Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки

Роберт Сапольски, 2017

Как говорит знаменитый приматолог и нейробиолог Роберт Сапольски, если вы хотите понять поведение человека и природу хорошего или плохого поступка, вам придется разобраться буквально во всем – и в том, что происходило за секунду до него, и в том, что было миллионы лет назад. В книге автор поэтапно – можно сказать, в хронологическом разрезе – и очень подробно рассматривает огромное количество факторов, влияющих на наше поведение. Как работает наш мозг? За что отвечает миндалина, а за что нам стоит благодарить лобную кору? Что «ненавидит» островок? Почему у лондонских таксистов увеличен гиппокамп? Как связаны длины указательного и безымянного пальцев и количество внутриутробного тестостерона? Чем с точки зрения нейробиологии подростки отличаются от детей и взрослых? Бывают ли «чистые» альтруисты? В чем разница между прощением и примирением? Существует ли свобода воли? Как сложные социальные связи влияют на наше поведение и принятие решений? И это лишь малая часть вопросов, рассматриваемых в масштабной работе известного ученого.

Глава 3

За секунды и минуты до…

Все получается из чего-то. Так и мозг не есть вещь в себе.

Благодаря тому, что в мозге все время что-то происходит, в мышцы поступает команда: «Давай, взведи курок!» Или — «Коснись той руки!» Могу поспорить, что прямо перед командой что-то в окружающей действительности запустило эти действия. И отсюда следуют ключевые вопросы этой главы:

а) Какие внешние стимулы, по каким сенсорным каналам и в каких частях мозга привели к конкретным результатам?

б) Осознаем ли мы присутствие этих внешних стимулов?

в) Назначает ли мозг особо чувствительные для нас стимулы?

И конечно же:

г) Важно ли все это для понимания поведения — как самого похвального, так и самого ужасного?

Мозг активируется за счет самой разной сенсорной информации. Мы можем легко это увидеть, рассмотрев широкий диапазон стимулов у различных животных. Часто мы даже не представляем, о чем именно идет речь, потому что они ощущают мир в недоступном для нас диапазоне или чувствуют нечто, нам совсем незнакомое. Чтобы понять, что происходит с животным, нам нужно начать думать, как это животное. Так что давайте попробуем рассмотреть этот вопрос с точки зрения этологии, т. е. расспросить животное на его же языке.

Универсальные правила против натруженных ног

Этология сформировалась в Европе в начале XX столетия; это был ответ бихевиоризму, американскому бренду в психологии. Бихевиоризм «ввел в обращение» Джон Уотсон, а главной фигурой бихевиоризма стал Беррес Фредерик Скиннер. Последователей этого направления волновала общность поведения животных. Их войны разворачивались вокруг божка универсальности, который выглядел примерно так: в ответ на поощрение особь наверняка будет повторять соответствующее поведение, тогда как в отсутствие поощрения или, что еще хуже, если поведение наказуемо, вероятность данного поведения устремится к минимуму. Любое поведение можно превратить в привычку с помощью т. н. оперантного обучения (или обусловливания) — процесса, регулирующего получение особью от окружающей среды поощрения и наказания. Данный термин был введен в употребление самим Скиннером.

Таким образом, согласно бихевиористам (или «скиннерианцам» — Скиннер из кожи вон лез, чтобы термины стали синонимами), практически любое поведение можно сделать частым или редким или даже совсем выключить.

Если все организмы подчиняются этим непреложным правилам, то изучать поведение можно на наиболее удобных животных. Так, большинство исследований бихевиористы проводили на крысах или любимых Скиннером голубях. Бихевиористы обожали факты и чтобы все было точно подсчитано; животные нажимали рычаги или склевывали что-нибудь определенное количество раз в «камерах оперантного обусловливания» («камерах Скиннера») — и получались цифры. И что бы ни обнаружилось, это считали приложимым ко всем видам животных. Голубь, крыса, мальчик — все равны, как учил Скиннер. Получился бездушный робот^[75].

Часто бихевиористы оказывались правы по поводу какого-нибудь поведения, но не менее часто и крупно ошибались, т. к. множество видов поведения «не соглашалось» следовать правилам бихевиористов^[76]{129}. Детеныш грубой мамаши-крысы или обезьяны, когда вырастет, будет к ней привязан сильнее, чем если бы она была ласкова. И куда девать правила бихевиористов, когда мы наблюдаем любовь к насильнику?

В это самое время в Европе рождалась этология. По контрасту с приверженностью бихевиористов к универсальности и схожести поведения у разных видов этологи почитали поведенческое разнообразие. Они делали акцент на том, что каждый вид в ответ на специфические запросы организма развивал собственное особое поведение. Поэтому исследователь, чтобы что-то понять, должен был непредвзято наблюдать животных в их естественной среде обитания. («Исследовать социальное поведение крыс в клетке — это то же самое, что изучать плавание дельфинов в ванне» — вот знаменитая присказка приверженцев данного направления.) Этолог поставил бы вопросы так: «В чем сущность конкретного поведения? Что спровоцировало эти конкретные действия? Нужно ли было обучаться этим действиям? Какова эволюция данного поведения? Имеется ли у него адаптивная ценность?» Приходские священники XIX в. отправлялись на природу собирать бабочек, упивались разнообразием расцветок их крыльев и восхищались мастерством Господа Бога. Этологи XX в. отправлялись на природу коллекционировать поведенческие акты, упивались их разнообразием и восхищались мастерством эволюции. По контрасту с учеными в белых лабораторных халатах они надевали походные ботинки и гордились натруженными ногами^[77].

Сенсорные триггеры поведения у некоторых видов

Опираясь на концепции этологии, давайте рассмотрим сенсорные триггеры поведения у животных^[78]. Это, во-первых, слух. Звуками животные угрожают, объявляют о чем-то, соблазняют. Птицы поют, лошади ржут, обезьяна-ревун ревет, орангутаны так орут, что их слышно на километры вокруг. Самая изощренная информация передается с помощью звуков: например, когда у самки панды происходит овуляция, ее голос становится выше — таким, какой нравится самцам. Подобное переключение и предпочтение отмечено и у людей^{130}.

Во-вторых, на поведение влияют зрительные стимулы. Собаки «подбираются», чтобы пригласить поиграть, птицы расправляют перья, обезьяны обнажают клыки в «угрожающем оскале». Ключевые визуальные сигналы, свойственные облику «хорошенького ребеночка» (большие глаза, укороченная мордочка, скругленный лоб), заставляют млекопитающих с сумасшедшей энергией заботиться о детеныше. Стивен Джей Гулд считал Уолта Диснея невоспетым этологом, потому что тот сумел понять, какие именно модификации превратят грызунов в Мики и Минни^[79]{131}.

Еще животные передают информацию такими способами — и это в-третьих, — которые мы не можем зарегистрировать, поэтому от исследователя требуется большая изобретательность, чтобы «поговорить» с животным на его языке^{132}. Тысячи животных ощущают запаховые метки феромонов — в этих запахах заключена информация о половой принадлежности, возрасте, репродуктивном состоянии, здоровье, генетических особенностях. Некоторые змеи видят в инфракрасном диапазоне; электрические угри ухаживают с помощью «электропесен»; летучие мыши создают помехи эхолокационным сигналам друг друга, когда соревнуются за корм; пауки узнают о вторжении на их территорию по специфическим вибрациям паутины. Или вот так: пощекочите крысу — и она запищит ультразвуком: это у нее активируется мезолимбическая дофаминовая система.

Возвратимся к конфликту «обонятельный мозг против лимбической системы». Этологи уже разрешили его: эмоции у грызунов, как правило, провоцируются запахом. А вообще у разных видов животных доминантная сенсорная модальность, будь то слуховая, визуальная или любая другая, имеет самый прямой доступ к лимбической системе.

Теневой контроль: бессознательные и подсознательные сигналы

Мозг дает быструю реакцию на такие стимулы, как вид ножа, или звук голоса, зовущего нас по имени, или прикосновение к руке, и мы эту реакцию немедленно замечаем^{133}. Но крайне важно иметь в виду и постоянное действие огромного количества неосознаваемых сенсорных триггеров — столь мимолетных, мельчайших, что наше сознание не замечает их или, если даже и замечает, не считает существенными для формирования специального поведенческого акта.

Неосознаваемые сигналы и подсознательное воздействие влияют на самое разное поведение, не относящееся к теме нашей книги. Жареная картошка кажется нам вкуснее, если мы слышим хруст. Мы воспримем какой-то нейтральный стимул с бо́льшим удовольствием, если перед этим нам покажут в течение двадцатой доли секунды улыбающееся лицо. Чем дороже «фальшивое» (плацебо) болеутоляющее, тем оно эффективнее — по свидетельству пациентов. Спросите у группы людей, какой стиральный порошок лучше; если они прямо перед этим прочитали текст со словом «океан», то они с большой вероятностью выберут порошок «Тайд» (англ. прилив), да еще станут объяснять, почему моющие качества этого порошка столь прекрасны^{134}.

Таким образом, в течение нескольких секунд сенсорные сигналы неосознанно формируют наше поведение.

Весьма тревожный сенсорный сигнал касается расового поведения^{135}. Наш мозг очень тонко настроен на специфический цвет кожи. Покажите группе людей лицо на десятую долю секунды (100 мс) — это так быстро, что они даже не поймут, видели ли что-нибудь вообще. Попросите их угадать расовую принадлежность показанного лица, и больше половины ответов окажутся правильными. Мы будем утверждать, что судим людей по их человеческим качествам, а ни в коем случае не по цвету кожи. Но наш мозг сразу и без всяких сомнений отметит этот цвет.

В течение десятой доли секунды мозг сработает по одному из двух — прискорбных! — направлений, в зависимости от расы показанного лица, как было выявлено с помощью нейросканирования. Сначала активируется миндалина, что видно в многажды повторенных экспериментах. При этом чем больше у испытуемого «расистских» склонностей по результатам теста на скрытые расовые предпочтения (не отвлекаемся!), тем больше эта активация^{136}.

Если испытуемым предъявлять раз за разом тот или иной портрет и сопровождать этот показ ударом тока, то вскоре одна только демонстрация портрета будет провоцировать активацию миндалины^{137}. Как показала уже упоминавшаяся Элизабет Фелпс, выработка условно-рефлекторной реакции страха происходит быстрее с портретом «другой» расы, чем «моей». Миндалевидное тело подготовлено учиться ассоциировать что-то плохое с Чужими. И даже больше: люди оценивают нейтральные по выражению лица Чужих как более злые, чем нейтральные лица Своих.

Таким образом, если белый видит лицо чернокожего на протяжении периода времени, что ниже порога восприятия, миндалина успевает активироваться^{138}. Но если лицо остается на экране достаточно долго для осознанного восприятия, то подключаются передняя часть поясной извилины и «разумная» длПФК и тормозят реакцию миндалины. Так лобная кора осуществляет «административный» контроль над темными и дремучими реакциями миндалин.

Второе безрадостное открытие: неосознаваемые «расовые» сигналы поступают в область веретенообразной извилины мозга, которая отвечает за распознавание лиц^{139}. Повреждение этой области влечет, в частности, «физиономическую слепоту» (называемую прозопагнозией), т. е. неспособность узнавать лица. Исследования Джона Габриели из МТИ продемонстрировали ослабленную активацию веретенообразной извилины при показе лица Чужого, причем это снижение выражено тем сильнее, чем выше показатели скрытого расизма у испытуемого. И речь тут не идет о просто необычном цвете кожи — покажите людям лицо с фиолетовой кожей, и веретенообразная извилина отреагирует так, будто это лицо Своего. Ее не обманешь: «Это не Чужой, это “нормальное” обработанное фотошопом лицо».

В соответствии со всем этим белые американцы лучше запоминают белые, чем чернокожие лица; и даже еще интереснее — физиономии смешанных рас запоминаются ими лучше, если их описать как лица белых, а не чернокожих людей. Вот еще интереснейшее наблюдение — если испытуемым смешанных рас сказать, что для эксперимента их отнесли только к какой-то одной расе, то их веретенообразная извилина покажет меньшее возбуждение при ответе на образ лица условно назначенной «чужой» расы^{140}.

Нашу настроенность на расу можно продемонстрировать и другим способом^{141}. Если показывать группе испытуемых ролик, как кого-то укололи в руку иголкой, то у зрителей проявится стандартная «эмпатическая сенсомоторная» реакция — напрягутся мышцы руки. И у чернокожих, и у белых эмпатическая реакция смазана, если рука в фильме принадлежит человеку другой расы. Чем выше показатель теста на скрытый расизм, тем сильнее смазана эта реакция. Так же точно у испытуемых обеих рас наблюдается более сильная активация (эмоциональной) медиальной ПФК, если они видят неприятности, происходящие с представителями их собственной расы, нежели когда страдает человек другой расы.

Все вышесказанное имеет огромное значение. Джошуа Коррелл из Колорадского университета провел исследование, в котором очень быстро показывал испытуемым изображения людей, державших в руке пистолет или мобильный телефон; испытуемые должны были стрелять только в тех, у кого в руках пистолет. Этот опыт рождает болезненные ассоциации с реальным случаем, произошедшим в 1999 г., когда застрелили Амаду Диалло. Выходец из Восточной Африки, он внешне попадал под ориентировку на некоего насильника. Четверо белых полицейских остановили его для проверки, а когда Диалло полез за бумажником, они решили, что в кармане у него пистолет, и открыли огонь: была выпущена 41 пуля. Для нейробиолога за этим действием стоят вызванные потенциалы (ВП), т. е. изменения в электрической активности мозга, спровоцированные какими-то стимулами (они заметны на ЭЭГ — электроэнцефалограмме). Угрожающие лица практически мгновенно, меньше чем за 200 мс, приводят к определенному изменению формы ВП (это изменение получило название «компонент P200»). У белых испытуемых картинка с чернокожим человеком провоцирует лучше выраженную волну P200, чем картинка с белым человеком, независимо от того, вооружен человек на картинке или нет. Несколько миллисекунд спустя появляется вторая, тормозящая волна, направленная из лобной коры; эта вторая волна называется N200. Она будто говорит: «Дайте секунду подумать, прежде чем стрелять». Картинка с чернокожим человеком вызывает более слабый компонент N200 по сравнению с изображением белого человека. Чем больше соотношение P200/N200 (т. е. соотношение между «мне угрожают» и «погодите минутку»), тем больше вероятность выстрела в невооруженного чернокожего. А вот еще одно исследование. Испытуемым поставили задачу по фрагментам определить предметы на картинке. Если перед опытом группе из белых испытуемых показывали темнокожие лица (но не белые) на скорости ниже порога восприятия, то испытуемые с легкостью выявляли кусочки изображений оружия (но не фотоаппаратов или книг)^{142}.

И наконец: при прочих равных чем больше типично африканских черт в лицах осужденных афроамериканцев, тем длиннее срок тюремного заключения, к которому их присудили^{143}. По контрасту — судьи более благосклонно рассматривают дела чернокожих (не белых) мужчин, если те носят большие, приметные очки. Некоторые адвокаты, зная эту особенность, даже специально наряжают своих подзащитных в очки «ботаника», а прокурор в ответ может поинтересоваться, настоящие ли очки на истце. Другими словами, на предположительно беспристрастное правосудие влияет неосознаваемая расовая стереотипизация черт лица.

Все это весьма печально: действительно ли мы биологически предрасположены бояться облика/лица/человека другой расы, меньше ему сочувствовать? Нет. Начать с того, что очень значительны индивидуальные различия: не у всякого человека миндалевидное тело активируется в ответ на лицо другой расы. И эти различия принципиальны. Кроме того, небольшие изменения в постановке эксперимента сразу же меняют реакцию миндалины на лицо Чужого. Это мы рассмотрим подробнее в главе 11.

Вспомним короткий путь сенсорной информации к миндалине, который мы обсуждали в предыдущей главе. Бо́льшая часть информации приходит на особую «распределительную» станцию в таламусе и затем оттуда посылается в соответствующие участки коры (например, в зрительную или слуховую области) для последующего медленного, трудоемкого процесса декодировки световых пикселей, звуковых волн и пр., пока они не превратятся в распознаваемую информацию. И только потом эта информация будет передана в лимбическую систему.

Поскольку таламус соединен напрямую с миндалиной, то пока, скажем, зрительный участок коры копается с расшифровкой сложного образа, миндалина уже думает: «Это пистолет» — и реагирует соответственно. Как мы знаем, такой путь имеет и оборотную сторону: приходящая к миндалине информация быстрая, но часто неточная^{144}. Миндалина считает, что она все правильно увидела и узнала еще до того, как лобная кора успела ударить по тормозам; в результате невиновный человек лезет за бумажником и умирает.

Есть и другие виды неосознаваемой визуальной информации, которые влияют на реакцию мозга^{145}. Например, всего за 150 мс по лицу определяется половая принадлежность. То же самое и с социальным статусом. Признаки общественного главенства одинаковы для всех культур: прямой взгляд, открытая поза (к примеру, с уклоном назад и руками за головой), тогда как подчинение определяется по отведенному взгляду, защищающим торс рукам. Участникам эксперимента хватило 40 мс, чтобы правильно отличить изображение высокого статуса от низкого. Как мы увидим в главе 12, когда перед человеком стоит задача определить устойчивый социальный статус кого-либо, у него активируются «логические» участки лобных долей (вмПФК и длПФК); но, если социальный статус неопределенный, неустойчивый, активируется еще и миндалина. Очень тревожно, когда не знаешь, кто перед тобой и чего ожидать: тумаков да шишек или пирогов да пышек.

На подсознательном уровне на нас влияет и красота^{146}. Во всех культурах люди обоего пола с раннего возраста воспринимают красивых как более умных, добрых и честных. Мы скорее предпочтем на выборах или возьмем на работу привлекательного человека, с меньшей вероятностью осудим его за преступление, а если он все же осужден, назначим ему меньший срок заключения. Знаменательно, что и за оценку привлекательности лица, и за оценку положительного поведения отвечает медиальная орбитофронтальная кора, причем уровень ее активности при оценивании первого позволяет предсказать и уровень активности при оценивании второго. Мозг одинаково реагирует на прекрасный овал лица, прекрасную душу или прекрасный интеллект. Он, мозг, считает, что овал лица расскажет об уме и сердце. В главе 12 мы раскроем эту тему подробнее.

Хотя мы получаем сигналы на бессознательном уровне при виде всего тела, например оценивая осанку, наибольшее количество информации к нам приходит от лица^{147}. Зачем же еще эволюции понадобилось создавать в мозге специальную область для распознавания именно этой части тела? Овал женского лица немного меняется во время овуляции, и мужчины отдают предпочтение как раз этой его форме. Участники экспериментов угадывали политические и религиозные пристрастия людей с вероятностью больше случайного попадания, просто взглянув на лица. Или вот еще: мы легче прощаем того, кто выглядит смущенным — краснеет, отводит взгляд, чье лицо опущено вниз и повернуто немного в сторону.

Из всех черт лица больше всего информации дают глаза^{148}. Возьмем изображения двух лиц с разными выражениями и поменяем черты местами с помощью «copy/paste». Какое выражение лица мы увидим? То, что передается глазами^[80]{149}.

Кроме того, мы подсознательно ассоциируем глаза с критикой или осуждением^{150}. Если приклеить на автобусную остановку большой плакат с изображением глаз (вместо картинки с цветами), то люди с большей вероятностью не оставят после себя мусора. Если в кафе, где покупатели должны сами честно оставлять деньги за кофе, висит плакат с глазами, то полученная заведением плата утраивается. Пара глаз на мониторе — и люди становятся щедрее в компьютерных экономических играх.

Звуковые сигналы тоже подсознательно действуют на поведение^{151}. Вспомним о том, что миндалина активируется, когда белые люди смотрят на лица чернокожих. Чад Форбс из Делавэрского университета показал, что эта активация сильнее, если фоном идет громкий рэп — музыкальный жанр, который ассоциируется скорее с афроамериканцами, чем с белыми. Этот эффект не проявляется при фоновом звучании столь же агрессивной музыки дэт-метал, которую играют группы белокожих исполнителей.

А вот еще один пример подсознательного слухового реагирования, пронзительный случай, рассказанный коллегой из Стэнфорда Клодом Стилом, автором классических исследований по стереотипам^{152}. Стил вспоминал, как один из его аспирантов, афроамериканец, прекрасно осведомленный о том, какую типичную реакцию вызовет молодой чернокожий человек на аристократических улицах городка Пало-Альто, идя ночью домой, принялся насвистывать Вивальди в надежде, что прохожие подумают: «Ага, это не рэп сумасшедшего Снуп Догга. Это просто мелодия давно умершего белого композитора» — и выдохнут с облегчением.

Разговор о подсознательных сигналах останется неполным, если мы хотя бы вскользь не упомянем запахи. С тех самых пор, как в один прекрасный день зрителю представили систему Smell-O-Vision^[81], маркетологи просто с ума посходили на эту тему. У людей обонятельная система практически атрофирована: примерно 40 % мозга крысы отведено на анализ запахов, а у нас для этого только 3 %. Но тем не менее в каждом из нас живет «подсознательный нюхач», и наше обоняние, задействовав короткий путь, посылает в лимбическую систему сигналы быстрее, чем любая другая сенсорная система. Как мы уже говорили, феромоны грызунов несут информацию о половой принадлежности, возрасте, репродуктивности, здоровье, генетических особенностях, влияют на физиологию и поведение. Вариации подобного влияния, только более слабого, дают нам и исследования людей — вспомним эффект Уэлсли, о котором мы говорили во введении, а также примем во внимание, что гетеросексуальные женщины предпочитают запах мужчин с высоким уровнем тестостерона.

К тому же феромоны — и это важно — сигнализируют о страхе. Было одно исследование, в котором у добровольцев брали пробы пота после обычной пробежки в спортзале и после прыжка с парашютом в тандеме с инструктором (заметьте, что при прыжке в тандеме все физическое усилие достается инструктору, так что если человек потеет, то от чистой паники, а не от физической нагрузки). Участники эксперимента нюхали пробы, однако не могли различить запахи на уровне сознания. Тем не менее пробы «панического» пота (но не пота «из спортзала») заставляли миндалину возбуждаться, а также усиливали реакцию страха (вздрагивание), способствовали более точному распознаванию выражения скрытой злобы на лицах, а в тех случаях, когда выражение лиц было неопределенным, то увеличивалась вероятность определения их как пугающих. Если люди вокруг издают запах страха, то наш мозг склоняется к заключению, что мы тоже боимся^{153}.

И наконец, неферомоновые запахи также оказывают на нас влияние. Как мы увидим в главе 12, люди, оказавшиеся в помещении, где сильно пахнет помойкой, становятся более консервативными в отношении социальных проблем (например, однополых браков), но не меняют при этом своего отношения к внешней политике или, скажем, экономике.

Информация от внутренних органов

Наш мозг непрерывно получает информацию, причем не только о внешнем мире, но и о том, что происходит внутри нашего тела, т. н. интероцептивную информацию. У вас болит спина, вы голодны, из-за скопления газов в кишечнике колика, зудит большой палец на ноге. Такая информация тоже меняет наше поведение.

Здесь уместно вспомнить проверенную временем теорию Джеймса — Ланге, названную по имени Уильяма Джеймса, великого гуру психологии, и Карла Ланге, не слишком известного датского медика. В 1880-х гг. они оба, независимо друг от друга, выдвинули диковинную идею. Как соотносятся наши эмоции и спонтанные физиологические (автономные) телесные реакции? Вроде все очевидно: за вами гонится лев, вы в ужасе, сердце начинает колотиться. Джеймс и Ланге предположили прямо противоположный порядок событий: ваше подсознание замечает льва, ускоряет сердечный ритм; затем сознание получает интероцептивную информацию и делает вывод: «Ага, у меня ускорился сердечный ритм, должно быть, я боюсь». Другими словами, вы решаете, что вам чувствовать, на основании телесных сигналов.

Некоторые наблюдения подтверждают эту идею. Мне больше всего нравятся вот эти: а) если заставить человека в депрессии улыбнуться, то вскоре он почувствует себя лучше; б) попросите человека принять гордую, «доминантную», осанку, и он начнет себя ощущать более «доминантным» (у него снизится уровень гормонов стресса); в) расслабление мышц снижает тревогу («Все просто ужасно, но если мои мышцы до того расслаблены, что я сползаю со стула, то, должно быть, положение улучшается»). Однако же теория Джеймса — Ланге не работает таким прямолинейным образом в силу простой конкретики случаев: сердце может ускоренно биться по самым разным причинам, и как мозг распознает, колотится оно из-за льва или возбудившись соблазнительным обликом? Более того, многие автономные реакции слишком медленны, чтобы предварить сознательное распознавание эмоции^{154}.

И все же интероцептивная информация как минимум влияет на наши чувства, если только не определяет их. Некоторые участки мозга, которым назначены главные роли в анализе эмоций, связанных с общением, — ПФК, зона островка, передняя поясная кора и миндалина — получают массу информации от внутренних органов. Этим можно объяснить хорошо известный «пусковой механизм» агрессии — боль, которая активирует большинство названных участков мозга. Боль сама по себе не является причиной агрессии, но она усиливает уже существующие агрессивные наклонности. Другими словами, боль сделает агрессивного человека более агрессивным, а неагрессивного, напротив, усмирит^{155}.

Интероцептивная информация действует более тонко, чем сцепка боль — агрессия^{156}. Вспомним пример из предыдущей главы, в котором отслеживалась связь лобной коры и силы воли. Несколько исследований, в основном проведенных Роем Баумайстером из Флоридского университета, показали, что сразу после того, как лобная кора испытуемого всеми силами старалась решить интеллектуальную задачу, он делался более агрессивным, менее чутким, менее честным и доброжелательным. Будто бы лобная кора говорит: «Все, надоело, я устала, и мне неохота думать о других».

По-видимому, сложные задачи затратны для лобной коры с точки зрения метаболизма. Когда она занята решением задачи, уровень глюкозы в крови резко падает, а если дать участнику эксперимента сладкое питье, то работа лобной коры сразу улучшается (в этом эксперименте контрольная группа пила напиток с сахарозаменителем). Смотрим далее: голодный человек менее доброжелателен и более агрессивен (например, он выберет более суровое наказание для противника в игре)^[82]. Исследователи спорят, что во всех этих ситуациях означает ослабление деятельности лобной коры: сниженную способность к самоконтролю или сниженную мотивацию для него. Но в любом случае энергия, потребляемая мозгом, в течение нескольких минут, если не секунд, идет к лобной коре, и количество этой энергии как-то связано с тем, что совершаются более сложные и более осознанные действия.

Таким образом, сенсорная информация, поступающая в мозг как из внешнего мира, так и от тела, очень быстро, непроизвольно и сильно влияет на наше поведение. Но помимо нее за несколько минут до типичного для конкретной ситуации поведенческого акта в игру вступают более сложные стимулы.

Подсознательные словесные стимулы

Слово обладает силой. Слова спасают, лечат, поднимают настроение, подавляют и убивают. Предварение ситуации словами меняет наше социальное — или антисоциальное — поведение.

Мне больше всего нравится иллюстрировать словесную силу примером дилеммы заключенного. Это экономическая игра, в которой участники должны решать, сотрудничать им или соревноваться в каждом последующем сюжетном повороте игры^{157}. И интересно, как меняется поведение, если одну и ту же сюжетную ситуацию называть по-разному: стоит окрестить игру «Уолл-стрит» — и игроки склонны меньше сотрудничать. Название «Содружество» дает прямо противоположный результат. То же самое получается, если участники игры перед началом читают список кажущихся несвязанными слов. Слова просоциальные — душевные, с расплывчатым смыслом, такие как «помощь», «гармония», «честность», «общий», — вызывают тенденцию к кооперации, а такие, как «власть», «должность», «напористость», «бесцеремонность», имеют противоположный эффект. И это при том, что участники эксперимента читают не Нагорную проповедь или Айн Рэнд^[83], а просто безобидные, не связанные общим смыслом слова. И они подсознательно трансформируют наши мысли и чувства. Один и тот же человек в разных текстах может оказаться «террористом» и «борцом за свободу»; в реалиях американской жизни слова «выбор» и «жизнь» придают совершенно разную окраску концепции «семейных ценностей», и политики умело манипулируют этими двумя словами, чтобы «семейные ценности» ассоциировались у электората именно с их политической партией^[84]{158}.

Примеров, конечно, много. В знаменитом исследовании, удостоенном Нобелевской премии, Даниэль Канеман и Амос Тверски показали, как выбор слов влияет на принятие решений. Участники эксперимента решали, стоит ли назначать — гипотетически, конечно, — лекарство или нет. Если им говорили, что «при приеме лекарства 95 % людей выживают», то испытуемые, включая профессиональных докторов, прописывали лекарство с большей вероятностью, чем если им сообщали, что «в 5 % случаев прием лекарства приводит к летальному исходу»^[85]{159}. Включите в экспериментальный список слова «грубый» и «агрессивный» (вместо «лояльный» или «вежливый»), и испытуемые начнут перебивать собеседников сразу после его прочтения. Те, кого перед экспериментом «подготовили» словом «лояльность» (вместо слова «равенство»), в само́й экономической игре проявляют тенденцию к командной тактике^{160}.

Вербальная подготовка воздействует на моральную сторону принятия решений^{161}. Каждый юрист знает, что судьи вынесут тот или иной вердикт в зависимости от того, насколько красочно описываются действия обвиняемого. Нейровизуализационные исследования показали, что чем ярче слова, тем больше возбуждается передняя поясная кора. Далее, люди осуждают аморальные проступки более сурово, если они описываются словами «плохой», «крамольный» вместо «запрещенный» или «нецелесообразный»^[86].

Еще более тонкие подсознательные сигналы

На наше поведение за несколько минут до поведенческого акта влияют некие еще более деликатные сигналы, чем вид, запах, боль в животе или выбор слов.

В одном исследовании испытуемые, заполняя опросник, высказывали более выраженное стремление к равенству, если в комнате висел американский флаг. Еще один эксперимент проводился в среде английских футбольных болельщиков: внедренный в их толпу специальный актер должен был поскользнуться и будто бы повредить лодыжку. Кто ему поможет? Если актер был одет в майку местной команды, ему помогали с большей готовностью, чем если на нем была нейтральная одежда или майка команды противников. А вот и третье исследование: скромно одетые пары мексиканцев в течение нескольких дней должны были в час пик стоять на станциях в «белых» пригородах Бостона. «Мексиканцы» тихонько переговаривались между собой по-испански. И что в результате? Белые пассажиры выказывали более негативное, «отторгающее» отношение к мексиканским (но не к другим) иммигрантам^{162}.

Сигналы, касающиеся групповой принадлежности, усложняются у людей, принадлежащих к нескольким группам. Вспомним знаменитое исследование, когда участниками эксперимента стали азиатско-американские женщины, сдававшие экзамен по математике^{163}. Все знают, что женщины хуже разбираются в математике, чем мужчины (в главе 9 мы покажем, что это заблуждение), а азиаты — лучше, чем американцы. Испытуемые, которых предварительно настроили на мысли о своей расовой принадлежности, сдали экзамен лучше, чем те, которых настраивали думать о гендерной.

Есть еще один аспект групповой принадлежности, который сильно меняет наше поведение, но вокруг которого наросло много заблуждений. Я говорю о т. н. эффекте постороннего (его еще называют синдромом Дженовезе)^{164}. В 1964 г. на жительницу Нью-Йорка Китти Дженовезе напали прямо во дворе многоквартирного дома, а потом в течение часа насиловали, мучали и в результате убили. Тридцать восемь человек слышали ее крики, и ни один из них не вызвал полицию. Несмотря на убедительный репортаж в The New York Times, несмотря на то что общественное безразличие стало эмблемой всего неприемлемого в обществе, на самом деле все произошло по-другому. Людей было меньше, чем 38, никто не видел события целиком, окна у всех были закрыты из-за холодной погоды, большинство приняло приглушенные звуки с улицы за свидетельство любовной перебранки^[87].

Притянутые за уши подробности дела Китти Дженовезе породили миф о том, что если ситуация требует смелого вмешательства, то чем больше людей присутствует, тем меньше вероятность, что кто-то кинется помогать: «Здесь столько народу, наверняка вступится кто-нибудь другой». На самом деле эффект постороннего проявляется только в неопасных ситуациях, в которых вступившемуся грозит лишь ощущение неудобства, смущение. А вот в ситуациях действительно опасных чем больше людей, тем скорее каждый из присутствующих вмешается. Почему же? Возможно, тут присутствует элемент поддержания собственной репутации: много людей вокруг — много свидетелей героического поступка.

Мужчины, находясь в социально значимых и часто неудобных для них ситуациях, очень быстро реагируют на целый ряд сигналов^{165}. Если конкретнее, то мы говорим о ситуациях, где присутствуют женщины или мужчины вынуждены думать о женщинах. В этих случаях мужчины больше рискуют, принимают поспешные экономические решения, расходуют деньги на роскошь (но не на обиходные траты)^[88]. И даже более того — обаяние присутствующих женщин делает мужчин более агрессивными: у них, например, в играх появляется стремление наказывать противника да еще сопровождать наказание громкими звуками. Но вот что важно: в тех случаях, когда социальный статус утверждается «просоциальным» поведением, мужчины в присутствии женщин становятся настоящими «общественниками». Одно исследование как раз на эту тему удачно и показательно называлось «Мужская щедрость как сигнал к интимным отношениям». Мы вернемся к этой теме в следующей главе.

Таким образом, наше поведение на бессознательном уровне формируется социальным окружением. Как, собственно, и физической средой. Причем за несколько минут.

А теперь давайте рассмотрим криминологическую теорию «разбитых окон» Джеймса Уилсона и Джорджа Келлинга^{166}. Они предположили, что мелкие проступки — оставление за собой мусора, рисование граффити, битье окон, публичное пьянство — это скользкая дорожка, ведущая к более тяжелым правонарушениям. Иными словами, хулиганство районного масштаба увеличивает уровень серьезной преступности. Почему так происходит? Да потому, что мусор и граффити в качестве нормы жизни означают либо полное безразличие окружающих, либо неспособность властей пресечь нарушения правил. И таким образом людей провоцируют на аналогичные или даже худшие поступки.

К 1994 году, когда мэром Нью-Йорка стал Руди Джулиани, город походил на картину Иеронима Босха. Опираясь на теорию «разбитых окон», Джулиани совместно с комиссаром нью-йоркской полиции Уильямом Брэттоном повел активную борьбу с преступностью. Они объявили бой мелким правонарушениям, так что теперь и рисование граффити, и проезд без билета в метро, и агрессивное попрошайничество, и настоящий бич города — назойливое мытье ветровых стекол автомобилей, остановившихся на красный свет, и требование за это платы с водителей стали наказуемыми. Вслед за этим последовал резкий спад преступности. То же произошло повсюду. В Лоуэлле, штат Массачусетс, подобную политику жестких мер провели лишь в одном из районов города в качестве эксперимента; и что же — уровень преступлений снизился только здесь. Были и сомневающиеся, которые задавали себе вопрос: а не явилось ли снижение преступности результатом некоего естественного процесса, т. к. жесткая политика, основанная на теории «разбитых окон», проводилась тогда, когда преступность в Америке уже и так пошла на убыль (другими словами, заслуживающий всяческих похвал эксперимент в Лоуэлле не считался, для исследования не хватало контрольных групп)?

С целью анализа этой теории Кейс Кайзер из Гронингенского университета (Нидерланды) задался вопросом: а не является ли нарушение одних правил сигналом-разрешением к нарушению других?^{167} Если, несмотря на висящий на заборе знак запрета, прямо под ним прикованы велосипеды, люди с повышенной вероятностью полезут через пролом в заборе (опять же игнорируя запрещающие надписи); они станут сильнее мусорить около стены с граффити; а если на улице намусорено, то люди с большей легкостью украдут банкноту в пять евро. Вот такой серьезный — часто удвоенный — эффект мелких правонарушений. Мы позволяем себе пренебрегать правилами, если они уже нарушены до нас, и это процесс сознательный. При этом наблюдаемая зависимость между громкими звуками фейерверка и тенденцией мусорить — процесс уже подсознательный.

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

75

Молва гласит, что дочь Скиннера выросла в огромной «камере Скиннера», где ей приходилось постоянно нажимать на рычаги и кнопки, чтобы удовлетворять потребности. Естественно, следуя этой легенде, став взрослой, она сошла бы с ума либо, как вариант, совершила бы самоубийство, засудила бы отца, убила бы его и т. д. Все неправда.

76

Когда я был студентом, Скиннер однажды пришел в наш колледж и после ужина прочитал невозможно доктринерскую лекцию. Я его слушал-слушал, и в голове родилась забавная мысль: «Ничего себе, да он же абсолютный скиннерианец!»

77

Совершенно понятно, к какому лагерю принадлежу я (но, чтобы немного снизить градус восторга по поводу этологии, вспомним, что и одиозная фигура Конрада Лоренца входит сюда). Нобелевский комитет в 1973 г., на волне вдохновенного интереса, наградил троих основателей этологии — Лоренца, Нико Тинбергена и Карла фон Фриша — премией в области физиологии и медицины. Биомедицинская общественность пришла в ужас. Премию этим? С обломанными ногтями и мозолями на пятках? Которые только и умеют, что смотреть в бинокль, — какое это имеет отношение к медицине? В этой троице Лоренц энергично занимался саморекламой и дешевым популяризаторством, Тинберген (один из моих героев) был глубоким мыслителем и первоклассным экспериментатором, а фон Фриш играл на трубе и все больше помалкивал.

78

Как ученым определить, какой сенсорной информацией пользуется то или иное животное? Вот пример. У мамы-чайки на клюве есть странное красное пятно. Мама-чайка приносит еду, птенцы постукивают ее по клюву, а она в ответ отрыгивает принесенное. Тинберген доказал, что именно красное пятно вызывает поведение «поклевывания», «выпрашивания еды»: он закрасил красное пятно (это применение метода исключения) на клюве, и птенцы перестали «поклевывать». Далее он применил метод репликации: на небольшом бруске нарисовал красное пятно и помахал перед гнездом; птенцы начинали «поклевывать» его. А когда Тинберген нарисовал на клюве матери огромное пятно, т. е. использовал суперстимуляцию, птенцы клевали его как обезумевшие. Такие методы на сегодняшний день часто используют в робототехнике; этологи, например, создали пчел-роботов, которые проникают в колонии пчел и безжалостно обманывают их «танцами» о несуществующем источнике корма, заставляя лететь на его поиски.

79

Прекрасный пример межвидовой поведенческой реакции. Сумма, которую человек готов пожертвовать на помощь исчезающим видам животных, напрямую зависит от величины глаз животного. Большие круглые глаза хорошо развязывают кошельки.

80

Неосознаваемые сигналы необязательно исходят только от тела и лица. Замечено, что мужчины-спортсмены лучше выступают, если на них красная спортивная форма. Эту особенность проиллюстрировали на примере олимпийских команд по боксу, тхэквондо, борьбе, регби, футболу и даже в виртуальных компьютерных гладиаторских боях. Исследователи предположили, что приверженность красному цвету отражает тот факт, что у многих видов животных (мандрилов, птиц-вдовушек и др.) демонстрация окрашенных в красный цвет частей тела означает доминирование самца и более интенсивный красный соответствует большему количеству тестостерона. Для меня такое объяснение звучит сомнительно, уж очень выборочно рассматриваются виды животных.

81

Специальная технология, применяемая в ряде американских кинотеатров для сопровождения запахами происходящего на экране. — Прим. пер.

82

Открытия такого рода нельзя принижать до уровня рассуждений, ставших основой для т. н. защиты Твинки. В 1978 г. в Сан-Франциско Дан Уайт, озлобленный бывший политик, убил мэра Джорджа Москоне и члена городского наблюдательного совета Харви Милка — первого открытого гея в Калифорнии. В соответствии с общим заблуждением адвокаты Уайта пытались выгородить подзащитного, убеждая суд в том, что якобы из-за пристрастия к сладостям (Twinkie — вид бисквитов с кремовым наполнителем. — Прим. ред.) Уайт не до конца отдавал себе отчет в своих действиях. На самом же деле защита приписывала Уайту ограниченную дееспособность на почве депрессии, а переключение подзащитного со здоровой диеты на усиленное потребление сахара являлось симптомом депрессивного состояния.

83

Айн Рэнд (1905–1982) — американская писательница и философ, создательница философии экономического объективизма. — Прим. пер.

84

Одно недавнее исследование освещает как раз этот аспект: выражение «афроамериканец» вызывает ассоциацию с более высоким уровнем образования и дохода, чем слово «чернокожий».

85

Еще одно исследование показало смертельные последствия языкового воздействия. Ураганы, которым присваивают женские имена, убивают больше населения, чем точно такие же по мощности ураганы с мужскими именами. Почему так получается? Люди подсознательно относятся к ураганам с мужскими именами более серьезно и более последовательно подчиняются правилам эвакуации. И это при том, что идея давать ураганам случайные имена возникла именно из-за ее безобидности: не сравниваются ведь ураганы Мэри Поппинс и Влад Дракула.

86

В оригинальном исследовании, проведенном на англоязычных испытуемых, поступки, описываемые словами wrong и inappropriate, осуждались более сурово, чем поступки, описанные словами forbidden и blameworthy. Самый правильный способ перевести результаты такого эксперимента на русский язык — это провести аналогичный эксперимент с русскими словами и на русскоязычных испытуемых. Данное примечание имеет отношение ко всем подобным экспериментам, где участники описывали что-то с использованием определенных слов или где их настраивали перед экспериментом определенными словами и где важны именно эти определенные слова. — Прим. науч. ред.

87

Найдите в интернете дело двухлетней Ванг Ю: вот хорошо задокументированный, ужасающий пример «посторонних свидетелей», душевная черствость которых сравнима с вымышленным безразличием жителей того многоквартирного дома.

88

В этих экспериментах контрольная группа действовала в присутствии других мужчин, а не женщин. На группу же испытуемых женщин присутствие мужчин никак не повлияло.

Комментарии

129

Жестокие матери и работы антибихевиористов: D. Maestripieri et al., “Neurobiological Characteristics of Rhesus Macaque Abusive Mothers and Their Relation to Social and Maternal Behavior,” Nsci Biobehav Rev 29 (2005): 51; R. Sullivan et al., “Ontogeny of Infant Fear Learning and the Amygdala,” in Cognitive Neuroscience IV, ed. M. Gazzaniga (Cambridge, MA: MIT Press, 2009), 889.

130

Голоса панд: B. Charlton et al., “Vocal Discrimination of Potential Mates by Female Giant Pandas (Ailuropoda melanoleuca),” Biol Lett 5 (2009): 597. Голоса женщин: G. Bryant and M. Haselton, “Vocal Cues of Ovulation in Human Females,” Biol Lett 5 (2009): 12; к сноске: J. Knight, “When Robots Go Wild,” Nat 434 (2005): 954.

131

К сноске: H. Herzog, Some We Love, Some We Hate, Some We Eat: Why It’s So Hard to Think Straight About Animals (New York: Harper, 2010).

132

Коммуникация за счет вибраций: P. Hill, Vibrational Communication in Animals (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2008). Вибрирующие сигналы и эхолокация у летучих мышей: A. Corcoran and W. Conner, “Bats Jamming Bats: Food Competition Through Sonar Interference,” Sci 346 (2014): 745. Щекотание крыс: J. Panksepp, “Beyond a Joke: From Animal Laughter to Human Joy?” Sci 308 (2005): 62.

133

Обзор проблемы о соотношении подсознательной и осознаваемой сенсорной информации, а также о том, что выявляемый континуум может быть ошибочным: T. Marteau et al., “Changing Human Behavior to Prevent Disease: The Importance of Targeting Automatic Processes,” Sci 337 (2012): 1492.

134

Картофельные чипсы: M. Zampini and C. Spence, “Assessing the Role of Sound in the Perception of Food and Drink,” Chemical Senses 3 (2010): 57. K. Edwards, “The Interplay of Affect and Cognition in Attitude Formation and Change,” JPSP 59 (1990): 212.

135

Превосходный обзор по теме: J. Kubota et al. “The Neuroscience of Race,” Nat Nsci 15 (2012): 940; чтобы получить хороший обзор по всей теме, см.: D. Ariely, Predictably Irrational: The Hidden Forces That Shape Our Decisions (New York HarperCollins, 2008).

136

T. Ito and G. J. Urland, “Race and Gender on the Brain: Electrocortical Measures of Attention to the Race and Gender of Multiply Categorizable Individuals,” JPSP 85 (2003): 616. Здесь добротный обзор работ, в которых изучаются внутренние установки: B. Nosek et al., “Implicit Social Cognition: From Measures to Mechanisms,” TICS 15 (2011): 152.

137

A. Olsson et al., “The Role of Social Groups in the Persistence of Learned Fear,” Sci 309 (2005): 785.

138

J. Richeson et al., “An fMRI Investigation of the Impact of Interracial Contact on Executive Function,” Nat Nsci 6 (2003): 1323; K. Knutson et al., “Why Do Interracial Interactions Impair Executive Function? A Resource Depletion Account,” TICS 10 (2007): 915; K. Knutson et al., “Neural Correlates of Automatic Beliefs About Gender and Race,” Human Brain Mapping 28 (2007): 915.

139

N. Kanwisher et al., “The Fusiform Face Area: A Module in Human Extrastriate Cortex Specialized for Face Perception,” J Nsci 17 (1997): 4302; J. Sergent et al., “Functional Neuroanatomy of Face and Object Processing: A Positron Emission Tomography Study,” Brain 115 (1992): 15; A. Golby et al., “Differential Responses in the Fusiform Region to Same-Race and Other-Race Faces,” Nat Nsci 4 (2001): 845; A. J. Hart et al., “Differential Response in the Human Amygdala to Racial Outgroup Versus Ingroup Face Stimuli,” Neuroreport 11 (2000): 2351.

140

K. Shutts and K. Kinzler, “An Ambiguous-Race Illusion in Children’s Face Memory,” Psych Sci 18 (2007): 763; D. Maner et al., “Functional Projection: How Fundamental Social Motives Can Bias Interpersonal Perception,” JPSP 88 (2005): 63; K. Hugenberg and G. Bodenhausen, “Facing Prejudice: Implicit Prejudice and the Perception of Facial Threat,” Psych Sci (2003): 640; J. Van Bavel et al., “The Neural Substrates of In-group Bias: A Functional Magnetic Resonance Imaging Investigation,” Psych Sci 19 (2008): 1131; J. Van Bavel and W. Cunningham, “Self-Categorization with a Novel Mixed-Race Group Moderates Automatic Social and Racial Biases,” PSPB 35 (2009): 321.

141

A. Avenanti et al., “Racial Bias Reduces Empathic Sensorimotor Resonance with Other-Race Pain,” Curr Biol 20 (2010): 1018; V. Mathur et al., “Neural Basis of Extraordinary Empathy and Altruistic Motivation,” Neuroimage 51 (2010): 1468–75.

142

J. Correll et al., “Event-Related Potentials and the Decision to Shoot: The Role of Threat Perception and Cognitive Control,” JESP 42 (2006): 120.

143

J. Eberhardt et al., “See Black: Race, Crime, and Visual Processing,” JPSP 87 (2004): 876; I. Blair et al., “The Influence of Afrocentric Facial Features in Criminal Sentencing,” Psych Sci 15 (2004): 674; M. Brown et al., “The Effects of Eyeglasses and Race on Juror Decisions Involving a Violent Crime,” AMFP 26 (2008): 25.

144

J. LeDoux, “Emotion: Clues from the Brain,” Ann Rev of Psych 46 (1995): 209.

145

T. Ito and G. Urland, “Race and Gender on the Brain: Electrocortical Measures of Attention to the Race and Gender of Multiply Categorizable Individuals,” JPSP 85 (2003): 616; N. Rule et al., “Perceptions of Dominance Following Glimpses of Faces and Bodies,” Perception 41 (2012): 687; C. Zink et al., “Know Your Place: Neural Processing of Social Hierarchy in Humans,” Neuron 58 (2008): 273.

146

T. Tsukiura and R. Cabeza, “Shared Brain Activity for Aesthetic and Moral Judgments: Implications for the Beauty-Is-Good Stereotype,” SCAN 6 (2011): 138.

147

H. Aviezer et al., “Body Cues, Not Facial Expressions, Discriminate Between Intense Positive and Negative Emotions,” Sci 338 (2012); 1225; C. Bobst and J. Lobmaier, “Men’s Preference for the Ovulating Female Is Triggered by Subtle Face Shape Differences,” Horm Behav 62 (2012): 413; N. Rule and N. Ambady, “Democrats and Republicans Can Be Differentiated from Their Faces,” PLoS ONE 5 (2010): e8733; N. Rule et al., “Flustered and Faithful: Embarrassment as a Signal of Prosociality,” JPSP 102 (2012): 81; N. Rule et al., “On the Perception of Religious Group Membership from Faces,” PLoS ONE 5 (2010): e14241.

148

P. Whalen et al., “Human Amygdala Responsivity to Masked Fearful Eye Whites,” Sci 306 (2004): 2061.

149

К сноске: R. Hill and R. Barton, “Red Enhances Human Performance in Contests,” Nat 435 (2005): 293; M. Attrill et al., “Red Shirt Colour Is Associated with Long-Term Team Success in English Football,” JSS 26 (2008): 577; M. Platti et al., “The Red Mist? Red Shirts, Success and Team Sports,” JSS 15 (2012): 1209; A. Ilie et al., “Better to Be Red Than Blue in Virtual Competition,” CyberPsychology & Behav 11 (2008): 375; M. Garcia-Rubio et al., “Does a Red Shirt Improve Sporting Performance? Evidence from Spanish Football,” AEL 18 (2011): 1001; C. Rowe et al., “Sporting Contests: Seeing Red? Putting Sportswear in Context,” Nat 437 (2005): E10.

150

D. Francey and R. Bergmuller, “Images of Eyes Enhance Investments in a Real-Life Public Good,” PLoS ONE 7 (2012): e37397; M. Bateson et al., “Cues of Being Watched Enhance Cooperation in a Real-World Setting,” Biol Lett 2 (2006): 412; K. Haley and D. Fessler, “Nobody’s Watching? Subtle Cues Affect Generosity in an Anonymous Economic Game,” EHB 3 (2005): 245; T. Burnham and B. Hare, “Engineering Human Cooperation,” Hum Nat 18 (2007): 88; M. Rigdon et al., “Minimal Social Cues in the Dictator Game,” JEP 30 (2009): 358.

151

C. Forbes et al., “Negative Stereotype Activation Alters Interaction Between Neural Correlates of Arousal, Inhibition and Cognitive Control,” SCAN 7 (2011): 771.

152

C. Steele, Whistling Vivaldi and Other Clues to How Stereotypes Affect Us (New York: Norton, 2010).

153

L. Mujica-Parodi et al., “Chemosensory Cues to Conspecific Emotional Stress Activate Amygdala in Humans,” PLoS ONE 4 (2009): e6415; W. Zhou and D. Chen, “Fear-Related Chemosignals Modulate Recognition of Fear in Ambiguous Facial Expressions,” Psych Sci 20 (2009): 177; A. Prehn et al., “Chemosensory Anxiety Signals Augment the Startle Reflex in Humans,” Nsci Letters 394 (2006): 127.

154

H. Critchley and N. Harrison, “Visceral Influences on Brain and Behavior,” Neuron 77 (2013): 624; D. Carney et al., “Power Posing Brief Nonverbal Displays Affect Neuroendocrine Levels and Risk Tolerance,” Psych Sci 21 (2010): 1363. Некоторые связанные с темой результаты: A. Hennenlotter et al., “The linkd Between Facial Feedback and Neural Activity Within Central Circuitries of Emotion: New Insights from Botulinum Toxin-Induced Denervation of Frown Muscles,” Cerebral Cortex 19 (2009): 357; J. Davis, “The Effects of BOTOX Injections on Emotional Experience,” Emotion 10 (2010): 433.

155

L. Berkowitz, “Pain and Aggression: Some Findings and Implications,” Motivation and Emotion 17 (1993): 277.

156

M. Gailliot et al., “Self-Control Relies on Glucose as a Limited Energy Source: Willpower Is More Than a Metaphor,” JPSP 92 (2007): 325–36; N. Mead et al., “Too Tired to Tell the Truth: Self-Control Resource Depletion and Dishonesty,” JESP 45 (2009): 594; C. DeWall et al., “Depletion Makes the Heart Grow Less Helpful: Helping as a Function of Self-Regulatory Energy and Genetic Relatedness,” PSPB 34 (2008): 1653; B. Briers et al., “Hungry for Money: The Desire for Caloric Resources Increases the Desire for Financial Resources and Vice Versa,” Psych Sci 17 (2006): 939; C. DeWall et al., “Sweetened Blood Cools Hot Tempers: Physiological Self-Control and Aggression,” Aggressive Behav 37 (2011): 73; D. Benton, “Hypoglycemia and Aggression: A Review,” Int J Nsci 41 (1988): 163; B. Bushman et al., “Low Glucose Relates to Greater Aggression in Married Couples,” PNAS USA 111 (2014): 6254. Альтернативное толкование всех этих данных с точки зрения мотиваций и самоконтроля: M. Inzlicht et al., “Why Self-Control Seems (But May Not Be) Limited,” TICS 18 (2014): 127.

157

V. Liberman et al., “The Name of the Game: Predictive Power of Reputations Versus Situational Labels in Determining Prisoner’s Dilemma Game Moves,” PSPB 30 (2004): 1175; A. Kay and L. Ross, “The Perceptual Push: The Interplay of Implicit Cues and Explicit Situational Construals on Behavioral Intensions in the Prisoner’s Dilemma,” JESP 39 (2003): 634.

158

К сноске: E. Hall et al., “A Rose by Any Other Name? The Consequences of Subtyping ‘African-Americans’ from ‘Blacks,’” JESP 56 (2015): 183.

159

К сноске: K. Jung et al., “Female Hurricanes Are Deadlier Than Male Hurricanes. PNAS 111 (2014): 8782.

160

A. Tversky and D. Kahneman, “Rationale Choice and the Framing of Decisions,” J Business 59 (1986): S251; также см.: J. Bargh et al., “Priming In-group Favoritism: The Impact of Normative Scripts in the Minimal Group Paradigm,” JESP 37 (2001): 316; C. Zogmaister et al., “The Impact of Loyalty and Equality on Implicit Ingroup Favoritism,” Group Processes & Intergroup Relations 11 (2008): 493.

161

J. Christensen and A. Gomila, “Moral Dilemmas in Cognitive Neuroscience of Moral Decision-Making: A Principled Review,” Nsci Biobehav Rev 36 (2012): 1249; L. Petrinovich and P. O’Neill, “Influence of Wording and Framing Effects on Moral Intuitions,” Ethology and Sociobiology 17 (1996): 145; R. O’Hara et al., “Wording Effects in Moral Judgments,” Judgment and Decision Making 5 (2010): 547; R. Zahn et al., “The Neural Basis of Human Social Values: Evidence from Functional MRI,” Cerebral Cortex 19 (2009): 276.

162

D. Butz et al., “Liberty and Justice for All? Implications of Exposure to the U.S. Flag for Intergroup Relations,” PSPB 33 (2007): 396; M. Levine et al., “Identity and Emergency Intervention: How Social Group Membership and Inclusiveness of Group Boundaries Shape Helping Behavior,” PSPB 31 (2005): 443; R. Enos, “Causal Effect of Intergroup Contact on Exclusionary Attitudes,” PNAS 111 (2014): 3699.

163

M. Shih et al., “Stereotype Susceptibility: Identity Salience and Shifts in Quantitative Performance,” Psych Sci 10 (1999): 80.

164

P. Fischer et al., “The Bystander-Effect: A Meta-analytic Review on Bystander Intervention in Dangerous and Non-dangerous Emergencies,” Psych Bull 137 (2011): 517.

165

B. Pawlowski et al., “Sex Differences in Everyday Risk-Taking Behavior in Humans,” Evolutionary Psych 6 (2008): 29; B. Knutson et al., “Nucleus Accumbens Activation Mediates the Influence of Reward Cues on Financial Risk Taking,” Neuroreport 26 (2008): 509; V. Griskevicius et al., “Blatant Benevolence and Conspicuous Consumption: When Romantic Motives Elicit Strategic Costly Signals,” JPSP 93 (2007): 85; L. Chang et al., “The Face That Launched a Thousand Ships: The Mating-Warring Association in Men,” PSPB 37 (2011): 976; S. Ainsworth and J. Maner, “Sex Begets Violence: Mating Motives, Social Dominance, and Physical Aggression in Men,” JPSP 103 (2012): 819; W. Iredale et al., “Showing Off in Humans: Male Generosity as a Mating Signal,” Evolutionary Psych 6 (2008): 386; M. Van Vugt and W. Iredale, “Men Behaving Nicely: Public Goods as Peacock Tails,” Brit J Psych 104 (2013): 3.

166

J. Q. Wilson and G. Kelling, “Broken Windows,” Atlantic Monthly, March 1982, p. 29.

167

K. Keizer et al., “The Spreading of Disorder,” Sci 322 (2008): 1681.