Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

Роберт Дарнтон

5 июля 1778 года швейцарец Жан-Франсуа Фаварже – торговый представитель Типографического общества Нёвшателя – сел на лошадь и отправился в пятимесячное путешествие по Франции, заезжая почти в каждую книжную лавку на своем пути и составляя своеобразные досье на книготорговцев. История о его путешествии могла бы составить фабулу плутовского романа, но оказалась в руках американского ученого Роберта Дарнтона – и легла в основу большого исследования о становлении книжного рынка во Франции XVIII века. Используя поездку Фаварже как сюжетную канву, Дарнтон подробно рассказывает, как на практике функционировало книжное дело, как попадали к французским читателям литературные тексты, как происходила полулегальная торговля перепечатанными или подцензурными книгами в предреволюционные годы. Особое внимание автор уделяет пестрому многообразию людей, населявших этот мир книг: цензорам, печатникам, книгопродавцам всех мастей (от столичных членов гильдий до бродячих книгонош), владельцам мелких магазинчиков, нелегальным частным предпринимателям и т. п. Все они играли крайне значимую роль в распространении книг, но история литературы напрочь о них забыла, и все они бесследно канули в небытие. Одна из задач этой книги, по словам автора, состоит в том, чтобы восстановить историческую справедливость и вернуть их к жизни. Роберт Дарнтон – почетный профессор Принстонского университета, профессор и директор Библиотеки Гарвардского университета, специалист по истории Франции XVIII века, автор книг «Месмеризм и конец эпохи Просвещения», «Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века», «Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры», «Цензоры за работой. Как государство формирует литературу».

Глава 2

Понтарлье. Пересечение границы и контрабанда

Прибыв в Понтарлье, первый город по ту сторону франко-швейцарской границы, Фаварже отправил срочное письмо в нёвшательскую головную контору. Он не собирался писать так скоро, едва уехав из дому, но на самом рубеже Франции совершил важное открытие. Он остановился в Сен-Сюльписе, на швейцарской стороне границы, для того чтобы провести деловые переговоры с братьями Мёрон, фирмой commissionnaires — перевозчиков или агентов по доставке. Их STN часто нанимало для того, чтобы переправить свой груз на первом этапе пути из Швейцарии во Францию. Впрочем, на тот момент «Общество» гораздо чаще поручало эту задачу Жану-Франсуа Пиону, конкурировавшему с братьями Мёрон агенту, который вел дела из Понтарлье. В ходе переговоров с Фаварже один из братьев случайно проговорился об одном весьма значительном обстоятельстве: они только что переправили через границу пять пятисотфунтовых тюков с томами «Энциклопедии», изданными in octavo.

Для того чтобы понять, почему Фаварже поспешил тут же поделиться этими сведениями с Нёвшателем, — а также для того, чтобы представить себе природу контрабанды как основную сферу профессиональной деятельности, — необходимо знать, как в XVIII веке клиенту доставляли книги. Иногда издатели использовали в качестве тары для них бочки или небольшие ящики (ballots), но гораздо чаще книги перевозились в несброшюрованном виде, в листах, которые складывались вместе и соединялись в большие связки, или тюки (balles). Лист представлял собой базовую счетную единицу для издателей, когда те определяли стоимость набора и печати, а иногда и при назначении окончательной цены на книгу. (Один лист для тома in octavo, покрытый печатью с обеих сторон, содержал шестнадцать страниц текста, которые следовало затем сложить в тетрадь и сшить с другими тетрадями, в результате чего и получалась книга, которую затем переплетал розничный торговец или же сам клиент.) Чтобы сократить транспортные расходы, следовало собирать тюки весом никак не менее пятидесяти фунтов, а зачастую их делали и по сотне фунтов и больше²⁰. В качестве защитного слоя использовалось сено, которое, в свою очередь, оборачивалось грубыми макулатурными листами (maculature). Упаковав каждый тюк, его обвязывали толстым шнуром, помечали надписанными поверх упаковки метками (marques)²¹ и грузили в фургоны, каждый из которых тянула целая упряжка лошадей. Погрузка требовала определенных навыков: возчик должен был так укладывать тюки, чтобы минимизировать эффект трения от упаковочных веревок, а также со всем возможным тщанием укрыть весь груз просмоленной парусиной для защиты от дождя и снега. Книготорговцы часто жаловались на ущерб, причиненный при небрежной доставке, и требовали от поставщиков, чтобы те заменили поврежденные листы (défets) другими, которые специально печатали про запас²². Без потерь переправить пять пятисотфунтовых тюков Encyclopédies через границу было делом весьма непростым, и не только в силу трудностей, связанных с необходимостью провести тяжелые фургоны, запряженные когда парой, когда четверкой лошадей, вверх по Валь-де-Травер, по утопавшим в грязи горным дорогам, где стоило одной из лошадей поскользнуться, и беды не избежать, — но и в силу того, что сами книги были вне закона.

Городок Ле-Веррьер. Гравюра на дереве. «Нёвшательский истинный Хромой вестник» («Le véritable Messager boiteux de Neuchâtel»). 1856

Их нелегальность не имела ничего общего с крамольными идеями, рассеянными по тексту. В 1778 году «Энциклопедия» пугала французские власти далеко не так сильно, как это было в 1750‐х. Фактически Управление книготорговли (Direction de la librairie) уже разрешило парижскому издателю по имени Шарль-Жозеф Панкук выпустить ее новое издание, и он сформировал консорциум, в который вошло и STN, для того чтобы подготовить к печати текст, включающий четырехтомное Приложение, в относительно дорогом формате in quatro: в общей сложности было издано тридцать шесть томов плюс три тома иллюстраций. Его конкуренты, консорциум, в который вошли издательские дома Лозанны и Берна, тут же воспроизвели этот текст в более дешевом формате in octavo. Конкуренция на французском рынке между издателями in quatro и издателями in octavo спровоцировала яростную торговую войну, которая началась именно на франко-швейцарской границе, под Понтарлье. Обнаружив, что братья Мёрон контрабандой перевезли через границу груз «Энциклопедий» in octavo, Фаварже тем самым подал сигнал к контратаке. Но как же Мёронам удалось провернуть этот трюк?²³

Фаварже сделал все, что было в его силах, чтобы выведать ответ на этот вопрос у самих встреченных им в Сен-Сюльписе братьев Мёрон, но единственный ответ, которого он от них добился, звучал так: «Мы знаем, как подставить друзьям плечо в трудную минуту, — если это настоящие друзья». Звучало довольно уклончиво, но сам ответ сулил, в перспективе, нечто более важное, чем возможность натравить полицию на след крупной партии вражеских «Энциклопедий». Он предполагал наличие на французской границе лазейки, дорога через которую могла бы вести прямо в Париж и в другие города в центре Франции. До того как Фаварже оказался в Понтарлье, регулярные досмотры на границе и на французских дорогах вынуждали STN отправлять бóльшую часть своих книг через Лион и далее по окружному южному пути, вместо того чтобы везти их напрямую в Безансон, Дижон и города Северной Франции. Несмотря на все интриги и на бесконечный поток писем, издательству так и не удалось достичь своей главной логистической цели: открыть северо-западный проход к неисчерпаемым рынкам Парижского бассейна.

В распоряжении STN было множество возможных путей — вниз по Рейну и Роне или различные сухопутные маршруты, а отрезок пути между Лионом и Парижем был относительно недорогим и безопасным. И тем не менее нёвшательцам был нужен северо-западный проход, не только для того, чтобы сократить время и стоимость поставок, но и для большего удобства контрабандных операций. Все попытки провезти товар мимо лионских инспекторов рано или поздно заканчивались провалом. Подпольный маршрут через Понтарлье и Дижон мог не только разгрузить лионское направление; в перспективе на него можно было рассчитывать как на главный канал, по которому страждущие нелегальной литературы читатели центральной и северной Франции смогут получать желаемое.

Хотя Фаварже едва ли нуждался в том, чтобы ему лишний раз об этом напоминали, Остервальд счел необходимым оставить нужное указание в его дневнике, на первой же странице инструкций: по прибытии в Понтарлье ему надлежало расспросить Жана-Франсуа Пиона о том, насколько реальна возможность провозить тюки с книгами через Безансон, не раздражая тамошние власти, и вообще «собирать всю возможную информацию на границе и далее в пути следования». Обронив — как бы между делом — в разговоре с Фаварже приведенные выше слова, Мёрон дал понять, что его фирме удалось отыскать некую щель в барьере, созданном вдоль франко-швейцарской границы на пути нелегальной литературы. Он подчеркнул профессионализм братьев Мёрон и уколол STN за то, что оно предпочло отдавать заказы их соперникам по ту сторону границы. Искушение похвастаться удачной операцией перед Фаварже оказалось непреодолимым — с возможным расчетом на то, что это заставит STN отказаться от услуг Пиона и вернуться к прежнему партнерству. Понятно, что изъяснялся Мёрон исключительно недомолвками. Ни о маршруте следования, ни о том, как им удалось миновать границу, он не сказал ни полслова.

Сразу по прибытии в Понтарлье Фаварже отправился в штаб-квартиру Пиона. Там он застал только сына хозяина, который остался за старшего, тогда как отец отправился по делам в Безансон. Молодой Пион поведал, что он не может ничего сказать наверняка о незаконных поставках Encyclopédie, но что он обратил внимание на несколько таможенных закладных (acquits à caution), которые недавно были погашены (déchargés) в Дижоне и вернулись через Понтарлье на таможню в приграничной деревушке под названием Фрамбур. Acquits à caution представляли собой ключевой инструмент, которым пользовался Генеральный откуп (Ferme générale) — могущественная финансовая организация, сосредоточившая в своих руках таможенные сборы и косвенное налогообложение некоторых товаров в пользу короны и располагавшая даже собственными вооруженными силами. Когда возчик приезжал на таможенный пункт (формально это учреждение именовалось бюро прибытия, bureau d’ entrée), чиновник из Ferme выписывал ему таможенную квитанцию (acquit à caution). Этот сопроводительный документ затем гасился другим чиновником в палате синдиков (chambre syndicale), то есть в головной конторе книготорговой гильдии, по прибытии груза в заранее обозначенную столицу провинции (город прибытия, ville d’ entrée) — и после того, как чиновник досматривал груз. Потом груз можно было направлять в конечный пункт назначения, а возчик возвращал квитанцию вместе с приложенным к нему свидетельством о разгрузке (certificat de décharge) на тот таможенный пункт, где документ был выписан²⁴.

С первого взгляда может показаться, что во все более бюрократизировавшейся французской монархии эти процедуры были всего лишь бумажной волокитой, но от того, как исполнялись такого рода формальности, зачастую зависело очень многое. Каким-то образом братья Мёрон умудрились заполучить таможенную квитанцию на нелегальную партию «Энциклопедий» in octavo, а издатели этой книги, в свою очередь, сумели убедить Жана-Батиста Капеля, синдика дижонской chambre syndicale, придать этим документам официальный статус, выписав свидетельство о разгрузке, — и таким образом открыли своим книгам дорогу к подписчикам, причем дорогу вполне законную. Фаварже обо всем этом доложил в STN; STN уведомило Панкука; Панкук сообщил тревожную новость в правительственную службу, отвечавшую за книжную торговлю; и в скором времени вся партия была конфискована. Это была величайшая победа в «энциклопедических войнах» 1770‐х годов: цена вопроса составляла сотни тысяч ливров. Кроме того, она, пусть на время, открыла брешь в системе контроля за распространением книг, поскольку прежде дижонская палата синдиков не обладала правом гасить квитанции. Капель сделал это тайком, и в результате STN, желая развить достигнутый успех, в скором времени связалось с ним, надеясь, что «за деньги он сможет и нам оказать такую же любезность».

Этот эпизод с «Энциклопедией» может послужить примером более широкого явления — бурной деятельности различных посредников, которые брали на себя доставку книг из одной страны в другую. Такие passeurs — контрабандисты и разношерстная компания их соучастников — населяли приграничные зоны: пространства, которые нуждаются в специальном исследовании, причем не только в силу их важности для международных отношений, но и в силу того, что там сложились весьма специфические культуры²⁵.

Когда Фаварже проехал через Фрамбур, крохотный пограничный пункт между Швейцарией и Францией, затерянный в Юрских горах, он в очередной раз очутился на чужой территории, оказавшись под властью французского короля, а также всех тех законов, обычаев и религиозных практик, которые и делали эту страну чужой. Но на вид пейзаж был точно таким же — гранитные утесы поверх заросших елью склонов и глубокие зеленые долины. Деревни тоже казались знакомыми — разбросанные вдоль разбитых горных дорог толстостенные дома с крутыми, крытыми дранкой крышами. Да и люди говорили на том же самом французском диалекте, медленном и певучем. Все было привычно jurassien, «юрским» — и все же было другим.

Границы — явление неоднозначное, какими бы четкими они ни выглядели на карте. Для путешественника, который их пересекает, пограничная линия оказывается размытой, и различия между соседними странами обретают множество плавно перетекающих друг в друга оттенков, геологических, политических, экономических и культурных. Государственные власти часто пытались отгородиться от соседей, но в местах пересечения границы путешественники все равно оказываются в переходных зонах, как бывает в международных аэропортах. Эти зоны кажутся удивительно похожими друг на друга, вплоть до униформы служащих, которые проверяют паспорта. Пребывание в переходной зоне предполагает множество проверок, которым вещи подлежат наравне с людьми, потому что после перехода один набор правил сменяется на другой, а между областями действия тех и других правил наступает состояние неопределенности. Здесь можно отступать от большинства правил или даже нарушать их, и поэтому в приграничных районах плодятся различного рода посредники, наживающиеся на пересечении границы. Будь это настоящие passeurs, обычные проводники или денежные менялы, все эти посредники составляют человеческое своеобразие местного ландшафта.

В XVIII веке они изобиловали вдоль швейцарской границы и наиболее густо населяли Валь-де-Травер, где Швейцария постепенно переходила во Францию. На пути к французским покупателям через Фрамбур проходили всевозможные товары — не только книги, но также хлопчатобумажные ткани, часы и сыры. Когда в 1778 году через приграничные территории проезжал Ламуаньон де Мальзерб, ему рассказали, что контрабандой так или иначе занимается каждый местный крестьянин, вне зависимости от того, на швейцарской или на французской стороне он живет. Что в принципе неизбежно, заключил для себя Мальзерб²⁶, если принять во внимание обилие лазеек и размер возможной прибыли, особенно в том случае, когда дело касалось книг: «Двести экземпляров запрещенной брошюры составляют не слишком большую пачку. И мне представляется делом совершенно несложным перевезти такую пачку на любой из телег, которые то и дело снуют туда-сюда [через границу] по здешней сельской местности, перевозя грузы самого разного рода»²⁷.

Скотт Уокер. Картографический отдел Гарвардской библиотеки

Книги требовали со стороны местных французских властей особого внимания, поскольку под давлением парижской гильдии книготорговцев государство принимало различные меры для того, чтобы помешать поставкам из‐за границы пиратских и запрещенных изданий. Чтобы потрафить парижским издателям, оно даже ввело жесткий тариф на любой книжный импорт. Размер его варьировался, но в 1772 году сумма доходила до 28 ливров (строго говоря, 20 ливров плюс добавочный сбор в 8 су на каждый ливр) с каждой сотни фунтов товара, или около 18 процентов его стоимости в большинстве случаев. Контрабандисты брались за переброску книг точно так же, как за переброску хлопчатобумажных тканей, на которые налагались запретительные пошлины, введенные, чтобы поддержать французских производителей шелка. Конечно, книжная контрабанда несла с собой еще и идеологическую угрозу, начиная с религиозных войн XVI столетия. Но в предреволюционный период это был прежде всего бизнес, услуга, которую оказывали потому, что на нее существовал спрос, и способов удовлетворить эту потребность было множество.

Профессиональные контрабандисты именовали свою деятельность «страховкой»²⁸. Соответствующего рода предприниматели заключали с издателями контракты, согласно которым брали на себя обязательства переправить груз через границу за оговоренную плату. Они нанимали носильщиков из местных крестьян, чтобы те переносили пачки отпечатанных листов из городов на швейцарской стороне границы в укромные места на французской стороне, где агенты по доставке собирали пачки в большие тюки и развозили по магазинам, разбросанным по всему королевству. Если носильщиков ловил патруль (brigade) Генерального откупа, книги конфисковывали, и в этом случае страховщик компенсировал издателю или его клиенту полную стоимость груза, записанную в грузовой накладной. Носильщики подлежали уголовному наказанию. В самых серьезных случаях каждому из них могли выжечь на плече буквы GAL, то есть каторжник (galérien), и отправить на девять лет гребцом на тюремные галеры, в Тулон.

Более распространенная форма контрабанды была иной: нелегальные материалы добавляли к вполне невинным грузам и отправляли по обычным торговым маршрутам. При упаковке тюков служащие STN прятали листы запрещенных книг на самом дне пачки, прикрыв их соломой, или же вкладывали между листами других книг — это называлось «поженить» (мне попадались Библии, «женатые» на «Фанни Хилл», и атеистические брошюры, вступившие в брак с псалмами). Тюки на границе, как правило, не досматривали. Когда возчик останавливался на пограничном пропускном пункте вроде Фрамбура, таможенный чиновник — именуемый buraliste или receveur — выписывал ему квитанцию (acquit à caution), а собственно досмотр производился в соответствующей chambre syndicale, например в Лионе.

Контрабандная доставка такого рода, как правило, заканчивалась успешно и была куда менее опасной, чем «страховка», просто потому, что проверка груза в большинстве случаев сводилась к беглому осмотру нескольких листов из верхней части тюка. В особенности так бывало в тех случаях, когда инспектор, гильдейский служащий, давно имел дело с STN или питал слабость к взяткам (впрочем, его мог сопровождать еще и особый чиновник из местной полиции, inspecteur de la librairie). Во избежание каких-либо плутней по дороге таможенный чиновник (buraliste) на пограничном пропускном пункте обвязывал тюк веревкой и скреплял веревку свинцовыми печатями. Во Фрамбуре эта операция осуществлялась разными способами. Иногда таможенный служащий ограничивался выдачей квитанции и оставлял возню с веревкой и печатями на долю другому чиновнику — уже в близлежащем городке Понтарлье, где у Генерального откупа тоже была своя контора. Тамошний чиновник, в свою очередь, мог передоверить это агенту по доставке, тоже работавшему в Понтарлье, на STN или на какое-нибудь другое иностранное издательство.

Агент по доставке (commissionnaire) во всем этом процессе играл ключевую роль. Он получал плату в 30 су за «свинцовые печати, веревки и acquit à caution»²⁹ и, помимо прочего, принимал на себя ответственность за доставку груза по назначению. Для этого он, как правило, нанимал возчика, чье имя прописывалось в накладной (lettre de voiture), которой сопровождался каждый тюк: возчик же отвечал за учет таможенной квитанции. Если возчик доставлял тюк в палату синдиков для дальнейшего досмотра с нетронутыми печатями, ему выдавали свидетельство о разгрузке, которое крепилось к квитанции, и после его возвращения из поездки он сам или нанявший его агент по доставке передавал эти документы таможенному чиновнику во Фрамбуре. Как только учтенная квитанция регистрировалась фрамбурским служащим, официальная процедура считалась завершенной. Но, как и подразумевали эти бюрократические формальности и бумажная волокита, что-то могло пойти не так. И если в оговоренное время — обычно в течение нескольких месяцев — квитанция не возвращалась в исходную точку, агенту по доставке приходилось выплачивать весьма солидный штраф, иногда доходивший до 2000 ливров.

Так что переправить через границу тюк с книгами было непростой задачей, вне зависимости от того, делалось это официально или нелегально. С формальной точки зрения этот процесс проистекал в пространстве между bureau d’ entrée и ville d’ entrée — в случае транспортировки из Фрамбура в Лион расстояние составляло примерно 130 миль, — поскольку тюк не мог стать частью французского товарооборота, пока не прошел досмотр в конкретной chambre syndicale³⁰. По пути следования он проходил через разные руки, так что STN приходилось привлекать к делу самого разного рода посредников, как в приграничных районах, так и во внутренних областях королевства. Одним из таких посредников был Жан-Батист Капель. Фаварже составил о нем мнение еще во время поездки в Дижон в 1776 году. В отчете для STN он описал Капеля как «солидного» книготорговца, который к тому же еще и служил в своей гильдии инспектором и был только рад не заметить при досмотре тюков очередную партию запрещенной к ввозу литературы.

В 1778 году, сделав остановку в Понтарлье, первую на пути, Фаварже отправил в головную контору письмо, где охарактеризовал Дижон как более, чем когда-либо, привлекательную лазейку к северным рынкам. Он порекомендовал STN немедленно написать туда и попросить Капеля о тех же услугах, которые он оказывал конкурирующим издательствам из Лозанны и Берна. Из конторы тут же ответили — судя по всему, сделал это Остервальд, — проинструктировав Фаварже, как с наибольшей выгодой использовать «ваше открытие». Пока STN будет обхаживать Капеля из своей нёвшательской штаб-квартиры, Фаварже надлежит заниматься тем же самым в Лионе. О Капеле в разговорах с Жаком Револем, новым лионским агентом, упоминать не стоит, поскольку «чем больше жил будет в нашем смычке, тем смычок будет лучше».

Все эти интриги в результате принесли только разочарование. Покрывать по просьбе STN возможные поставки ее продукции через Дижон Капель отказался. Он был не прочь время от времени оказывать услуги швейцарским издателям, но не хотел идти на серьезный риск и открывать брешь во французской обороне от пиратской и запрещенной литературы. В конце концов властям Франции удалось перехватить такое большое количество напечатанных в одну восьмую листа «Энциклопедий», что лозаннским и бернским издателям пришлось пойти на мировую и покинуть французский рынок. Но STN так никогда и не удалось открыть вожделенный северо-западный проход, на поиски которого ушло так много сил.

Если воспринимать этот маленький эпизод на франко-швейцарской границе в июле 1778 года как самостоятельную главу в истории контрабанды, то с точки зрения увлекательности и авантюрности сюжета она явно окажется не самой интересной. Однако у нее есть другие достоинства: она открывает нам весьма значимые аспекты контрабанды как вполне обычного, повседневного вида деятельности. Об этой стороне контрабанды историкам, как правило, узнать удается не слишком много, поскольку они вынуждены опираться на официальные документы, где речь по преимуществу идет о карательных мерах; сами же контрабандисты имели обыкновение хорошо заметать следы — так что и следы в архивах найти трудно. Но в бумагах STN эти passeurs появляются в своих обиходных заботах, как деловые люди, а не как искатели приключений. Итак, остановка Фаварже в Понтарлье дает нам возможность попристальнее приглядеться — в полевых условиях — к разным способам переброски книг через границу. Для того чтобы научиться воспринимать их именно в контексте специфической предпринимательской деятельности, прежде всего нам придется рассмотреть те условия, в которых эта деятельность осуществлялась, а из них главными были географические характеристики приграничных зон и особенности тех людей, которых здесь можно было нанять.

Юрский хребет представляет собой 224‐мильную дугу, достигающую 38 миль в ширину и протянувшуюся от немецких земель в долине Рейна до французских, в долине Роны. Он не настолько живописен, как Альпы, которые лежат далее к востоку, но тем не менее образует мощную горную преграду между Францией и Швейцарией. Двойная вершина Шассераль и Шассерон возносится над озером Нёвшатель на высоту в 5272 фута, а Кре-де-ла-Неж, самая высокая точка Юры, смотрит на Женеву с высоты в 5643 фута. В солнечный летний день восхождение на них может доставить немалое удовольствие, но для того, чтобы перевалить через них зимой с тяжелым грузом книг за спиной, носильщикам XVIII столетия, полуголодным и вынужденным работать за гроши, приходилось напрягать все свои силы. Сам хребет состоит из глубоких, похожих на меха аккордеона известняково-мергелевых складок, поднятых в вышину напором Альп, возникших 66 миллионов лет назад. Эти складки идут с северо-востока к юго-западу и разделены долинами. Для того чтобы пересечь их, направляясь с востока на запад, нужно воспользоваться поперечными расселинами, клюзами, которые открывают проход из одной долины в другую. Однако связь между этими клюзами затруднена, а самые удобные из таких проходов активнее всего патрулировали отряды Генерального откупа.

Как и другие издатели во франкоязычной части Швейцарии, STN постоянно искало новые пути во Францию, перенаправляя поставки и перераспределяя их между разными агентами в зависимости от обстоятельств. Большое количество книг уходило на северные рынки через Базель, где надежный человек, Люк Присверк, переправлял их далее, вниз по Рейну. Но на Рейне приходилось едва ли на не каждом шагу платить очередную пошлину; и ни Базель, ни Страсбург не были удобными воротами во Францию, поскольку Эльзас был отгорожен от внутренних французских рынков прочными таможенными барьерами. Налоги вредили и торговле между Франш-Конте, на восточной границе королевства, и так называемой старой Францией, которая начиналась в Бургундии и включала в себя Париж. Однако пошлины во Франш-Конте были ниже эльзасских, а еще их можно было обойти, если книжные тюки, уже переправленные через границу, замаскировать под грузы, подлежащие внутренней перевозке, и выдать их за что-нибудь невинное, вроде галантерейных товаров (mercerie)³¹. И если STN хотело пробиться на основные французские рынки, ему для начала нужно было перебросить книги через Юрские горы.

Скотт Уокер. Картографический отдел Гарвардской библиотеки

Излюбленный маршрут шел вдоль Валь-де-Травер, через таможенный пункт во Фрамбуре, где очередной клюз рассекает горное плато Французской Юры, открывая дорогу на Понтарлье. Невзирая на высоты и на дурное качество дорог, именно этим путем STN переправляло тысячи книг. Будь то безобидные пиратские издания или опасные livres philosophiques, их в равной мере необходимо было со всей осторожностью доставить на перевалочные пункты в старой Франции (vieille France), прежде всего в Лион, самый важный перекресток для дальнейших перевозок контрабанды к югу и западу от Швейцарии.

Если фрамбурские чиновники Генерального откупа отказывались идти навстречу или снег и грязь делали Валь-де-Травер окончательно непроходимой, STN чаще всего доставляло книги на возах, следующих в Лозанну или Женеву. В нескольких точках маршрута возчик имел возможность свернуть с основной дороги и передать груз агентам по доставке, а те, в свою очередь, держали его у себя, пока им не подворачивался возчик, чей путь по извилистой горной дороге лежал на запад, к одному из перевалов через Юру, где уже получил взятку таможенник или «страховщик» нашел очередной способ обойти таможенный пункт. Ключевые бюро прибытия в южной части хребта были в Жуне, по ту сторону границы от Ивердона; Морезе, напротив Лозанны; и Коллонже, напротив Женевы. Лозаннские и женевские издатели предпочитали Коллонж, через который проходила основная дорога на Лион, хотя и они, в свою очередь, прилежно искали северо-западный проход к Парижу. Они нанимали агентов в портах на Женевском озере, от Уши до Роля, Ниона и Версуа; агенты налаживали связи с крестьянами-носильщиками, которые жили в предгорьях и в самих горах, а те время от времени открывали новые тропы на диких склонах Мон-Тандр, Мон-Ронд и Мон-Колоби-де-Жес³².

Выгоду от всего этого получали агенты по доставке, держатели складов и постоялых дворов, возчики, носильщики и «страховщики», которые вдали от сторонних глаз населяли Юрские высокогорья. STN работало со множеством людей и заставляло их играть друг против друга, стремясь найти новые пути доставки и добиться более выгодных цен. Успех в издательской сфере зависел от успехов в сфере логистики; а для того, чтобы преуспеть в сфере логистики, вне зависимости от того, шла ли речь об официальных каналах или контрабандных, издательству приходилось налаживать сеть более или менее надежных партнеров — наряду с системой более или менее удобных маршрутов доставки. И человеческий фактор на поверку оказывался определяющим.

Так, возчики должны были уметь не только нахлестывать лошадей на горных подъемах, но и включать — в нужный момент — мозги. Им часто приходилось оставлять нелегальный товар на постоялых дворах, где-нибудь на окраине очередного французского города, прежде чем везти свой основной груз на пункт таможенного досмотра и в городской центр. Этот маневр требовал хороших отношений с хозяевами гостиниц, а кроме того, умения рассчитать время прибытия так, чтобы агенты, отвечавшие за следующий этап доставки, могли забрать товар. На таких мастеров своего дела, как Жан Эби или братья Мартен из Сен-Сюльписа, которые считались самыми надежными расторопными возчиками в Валь-де-Травер, можно было полностью положиться: они выполнят все данные им указания и в нужное время прибудут в нужную точку. В качестве промежуточной остановки часто использовался Круа-Русс под Лионом, где возчики сгружали книги под внимательным присмотром некоего Тевене, хозяина постоялого двора «У трех склянок». Но сколь бы рьяно STN ни побуждало своих агентов подбирать именно таких исполнителей, его грузы зачастую приходили не вовремя и в поврежденном виде из‐за людей, подобных Гюзе, возчику, известному своей «непростительной безответственностью»³³.

Даже Жан-Франсуа Пион, переправлявший в районе Понтарлье самое большое количество грузов, был известен тем, что у него регулярно случались какие-то накладки. Однажды он отослал бочку квашеной капусты по ошибочному адресу в Лионе, и капусту съели прежде, чем ошибку удалось отследить и исправить. В другой раз он отправил короб книг в Нант вместо Ренна, промахнувшись на шестьдесят две мили. И тем не менее у него была самая лучшая конюшня во всей Верхней Юре. Он мог предоставить своих собственных возчиков и упряжки в три или в пять лошадей, которые в зимний период запрягались в сани. Его конкурентам, братьям Мёрон и Жонасу Филлипену из Сен-Сюльписа, приходилось нанимать в качестве возчиков местных крестьян с их лошадьми и подводами — горцев с ветхозаветными именами вроде Жонас Луи Матей, Исаак Бове или Абрам Жанреветель, — но весной этот источник иссякал, потому что лошади были нужны под пахоту. То же самое происходило и в так называемый «сырный сезон» (сентябрь–октябрь), когда книги отходили на второй план, уступая место куда более востребованному местному продукту³⁴. В разгар зимы снежный покров на горных перевалах мог достигать трех футов в глубину, и крестьяне старались держаться поближе к домашнему очагу. Застряв в снегах где-нибудь посреди Валь-де-Травер, возчик вполне мог бросить телегу на произвол судьбы, отпрячь лошадей и отправиться с ними домой. Условия были настолько трудными и непредсказуемыми, что братья Мёрон были попросту не в состоянии гарантировать доставку груза строго к указанной дате. Временные ограничения, закрепленные в контракте, где оговаривались штрафы за их несоблюдение, для некоторых типов контрабандной доставки были крайне значимы, поскольку агент по доставке должен был знать, когда именно ему надлежит встретиться с возчиком на пригородном постоялом дворе. Пион отправлял воз в Нёвшатель раз в неделю и брался доставить книги из Нёвшателя в Лион за пятнадцать дней, по 4 ливра и 10 су за сто фунтов; позже он поднял цену до 5 ливров, снизив при этом время доставки до двенадцати дней. Может, соображал он и не слишком быстро, но у него были лошади. Мёроны, люди намного умнее него, зачастую проигрывали ему в конкурентной борьбе за контракты с STN, поскольку им приходилось организовывать доставку от своей штаб-квартиры в Сен-Сюльписе. Пока фургоны Пиона совершали регулярные рейсы до Лиона и обратно, Мёронам оставалось только стенать из‐за отсутствия собственных конюшен и несговорчивости людей, которых им приходилось нанимать: «Возчики диктуют нам свои условия»³⁵.

Подобного рода конкуренция, осложненная личной неприязнью и даже враждой, существовала повсюду. Так, например, на южных отрогах Юры в переправке книг через границу доминировала фирма, которой владели Николь и Гайяр, со штаб-квартирой в Ниоме, на Женевском озере. Николь и Гайяр работали с женевскими издателями вроде Жана-Франсуа Бассомпьера, и когда у STN возникли сложности со страховщиками, выразили готовность прийти на помощь. Но сами они контрабандой не занимались, да и условия у них были не лучшие: шесть ливров с сотни фунтов за доставку книг из Нёвшателя в Лион и без каких бы то ни было обязательств по срокам. Однако у них работал один предприимчивый служащий, Жан-Жак Монтандон, который в 1771 году уволился, с тем чтобы основать собственное агентство по доставке. В письме, которое он разослал всем клиентам своих бывших работодателей, говорилось, что за девять лет тяжелой и плохо оплачиваемой — 366 ливров в год — работы он всесторонне овладел этим ремеслом и готов оказывать услуги самого высшего качества. Конечно, бывшие наниматели обвинили его в предательстве. Однако они сами отказались дать ему долю в предприятии, так что он был свободен поступать так, как ему заблагорассудится, поскольку уже приобрел права горожанина (bourgeois). «Только монарх обладает властью сказать: „Я желаю воспрепятствовать делу, которое начал такой-то, и пренебречь правами человека, издавая указ о том, что никто не может открыть предприятие, наносящее мне ущерб“». Он писал, что не мог обеспечивать семью, получая 366 ливров в год. Он попросту разорился бы, если бы жена не помогла ему деньгами. Что же касается его бывших нанимателей, то он «вел тамошние дела как хозяин, а не как служащий… Судите сами, господа, был ли я так уж неправ, уволившись в 40 лет, чтобы начать собственное дело»³⁶.

В этих словах выражает себя предпринимательский дух. Но одной только предприимчивости было недостаточно для того, чтобы одолеть существовавшую на французской границе барочную систему налоговых откупов и политически мотивированных таможенных запретов. В ответ на предложение Монтандона STN поинтересовалось, сможет ли он провозить через bureaux d’ entrée книги таким же образом, как это раньше делал с набивными ситцами. Монтандон прощупал почву, переговорив с морезским таможенником по фамилии Жане, «достойным человеком и моим близким другом. Но все же он контролер, и я не могу давить на него слишком сильно»³⁷. Жане отказался пропускать грузы от STN через свою станцию без некоторого — пусть минимального — досмотра. Так что Монтандон обратился к другому своему другу в Морезе, по фамилии Шарбонне, который прекрасно разбирался в таможенных делах и к тому же был на дружеской ноге еще с одним человеком в Оксонне, а тот, в свою очередь, имел возможность переправлять ящики с поддельными таможенными печатями во внутренние районы Франции. Кроме того, в Морез должен вскоре прибыть новый таможенный служащий, и Монтандон немедленно свяжется с ним, «чтобы понять, под какую музыку он пляшет»³⁸. К сожалению, эпидемия конфискаций, постигшая вскоре после этого торговлю тканями, привела французских таможенных чиновников в состояние повышенной бдительности и сорвала дружеские договоренности по переправке книг. Монтандон объехал все пропускные пункты, но так и не сумел обзавестись союзниками среди тамошних buralistes и в конце концов оставил идею о дополнительных контрабандных доходах, хотя и продолжал в дальнейшем успешно конкурировать со своими бывшими хозяевами, Николем и Гайяром, в области законной торговли.

Похожую историю можно рассказать и об Оливе, агенте по доставке грузов из Уши, который, благодаря одному из своих местных друзей, на время открыл канал переброски грузов через Пон-де-Бовуазен, а затем сам же этот канал и перекрыл из‐за возросшей настороженности таможенных чиновников. Он перебежал дорогу Секретану и Де ла Севру, самым крупным агентам по доставке в Уши, и те нанесли ответный удар, напомнив STN, что их фирма только что взяла в дело нового партнера, чья жена была родом из Нёвшателя. Такого рода аргументы имели достаточно серьезный вес (хотя и не настолько серьезный, чтобы начинать говорить о скидках), поскольку торговля держалась на доверии, а на последнее прежде всего имело смысл рассчитывать со стороны друзей и родственников. Отсюда постоянные ссылки на личные отношения в сугубо деловой переписке. У Мёронов есть друг в Дижоне, свечник по фамилии Нюбла, который знает, как можно провезти груз, минуя палату синдиков. Бертран получает сведения о том, что у Конте, книготорговца из Бурк-ан-Бреса, в Бельфоре живет брат, у которого есть друзья в Безансоне, а те, в свою очередь, могут обеспечить нелегальный ввоз книг в этот город. Еще один маршрут на Безансон открывается благодаря зеленщику по фамилии Мийаво, поскольку тот помогает своему другу, книгопродавцу Шарлю-Антуану Шарме, подделывать таможенные квитанции, тогда как сам Шарме состоит в дружеских отношениях с одним инспектором, который питает слабость к «философским книгам».

Иначе говоря, дружеские связи значили не меньше, чем иные преимущества в конкуренции между главными соперниками, и каждый старался склонить чашу весов в свою сторону, налаживая необходимые контакты. Если от связей зависела даже легальная торговля, то нелегальная требовала связей особо прочных — в каждой из ключевых точек в системе распространения товара. Братья Мёрон, пытаясь продать свои услуги STN, сформулировали это следующим образом: «С надежными друзьями для вас нет ничего невозможного»³⁹. Со своей стороны, уже STN, запрашивая своих корреспондентов о тех или иных услугах, ничуть не скрывало того, что «рука руку моет».

Впрочем, для того чтобы поддерживать идущий во Францию непрерывный поток запрещенных книг, издателям приходилось полагаться на что-то более надежное, чем добрая воля и ситуативно возникшие договоренности. «Нам нужен устойчивый вариант», — пояснило STN братьям Мёрон в ходе переговоров о доставке книг⁴⁰. Как и было сказано выше, таким вариантом стала «страховка», которая превратилась в один из самых значимых элементов деловой стратегии STN после 12 июня 1783 года, когда граф де Вержен, французский министр иностранных дел, издал указ, согласно которому все ввезенные из‐за границы книги подлежали проверке в парижской палате синдиков, прежде чем продолжить свой путь к месту назначения. Эта мера ввергла провинциальную книжную торговлю в полный хаос. И дело было не только в том, что расходы на доставку выросли до величин совершенно непредставимых, если только речь не шла о книгах, которые и так везлись в Париж. Отныне гильдия парижских книготорговцев получала возможность тщательно выискивать пиратские издания в каждой партии товара, поступавшего от ее исконных врагов — заграничных пиратских издательств.

Столкнувшись с этой ситуацией, STN тут же начало интересоваться у своих постоянных корреспондентов из приграничных районов: не видят ли они возможностей для того, чтобы организовать новую страховую операцию. Франсуа Мишо из Ле-Веррьер, человек, время от времени бравшийся за переброску книг через границу, порекомендовал Иньяса Февра, книготорговца из Понтарлье, и Февр тут же вступил с STN в настолько активную переписку, что она заслуживает отдельного внимательного изучения, поскольку представляет собой невероятно богатый источник информации и о том, как складывалась карьера контрабандиста, и о контрабанде как «страховом» предприятии. По словам Мишо, Февр недавно нанял носильщика, у которого сложились превосходные отношения с начальником пограничного патруля. Порядочная взятка приведет к тому, что патруль не обнаружит в грузе ничего предосудительного, при том что возчики Февра могут переправлять из Ле-Веррьер в Понтарлье целые подводы книг. К несчастью, цена на эти услуги была запредельно высокой: в три раза больше, чем стоимость нормальной доставки из Швейцарии в Париж. Однако Февр мог помочь еще и с наймом носильщиков, которые по ночам горными тропами станут перебрасывать книги через границу; а когда товар окажется в безопасности, на его складе в Понтарлье, он сможет отправлять его дальше под видом обычных внутренних перевозок. Эта дальнейшая отправка требовала еще одной хитрости. Февр должен был собрать стопки в тюки по 150 фунтов и более, пометить их как книги (libri) и подписать прилагаемую к ним накладную (lettre de voiture), тем самым приняв на себя ответственность за их содержимое и подстраховавшись от внезапных проверок, которые могли устраивать дорожные агенты Генерального откупа. Понятно, что нельзя было избежать досмотра со стороны чиновников из гильдии книготорговцев, расположенной ближе прочих к месту назначения, но у Февра были свои способы решить и эту проблему; к тому же, как в STN уже знали по собственному опыту, книготорговцы из провинциальных гильдий зачастую с готовностью шли навстречу иностранным издательствам, только чтобы насолить парижанам.

Самая трудная часть пути была связана с пересечением границы. Носильщики с готовностью брались доставить практически любой груз, за исключением нескольких книг, которые находились под совсем уже строжайшим запретом (вроде антирелигиозного «Трактата о трех самозванцах»⁴¹ или пасквиля под названием Anecdotes sur Mme la comtesse du Barry⁴², содержавшего острые нападки на королевский двор) и которые они считали настолько опасными, что оплата оправдывала риск. Если STN давало гарантию, что груз не содержит ничего, кроме пиратских изданий безобидных книг, носильщики брались доставить его в Понтарлье из расчета 12 ливров за сотню фунтов — и, важнейшая деталь, бесплатную выпивку на постоялом дворе в Ле-Веррьер, прежде чем они отправятся в сторону границы. Мишо был бы рад помочь, но он мог выступить исключительно в роли агента по доставке. Для того чтобы обустроить это дело, «Обществу» нужно было достичь соглашения непосредственно с Февром. Фактически речь шла об отправке к нему в магазин одного из своих клерков, чтобы тот, выдавая себя за работника магазина, мог координировать контрабандную доставку⁴³.

Рекомендательных писем к Февру нёвшательцам не требовалось. Они имели с ним дело уже не первый год. В январе 1771 года они следующим образом охарактеризовали его в письме к своим парижским корреспондентам: «Человек очень пронырливый и предприимчивый, у которого, впрочем, ничего нет, кроме его познаний и хитростей»⁴⁴. Февр провел некоторое время в Нёвшателе в качестве наемного работника в одном из книготорговых предприятий — возможно, у семейства Фош, с которым, судя по всему, он оставался в близких дружеских отношениях, — и затем открыл собственное дело: книжный магазин в Понтарлье. Его первые заказы у STN свидетельствуют о желании нажиться на livres philosophiques, в особенности на атеистической Système de la nature⁴⁵ д’ Ольбаша, которую он заказывал несколько раз. Помимо д’ Ольбаша, в число его неподцензурных любимчиков входили вольтеровские Questions sur l’ Encyclopédie⁴⁶, L’ An deux mille quatre cent quarante Мерсье⁴⁷ и «Девушка для утех» (La Fille de joie), перевод написанного в 1749 году эротического романа Джона Клеланда «Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех». Есть серьезные сомнения в том, что все эти книги он продавал в Понтарлье. Насколько можно судить по обрывочным замечаниям в письмах самого Февра, его местная клиентура предпочитала благочестивые трактаты⁴⁸. Население Понтарлье составляло около трех тысяч человек, и там не было сколько-нибудь значимых культурных институций. Городок жил доходами от франко-швейцарской торговли и не слишком разнообразного местного производства: бумага, древесина, сыр, железо плюс продажа лошадей-тяжеловозов местной франш-контийской породы. Письма Февра свидетельствуют о том, что он продавал книги другим книготорговцам — в Дижоне, Безансоне и Нанси, — вероятнее всего, просто потому, что у него была возможность снабжать их запрещенной литературой. Понтарлье он должен был прежде всего рассматривать как базу, которая позволяла ему выступать в роли посредника между швейцарскими издателями и розничными торговцами в Восточной Франции. И дело он вел отнюдь не на широкую ногу. Он часто наведывался на сельские ярмарки и постоянно был в пути, хватаясь за любую подвернувшуюся возможность, а с магазином в это время управлялась жена. Она же вела корреспонденцию, пока его не было дома, и, судя по всему, неплохо разбиралась в бухгалтерии и, шире, в том, как вести дела.

На этой почтовой открытке, вероятно, 1930‐х годов запечатлены контрабандисты, переносящие поклажу через франко-швейцарскую границу. Хотя фото почти наверняка постановочное, оно свидетельствует о том, что этот промысел не был задушен на протяжении двух столетий с того времени, как STN использовало швейцарских крестьян, чтобы переносить книги «Общества» на тайные склады во Франции

Контрабандные схемы Февра прекрасно работали на протяжении 1770‐х годов. Владелец постоялого двора в Ле-Веррьер по фамилии Жанне держал на швейцарской стороне границы склад, а Мишо помогал нанимать носильщиков и подкупать таможенных чиновников. Семейные связи существенно облегчали дело в Безансоне и особенно в Понтарлье, где заместитель инспектора (subdélégué) согласился не обращать внимания на то, что Февр привозил в город. В сентябре 1771 года Февр начал осуществлять разовые перевозки контрабанды для STN. Документально закрепленных страховых услуг он не предоставлял, но обещал безопасную доставку товара: «Не беспокойтесь за судьбу этих книг… Вообще ни о чем не беспокойтесь». Брал он не так уж много — 12 ливров за сотню фунтов, а носильщикам платил и того меньше. Они забирали пачки книг на постоялом дворе у Жанне и перебрасывали их на тайный склад Февра в Понтарлье за 25 су в день — обычная дневная плата неквалифицированного рабочего в Париже, а кроме того, получали обязательную крепкую выпивку. Один из первых тюков весил 109 фунтов, и они возражали: ноша в расчете на одного человека была слишком велика. В конечном счете им удалось заставить Февра снизить вес поклажи до 60 фунтов — и до 50, если на тропе лежал снег. По словам Февра, это были завсегдатаи кабаков в верхних долинах Юры и в большинстве своем особого доверия не заслуживали. Он жаловался на то, что ему приходится иметь дело с «жалкими пропойцами», которые требуют слишком много денег и слишком громко говорят о своей работе, когда приходят за выпивкой на постоялый двор Жанне⁴⁹. Ходили слухи, что Генеральный откуп подсылает шпионов в распивочные заведения на швейцарской стороне, так что в конце концов Февр перенес базу предприятия в Ле-Веррьер, в дом некоего Монтодона. Его так ни разу и не поймали.

Впрочем, больших денег он тоже не заработал. Контрабанда была для него побочным источником дохода, а основное предприятие, легальная книготорговля, все глубже вязло в долгах. Не будучи в состоянии платить по векселям, которыми расплачивался с агентами своих поставщиков, таких как STN, он торговался и ссорился с кредиторами. В 1771 году у него началась судебная тяжба с Шарлем-Антуаном Шарме, хозяином самого значительного книжного магазина в Безансоне, а в переписке с «Обществом» он то и дело вступал в пререкания относительно той суммы, которую задолжал издательству. Угроза судебного преследования возникла и здесь, и для того, чтобы хоть как-то заставить его выплатить недостающее, издательство отказалось отправить ему последние два из девяти томов «Вопросов к „Энциклопедии“», за которые он уже заплатил и которые были очень ему нужны, поскольку без них он сам не мог получить деньги с клиента.

В январе 1772 года Февр объявил себя банкротом — то есть отнес сведенный бухгалтерский баланс к судебному приставу и приостановил платежи по долгам, тем временем пытаясь договориться с кредиторами и продолжая вести дела, насколько это было в подобных условиях возможно. Владельцы STN наняли адвоката в Понтарлье, пытаясь довести дело до суда, но Февр прислал им письмо, в котором нахально заявил, что взыскать с него не получится даже суммы на покрытие судебных издержек, даже если STN выиграет процесс. Ведь в этом случае он будет писать апелляцию за апелляцией и подвесит дело на веки вечные. Как он заметил в более позднем письме: «Не стоит слушать адвокатов и судейских чиновников, у которых главная забота — вытянуть деньги и втравить обе стороны в запутанные процессуальные действия, конца которым вы не увидите никогда».

Но главным было другое обстоятельство: «Обществу» нечего было у него конфисковать. Как и некоторые другие полуподпольные дельцы, которые не сумели рассчитать возможные риски, он заранее устроил своего рода развод, известный как «раздел телесный и имущественный», для того чтобы сохранить ту собственность, которой жена владела до вступления в брак. «Решение, которого она добилась, защитило меня от всех претензий со стороны кредиторов, — написал он в STN, — поскольку ни мебели в достаточном количестве, ни товаров, которые можно было бы взять в счет уплаты долга, у меня теперь нет. Вам следует принять это во внимание и не идти на риск потерять всю ту сумму, которую вам должны». Тем временем жена Февра продолжала заниматься торговлей и даже ездила — самостоятельно — с продажами по другим городам. Проиграв процесс в суде низшей инстанции, Февр и в самом деле подал апелляцию, а STN, как он и предупреждал, вынуждено было платить серьезные судебные издержки; в конце концов, по прошествии десяти лет, стороны согласились на мировую.

К середине 1783 года, через пять лет после путешествия Фаварже, «Общество» выразило готовность возобновить отношения с Февром, поскольку нуждалось в услугах опытного контрабандиста. Указ Вержена от 12 июня 1783 года породил такой жестокий кризис в книжной торговле, что STN больше не имело возможности рассчитывать только на случайные договоренности с теми или иными агентами по доставке, чтобы отправлять товар на французский рынок. Ему требовался профессиональный страховщик, пусть даже и прошедший через процедуру банкротства, так что осенью 1783 года «Общество» снова стало работать с Февром. После нескольких пробных доставок он выстроил надежную систему контрабанды и 23 января 1784 года подписал официальный договор со служащим STN, который проезжал через Понтарлье в качестве агента по продажам, представлявшего интересы своей фирмы. Ключевой пункт договора гласил: «Я, нижеподписавшийся [Иньяс Февр], гарантирую Типографическому обществу Нёвшателя в Швейцарии, что буду забирать все тюки с книгами, посылаемые г-ну Франсуа Мишо в Ле-Веррьере, а затем в течение двух месяцев доставлять их в Понтарлье за собственный счет и на свой страх и риск, получая по 15 французских ливров с сотни фунтов».

Февр должен был снять складское помещение в Понтарлье специально для того, чтобы хранить тюки с книгами, пока не подвернется возможность отправить их дальше, а в накладной ставить собственную подпись, чтобы в том случае, если груз столкнется во время этого, внутреннего, этапа перевозки с какими-то трудностями, вся ответственность лежала на нем самом. Впрочем, STN обязывалось не пересылать этим маршрутом книги, запрещенные строжайшим образом, за исключением пиратского (и расширенного) издания Description des arts et métiers⁵⁰, за которым французские власти охотились особенно рьяно (к чему их побуждал законный парижский правообладатель, Никола-Леже Мутар). Февр согласился заниматься доставкой «Описания» по особой таксе в 18 ливров за сотню фунтов. Издательство нанимало его же и для всех своих обычных перевозок, происходивших с получением таможенных квитанций, так что при случае он мог использовать легальные поставки в качестве прикрытия для поставок нелегальных. Если какие-то книги конфисковались, он должен был выплатить их полную стоимость в течение года. Страховые услуги, о которых издательство договорилось с Февром, в точности соответствовали соглашению, подписанному между STN и еще одним «страховщиком» по фамилии Гийон в 1772 году в отношении контрабандных перевозок в районе Клерво-ле-Лак. Судя по деловому тону, в котором выдержаны оба договора, они дают нам типичную картину контрабандной деятельности, по крайней мере в ее наиболее профессиональной форме, в качестве долговременного, тщательно продуманного предприятия.

Впрочем, в одном отношении страховка 1783 года отличалась от страховки 1773 года, поскольку указ Вержена от 1783 года более не позволял считать дело сделанным, если книги пересекали франко-швейцарскую границу. Февру предстояло принять меры еще и для обеспечения второй части маршрута, той, что вела от его склада в Понтарлье до конечных пунктов назначения в различных французских провинциях. Как уже было сказано, он вкладывал пачки книг, доставленные через границу носильщиками, в тюки, помеченные словом libri, после чего заполнял и подписывал накладную, так чтобы они проходили по ведомству внутренних перевозок и, следовательно, не было необходимости отправлять их в Париж в сопровождении с приложением квитанции (acquit à caution). Груз подлежал проверке в лионской или безансонской палате синдиков, однако Февр с помощью STN нашел в обоих городах надежных людей, способных решить вопрос с этой формальностью. К концу 1783 года он свел воедино все этапы такой страховой операции. Вопрос теперь был только в том, как созданная Февром сеть станет работать на практике.

Первым делом, оказалось непросто отыскать непьющих и заслуживающих доверия носильщиков и убедить их в том, что STN будет поставлять пиратские издания и никакой запрещенной литературы. (На самом деле, невзирая на оговоренные в контракте условия, STN использовало Февра для переброски своих самых опасных книг.) В конце концов он заверил STN, что подобрал надежную команду. Он знал несколько троп в обход пограничного пункта во Фрамбуре и во время первой, пробной переправки лично сопровождал носильщиков. Затем он стал смягчать суровость местных чиновников из Генерального откупа. Переговоры длились месяц, но в итоге Февр добился их согласия — за немалые деньги. Фиксированная такса в 8 луидоров (192 ливра) должна была выплачиваться им за то, что они не будут замечать его носильщиков, при условии, что те за раз будут доставлять не более 60 тюков. К несчастью для Февра, носильщики тоже оказались людьми достаточно ушлыми. Вместо поденной платы в 25 су они требовали теперь по 15 ливров с сотни фунтов плюс выпивка. «Можете отправлять мне все, что сочтете достойным срочной доставки, пока не пошли снега», — писал Февр в STN осенью 1783 года, которая выдалась долгой и теплой. Все эти договоренности стоили денег: «Мне придется выставить этим носильщикам вина и отдать 8 луидоров тем, с кем я договорился на той стороне, — пояснил он, имея в виду взятки людям из Генерального откупа. — Но за эти 8 луи я смогу проносить по 50–60 тюков и даже больше».

Тем самым Февр настаивал на увеличении собственных расценок, что вызвало очередные прения между ним и STN, пока наконец в феврале 1784 года не был достигнут компромисс. К тому времени Февр уже занимался контрабандной доставкой товара для других издателей, включая несколько издательских домов из Лозанны и Берна. Наполнив во Фрамбуре не один карман, он получил контроль над несколькими пограничными переходами, а затем еще и разработал новую технику сокрытия груза, предназначенного для провинциальных городов: прятал его в тюках, отправляемых в Париж.

К апрелю сколько-нибудь глубокого снега на перевалах почти не осталось. Носильщикам эти переходы по-прежнему давались нелегко, но однажды ночью они перебросили через границу целых шесть партий, еще шесть следующей ночью — и до конца месяца еще полдюжины. Тропы оставались настолько труднопроходимыми, что они передали вниз просьбу еще раз уменьшить вес поклажи — до сорока, максимум до шестидесяти фунтов на человека. К концу мая снег исчез совсем, а вместе с ним и некоторые из носильщиков, поскольку настало время весенней пахоты. Но Февр по-прежнему нанимал достаточно рабочей силы для того, чтобы обеспечить непрерывный поток поставок в Безансон, Лион, Труа и Реймс. Трудности, конечно, возникали на каждом шагу, но система работала. Работала до тех пор, пока не пришла беда. В начале августа 1784 года чиновники с фрамбурской пограничной станции перехватили пять тюков livres philosophiques, в которых среди прочего оказались бунтарские и порнографические книги Оноре Габриэля Рикети, графа де Мирабо. Шли они от «Фош-сын старший и Витель» (Fauche fils aîné et Witel), фирмы, основанной в Нёвшателе зятем Самюэля Фоша, Жереми Вителем, и его же старшим сыном, Жонасом. Рассорившись с Фошем-старшим, они открыли собственный книжный магазин и, последовав его примеру, стали печатать запрещенные книги. Мирабо в этом жанре являлся фигурой ключевой. В 1775 году, будучи заключенным в Шато де Жуа, который высился над границей невдалеке от Фрамбура на Юрской вершине в 3024 фута над уровнем моря, он тайком опубликовал Essai sur le despotisme⁵¹ — у Фоша-старшего. В 1782 и 1783‐м Фош-младший и Витель соответственно выпустили в свет его Des lettres de cachet et des prisons d’ Etat⁵² и Erotika Biblion⁵³. Но контрабандная доставка у них была налажена плохо, а конфискация груза вызвала такой скандал, что маршрут через Фрамбур функционировать перестал.

Февр ко всей этой истории не имел никакого отношения, и тем не менее, по его собственным словам, «многие люди досадуют даже и на меня, хотя ни в каком возможном отношении я в этом деле не виноват». Он писал, что чиновники Генерального откупа теперь «начеку день и ночь». Единственное, что оставалось, — приостановить все операции. Носильщики не соглашались идти через границу ни на каких условиях, а «в Ле-Веррьер теперь полно шпионов и других негодяев, которые сдают людей за деньги». Книги STN, с его точки зрения, не были теперь в безопасности на складе у Мишо, даже в Ле-Веррьере, на швейцарской стороне границы, так что он приказал своим людям перенести их в потайное место на вершине горы. Там они и оставались до конца октября, когда страсти улеглись, и Февр достиг нового соглашения со своими друзьями из Генерального откупа (Ferme). Удалось ему договориться и с некоторыми из прежних носильщиков, в основном за счет дополнительной выпивки. Подкрепившись лишней дозой спиртного, носильщики легко справлялись с доставкой груза; агенты Ferme, ободренные увеличившимися взятками, старались их не замечать; и к ноябрю система опять работала как часы.

Однако летний простой сказался на финансовых обстоятельствах Февра. Он уже не мог прибегнуть к мошенническим схемам, вроде фиктивного развода с женой. Жена, кстати сказать, тоже работала изо всех сил и даже отправлялась вместе с дочерью в дальние поездки, чтобы уладить дела с книгопродавцами во Франш-Конте. Отвечая на весьма настойчивые требования STN уплатить долги, Февр умолял об отсрочке: «Носильщики держат меня в заложниках. Они вынудили меня увеличить оплату до 6 денье за фунт, и прибыли у меня не остается вообще никакой, с учетом тех сумм, что я вынужден платить людям, которые делают мне одолжение». В последнем случае речь, конечно же, шла о представителях Генерального откупа.

Часть взяток шла receveur, начальнику таможенной станции во Фрамбуре по фамилии Сент-Андре, и его коллеге, который занимал аналогичную должность на другом пропускном пункте Ferme, неподалеку от Понтарлье. Февр был хорошо знаком с ними обоими. Чтобы втереться к ним в доверие, он попросил STN выслать им по экземпляру переводного шеститомного романа Фанни Берни «Сесилия, или Мемуары наследницы»⁵⁴. Вдобавок к этому STN расщедрилось на две бесплатные подписки на свой Journal helvétique⁵⁵. Обе предназначались самому Сент-Андре, и в сопроводительном письме Остервальд особо указал, что это — подарок в знак благодарности за оказанные услуги: «Мы шлем Вам, сударь, тысячу благодарностей за ту любезность, которую Вы изволили выказать в отношении книг, что следуют от нас и проходят через вверенную Вам таможню». Несколько месяцев спустя, когда заново налаженная система контрабандной доставки заработала с прежней эффективностью, Февр запросил два экземпляра De l’ administration des finances⁵⁶ Жака Неккера, швейцарского банкира, который исполнял обязанности министра финансов Франции при Людовике XVI с 1776 по 1781 год. Ему вскоре предстоит обедать с Сент-Андре, пояснил Февр, а потому необходим соответствующий подарок. В крохотном мирке между Понтарлье и Фрамбуром все люди, принадлежавшие к образованной элите, прекрасно знали друг друга и читали одни и те же книги, вне зависимости от того, занимались они продажей этих книг или их конфискацией.

Для того чтобы обезопасить себя от тайных агентов Генерального откупа и одновременно успокоить носильщиков, успевших рассориться с Мишо, Февр перенес швейцарскую часть операции из Ле-Веррьер в Сен-Сюльпис, задействовав в качестве своих новых агентов старых конкурентов Мишо, братьев Мёрон. Параллельно с усовершенствованием прежней системы он разработал еще одну, построенную на другом маршруте. Маршрут был «безопасным, надежным» и пригодным для больших возов, хотя лошадей следовало подбирать сильных, поскольку дорога шла через высокогорье. И значит, вместо того чтобы складывать книжные листы в пачки по 50–60 фунтов, STN могло высылать их в тюках весом от 200 до 400 фунтов. (При случае издательство «забывало» о необходимости ограничивать вес груза, и Февр протестовал в ноябре 1784 года: «Один человек не в состоянии нести поклажу в 110 фунтов».) Теперь STN могло вернуться к упаковке в более привычные тюки, а Февр — обойтись без носильщиков. Единственной головной болью был снег, который в феврале 1785 года лежал слоем более трех футов, что делало дороги непроезжими. «Ни один возчик не осмелится ехать по ним на санях», — писал Февр. Горные дороги вышли из строя до конца апреля, и все это время STN отправляло во Францию как вполне легальные, так и пиратские книги (спрятанные в тюках между легальными) через таможенные пункты в долинах, получая там квитанции.

Значительная доля этих грузов шла через Пиона, который брал за доставку меньше, хотя по-прежнему отказывался браться за промысел страховщика-контрабандиста. Февр планировал зарезервировать за собой весь грузопоток STN, играя двойственную роль агента по доставке через таможню и «страховщика» (commissionnaireassureur), и снял складское помещение, в котором можно было размещать большое количество книг перед их переправкой через границу. Его контракт с STN и в самом деле закреплял за ним преимущественное право на перевозки во Францию. Особенно он нуждался в таможенных квитанциях, поскольку благодаря им он скрывал нелегальную литературу, которую перевозил для других издателей. Из его писем следует, что он, как и другие агенты по доставке, вроде лионца Жака Револя, вкладывал стопки запрещенных книг в большие тюки с книгами, которые власти не считали для себя опасными. Благодаря своим связям с таможенными чиновниками, Февр мог перепаковывать тюки в Понтарлье, прямо перед тем как они запечатывались; владельцам книжных магазинов, заказавшим через него доставку, оставалось придумать, как изъять нелегальные книги в нужный момент из тюков — или как сделать так, чтобы палаты синдиков не обращали на них внимания.

В ответ на все более и более резкие жалобы Февра на то, что издательство не выполняет условий соглашения, «Общество» предъявляло претензии в несоблюдении сроков поставок. Он отвечал, что старательно следовал графику на протяжении всего 1774 года, а в начале 1775‐го вынужден был задержать несколько операций по переброске только из‐за сильных снегопадов. Если объемы поставок будут недостаточно большими, настаивал он, его страховая операция лишится всякого смысла. Ему больше нет никакого проку от склада, который он снял за 33 ливра в год. Если STN не заплатит оставшуюся часть аренды, написал он 15 августа 1775 года, ему придется разорвать контракт, и они перестанут сотрудничать между собой.

Тогда STN полностью прекратило отправлять Февру книги. Само столкнувшись с финансовыми трудностями, оно вынуждено было резко сократить издательскую деятельность. Его счет был закрыт в январе 1776 года, издательству досталась скромная сумма в 300 ливров. Насколько можно судить из последних писем, хранящихся в его досье, книготорговое предприятие Февра продолжало существовать и после того, как он перестал возить контрабанду для STN. Фиктивная процедура развода не мешала его жене активно сотрудничать с ним вплоть до конца 1780‐х годов — как и дочери, успевшей к этому времени повзрослеть. Есть основания полагать, что контрабандой в интересах других издательств он занимался вплоть до 1789 года, сочетая «страховые» операции с обычной ловкостью рук при таможенном досмотре на пропускных пунктах.

Точно так же как Фаварже дает нам представление о типичных функциях торгового представителя, Февра можно рассматривать как образец контрабандиста. По его истории видно, как работавший в сфере книжной торговли мелкий предприниматель из маленького городка мог сводить концы с концами, если городок этот находился в серой зоне возле восточной французской границы. В ходе своего тур де Франс Фаварже всего на несколько дней в 1778 году, проверяя на месте, как функционируют каналы STN на французской границе, соприкоснулся с обстоятельствами этой истории и еще нескольких других, также имевших место в Верхней Юре. Перед ним стояло множество иных задач на следующих этапах его пути, и эти задачи имели отношение к огромному количеству других историй, каждая из которых была глубоко индивидуальной, при том что все они сплетались воедино как части общего предприятия по доставке книг читателям в этот весьма непростой период французской истории.

Примечания

20

Королевские эдикты, регулировавшие грузовые перевозки, требовали, чтобы при гужевой перевозке (roulage) вес каждого места составлял как минимум 50 фунтов. Обычный французский фунт (livre, poids de marc) в те времена равнялся 489,5 грамма, то есть составлял приблизительно половину килограмма. Перевозчики считали сотнями фунтов, или квинталами, каждый примерно по 45,4 кг. Фургоны, как правило, представляли собой очень прочные четырехколесные сооружения, в которые впрягали минимум по две лошади в каждый, и общий вес груза на одном возу зачастую доходил до 5000 фунтов. См.: J. Letaconnoux. Les transports en France au XVIII^e siècle // Revue d’ histoire moderne et contemporaine (1899–1914), p. 11; (1908–1909), p. 97–114. Данные, приведенные Летаконну, подтверждаются сотнями писем, отправленных в адрес STN агентами по доставке, которые на свои деньги нанимали возчиков и отчаянно торговались за каждый истраченный грош.

21

Метка представляла собой не адрес доставки, но скорее аббревиатуру с общей информацией, которая не только проставлялась на упаковке тюка, но и обозначалась в lettres d’ avis и lettres de voiture, а также использовалась в бухгалтерских книгах. Так, например, тюк, маркированный «RP 85», был отправлен STN 29 марта 1779 года на адрес Риго и Пона, книготорговцев из Монпелье; тюк весил 200 фунтов и был 85‐м по счету, отгруженным STN в том году. См.: Livre de commission // STN archives, ms. 1019. Фотографии счетов и сопроводительных документов я уже публиковал ранее в статье, посвященной архивам STN. См.: Entre l’ éditeur et le libraire: Les étapes des ventes // La Société typographique de Neuchâtel 1769–1789. Actes du colloque Neuchâtel 31 octobre au 2 novembre 2002 / Ed. Robert Darnton and Michel Schlup. Neuchâtel: Éditions Attinger, 2005. P. 365–369.

22

Печатники заранее учитывали возможную замену défets и прикладывали к тиражу дополнительные листы, известные как chaperon. Размер этого запаса бывал разным, но в руководствах по типографскому делу говорится, что обычная практика предполагала добавку в процессе печати одной дести (main de passe) бумаги (двадцать пять листов) на каждую стопу или на две стопы (пятьсот и тысяча листов соответственно): S. Boulard. Le manuel de l’ imprimeur. Paris: Boulard, 1791. P. 72. Добавочные листы прежде всего должны были выполнять роль подстраховки на случай типографского брака, но одновременно служили и для того, чтобы удовлетворять жалобы клиентов на défets, возникшие по вине поставщика.

23

Полный отчет об этой афере можно найти в моей монографии: The Business of Enlightenment: A Publishing History of the Encyclopédie, 1775–1800. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1979; краткое изложение того же сюжета см. в статье: The Encyclopédie Wars of Prerevolutionary France на сайте robertdarnton.org.

24

Процедура, в которой были задействованы acquits à caution, упоминается в нескольких документах, связанных с книжной торговлей из собрания Национальной библиотеки Франции, в особенности: Fonds français 22079, no. 140, Mémoire. Renseignements sur les chambres syndicales et les moyens d’ en établir une à Besançon, June 11, 1773; а также: Fonds français 22081, no. 165, Mémoire donné à M. de Sartine le 10 novembre 1763. Впрочем, для того чтобы восстановить саму процедуру, я полагался на письма commissionnaires из архива STN.

25

Сложная природа приграничных зон, давным-давно ставшая излюбленной темой для антропологов, в последнее время стала привлекать и некоторых историков. См., например: Greg Dening. Islands and Beaches: Discourse on a Silent Land: Marquesas, 1774–1880 (Melbourne: Melbourne University Press, 1980) и Peter Sahlins. Boundaries: The Making of France and Spain in the Pyrenees (Berkeley: University of California Press, 1989).

26

Ламуаньон де Мальзерб, Гийом Кретьен (1721–1794) — директор Управления книготорговли в 1750–1763 годах, неоднократно президент Академии наук, впоследствии министр королевского двора, автор «Мемуаров о книготорговле» (Примеч. ред.).

27

Lamoignon de Malesherbes. Voyages des montagnes neuchâteloises en été 1778. Geneva: Editions Slatkine, 2011. P. 80.

28

Детальнее см. документы и статьи, размещенные на сайте в разделе «Посредники и контрабандисты». Экономический анализ «страховки» наряду с детальным разбором контрабандных практик на другом пограничном переходе см. в статье о Гийоне под названием «Посредники и контрабандисты», помещенной на сайте. Некоторые из моих ранних статей о книжной контрабанде оказались в конечном счете в научно-популярных изданиях, включая книгу, в которой я сам превратился в одного из контрабандистов: «Этот поток [запрещенных книг], разбегавшийся по многочисленным кафе и читательским кружкам, пополнялся целым сообществом контрабандистов и посредников. Одним из главных распространителей подрывной литературы был некий Роберт Дарнтон, издатель из Тьонвиля. Он сотрудничал с Типографическим обществом Нёвшателя, которое печатало газеты и скандальные памфлеты. В качестве прикрытия для своей незаконной деятельности Дарнтон публиковал и книги вполне невинные: альманахи, благочестивые брошюры и школьные учебники» (André Besson. Contrebandiers et gabelous. Paris: France-Empire, 1989. P. 207; цит. в: Dominique Varry. Pour de nouvelles approches des archives de la Société typographique de Neuchâtel // The Darnton Debate. Books and Revolution in the Eighteenth Century / Ed. Haydn T. Mason. Oxford: Voltaire Foundation, 1998. P. 235.

29

От братьев Мёрон, Филлипена и Февра, в STN, 13 февраля 1781 года (архив STN). Процесс анализируется на основе обширных досье братьев Мёрон, Жана-Франсуа Пиона, Франсуа Мишо, Анри Росселе и Иньяса Февра из архива STN. Письма Февра выложены на сайте.

30

Из множества французских chambres syndicales погашать acquits à caution до 1777 года имели право только в нижеследующих городах: в Париже, Лионе, Руане, Страсбуре, Нанте, Марселе, Бордо, Меце, Реймсе, Амьене, Лилле и Кале.

31

Франш-Конте, как и бóльшая часть Южной Франции, относилось к «провинциям как бы заграничным» (provinces réputées étrangères), и, следовательно, для того, чтобы доставить через него товары на центральные и северные рынки, приходилось платить транзитные пошлины. Но Эльзас и Лотарингия как «провинции, в действительности заграничные» (provinces traitées à l’ instar de l’ étranger effectif), облагались пошлинами еще более высокими. В силу особой привилегии Лион не уплачивал сборов с товара, идущего на север, в район, известный как Cinq Grosses Fermes. См.: F. Bosher. The Single Duty Project: A Study of the Movement for a French Customs Union in the Eighteenth Century. London: Athlone, 1964; а также P. M. Jones. Reform and Revolution in France: The Politics of Transition, 1774–1791. Cambridge: Cambridge University Press, 1995.

32

См. мою статью о «страховой» операции в Клерво-ле-Лак: Books and Border Crossings in the Age of Enlightenment, которая вскоре должна выйти в юбилейном сборнике в честь Ролана Мортье и Раймона Труссона и которую уже можно посмотреть на моем сайте robertdarnton.org.

33

От Мёрона в STN, 26 июня 1783 года.

34

От Мёрона в STN, 28 сентября 1778 года.

35

От Мёрона в STN, 22 апреля 1780 года.

36

От Монтандона в STN, 16 июля 1779 года.

37

От Монтандона в STN, 28 августа 1771 года.

38

От Монтандона в STN, 3 сентября 1771 года.

39

От братьев Мёрон в STN, 25 июня 1770 года.

40

От STN братьям Мёрон, 9 апреля 1776 года.

41

«Traité des trois imposteurs» — скандальная антирелигиозная работа, называвшая Моисея, Иисуса и Мухаммеда «тремя самозванцами» (Примеч. ред.).

42

«Анекдоты о госпоже графине Дюбарри» (1775) — памфлет оппозиционного журналиста Матье Пиданса де Миробера, направленный на дискредитацию королевского семейства и, прежде всего, покойного Людовика XV (Примеч. пер.).

43

От Мишо в STN, 30 октября 1783 года и 22 декабря 1783 года.

44

От STN к Сейяну и Ниону, 17 января 1771 года.

45

«Система природы, или Законы мира физического и нравственного» (1770), одно из ключевых материалистических и атеистических сочинений французского Просвещения (Примеч. пер.).

46

Многотомные «Вопросы к „Энциклопедии“», выходившие в первой половине 1770‐х годов. Самое объемное и во многом итоговое сочинение Вольтера (Примеч. пер.).

47

«Две тысячи четыреста сороковой год, Сон, которого, возможно, и не было» (1771), утопический роман Луи Себастьена Мерсье: путешествие по Парижу будущего, сконструированному согласно социально-философским представлениям просветителей.

48

От Февра в STN, 27 июля 1772 года. Бóльшая часть дальнейшего изложения основана на письмах Февра из архива STN, свериться с которыми можно на вышеуказанном сайте.

49

От Февра в STN, 4 октября 1783 года.

50

«Описание искусств и ремесел, исполненное под руководством господ из Королевской академии наук» — 113-томное серийное иллюстрированное издание in folio, публиковавшееся Французской академией наук с 1761 по 1788 год (Примеч. пер.).

51

«Опыт о деспотизме» (Примеч. пер.).

52

«О королевских ордерах на арест и о государственных тюрьмах» (Примеч. пер.).

53

Эротический трактат, написанный одновременно с порнографическим романом «Мое обращение, или Образцовый либертен» (1783) (Примеч. пер.).

54

Второй роман популярной английской писательницы Френсис Бёрни (1752–1840), опубликованный в 1782 году (Примеч. пер.).

55

Литературно-художественный журнал, выходил в Нёвшателе с 1738 по 1769 год (Примеч. пер.).

56

«Об управлении финансами Франции» (1874) — революционный для своего времени трактат Неккера, написанный им после выхода в отставку. Пользовался популярностью, необычайной для книг в таком жанре, было продано восемьдесят тысяч экземпляров.