Шума много, а толку никакого нет. Оставался третий — Рэм Валишев.

Давно уже Коваль приглядывался к нему. Серьезный, немногословный паренек выстраивал взаимоотношения с окружающими какими-то своими, присущими только ему одному, не всем и не сразу понятными методами.

Он был требователен и к себе, с душой выполнял любую поставленную задачу. В то же самое время проявлял при этом непонятную многим другим заботу о своих подчиненных, не давая их в обиду, не позволяя другим командирам использовать своих курсантов больше того, что им положено по уставу, строго следя за соблюдением очередности назначения в наряд или на любую другую работу.

Странно, но ему как-то удавалось быть на хорошем счету одновременно и у командиров, и среди курсантов. Такое удавалось немногим.

Много раз Сергей спорил с Рэмом по этому поводу, часто упрекая его в излишней мягкости, но и сам в душе понимал, что на одном крике далеко не уедешь. Такие командиры редко выдерживали до конца второго курса, к этому времени их никто всерьез уже не воспринимал. На старших курсах только авторитет командира позволял действенно управлять начинающей качать свои права курсантской массой. Все хорошо понимали, что после выпуска у каждого на плечах будут сверкать одинаковые лейтенантские погоны, и чем ближе к концу подходило дело, тем сильнее проявлялась тенденция к панибратским отношениям между рядовыми курсантами и младшими командирами. Но до этого им, конечно же, еще далеко. Первый курс только-только начался.

Да, рос авторитет Рэма и среди командиров. Ему время от времени стали поручать выполнение отдельных задач, требующих к себе особого отношения, проявления настойчивости и умения, перестав доверять таким щелкоперам, как Кучеренко, умеющим только четко рапортовать: «Есть! Так точно! Будет сделано!» и при этом ловко щелкать каблуками до блеска начищенных сапог. А потом приходилось все переделывать за ними или делать заново, затрачивая при этом уже куда больше сил и времени.

Во многом Рэму помогало то, что он, прежде всего, старался себя поставить на место других, перед тем, как принять решение. Хотя бы мысленно представить себе на мгновение то, как он сам бы отнесся к этому, если бы приказали ему…

Опытные преподаватели старались на всех своих занятиях прививать курсантам умение мыслить самостоятельно. Учили их тому, как от простого идти к сложному, от частного — к общему. Хорошо зная принцип действия одного механизма, иногда бывает достаточно усвоить особенности действия другого механизма, и можно им свободно пользоваться. Зная устройство одного базового орудия, достаточно только уяснить для себя особенности устройства любого другого. Вот так все, оказывается, становится легко и просто. Зная, как действует в обороне или при наступлении обычный взвод, легко, увеличивая размеры и масштабы выполняемых задач, перейти к действиям роты, батальона, полка.… Тот, кто способен это уяснить, чувствует себя вполне уверенно на любых тактических занятиях.

Вопросы, изученные в ходе теоретических занятий в теплых уютных классах, требовали обязательной их отработки на практических занятиях с выездом в учебный центр. К своему первому выходу в поле все готовились с особенной тщательностью. Все было готово и радовало глаз довольных командиров и преподавателей. Но тут вмешалась погода и смешала все карты. Уже месяц, теплая и сухая, вселяя радужные надежды на веселую и добрую прогулку на свежем воздухе. И начало утра было таким погожим. Пока грузились, выстраивали колонну и выезжали за училищные ворота, светило ласковое осеннее солнышко. Но стоило ненамного отъехать от города, как резко задул порывистый леденящий ветер, иссиня-черные тучи заволокли все небо, вокруг мгновенно потемнело, и, немного погодя, повалил густой снег, первый в этом году и, как оказалось потом, последний. Вот повезло, так повезло…

— У, зараза! — не сдержался боец сквозь болючие слезы после того, как растянулся во весь рост, спрыгивая с борта автомобиля. Нога поскользнулась, не найдя привычной твердой опоры. — Не мог еще недельку подождать!

Наверное, не мог. Скорее всего, просто не захотел. Снег шел целый день. Огромные снежинки залепляли глаза. Они нагло и бесцеремонно забирались за короткие воротники шинелей, враз ставших колючими и жесткими. Мокрый снег быстро превратил сухие и хорошо укатанные полевые дороги в непролазную грязь. Чертов суглинок…

Тематика тактических занятий не предусматривала присутствия на поле автомобильной техники. Орудийные расчеты тянули пушки на себе, накрест обвесившись лямками буксировочных шнуров, муравьиной кучкой облепив задранные как можно выше вверх станины, дружно навалившись на скользкие, погрязшие в липкой жиже колеса.

— Раз-два, взяли! Тяни, мать твою!..

— Грязь, грязь лопатой с колес сбивай! Не стой, раскрыв зенки…

— Пошла-пошла, родимая…

К концу занятий все вымокли и вымазались с головы до ног. Короче говоря, буквально всего за несколько часов вкусили романтики…

Конечно же, по коварному замыслу небесной канцелярии на следующий день должен был ударить весьма неслабый мороз. А как же еще иначе. Невысохшая за ночь и непросохшая толком одежда на пронизывающем ветру моментально задубела и стала колом, добавив ошалевшим от свалившихся на них разом кучи невзгод курсантам дополнительную порцию неприятных ощущений. Строй стоял, вернее сказать, подпрыгивал на месте, выстукивал окоченевшими ногами немыслимую дробь, пытаясь хоть как-то согреться, пропуская при этом мимо ушей объяснения преподавателя.

— Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать… — выстучал кто-то зубами, больше от отчаяния.

— Счас, тебе поддадут и еще добавят, — не заставил ждать себя злорадный смешок. — Подставляй…

— Сейчас бы в погребок куда закатить, кофейку горячего с коньячком…

— Счас, будет тебе и ванна, и кофе, и коньячок в придачу…

Самой желанной в этот день была команда на перерыв, а верхом блаженства усталый выдох подполковника: «Конец занятия!». Горячий обед огрел не только желудки, но и упавший, было, воинский дух.

На третий день потеплело, и руководители занятий сумели достигнуть своей цели — практически отработать все вопросы, изученные на зимних квартирах, довести до полного автоматизма выполнение команд: «Орудие к бою!» и «Отбой», вдоволь потренировать курсантов в наводке орудий на цель. Но грязи при движении столько налипало на колесах, что приходилось постоянно откидывать ее с помощью лопат.

— Господи, да, когда же все это закончится?!

— Когда вперед ногами вынесут. Ха-ха-ха…

Четвертый день — последний. Природа, кажется, тоже прознала про это. К обеду выглянуло солнце и уже не покидало свое место на небосводе на всем пути возвращающегося в пункт постоянной дислокации четвертого дивизиона курсантов. Снова, как и прежде, установилась сухая и теплая погода, дав возможность немного потрепанным ею ребятам привести боевую технику в порядок, очистив и отмыв ее от грязи, и отмыться самим.

Таким самым незатейливым образом природа проверила будущих офицеров на психологическую устойчивость и прочность. Кто-то там наверху постоянно проводил эксперименты над этим только что созданным дивизионом. А ведь была еще и новая переходная программа обучения.

2

Рэм задумчиво смотрел на часы, показывающие около часа ночи. Сегодня, точнее сказать, в эти сутки он дежурил по батарее. Вообще-то, была не его очередь. Но просьба комбата — это закон. На утро ожидался приход начальника училища. Генерал редко когда посещал подразделения, и поэтому это каждый раз становилось событием, к которому всегда заранее и основательно готовились. Каждый командир старался показать свое родное подразделение в лучшем свете. На этот раз честь представлять батарею выпала ему. Ну, раз надо, значит, надо. «Всего-то дел — произвести одними силами наряда генеральную уборку помещений», — усмехнулся Рэм. Но к этому времени основное было уже сделано: полы выдраены и густо намастичены, весь кафель отмыт. Все, что только может блестеть, начищено и блестит. Остальной марафет будет наведен уже после завтрака, когда все курсанты уйдут на занятия. Тогда все, что можно выровнять, будет, словно по ниточке, полы натерты до блеска, пыль отовсюду, куда может ненароком достать рука начальника, протерта. А пока не мешало бы и отдохнуть.

Подойдя к своей койке, дежурный снял сапоги, расслабил поясной ремень — большего ему не позволял устав, и устало откинулся на подушку. Тяжело, конечно, хотя такое для него уже не в первый раз. На память ему тут же пришел случай, когда они за одну ночь перед самым началом московской инспекции еще в суворовском училище умудрились-таки выкрасить весь длиннющий коридор в учебном корпусе. Утром, когда по нему прошлись проверяющие, везде было убрано, чисто и вовсю пахло свежей краской. Запах краски — это первый и самый верный признак начала любой проверки в войсках.

Чтобы отогнать эти навязчивые и мешающие заснуть воспоминания, Рэм попытался переключиться на другие, более приятные мысли. И сразу, как по заказу, перед глазами возник милый его сердцу образ Дины. На душе стало спокойнее. Он вспомнил, как писал девушке длинные письма после ее отъезда, получая на них лишь короткие однозначные ответы, переживал из-за этого, злился, не находил себе порой места, не зная, что и подумать. Так и мучился, пока в конце октября не получил телеграмму: «Хочешь увидеть, ответь да». И подпись: «Стрелец». Конечно же, он хотел ее увидеть, он очень хотел ее увидеть. Помчался на почту и телеграфным переводом послал ей сто рублей с маленькой припиской: «Да». Там еще на него посмотрели, как на больного, — нормальные люди на их почте деньги получают, а не наоборот. А ему было на их взгляды далеко и глубоко…

Конец ознакомительного фрагмента.