Песнь призраков и руин

Розанна А. Браун, 2020

Город Зиран – оазис посреди знойной пустыни. Раз в пятьдесят лет над городом появляется комета, которая знаменует начало новой эпохи. Это событие отмечают семь дней. Во время праздника самые смелые юноши проходят опасные испытания, чтобы получить главный приз – руку и сердце принцессы. После гибели своей матери принцесса Карина – единственная представительница царского рода. Она хочет воскресить мать с помощью древней магии, но для этого потребуется сердце будущего царя. Бегство в Зиран должно было подарить Малику новую жизнь, но все рухнуло, когда духи пустыни похитили его младшую сестру Надю. Ради ее спасения Малик готов исполнить волю духов: он должен стать победителем праздника и убить принцессу. Малику и Карине предстоит сойтись в смертельной схватке. Каждый из них готов на все, чтобы вернуть тех, кто дорог. В этой книге вы найдете иллюстрации известной художницы Елены Рудман! Бестселлер The New York Times. Для фанатов Томи Адейеми, Сабы Тахир и Ли Бардуго.

7. Малик

Неотрывно глядя вниз на обмякшую тряпичную козочку Геге, он мог думать только об одном.

Они ошибались. Все без исключения, кого он знал и кому верил раньше.

Все началось, когда ему исполнилось шесть лет и бабушка взяла его с собой навестить Нана Тити — пожилую женщину из их деревни, подхватившую речную лихорадку. Пока взрослые грустно переговаривались внутри, Малик играл в саду возле ее хижины, и там ду́хи цветов, живущие в старухиных кустах, поведали ему: нового рассвета Нана Тити уже не увидит. Мальчик услужливо поспешил передать это сообщение родным хозяйки, но те только отмахнулись — мол, дитя расстроено, что с него возьмешь.

К утру Нана Тити умерла.

Вот тут-то и поднялся крик. Вся семья покойной громко ругала всю семью Малика, семья Малика дружно ругала его, перепуганные соседи ругались просто так, кто во что горазд, — поползли слухи, что ужасный ребенок колдовскими чарами загнал бедную старуху на тот свет. Сам он что есть мочи кричал и ругал в ответ старейшин деревни, пытавшихся «изгнать из него демонов»: они до крови хлестали Малика прутьями по ногам и заставляли пить отвары, которые желудок безжалостно отторгал. Ругань продолжилась, когда потом, до́ма, жизнь пошла вроде бы своим чередом, но выяснилось: галлюцинации — а он знал, что это галлюцинации, и только галлюцинации, что же еще, ведь все так говорят, — не покинули его, никуда не делись, и от них он чувствует себя все таким же несчастным и разбитым.

Все они — и старейшины, и соседи, и даже его близкие — твердили одно: ду́хов не существует. И Малик дал им убедить себя, что он не в себе, что он болен, что он проклят. Они без устали повторяли — а он верил! — что надо заставить себя, надо лучше стараться, в общем, надо хоть в какой-то мере перестать быть собой, и тогда всем вокруг станет легче, все вздохнут спокойно…

Он не сомневался в том, что они говорили. И вот выяснилось: они ошибались.

Мысль об этом полностью захватила Малика, вытеснив все остальные, и не пожелала рассеяться даже тогда, когда исчезли Идировы тени и рядом не осталось никого — ни ньени, ни Идира, ни представителей темного народца, ничего, кроме пустых глазниц масок, взиравших на него и сестру со стен. Юноша с трудом подавил приступ истерического смеха — естественно, когда же этому темному народцу и оставить его наконец в покое и одиночестве, как не после предъявления доказательств: все детство Малика было окутано ложью?

— Он забрал ее. Просто взял и… забрал, — произнесла Лейла так, словно от повтора этих слов их тяжеловесная ясность может улетучиться.

Только что Малик держал Надю на руках, и вот существо — точнее, Идир — отняло ее, похитило, словно не существовало девочки, которую брат с младенчества укачивал на ночь, которую учил ходить. Словно это была кукла: хочешь — подобрал, хочешь — выбросил.

— Этого не может… Нет! — Лейла сорвала со стены ближайшую маску и заглянула под нее. Затем еще одну и еще. Она лихорадочно водила пальцами по каждой трещинке, по каждому выступу, она даже встала на четвереньки, чтобы посмотреть в просветы между половицами. — Может, где-то есть лаз? Потайная дверь? Хоть что-то… я не знаю… рычаг какой-нибудь? Люди не растворяются просто так в воздухе!

Будь Малик сейчас в состоянии сплетать из слов осмысленные фразы, он напомнил бы сестре, что речь идет не о людях. У людей не бывает домашних животных размером с дом. Люди не управляют тенями, как марионетками. Тут у Малика по спине пробежала волна дрожи — он ведь не называл обосуме своего имени, а тот и так знал… Как давно этот дух наблюдает за ним? Что ему еще известно?

Пока Лейла продолжала свои лихорадочные бесцельные поиски, ее брат тихонько подкрался к Геге, поднял и бережно прижал игрушку к груди. Надя и шагу без нее не ступала. Играла ли девочка, ела или даже спала — козочка всегда уютно лежала, свернувшись калачиком, у нее на руках или в крайнем случае была заткнута спереди под одежду. Он должен вернуть потерянную подружку сестренке, а то она сегодня не заснет.

Тут слезы наконец хлынули из его глаз. В отсутствие заветного ремешка от дорожной сумки Малик вцепился в край уже давно изодранной рубахи и затрясся всем телом. Не в силах издать ни звука, он лишь тяжело дышал. С последней скудной трапезы прошло уже несколько дней, в желудке давно не оставалось ничего, даже желчи.

Это его, только его вина. Если бы он не отозвался на призыв женщины-гриота. Если бы не кинулся помогать тому мальчугану. Если бы послушал совета, многократно повторенного всеми: не поднимать глаз, не открывать рта. Он, Малик, должен сейчас томиться в плену у Идира, а не Надя. Не зная, к кому обратиться, он мысленно возносил молитвы Аданко, Великой Матери, всем божествам, когда-либо жившим и еще не рожденным: защитите, пощадите маленькую сестру… Если для этого нужно пожертвовать жизнью, он готов отдать ее тысячу раз.

Но боги, если и слышали его, не отвечали.

А в голове Малика роились вопросы. Если темный народец существует, значит, и боги тоже? Идир явно когда-то имел дело с Баией Алахари — так что он такого сотворил, что она на тысячу лет выгнала его из мира? Если обосуме хочет отомстить всему ее роду, почему ему приспичило расправиться именно с принцессой Кариной, без султанши в придачу?

И наконец, почему Идир решил, что из многих миллионов жителей Сонанде именно он, Малик, способен умертвить принцессу?

Что, он и вправду способен на такое?

Малик ломал над всем этим голову, пока она не закружилась, и внезапно почувствовал, как метка, придя в движение, переместилась с его груди на левое предплечье. Ощущение было такое, словно по коже течет горячее масло, и от этого на него накатила волна омерзения. Он со всей ясностью и отчетливостью представил себе, как проклятая отметина пожирает все его естество адским огнем — стоит только заикнуться о том, что познано им этой ночью.

Как там еще говорил Идир? «Призови на помощь Призрачный Клинок, и он сделает свое дело…» Ничего подобного Малик никогда не слышал и не понимал, как призрачный клинок может сделать свое дело. Правая рука парня инстинктивно дернулась, чтобы стряхнуть, стереть инфернальное пятно с кожи, но нащупала лишь Геге. Нет, нельзя. Пусть этот знак — жуткое инородное образование на его теле, нельзя даже думать о том, чтобы сейчас как-то повредить его. Ведь в нем — ключ к убийству принцессы.

И все же под спудом ужаса, смертельной усталости и отвращения он чувствовал в себе дыхание какой-то особой силы, для которой у него не было имени и описания. Пожалуй, той самой, что недавно повлекла его за собой на призыв ньени и заставила дать Клятву на Крови Идиру.

Сила волшебства. Магии. Именно так дух назвал это вечное смутное беспокойство внутри Малика. Осознание этой простой истины разлилось по всему организму Малика, снимая все сомнения и заполняя даже те лакуны, о существовании которых он не подозревал.

Он никогда не был «болен». Никогда не был «не в себе». Он был прав.

Голова кружилась, в горле горело. Малик поднял голову и только теперь увидел, что Лейла стоит перед ним.

— Нам надо… — Ее голос дрогнул, она закрыла глаза и глубоко вдохнула. — Надо выбираться отсюда. Кто знает, что тут еще может случиться.

— А если Надя придет нас искать? — В самом деле, если сестренке каким-то чудом удастся улизнуть от Идира или если обосуме вдруг передумает и отпустит ее, то правильнее всего ждать именно здесь, верно?..

— Ты сам понимаешь, что не придет. Мы оба это понимаем.

Лейла протянула Малику руку, но он отпрянул. Они как будто опять вернулись в раннее детство, когда то и дело ругались и даже дрались — просто так, без всякой причины, от избытка энергии. Сейчас причина была: брат не мог понять, как старшая сестра может спокойно о таком говорить. Как может быть такой бессердечной. Она способна в любой момент отбрасывать всякие эмоции и мыслить хладнокровно, но он другой.

— Уходим немедленно!

— Ну давай подождем еще чуть-чуть! — взмолился Малик. — Может, она вернется!

По спине его пробежал холодок, затем вдруг пронзительно зазвенело в ушах. С наружной стороны в направлении дома послышались тяжелые шаги.

— Кажется, здесь творится что-то неладное, — произнес чей-то гортанный голос.

Малик и Лейла разом оцепенели: стража!

Девушка первая овладела собой и рывком подняла брата на ноги. На сей раз он без сопротивления позволил ей буквально выволочь себя из дома за обветшалую кухонную дверь. Выскочив на мостовую, они сразу попали в ослепительный луч света.

На западном краю небосвода, словно маленькое солнце, сверкала Комета Баии — так ярко, что Малик не мог смотреть на нее прямо, не прищурившись. На первый взгляд комета представилась ему как будто выточенной из белого камня, но потом он увидел, что по хвосту ее проносятся, исчезая в звездной ночи, синие, фиолетовые и зеленые всполохи. Вся улица дружно, как по команде, воздела очи ввысь, свет небесного тела накатывал на нее волнами. Каждая живая душа в Зиране в этот момент чувствовала сопричастность чему-то таинственно-великому, уже существовавшему за целую вечность до ее рождения, и Малик опять едва не разрыдался: какая жалость, какая несправедливость, что этого не видит Надя.

Он обязательно освободит ее. Он клянется в этом Великой Матерью и кометой, несущейся высоко над ним.

Но каким образом?

Теперь, когда глаза Малика наконец привыкли к внезапному сиянию после долгого пребывания в полупотемках, он понял, что находятся они совсем не там, откуда проникли в дом, а совсем в другом районе. В отличие от той, прежней улицы, эта выглядела богато, роскошно — тут и там цветущие сады, по сторонам — добротные, мощные стены. Способность одного конкретного здания волшебным образом исчезать и появляться, где ему заблагорассудится, была не самым удивительным его открытием за минувший вечер, однако парень все же поразился.

Потом он повернулся лицом к сверкавшим неподалеку величественным очертаниям Ксар-Алахари. Наверняка принцесса сейчас там. Занята тем, чем принцессы обычно занимаются, пока другие люди страдают. Метка переползла к нему на ладонь и принял форму клинка, полновесного, готового к действию.

— Куда ты? — властно спросила Лейла, схватив Малика за плечо, когда он сделал шаг в сторону.

— Искать принцессу.

Ксар-Алахари высился так близко. Если отправиться прямо сейчас, к рассвету точно можно добраться.

— Ты собрался просто так взять и явиться в дворцовые покои с ножом в руке? Стража изрешетит тебя стрелами прежде, чем ты к воротам подступишься.

— Но надо же что-то делать!

— Если тебя самого убьют, ты уже точно ничего сделать не сможешь! — Лейла потащила Малика за собой в один из боковых переулков. Там они укрылись за кучей хвороста. — Итак, варианты. Какие у нас есть варианты?

— Идти в Ксар-Алахари, — снова предложил он.

— Невозможно просто взять и пойти туда, Малик.

— Ладно. Тогда яд?

— Как ты собираешься ее отравить, если не можешь даже просто проникнуть во дворец? — осадила его Лейла, и брат едва подавил искушение съязвить: мол, у тебя есть идеи получше или тебе просто доставляет удовольствие одну за другой отметать мои?

— Может, подготовить ей ловушку на церемонии открытия?

— Там везде будут толпы народа. Как ты собираешься провернуть это дело? Сразу поймают.

Духов клинок впился юноше в кожу. Он обхватил голову руками. Выход должен найтись, не может не найтись. Ведь Идир не стал бы тратить время, давая поручение, заведомо для Малика невыполнимое. Или стал бы?

Тут по переулку прошла большая группа разодетых в пурпур людей. Парень бросил короткий взгляд на их ладони: все рождены под знаком Жизни, как и он. Наверное, это группа представителей Сигизии, избранная для прохода по Храмовой дороге. Стало быть, направляются на Церемонию Выбора. Надо же. Его, Малика, мир сегодня рассыпался в прах, а жители Зирана всё так же как ни в чем не бывало увлечены своими делами. Все хотят знать, кому достанется честь представлять их Сигизии, кто поселится на ближайшие несколько недель в Ксар-Алахари.

Малик рывком вскочил на ноги. Да! Победителей ведь разместят в замке на все время Солнцестоя.

Они будут жить бок о бок с принцессой Кариной.

Парень пробежал глазами по знакомым линиям Жизненной эмблемы, выжженной у него на ладони. Титул и привилегии победителей для зиранцев священны. Никто, даже султанша, не вправе отнять их, коль скоро они завоеваны. Если победителем станет Малик, то именно он проведет весь Солнцестой на расстоянии броска камнем от принцессы. Никаким иным способом к ней так скоро не подобраться.

А уж когда подберется, найти случай и «призвать на помощь Призрачный Клинок» будет делом техники. Пусть это оружие сотворит то, для чего оно создано…

Малик тряхнул головой. Нет, это немыслимо. Абсурд. Как ему пробиться в победители, когда тысячи людей в Зиране подходят для этой роли куда лучше? Эшранца не выбирали уже сотни лет…

Однако… ведь выбора все равно нет. Сколько Малик ни размышлял, более прямого пути к цели придумать не получалось.

Ему каким-то образом — непонятно каким, но придется заставить Жрицу Жизни признать победителем его. А для начала еще, между прочим, надо как-то пробраться в Храм Жизни.

— Куда мы несемся? — на бегу прокричала Лейла, когда Малик порывисто повлек ее за собой прочь из переулка.

Странный, непривычный расклад: в кои-то веки он впереди, а она следует за ним:

— Не спрашивай! Просто доверься мне!

Брат с сестрой влились в разодетую группу. Там если и заметили, что Лейла не из рожденных под знаком Жизни, все были слишком взбудоражены, чтобы обратить внимание на эту странность. Сестра, вцепившись в руку брата, так и прошла в гуще толпы весь путь до широкой площади перед Храмом Жизни.

Здесь каждый специально сооруженный алтарь и каждый дверной порог украшали изображения Аданко. Тревожно-вопросительный взгляд Лейлы так и сверлил Малика — она словно уже угадала и не одобрила «маленький план», созревший в его голове.

Откуда-то сверху донесся то ли шорох, то ли шелест. Это вернулся темный народец — причем в лице не одного или двух, а дюжин и дюжин. Так много сразу юноша их еще никогда не видел. Они торжественно шествовали по воздуху, словно пародируя процессию внизу. Но — опять-таки впервые — чувство благоговейного трепета перед происходящим вокруг побеждало в Малике ужас перед ними. В легендах часто рассказывается о том, как люди после встречи со сверхъестественным обретают новые, необыкновенные способности; может, и он, пообщавшись с Идиром, научился спокойнее воспринимать фокусы темного народца?

— Ты их видишь? — спросил юноша у Лейлы.

На мгновение в его сердце затеплилась несбыточная надежда, но она сразу испарилась, когда та переспросила:

— Кого?

Горький привкус разочарования, казалось, разлился по его гортани. Ах, если бы только явился способ показать сестре, сколько всего волшебного постоянно их окружает. Если бы он мог хоть одним глазком дать ей увидеть мир таким, каким видит его сам. При этой мысли все та же таинственная сила вдруг заклубилась внутри него, заглушая сигналы всех органов чувств. Этот зуд требовал немедленного выхода, освобождения, но Малик не знал, как достичь его. Он только сжимал и разжимал пальцы в надежде: пусть что-нибудь сейчас произойдет! Но не происходило ничего.

Их «вынесло» к подножию Храма Жизни даже как-то слишком скоро. Одноименный павильон перед ним был спроектирован в форме спирали, символизирующей Маликову Сигизию, — по этой спирали толпа и выстраивалась. Над нею возвышалось зайцеобразное каменное изваяние богини Аданко. Длинные уши тянулись в небо, прямо к Комете Байи.

Церемония уже приближалась к кульминации. Тысячи и тысячи голосов сливались в хорошо известном Малику песнопении — его члены Жизненной Сигизии исполняли еженедельно во время храмовых служб, и после всех ужасов минувшего дня знакомая мелодия приятно успокаивала юношу. В конце концов на возвышение перед храмом, склонив бритую голову, вся закутанная в темный пурпур, ступила Жрица Жизни. На плечах у нее, словно шаль, возлежал большой белый заяц и с любопытством разглядывал публику.

Жрица откинула голову назад и воздела руки к небу:

— О Аданко, блаженный источник радости, самой Жизнью рожденная, покровительница идущих Путем живущих и праведных, истинное счастье вкушают собравшиеся здесь во Святое Имя Твое! Мать наша сладчайшая и защитница, благослови нас Неизъяснимой Мудростью Своей, дабы мы выбрали победителя, достойного явить миру всю Славу Твою и ввести людей в новый мир.

Хор грянул, словно рев цунами, и Жрица Жизни принялась танцевать в такт песнопению, то ныряя в клубы фимиама, воскуряемого у подножия статуи Аданко, то появляясь снова.

— Ответствуй, о Покровительница! Открой мне имя Твоего избранника!

Малик не сводил взгляда с каменного лица богини. В обычной жизни жрицу можно убедить, чем-то зацепить, задеть за живое, ее можно подкупить, с нею можно договориться, но никто не способен повлиять на выбор ею победителя.

Но если стать победителем — единственный способ добраться до принцессы Карины, то Малик им станет.

Волшебная сила, которую он столько лет отрицал и подавлял в себе, теперь вышла наружу, она пульсирует и прожигает каждую клетку его организма. Малик судорожно прижал ко рту ладонь, непрошеные слезы ручьем побежали по щекам. Парень так долго загонял магические способности в самые темные закоулки своего естества, что теперь, когда они оказались доступны — только руку протяни, — Малик не знал, как с ними обращаться.

— Малик, что случилось? Что с тобой? — Лейла присела рядом с ним на корточки. — Тебе плохо?

— Это я, — прошептал Малик.

Грохот церемонии только нарастал, но вокруг парня воздух как будто сгустился и очистился, являя реальность в чистом виде.

— Что — ты? — не поняла Лейла.

— Это мое имя сейчас прозвучит. Имя победителя. Я… Аданко изберет меня, — сказал он.

То же неземное, эфирное голубое свечение, что окутывало Идира и ньени, исходило теперь от Малика, хотя, кроме него самого, никто этого не замечал.

— Снизойди, Аданко! Отверзни уста! — взывала Жрица Жизни, и многоголосый хор вокруг подхватывал ее заклинание.

— Я! Победитель — я! Аданко остановила выбор на мне!

Лейла в ужасе наблюдала, как тело брата дергается, пытаясь сдержать бурлящие под кожей магические потоки. Его всегда учили подавлять их, и личность, почти вышибленная из него окружающим миром, находилась от «поверхности» слишком далеко. Когда моления жрицы где-то там, над его головой, перешли в прекрасное пение, пальцы юноши впились в край рубашки, и он закричал.

В это краткое мгновение он позабыл о Солнцестое. Позабыл об Идире, о темном народце и даже о Наде. В его воспаленном мозгу остался только он сам, вернее, ребенок, который жил в давно уснувших воспоминаниях; ребенок, который сидел на верхушке лимонного дерева и глядел на бесконечно огромный мир, расстилавшийся перед ним, сидел и фантазировал, создавал в голове образ за образом, чтобы победить невыносимое одиночество.

Волшебная сила никогда не покидала его. Она жила в нем с рождения, раньше, чем он узнал ее название, и вот время пришло. Больше Малик не позволит этому миру лишать себя того, что всегда было неотъемлемой его частью.

Голосом неожиданно спокойным юноша в последний раз повторил:

— Аданко избрала победителем меня.

Бурные овации стихли, и все вдруг разом ахнули. От изваяния Аданко, расплывчатое, как облачко дыма, отделилось белое привидение. Некоторое время оно росло, покачивая длинными ушами, грациозно изгибая спину, и наконец обрело узнаваемую форму идентичную «материнской» статуе, из которой вышло. Изящные символы сияли на ослепительно белой шкурке — символы Аданко, богини Жизни.

Все собравшиеся в павильоне разом как подкошенные пали на колени. Все, кроме Малика. Ибо там, где прочие созерцали лишь божество, он видел и ощущал собственную магию — магию, исходящую от сверхъестественного создания так же, как от него самого, и это чувство связывало их. Видение спрыгнуло с головы статуи и широкими заячьими прыжками по воздуху приблизилось к юноше. Повинуясь инстинкту, Малик взметнул руки и закрыл лицо, но образ богини продолжал, петляя, скакать вокруг него — раз, другой, третий. Бесшумные призрачные лапы оставляли за собой бриллиантово-белый след.

Исчез этот образ так же внезапно, как появился. Малик опустил руки. Колени подогнулись. «Приступ магии» постепенно угас в нем, лихорадочные движения замедлились.

Лейла взирала на него так, словно увидела в первый раз.

— Что это ты сейчас сотворил? — прошептала она.

В павильоне повисла тишина, более оглушительная, чем любой когда-либо слышанный Маликом звук.

Затем раздался дрожащий от благоговения голос Жрицы Жизни:

— Богиня указала победителя!

— Богиня указала победителя… Богиня указала победителя… — Толпа воздвигла героя на плечи и понесла к помосту. Малик не сопротивлялся. Лейла изо всех сил старалась не отставать. Юношу поставили рядом со жрицей, и та, подняв его руку высоко над головой, показала всем и каждому знак Жизни на его ладони.

— Братья и сестры, случилось чудо: сегодня Аданко сошла к нам во плоти. Возрадуйтесь же, вознесите благодарность светлой богине и восхвалите с любовью нового победителя Солнцестоя в Сигизии Жизни!

За этим объявлением последовал рев более громкий, чем все звуки, оглашавшие павильон до этого, — его наверняка слышали в Ксар-Алахари и много дальше. Малик невидящим взором глядел перед собой, и ему казалось, что весь белый свет празднует его триумф.

У него получилось. Он вызвал к жизни видение Аданко, и оно избрало его победителем. Он призвал на помощь магию, и она не подвела, явила свою мощь, словно ее никогда и не разлучали с хозяином.

Теперь ему предстоит воспользоваться ею для умерщвления принцессы Карины и спасения Нади. И если даже придется обмануть весь Зиран до последнего жителя, это не остановит Малика.