Золото верности

Роман Балуев, 2020

Мятежники нападают на королевскую семью с помощью невиданной огненной магии. Во дворце плетётся предательский заговор, на полях сражений вершатся подвиги и поражения, а из-за края мира подымается зловещая сила, жаждущая заполучить саму Вечность… Здесь каждому назначено своё: честь или глупость, дружба или предательство, отмщение или любовь. Повстанческий лагерь против элитного гвардейского подразделения. Орден беспощадных ночных убийц против труппы странствующих актёров, бегущих от войны. Где в этом безумном мире героям отыскать зыбкую правду, не утонув в пучине невежества и лжи?

Глава 3

«Как в мире Старом, так и в Новом неведомый рок понуждает его вернуться к ненавистному назначению.»

По каменистой дороге, средь измождённых летним жаром деревьев, катился большой деревянный фургон, запряжённый упряжкой лошадей. Раскрашенный в яркие цвета и броские рисунки, он с первого взгляда привлекал внимание любого встречного. Со стен фургона пустыми прорезями смотрели актёрские маски, странноватый фокусник — весь в чёрном, даже гадалка с картами. В центре композиции находился худощавый молодой человек в непритязательных одеждах с болезненно–точёными чертами лица. В одной руке он держал дорожный посох, а в другой — увесистый фолиант. Над ним красовалась изогнутая дугой надпись:

«БРОДЯЧИЙ ФИЛОСОФ»

Без сомнения, то был один из бродячих театров, что колесили по странам Междуморья от одного города к другому, развлекая народ то там, то сям, но нигде не останавливаясь слишком надолго. И как раз один из таких фургонов волею судеб пересекал тот самый лес у Закатных гор, в котором Тания и Линкей недавно спасались от гончих давнов.

Неизвестно, как и зачем фургон оказался здесь, на глухой окраине королевства, но сейчас он ехал в сторону Королевского тракта, чтобы затем свернуть в более обжитые края.

Так бы и ехал он дальше куда ехал, если б на его пути не возникло препятствие. Поперёк дороги лежало поваленное дерево, переехать которое нельзя.

— Вилки–развилки! — раздосадованно воскликнул седовласый человек, сидящий на месте возничего.

— Отчего встали? — выкрикнул кто–то из фургона.

— Да дерево на дорогу упало, — ответил тот, — придётся расчищать. Парни, выходим! Помощь нужна!

С заднего торца открылась дверь, и из фургона друг за другом вышли люди: двое мужчин, двое женщин, а последней — совсем юная девушка. Один из мужчин резко выделялся — явно чужестранец. Не особенного роста, но крепкого на вид телосложения. Чёрные волосы собраны позади толстым пучком, который при любом движении свободно раскачивался. Впрочем, больше его выделяла не внешность как таковая, а вечное сердито–недовольное выражение, не сходившее с лица.

Женщина в возрасте по–хозяйски оглядела препятствие оценивающим взглядом.

— Ничего страшного, — молвила она. — Прошу, господа, уберите его с дороги!

Она, похоже, являлась в этой компании старшей.

Трое мужчин стали подлаживаться к лежащему через дорогу дереву.

— На счёт три! — скомандовал чернокосый. — Взяли! И ещё!

Кряхтя и ухая, с третьей или четвёртой попытки, они таки стронули дерево с места.

Между тем, из лесу раздалось вдруг зловещее уханье. Возившиеся с деревом мужчины и не заметили бы этого уханья, если б не его нарочитая нелепость.

Филин? Днём?

В следующее мгновение на дорогу с обеих сторон выпрыгнули трое вооружённых человек.

Тот, что был среднего роста, держал в руке внушительную боевую секиру.

— Гоп–стоп! — прохрипел он с недоброй ухмылкой.

— Было ваше — станет нашим! — поддержал его приземистый человек с коротким клинком за поясом.

— Мы вас грабим! — подытожил здоровяк с дубиной.

Голос последнего выражал настолько радостное самодовольство, как если бы он хвастался чем–то, что достойно немалой награды.

Им в ответ раздалась звучная серия совершенно не понятных, но весьма колоритных слов. Это черноволосый чужестранец разразился ругательствами — на каком–то своём заморском наречии.

— Пчёлки–перепёлки! — сокрушённо вздохнул старый возничий фургона.

— А огорчаться не надо, — ухмыльнулся тот разбойник, что был с кинжалом. — Нас, наоборот, благодарить нужно. Каждый, кому Богиня даровала больше других, должен поделиться с теми, кому повезло меньше. Ведь истинный смысл любого дара небес — испытать грешную душу и дать ей шанс очиститься. Лишь тот, кто жертвует ближнему, достоин вечного спасения! Ну а мы… мы — просто орудие в руках Богини. Мы понудим вас к милосердию и состраданию, а значит сделаем чище не только ваши карманы, но и души. Да будет на то воля Шамины!

— Да будет на то воля Шамины! — хором откликнулись двое его подельников.

— Как раз проповедей нам не хватало, — процедил черноволосый. — От разбойников в особенности.

— Кто их только научил подобной ереси… — вздохнула предводительница актёрской компании.

* * *

Линкей шёл по лесу, обдумывая своё положение. Тании он так и не сумел найти — ни там, где они разделились, ни в округе. В безлюдном лесу он нашёл только бурную горную речку неподалёку. Попытавшись осторожно исследовать округу при помощи своего дара, он с трудом почувствовал какую–то группу людей, уже сильно вдалеке. Но Тании среди них точно не было — её пылкую, словно совсем нагую, душу было бы легко узнать. Скорее всего, их преследователи возвращались восвояси. Значит, либо Тания от них оторвалась и ушла уже далеко, либо она при помощи книги уже научилась маскироваться, и тогда он не сможет найти её своим даром.

«На восток, в Атрию!» Её последние слова. Похоже, ему остаётся только идти туда. Тания рассказывала ему про каких–то мятежников на востоке страны, к которым она хотела присоединиться.

Однако дело усложнялось рядом обстоятельств. Во–первых, он не знает местного языка. Он не сможет никому задать даже самого глупого вопроса, вроде: «А как тут у вас проехать в повстанческий лагерь?». Во–вторых, он совсем не знаком с порядками и обычаями этого нового мира. Любому встречному будет ясно, что он, мягко говоря, не совсем человек. Неизвестно, как местные люди отнесутся к кому–то вроде него. Да они быть может немедленно убьют его за одно то, что он разгуливает здесь в полуголом виде!

Да, пожалуй это сейчас наиболее неотложная проблема. Нужно достать хоть что–то, чтобы не выглядеть дикарём. А затем — добыть еды, поскольку голод уже давал о себе знать. Но как и где? Не грабить же ему незадачливых путников?

Едва он успел так подумать, как за деревьями показалась дорога. Там виднелся цветастый фургон и какие–то люди, между которыми определённо что–то происходило. Линкей осторожно подошёл поближе, прячась за деревьями, и стал наблюдать.

— Ты мне одно скажи, Коротыш, — прохрипел бандит с секирой, — зачем было филином ухать? Всем же ясно, что днём филинов не бывает!

— Так если бы я кукушку изобразил, вы с Щекотуном разве поняли бы, что это я, а не кукушка? — разочарованно ответил толстый гигант с дубиной.

— Дурак ты, и башка неотёсанная! Какой я велел сигнал подать? Тайный! Это значит, что клиенты, — он указал секирой на напуганных актёров, — узнать его не должны! А ты своим филином средь бела дня нас наоборот заранее выдал!

— Прости, Топор… — понурился Коротыш. — В следующий исправлюсь. Кукушкой так кукушкой…

— А вы не скучайте, господа клиенты, — прервал спор Щекотун, обратившись к сохраняющим молчание актёрам, — мы вам поскучать не дадим.

Он уже вынул свой кинжал из–за пояса и вальяжно подбрасывал его в руке, оглядывая «клиентов». Наконец взгляд его остановился на молодой девушке. Линкей в своём укрытии подумал, что возрастом она не старше Тании.

Разбойник бесцеремонно привлёк перепуганную девушку к себе, завертев своим кинжалом у самого её лица. Вечно недовольный актёр с пучком чёрных волос сделал угрожающий шаг вперёд.

— А ну выкладывайте из повозки все ценности, какие есть, а не то девчонка узнает, почему меня прозвали Щекотуном! — скомандовал разбойник. — А ты, кахарин, лучше бы не высовывался! — добавил он, ткнув кинжалом в сторону черноволосого.

— Я никакой не кахарин, дубина ты стоеросовая, — процедил тот. — Ты даже не представляешь, с кем связался.

Линкей не знал их языка и не понял ни слова. Но увиденного было более чем достаточно. Смысл происходящего был бы ясен любому без объяснений — разбойное ограбление на большой дороге.

Этот новый мир оказался ничуть не лучше его родного. Сколько бы тысяч лет ни прошло, а люди всегда будут друг друга убивать, грабить и насиловать. Спасать одну девушку от своры давнов, другую — от лесных разбойников… Что же будет дальше? Как в мире Старом, так и в Новом неведомый рок понуждает его вернуться к ненавистному назначению.

Он — не человек. Он — оружие. Так пускай же эти бандиты познают на себе его мощь!

Линкей выступил на дорогу, и громко крикнул грабителю с кинжалом:

— Эй ты! Оставь её в покое!

И тут же спохватился: ведь его языка никто теперь, скорее всего, не знает.

— А это что ещё за каланча раскрашенная? — захрипел Топор. — Клоун ваш, что ли?

Последний его вопрос был обращён к актёрам, которые сами недоуменно разглядывали диковинного вторженца.

Ни на кого не обращая внимания, Линкей решительными шагами надвигался на разбойника, который всё удерживал девушку. Но тут путь ему преградил главарь шайки с секирой.

— Захотел побоище устроить, уродец?! — зло прохрипел он. — Ну давай, начинай! Попробуй моего топора!

И он с яростью замахнулся на Линкея.

Однако удара так и не последовало. Разбойник застыл в позе дровосека, рубящего дерево. По его бешено вращающимся глазам можно было понять, что сознания он не лишился. И тем не менее, руки и ноги не слушались его.

— Что… Это ты со мной сделал? — пролепетал Топор заплетающимся языком. — Ты колдун, что ли?

Линкей не смог бы ему ответить, даже если бы хотел. Он не знал языка. Потому он просто продолжил неумолимо шагать в сторону второго разбойника. Тот, надо сказать, уже отпустил девушку и раздумывал, отражать ли ему нападение, или бежать прочь.

— Эй, а ну отпусти Топора! — заревел разбойник–гигант.

Коротыш бросился с дубиной наперевес. Ростом он был как сам Линкей, а в ширину и того больше.

Но добежать он не успел. Без всякой видимой причины здоровяк вдруг упал к ногам Линкея словно замертво, а дубина покатилась в сторону.

Удовлетворённо хмыкнув, Линкей повернулся было обратно — к тому месту, где только что стоял Щекотун. Но там никого уже не оказалось.

В тот же миг он вдруг ощутил острую боль и холод стали в боку.

Схватившись за окровавленную рану, Линкей развернулся с рёвом обозлённого зверя. В этот миг ему люто захотелось убить ухмыляющегося подлеца. Но — он не мог. Он не мог лишать людей жизни.

Впрочем, Щекотун более не горел желанием продолжать драку. Неясно, чего он испугался больше: исписанного синими полосами гиганта, или собственной наглости, но он предпочёл удрать в лес, лихо перемахнув через заросли кустов на обочине.

Линкей не стал его преследовать.

Он облегчённо повернулся к актёрам, которых только что спас от лесных бандитов. Линкей чувствовал гордость за сделанное доброе дело. Он всегда без тени корысти помогал всякому, кто нуждался в его помощи.

— Опасность миновала, — начал он, — разбойники…

Договорить он не успел. Сзади кто–то крепко огрел его по голове дубиной Коротыша. Мир поплыл и провалился во мрак.

Последним, что Линкей успел услышать, были слова на непонятном ему языке:

— Габашки–тормашки! Это ж всамделишный Чтец!