Золото верности

Роман Балуев, 2020

Мятежники нападают на королевскую семью с помощью невиданной огненной магии. Во дворце плетётся предательский заговор, на полях сражений вершатся подвиги и поражения, а из-за края мира подымается зловещая сила, жаждущая заполучить саму Вечность… Здесь каждому назначено своё: честь или глупость, дружба или предательство, отмщение или любовь. Повстанческий лагерь против элитного гвардейского подразделения. Орден беспощадных ночных убийц против труппы странствующих актёров, бегущих от войны. Где в этом безумном мире героям отыскать зыбкую правду, не утонув в пучине невежества и лжи?

Глава 15

«Это не беда, дружище. Стоит ли печалиться из–за куска железа?»

Закатные горы горят снежными вершинами на горизонте. Там, в долине у подножия, находилась родная деревня, от которой нынче один пепел остался… Внизу — как на ладони раскинулась вся столица. С высоты Небесного зала домики кажутся совсем игрушечными… Что за архитектор, интересно, придумал здесь такие окна? Простые прорези в стенах, почти до самого пола. Если случайно оступишься — лететь до земли придётся долго.

— Йед Велунд, сын кузнеца! — раздался приказ командующего. — Покажи, что у тебя в руке. Все должны видеть воочию. Серебро или золото?

Как же так вышло? Почему судьба ополчилась именно на него? Что в нем особенного? Не может же быть, чтобы в мире что–то происходило просто так, безо всякой причины и смысла!

У Йеда не получалось разжать ладонь, как он ни силился. Ведь он точно знал, что держит в руке.

Своё поражение.

* * *

— Время! — гаркнул сэр Тарбис, косясь на песочные часы подле себя.

Верхняя их половина опустела. Финал поединка окончился, а испытания в королевскую гвардию — завершились. Площадь огласил долгожданный звук горна.

Йед облегчённо выдохнул. Он выстоял. Он победил.

Его противник — некий гвардеец–ветеран, чьего лица под шлемом не разглядеть, опустил оружие. Всё это время он походил на ожившую статую Халара — словно бы легендарный правитель прошлого явился самолично проверить, что из себя представляет новый набор гвардейцев.

— А неплох, парень, — заявил он, стягивая шлем. — Отдыха не давал!

По лбу его стекали ручьи пота — правда, больше скорее от жаркой погоды, чем из–за поединка. Вчерашнее ненастье так и не смогло остудить лета.

— Благодарю, — поклонился Йед, не в состоянии сдержать глуповато–счастливую улыбку.

Он огляделся.

Принц Киреан свой поединок выиграл уже давно, и теперь просто стоял в стороне, сверкая на всю площадь фамильным серебряным конём. Рядом высился и здоровяк Гиверис с красным овном на груди.

А по другую сторону от статуи Халара радостно обнималась уже знакомая пятёрка во главе с Глахом Кенундом. Как Йед разузнал, это были простые солдаты столичного гарнизона. И каждый раз, когда взгляд его случайно за них цеплялся, на душе у него скреблись кошки. Как ведь глупо он с ними рассорился! Ни за что, ни про что, они теперь считают его кем–то вроде предателя. Но ради чего им быть врагами?

К стану счастливых победителей примкнул и Мерон. Подобно Киреану, он сумел победить своего противника до срока — некоего гвардейца с боевым шестом. Тот, не иначе, когда–то обучался сему искусству там же, где и Мерон — в Тысяче сверкающих душ. Теперь же оба они стояли у стены, любовались остальными и обсуждали нынешнее житие Обители.

Всего же на ногах и при оружии оставалось восемнадцать кандидатов.

Тем временем взмыленный гвардеец, что сражался с Йедом, шагал прямиком к сэру Тарбису, который вместе с писарями возился над какими–то свитками.

— Здорово, малец! — воскликнул он. — Я же тебя с назначением не поздравил ещё! Добро пожаловать в Совет стратегов!

В ответ на столь фамильярное обращение вечно суровый сэр Тарбис вдруг преобразился. Никто и подумать не мог, что на лице его тоже может сиять улыбка, такая простая и такая человеческая.

— Гаррис, дружище! А я и знать не знал, что ты здесь! Не мою ли работу инспектировал?

Оба расхохотались и крепко обнялись — так, как обычно обнимаются старые друзья.

Кто–то из гвардейцев поднёс означенному Гаррису шлем — совсем не такой, в котором тот сражался с Йедом. Новый шлем украшал стоячий гребень в форме гривы давна. Видимо из настоящей гривы и сделанный.

— Кто прошёл испытательный поединок — стройся в линию! — рявкнул сэр Тарбис. — Перед командующим!

— Вот так сюрприз!… — прошептал Йед.

Он, оказывается, только что дрался с самим командующим королевской гвардии!

Все победители спешно выстроились в линию, пока командующий Гаррис надевал свой гривистый шлем.

— Восемнадцать, — бодро молвил он, окидывая строй беглым взглядом. — Итак, после всех испытаний вас осталось лишь восемнадцать, и мне пришла пора представиться. Я — сэр Гаррис, рыцарь короны, командующий гвардией и один из высших стратегов короля–регента Рамиса. Вы все прошли назначенные испытания с честью. До звания королевского гвардейца — всего пара шагов. И всё же, получить гвардейский меч смогут лишь двенадцать из вас и не больше. Осталось два последних испытания, которые и определят, кто именно. Вы все уже знаете, что это за испытания. Но пока… Пока победа ваша. Хвала гвардии!

— Хвала гвардии! — ответил восемнадцатиголосый хор.

— Томить не будем, — заверил капитан Тарбис. — Уже сегодня каждый узнает свою судьбу. А пока — рразойдись!

— Только площадь не покидать, — добавил командующий Гаррис. — Мы скоро будем обратно.

Шутя и посмеиваясь, как закадычные друзья, они вдвоём вышли за ворота. Куда–то в сторону храма Шамины, чья центральная башня возвышалась надо всей столицей грандиозным монументом.

Йед разыскал глазами одного из недавно приобретённых друзей.

— Мерон! — радостно окликнул он.

Тот, едва услышал голос Йеда, сразу направился к нему.

— Нас обоих можно поздравить! — воскликнул он не менее радостно.

— А я даже не ожидал, что вдобавок ко всему ты и с шестом дерёшься так здорово! А помню, ещё и рисуешь этим шестом неплохо! Вот уж монах на все руки! Занятным же вещам в вашей Обители обучают. Даже совсем не монашеским, сказал бы.

— Тысяча сверкающих душ издревле озаряет Междуморье немеркнущей славой, — важно запел «монах на все руки». — Впрочем, что касается боевых искусств, это объясняется просто. Наша Обитель расположена почти что посередине обитаемых земель. В мирное время это даже неплохо, так как через нас проходит много торговых путей. Но в истории не раз случались кровавые смуты, когда монастырь из–за выгодного расположения осаждали самые разные армии, не чтящие Богиню и Синод. А даже если и не осаждали, воюющие войска завсегда оказываются источником бандитов и головорезов всех мастей. Они тогда враз наводняют все дороги вокруг Обители.

— Это как при Короле–еретике тысячу лет назад?

— Например тогда, — кивнул Мерон. — Да, если верить хроникам, то низложение Короля–еретика привело к ожесточённой междоусобице, и Синоду стоило немалых усилий потушить этот пожар. В такие времена монахов некому защитить, кроме нас самих.

Мерон гордо ударил кулаком в грудь.

— Между прочим, в других монастырях такого нет, — продолжал он. — Там занимаются сугубо мирными делами: ведут летописи да укрепляют веру. Мы же бережно храним не только духовные традиции, но и боевые. Мы не забывали их даже в самые долгие годы мира, что нас не раз спасало. Тысяча сверкающих душ столь стара, что никто толком не знает, когда её основали… Однако за всю известную историю ни один враг не смог взять её силой. Наша Обитель вечна, как сами звёзды.

«Мы», «нас», «наша обитель»… Интересно, что Мерон никогда не говорил о себе, как об бывшем монахе. Словно изгнания своего он и признавать не хотел, считал это временным недоразумением.

— Странно всё это… — сказал Йед. — Ведь если ты и сражаться с боевым шестом умеешь так здорово, то я вообще не понимаю, как настоятель мог тебя выгнать…

Мерон задумался.

— Знаешь, на самом деле в монастыре я дрался посредственно. Не любил я этого занятия, в отличие от некоторых братьев. Эх, вот брат Фария у нас настоящий боец!… Однако когда меня выгнали… Изгнание — нечастое наказание в Обители, но в моём случае всё… всё даже ещё хуже было. Игумен меня тогда здорово отколотил, а под конец ещё и наговорил целую кучу оскорблений! Он вообще тяжёлого характера человек, но в тот вечер превзошёл самого себя. И знаешь что? Всё это задело меня за живое. Я сделался зол, как демон Старого мира. Тем злополучным вечером я решил доказать, что совсем не таков, каким он меня считает. Надеюсь, король–регент рано или поздно пожелает посетить Обитель. Я хочу, чтобы игумен увидел меня в облачении гвардейца с королевскими давнами на груди, и от изумления подавился собственным языком! Чтобы я смотрел, как он задыхается и бьётся в конвульсиях! Ха–ха!

На добродушном лице Мерона было написано, что говорит он не вполне всерьёз.

— Вот оно как! — расхохотался Йед. — А может, такому настоятелю стоит быть благодарным? Он ведь пробудил в тебе волю к победе, а это уже полдела. Без него ты бы и не оказался здесь.

Мерон только нахмурился.

— Даже если и так, человек он всё равно скверный. Про него ещё много разных слухов ходит, что он якобы был… Впрочем, неважно. А ты, пожалуй, в чём–то прав! Знаешь что? Со дня изгнания я ещё не выпил ни капли вина.

Ни капли вина? Йеду последнее слово как–то резануло по уху. Значит Мерона что, всё–таки за пьянство выгнали?

Йед, надо сказать, не являлся праведным поборником трезвости. По крайней мере, его отношение к Мерону из–за одного этого вряд ли смогло бы ухудшиться. Странно другое: прежде Йед даже и не задумывался всерьёз, что у Мерона могли быть проблемы такого рода. Одним нечаянно обронённым словом Мерон вдруг приоткрыл какую–то другую свою сторону, более тёмную, чем привычный образ добродушного «монаха на все руки». А что, интересно, ещё может под этим образом скрываться? За что же его изгнали из монастыря на самом деле?

Впрочем, Йеду не очень–то хотелось это выяснять. Какая, собственно, разница? У кого нет пороков! Ведь достоинств у Мерона более чем хватает, и они как раз — все на поверхности.

Вдруг оживлённый галдёж прервал командный голос.

— Всем победителям — встать!

Вернулся сэр Тарбис.

— Стройся! А проигравшие — немедля за ворота! Вам здесь смотреть больше не на что.

Подле бравого капитана мягкой походкой шествовал служитель Маэл, превосходя его ростом сразу на две головы.

Когда счастливые без пяти минут гвардейцы выстроились в шеренгу, синеокий Посланник Синода заговорил вкрадчиво–певучим голосом.

— Вы успешно прошли непростые испытания: на силу, ловкость, выносливость и тому подобные вещи. Хотя вас всё равно оказалось больше, чем надо… Так или иначе, шестерых придётся отсеять жребием. Однако перед жеребьёвкой я должен проверить чистоту помыслов каждого из вас при помощи Священного дара. Ведь обычными испытаниями трудно определить такие качества, как благонадёжность или преданность… Страшиться не нужно: кто не вражеский шпион и не преступник — тот уйдёт с миром, даже если и не пройдёт сию проверку. Слово кровного служителя Святой Владычицы!

Подобно хищному зверю, он неспешно прошёлся вдоль притихшего строя туда и сюда, впиваясь в каждого своим колдовским взглядом.

— Йед Велунд, сын кузнеца, — молвил Маэл, не поворачивая к тому головы. — По стечению обстоятельств ты мою проверку уже прошёл. Ты здесь лишний. Ступай в храм и жди остальных в Нижнем зале.

А пристальный взгляд его не сходил с Глаха Кенунда.

Йед вышел было из строя, но остановился на полушаге. Он осторожно повернулся в сторону Маэла с Глахом. Те застыли друг напротив друга, как вкопанные.

Вернее, лишь невнимательному взгляду казалось, что Глах стоит неподвижно. В действительности же он тихонько трясся, как в лихорадке, не в силах отвести взгляда от синих глаз Маэла. Четверо его товарищей тревожно обернулись, но помочь ничем не могли. Йеду подумалось: а не точно ли так он сам выглядел, когда Маэл вызнавал, что случилось в деревне?

— Противишься? — ласково проворковал Маэл. — Думаешь, можно от меня что–то скрыть? Какая самоуверенность! Знать потаённое — священная обязанность Посланника Синода!

Колдовские полосы на его голове затрепыхались бледными отсветами — едва заметными на полуденном солнце.

Сэр Тарбис недовольно нахмурился, но с места не сошёл.

— Ступай уже прочь, сын кузнеца! — вдруг рявкнул Маэл, продолжая впиваться глазами в Глаха. — Не испытывай терпение!

Голос его внезапно преобразился до неузнаваемости, обнажив опасный металл.

Йед тотчас же развернулся и направился в сторону храма Шамины, что гордо высился над городскими крышами. Однако позади вдруг раздался хриплый бас Глаха.

— Вон из моей головы, Чтец! Это всё ненасто…

Тут он завопил, как от нестерпимой боли.

Йед оглянулся. Бедняга Глах стонал и корчился у ног Маэла. Весь строй в испуге от них отпрянул.

— Ненастоящее? — услужливо подсказал Маэл. — Ну так я тебе и настоящее покажу!

Заметив, что Йед снова некстати замешкался, сэр Тарбис сердито махнул ему рукой.

— Сказано же — вон! — прошипел он. — Дурень!

* * *

Днём Народный храм Шамины — точнее, лишь Нижний зал — оставался открыт для широкой публики. Йед бывал здесь не раз, ещё вместе с отцом. Сам кузнец не был особенно набожен, однако он никогда не отказывал жене в просьбе отнести в Храм то или иное подношение, дабы испросить милости у Богини звёзд.

Просторный Нижний зал находился в самом основании Храма. В центре располагался алтарь в форме четырехлучевой звезды, копирующей очертания самого храма. А над алтарём возвышалась статуя Шамины с широкой чашей на руках. Кровавых жертвоприношений Богиня не принимала, поэтому в качестве подношений люди обычно приносили дары земли: колосья и початки, фрукты и иные плоды. А вне урожайного сезона в чаше нередко оказывались разные мелкие вещи или невзрачные предметы обихода. Предметы вовсе не случайные: по поверью, действенным считалось лишь подношение, ценное лично для просителя.

По всему периметру зала стояли статуи. Статуи Чтецов — с людьми их не перепутать даже в камне. Можно было бы подумать, что они изображали всех Посланников Синода, что несли труды и заботы при королевском троне, однако за тысячу лет существования страны столько Посланников было просто не набрать. Служители Шамины ведь бессмертны, и каждый Посланник Синода несёт свою службу по нескольку поколений.

Йед задрал голову к потолку. Высокий купол Нижнего зала покрывала роспись: местами уже довольно ветхая, но всё такая же прекрасная. Она изображала легендарную сцену из эпохи Старого мира — победу Шамины в битве с Чёрным чудовищем. Богиня–воительница представала здесь в грозном боевом облачении — с шлемом на голове и копьём в руке. Величественные крылья плавно перетекали в темно–синее звёздное небо, которое занимало добрую половину купола. В нижней же части жуткими щупальцами била зловещая чёрная масса. Серебряное копьё Богини пронзало страшного демона Старого мира, исторгая в воздух яркие молнии.

Любоваться чудесной росписью можно было хоть целую вечность. Йед так бы и стоял, задрав голову к потолку, если бы в зале один за другим не стали появляться люди. Первыми явились принц Киреан и Гиверис, за ними Мерон и остальные.

Йед насчитал лишь тринадцать человек. Глаха с его четвёркой всё не было.

Показался уже и сам служитель Маэл, а значит больше ждать некого.

— Ваша милость, — рискнул спросить Йед, — а где… где Глах Кенунд и четыре его спутника?

Маэл брезгливо скривился.

— Они не допущены к жребию. Их миропонимание не уместно в гвардии короля. Кроме того, я всё теперь знаю о той вашей заварушке с Киреаном. После такого ни о какой гвардии для них и речи быть не может.

— И что с ними теперь сталось?

— Они солдаты из столичного гарнизона, а значит в подчинении у капитана Тарбиса. Я просто поведал ему о том вашем происшествии у конюшен, и он их немедля уволил со службы. За неподобающее поведение. Однако никаких реальных преступлений они не совершили, потому отпущены с миром. Как и было обещано. Если принц Киреан ещё считает себя оскорблённым, то это уже его дело, а не короны или Синода.

Появился капитан Тарбис, а следом — командующий Гаррис. Последний не расставался со своим шлемом под гривой давна, однако по причине жаркой погоды вынужден был нести его в руке.

— Итак, вас осталось тринадцать, — заговорил сэр Тарбис. — Но жребий определит лишь двенадцать гвардейцев. Один не получит гвардейского меча, несмотря на то, что прошёл все испытания и ничем других не хуже. Многие сочтут это несправедливым… С чем я спорить не стану, однако гвардейские законы непреложны. По древней традиции, церемония жеребьёвки проходит в Небесном зале — под самой вершиной Храма. Знайте: это священное место, куда Посланник Синода Маэл приглашает вас в качестве гостей. Простой люд туда никогда не пускают.

Сэр Гаррис отдал торжественный приказ.

— Тринадцать победителей явились на встречу с судьбой! Открыть для них главную лестницу! Хвала гвардии!

— Хвала гвардии! — ответили два стражника, ударив себя кулаками в грудь.

Створки дверей неторопливо отворились, а следом за ними широко раскрылись и тринадцать пар восхищённых глаз.

Первым с места двинулся принц Киреан. Когда он исчез на широкой винтовой лестнице, за ним последовал Гиверис, а следом и все остальные. Сделав глубокий вдох, Йед тоже шагнул вперёд — навстречу мечте. Мечте, которая на глазах становилась реальностью.

* * *

Йед опасливо разглядывал столицу с высоты Небесного зала храма Шамины. Что за архитектор, интересно, придумал здесь такие окна? Простые прорези в стенах, почти до самого пола.

— А это чтобы проигравших после жеребьёвки сразу вниз и сбрасывать! — пошутил кто–то за спиной. — Ещё одна священная гвардейская традиция!

В ответ грохнул смех — неуклюжую шутку никто не посчитал ни глупой, ни неуместной. Ведь страх перестаёт быть таким уж страшным, если над ним насмехаться. И каждый втайне цеплялся за возможность посмеяться над их общим страхом.

Страхом оказаться тринадцатым.

А действительно: если случайно оступишься — лететь до земли придётся долго. Йед всё–таки шагнул назад. Из глубины Небесного зала виднелись лишь заснеженные вершины Закатных гор — далеко на горизонте. А он ведь ещё недавно стоял на тех самых склонах предгорий и с высоты Поющих пещер точно также взирал на столицу с храмом Шамины! Помнится, он много раз приходил к тем пещерам, чтобы…

Тут мысль его сбилась. Для чего он вообще приходил туда? Он не мог вспомнить. Ведь сами пещеры его вроде бы никогда особенно не интересовали.

Впрочем, какая разница? Наступает самый важный момент в его жизни, а он задумался о каких–то пещерах. Жребий вот–вот отберёт двенадцать кандидатов из тринадцати. Кому–то одному крупно не повезёт…

Йед потёр вспотевшие ладони.

В середине зала находился широкий круглый стол, а на нем — выложены двенадцать мечей. Каждый — в ножнах с вязью золотых узоров. В центре стола — в чашевидных углублениях — покоились две кучки шаров одинакового размера: позолочённые и посеребрённые. Им и предстояло сыграть роль жребия.

Сэр Гаррис надел наконец свой шлем командующего, дабы освободить руки, и принял от капитана Тарбиса пустой мешок особого покроя. В самом верху имелось небольшое отверстие, в которое можно было лишь просунуть руку, но не разглядеть содержимое.

Затем он подошёл к столу и неспешно отсчитал нужное количество шаров: двенадцать золотых и один серебряный. Дабы исключить малейшие подозрения в нечестности, он торжественно поднимал каждый шар над головой, давая всем возможность убедиться, что шар в руке всего один, и что он нужного цвета.

— Золото! — объявлял он во всеуслышанье.

А затем опускал очередной золотой шар в мешок. И лишь в последний раз он сказал: «Серебро!». Так в мешке оказались все тринадцать шаров.

Жеребьёвка началась.

Тринадцать победителей вынули шары, один за другим.

Запрещалось показывать свой шар сразу, дабы не смущать оставшихся. Ведь чем дольше не выпадает серебряный шар, тем выше шанс, что следующий, кто запустит руку в мешок, вынет именно его. Это лишь подогрело бы ненужные страсти и ажиотаж к концу церемонии.

Первым показал свой шар Киреан. Золотой.

Командующий Гаррис торжественно заговорил.

— Клянёшься ли ты верно служить короне без страха и сомнений? Клянёшься ли ты защищать монарха, его страну и народ от любого зла, пусть даже ценой собственной жизни?

— Клянусь, — гордо ответил среброродный принц Изерры.

— Тогда бери свой меч. И пусть он служит тебе столь же достойно.

Золотой шар оказался и у Мерона. Командующий повторил речь, и бывший монах тоже принёс священную клятву.

Со счастливыми лицами, они подходили один за другим и произносили слова клятвы, сдавая золотые шары и получая взамен мечи с позолочёнными узорами. Золото менялось на золото. Тот же, кому досталось лишь серебро, не сможет получить золота.

Йед не смотрел, какого цвета шар сжимает его кулак. Он и так это уже знал.

В последний раз подобное случилось перед тем самым землетрясением. Неясное предчувствие чего–то неотвратимого. Такое бывало с ним и прежде — тревожное чувство, словно бы он попался в липкие сети, из которых самому никак не выбраться. Словно бы и не он один, а весь мир в них попался… И всякий раз это заканчивалось чем–то плохим. Ведь именно то землетрясение и привело в итоге к чуме, что разразилась в деревне.

И сейчас то же самое предчувствие подсказывало, что его шар — серебряный. У него никак не хватало духу разжать ладонь и посмотреть, но сомнений почти не оставалось. А происходящее вокруг лишь подтверждало его правоту. Один за другим, победители испытаний подходили к каменному столу и произносили слова клятвы, разбирая гвардейские мечи. А серебряного шара всё не выпадало.

Первым забеспокоился служитель Маэл. Йед не знал почему, но Посланник Синода имел какой–то интерес к тому, чтобы Йед всё–таки вступил в ряды королевской гвардии. Когда мечей на столе осталось меньше половины, он бросил на Йеда пронзающий хмурый взгляд. Юноша пребывал в душевном смятении, которое не могло ускользнуть от дара Чтеца.

Следом почуял неладное сэр Тарбис. От себя он требовал не меньшей дисциплины, чем от других, и потому на испытаниях не мог оказать Йеду никакого предпочтения. Он даже и виду не подавал, что его знает. И тем не менее, все эти дни он пристально за ним наблюдал. Этот юноша успел ему понравиться, даже более того — в душе старый вояка им восхищался. Восхищался его целеустремлённостью, и даже той каплей безрассудства, что недавно чуть было не привела к массовой драке. Но больше всего он восхищался наивной честностью юноши, которую сам давно уж утратил. Потому когда со стола исчезал очередной гвардейский меч, морщины на лице сэра Тарбиса становились всё глубже, а сам он словно бы делался чуточку старее.

Ему было жаль Йеда. Не столько из–за того, что случилось в той злосчастной деревне, сколько из–за того, что с ним сотворил стоящий рядом Чтец. Сэр Тарбис один знал, что у этого юноши есть родная сестра, о которой тот даже не помнит, и которая теперь обретается одна — неизвестно где, если вообще не сгинула. В душе у него не раз возникал благородный порыв: взять да и рассказать Йеду всю правду. Но он не мог ослушаться служителя Маэла. Он боялся.

Вот все двенадцать золочёных мечей оказались разобраны. А на Йеда со всех сторон смотрели сочувствующие лица.

— Йед Велунд, сын кузнеца! — раздался приказ командующего Гарриса. — Покажи, что у тебя в руке. Все должны видеть воочию. Серебро или золото?

Как же так вышло? Почему судьба ополчилась именно на него? Что в нем особенного? Неужели всё это просто бесцельная случайность? Не может же быть, чтобы в мире что–то происходило просто так, безо всякой причины и смысла!

У Йеда не получалось разжать ладонь, как он ни силился.

— Серебро или золото? — повторил сэр Гаррис.

Неимоверным усилием Йед вытянул ладонь перед собой и раскрыл её. Серебряный шар упал и покатился по полу.

— Что же, — глухо молвил он, — Мне пожалуй следует теперь спускаться по той лестнице обратно. Если традиция и впрямь не велит выбрасывать проигравших из окон…

На этот раз неловкая шутка усмешек не вызвала.

Вдруг сзади кто–то опустил руку ему на плечо. Оглянувшись, Йед увидел добродушное лицо Мерона.

— Это не беда, дружище. Стоит ли печалиться из–за куска железа?

Тот подошёл к столу и положил на него свой меч.

— Прошу меня простить, — обратился он к сэру Гаррису, — но я должен отказаться от своего места в гвардии в пользу моего друга. Я уверен, что он заслуживает его больше меня.

— Нет, остановись! — воскликнул Йед. — А как же настоятель в Обители? Ведь он ещё должен пода… похвалить тебя за старания и успех!

Мерон лишь молча улыбнулся.

— Твоя преданность другу достойна похвалы, меченосец Мерон, — заговорил командующий Гаррис. — Но правила ясно запрещают то, о чем ты просишь. Если такое разрешить, то кандидаты неизбежно начнут торговать местами между собой. А такого допускать никак нельзя. Ты пока ещё вправе отказаться от службы в гвардии, коли не вышел за порог Небесного зала, но тогда в гвардии просто будет двести девяносто девять человек вместо трёх сотен. Сыну кузнеца твоя жертва всё равно не поможет, потому что жребий уже сказал своё слово.

Мерон успел лишь растерянно повернуться к Йеду, как вдруг на круглый стол упал ещё один меч.

Все с удивлением оглянулись на принца Киреана. От него подобного поступка ожидали меньше всего.

— Тогда и принц Киреан, первый сын среброродного Фарлеана, откажется от этого меча. Да не сочтите это за неуважение королевского дома и гвардейских традиций.

— Как это понимать? — спросил сэр Гаррис. — Ты полагаешь, что таким способом заставишь нас изменить решение? Думаешь, мы испугаемся знатности твоего отца?

— Вовсе нет, командующий… Я, кажется, понял, почему в гвардии приняты такие правила. Почему нет разницы между простыми и благородными… Благородство и высокое происхождение — не всегда одно и то же. Человек, рождённый без титула, всё равно может оказаться благородным в своём сердце. А знатный вельможа — пустышкой с красивым рисунком на груди. Ведь все мы хорошо знаем легенду о предательстве Короля–еретика… По замыслу Халара, королевская гвардия должна собирать лучших из лучших, именно потому происхождение в ней значения не имеет. Думаю, он считал, что не титул наделяет своего обладателя достоинством, а сам человек должен наполнить достоинством титул, дабы он что–то значил для потомков. А раз так, то знатность — не привилегия, а бремя, которое возлагается на нас по рождению.

Гордо подняв голову, принц Киреан направился к Йеду и стал подле него — точно как тот прежде стал подле Киреана во время стычки с Глахом.

На лице принца не осталось и следа от прежнего высокомерия. Казалось, никогда прежде он не был так уверен в том, что поступил–таки правильно. Быть может, брезгливая надменность была лишь маской, которой он прикрывал собственные сомнения?

Остальные десятеро озадаченно переглянулись. Слова Киреана затронули сердца многих, попутно заразив их той же уверенностью.

Третий меч со звоном лёг обратно на стол. За ним — следующий. Кто–то хотел поддержать Йеда, для кого–то авторитетом стал среброродный принц, а кто–то — чего греха таить — просто счёл за мудрость последовать за большинством. Сдав свой меч, каждый становился подле Йеда.

Служитель Маэл подозрительно прищурился, затем отвернулся и о чем–то зашептался с командующим Гаррисом, которому пришлось снова снять свой шлем с гривой давна.

Сэр Тарбис в их перешёптывании не участвовал. Скрестив руки на груди, он просто наблюдал за происходящим и улыбался. И чем больше мечей возвращалось на стол, тем шире становилась его улыбка, а морщин на лице — все меньше. Он был рад, что сумел отобрать действительно достойных гвардейцев. И сердце уже подсказывало ему, чем всё это закончится.

Однако на стол вернулось лишь одиннадцать мечей. Десять человек обступили Йеда с Киреаном, и только Гиверис остался стоять в одиночестве. Нервно переступая с ноги на ногу, с места он так и не двинулся.

Теперь все пятнадцать пар глаз уставились на него.

— Что вы все на меня так смотрите? Я не сдам свой меч! Я честно прошёл все испытания и заслужил место в королевской гвардии. Командующий же ясно сказал, что это ни на что не повлияет. Раз вы все отказались от меча, то в гвардии будет просто недобор в одиннадцать человек. А сын кузнеца не станет гвардейцем всё равно.

— Ты твёрд в своём решении, лорд Гиверис? — спросил его командующий Гаррис.

— Как я могу быть не твёрд? — удивился тот. — Почему я должен добровольно отказываться от того, что заработал такими усилиями? Я уже прошёл все испытания! Это моя победа, и я не отдам её никому! Только…

Тут он заподозрил неладное.

— Погодите–ка, почему меня назвали «лорд Гиверис»? В гвардии меня ведь должно называть «меченосец Гиверис», как этого монаха. Разве нет?

— Здесь нет ошибки, — сурово произнёс командующий. — Гиверис, первый сын Вандариса! Ты только что провалил испытания в королевскую гвардию. В истории гвардии случалось, что подобное происходило уже здесь, в Небесном зале. Очень редко, но бывало. И вот повторилось вновь.

— Да как такое возможно?! — возмутился Гиверис. — Испытания закончились сегодня утром, и я в них победил!

В спор вмешался служитель Маэл.

— Это не совсем верно. За строгое соблюдение древних законов гвардии здесь отвечаю лично я, как Посланник Синода. И согласно им, кандидат приступает к испытаниям с момента записи его имени в список. А заканчиваются они только как он покинет сей священный Небесный зал. Потому–то гвардейцам и дозволено отказаться от меча лишь пока они не переступили порог лестницы. А за порогом такое действие уже считалось бы дезертирством.

Гиверис холодел с каждым словом Маэла. Победа неумолимо ускользала из его рук вопреки всякому разумению.

— Даже если и так, никаких испытаний здесь сейчас не было, — упрямо стоял он на своём. — Последнее было сегодня утром, и я выиграл тот поединок! Я честно выиграл своё место в гвардии! И жребий это подтвердил!

— Места в королевской гвардии, — перебил его сэр Тарбис, — вовсе не призы. Мы их тут не разыгрываем, как картёжники в кабаке. За некоторыми из этих двенадцати мест кроется чья–то гибель. Так я хочу напомнить, что гвардия существует не для парадов, а чтобы защищать короля от вполне реальных врагов. Но гвардейцев немного, и потому они должны сражаться в бою слаженно. Если нужно — стоять насмерть. Все как один. А теперь оглядись и скажи мне сам, кто в этом зале пригоден для такого, а кто — нет?

Гиверис бросил хмурый взгляд в сторону Йеда и обступившей его толпы.

— Открою тебе секрет, — заговорил уже сэр Гаррис, — что ты был бы принят в гвардию, если бы тоже поддержал своих товарищей по оружию. В будущем сражении это спасло бы ваш отряд. Тогда всех вас можно было бы принимать без опаски, и в гвардии стало бы триста человек и один, а не триста. Такие исключения допускались в прошлом. Но с тобой… Считай, враг нас уже заранее разбил. А теперь, Гиверис, первый сын Вандариса, сдай гвардейский меч и покинь сей священный зал, ибо ты более не вправе тут находиться!

Делать Гиверису было нечего. Он смерил нехорошим взглядом сначала Йеда, а затем и Киреана. Подойдя ко столу, со звоном бросил меч в позолочённых ножнах в общую кучу, после чего скрылся на винтовой лестнице. Ни единого слова так и не обронив.

Когда же он исчез, командующий Гаррис вновь надел свой шлем с давновым гребнем и вытянулся по струнке.

— Гвардейцы!! Слушай мою команду! Мечи — рразобрать!

Йед забрал тот самый меч, что только что держал Гиверис. Он с восхищением разглядывал витиеватые золотые узоры на ножнах и рукоять с благородно выгнутой гардой.

Чья–то рука вдруг опустилась ему на плечо.

— Хочешь знать, что я обо всём этом думаю? — спросил Мерон. — Не знаю как, но тебе только что удалось покорить саму судьбу!

Йед задумался, рассматривая кромку блестящего лезвия.

— Судьбу?… А может ты и прав? Знаешь, многие дают своему мечу имя. Именно так я его и назову. Судьба.