Mayday

Розалина Будаковская, 2021

Томас Ричардсон никогда раньше не видел снов. Они стали сниться ему всего год назад. То работа его же собственных внутренних органов приснится, то бушующий космос. Но всё же был сон, который показался Томасу жутким и слишком уж реалистичным. Вещий? Нет, в такую ерунду Ричардсон точно не верит! Не верил… Пока тот самый сон не сбылся.

Песок

Где это я?

Мне так жарко! Запястья горят и шею невыносимо жжёт. Такое чувство, будто по моим венам течёт не кровь, а раскалённая лава! Спускаюсь по лестнице, вместе со мной идут ещё шесть человек. В лицо ударил прохладный воздух. Жжение немного успокоилось.

Я вышел на платформу. Вижу рельсы. Это метро? Так, я в Лондоне?

Механический голос объявил о скором прибытии поезда под номером девятнадцать восемьдесят шесть. Я мельком взглянул на билет в своих руках и заметил в графе «номер поезда» именно это число — девятнадцать восемьдесят шесть.

Оглядываюсь. По-моему, это железнодорожный вокзал. Правда, он не похож ни на один из тех, что мне знакомы. Напротив меня ещё три или четыре платформы. Они полностью забиты людьми самых разных национальностей. Самое необычное в этих людях — при них нет личных вещей. Ни сумок, ни чемоданов, но у каждого в руке билет.

Я сумел рассмотреть над ближайшей платформой напротив три числа: восемнадцать сорок семь, девятнадцать тринадцать и девятнадцать ноль ноль. Вероятно, это номера поездов, которые они ждут.

Позади меня ещё две платформы. На них не так много людей. Можно сказать, считанные единицы. Всего около сорока человек, считая и тех пассажиров, что стоят на моей платформе. Над платформой за спиной простое число — две тысячи.

Я прошёлся до середины платформы к стенду с информацией. Похоже, к моей платформе придёт три поезда под номерами: девятнадцать семьдесят девять, девятнадцать восемьдесят шесть и девятнадцать девяносто восемь. На стенде не указано ни куда направляются эти поезда, ни время их прибытия. Только номер.

Какой-то очень странный вокзал.

Я сунул билет в карман куртки. Такая же куртка — цвета хаки с большими карманами по бокам — висит у меня дома в шкафу. Она реальная, эта куртка. Да и джинсы, вроде, мои. Не уверен насчёт ботинок, но джинсы точно мои.

— Простите, — где-то за спиной прозвучал знакомый голос, — простите, какой у Вас номер билета?

Ко мне буквально подкралась Чарли. Всё та же Чарли, которую я видел часов десять назад. Как странно… Я думаю? Я чётко понимаю, что сейчас сплю, и осознаю, этот вокзал, всё перед моими глазами сейчас — не имеет никакого отношения к реальности.

Тем не менее, я достал билет из кармана. Он чистый, будто его только-только из листа шершавой, но приятной бумаги вырезали. В правом нижнем углу чуть ли не светится выдавленный номер поезда, а в верхнем левом поблёскивают бронзой семь цифр. Тоже выдавленные. Как на банковских карточках.

— Девять девять девять, — продиктовал я, — семь один девять семь.

Шарлотта подняла на меня удивлённые глаза, но ничего не сказала. Только всматривается в моё лицо. Она нервно сглотнула. На бледных щеках появился едва заметный румянец, и рыжая улыбнулась.

Не могу понять, узнала она меня или нет? Нам снова снится один и тот же сон? Чарли догадывается об этом? Догадывается, что это очередной странный сон?

— Спасибо. — поблагодарила девушка.

Мельком я заметил, что цифры на наших билетах совпадают. Три девятки, а затем комбинация из четырёх цифр, которая начинается и заканчивается на семёрку. Середину не рассмотрел. Единственное различие в наших билетах, похоже, номера поездов: у неё девятнадцать девяносто восемь.

Я проснулся с непонятным ощущением. В руках всё ещё чувствуется шершавая бумага билета из сна, а на кончиках пальцев — выдавленные цифры. В памяти до сих пор мелькают номера поездов и частично билета. Я немедленно схватился за сотовый и записал всё, что успел, пока воспоминания о сне не растворились.

Теперь в заметках красуется:

1986 999 71 97

1998 999 7??7

Что могут значить эти цифры в реальности не понятно. Возможно, просто случайные числа, которые сгенерировало моё подсознание, а возможно… Нет, если я задумаюсь о каком-нибудь скрытом смысле, то вообще с ума сойду. В любом случае, если они важны, Вселенная найдёт способ сказать мне об этом. Уж пояснительные пинки и подзатыльники она как никто другой давать умеет.

На завтрак у меня сегодня будут тосты со сливочным маслом и вишнёвым джемом. Я поставил чайник, бросил в зелёный чайник с сиреневыми фиалками ложку листового чёрного чая и пошёл к холодильнику.

Масла осталось на один раз. Нужно сегодня в магазин сходить. Да и зубная паста заканчивается. Уверен, мои запасы соли тоже подходят к концу.

Я положил два ломтика белого хлеба на тарелку, взял столовый нож и положил его рядом с пачкой масла, как заметил на хлебе небольшое красное пятнышко. По цвету очень похоже на вишнёвый джем, но с крошечными частичками чего-то тёмного. Как песок или цветной сахар, что ли? Но откуда джему взяться? Банка новая, я её ещё не открывал, да и джем не такой жидкий, он бы не успел за пару секунд впитаться в хлеб.

Мельком я заметил жидкость того же цвета на левом запястье. Что? Когда я успел порезаться? Чем? На хлеб упала новая капля крови. В ней снова какие-то частички. Они едва поблёскивают в лучах утреннего солнца. Что это вообще такое? Что за чертовщина?

Порез аккуратный и ровный, будто кожу надрезали медицинским скальпелем. Он не очень глубокий, но кровью залило всё запястье. Я намочил бумажную салфетку и очистил кожу. Всего лишь царапина, откуда столько крови?

Я взял аптечку и нашёл бинт. Кровь не останавливается. Да что там такое? Присматриваюсь. Может, это паранойя, но мои вены выглядят как-то странно. Они такие тёмные и поблёскивают даже через кожу. От вен прямо у меня на глазах стали темнеть мелкие сосуды. Через кожу видно, по-моему, всю кровеносную систему. В сосудах, капиллярах и венах, будто не кровь уже, а какие-нибудь чернила! Тёмные, с примесью чего-то блестящего, но такие же вязкие, как кровь.

Да что со мной?!

Кровь — или же её непонятное подобие — продолжает сочиться, но уже медленнее. Наконец, порез затянулся, а через минуту вообще пропал, будто его и не было. Однако, доказательством того, что он мне вовсе не померещился, остаются две капли странной крови на ломтике хлеба.

Я с особой осторожностью завернул улику в пакет и убрал повыше. Да, я решительно настроен отнести эту кровь какому-нибудь эксперту, который понимает в этом. Думаю, разумнее всего будет проконсультироваться с врачом. Кто как не врач разбирается в составе человеческой крови лучше?

Разве что вампир. Но их найти сложнее. Они не сидят в больницах и клиниках, ожидая пациентов по записи. Хотя кто знает…

Завтрак пришлось отложить. Я поспешил в больницу на самую раннюю запись к доктору Н. Холстеду.

У нужного кабинета я застал двух молодых мужчин за дружеским разговором. Один из них высокий и худощавого телосложения. У него рыжевато-пшеничные волосы и широко распахнутые болотно-зелёные глаза. Он постоянно улыбается и активно жестикулирует. На нагрудном кармане я разглядел вышитую надпись — доктор Натаниэль Холстед.

Похоже, я к нему.

Его собеседник стоит практически спиной ко мне. Мужчина одет в бордовую форму и белоснежный халат. Он темноволосый, раза в три крупнее, но на полголовы ниже Холстеда. От этого второго доктора пахнет как-то непонятно. Это даже не медикаменты, хотя очень похоже.

Может, он патологоанатом?

— Ладно, Коннор, увидимся. — попрощался Холстед.

— С тебя обед, Нат! — коротко рассмеялся этот самый Коннор и направился к лестнице. — Я люблю что-нибудь мясное и сытное!

Я зашёл в кабинет и сел напротив доктора Холстеда. Он с непониманием глядит на ломтик хлеба, который я положил на стол и подвинул к нему. Спустя пару мгновений доктор всё же «очнулся» и взял в руки планшет.

— Как Вас зовут?

— Томас Ричардсон. — ответил я. — У меня какая-то чертовщина с кровью. В ней песок или… или это что-то другое, но очень похожее на мелкий песок. Такой блестящий и тёмный.

Холстед непонимающе нахмурил лоб. Он что-то ищет в планшете и иногда с подозрением поглядывает на меня.

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Я отлично себя чувствую, доктор Холстед. — торопливо ответил я. — Я просто прошу проверить эти капли крови на хлебе и сравнить их с моей кровью. — отрапортовал я. — Это всё, что мне нужно. Пожалуйста, доктор Холстед.

— Я бы Вас, мистер Ричардсон, после подобных просьб ещё и к психиатру направил на осмотр. — с кривой улыбкой произнёс врач и убрал пакет с ломтиком хлеба в карман халата. — Спуститесь вниз, — он протянул мне листок, подписанный на моё имя, — в регистратуре подскажут, куда идти.

— Спасибо! — горячо поблагодарил я и вышел из кабинета.

Домой я вернулся к обеду. Почти сразу мне захотелось увидеть Шарлотту. Не знаю, что это, но будь моя воля, рванул бы к ней без звонка и предупреждения.

На какое-то время мне показалось, что я влюбился. Почему бы и нет, собственно? Она симпатичная, мы говорим с ней практически на одном языке, но больше всего в Чарли мне в душу запал её солнечный вид. Шарлотта даже в задумчивом состоянии слишком уж напоминает дневное светило. Даже когда она в невзрачном свитере мышиного цвета и чёрных джинсах. К ней хочется прижаться, чтобы согреться, и с лица в её присутствии сложно стереть улыбку.

Чарли — моё личное маленькое Солнце.

Я набрал номер Шарлотты. Те пару секунд, пока в трубке слышались лишь гудки, показались мне вечностью. В голове моментально появились мысли о том, что я всего-навсего придумал её, что Чарли — плод моей больной фантазии, который смог непостижимым образом выбраться из сна в реальность.

— Алло?

Звонкий женский голос разбил все мои страхи, и я невольно выдохнул с огромным облегчением прямо в микрофон телефона.

— Эй, ты там в порядке? — едва слышно усмехнулась Шарлотта. — Томас?

— Привет, — выдохнул я, — может, встретимся сегодня?

— Ближе к вечеру. — ответила она. — У меня сейчас смена.

— Конечно. — машинально кивнул я. — Во сколько за тобой зайти?

— Я заканчиваю в четыре.

— Хорошо, я буду.

Мне столько хочется ей рассказать! От странного сна с этим непонятным билетом до блестящих частичек в собственной крови. Не знаю, как всё это будет слышаться со стороны, но я уверен, Шарлотта поймёт меня и не сочтёт сумасшедшим.

Во мне теплится слабая надежда, что ей тоже снился подобный сон с железнодорожным вокзалом. Но даже если это не так… Он ей обязательно приснится однажды. Почему-то я в этом невозможно уверен.

Мы встретились в назначенное время у «Дома на Утёсе».

Сегодня холодно, но Чарли стоит в расстёгнутой куртке и шапку сняла. Я крепко обнял её и прижал к себе. Не знаю, почему рядом с ней я чувствую себя так хорошо. На моём лице сама собой появилась счастливая улыбка.

— Привет! — Чарли легонько коснулась губами моей щеки и слегка покраснела от смущения.

— Ты так не простудишься?

— Мне так жарко! — устало воскликнула она. — Давай, купим мороженое и погуляем?

— Сегодня вечером обещали дождь, — ответил я, — поэтому, может, с мороженым пойдём ко мне?

Шарлотта не стала возражать.

Мы болтали обо всём на свете часов до двенадцати, пока не стали засыпать. Я предложил Чарли остаться на ночь, впрочем, по-моему, она и сама уже не собиралась никуда уходить.

В доме темно. С улицы доносятся какие-то звуки, но они такие слабые, что их сложно различить даже в полной тишине. Темно. Я чувствую себя отлично во мраке. Словно дома, но не телом, а всей своей душой. Так спокойно… И даже скользящий по коже лёгкий сквозняк не делает меня менее счастливым. Раньше я не придавал этому значения. Мне казалось, это работает только в людных местах.

Слабый свет из окна проникает в комнату через окно. Это единственный источник света сейчас. Лунные лучи играют в волосах Шарлотты. Будто крохотные огонёчки пляшут.

Такая ассоциация заставила меня улыбнуться.

Девушка по самый подбородок закуталась в одеяло. Теперь ей холодно? Шарлотта стала кутаться после мороженого. Конечно, оно холодное, но не настолько же, что заставить человека замёрзнуть? Девушка легла спать в майке, и я одолжил ей свои спортивные штаны. Всё равно ни разу их не надевал.

Чарли с любопытством рассматривает меня из своего кокона.

Я придвинулся ближе и приобнял рыжую, накинув на неё часть своего одеяла.

Нас неумолимо клонит в сон. Глаза сами уже закрываются. Мы столкнулись с Чарли лбами и уже не в силах даже отодвинуться друг от друга из-за усталости.

— Томас? — вдруг будто из последних сил позвала Чарли.

Я ответил что-то невразумительное. Не то что-то промычал, не то просто так шумно выдохнул.

— Ты удивительный, Томас.

На моих губах невольно заиграла улыбка, а где-то между лопаток стало разливаться невероятное тепло. Мне захотелось прижать к себе Шарлотту так сильно, чтобы чувствовать себя с ней единым целым. Затолкать в свою грудную клетку, ближе к сердцу в самом прямом смысле этих слов.

— Ты тоже удивительная, Чарли. — негромко произнёс я. — Самая удивительная девушка, какую я встречал.

Она придвинулась ко мне ближе и, кажется, окончательно уснула.

— Спокойной ночи, Чарли. — шёпотом пожелал я и сам в ту же секунду провалился в объятия Морфея.

Мужчина сидит напротив меня. Он лучезарно улыбается мне и что-то пытается жестами объяснить. Я его не слышу. Как будто мне на голову аквариум нацепили. Звуки есть, но такие отдалённые и нечёткие, что от них никого толка.

Постойте. Я уже видел этого мужчину. Я встретился с ним случайно, когда шёл из «Дома на Утёсе». Ещё до знакомства с Шарлоттой. Это точно он! В памяти отпечатался непонятный цвет глаз. В прошлый раз мне казалось, что радужки незнакомца постоянно меняют цвет, но сейчас они будто замерли. Светлые с едва различимым зеленоватым оттенком.

Он снова улыбнулся и слегка склонил голову на левое плечо.

— Ты же понимаешь, о чём я говорю?

Я растерялся. Нет, конечно я не понимаю! Я же ничего не слышал из твоих слов, как я могу понимать? Ох, Томас… Мог бы и сказать ему, что не слышишь.

Но вместо правдивого ответа, я с непоколебимой уверенностью кивнул:

— Конечно, Анжело.

И откуда я знаю его имя? Его ли это имя вообще?

— Отлично. — его губы невольно растянулись в широкой улыбке, обнажив ряд идеально ровных и белоснежных зубов. — Кто бы, как не ты, понял меня?

Он мягко приобнял меня и прижался губами к моему правому виску.

Я проснулся от звонка. Сюжет сна тут же вылетел из головы. Я чётко помню, что должен что-то помнить, но что именно — забыл. Mo chreach!

Телефон разрывался, дребезжа на комоде. Я не сразу сообразил, что происходит, и оглядываюсь. Шарлотты нет. Странно. Не приснилась же она мне вчера, верно? Одеяло, которым она накрывалась, аккуратно сложено рядом на кровати.

Наверное, Чарли проснулась и просто не стала меня будить.

Сотовый снова напомнил о себе. Я вскочил с кровати и ответил. Это из больницы насчёт анализов. Они готовы. Результаты можно забрать в любое время до восьми вечера. Да, заберу их сегодня же. Не терпится узнать, что это была вчера за чертовщина.

Ещё со мной как раз насчёт всех этих анализов хотел бы поговорить некий доктор Коннор Лостман. О чём именно, что не так с кровью — никто не уточнил. Если мне не изменяет память, имя Коннор я вчера слышал в разговоре Холстеда с мужчиной в бордовой форме.

Но сначала хорошо бы найти Чарли. Куда она делась?

Я обошёл весь дом, но не нашёл её. Правда, несколько деталей чётко говорят о том, что с головой у меня пока всё в полном порядке.

Шарлотта, видимо, пила чай, когда встала. Зелёная чашка с сиреневыми фиалками обычно стоит ровно по середине полки, сейчас же она сдвинута вправо, а внутри остались пара капель воды. На хлебнице вскрытая пачка печенья в завязанном пакете. Дело в том, что я пакет не завязываю, а подгибаю.

Я позвонил Шарлотте.

— Доброе утро! — ответила она в приподнятом настроении. — Не хотела тебя будить.

— Я уже подумал, ты мне просто приснилась. — улыбнулся я. — Всё хорошо?

— Да, мне нужно было на работу. — сказала Чарли. — Увидимся вечером?

— У меня?

— Если ты не против.

— Конечно.

— Отлично! — коротко рассмеялась девушка. — До вечера!

Тем временем я позавтракал на скорую руку всё тем же печеньем и поехал в больницу. У главного входа меня уже ждёт доктор Холстед и его друг в бордовой форме. Холстед нетерпеливо расхаживает из стороны в сторону, а второй доктор, опершись спиной о стену, стоя досыпает.

— Ох, мистер Ричардсон! — воскликнул Холстед, увидев меня. — Мистер Ричардсон, это мой друг доктор Коннор Лостман.

Лостман протянул мне руку.

— Я бы хотел с Вами поговорить. — негромко, будто чтобы никто посторонний не услышал, сказал Лостман. — Желательно наедине.

— Конечно. — кивнул я. — Что-то не так?

— Я всё объясню.

Холстед оставил нас, а я пошёл за Лостманом. Мы шли не так уж и долго, как оказались в тихом и прохладном коридоре. Здесь приглушённый свет и очень чисто. По-моему, по этому коридору ходит разве только что сам доктор Лостман.

В конце коридора я заметил двери, но до них мы не дошли. Свернули ко второй двери от начала. Здесь стол, на нём электрический чайник, пара чашек и полупустая банка растворимого кофе. У левой стены небольшой диван стоит.

Темновато, но довольно уютно.

— Присаживайтесь. — Лостман указал на стулья у стола и поставил чайник. — Вы пьёте чай или кофе? С сахаром?

— Чай, пожалуйста. Без сахара. — немного растерялся я. — А в чём дело? О чём Вы хотели поговорить?

Лостман снова взглянул на меня и нервно поджал губы. Он достал из своего рюкзака тоненькую папку с бумагами, а затем положил её передо мной. Доктор сел напротив, сцепив руки перед собой.

Он медлит. Что же там такое? Я, что, неизлечимо болен? Вряд ли. С таким удивлённым лицом о подозрениях на неизлечимые болезни не говорят. Да и коридор этот не идёт у меня из головы. В голову настойчиво просится одно жуткое предположение — за дверьми в самом конце коридора находится морг. Следовательно, сам доктор Коннор Лостман — патологоанатом. Первое впечатление не обмануло меня.

Но с каких пор патологоанатомы говорят с пациентами насчёт их анализов? Неужели, у меня всё настолько плохо?

— Мистер Ричардсон, — начал Лостман, — как Вы себя чувствуете? Что необычного Вы делали в последнее время?

— Да нормально я себя чувствую. — с нарастающей внутри паникой ответил я. — И ничего такого не делал.

— Вы уверены?

— Разумеется!

Патологоанатом сделал пометку в заметках телефона.

— Я знаю, как это звучит, — сказал он, — но мы нашли в Вашей крови и в той, что осталась на хлебе, частички вещества. Понимаете в чём дело, его не должно быть в крови. Его просто не может там быть!

— Так это песок или нет?

— Нет, нет, что Вы! — криво улыбнулся Лостман. — Это никакой не песок. — мужчина очень нервничает. — Это сложнее.

Я с подозрением посмотрел на доктора.

— Так что же это?

— Это имеет форму, близкую к песчинкам, но у них совсем нет массы. — у Лостмана сейчас такое лицо, будто он и сам понимает, каким сумасшедшим выглядит со стороны. — Они не входят в реакцию. И просто… блестят! Под определённым углом, правда. Чаще их просто не видно. — он задумчиво посмотрел на меня. — Они тёмного цвета, по консистенции похожи на плотное желе.

Волнение в данной ситуации вполне объяснимо. Поэтому я нисколько не корю себя за то, что внутри у меня всё дрожит от страха перед неизвестным.

— Вы позвали меня сюда, чтобы сказать, что я мутант какой-то?! — едва сдерживаясь, выпалил я.

— Нет, что Вы! — Коннор поднял перед собой ладони. — Дело в том, что Вы не единственный с такими… примесями в крови. — ответил он. — У меня за последний месяц уже четверо таких пациентов попалось. Один из них, — Лостман на секунду потупил взгляд, — как бы сказать… сбежал с места, где его убили.

Я нервно сглотнул. Надеюсь, в тот день, когда меня машина сбила, никто не придал моему побегу большого значения. Ну и что? Много крови, подумаешь! Это ведь не значит, что я умер! Я же встал потом? И пошёл на работу.

— То есть? — с опаской поинтересовался я. — Как это?

— Я знаю, о чём Вы сейчас подумали, Томас, — кивнул доктор, — но я не о Вас говорю. Один из моих знакомых догадался взять кровь на анализ, которую вы «потеряли». — он неловко усмехнулся. — Он подумал, Вы были под чем-то. Но ведь это не так. — Лостман вручил мне копию результатов анализов, а оригинал забрал себе. — В начале прошлой недели прохожие вызвали помощь для молодого человека. Его серьёзно ранили и обокрали.

Мне остаётся только внимательно слушать патологоанатома. От напряжения я сделал пару глотков чая. Кажется, он с шиповником.

Доктор тоже сделал паузу на глоток кофе.

— Но молодой человек не дождался помощи. Он встал и ушёл, как ни в чём ни бывало. — сказал Коннор. — Был и другой. Пьяным поскользнулся и налетел на какой-то штырь. Он умер уже здесь, в больнице. От большой потери крови. — продолжил Лостман. — Работы было слишком много, до его тела я добрался только через сутки. Всё это время тело лежало в холодильнике.

Я невольно поёжился.

— Просто представьте мой ужас, когда синюшный труп, только вытащенный из холодильника, закричал. — доктор Лостман внимательно посмотрел на меня, а затем отвёл взгляд. — Потом он схватил мою куртку и убежал.

Я вжался в спинку стула и одним махом осушил чашку.

— К чему Вы клоните?

— В его крови были те же самые частички, что и у Вас. — ответил Лостман. — Я хочу знать, как это связано.