Колесо Времени. Книга 11. Нож сновидений

Роберт Джордан, 2005

Последняя битва не за горами. Об этом говорят знамения, повсеместно наблюдаемые людьми: на улицах городов и сел появляются ходячие мертвецы, они больше не в состоянии покоиться в земле с миром; восстают из небытия города и исчезают на глазах у людей… Все это знак того, что истончается окружающая реальность и укрепляется могущество Темного. Так говорят древние предсказания. Ранд ал’Тор, Дракон Возрожденный, скрывается в отдаленном поместье, чтобы опасность, ему грозящая, не коснулась кого-нибудь еще. Убежденный, что для Последней битвы нужно собрать как можно большее войско, он наконец решает заключить с явившимися из-за океана шончан жизненно необходимое перемирие. Илэйн, осажденная в Кэймлине, обороняет город от войск Аримиллы, претендующей на андорский трон, и одновременно ведет переговоры с представителями других знатных Домов. Эгвейн, возведенную на Престол Амерлин мятежными Айз Седай и схваченную в результате предательства, доставляют в Тар Валон, в Белую Башню. А сам лагерь противников Элайды взбудоражен таинственными убийствами, совершенными посредством Единой Силы… В настоящем издании текст романа заново отредактирован и исправлен.

Глава 5

Нечто… странное

Барабанная дробь дождевых капель, вытанцовывавших на тенте палатки всю ночь напролет, сменилась легким перестуком, когда Фэйли, старательно опустив глаза, дабы не оскорбить высокую персону, приблизилась к позолоченному и украшенному обильной резьбой трону Севанны, который стоял посреди ярких ковров, слоями устилавших пол. Весна наступила стремительно, однако жаровни уже не зажигали, так что воздух здесь хранил утреннюю прохладу. Склонившись в низком реверансе, она протянула серебряный поднос, украшенный сложным чеканным узором в виде шнуров. Айилка взяла золотой кубок, наполненный вином, и пригубила его, едва ли взглянув на Фэйли, но та сделала еще один реверанс и только после этого отошла, чтобы поставить поднос на крышку обитого медью синего сундука, где уже стоял в окружении трех других золотых кубков серебряный кувшин с высоким горлышком. После чего девушка снова заняла свое место среди одиннадцати гай’шайн, которые выстроились в промежутках между высокими светильниками, расставленными вдоль стены палатки из алого шелка. Шатер был просторным и высоким. Обычная низкая айильская палатка — не для Севанны.

И вообще, иногда возникают сомнения, что она имеет какое-то отношение к Айил. Этим утром на Севанне было красное платье из шелковой парчи, которое плотно обтягивало талию и выставляло напоказ половину ее немалого бюста. Однако она надела на себя столько украшений — множество ожерелий из изумрудов, опалов и огневиков, а еще нити крупного жемчуга, что выглядела почти пристойно. У Айил не принято носить кольца, но на каждом пальце Севанны красовался усыпанный драгоценными камнями перстень, а то и не один. Ее длинные, до пояса, светлые волосы перехватывал на манер диадемы или даже короны синий шелковый шарф, поверх которого лежала широкая лента из плетеного золота, унизанная огневиками. Ничего айильского в наряде Севанны не было.

Фэйли и остальные, шесть женщин и пятеро мужчин, бодрствовали всю ночь, стоя рядом с постелью Севанны, на случай если женщина проснется и чего-нибудь захочет; сама же постель представляла собой пару пуховых матрасов, положенных друг на друга. Есть ли в мире еще правитель, которому, пока он изволит спать, обязано прислуживать столько слуг? Фэйли изо всех сил боролась с зевотой. Многое может повлечь за собой наказание, но зевок — самый верный способ. Гай’шайн должны быть послушными и услужливыми, что, судя по всему, следовало понимать как подобострастными и раболепными. Байн и Чиад, несмотря на свойственную им во всем прочем вспыльчивость, похоже, сумели приспособиться. Но у Фэйли никак не получалось. За месяц, что прошел с тех пор, как ее раздели и связали, словно головоломку кузнеца, за то, что она спрятала нож, ее девять раз пороли за незначительные проступки, которые Севанне представлялись серьезными преступлениями. Рубцы, оставшиеся с последнего раза, еще не зажили окончательно, и девушке вовсе не хотелось вновь оказаться наказанной за нерадивость.

Фэйли надеялась, что Севанна считает, что та ночь, проведенная на морозе, сломила ее. Ведь только Ролан и его жаровни спасли девушке жизнь. Но очень хочется надеяться, что сломить ее все-таки не удалось. Когда долгое время притворяешься, зачастую маскарад превращается в реальность. В плену она провела меньше двух месяцев, а уже не может вспомнить точно, сколько дней прошло с тех пор, как ее захватили. Порой кажется, что белое одеяние она носит целый год, если не больше. Иногда широкий пояс и ошейник из плоских золотых звеньев начинают казаться частью ее. И это наводит ужас. Но Фэйли упорно держалась за надежду. Скоро она сбежит. Должна сбежать. Прежде чем ее найдет Перрин и попытается освободить. Но почему же он еще не нашел ее? Шайдо уже очень долго простояли лагерем у Малдена. Он бы ее не бросил. Ее волк обязательно придет за ней, чтобы спасти. И поэтому надо сбежать прежде, чем он погибнет, пытаясь вызволить ее. Прежде, чем она поймет, что больше не притворяется.

— Терава, сколько еще ты собираешься подвергать наказанию Галину Седай? — спросила Севанна, хмуро глядя на Айз Седай. Терава, скрестив ноги, сидела перед ней на голубой подушке, украшенной по углам кисточками. Ее спина была идеально прямой, а на лице застыло жесткое выражение. — Прошлой ночью она приготовила мне слишком горячую ванну, но у нее и так рубцы по всему телу, так что мне пришлось приказать отстегать ее по пяткам. А это не очень удобно, если учесть, что ей все-таки нужно ходить.

Фэйли старалась не смотреть на Галину с того самого момента, как Терава привела ту в палатку, но при упоминании имени взгляд против воли устремился к женщине. Галина, выпрямившись, стояла на коленях между двумя айилками, чуть в стороне; на щеках у нее виднелись коричневые синяки и кровоподтеки, кожа влажно блестела — пленнице пришлось пройти сквозь проливной дождь, чтобы попасть сюда, — ноги и щиколотки были перепачканы грязью. На ней остались лишь отделанные огневиками золотые ошейник и пояс, отчего нагота еще больше бросалась в глаза. От волос и бровей осталась лишь жалкая щетина. Все волоски на теле, от головы до кончиков пальцев ног, были опалены Единой Силой. Фэйли слышала рассказы о том, как это происходило, и о том, как в качестве первого истязания Айз Седай подвесили за щиколотки. В последние дни гай’шайн только и твердили об этом. И лишь немногие, кому удавалось разглядеть лишенное возраста лицо за тем, во что оно превратилось, по-прежнему считали, что Галина действительно Айз Седай; остальные же, как и сама Фэйли, сомневались, что среди гай’шайн может обнаружиться Айз Седай. Конечно, у нее характерное лицо и кольцо на пальце, но разве Айз Седай позволит Тераве так с собой обращаться? Фэйли не раз задавала себе этот не дававший ей покоя вопрос и не находила ответа. Она продолжала убеждать себя, что Айз Седай часто поступают так или иначе по причинам, которые недоступны пониманию других, но подобный довод звучал не очень-то убедительно.

Что бы ни заставляло Галину терпеть такие надругательства, сейчас в ее широко распахнутых глазах, неотрывно смотревших на Тераву, застыл страх. Она тяжело дышала, так что было видно, как вздымается грудь. У нее есть причины бояться. Наверное, все, кто проходил мимо палатки Теравы, слышали доносившиеся оттуда мольбы Галины о пощаде. Уже на протяжении четырех дней Фэйли видела, как Айз Седай — безволосая, одетая так же, как и сейчас, — спешит по какому-нибудь поручению, с искаженным ужасом лицом. И каждый день Терава добавляла все новые и новые полосы к узору из рубцов, который покрывал тело Галины от плеч до бедер. И лишь только одна из ссадин начинала заживать, как Терава считала своим долгом тотчас обеспечить новую. Фэйли слышала, как среди Шайдо шептались, что с Галиной поступают слишком жестоко, но никто не собирался вмешиваться в дела Хранительницы Мудрости.

Терава, ростом не уступавшая мужчинам-айильцам, поправила темную шаль, что сопровождалось звоном и стуком браслетов из золота и драгоценной поделочной кости, и взглянула на Галину — так голубоглазый сокол смотрит на мышь. Ее ожерелья, тоже золотые и костяные, казались незамысловатыми по сравнению с вычурными украшениями Севанны, а темные шерстяные юбки и блуза из алгода — тусклыми, однако из них двоих больший страх Фэйли внушала Терава, а не Севанна. Севанна может наказать за оплошность, но Тераве ничего не стоит убить Фэйли просто потому, что ей вдруг этого захотелось. И она наверняка так и сделает, если Фэйли попытается сбежать и ее поймают.

— Пока у нее на лице остается хоть крошечная царапина, ее телу суждено сносить побои. Я не трогала ее лицо, так что у тебя есть возможность наказывать ее за другие проступки.

Галина задрожала. Слезы потекли у нее по щекам.

Фэйли отвела взгляд. Слишком больно смотреть. Даже если удастся заполучить из палатки Теравы жезл, станет ли Айз Седай хорошим помощником в побеге? Судя по всему, ее дух окончательно сломлен. Тяжело признать, но пленникам приходится смотреть на вещи с практической стороны. Не предаст ли ее Галина, чтобы купить себе избавление от побоев? Она угрожала выдать Фэйли, если той не удастся добыть жезл. Это Севанна будет рада заполучить жену Перрина Айбара, однако Галина уже совсем отчаялась и готова на что угодно. Фэйли молилась, чтобы у женщины нашлись силы вынести все это. Конечно же, девушка и сама вынашивала мысли о побеге, на случай если Галина не сдержит обещание взять ее с собой, когда вырвется отсюда, но все же будет гораздо безопаснее и проще, если той все-таки удастся исполнить обещанное. О Свет, ну почему Перрин еще не здесь? Нет! Нужно сосредоточиться.

— Ну, так она не особо производит впечатление, — пробормотала Севанна, теперь хмуро поглядывая на вино в кубке. — Даже кольцо не делает ее похожей на Айз Седай.

Она раздраженно покачала головой. По каким-то непонятным для Фэйли причинам Севанне нужно было, чтобы все знали, что Галина — Айз Седай. Видимо, она считала, что это делает ей честь.

— И почему ты так рано, Терава? Я даже еще не поела. Хочешь вина?

— Воды, — отрезала Терава. — Рано? Солнце уже почти поднялось над горизонтом. Я перекусила до того, как оно встало. Скоро, Севанна, ты станешь такой же ленивой и изнеженной, как мокроземцы.

Лузара, полногрудая доманийка-гай’шайн, резво взяла серебряный кувшин с водой и наполнила кубок. Севанну, видимо, забавляло то, что Хранительницы Мудрости упорно пили только воду, но тем не менее требуемое всегда было наготове. Лишний раз оскорблять их не хотелось даже Севанне. Меднокожая доманийка зрелых лет раньше была купчихой, но даже несколько серебристых нитей в черных волосах до плеч не спасли ее от плена. Она была изумительно красива, а Севанна собирала все дорогое, стильное и красивое, будь это какая-то вещь — или гай’шайн, и она попросту забирала себе, что ей хотелось, пусть даже если это принадлежало кому-то другому. Недовольства в таких случаях редко кто высказывал, ведь гай’шайн было так много. Лузара присела в грациозном реверансе и с поклоном протянула поднос Тераве, восседавшей на подушке. Все это она сделала именно так, как было предписано, но по пути к своему месту у стены она улыбнулась Фэйли. И что самое плохое, улыбка была заговорщицкой.

Фэйли подавила вздох. В последний раз ей досталось как раз за вздох в неподходящий момент. Лузара была одной из тех, кто за последние две недели дал ей клятву верности. После Аравин Фэйли старалась выбирать осторожно, но отказать тому, кто хотел принести ей клятву, — значит породить возможного предателя, так что теперь у нее было весьма внушительное число сторонников, правда в большинстве их она не была уверена. Теперь девушка начала думать, что на Лузару можно положиться или что, по крайней мере, доманийка не предаст ее осознанно, но женщина воспринимала ее планы побега как детскую игру, словно им ничего не будет, если они проиграют. Судя по всему, и торговлю она тоже воспринимала именно так и, не задумываясь, зарабатывала и теряла состояние за состоянием. Но в случае проигрыша у Фэйли не будет возможности начать все сначала. Ни у нее, ни у Аллиандре, ни у Майгдин. Ни у Лузары. Тех гай’шайн Севанны, что предприняли попытку к бегству, держали в цепях, когда им не нужно было исполнять какие-то поручения или прислуживать хозяйке.

Терава сделала глоток воды, затем поставила кубок подле себя на цветастый ковер и устремила на Севанну стальной взор:

— Хранительницы Мудрости считают, что нам давно настало время отправиться на северо-восток. В тамошних горах найдутся долины, которые нетрудно оборонять, и добраться до них мы сумеем меньше чем за две недели, пусть даже из-за гай’шайн не будем передвигаться достаточно быстро. Эта же местность открыта со всех сторон, и отряды в набеги за съестными припасами нам приходится отправлять все дальше и дальше.

Зеленые глаза Севанны встретили этот взгляд не моргая. Вряд ли самой Фэйли удалось бы проделать то же самое. Севанну очень раздражало, когда Хранительницы Мудрости встречались без нее, и нередко она потом срывала злость на своих гай’шайн, однако сейчас она улыбнулась и отпила вина, а потом ответила собеседнице невозмутимым тоном, словно бы разъясняла какому-нибудь тугодуму то, что он никак не в состоянии уразуметь.

— Здесь плодородная почва. И у нас есть их семена, которые мы не преминем присовокупить к своим. А кто знает, насколько плодородна почва в горах? Благодаря набегам у нас есть крупный рогатый скот, а еще овцы и козы. Здесь отличные пастбища. А что известно о пастбищах в тех горах, а, Терава? Здесь у нас воды больше, чем когда-либо было у любого клана. А знаешь ли ты, где в горах есть вода? А что касается защиты, кто осмелится напасть на нас? Эти мокроземцы бегут от наших копий.

— Не все, — сухо заметила Терава. — Кое-кто вполне способен на танец копий. И что, если Ранд ал’Тор пошлет какой-нибудь другой клан против нас? Мы узнаем об этом, только когда услышим сигналы боевых рогов. — Вдруг она тоже улыбнулась, но улыбка коснулась лишь губ, глаза остались серьезными. — Ходят слухи, что ты хочешь позволить Ранду ал’Тору взять тебя в плен и стать его гай’шайн, чтобы у тебя появилась возможность соблазнить его и женить на себе. Забавная мысль, согласна?

Фэйли невольно вздрогнула. Безумное намерение Севанны выйти замуж за ал’Тора — нужно действительно быть безумцем, чтобы поверить, что ей это удастся! — именно оно может заставить Галину предать Фэйли. Если айилка не знает, что Перрин связан с ал’Тором, то Галина может рассказать ей об этом. И расскажет, если Фэйли не удастся добраться до этого проклятого жезла. Тогда Севанна приложит все усилия, чтобы не дать Фэйли сбежать. А значит, ее непременно закуют в цепи — точно так же, как и в случае неудачного побега.

Севанне эта мысль вовсе не показалась такой уж забавной. Ее глаза заблестели, она подалась вперед, так что вырезу платья стало крайне сложно справляться с формами обладательницы.

— Кто это сказал? Кто?

Терава взяла кубок и сделала еще глоток воды. Поняв, что ответа не дождаться, Севанна откинулась назад и привела в порядок платье. Ее глаза продолжали сверкать, словно искусно отполированные изумруды, в ее тоне не было ничего обыденного. Слова жгли не хуже глаз.

— Я выйду замуж за Ранда ал’Тора, Терава. Он был почти у меня в руках, но ты и прочие Хранительницы Мудрости помешали мне. Я выйду за него замуж, объединю кланы и завоюю все мокрые земли!

Терава презрительно усмехнулась поверх кубка:

— Куладин был Кар’а’карном, Севанна. Я пока не нашла Хранительниц Мудрости, которые разрешили ему отправиться в Руидин, но я найду их. Ранд ал’Тор — творение Айз Седай. Они сообщили ему, что нужно сказать в Алкайр Дал. Черный день настал, когда он узнал и раскрыл тайны, которые дозволено знать лишь тем немногим, кто способен вынести их бремя. Будь благодарна, что большинство считает, что он солгал. Ах, я и забыла. Ты же никогда не была в Руидине. Ты сама ему не поверила.

В палатку начали входить гай’шайн. Их белые одеяния были влажными от дождя, все придерживали подол на уровне коленей, пока не оказывались внутри. На каждом были золотые ошейник и пояс. Их мягкие белые сапожки, зашнурованные белыми шнурками, оставляли на коврах грязные следы. Позже, когда черные подтеки высохнут, им придется вычистить ковры, но даже чуточку испачканное одеяние сулило хорошую порку. Севанна желала, чтобы одежда тех гай’шайн, что окружают ее, была непогрешимо-белой. Ни одна из айилок не обратила внимания на прибывших.

По-видимому, слова Теравы застали Севанну врасплох.

— Какая разница, кто дал Куладину разрешение? Не важно, — заявила она и, не получив ответа, взмахнула рукой, словно отгоняла муху. — Куладин мертв. А у Ранда ал’Тора есть знаки, как бы там он их ни заполучил. Я выйду за него замуж и буду его использовать. Если Айз Седай в состоянии контролировать его — а я видела, что они управляются с ним, как с ребенком, — значит и я смогу. С кое-какой помощью с твоей стороны. И ты мне поможешь. Согласись, что объединение кланов — достойная цель, и разве не важно, как она будет достигнута? Однажды ты уже признала это. — В ее голосе слышалась если не прямая угроза, то явственный намек на нее. — Мы, Шайдо, в одно мгновение станем самым могущественным кланом.

Сняв капюшоны, вновь пришедшие гай’шайн безмолвно выстроились вдоль стен палатки. Девять мужчин и три женщины, одной из которых была Майгдин. На лице златовласой женщины застыло мрачное выражение, оно воцарилось там с того самого дня, когда Терава обнаружила ее в палатке Хранительниц Мудрости. Что бы Терава там с ней ни сделала, с тех пор Майгдин только лишь твердит, что убьет свою мучительницу. И иногда стонет во сне.

Терава оставила свои мысли об объединении кланов при себе.

— Слишком многое говорит за то, что нам не стоит здесь задерживаться. Многие вожди септов каждое утро нажимают на красные диски на своих нар’баха. Советую тебе прислушаться к мнению Хранительниц.

Нар’баха? Это означает «коробка дураков» или что-то в этом роде. Что же это такое на самом деле? Байн и Чиад продолжают рассказывать ей об обычаях Айил, когда находят время, но об этом они никогда не упоминали. Майгдин остановилась рядом с Лузарой. Стройный кайриэнец из дворянской семьи, по имени Дойрманес, поравнялся с Фэйли. Он был молод и очень красив, но беспрестанно нервно покусывал губу. Если он узнает об обетах верности, его придется убить. Она была уверена, чуть что — он сразу побежит к Севанне.

— Мы остаемся здесь, — зло заявила Севанна, метнув кубок на пол, отчего по ковру растеклось винное пятно. — Я говорю от имени вождя клана, и я свое слово сказала!

— Сказала, — спокойно согласилась Терава. — Бендуин, вождь септа Зеленая Соль, получил разрешение отправиться в Руидин. Он ушел пять дней назад в сопровождении двадцати своих алгай’д’сисвай и четырех Хранительниц Мудрости, которые станут свидетельницами.

И лишь только тогда, когда все гай’шайн до единого выстроились рядом с теми, кто уже находился в палатке, Фэйли и остальные смогли надеть капюшоны и начать гуськом двигаться к выходу, приподнимая подол одеяния до колен. Она даже слегка покраснела, оттого что приходится выставлять ноги вот так, напоказ.

— Он хочет занять мое место, а мне не удосужились ничего сказать?

— Не твое, Севанна. Куладина. Как его вдова, ты вправе говорить за вождя клана, но только до тех пор, пока новый вождь клана не вернется из Руидина. Но ты — не вождь клана.

Фэйли шагнула под холодную, серую утреннюю морось, и опустившийся входной клапан палатки отрезал ответ Севанны на последнюю реплику. Что же все-таки происходит между этими двумя женщинами? Иногда, как, например, этим утром, они казались непримиримыми противниками, но в остальное время они были заговорщицами, которые поневоле связаны чем-то таким, что не дает покоя ни той ни другой. Или же именно то, что им приходится быть заодно, и заставляет их чувствовать себя не в своей тарелке. Что ж, пока не очень понятно, как знание этого поможет ей с побегом, так что, наверное, это вообще не важно. Но заинтриговавшая Фэйли загадка никак не выходила у нее из головы.

У входа в палатку стояла группа из шести Дев Копья — вуали опущены на грудь, за спиной виднеются копья, прикрепленные к чехлам луков. Байн и Чиад скептически относились к тому, что Севанна использует Дев для своего почетного караула — в то время как она сама никогда не была Девой Копья — и для охраны своей палатки, причем воительниц всегда было не меньше шести и дежурили они и днем и ночью. И обе также считали странным и достойным презрения, что Девы Шайдо позволяют ей это. Тот факт, что ты вождь клана или тот, кто говорит за него, не дает тебе права пользоваться тем, что положено лишь людям наиболее выдающимся и благородным. Руки шести Дев быстро двигались, их пальцы мелькали, складываясь в различные знаки, — они беседовали на языке жестов. Фэйли заметила мелькнувший несколько раз знак, обозначающий Кар’а’карна, но увиденного было недостаточно, чтобы понять, о чем же разговаривают Девы и о ком именно — о Куладине или об ал’Торе.

О том, чтобы остаться и постараться понять, о чем шел разговор, — если получится, конечно, — речи не было. Тем более что остальные гай’шайн уже спешили прочь по грязной дороге. С другой стороны, Девы могут что-то заподозрить и тогда сами высекут ее или, что еще хуже, воспользуются при этом ее собственными шнурками. Фэйли уже доставалось от Дев за «нахальный взгляд» и больше не хотелось. Особенно потому, что наказание означало оказаться прилюдно обнаженной. И то, что она — гай’шайн Севанны, не послужит ей защитой. Любой Шайдо имеет право проучить любого гай’шайн, если сочтет, что тот ведет себя неподобающим образом. Это может сделать даже ребенок, если его отрядили наблюдать за работой гай’шайн. Ну а с другой стороны, холодный дождь, каким бы мелким он ни был, скоро насквозь промочит ее шерстяное одеяние. До палатки недалеко, около четверти мили, но наверняка на пути ее еще не раз остановят.

Повернувшись спиной к большой алой палатке, девушка зевнула. Очень хотелось завернуться в одеяла и проспать пару часов. Тем более что вечером будет много работы. Правда, она не знала, какая это будет работа. Было бы гораздо проще, если бы Севанна распределила, кто, что и когда делает, но ей, видимо, нравилось выбирать имена в случайном порядке, причем всегда — в последнюю минуту. Так что планировать что-либо крайне сложно, не говоря уже о побеге.

Высокий шатер Севанны окружали разномастные палатки: низкие и темные айильские, островерхие и обычные, палатки всех возможных размеров и цветов. Между ними пролегала паутина «улиц», где размокшая земля теперь превратилась в реки грязи. Так как палаток у Шайдо не хватало, они прихватывали все, что им только попадалось по дороге. Ныне вокруг Малдена расположились лагерем четырнадцать септов — сто тысяч Шайдо и столько же гай’шайн, а кроме того, ходят слухи, что в ближайшие дни должны прибыть еще два септа — Морай и Белый Утес. Не считая детишек, игравших и возившихся среди грязи с собаками, навстречу ей попадались люди в перепачканных белых одеждах, тащившие корзины и объемистые мешки. Многие женщины не спешили — они бежали. У Фэйли было подозрение, что, за исключением мастеров кузнечного дела, Шайдо вообще редко утруждают себя какой-либо работой, разве что со скуки. При таком количестве гай’шайн найти себе работу — уже работа. Теперь не только Севанна может позволить себе нежиться в ванне и наслаждаться тем, как гай’шайн трут ей спину. Конечно, ни одна из Хранительниц Мудрости не зашла еще так далеко, но кое-кто уже считал зазорным пройти два лишних шага и поднять что-то, если под рукой всегда есть гай’шайн, который сделает это.

Фэйли уже почти дошла до части лагеря, отведенной гай’шайн, — прямо под серыми стенами Малдена, — когда заметила Хранительницу Мудрости, которая уверенной походкой направлялась к ней, накинув свою темную шаль на голову, чтобы защитить волосы от дождя. Фэйли не стала останавливаться, а лишь слегка согнула колени. Суроволицая Мейра не наводила такой страх, как Терава, но тоже не давала спуску и, помимо этого, была ниже Фэйли. Тонкие губы Хранительницы вообще превращались в ниточку, если ей доводилось встречать женщину выше себя. Казалось бы, вести о том, что сюда скоро прибудет ее септ, Белый Утес, должны были порадовать женщину, но, судя по всему, никакого эффекта новость не оказала.

— Так, значит, ты просто медленно плетешься, — заметила Мейра, когда Фэйли подошла ближе. Ее сапфировый взгляд был тверже алмаза. — Я оставила Риэль слушать остальных, потому что побоялась, что какой-нибудь пьяный идиот затащит тебя к себе в палатку.

Женщина огляделась, словно бы в поисках того самого идиота, который вознамерился так поступить.

— Никто ко мне не приставал, Хранительница Мудрости, — быстро ответила Фэйли.

За последнюю пару недель несколько попыток было со стороны пьяных и не очень, но Ролан всегда оказывался в нужном месте в нужное время. Могучему Мера’дин дважды пришлось драться за нее, и один раз он убил нападавшего. Фэйли ожидала, что это повлечет за собой кучу последствий и проблем, но Хранительницы Мудрости сочли, что схватка была честной, и, по словам Ролана, ее имя даже не упоминалось. Несмотря на утверждения Байн и Чиад, что подобные посягательства идут вразрез со всеми обычаями, насилие постоянно угрожало женщинам-гай’шайн. Фэйли была уверена, что Аллиандре изнасиловали по крайней мере один раз, прежде чем она с Майгдин обзавелись парой Мера’дин, которые теперь, словно тени, следуют за ними. Ролан отрицал, что просил своих собратьев помочь ее людям, заявив, что парням было просто нечего делать и они искали, чем бы заняться.

— Простите мою медлительность.

— Не лебези. Я не Терава. Я не стану тебя бить только потому, что мне это нравится. — Слова были произнесены безжалостным тоном, достойным палача. Может, Мейра и не бьет людей ради удовольствия, но Фэйли не понаслышке знала, что у этой Хранительницы тяжелая рука. — А теперь расскажи мне, что Севанна говорила и делала. Быть может, эта вода, падающая с неба, и чудо, но торчать под ней довольно противно.

Подчиниться приказу было совсем несложно. Севанна ночью не просыпалась, а когда она встала, то все ее разговоры свелись к выбору платья и украшений, особенно украшений. Изначально ее шкатулка для драгоценностей служила в качестве сундука для одежды, но теперь ее под самую крышку заполняла груда ювелирных шедевров, которым позавидовала бы любая королева. Прежде чем вообще что-то надеть, Севанна долго примеряла различные сочетания ожерелий и колец и изучала свое отражение в высоком зеркале, оправленном в позолоченную раму. Это смущало всех. Особенно Фэйли.

Она как раз дошла до появления Теравы с Галиной, когда все перед ее взором пошло рябью. Ее саму трясло! И это не плод воображения! Синие глаза Мейры расширились от изумления: она тоже это почувствовала! Волна ряби накатила снова, на этот раз мощнее. В ужасе Фэйли выпрямилась и отпустила подол платья. Мир задрожал в третий раз, еще сильнее, дрожь словно пронизывала ее, и Фэйли почувствовала, что еще немного — и она сольется с ветром или просто растворится в туманной дымке.

Тяжело дыша, девушка ждала четвертого удара, понимая, что на этот раз погибнет все, включая ее саму. А когда ничего не произошло, она облегченно выдохнула, освобождая каждую клеточку легких от воздуха.

— Что это было, Хранительница Мудрости? Что?

Мейра коснулась рукой своего запястья и, по-видимому, слегка удивилась, что ее пальцы не прошли сквозь кость и плоть.

— Я… понятия не имею, — медленно произнесла она. Встряхнувшись, Мейра продолжила: — Иди по своим делам, девочка.

Хранительница Мудрости подобрала юбки и, миновав Фэйли, почти бегом припустила прочь, разбрызгивая грязь в разные стороны.

Детей на улицах видно больше не было, но из палаток слышались плач и всхлипывания. Брошенные собаки скулили и дрожали, поджав хвост. Люди вокруг ощупывали себя, ощупывали друг друга, не обращая внимания на принадлежность к Шайдо или к гай’шайн. Фэйли обхватила себя руками. Конечно, она не бесплотна. Ей просто показалось, будто бы она превращается в туман. Конечно. Приподняв юбку — и так уже придется застирывать, — девушка сделала несколько шагов. А потом побежала, уже не заботясь о том, сколько грязи окажется на ней и на остальных. Она отлично понимала, что от очередной волны этой ряби сбежать не удастся. Но она все равно бежала и бежала, не жалея ног.

Палатки гай’шайн широким кольцом окружали высокую гранитную стену Малдена. Как и во внешней части лагеря, они представляли собой пеструю картину, но большинство из них были маленькими. В островерхой палатке Фэйли на ночлег с трудом умещались две, но, вопреки всему, там жила она и еще три — Аллиандре, Майгдин и бывшая кайриэнская дворянка Дайрайне, одна из тех, кто добивался благосклонности Севанны, докладывая ей то, что делают другие гай’шайн. Это все усложняло, но убить эту женщину — тоже не выход, тем более что сама Фэйли была против таких мер. По крайней мере, до тех пор, пока Дайрайне не станет реальной угрозой. Женщины спали, тесно прижавшись друг к другу, словно новорожденные щенки, и радуясь, что тепло человеческого тела так согревает в холодные ночи.

Когда Фэйли, согнувшись, влезла в палатку, внутри царил полумрак. Свечей и масла для ламп не хватало, так что эти ценные ресурсы предпочитали не растрачивать на гай’шайн. На одеялах лицом вниз лежала Аллиандре, шею ее стягивал ошейник, а исполосованные бедра накрывала тряпка, пропитанная травяным настоем. По крайней мере, Хранительницы Мудрости выдавали свои лечебные травы не только Шайдо, но и гай’шайн. Аллиандре не сделала ничего плохого, но вчера Севанна назвала ее имя в числе тех пяти, кто ей менее всего угодил в этот день. Не в пример многим во время наказания Аллиандре держалась достойно, — Дойрманес начинал судорожно всхлипывать еще до того, как его клали кверху задом на сундук, — но ей доставалось чуть ли не раз в три-четыре дня. Быть королевой — не значит уметь прислуживать королеве. Но на Майгдин выбор падал едва ли не чаще, а она была пусть и не самой умелой, но все же горничной знатной леди. Сама Фэйли попала в число ежедневно наказываемых всего один-единственный раз.

Судя по тому, что Аллиандре даже не попыталась прикрыться, а просто приподнялась на локтях, ее дух уже дал трещину. И все же она расчесала свои длинные волосы. Если бы она этого не сделала, Фэйли бы поняла, что для женщины все потеряно.

— А вы не ощутили… только что… нечто странное, миледи? — спросила Аллиандре, и в ее дрожащем голосе чувствовался страх.

— Почувствовала, — подтвердила Фэйли, стоя ссутулившись у шеста, поддерживавшего крышу палатки. — Не знаю, что это было. И Мейра тоже не знает. Сомневаюсь, что это известно хоть кому-то из Хранительниц Мудрости. Но это «странное» не причинило нам никакого вреда. — Конечно же не причинило. Конечно же нет. — И это никоим образом не влияет на наши планы.

Зевая, девушка расстегнула золотой пояс и бросила его на одеяла, а потом взялась за подол верхнего платья, чтобы снять его через голову.

Аллиандре опустила голову на руки и тихонько заплакала:

— Нам никогда не сбежать. И меня вечером снова накажут. Я знаю. Всю оставшуюся жизнь меня будут бить каждый день.

Вздохнув, Фэйли оставила в покое подол платья, опустилась на колени рядом со своей подданной и погладила ее по голове. Будь ты по положению выше или ниже, ответственности от этого не меньше.

— Временами я тоже этого боюсь, — тихо призналась она. — Но я не позволяю этим страхам завладеть мною полностью. Я обязательно сбегу. Мы обязательно сбежим. Аллиандре, нужно быть храброй. Я знаю, ты именно такая. Я знаю, что ты разобралась с Масимой и сохранила мужество и силу духа. И ты сумеешь взять себя в руки и сейчас, если постараешься.

Качнулся клапан входа, и в образовавшемся проеме появилась голова Аравин. Полная женщина не блистала красотой, но, как подозревала Фэйли, была из дворян, хотя никогда этого не утверждала. Несмотря на полумрак, Фэйли удалось разглядеть, что на лице пришедшей сияла улыбка. На Аравин тоже были ошейник и пояс Севанны.

— Миледи, Элвон и его сын хотят с вами поговорить.

— Им придется подождать пару минут, — сказала Фэйли.

Аллиандре больше не плакала, но продолжала лежать тихо и неподвижно.

— Миледи, не думаю, что вам следует это откладывать.

У Фэйли перехватило дыхание. Неужели? На это даже страшно надеяться.

— Я возьму себя в руки, — произнесла Аллиандре, поднимая голову, чтобы посмотреть на Аравин. — Если у Элвона то, что я надеюсь, — я не сдамся, даже если Севанна станет меня допрашивать.

Схватив пояс — если ее увидят за пределами палатки без пояса и ошейника, последующее наказание едва ли будет уступать тому, которое полагается за попытку побега, — Фэйли выскочила наружу. Морось почти прекратилась, превратившись во влажный туман, но пока лучше надеть капюшон. Влажный воздух все равно пробирает до костей.

Элвон, коренастый мужчина, уступал в росте своему сыну — долговязому парнишке Тэрилу. На обоих были забрызганные грязью белые одеяния из парусины. Тэрилу, старшему сыну Элвона, было только четырнадцать, но Шайдо не поверили ему, поскольку ростом он был со среднего жителя Амадиции. Фэйли с самого начала прониклась к Элвону доверием. О нем и его сыне среди гай’шайн ходили легенды. Три раза они сбегали, и каждый раз Шайдо оказывалось все труднее и труднее отыскать их и вернуть. И, несмотря на ужесточающееся с каждым разом наказание, в тот день, когда они поклялись ей в верности, они уже начали планировать, как предпринять четвертую попытку вернуться к своей семье. Фэйли никогда не видела, чтобы они улыбались, но сегодня улыбка озаряла и обветренное лицо Элвона, и скуластую физиономию Тэрила.

— Что у вас? — спросила Фэйли, торопливо застегивая пояс вокруг талии. Ей казалось, что еще чуть-чуть — и сердце выскочит из ее груди.

— Это все мой Тэрил, миледи, — сказал Элвон. Лесоруб говорил с сильным акцентом, так что его было сложно понять. — Он просто шел мимо, понимаете, и никого вокруг не было, ни души, поэтому он изловчился… Тэрил, покажи леди, что там у тебя.

Паренек застенчиво залез в рукав — туда, где в этих одеяниях обычно пришивают карманы, — и извлек гладкий белый жезл, сработанный из чего-то, что по виду напоминало поделочную кость. Он был в фут длиной и с запястье Фэйли толщиной.

Оглядевшись вокруг — не видит ли кто, и, по счастью, никого, кроме них, на улице не было, — Фэйли быстрым движением схватила жезл и спрятала его в рукав, чтобы там опустить в карман. Жезл туда идеально помещался, но сейчас Фэйли держала заветный предмет в руке и не хотела отпускать. На ощупь он был гладким, словно стеклянным, и ощутимо прохладным, холоднее утреннего воздуха. Наверное, это ангриал или тер’ангриал. Тогда понятно, почему он так нужен Галине. Хотя как объяснить то, почему она не забрала его сама? Ладонь, скрытая под тканью рукава, крепко сжала жезл. С этого самого момента Галина больше не угроза для них. Она — их спасение.

— Пойми, Элвон, может так получиться, что Галина не сумеет забрать тебя с сыном с собой, когда соберется уйти, — сказала Фэйли. — Она обещала взять только меня и тех, что попали в плен вместе со мной. Но я обещаю, что найду способ освободить вас и всех тех, кто поклялся мне в верности. И всех остальных тоже, если смогу, но вас — в первую очередь. Перед Светом клянусь, надеждой на спасение и перерождение, что так и сделаю.

Как это у нее получится, Фэйли понятия не имела, разве что обратиться к отцу за армией. В любом случае она исполнит обещанное.

Лесоруб собрался было сплюнуть, но потом взглянул на нее и покраснел. Он сглотнул.

— Да эта ваша Галина никому не поможет, миледи. Говорит, что она, мол, Айз Седай и все такое, но, по-моему, она просто игрушка в руках Теравы. И уж Терава-то ее ни за какие коврижки не отпустит. А так, я и сам знаю, что если мы пособим вам выбраться, то и вы нас тут не бросите. И ни к чему клятвы и всякие такие штуки. Вы же сказали, что вам нужен этот жезл, если кто-нибудь может по-тихому его заграбастать, ну вот Тэрилу и свезло. И все тут.

— Я хочу на волю, — вдруг вставил Тэрил, — но если хоть кто-то все же удерет, так, значит, мы их и побили, считай.

Парнишка сам удивился, что заговорил, отчего его щеки зажглись ярким румянцем. Отец окинул сына хмурым взглядом, а потом задумчиво кивнул.

— Хорошо сказано, — ласково похвалила мальчика Фэйли. — Но я дала клятву и выполню ее. Вы с отцом…

Она оборвала фразу, потому что Аравин, глядя через плечо девушки, предупреждающе коснулась рукой ее запястья. Радость на лице женщины сменилась испугом.

Повернув голову, Фэйли увидела Ролана, стоящего у ее палатки. Он был на две добрых ладони выше Перрина. Шею его охватывала привычная шуфа, с которой на широкую грудь мужчины свисала черная вуаль. Лицо его было мокрым от дождя, а влажные короткие рыжие волосы, завившись колечками, прилипли к голове. Сколько он уже тут стоит? Недолго, потому что тогда Аравин заметила бы айильца раньше. Сложно спрятаться за такой крошечной палаткой. Элвон и его сын расправили плечи, словно бы собираясь наброситься на рослого Мера’дин. Плохая мысль. Мышам не пристало нападать на котов, сказал бы Перрин.

— Возвращайтесь к своим делам, Элвон, — быстро приказала она. — И ты, Аравин, тоже. Идите сейчас же.

У Аравин и Элвона хватило сообразительности пропустить часть с прощальными поклонами и, бросив опасливый взгляд на Ролана, двинуться прочь, но Тэрил уже поднял руку, чтобы коснуться костяшками пальцев лба. Однако в последний момент мальчишка сообразил, что продолжать не стоит. Густо покраснев, он стремглав бросился вслед за отцом.

Ролан вышел из-за палатки и замер перед Фэйли. Странно, в руке он держал букетик желтых и голубых полевых цветов. Фэйли никак не могла отделаться от мыслей о жезле, который прятала в рукаве. Где же его укрыть? Если Терава обнаружит, что его нет, она перевернет весь лагерь.

— Нужно быть осторожней, Фэйли Башир, — улыбнулся Ролан, глядя на нее сверху вниз. Аллиандре не считала его особо привлекательным, но Фэйли была с ней не согласна. Эти голубые глаза и улыбка делали его почти что красивым. — То, что ты затеваешь, опасно, и меня может не оказаться рядом, чтобы опять защитить тебя.

— Опасно? — Внутри у Фэйли все похолодело. — Что ты имеешь в виду? Куда ты собираешься?

От одной мысли о том, что она может лишиться его защиты, в животе появлялся нехороший ком. Мало кому из женщин-мокроземок удалось избежать приставаний Шайдо. Без него…

— Некоторые из нас подумывают вернуться в Трехкратную землю. — Его улыбка потухла. — Мы не можем идти за лже-Кар’а’карном и к тому же мокроземцем. Быть может, нам будет позволено прожить жизнь в наших холдах. Мы раздумываем над этим. Мы много времени провели вдали от дома, и от этих Шайдо нас уже тошнит.

Она найдет способ решить проблему, когда он уйдет. Она должна. Любой ценой.

— Так что опасного в том, что я делаю? — Фэйли приложила все усилия, чтобы голос прозвучал как можно более непринужденно, но это оказалось непросто. О Свет, что же ей без него делать?

— Эти Шайдо слепы даже тогда, когда трезвы, Фэйли Башир, — спокойно ответил он. Сняв с нее капюшон, он воткнул один из цветков ей в волосы над левым ухом. — А мы, Мера’дин, используем глаза, чтобы видеть. — Еще один цветок занял место над правым ухом. — В последнее время у тебя появилось много новых друзей, и ты собираешься бежать вместе с ними. Смелый план, но опасный.

— И ты расскажешь это Хранительницам Мудрости? Или Севанне? — Удивительно, что ей удалось произнести эти слова таким спокойным тоном. Желудок, судя по всему, решил завязаться в узел.

— Зачем мне это? — спросил Ролан, пристраивая очередной цветок. — Джорадин подумывает забрать с собой в Трехкратную землю Ласиль Алдорвин, пусть даже она из древоубийц. Он думает, что ему удастся убедить ее положить свадебный венок к его ногам.

Ласиль обрела для себя защитника, забравшись в постель к тому Мера’дин, который сделал ее гай’шайн, а Аррела сделала то же самое с одной из Дев, что взяли ее в плен, но Фэйли сильно сомневалась, что план Джорадина увенчается успехом. Обе женщины нацелились на побег, словно острия стрел, наложенных на натянутую тетиву.

— И теперь я думаю, что мог бы взять тебя с собой, если мы все-таки решим уйти.

Фэйли взглянула на него. Капли влаги почти насквозь промочили ее волосы.

— В Пустыню? Ролан, я люблю своего мужа. Я тебе это уже говорила. Это правда.

— Я знаю, — ответил айилец, продолжая украшать ее цветами. — Но сейчас ты носишь белое одеяние, а то, что случилось с тобой, когда ты ходила в белом, подлежит забвению, когда ты его снимешь. И твоему мужу не в чем будет тебя винить. Кроме того, если ты отправишься со мной, в первом же попавшемся по пути городе мокроземцев я отпущу тебя на свободу. Мне вообще не следовало делать тебя гай’шайн. А в этом ошейнике и поясе столько золота, что оно позволит тебе благополучно вернуться в объятия мужа.

От изумления Фэйли раскрыла рот. Через секунду она обнаружила, что ее кулак врезался в широкую грудь обидчика. Гай’шайн строжайшим образом запрещено совершать насильственные действия, но мужчина лишь заулыбался еще шире.

— Ты!.. — Она снова ударила его, на этот раз сильнее. Она просто колотила его. — Ты!.. Мне даже нужного слова не придумать! Ты заставил меня поверить, что ты оставишь меня на растерзание этим Шайдо, хотя на самом деле предлагаешь помочь мне сбежать?

Ему наконец удалось поймать ее кулак и спрятать его в мощной ладони.

— Если мы уйдем, Фэйли Башир, — рассмеялся он. Он еще и смеется! — Это еще не решено. В любом случае, зачем мужчине сразу давать женщине понять, что он готов ради нее на все?

И снова неожиданно для себя она одновременно расплакалась и засмеялась, так что ей даже пришлось опереться на Ролана, чтобы не упасть. Проклятое айильское чувство юмора!

— Ты прекрасна с цветами в волосах, Фэйли Башир, — прошептал он, добавляя в ее локоны новый цветок. — И без них тоже. И сейчас ты все еще в белом.

О Свет! Жезл теперь у нее — он холодит ей руку, — но до тех пор, пока Терава не позволит Галине свободно ходить по лагерю, способа его передать не представится, и нет гарантии, что женщина не выдаст ее из отчаяния. Ролан предлагает ей спасение, если Мера’дин решат-таки уйти, но он не прекратит попытки завлечь ее к себе в постель до тех пор, пока на ней белое одеяние. А если Мера’дин предпочтут остаться, не выдаст ли кто-нибудь из них ее план побега? Если верить словам Ролана, они все знают! Надежда и опасность, все так запутанно. Вот такой клубок.

Как выяснилось позже, Фэйли оказалась абсолютно права насчет реакции Теравы на исчезновение жезла. Перед полуднем всех гай’шайн согнали на открытое место и заставили раздеться догола. Изо всех сил стараясь прикрыть себя руками, Фэйли стояла среди других женщин, одетых в золотые ошейники и пояса Севанны, — всем было приказано немедленно надеть их на голое тело. Они стояли группой, пытаясь сохранить осколки скромности, пока Шайдо перерывали палатки гай’шайн, выкидывая нехитрый скарб наружу и втаптывая все в грязь. Фэйли оставалось лишь думать о том месте в городе, где она спрятала жезл, и молиться. Надежда и опасность — как же распутать этот клубок?