Евгений Белкин. Сезон 3

Роман Арт

В третьем сезоне панк-поэмы «Евгений Белкин» описываются дальнейшие события, которые могли бы происходить с уже известными и новыми персонажами. Книга содержит нецензурную брань.

Эпизод два

Богат природой край сибирский,

Но, вместе с тем, весьма суров:

Зимой морозы за полтинник,

А летом тучи комаров.

Весна и осень сочетают

Здесь и дубак, и комарей,

Плюс грязь повсюду до колена

От выпадения дождей.

Разнообразный зверь таёжный

Живёт себе, не дуя в ус:

Ведь зверю и морозы похуй,

И злоебучий летний гнус.

Но вот моторы зарычали,

Раздались визги бензопил,

Ковшом железным экскаватор

Лесную чащу потеснил.

Чтоб от налогов отъебаться

И инвестклимат стал здоров,

В одной из крупных корпораций

Собрали слёт директоров.

Во избежание уплаты

Они пошли на хитрый ход:

Для нужд народного хозяйства

Решили выстроить завод.

Под эту тему разрешалось

Налоги долго не платить,

А что завод там нах не нужен —

Чего о том и говорить.

Расчёт экспертов из столицы

К началу стройки был таков:

Набрать на чёрную работу

Из сёл окрестных мужиков.

Зачем в тайгу везти рабочих

Откуда-то издалека?

Работой трудной и суровой

Не напугаешь мужика.

И впрямь: вчерашние крестьяне

Нехило начали пахать —

Трудоуменья нашим людям

Ни у кого не занимать.

Село, что рядом находилось,

Успело летом погореть,

И стройка стала очень кстати:

Там столько спиздить можно ведь.

Когда ж пошёл на нерест омуль,

Рабочий, ловкий мастерком,

Бросал его, бежал на реку

И становился рыбаком.

Таков уклад традиционный,

Который стройкой не сломать:

Какой тут план, какие сроки?

Ведь омуль — он не будет ждать.

Осталась стройка без рабочих,

И понимание пришло,

Что возводить завод придётся,

Не полагаясь на село.

Понавезли тогда прорабов

Из самых разных уголков,

И всех подряд на стройку брали,

Кто поработать был готов.

А для надёжности, чтоб больше

Не повторился рецидив,

Вопрос решили кардинально,

В реке всю рыбу отравив.

Пришлось построить тут посёлок

Из свечек в десять этажей

И таунхаусы для боссов

Поодаль от простых людей.

Когда к весне народ рабочий

Был по жилью распределён,

Пришла и очередь завода

Взрасти средь ёлок и сосён.

Тут оказалось невозможным

В тайгу везти материал,

Ведь там вокруг болота были,

Где всякий транспорт утопал.

Морозов ждали. Был надёжный

Открыт по зимнику маршрут,

Но стал внезапно непригоден

Для стройки мёрзлый почвогрунт.

И котлован не раскопаешь,

И сваю хуй туда забить —

Осталось ждать весны прихода

И ожиданьем этим жить.

Когда ж весной земля смягчилась

И солнце засветило всем,

То обнаружился случайно

Ряд неожиданных проблем.

В столице три НИИ трудились

Над разработкой чертежей,

Ведь посчитали финансисты,

Что так в три раза, мол, быстрей.

И хоть работали в команде,

С консолидацией во всём,

Но каждый был НИИ особым

И каждый шёл своим путём.

В итоге чертежи прислали

Не совместимые никак.

Короче, царствовал обычный

И неизбывный наш бардак.

Терпенье лопнуло хозяев,

Акционер не любит ждать,

И был приказ в тайгу направлен:

«Немедля стройку начинать!»

Прорабы строить-то умели,

Но не в лесу и не завод,

А остальной народ гасился,

Как то умеет наш народ.

В итоге правила и нормы

Им разъяснялись на хуях,

А всё строительство держалось

На честном слове и соплях.

Не нужно думать, будто стройка

Была одна такой в стране:

Здесь всё строительство такое.

И всё работает вполне.

В весёлый этот муравейник

Евгений с ходу мог попасть,

Но, как не раз уже случалось,

Судьба свою явила власть.

***

Игнатий, путевой обходчик,

Был накануне в жопу пьян

И оттого, проснувшись утром,

К работе не был слишком рьян.

Он провести контроль был должен

Дистанции ж/д пути,

Но на линейный свой участок

Решил в то утро не идти.

Нашарив банку с огурцами,

Рассола терпкого глотнул

И с чистой совестью младенца

Игнатий заново уснул.

Однако ж ночью незаметно

Пришла внезапная весна.

Размыт был паводком участок

У земляного полотна.

Вода, струясь потоком быстрым,

С горы в ложбину потекла,

И, неожиданно, стихия

К провесу рельсов привела.

Под утро медленно проехал

Тяжелогрузный товарняк,

Погнув своею тушей рельсы

И так живые кое-как.

Когда же поезд пассажирский

На всём ходу туман рассёк,

Всхрапнул Игнатий безмятежно

И на другой сместился бок.

А вот к Евгению в то утро

Не приходил спокойный сон,

Тогда пошёл курить он в тамбур

В последний поезда вагон.

К нему, компанию составив,

Запрыгнул на плечо Чувак.

От никотина был, похоже,

Зависим дядюшкин кошак.

Но от затяжки самой первой

Так закружилась голова,

Что Женя на пол повалился,

Сознанье сохранив едва,

А мимо, растопырив лапы,

Со свистом пролетел Чувак.

Тогда Евгений заподозрил,

Что как-то всё идёт не так.

Вагон качнулся, заскрипела

Со всех сторон от Жени сталь,

И снопы искр загорелись.

Гудок рванул тревожно вдаль.

Вдруг дверь вагона оторвалась,

И в перекошенный проём

Ударом бросило наружу

Евгения с котом вдвоём.

Ещё в полёте Женя видел,

Как оторвавшийся вагон,

Летит, вокруг оси вращаясь,

Со страшной скоростью под склон.

А вскоре сам, упав на насыпь,

Вниз по откосу кувыркал,

Но ничего уже не видел

И ничего не ощущал.

***

На хόлме утреннем, росистом

Стояла девушка в платке,

Энцефалитке цвета хаки,

Пучок травы держа в руке.

Нечасто встретится такое,

Что утром девушки стоят

На возвышении ландшафта

С пучком травы и вдаль глядят.

Однако ж, если разобраться,

Я против правды не грешу,

Ведь собирала рано утром

В лесу Людмила черемшу.

В Сибири не растут бананы

И киви с манго нету тут,

И даже сраные кокосы

На ёлках что-то не растут.

Из всех весенних витаминов,

На вкус чудесно хороша,

Хоть вкус её и дело вкуса,

Произрастает черемша.

Траву, связав в пучки, торговкам

На трассе можно тут же сдать

И, если встать с утра пораньше,

К обеду рубль-два поднять.

Выходит, кроме пользы телу,

Содержат листья черемши

Всё, что купить в сельпо возможно

Для поддержания души.

Обычно души индивидов,

Что в лес уходят за травой,

Для погружения в нирвану

Напиток требуют спиртной.

Во избежанье подозрений

Необходимо тут сказать,

Что деньги за траву Людмила

Не собиралась пропивать.

Едва ей было восемнадцать,

И сладкогубые уста

Не знали вкуса алкоголя:

И это было неспроста.

В её судьбе бухло сыграло

Совсем незавидную роль,

И ни за что бы пить не стала

Она ебаный алкоголь.

Живя вблизи путей железных,

Смотрела Люда, грусть тая,

Как поезда проходят мимо

В другие, лучшие края.

На поезд глядя, позволяла

Нафантазировать себе,

Кто и зачем в нём проезжает

Из пункта А до пункта Б.

То были люди непростые,

Их звали важные дела,

Их благородная идея

Сквозь даль таёжную вела.

Они, поддавшись зову сердца,

Неслись, неведомо куда,

Чтоб людям свет нести повсюду

В их голубые города.

Людмиле было неизвестно,

И лучше было ей не знать —

То челноки в вагонах едут

В Китае шмотки закупать.

Журналов старые подшивки,

Забит был коими чердак,

Читала Люда вечерами

И просвещалась кое-как.

Страницы трепетно листались

При свете сорока свечей

И телевизор с интернетом

Успешно заменяли ей.

Её романтика манила

Великих строек давних пор.

Так на волне соцреализма

Формировался кругозор.

И вот Людмила любовалась,

С холма на дол направя взор,

Как из тумана вылетает

Красавец-поезд на простор.

Она узнала транссибирский,

Орлом украшенный, экспресс,

А тот, приветствуя Людмилу,

Гудком сотряс рассветный лес.

Но не приветствие то было:

Последний поезда вагон

Вдруг от состава оторвался

И кувырком пошёл под склон.

Хоть машинист сработал быстро,

Но длинен тормозной был ход,

И поезд, искры высекая,

Успел уйти за поворот.

Вагон, столетние деревья

Сметая на своём ходу,

Сквозь лес от насыпи дорожной

Просёк большую борозду.

А быстроногая Людмила

Уже бежала под уклон

И сквозь кустарник продиралась,

Ища в карманах телефон.

Она набрáла «112»,

Не останавливая бег.

Боялась, трубку снимет робот,

Но ей ответил человек.

Ему Людмила рассказала

Про оторвавшийся вагон,

Она назвала блок-участок

И сообщила перегон.

Отреагировать немедля

Ей оператор обещал,

Просил назваться, но потерян

Был сразу сотовый сигнал.

В низине паводку случилось

Потоком грязи всё засрать.

Пришлось замедлиться Людмиле

И осторожнее ступать.

Она увидела повсюду

Вагона битого куски,

Пакеты, ящики, коробки,

Разнообразные мешки.

И сам собой тогда издался

Вздох облегчения у ней:

Вагон упавший был почтовым,

В котором не было людей.

«Сейчас спасатели прибудут

И из экспресса экипаж,

А если тут меня застанут

И мне припишут саботаж?

Попалась, скажут, партизанка,

А отчитаться-ка изволь:

Взорвала рельсы и украла

Посылку или бандероль?»

Причины были и серьёзней

У Люды избегать людей,

И, раз не требовалась помощь,

Исчезнуть лучше было ей.

Людмила двинулась обратно

Вглубь леса, вдаль от полотна,

И вдруг услышала негромкий,

Но очень странный звук она.

То не был голос человека,

Однако ж и таких зверей,

Хотя в тайге всю жизнь прожила,

Не доводилось слышать ей.

Людмила в страхе огляделась,

Не веря в орган слуха свой,

И тут услышала повторно

Утробный, страшный тихий вой.

С минуту постояв, вглядевшись

В то место, где рождался звук,

Людмила смело зашагала,

Сдержать стараясь сердца стук.

Там находился незнакомец:

Повиснув на ветвях кустов,

В крови лежал, грязи, отключке,

Иль вовсе был уже готов.

А на груди его котяра

Сидел, ободран о кусты,

И выл, хотя обычно этим

Не занимаются коты.

Людмила к юноше приблизясь

И пальцы к шее приложив,

Пульс ощутила, убедившись,

Что он ещё немного жив.

Тут Люда вспомнила некстати

Про санитарок на войне

И то, что вынести солдата,

Она могла б сама вполне.

Взвалив Евгения, попёрла,

Не разбирая, по кустам,

А следом кот, в грязи по уши,

Засеменил за ними сам.

Сошло потов не семь, а десять —

Таскать бойцов, однако, жесть —

Пока на холм первоначальный

Сумела с Женей Люда влезть.

На том холме стояла тачка

Набита свежей черемшой.

В ней разместивши, свою ношу

Людмила повезла домой.

***

Игнатий вздрогнул и проснулся

За тем, чтоб спину почесать:

«Неплохо бы сейчас пивасу!» —

И тут же спящим стал опять.