Перстень принцессы

Робин Каэри

«Вы можете на меня положиться» – обещание, прочное, как алмаз, было дано принцессе вместе с перстнем. Это обещание пережило смену эпох, а рыцарь, давший его, прошёл через многие испытания.Канули в лету имена тех, о ком рассказывает легенда о Перстне Принцессы. Сам перстень перешёл из рук принцессы к её дочери, а от той к её дочери – юной Генриетте Стюарт, нежной и чистой, как майская роза. Кто станет её верным рыцарем и другом, на которого она может положиться?Февраль 1661. Англия, Лондон.

Глава 8. Совещание

После полудня. Уайтхолл. Малый зал Совещаний

О том, что в действительности происходило в умах и настроениях посланников французского короля, не догадались бы и самые опытные шпионы. А всё из-за того, что никто из числа прибывших в Англию французских дворян не имел чёткого представления о том, кто из них в действительности являлся полномочным представителем короля Франции. Кто скрывался за блистательным фасадом из великолепных костюмов, роскоши и помпезности, с которой посольство сватов прибыло в Англию, и кто на самом деле мог оказать влияние на ход переговоров об условиях предстоящей свадьбы? А самое важное, кто действовал за спиной и у французов, и у англичан, то и дело вставляя палки в колёса? Герцог де Креки, несомненно, считал себя самым важным лицом из числа дворян, входивших в посольскую свиту, ведь именно он был назначен на должность чрезвычайного посла и привёз верительные грамоты, подписанные Людовиком. Но он то и дело сталкивался с молчаливым противостоянием со стороны сопровождавших его вельмож. Тот же герцог де Руже — молодой и не искушённый в дипломатии — даже он умудрился ловко провести его, втёршись в доверие к английскому лорд-адмиралу, который оказывал влияние на решения, принимаемые Карлом! И для этого скромному герцогу оказалось достаточным обладать атлетической статью, располагающей внешностью, репутацией опытного военного, внушительной родословной и всего лишь толикой личного обаяния. И вот же, и дня не прошло, а при английском дворе только и говорят, что о генерале де Руже!

— Им просто нравится коверкать на свой английский лад имя французского генерала, — шутливо заметил граф де Вильнёв.

— Ах, граф! Хотя бы вы увольте меня от этих иносказаний, — устало поморщился де Креки.

Они прохаживались по длинной галерее перед Малым залом совещаний, ожидая приглашения войти. Это само по себе раздражало, а доносившийся отовсюду шум голосов и весёлая музыка ещё больше подогревали растущее недовольство герцога.

— Англичанам вряд ли доступно понимание, что значит на самом деле пунктуальность, — ворчал де Креки, отмеряя шагами галерею то вширь, то в длину.

— Скорее всего, они настолько озадачены происходящим, что попросту не знают, с чего начать, — не оставлял попытки снизить градус раздражения де Вильнёв.

— А что тут начинать? Мы выдвинули им предложение руки и титула самого родовитого и выдающегося из принцев во всей Европе. Что тут обсуждать?

— Но ведь, кроме нас, то же самое могла предложить и другая сторона, — аккуратно подал мысль о возможной альтернативе де Вильнёв.

— Да неужели? И так, чтобы мы ничего не узнали об этом? И кто же эта другая сторона, позвольте спросить? — лицо де Креки перекосило от мысли, что он и отправивший его в Лондон Мазарини могли упустить из виду нечто столь важное.

— Скажем, это могут быть голландцы, — приподняв бровь, осторожно предположил де Вильнёв.

— Да что вы говорите! — саркастично пропел де Креки и круто развернулся.

Он впился взглядом в потемневшие от времени фигуры людей на картине, изображающей один из самых известных библейских сюжетов. Из-за того, что краски потускнели под толстым слоем потрескавшегося лака, невозможно было разглядеть черты лиц персонажей картины. Но их эмоции были переданы в жестах и позах так живо, что картина казалась реалистичной, и оттого пугала и даже отталкивала.

— Голландцы, господин герцог! Это они, — продолжал свою мысль де Вильнёв. — Я заметил вчера одного молодого человека. С виду его и не отличишь от англичанина, если вы понимаете меня.

— Нет, не понимаю, — холодно ответил де Креки.

— Они — протестанты, — пояснил де Вильнёв. — Но в отличие от наших гугенотов, они совершенно не следят за собой. Одеваются так, словно тридцать лет назад в эту страну перестали поставлять сукно и нити, и с той поры вся одежда шилась только из шерсти. А ещё они с пренебрежением относятся к собственному облику — к лицу, если быть точным.

— Ближе к сути, де Вильнёв! Ближе к делу! — не выдержал де Креки.

— Тот молодой человек следил за нами. Сначала верхом, в дороге. Я заметил, как он всё время ехал немного позади нашего кортежа. Я видел его ещё в Дувре на пристани — недалеко от того места, куда выгрузили наш багаж по прибытии. А потом я видел, как он следовал за нами до самого Лондона.

— За нами следили, и вы только теперь рассказываете мне об этом? Это неслыханное пренебрежение обязанностями, граф! Вы не можете рассчитывать на мою снисходительность, сударь. Даже если бы я промолчал и не высказал вам всё, что я думаю о таких, как вы, ротозеях, тысяча чертей!

Де Вильнёв иронично усмехнулся и наклонил голову набок. Ему хотя бы удалось привлечь внимание к чему-то более важному, чем старые потускневшие полотна.

Де Креки оторвался от созерцания скучного сюжета второй картины, краски на которой, в отличие от первой, не потускнели. Но это являлось единственным её достоинством.

— Странное дело, граф, — сменив тон, проговорил герцог. — Мы находимся в королевском дворце. Но обстановка здесь больше напоминает о вкусах его прежних владельцев — пивоваров. Здесь всё такое обветшалое и навевает тоску. Кажется, будто мы попали в заброшенный склеп.

— Англичане скупы. Или у них недостаточно средств для того, чтобы содержать королевскую резиденцию с подобающим ей блеском, — заметил на это де Вильнёв.

— Однако убранство в апартаментах принцессы и в Главном зале блещут роскошью. Впрочем, и новизной тоже, — проговорил герцог, бросив взгляд в сторону дверей.

— Но это же парадные залы. Они предназначены для приёмов придворных и особых гостей, вроде нас с вами, — де Вильнёв даже позволил себе пренебрежительно хмыкнуть. — Мне кажется, что та роскошь только усугубляет общее впечатление, которое остаётся от визита во дворец.

— Так, а что там с тем голландцем? — на этот раз де Креки сам предпочёл вернуться к прежней теме их разговора.

— Я видел его этим утром под окнами нашего особняка. А на приёме у её высочества я снова заметил его. Там он шептался за спиной у короля с одним из его министров.

— С кем именно, вы можете сказать?

— Я могу указать вашей светлости на него, если увижу. Но назвать по имени — нет. Я не разберу, кто из них кем приходится у этих англичан? — де Вильнёв и не стал скрывать, что совершенно не различал ни имён, ни титулов представленных ему английских дворян, которых, на его взгляд, ни по именам, ни даже по их лицам невозможно отличить друг от друга.

— Голландцы, значит. Да, всё сходится. Всё так и есть. Всё так, как мы и предполагали, — проговорил де Креки.

— Что именно сходится? — поинтересовался граф, сделав вид, что с интересом рассматривает картину, напротив которой они остановились.

— Кардинал предупреждал меня о том, что голландцы могут подыграть оппозиции в Парламенте или даже подкупить кого-нибудь в Королевском совете с тем, чтобы те склонили Карла отвергнуть наше предложение.

— Как? И кардинал думает, что Карл прислушается к ним? Нет, не может быть! Хотя как знать! Они могут попытаться, — чуть погодя проговорил де Вильнёв. — И они могут изрядно попортить нам кровь. Это так. К тому же до меня дошёл слух о том, что у них есть на примете свой кандидат в мужья для принцессы.

— Кандидат? — усмехнулся де Креки. — И кто же он?

Вильнёв замялся с ответом, кивнув в сторону вошедших в галерею вельмож, один из которых выделялся гордой осанкой и грозным взглядом, который он тут же устремил на французов.

— Да говорите же, Вильнёв! Или вы только строите догадки? — вспылил де Креки, не сразу заметив появления новых лиц, а когда проследил за многозначительным взглядом собеседника, то тут же повернулся к вошедшим и поклонился с вежливой улыбкой:

— Ваше высочество! Вы тоже примете участие в этих переговорах? Я, право же, не ожидал, что это привлечёт ваше внимание. Ведь, как известно, речь пойдёт о церемонии передачи невесты, но не более того.

— Вот именно, герцог, — произнёс высокий молодой человек, растягивая французские слова с нарочитой медлительностью, словно отмеряя каждое слово на вес. — И я не понимаю, зачем меня пригласили. Однако же, всем нам небезразлична помолвка их высочеств. Не так ли?

— Ага, — тихо съязвил де Вильнёв за спиной у герцога де Креки. — Его-то женитьба вылилась в целый скандал на головы короля и его советников.

— Так кого прочат другим кандидатом? — не оборачиваясь к нему, также тихо спросил де Креки.

— Кого-то из немецких принцев. Список его титулов длиннее, чем колокольня на Сен-Сюльпис, но владений — кот наплакал.

— И всё же, у него есть нечто, что может показаться Карлу привлекательнее, чем союз с Францией? — задал наводящий вопрос де Креки.

— В том-то и дело, что не для Карла, а для некоторых господ, заседающих в Парламенте. Всё проще некуда. Он — протестант, — договорил де Вильнёв и хотел добавить что-то об известных ему планах коалиции протестантских княжеств Северной Германии, но в ту самую минуту тяжёлые створки дверей Малого зала совещаний с распахнулись. В галерею вышел невысокий мужчина плотного телосложения, седеющую голову которого украшала высокая шапочка с плюмажем из фазаньих перьев.

— Ваше высочество, господа послы! Нижайше прошу вас следовать за мной! — пробасил он с почтительным поклоном.

— Они почти не выказывают разницу между братом короля и нами. Как это странно, однако, — пробормотал де Креки.

— Это не единственная странность, ваша светлость, — подлил масла в очаг разгорающихся сомнений де Вильнёв. — Вы заметили то, что сам король не участвует в переговорах? И кстати, у него нет права голоса в обсуждаемых вопросах.

— Как? Но разве не он утверждал, что всё это, прежде всего, семейное дело? — удивление, отразившееся на лице герцога, вызвало скептичные ухмылки у англичан, которые, не слыша его разговора с де Вильнёвом, по-своему истолковали эту реакцию.

— Так и есть. Но всё, что касается внешней политики — это прерогатива министров и Парламента. Такова цена возвращения трона Стюартам, — пояснил де Вильнёв уже на входе в зал и, как бы невзначай, добавил:

— Вечер за карточным столом с лордом Райли оказался весьма познавательным для меня.

— Надеюсь, что и выигрышным? — вежливо поинтересовался де Креки, не лишённый азарта в карточных играх.

Он уселся на предложенное ему место после того, как герцог Йоркский изволил занять почётное кресло во главе стола.

— Если говорить о сведениях, полученных в ходе разговоров обо всём на свете, то мой выигрыш в этой карточной партии сложно переоценить. Но мне пришлось поиздержаться ради него, — шёпотом поделился с ним де Вильнёв и занял место слева от герцога на одном из массивных стульев с высокими спинками без подлокотников — эти удобства, как оказалось, предлагались только самой высшей знати.

Заседание началось с долгой молитвы архиепископа, который, к удивлению де Креки, произнёс её на превосходной латыни, цитируя места из Писания, которые использовались в католическом праве. Это озадачило герцога, не предполагавшего, что между протестантами Англиканской церкви и французскими гугенотами окажется столь разительная пропасть в отношении языка, на котором произносят молитвы. Об этом обстоятельстве не следовало забывать. Наряду с тем фактом, что герцог Йоркский не счёл нужным осенить себя крестным знамением после молитвы, произнесённой Англиканским архиепископом. Намеренно или же случайно брат короля показал свою принадлежность к католической церкви? Впрочем, может быть, это и не скрывалось столь уж тщательно, как считал Мазарини. Он предупреждал де Креки о том, что главным камнем преткновения в переговорах о браке станет вероисповедание жениха, так как многие прочат в качестве союзника Англии не католическую Францию, а одно из протестантских княжеств в Германии, если и вовсе не Голландию или Данию. Сватовство французского принца, хоть и принятое публично самим королем и вдовствующей королевой, теперь было необходимо провести сызнова. И на этот раз герцогу предстояло произнести пышную и впечатляющую для слушателей речь, и вовсе не перед принцессой и её свитой, а перед министрами короля и членами Парламента.

— И всё-таки, если наш молодой генерал сумеет расположить к себе сердца принцессы и обоих её братьев, то помолвка будет у нас в кармане, — оптимистичным тоном проговорил де Вильнёв.

Де Креки ответил графу суровым взглядом. Не таким он представлял себе ход переговоров, да и само сватовство! И ему вовсе не улыбалась перспектива поставить всё на кон в игре, где главным козырем, которым они располагали, были сугубо личные качества генерала и его удача в том, чтобы расположить к себе сердце юной девицы. Куда надёжнее обрести поддержку у пары-тройки министров, особенно же тех из них, кто имел влияние в Парламенте и среди протестантов.

Осторожно, не выдавая своего интереса, герцог обвёл взглядом лица сидевших напротив него вельмож.

Лорд Райли — практически правая, да и левая рука королевы Генриетты-Марии. Он, скорее всего, склоняется в пользу решений, принятых королевой, и, поскольку сама она прочит дочь в невестки французскому королю, то это означает, что с её ставленником можно договориться без лишней суеты.

Рядом с лордом Райли де Креки заметил лорда Гамильтона. Этот молодой герцог успел составить себе репутацию ещё в Голландии. Кстати, он тоже католик, а это многое значило! Но в то же время этот лорд Гамильтон с лёгкостью согласится воевать против Франции, если это окажется в его глазах выгодным для английской казны и короны, на чьей бы голове она ни была. С Гамильтоном следовало держать ухо востро.

А вот с герцогом Йоркским — братом короля и пока ещё наследником престола, наоборот можно и нужно идти напрямик и даже жёстко. Он склоняется к католической церкви, да и к союзу с Францией соответственно. Но насколько герцог де Креки успел узнать его лично ещё до встречи за столом переговоров, осторожность не была бы излишней при ведении дел с этим принцем. За волевым фасадом мужественной красоты скрывался крайне неустойчивый и непредсказуемый характер. Нет, наследника престола не станут слушать ни в Парламенте, ни в Королевском совете, в котором его главенствующее положение — это всего лишь почётное кресло во главе стола.

Главный здесь не герцог Йоркский, а лорд-канцлер. А вот этот человек — твёрдый орешек. На виду у всех он выражал глубокое уважение королю и низкое почтение королеве. Но он был протестантом, а с этого-то и начинался конфликт интересов.

Пока англичане пространно и многословно выражали свою признательность и личное уважение к прибывшим послам, де Креки и де Вильнёв внимали им с постными минами на лицах, не проронив ни слова. К своей досаде, герцог поздно сообразил, что дальше этих заверений, высказанных в длинных, похожих на проповеди, речах, английские министры не были готовы идти. Всё это можно было изложить на бумаге, не тратя времени попусту. Так чего же они ожидали? Кто должен подать условный сигнал для того, чтобы тот же лорд-канцлер, наконец, решился перейти от приветственных преамбул к обсуждению насущных вопросов?

— Я не понимаю, господа! — вдруг вскричал герцог Йоркский и, с грохотом отодвинув от себя тяжёлое кресло, поднялся из-за стола. — Кто-нибудь объяснит мне, зачем меня пригласили в это собрание?

— Милорды, я прошу! Тишина в зале! — привычный призыв к порядку со стороны секретаря лорд-канцлера не возымел никакого действия, а зал наполнился шумом споривших между собой голосов и грохотом отодвигаемых стульев.

— Я прошу Его высочество проявить терпение! — Хайд и сам поднялся из-за стола.

Высокий и худощавый, если внимательно присмотреться к нему, то в его лице можно было найти интереснейший экспонат для изучения медицины, не иначе! Он прошёл в конец зала, туда, где гордо подбоченясь стоял герцог Йоркский и, разведя руки в примирительном жесте, почтительно наклонил голову:

— Мы уже готовы перейти к обсуждениям.

— Нечего здесь обсуждать, милорды! — отрезал брат короля. — Моей сестре передали предложение, которое она соизволила принять. Это решает всё. И король, мой брат, подтвердил это.

— Но Вашему высочеству должно быть известно, что в таких делах решение принимается на специальном совещании!

— Скажите ещё, что будущее, которое касается королевской семьи, будет решать Парламент! — уже с угрозой в голосе ответил герцог и повернулся к присутствующим лицом. — Господа, я жду! И полагаю, что послы его величества короля Франции также ожидают начала настоящих переговоров. Итак, какова повестка этого совещания? Что, кроме вгоняющих в сон преамбул, мы услышим от вас? Или мне следует распустить это собрание вовсе, позволив остаться только тем, кто готов обсуждать дело?

Последнюю фразу герцог произнёс по-английски, но де Креки и без перевода понял её смысл, глядя на него. То ли Карл дал младшему брату исчерпывающие наставления, то ли, вопреки слухам, у герцога Йоркского всё-таки был собственный интерес в вопросах политики?

— Мы готовы обсудить с послом его величества короля Франции предлагаемые нам условия этого… Матримониального союза, — заговорил архиепископ. — Поскольку её высочество воспитывалась в католической вере, — он не договорил, так как герцог Йоркский, вернувшись на своё место, грубо прервал его:

— Генриетта — католичка! И это всё решает. Не требуется решать никакие вопросы в связи с вероисповеданием. Филипп тоже католик. Нет никаких препятствий для заключения брака.

— Да. Но разве не требуется разрешение папы на брак столь близкого родства? Их высочества — кузены! — выступил один из советников, пожилой господин в чёрном камзоле с высоким воротником, наглухо застегнутым под самым подбородком.

— Нет! И вы прекрасно осведомлены об этом, милорд! — на этот раз ответил сам Хайд. — В своём письме кардинал Мазарини изложил все нюансы, которые были заранее согласованы в Риме. И разрешение на брак от папы уже получено.

А вот такая предусмотрительность удивила советников. Это явилось ещё одним значительным ударом по их собственным интересам. Де Креки тут же обратил хищный взор на лица всех присутствовавших в зале министров, ища среди них недовольных и готовых к противостоянию. Да, казалось, что всё встало на свои места! Человек, задевший щекотливую тему родства, ничего не смыслил в происходящем. Но его надоумил задать этот вопрос тот, кому было необходимо затянуть переговоры или вовсе свести их к отказу от свадьбы. Лишь мельком де Креки успел отметить лёгкое облачко разочарования на лице одного из советников, сидевшего рядом с Хайдом.

Обменявшись быстрыми взглядами с де Вильнёвом, герцог бросил взгляд в ту сторону и вопросительно приподнял бровь. Де Вильнёв обернулся, чтобы посмотреть на лица советников, сидевших слева от де Креки, и коротко кивнул.

— Да. Это он. Это его я видел вместе с голландцем, — шепнул граф, воспользовавшись шумом, который подняли спорившие между собой министры.

Де Креки удовлетворённо кивнул в ответ и сосредоточился на обдумывании речи, которую от него ждали на заседании, пусть и формально. Он заранее написал её, но ничего из написанных им витиеватых пассажей не подходило к сложившейся ситуации. Больше всего напряжения в ходе совещания нагнетал сам герцог Йоркский, готовый идти напролом к поставленной цели, он и понятия не имел о том, как действовать дальше.

— Господа, я полагаю, что все мы утомлены, — произнёс Хайд, подкрепив свою новую попытку прервать спор громким звоном серебряного колокольчика.

— Что же, давайте соберёмся завтра и всё обсудим, — несмелое предложение архиепископа, как ни странно, возымело действие на всех остальных.

Всё почтенное собрание тут же переключилось на вопрос о готовящемся приёме в честь объявления помолвки, что крайне удивило даже самого де Креки. Похоже, что англичане были рады праздновать даже то, о чём толком не успели договориться.

— Значит, всё-таки наша взяла, и помолвка состоялась! — прошептал де Вильнёв и торжествующе качнул головой, устремив радостный взгляд к потолку.

— Не забегайте вперёд кареты, мой дорогой, — сухо ответил на это де Креки и поднялся из-за стола вслед за герцогом Йоркским и архиепископом. — Мы получили пока что только формальное согласие. Впереди нас ждут прения по целому списку спорных вопросов.