Колесо Времени. Книга 4. Восходящая Тень

Роберт Джордан, 1992

Ранд ал’Тор, наконец-то завладевший созданным в древности мечом Калландором, который наделяет его обладателя невиданной силой, объявлен Драконом Возрожденным. Исполнилось одно из пророчеств, явился тот, кто призван спасти народы от Темного, источника и породителя хаоса. Но возрождение Дракона-спасителя создает не только новые нити в плетении мирового Узора, оно притягивает к Ранду ал’Тору пузыри зла, и Ранд становится мишенью для темных сил. Сам мир меняется резко, рвутся родственные связи, распадаются союзы, воины из Айильской пустыни захватывают Тирскую Твердыню, а в Белой Башне города Тар Валон происходит кровавый переворот. И есть много таких людей, кто не готов признавать за Рандом его новую ипостась, и эти люди опасны не менее прислужников Темного. В настоящем издании текст романа «Восходящая Тень», как и в других романах, составивших знаменитую эпопею «Колесо Времени», заново отредактирован и исправлен.

Глава 5

Допрос

Им пора бы уже вернуться, — заметила Эгвейн, энергично обмахиваясь веером и радуясь, что хоть ночью в Тире не так жарко, как днем. Тайренские женщины — во всяком случае, знатные и богатые — постоянно носили веера, но Эгвейн не замечала, чтобы они ими пользовались. Разве что когда солнце стояло в зените, да и то редко. Казалось, жар исходит даже от больших золоченых зеркальных светильников на серебряных настенных консолях. — И куда они запропастились? — Надо же, в кои-то веки Морейн обещала им уделить целый час, а не прошло и пяти минут, как она умчалась невесть куда и без всяких объяснений. — Авиенда, эта посланница хоть намекнула, зачем и кому потребовалась Морейн?

Айильская Дева сидела, скрестив ноги, на полу, рядом с дверью. На ней были куртка, штаны и мягкие сапожки. В этом наряде, с повязанной вокруг шеи шуфой она казалась невооруженной. Услышав вопрос, Дева подняла загорелое лицо, на котором выделялись большие зеленые глаза, и пожала плечами:

— Карин прошептала свое послание на ухо Морейн Седай. Я ничего не расслышала. Прошу прощения, Айз Седай.

Эгвейн виновато потрогала красовавшееся у нее на правой руке кольцо Великого Змея, золотую змейку, кусающую свой хвост. Как принятая, она должна была носить его на среднем пальце левой руки, но, чтобы заставить благородных лордов поверить, что в Твердыне находятся сразу четыре полноправные Айз Седай, и тем самым побудить их быть поучтивее, насколько это возможно для знати Тира, Морейн разрешила Эгвейн и ее подругам носить кольца так, как полагалось настоящим Айз Седай. Морейн, разумеется, никогда не утверждала, будто они полноправные Айз Седай, но, с другой стороны, не говорила и о том, что они только лишь принятые, а потому всяк был волен думать на сей счет, что ему заблагорассудится. Лгать Морейн не могла, зато умела заставить правду выплясывать замысловатые кренделя.

С тех пор как Эгвейн и ее спутницы покинули Башню, они не единожды выдавали себя за полноправных сестер, но со временем Эгвейн испытывала все большую неловкость оттого, что приходилось обманывать Авиенду. Ей нравилась эта женщина, и, наверное, она могла бы подружиться с ней, узнай они друг друга получше, но это было невозможно, пока Авиенда принимала Эгвейн за Айз Седай. Айилка находилась здесь по распоряжению Морейн, и никто не знал, с какой целью. Эгвейн подозревала, что Авиенда приставлена к ним в качестве телохранительницы, как будто они сами недостаточно обучены, чтобы постоять за себя. Да что там, даже если бы они с Авиендой и стали подругами, она все равно не смогла бы рассказать ей правду. Лучший способ сохранить тайну от врагов — не раскрывать ее даже друзьям. Таково было одно из постоянных поучений Морейн. Порой Эгвейн хотелось, чтобы Айз Седай оказалась не права, хотя бы разок. Но конечно, не так, чтобы эта оплошность привела к беде.

— Танчико, — пробормотала Найнив. Ее темная, толщиной с руку коса свисала до пояса.

Найнив смотрела в одно из узеньких окошек, распахнутое, чтобы впустить в комнату ночную прохладу. На широкой реке Эринин плясали огоньки лодок, не рискнувших спуститься вниз по течению, но Эгвейн сомневалась, что Найнив их замечала.

— Похоже, ничего не остается, как отправиться в Танчико, — сказала Найнив, теребя свое зеленое с низким, обнажавшим шею и плечи вырезом платье. Найнив, конечно, ни за что не призналась бы, что носит это платье ради Лана, Стража Морейн, не призналась бы, даже осмелься Эгвейн высказать подобное предположение. Однако Лану нравилось, когда женщины носят зеленое, синее и белое, и с некоторых пор все цвета, кроме этих, исчезли из гардероба Найнив. — Ничего не остается, — повторила она, и голос ее звучал невесело.

Эгвейн поймала себя на том, что оправляет свое платье. Непривычно носить такую одежду, в которой чувствуешь себя чуть ли не раздетой. С другой стороны, в закрытом платье было бы еще труднее выносить здешнюю жару. И без того легкое бледно-розовое полотно казалось ей плотной шерстью. Она даже позавидовала Берелейн, позволявшей себе носить совсем тонкие, словно паутинки, полупрозрачные одеяния. Не то чтобы Эгвейн считала удобным появляться в таком виде на людях, но ведь в этих платьях наверняка прохладней.

«Перестань думать о пустяках, — приказала она себе. — Сосредоточься на предстоящем деле», — а вслух сказала:

— Может, оно и так. Правда, я не уверена.

Длинный узкий, отполированный до блеска стол тянулся до середины комнаты. Во главе стола, рядом с Эгвейн, стоял высокий стул, по тирским меркам далеко не роскошный — чуть украшенный резьбой и лишь местами тронутый позолотой. Стулья, что располагались по бокам стола, были расставлены по высоте их спинок — чем дальше, тем они были ниже, так что стулья в дальнем конце стола больше походили на скамьи. Эгвейн не знала, для каких целей было изначально предназначено это помещение. Она и ее подруги использовали его для допроса двух пленниц, захваченных при взятии Твердыни.

Эгвейн не могла заставить себя спускаться для этого в подземелье, хотя Ранд и приказал сжечь или переплавить все украшавшие стены каземата орудия пыток. Илэйн и Найнив тоже не стремились побывать там вновь. К тому же ярко освещенная комната с чисто выметенным полом, выложенным зелеными плитками, и стенными панелями с вырезанными на них тремя полумесяцами, эмблемой Тира, являла собой резкий контраст с мрачно-серым камнем грязных сырых темниц. Такая обстановка должна была подействовать на двух женщин в грубых арестантских балахонах.

Только по этому коричневому рубищу и можно было догадаться, что стоящая по ту сторону стола лицом к стене Джойя Байир — пленница. Она вышла из Серой Айя и, перейдя в стан Черной, не утратила присущей Серым сестрам холодной самонадеянности. Гордая осанка говорила о том, что она смотрит в стену исключительно по собственному желанию. Только способные направлять Силу могли бы узреть потоки воздуха толщиной с палец, опутывавшие все ее тело. Именно сплетенная из Воздуха сеть заставляла ее стоять неподвижно. Она даже не могла слышать, о чем говорят находившиеся в комнате, пока они сами ей этого не позволят.

Эгвейн еще раз проверила надежность сотканного из Духа щита, который не давал Джойе коснуться Истинного Источника. Щит, как и следовало ожидать, оказался надежным. Эгвейн свила невидимые потоки вокруг Джойи и замкнула их, чтобы щит держался сам по себе, но все же она испытывала смутное беспокойство в обществе приспешницы Темного, способной направлять Силу. И не просто приспешницы, а изменницы, перешедшей на сторону Черной Айя. На совести Джойи было множество злодеяний, из которых убийство — далеко не самое тяжкое. Странно, что она не клонилась до земли под тяжестью нарушенных обетов, сломанных жизней и загубленных душ.

Другой пленнице из Черной Айя не хватало стойкости Джойи. Понуро стоявшая у края стола Амико Нагойин, казалось, сутулилась под взглядом Эгвейн. Не было надобности ограждать ее щитом. После пленения Амико была усмирена. Сохранив способность чувствовать Истинный Источник, она навеки утратила возможность касаться его и направлять Силу. Осталось только неистребимое желание, столь же острое, как потребность дышать, но неосуществимое. Горечь утраты пребудет с ней до конца жизни, но отныне ей не суждено прикоснуться к саидар. Эгвейн хотелось отыскать в своей душе хоть капельку сострадания. Правда, это желание было не столь уж сильным.

Не поднимая головы, Амико пробормотала что-то невнятное.

— Что? — возвысила голос Найнив. — Говори громче.

Амико покорно подняла лицо, на котором выделялись большие темные глаза. Она не утратила красоты, но что-то в ней изменилось — такое, чему Эгвейн не могла найти определения. И вовсе не от страха вцепилась она обеими руками в подол грубого рубища. За этим стояло нечто иное.

Сглотнув, Амико произнесла:

— Вам надо идти в Танчико.

— Ты нам это уже двадцать раз говорила, — резко оборвала ее Найнив. — Если не пятьдесят. Скажи что-нибудь новенькое. Назови имена, которых мы еще не знаем. Кто в Белой Башне принадлежит к Черной Айя?

— Я не знаю. Поверьте, не знаю. — Голос Амико звучал устало: похоже, она окончательно пала духом. Совсем не так звучал ее голос раньше, когда она была тюремщицей, а Найнив и Эгвейн — узницами. — До ухода из Башни я знала только Лиандрин, Чесмал и Рианну, каждая из нас знает двух-трех, не больше. Кроме, может быть, Лиандрин. Я рассказала вам все, что знаю.

— В таком случае ты поразительно невежественна, особенно для женщины, собравшейся занять место среди властителей мира, после того как Темный вырвется на волю, — язвительно заметила Эгвейн и со щелчком сложила свой веер. Ей было удивительно, с какой легкостью теперь слетали у нее с языка подобные слова. Правда, внутри по-прежнему все сжималось и холодок пробегал по спине, но ей уже не хотелось кричать от страха или бежать подальше. Ко всему, оказывается, можно привыкнуть.

— Я как-то подслушала разговор Лиандрин с Тимэйл, — устало начала Амико рассказ, который повторяла уже множество раз. В первые дни плена она пыталась приукрасить свою историю, но чем больше выдумывала, тем больше запутывалась в собственной лжи. Теперь она почти всегда повторяла одно и то же, слово в слово. — Если бы вы видели, какое лицо было у Лиандрин, когда она меня заметила… Догадайся она, что я услышала хоть слово, она убила бы меня на месте. И Тимэйл известна своей жестокостью: ей нравится мучить людей. Я не много успела услышать, до того как они меня увидели. Лиандрин говорила, что в Танчико есть что-то опасное для… него. — Амико имела в виду Ранда. Она не могла даже выговорить его имени, а упоминание о Драконе Возрожденном способно было ввергнуть ее в истерику. — Лиандрин сказала еще: то, что там есть, опасно для всякого, кто станет этим пользоваться. Почти так же опасно, как и для… него. Поэтому она и не отправилась за этим сама. Она сказала, что способность направлять Силу ему не поможет. Сказала: «Когда мы это заполучим, его гнусная способность только сильнее подчинит его нам». — Пот струился по лицу Амико, но она дрожала, как в ознобе.

Ни слова в ее рассказе не изменилось.

Эгвейн открыла было рот, но Найнив ее опередила:

— С меня довольно. Посмотрим, может быть, другая скажет что-нибудь стоящее.

Эгвейн пристально посмотрела на нее, и Найнив твердо, не моргнув, встретила ее взгляд.

«Иногда, — подумала Эгвейн, — ей кажется, что она по-прежнему Мудрая, а я все та же деревенская девчонка, которую она учила разбираться в травах. Пора бы ей понять, что все переменилось».

Найнив обладала немалой мощью, большей, чем Эгвейн, но эта мощь проявлялась лишь тогда, когда Найнив удавалось направить Силу, а для этого ее нужно было основательно рассердить.

Когда между Эгвейн и Найнив случались размолвки, а такое бывало, увы, частенько, разряжала обстановку, как правило, Илэйн. Порой Эгвейн подумывала, что ей следовало бы взять это на себя, ведь почти всегда она сама выказывала упрямство, однако опасалась, что Найнив воспримет такой ее шаг как отступление. Найнив непременно истолкует ее уступчивость как слабость. Сама-то Найнив небось ни разу не уступила первой, так с какой стати должна это делать она, Эгвейн? Сейчас Илэйн с ними не было. Морейн взглядом и жестом позвала дочь-наследницу с собой, и они последовали за Девой, присланной за Айз Седай. В отсутствие Илэйн напряженность усилилась, и сейчас каждая из принятых ждала, чтобы другая отвела глаза первой. Авиенда затаила дыхание, несомненно приняв самое разумное решение — не вставать ни на чью сторону и ни во что не вмешиваться.

Как ни странно, разрядить напряжение на сей раз помогла Амико, хотя, скорее всего, она хотела показать свою готовность к сотрудничеству. Она повернулась лицом к стене, терпеливо дожидаясь, когда ее свяжут.

Нелепость происходящего неожиданно поразила Эгвейн. В этой комнате только она была способна направлять Силу, если не считать Найнив, которая могла это делать, только разозлившись, и Джойи, которой в этом мешал щит. Она, Эгвейн, позволила себе играть в гляделки, пока Амико ждала своих пут. В других обстоятельствах Эгвейн рассмеялась бы вслух. Сейчас же она открыла себя саидар, этому невидимому струящемуся теплу, которое, казалось, исходило откуда-то из-за уголка ее глаза. Единая Сила наполнила ее, словно вливая вторую жизнь. Эгвейн окружила Амико потоком Силы.

Найнив что-то буркнула — едва ли она могла ощущать, что делает Эгвейн, для этого она была недостаточно взвинчена, но от нее не укрылось, как напряглась Амико, когда ее окутали воздушные струи, и затем расслабилась, поддерживаемая потоками воздуха, показывая, что она не пытается сопротивляться.

Авиенда вздрогнула — так бывало всегда, когда поблизости от нее использовали Силу.

Эгвейн лишила Амико возможности слышать — допрашивать обеих пленниц так, чтобы они могли слышать ответы друг друга, было бы пустой тратой времени. Она обернулась к Джойе, переложила веер из руки в руку, собираясь вытереть ладонь о платье, но удержалась, и на лице ее появилась недовольная гримаса. Ладони у Эгвейн потели вовсе не из-за жары.

— Гляньте на ее лицо, — вдруг сказала Авиенда. Это было неожиданно — Дева почти никогда не заговаривала, пока к ней не обращались. — Лицо Амико. Оно больше не выглядит так, будто годы проходят мимо нее. Оно не такое, как раньше… Это оттого… оттого, что ее усмирили? — закончила она торопливо, на одном дыхании. Пробыв так долго в обществе принятых и Айз Седай, она переняла некоторые их представления. «Усмирить» — мало кто в Башне мог произнести это слово без содрогания.

Эгвейн направилась к торцу стола, чтобы взглянуть на лицо Амико со стороны, но так, чтобы остаться при этом вне поля зрения Джойи. Под взглядом Джойи у Эгвейн холодело внутри.

Авиенда была права: Эгвейн и сама заметила разницу, на которую поначалу не обратила внимания. Амико выглядела молодо — возможно, моложе своих лет, но все же иначе, чем лишенные возраста Айз Седай, годами работавшие с Единой Силой.

— У тебя острый глаз, Авиенда. Не знаю, связано ли это с тем, что ее усмирили, но, полагаю, ты права. Не знаю, что еще могло бы послужить причиной.

Эгвейн понимала, что говорит совсем не так, как подобает истинной Айз Седай. Те обычно делали вид, что знают все на свете: если Айз Седай заявляла, что чего-то не знает, это звучало так, будто ответ ей известен, но она намерена сохранить его в тайне. Пока Эгвейн пыталась придумать подходящую фразу, Найнив пришла ей на выручку:

— Выжженных Айз Седай, Авиенда, было совсем немного, а усмиренных и того меньше.

«Выжжена» — говорили о женщине, утратившей способность направлять Силу в результате несчастного случая, а «усмиренной» именовалась та, которую лишали этой способности по приговору суда. Эгвейн не понимала, зачем нужны два разных слова, — все равно что обозначать различными понятиями падение с лестницы в зависимости от того, поскользнулась ты или тебя столкнули. Кажется, большинство Айз Седай придерживались того же мнения, хотя и не высказывали его, наставляя послушниц или принятых. На самом деле существовало даже три слова. Мужчина мог быть «укрощен». Всякого мужчину необходимо было укротить, прежде чем он сойдет с ума. Всякого, но не Ранда, его Белая Башня укрощать не осмеливалась.

Найнив заговорила назидательным тоном, приличествующим Айз Седай. Она подражает Шириам, когда та ведет занятия, догадалась Эгвейн. И позу, и мягкую снисходительную улыбку — все позаимствовала у нее.

— О процессе усмирения известно немного, поскольку мало кому хочется его изучать, — продолжала Найнив. — Считается, что он необратим. Если женщину лишить способности направлять Силу, восстановить эту способность уже невозможно, это все равно что пытаться отрастить отрубленную руку.

Во всяком случае, до сих пор никому не удавалось Исцелить усмиренную, хотя попытки бывали. В целом все, что говорила Найнив, было недалеко от истины, однако иные сестры из Коричневой Айя готовы были изучать что угодно, была бы только возможность. Не отставали от них и некоторые из Желтых сестер — они, лучшие целительницы среди Айз Седай, стремились научиться Исцелять всякий недуг. Но никому даже краем уха не доводилось слышать, чтобы попытки Исцеления усмиренной увенчались успехом.

— Кроме того, есть еще одно, о чем мало кому известно, — добавила Найнив. — Усмиренные, как правило, живут после этого недолго, не больше нескольких лет. По-видимому, у них попросту пропадает желание жить — они отказываются от жизни. Как я и говорила, это не самая приятная тема для разговора.

Авиенда поежилась.

— Я только предположила, что это могло быть причиной, — сказала она тихонько.

Мысленно Эгвейн согласилась с ней и решила при случае спросить у Морейн. Если, конечно, удастся встретиться с Морейн в отсутствие Авиенды. Иногда создавалось впечатление, что их обман мешал почти в той же степени, что и помогал.

— Посмотрим, будет ли Джойя снова твердить свое. — Эгвейн пришлось взять себя в руки, чтобы распутать невидимую сеть вокруг приспешницы Темного.

Джойя довольно долго простояла неподвижно, и все тело ее, должно быть, затекло, однако она повернулась им навстречу без видимых усилий. Пот, выступивший у нее на лбу, ничуть не умалял достоинства, с которым держалась эта женщина, точно так же как грубая одежда не могла скрыть горделивой осанки. Джойя была привлекательной женщиной, и, несмотря на то что, как все Айз Седай, казалась молодой, в чертах ее лица проглядывало что-то материнское, когда бы не хищный блеск ястребиных глаз. Она улыбнулась и произнесла:

— Да осияет вас Свет, и да будет длань Творца простерта над вами.

— Я не желаю слышать это от тебя, — сказала Найнив.

Голос ее звучал ровно и спокойно, но она перекинула косу на грудь и зажала ее кончик в кулаке — явный признак раздражения или беспокойства. Однако Эгвейн полагала, что сейчас дело не в этом. В отличие от Эгвейн, взгляд Джойи на Найнив не действовал, ее этим не проймешь.

— Я раскаялась в своих прегрешениях, — невозмутимо отозвалась Джойя. — Дракон возродился, он овладел Калландором. Пророчества исполнятся. Теперь я вижу, что Темному предстоит пасть. Сколь долго бы ни блуждала душа в Тени, ей всегда открыт путь для возвращения к Свету.

С каждым словом Джойи лицо Найнив становилось все мрачнее. Эгвейн была уверена, что сейчас она разгневана до того, что вполне готова направлять Силу и, скорее всего, воспользовалась бы ею, чтобы задушить Джойю. Само собой, Эгвейн верила в покаяние Джойи не больше Найнив, но рассказ приспешницы Темного мог быть и правдивым. Вполне могло статься, что, все взвесив и обдумав, она решила перейти на сторону тех, кого считала победителями. Впрочем, возможно, она просто тянет время, рассчитывая, что ей придут на выручку.

Айз Седай не способны лгать. Даже утратившие право именоваться сестрами не лгали впрямую. Обет правдивости был первым из Трех клятв, приносившихся с Клятвенным жезлом в руках, и преступить его не было дано никому. Но кто знает, какие обеты они давали Темному, присоединяясь к Черной Айя, и не умаляли ли эти зароки силу Трех клятв.

Ладно. В конце концов, Амерлин послала их охотиться за Черной Айя, на поиски Лиандрин и дюжины ее подручных, совершивших убийство и скрывшихся из Башни. И единственным способом напасть на их след было выведать у этих двух все, что возможно.

— Расскажи-ка нам снова свою историю, — потребовала Эгвейн, — но на этот раз другими словами. Мне надоело выслушивать заученный рассказ. — (Если Джойя лгала, это позволит ее уличить.) — Мы тебя послушаем. — Последнее было сказано ради Найнив. Та громко фыркнула и кивнула.

Джойя пожала плечами:

— Как вам будет угодно. Дайте подумать. Хорошо, другими словами, так другими словами… Мазрим Таим, Лжедракон, которого удалось захватить в Салдэйе, способен направлять Силу и обладает невероятным могуществом. Если верить донесениям, таким же, как Ранд ал’Тор, или почти таким же. Лиандрин намерена освободить его, прежде чем он будет отправлен в Тар Валон и укрощен. Он будет объявлен Возрожденным Драконом, примет имя Ранда ал’Тора и начнет невиданную бойню, какой мир не видал со времен Столетней войны.

— Это невозможно, — вмешалась Найнив. — Сейчас, когда Ранд явил себя миру, Узор не примет Лжедракона.

Эгвейн вздохнула. Об этом говорилось и прежде, но тогда Найнив оспаривала такую точку зрения. Эгвейн сомневалась, что Найнив действительно считает Ранда Драконом Возрожденным, что бы она там ни говорила. Пророчества, Калландор и падение Твердыни — все это не могло перевесить того, что Найнив присматривала за Рандом, когда он был малышом. Ранд был родом из Эмондова Луга, а Найнив и по сей день считала попечение о жителях родной деревни своим первейшим долгом.

— Это тебе Морейн сказала? — спросила Джойя с оттенком презрения в голосе. — Но ведь Морейн почти сразу после посвящения в сестры покинула Белую Башню, она провела слишком мало времени в кругу сведущих. Наверное, она неплохо знает сельскую жизнь, возможно, даже разбирается в политических интригах, но вправе ли она толковать о вещах, требующих обстоятельного изучения? Хотя возможно, она и не ошибается. Может быть, Мазрим Таим и не пожелает провозгласить себя Возрожденным Драконом, но разве что-то изменится, если за него это сделают другие?

Эгвейн очень хотелось, чтобы вернулась Морейн. Эта женщина не стала бы держаться столь вызывающе в ее присутствии. Джойя знала, что они с Найнив всего лишь принятые. Как-никак, а разница есть.

— Продолжай, — произнесла Эгвейн почти так же резко, как Найнив, — и помни: другими словами.

— Конечно. — Джойя кивнула, будто в ответ на вежливое обращение, но глаза ее сверкнули, точно черные угольки. — Думаю, результат для вас очевиден. Ранда ал’Тора обвинят во всех злодеяниях… Ранда ал’Тора. Никакие доказательства того, что это два разных человека, ничего не дадут. В конце концов, кто знает, на что способен Возрожденный Дракон? Возможно, ему под силу находиться в двух местах одновременно. Даже отпетые смутьяны, которые вечно собираются вокруг Лжедракона, могут заколебаться, и лишь самые закоренелые злодеи поддержат Ранда ал’Тора Кровавого. Все народы ополчатся против него, как во времена Айильской войны… — Джойя одарила Авиенду извиняющейся улыбкой, неуместной в ее безжалостных глазах, — но только не в пример быстрее, чем тогда. Даже Дракон Возрожденный не сможет вечно противостоять целому миру. Он будет сокрушен еще до начала Последней битвы, его сметут те, кого он собирается спасти. Темный обретет свободу, и тогда настанет день Тармон Гай’дон. Тень накроет мир и навеки изменит Узор. Таков план Лиандрин. — В голосе Джойи не было и следа удовлетворения или ужаса.

История ее звучала правдоподобно, куда правдоподобнее рассказа Амико о случайно подслушанном обрывке разговора, но Эгвейн больше верила Амико, чем Джойе. Может быть, потому, что предпочитала верить ей. Легче противостоять неясной угрозе, исходящей из Танчико, чем расстроить коварный и продуманный замысел Лиандрин поднять против Ранда все человечество. «Нет, — думала Эгвейн, — Джойя лжет. Несомненно — лжет». Но они не могли оставить без внимания оба рассказа, как, впрочем, не могли и рассчитывать на успех, проверяя обе истории.

Дверь распахнулась, и в комнату вошла Морейн, а следом за ней Илэйн. Дочь-наследница, нахмурясь, уставилась в пол: по-видимому, ее одолевали мрачные мысли. Но Морейн… От обычной бесстрастности Айз Седай не осталось и следа. Лицо ее было искажено яростью.