Чёрная сиротка

Рия Дель

Человеческая алчность породила целый мир. Его населяют покровители, хранители и жестокая правящая власть.Одной из них становится Милдред Хейз. Ей суждено сокрушать фаугов.Плохая репутация, которую она приобретает в ходе обучения, и личность, которую окружающие видят в ней из-за Джюель, делают девушку мишенью.Теперь Милдред нужно пройти не только Испытания, но и добраться до пьедестала не разбитой. Когда всюду плетутся тайные заговоры, а окружение Милдред утаивает о ней что-то важное, это оказывается сложнейшей задачей. Каждое Испытание – кнут, пробуждающий в ней чувство разрушающей мести.

Глава 1

Громко завывает ветер. Я встряхиваю головой и смахиваю белые пряди с глаз. Еле видное облако танцует испорченный вальс, поддаваясь разрывному дуновению. Оно отчаянно пытается добраться до меня и столкнуть с крутой скалы. Я стою неподвижно, только плащ развевается в воздухе точно победный флаг. В одной руке я сжимаю меч, а в другой сдавливаю острый камень. Кровь стекает по тыльной стороне ладони. Щекочет, привлекая к себе внимание. «Давай, отвлекись, и оно убьёт тебя».

Если бежать, то только вперёд.

Двадцать девятый день мне снится один и тот же сон, и эти слова я повторяю перед тем, как проснуться в холодном поту. Я вкладываю максимум агрессии в пустоту бушующего шторма. Мой голос огибает остроту скал, будоражит форменную хмарь, кажется, даже весь мир содрогается, сплошь падает на колени и затыкает уши.

Вторую неделю я смотрю на пустой лист исследовательской работы, и только на титульном располагается: «Разновидности кварца. Применение минералов в обиходе». Как только я тянусь к клавиатуре, кошмар воссоздаётся. Мысли затуманиваются, и каждая новая идея, начальное предложение улетучиваются. Свист бури, и моя речь умерщвляют идеи.

Я отказалась праздновать «совершенное взросление», как это называют мои знакомые, чтобы уступить очередному неудавшемуся сну. Утомлённость и бессонница крадут все выжатые как цедра лимона силы. Ничего не осталось.

— Почему не ложишься? Время перевалило за полночь, — переживает Айк.

Мы удерживаем долгий зрительный контакт и, в конце концов, я выдыхаю. Шумно как ураган.

— Я не справляюсь, — запуская пальцы в волосы, говорю я лучшему другу.

— Возьми мои записи. — Айк достаёт из холодильника молоко и заполняет небольшой стакан. — Я тоже писал о кварце.

— Дело не в этом, — подступившие слёзы смазывают вид.

Я сглатываю и очищаю сознание от негатива.

— Кошмары?

Я киваю.

— Всё в порядке, — резко встреваю я, прежде чем он начнёт, — они редеют. Скоро этот ужас закончится.

Мои проблемы расстраивают его, и я стараюсь не подавать вида, что разрушаюсь. Но кто, как не он, видит меня насквозь. Мы друзья с раннего детства, и уже как два года живём вместе. Он читает мои чувства, как открытую книгу.

— Я буду молиться, чтобы всё это закончилось. Я скучаю по прежней Милдред. Такой же сильной и настойчивой. Мог бы я снять с тебя этот груз, непременно бы это сделал. Как раньше, — он грустно улыбается, а зрачки его сверкают.

После смерти бабушки, воспитывавшей меня ещё с пелёнок, только Айк оставался рядом, простыл след фальшивых друзей. Мне едва исполнилось шестнадцать. Недалеко меня поджидала взрослая жизнь, хихикала, как только я на неё заглядывалась. «Чего мне от тебя ожидать, жестокая?». Никого у меня не осталось, не было и родителей. Мама Айка с трудом взяла меня под своё крыло. Ныне она живёт заграницей и не поддерживает с нами связь.

Бабушка упорно трудилась, чтоб я вкусно ела и красиво одевалась. Она приходила домой уставшая и почти не разговаривала. У неё не оставалось времени, чтобы спросить о моих переживаниях. Айк на тот момент учился на геолога. Его пылкое стремление достичь высот пробудило во мне интерес. Теперь я шагаю по стопам друга.

— Иди спать, — говорю я. — Я скоро закончу.

Он недолго смотрит на меня. Я знаю этот взгляд — он хочет помочь, посоветовать решение проблемы, но сомневается, что я в этом нуждаюсь. «Ты хочешь помощи, понимания, но ненавидишь это», — сказал Айк однажды. И он полностью прав.

— Если снова приснятся ужасы, зови меня, я тут же примчусь.

Я киваю ему, и он уходит, по пути попивая молоко.

Через месяц я съеду в соседний дом, чтобы не мешать твоей личной жизни, думаю я, глядя на его удаляющуюся спину. Он упомянул это один раз, мягко, но требовательно: «Мне двадцать четыре. Я хочу завести семью».

Я укутываюсь в одеяло, отворачиваюсь к стене. В юности я боялась спать иначе. Думала, что если открою глаза, передо мной окажется чудовище или привидение. Иногда я надеялась увидеть дух своей мамы, чтобы она поцеловала меня в лоб со словами «спи, золотая», или дух отца, который сказал бы: «Я уничтожу всех твоих обидчиков».

Они намеренно бросили меня. А позже погибли. Не дали возможности найти их, увидеть издалека. Я была бы рада даже силуэту — далёкой неуловимой тростинке, исчезающей с каждой секундой. Дальше, дальше, дальше…

Полусон прерывает протяжной скрип старого кресла. Галлюцинации от недосыпа? Померещилось? Или детские вымыслы превратились в явь?

Звук повторяется — тягучий, как резина, продолжительный. Здесь кто-то есть. Я не двигаюсь. Вдох. Выдох. Оборачиваюсь.

Лунный свет демонстрирует мужскую фигуру, отливающую серебром. Всё тело покрыто утягивающими доспехами, а на поясе свисают ножны. Он легко держит рукоять, невпопад постукивая пальцами: барабанит мелодию. Я невольно вспоминаю про сны.

— Кто ты? — почти шёпотом спрашиваю я, сжимая уголок одеяла.

Швырнуть в него подушку или прикроватную лампу? А может, лучше уже с кулаками кинуться на него?

— Я пришёл, чтобы забрать тебя в предназначенное для тебя место, — мужчина бесшумно поднимается. — Пойдём со мной. А иначе мне придется тебя заставить.

— Я… никуда… не пойду, — выдавливаю я и украдкой поглядываю на закрытую дверь.

Если я закричу, Айк меня услышит?

Мужчина подходит вплотную к кровати. Отполированное снаряжение громко шелестит. Это значит, что мы больше не задержимся.

В горле пересыхает, точно после недельной жажды. Я не в состоянии крикнуть на похитителя. Или галлюцинацию?

Я издаю глухой стон: мужчина закрывает своей холодной ладонью почти всё лицо. Челюсти немеют, во рту вкус крови: я прикусила щеку.

— Т-ш-ш, Милдред, — мурлычет мужчина.

Меня охватывает ещё большее оцепенение. «Милдред». Ему известно моё имя.

Он поднимает меня, как кусок теста, ставит на подкашивающиеся ноги. Темнота… Невесомость.

«Моя жизнь зависит от реалистичной галлюцинации — мечника в железных пластинах», — в голове звучит мой голос, с ноткой безнадёжной ухмылки.

Я отталкиваюсь от твёрдой груди кулаками, локтями, дрыгаю ногами в воздухе. Тщетно. Я толкаю булыжник массой в сто килограммов. Мечник превосходит меня не просто как человек, а как нечто иное.

Костяшки простреливает боль, средняя замирает, как вечная статуя. Запястья ломит от напряжения. Я сдаюсь — физически. Пока я готова бороться, а именно узнать маньяка и его цели.

***

На кухне меня ждёт горячий завтрак Айка, его заботливая улыбка и очередной упрёк за опоздание к столу. Через полчаса я отправлюсь на учёбу, а домой вернусь уставшей, и мы с Айком в полночь загоримся желанием посмотреть сериал.

Как только я распахиваю глаза, осознаю, что это всего лишь фантазия моего тоскующего разума. Я подрываюсь с обветшалой кровати и шустро осматриваю помещение.

Ярко-голубой свет ослепляет. Мне непременно хочется надеть десять пар солнечных очков. Силясь, я уделяю больше внимания месту моего пленения.

Меня окружают голубые стены, инкрустированные бурыми и жёлтыми вкраплениями. На потолке шатается дряхлая лампада с тремя свечами. Возле кровати располагается тёмно-коричневый шкаф, расцарапанный до неузнаваемости. Напротив спального места — кресло-качалка, закиданное тряпками, ужасно смердящими табаком и плесенью. На каждой из четырёх стен прикреплены свечи в золотистой «подставке»: они отражают блики на гладких глянцевых стенах из голубой бирюзы.

Я делаю несколько неуверенных шагов к стрельчатой двери. Когда тянусь к ручке, чтобы выбраться из неизвестного места, дверь отворяется, и я отскакиваю в сторону, хлюпая голыми стопами по кафелю.

Гостем захолустной комнатушки становится мужчина. Он останавливается посередине, ладонями откидывает шёлковые снежно-белые волосы, поднимает на меня серо-голубые глаза и возмущённо фыркает.

— Я не удивлён, что он притащил тебя в этот кошмар, — говорит мужчина, бегло оглядываясь. — Впрочем, я пришёл рассказать о главном, Милдред. А конкретнее, о твоём предназначении. Или о работе. Называй это как пожелаешь.

Он выдерживает короткую паузу, выжидая моей реакции.

— Кто ты? — сдержанно произношу я, сжимая ткань алебастровой ночной сорочки, доходящей до щиколоток.

— Важно, кто ты такая.

— Парень, у тебя явно проблемы. Если ты не собираешься меня убивать самым жестоким методом, объяснись, какого чёрта я здесь нахожусь и каким уродским именем тебя нарекли.

— Боги милосердные, я в вас не верю, но что-то мне подсказывает, что вы приложили к этому свою святую руку. Милдред — её точная копия! — громко объявляет похититель, смотря наверх.

Так и не услышав ни слова, я проскакиваю между ним и высоким шкафом, чтобы выбежать наружу, однако мужчина хватает меня за локоть и толкает на кровать. Он не двигается с места, только его безупречные волосы, отдающие холодом, колышутся на макушке подобно песку.

— Кто ты?! — раздирающим криком спрашиваю я. — Почему делаешь это со мной?

Он широко улыбается, а потом начинает заливаться смехом.

— Знаю. Я понимаю твой гнев, Милдред. Но ты должна меня слушаться. Ты не у себя дома и тут другие правила. Твоё поведение навлечёт на тебя огромную беду. Предупреждаю, будь осторожна, — последнее предложение звучит не как беспокойство, а как настоящая угроза.

Я не намерена сдаваться сумасшедшему убийце. Раз мне суждено погибнуть, то перед убийством я хотя бы буду бороться.

— Я выберусь из этой лачуги любым способом. Даже если придётся убить тебя, — мой голос неестественно дрожит от злости.

У себя в мыслях я позорно похохотала.

— Коленки трусятся, деточка, — хмыкает он, и пальцами указывает на свои ноги. — О-о-о, я не просто человек, Хейз. Моих сил во сто крат больше, чем у жалкого человека. Не помнишь того олуха в серебряном костюмчике? Ты можешь случайно врезаться в него и крякнуться от сотрясения.

— Ты… болен, — я отрицательно качаю головой, поднимаюсь с кровати и пячусь от мужчины. — Какие ещё силы? Какая Земля?

— Я стараюсь постепенно посвящать тебя в азы!

Тонны сарказма, но ни капли вразумительного.

— Так ты не хочешь моей смерти? — иронично задаю вопрос я, всматриваясь в насыщенный огонь свечи.

— Ха! Ежедневно представляю, как отсеку твою головку и брошу чайкам на съедение. Но, увы, мне не позволено.

— Я ненавижу тебя, — сквозь зубы выдавливаю я.

— Как думаешь, за то, что я отрежу тебе язык, меня накажут? М-м… Навру всем, что немая прибыла. Забавно выйдет.

Он подходит к одному из настенных подсвечников, таких же ветхих, как лампада. Мужчина указательным пальцем водит вокруг пламени, а затем сдавливает в руке воск. Из-под его ладони поднимается тонкий дымок.

— Пока рано высовываться. Нам нужно поболтать, — не всерьёз лепечет он, препятствуя моим новоиспечённым планам — бежать.

— Выпусти. Меня.

— Ты потеряешься в замке.

— Опять за своё? — отчаянно фыркаю я.

«Держи себя в руках», — мелькают мысли.

— Он огромен. Его площадь не измеряется — растёт изо дня в день. Я — сокрушающий покровитель, принадлежу сфере Голубой Бирюзы. Ты училась на геолога, вероятно, сразу узнала, из чего сделаны стены.

— Зачем ты говоришь мне это?

— Ты хотела объяснений. Я тебе их предоставил.

Теперь я убеждаюсь, что он не здоров.

— Впереди тебя ждут Испытания, — продолжает тот. — Если ты их провалишь, останешься внизу, — он указывает пальцем в пол и хмурит брови.

Он серьёзен. Ни намёка на иронию.

— Что ещё значит внизу? На Земле?! — выплёвываю я.

Я не верю в то, что говорю это.

— Это значит, что тобой будут помыкать. На Землю тебе никогда не вернуться, — делает вывод мужчина. — А знаешь, ты бы вжилась в роль посыльного покровителя. Бегала бы, придерживая подол плаща уважаемой власти.

Я оглядываюсь, осматриваю предметы. Чем можно ненадолго обезвредить похитителя? Что если это на самом деле невозможно? Его сила — крепкий щит, о который моя плоть разлетится вдрызг.

— Я не верю ни единому твоему слову, — безнадёжно говорю я.

Окончательная точка моей злости. Я, наконец, успокаиваюсь, потому что сил не осталось. Некто, зовущий себя сокрушающим покровителем, выжал из меня последние соки своим безразличием.

— Мне не нужна никакая информация и тем более испытания.

— Почему именно мне выпало с тобой возиться? — возмущается мужчина.

— О, ну раз ты так силён, покажи, — я не придаю словам никакого значения: он лишь отмахнётся от меня.

— Меня ждёт работа и ты здесь не одна новенькая. — Как и ожидалось. — Помимо тебя у меня ещё десяток учеников. Каждому я рассказываю одно и то же.

— Качество уступает количеству. Подождут, — всё с таким же нежеланием говорю я.

Мужчина сопит носом. Он берёт своё лицо в пригоршни, задирает ими непослушные волосы.

— Посвящу в азы. Здесь твой настоящий дом, — он медлит. На мгновение мне кажется, что он боится напугать меня новой информацией. Разве не было с самого начала ясно, что обойдётся без инфаркта? Мужчина просто устал от меня. — Ты не человек, в тебе таятся такие же силы, как у меня и у посыльного в доспехах. Существует занимательная история мира сфер. Посетишь библиотеку, изучишь историю. Если вкратце объяснить нашу работу… Есть чудовища, они пожирают все природные явления, нарушают равновесие, потому существуем мы — чтобы предотвращать трагедии.

— Как увлекательно. Долго придумывал?

Всё, что сказал незнакомец — несуразица. Я не верю словам, а действия определённо будут мухлежом.

Мужчина нервно сопит носом, тянет улыбку. Достаёт из-за пазухи меч и лёгким движением разрезает старую кровать. Сечение аккуратное и ровное.

Перед глазами плывёт, пелена быстро исчезает. Но не мой ужас. Я прохожу вдоль кровати, трогаю ржавые пружины, внимательно осматриваю, не была ли она треснута до этого. Я спала на ней, мужчина с нечеловеческой силой толкнул меня на еле держащуюся лежанку, и она не разломилась. Что он такое?

— Я могу оставить тебя здесь поразмыслить или направлю в сферу Чёрного Оникса.

— Нет, — я отрицательно качаю головой, проигнорировав его предложение. — Допустим, я поверила твоим сверхспособностям, но ты не имел права отрывать меня от дома, от лучшего друга! — я тыкаю в него пальцем. — Верни меня домой. Это мой выбор. Не говори, что здесь, — я осматриваю комнату и усмехаюсь, — мой дом. Что я такая же нездоровая, как ты. Покровители? Это так печально. И жалко! Я не останусь здесь. Нигде, кроме моего дома. Ни-где.

— Здесь у тебя нет права выбора, — задорно проговаривает покровитель. — Забудь о своём прошлом. То была жизнь смертной, щупленькой Милдред Хейз. Пора бы собраться и стать той, кем должна, какой тебя зачали твои глупенькие и ничего не смыслящие родители.

— Тебе ли не знать о моих родителях и какими «глупыми» они были, — вступаюсь я.

— Лучше бы не знал, — бубнит мужчина.

— Ты… знал их? — даже в такой сумасшедшей ситуации надежда умирает последней.

А вдруг? Скажи мне об этом инопланетянин, я бы и ему доверилась. Узнать о родителях, что они ели перед тем, как погибнуть, с кем общались, как учились — дало бы мне знание, что они существовали.

— Как бы страшно это ни звучало, твоя мать жива-здорова, — говорит он. — И я чертовски её ненавижу.

— Да ну? Серьёзно? — я заражаюсь смехом.

— Я посмотрю, как ты будешь обхохатываться, когда познакомишься с ней.

Если я поверю похитителю — предам себя. Но что-то внутри меня щёлкает, вынуждает услышать мужчину. Я представляю красивую женщину, с шёлковыми прядями, тёмно-жёлтыми глазами…

«Не обнадёживай себя. Не обманывайся».

— Ладно, — максимально равнодушно говорю я. — Ты уже понял, что я не верю словам. Покажи.

Мужчина гасит ещё одну свечу. Он обходит меня, пинает обломки дерева. Я терпеливо жду, не отвлекаясь на его метания.

— Закроем эту тему, — говорит он.

— Нет. Не закроем. Отвечай за свои слова.

— Чего тявкаешь? Возомнила из себя. Сворачивайся, ты будущий покровитель, а не мокрая тряпка.

— Ты меня не понимаешь, — возмущаюсь я. — Я хочу домой. Это место убивает меня. Эти приторные голубые стены… Ненавижу.

— Если тебе тяготит такая жизнь, ты мучаешься, не можешь забыть своего дружка, — незнакомец медлит, — я убью его.

Я вытаращиваюсь на мужчину. Он смаргивает усталость, всё медленнее закрывая веками глаза.

— Прими свою судьбу — Айк будет жить.

— Разреши попрощаться с ним, — перебиваю я.

— А ты не глупая, — незнакомец склоняется надо мной, вынуждая смотреть друг на друга. — Я знаю, что таким образом ты хочешь сбежать. А ведь когда люди прощаются, уйти ещё сложнее. Тебе нужно забыть о нём, как это сделал он.

— Он не забыл обо мне, — твержу я.

— Силы хранителей в помощь, — возглашает мужчина, расправляя руки. — Тебя не было в его жизни, он счастлив со своей девушкой, не зная о твоём существовании.

— Такую участь вы мне уготовили? — начинаю я и осознаю, что всецело верю ему. Крик срывается от неожиданно подступивших слёз. — Тогда сотрите и мне память. Я не хочу помнить о нём и мучиться. Прошу.

Я выдыхаю и падаю в кресло с тряпками. Запускаю пальцы в волосы и нервно натираю кожу головы.

— Снова попытаешься сбежать — окажешься в темнице.

Мужчина уходит. Он оставляет дверь открытой. Хочет проверить, на что я готова ради себя и ради друга.

Глава 2

Нервирующая тишина, приторные голубые стены, мысли о доме и друге — это всё убивает меня.

Мужчина дал мне возможность сбежать. Будь это допустимым, он бы замкнул комнату. Есть что-то невозможное в этом месте.

«Ты потеряешься в замке».

Прошло около трёх часов — и то, это только мои предположения. Время тянется, как свежая жвачка. Выход вынуждает азартно поглядывать на него. В мыслях мелькает картина, где я открываю шаткий кусок дерева, переступаю порог и прохожу домой. Валюсь в постель и забываюсь.

Иногда воображение отыгрывается на мне: я представляю ограниченный коридор без окон, с теми же голубыми стенами. А рядом никого. Бывает, я представляю то, что утешит душу: лживая роскошь и сотня гостей, смеющихся от бодрящего неземного алкоголя. Мозг кипит, я не могу отогнать домыслы, и они крутятся как колесо фортуны.

Вернуться домой. Я должна вернуться. Айк, скорее всего, проснулся, чтобы проверить, сплю ли я. Меня нет в кровати, нет дома. Он переживает. Второй голос твердит: «Он не знает, кто ты. Понятия не имеет».

Как он с такой серьёзностью может говорить о стирании памяти, хранителях, чудовищах и покровителях?! Неужели я так легко поддамся лепету?

Ожиданию чуда нужно заканчиваться. Бездействовать глупо. Я, наконец, открываю, усиленно манящие меня двери.

Я прикрываю глаза ладонью, даю им привыкнуть к новой обстановке. Насыщенность голубых стен, как иголки, вонзается в глазные яблоки.

Я медленно подхожу к балюстраде из гранита, осторожно кладу ладони на тёплый поручень. Важно знать, сколько этажей мне преодолеть. Незнакомец не лгал — я в замке, вот только он совсем меня не шокирует. В университете у нас были экскурсии по замкам, построенных из песчаника или известняка, зачастую — мрамора. Я видела и не такие масштабы.

Замок почти полностью сооружён из голубой бирюзы. По левой стороне протягивается полоса дверей из чёрного дерева, алюминия и других видов металла. Напротив меня в круг загибаются анфилады, украшенные белым узорчатым барельефом. Я подаюсь вперёд, наполовину высовывая корпус. Ввысь поднимаются тысячи рядов анфилад. Самая вышка будто затуманена: только под телескопом рассмотреть возможно, куда ведёт путь. «Не такие масштабы». И всё, что я вижу — реально?

Я следую по коридору пять минут — он так и не заканчивается. Я оглядываюсь, и паника нарастает. Будто возвращаюсь в одно и то же место. Вокруг нет ни единой живой души.

— Эй! — зову я беловолосого незнакомца.

На мой отклик не отзываются. Я бегу в обратную сторону, силы уплывают быстрым течением. Я располагаюсь у стены, прижимаюсь лбом, дабы остудиться. В метре от лица горят свечи. Настенный тройной подсвечник изготовлен из золота — уже не такой хлипкий, как гнилое дерево.

— Ты упрямая, Милдред Хейз, — раздаётся голос похитителя.

— Вот бы тебя чёрт побрал, — шепчу я и поворачиваюсь к нему.

Всё же я рада, что он вернулся. Одиночество и безызвестие сводят с ума.

— Я думал, ты сразу выйдешь. Не это ожидала увидеть? — ехидничает он. — Знаю, свечение яркое. К нему возможно привыкнуть даже людишкам. Легче, конечно, если голубая бирюза выбрала тебя. Пока не вижу, что в тебе кипит страсть.

— Ты говорил, я нужна вам. Значит, вы опасаетесь потерять меня, — делаю вывод я, игнорируя его колкости. — Мне терять нечего. Вы отняли у меня всё за один день, когда я выстраивала это восемнадцать лет.

— Глупости.

Я перекидываю одну ногу через балясины, затем вторую — из-за сорочки у меня это с трудом получается. Ногами нахожу опору. Она ненадёжна. Одно движение — и я распластаюсь на мраморном полу, как летучая мышь.

— Хочешь сдохнуть? Вперёд, тебя никто не держит. Ты не особенная. А на данный момент ничем не отличаешься от обычных людей, готовых рисковать по таким пустякам.

Я открываю рот, чтобы поспорить, но кто-то хватает меня за шиворот и кидает на пол. Я кубарем качусь к стене, и мгновенно хватаюсь за ноющее плечо.

— Не благодари, Найджел, — произносит мой «спаситель».

Казалось бы, такое необычное имя должно придать ему шарма, но как таковой привлекательности у покровителя нет. Найджел кивает своему помощнику и тот поспешно спрыгивает вниз.

— Как он?.. — Боль мгновенно проходит, когда я отвлекаюсь на полетевшего вниз парня.

— Так же, как и все, — томно заключает Найджел.

Он лениво берёт меня под руку и помогает подняться: делает это с осторожностью, очевидно, не по своей воле. Будь моя судьба целиком в его власти, я бы точно стала летучей мышью, а перед кончиной отделалась бы парой пощёчин.

Его «бережное» отношение оказалось просто скукой: Найджел хватает меня за руки, как преступницу, и уводит в неизвестном направлении. Мы спускаемся по винтовой лестнице, которую я, клянусь, не видела.

— Куда ты меня ведёшь? — Найджел остаётся непроницаемым под давлением моих слов.

Мы останавливаемся подле ржавой двери с мощным замком. Найджел одной рукой срывает его и заталкивает меня внутрь. А когда заходит за мной, выдыхает так, словно пробежал кросс.

Тюремные решётки. Запахи сгнивающего железа, сырости и крови. Они ощущаются на языке. Хочется сплюнуть, но я натягиваю манерную маску. И зачем только?

— Это исправительное место для таких буйных, как ты, — оповещает Найджел.

— Ты думал, я буду прилежной? Меня похитили из собственного дома!

— Некоторые мирятся со своим предназначением быстрее, кому-то это нравится, а кто-то до сих пор ненавидит его, оставаясь в самых низах. Единственный разумный путь — принятие. — Найджел щурится. — Это не шутки, Милдред, ты должна выбрать. Либо ты здесь, — тихо говорит он, — либо наверху.

Он указывает пальцем в потолок со свисающими железными цепями.

— Я смогу смириться, если ты дашь мне попрощаться. И даже если мои знакомые меня не помнят, я хочу видеть их в последний раз, — заключаю я, и меня тут же бросает в жар.

— Я без проблем это устрою. Только… никогда больше не пытайся вытворять такое. Ты ещё смертная, должна беречь себя, — без заботы говорит он.

Мы поднимаемся по той же лестнице. Она длинная и очень крутая. С каждой поднятой ногой кажется, будто к ним привязали тяжёлые гири. Найджел с лёгкостью спешит наверх. Короткий белый жакет приподнимается от его быстрого шага. Каблук сапог цокает в точности как женский. На серебряном поясе, сжимающем талию Найджела, свисает меч, одетый в сероватые от грязи ножны, на рукоятке меча — три голубых круглых камня — бирюза.

Найджел оборачивается, словно чувствует, как я прожигаю его взглядом.

Не совсем далеко от нас раздаётся мелодичный женский смех. Навстречу шагают две рыжеволосые девушки и одна чистая брюнетка.

На каждой девушке красуется исключительно белая рубашка, но совершенно разного орнамента. Правую ногу тёмно-рыжей девушки облегает сапог из металла. У светло-рыжей девушки открыт живот и спина, грудь похожа на два твёрдых, но сочных яблока. Последняя девушка — брюнетка, одета откровеннее: бюст прикрывает плотная рубашка, а нижнюю часть тела закрывает чёрное нижнее бельё. Они носят при себе точь-в-точь похожие с Найджелом мечи.

Троица лицемерно улыбается, гадко скользя по мне взглядом.

Девушка с металлическим ботфортом пальцами приглаживает ногу светлой девушки, намеренно задевая кружевную повязку. Третья — чёрненькая, обнимала тёмно-рыжую, пока не увидела меня и Найджела. За её пазухой на плечах висит корзинка, хаотично украшенная аметистом. Она заполнена такими фруктами, как виноград чёрного и белого сортов, яблоки, бананы и большой спелый гранат.

— Приветствую, Найджел Гальтон, — смело здороваются все вместе.

Найджел приветствует их одним кивком, встречает акульей улыбкой.

— Милдред, это Хейли, Холли и Хэйзи, — он указывает на каждую. — Девушки, это Милдред, новенькая.

— Неплохая. Губки красивые, — говорит, Хэйзи, накручивая тёмно-рыжие пряди.

— Я бы накрасила их спелой вишней, вечность смаковала бы, — Холли, брюнетка осматривает меня с головы до ног.

— Посмотрим, — отрезает Хейли — светло-рыжая.

В её глазах играет жадность, как бы она ни пыталась это скрыть. Моё веко дёргается от слащавого внимания.

— Прекращайте, — Найджел машет рукой. — Она? Да вы шутите! Не прошло дня — я уже в прошлом. Вы заставляете меня нервничать и ревновать.

— Ты предпочёл нас той мерзавке, — Хейли одаривает Найджела надменным взглядом и твёрдо продолжает: — Бесплатный вход закрыт.

Три красавицы, с гордо поднятыми головами уходят по коридору.

— Кто они? — спрашиваю я, и мы вновь продолжаем шагать.

— Можешь спросить у них, — резко бросает Найджел. — Они захотят поделиться не только биографией, но и усладой. Профессиональные девочки.

Я прикусываю язык.

— Что ж, Милдред, у тебя есть половина дня. Я отправлю тебя к твоему дому. Я приду через двенадцать часов, будь на месте.

— Подожди. Обо мне не помнит только Айк?

— Вопрос времени, когда забудут остальные. Хранители всё подчистят.

***

Тогда Найджел попросил меня закрыть глаза и ни в коем случае не открывать их. Он объяснил, что это опасно для человека — вероятность обзавестись болезнью. «Высокая скорость, давление, смена температуры и воздуха «сдавят» организм, если ты увидишь процесс собственными глазёнками. Нужно быть расслабленным», — пояснил покровитель. Не прошло секунды, как я оказалась возле дома Айка.

На улице под ночь похолодало и мне удалось выпытать у Найджела белый плащ и сапоги, превосходящие меня на несколько размеров.

Свет горит только в кухне и здесь пусто. Стол обложен справочниками о музыкальных инструментах и чистом пении. Девушка Айка занимается музыкой. Он уже заказал планировку комнаты — шумоподавление, уголок для пианино, оборудование.

Девушка выходит на кухню, открывает холодильник. Я приседаю.

Найджел мог солгать. Вдруг в памяти Айка осталась хотя бы крупица меня, небольшое напоминание, что мы дружили целую вечность и повлияли друг на друга?

Если покровитель отпустил меня, значит, Айк ничего не помнит. Возле дома нет полиции, которая меня разыскивает, а его девушка спокойна.

Айк выходит следом, обнимает возлюбленную со спины и целует в щёку.

— Я хотела выпить молока, — говорит она и достаёт ту же бутылку, которую несколько часов назад брал Айк.

Кто бы мог подумать, что это окажется концом.

Моих вещей нигде нет. Нет моей фруктовницы, тумбы для ноутбука, стопки белых листов, на наших совместных фотографиях пустое место.

Я сдерживаю слёзы. Хочется их чем-нибудь запить, пусть даже молоком.

Я перебегаю дорогу, ловлю такси. В кармане плаща нахожу серебряную серьгу. Этого недостаточно, поэтому я прошу таксиста довезти меня только за эту цену. Я выхожу — остаётся идти пешком в самое нежеланное место.

Бывший парень не ждёт меня в поздний час, вообще не ждёт. Мы разошлись год назад, в последний день лета, но позади — целых два года лживых отношений. После его предательства, он был настолько мне мерзок, что не было сил даже говорить с ним. Я ушла. Спустя время накопились вопросы — я боялась спрашивать, боялась знать. Слышать имя родного отца.

Дом выглядит лучше, чем раньше. Мэлвин планировал заняться обустройством фасада ещё с начала отношений. Наш разрыв подарил ему время и желание.

Я нажимаю на звонок несколько раз, чтобы наверняка. Раньше я могла входить в дом без приглашения, правда, его мать часто приезжала в гости, чтобы я реже являлась. Но это не мешало нам проводить безумные ночи, отмечать праздники и вместе готовить.

За дверью раздаются шаги. Сердце пускается бежать, не давая передыха, морит жаждой, требует каплю. Я скручиваю кожу на руке. Страх временный, часы сочтены. Он всего лишь призрак прошлого, кусок моей ненависти. Он не стоит моих переживаний, особенно спустя столько времени.

— Милдред?! — Мэлвин стопорится у двери.

Он нервно поглаживает свои волосы, которые раньше я до безумия любила.

— Привет, Мэлвин. Я поговорить, — к счастью, дрожи в голосе нет. — Пропустишь?

Он освобождает проход, и я по памяти ищу гостиную.

— Идём на кухню, — бывший парень прочищает горло, отодвигает стул, я сажусь.

Стараюсь расслабиться и избавиться от неловкости.

— Я давно тебя не видел. Успел соскучиться, — улыбается он.

Сладкая ложь, которую он так любит. Больше я не поведусь на его уловки. Я копирую его улыбку и ставлю локти на стол, сплетая пальцы в замок.

— Давай без лишних слащавых фразочек. Я пришла по важному делу.

— После того, что я сделал, тебе действительно приятно находится рядом со мной?

Мэлвин наливает нам по чашке кофе. Он приготовил его так, как я люблю. Удивляет, что он ещё помнит.

— Не сказала бы, что приятно, но терпимо, — я делаю глоток кофе. — Я хочу узнать про своего отца.

— Почему ты тогда не спросила? Уже год прошёл с нашей последней встречи.

— Я хотела знать. Но боялась, — с трудом выговариваю я. — Боялась разочароваться. В моих представлениях родители были счастливы, любили меня.

Я снова открываюсь перед этим человеком. Целых два года он лгал мне, а я делилась с ним собой. Это напоминание кольнуло меня, и я опомнилась.

— Неважно. Не будем тянуть время. Пятнадцать минут для тебя не проблема. За предательство с тебя должок.

— Что ты хочешь знать? — не обращая внимания на мои слова, спрашивает Мэлвин.

— Всё.

Он томно выдыхает и допивает свой крепкий кофе без сахара.

— Когда я был шестилетним парнем, часто видел его в нашем доме. У него с моей мамой были очень близкие отношения. В один день они поссорились, и эта ссора положила конец их роману. Твой отец ушёл в работу, как рассказала мне мама, и забыл о ней. Через год она узнала о Джюель и ещё не родившемся ребёнке. А потом новость о том, что они оба погибли, оставив ребёнка твоей бабушке.

— Мою маму звали Джюель… — шепчу я, хотя точно помню об этом. Имя вылетело у меня из головы.

— Мама давно спланировала кражу денег Уильяма, — продолжает Мэлвин. — Твой отец руководил двумя известными историческими музеями. У него было много денег! Это то, чего хотела мама. Я ждал сообщение, какое-то письмо, но ничего не было. Потом друг помог узнать, что имение Уильяма принадлежит городу, он не успел заверить своё имущество на тебя.

— Зато теперь я хотя бы знаю детали.

Во время скандала Мэлвин в общих чертах рассказал о «романе наших родителей» и «краже имущества» и я отказывалась слушать подробности и оправдания.

— Ты помнишь, как он выглядел, его характер? — говорить о том, что в своё время ударило по мне, больше не хотелось.

— Думаю, ты больше похожа на свою мать. Внешностью и, наверное, характером. А она, наверное, красавицей была. Уильям был сдержанный, непробиваемый. В каждом его движении чувствовалась аристократия, словно весь мир должен склонить перед ним колени. Я никогда не мог выдержать его взгляд. Я был мальчишкой и думал, что у него не растёт борода. Он просыпался в пять, проводил в ванной десять минут и… уже был нечеловечески ухожен. Носил серые и коричневые костюмы. Никогда не надевал пиджак.

— Он бросил меня. Как и мама. Бабушка говорила, что они оставили меня под её дверью и уехали, а там попали в автокатастрофу. Я должна ненавидеть их, но мне всё больше хочется узнать, кем они были. Я хочу знать, почему они это сделали. Мой отец мог бросить меня из-за своего холода?

— Но мою мать он полюбил.

— Он мог ею пользоваться, — я громко хмыкаю, и на меня накатывает злость. — Интересно, все мужчины такие?

— Я делал это под давлением мамы. Она манипулировала мной. Ты была отличным другом. Жаль, что для хорошей видимости, у меня не вышло влюбиться.

— Тогда это была бы не видимость.

Я обращаю внимание на погремушку и женские туфли на полке.

— Ты ждёшь семью, а мне пора.

Он виновато кивает, бросает взгляд на игрушку и улыбается.

— Удачи в жизни. Надеюсь, ты найдёшь то, что искала во мне.

Любовь.

«Как я снова доверюсь кому-то настолько сильно, как тебе?». Искать можно вечность, перебирать можно каждого второго.

Имело ли смысл приходить сюда? Мэлвин — давно забытое прошлое. У него появилась семья и то, о чём он всегда говорил — счастье. Я должна отпустить всё, что меня держит здесь, найти ответы на все вопросы.

Время от времени существование сферы Голубой Бирюзы, Найджела и тех трёх девушек кажется обычным сном. Но есть множество факторов, обозначающих обратное.

Я захожу через эти двери почти ежедневно на протяжении года. Неужели с исследовательской работой покончено? Им больше не требуются мои знания. Преподаватели могли забыть обо мне. После моего ухода обо мне мог забыть Мэлвин. Все, кого я знала, и кто знал меня.

Это не меняет моего решения войти внутрь. По правой стороне у нас всегда была выставка: за стеклом находились разные минералы, на которые мог посмотреть каждый, сфотографировать или попросить рассмотреть. Я часто здесь ошивалась. На каждом этаже есть такая выставка, и я не могла оторвать глаз от градиента минералов. Самые редкие находятся за отдельным стеклом, защищены электротоком, а отключить его может только охранник.

Я подхожу ближе. В первую очередь замечаю голубую бирюзу и аметист. Я уже видела эти камни в сфере. Мой грустный выдох эхом разносится по коридору.

— Ты кто? — звучит язвительный голос.

Уборщица не помнит меня. Она всегда недолюбливала нас с Айком.

— Простите, я уже ухожу.

— Кто разрешил тебе войти?

Я торопливо выбегаю из университета, и заворачиваю за угол, где курят мои знакомые. Они не замечают меня или намеренно игнорируют.

— Не найдётся сигареты? — спрашиваю я, привлекая их внимание.

— Учишься здесь? — спрашивает Миранда.

— Нет, просто проходила мимо.

Я перекидывалась с этой леди парой слов, она любила смеяться над всеми, скрывая за этим наследственную жестокость.

Девушка протягивает мне две сигареты и машет рукой, чтобы я ушла. Так я и делаю. Меня ничего не держит рядом с людьми, которые забыли обо мне. Я ломаю сигареты пополам и бросаю в ближайшую урну.

Прошла только треть времени из того, что дал мне Найджел, поэтому я возвращаюсь к моему бывшему дому и терпеливо жду. Оттуда выходит Айк под руку со своей девушкой.

— Простите? — спрашивает он. — Вы в порядке?

Мне хочется броситься ему на плечи, спросить, всё ли хорошо прошло с переездом, о приближающейся экспедиции. Хочется поделиться моими приключениями и переживаниями. О, как я не хочу возвращаться в тот адский мир!

— Да, всё хорошо. Вы не против, если я подожду здесь своего… друга?

Я оглядываюсь и неожиданно осознаю, что стою возле террасы.

— Ладно. Ладно, ждите. Но почему здесь?

— Он сам просил о встрече здесь. Сумасшедший.

Айк кивает и уходит, улыбнувшись возлюбленной. На меня накатывает тоска.

— Я дал слишком много времени. У тебя ведь никого нет, — спокойно говорит Найджел.

— У меня был Айк. А вы убрали меня из его жизни.

— Увы, тебе очищать разум нельзя. Для тебя начинается новая глава, Милдред, — произносит Найджел. — Сфера Чёрного Оникса.

Глава 3

Мы переправились в сферу Чёрного Оникса. Чёрный оникс — один из моих любимых минералов. Его тона хоть и обычные, но завораживающие. На мой семнадцатый день рождения Айк подарил мне серьги из этого камня, а я ни разу их не надела и теперь жалею об этом. Они исчезли вместе с моим прошлым.

— Эти ворота до сих пор меня пугают, — тихо говорит Найджел и искоса смотрит на меня.

Я чувствую жар, находясь в этом месте. Осматриваюсь, чтобы уличить источник тепла.

Вдоль каменной тропинки по обеим сторонам текут реки раскалённой лавы. Я негромко ахаю. Найджел удовлетворённо улыбается, довольный моей реакцией.

Перед нами возвышаются громоздкие металлические ворота с острыми как стрелы прутьями. Посередине ворот размером в две мои головы висит выпуклый оникс, на нём выгравирован символ: два скрещенных меча, окутанных белым дымом. За воротами ввысь поднимаются тонкие шпили. Замок кажется нескончаемым, его границы мне найти не удаётся — протяжённость скрыта туманностью.

Небо в буквальном смысле пылает багровыми и оранжевыми красками. Облаками здесь служат серые клубы дыма. Огненные массы, сжёвывая друг друга, выпускают их в «атмосферу». Они кружатся, смешиваются под дуновением лёгкого ветра. Законы природы здесь не играют никакой роли. Это что-то неземное. Магическое.

Стены в сфере Голубой Бирюзы отдают глянцем, они ровные и гладкие, но в сфере Чёрного Оникса их будто слепили из кусков жидкой грязи.

— Зачем мы здесь? — спрашиваю я, с трудом отрывая взгляд от замка.

В голове копошились мысли и страхи того, что ждёт меня внутри.

— Чтобы стать покровителем, ты пройдёшь Испытания в трёх сферах. На четвёртом, Священном Испытании, тебя избирает камень. Какой — зависит от твоей души и умений уничтожать фаугов. Твой учитель расскажет тебе все подробности, — наконец отмахивается он. — Встретимся нескоро.

Найджел исчезает в мгновение ока. Неожиданно для себя мне хочется вернуть его любой ценой. Просто, чтобы я не оставалась здесь одна.

Что мне делать?

Как будто услышав мой мысленный вопрос, ворота медлительно открываются, сопровождаясь громким рыком металла. Возле входа в замок стоит мужчина в угольном кафтане, закрывающий его руки до самых запястий. Он прищуривается — явно не от слепоты. Его седые волосы вьются на гордо расправленных плечах.

Я медленно двигаюсь к нему. Сейчас он единственный путеводитель.

— Имя, — резко выпаливает мужчина.

— Милдред Хейз, — голос слегка вздрагивает.

— Милдред… — протягивает он, пробуя слово на вкус. — Знаем таких. Говоришь на английском?

— Да, родной язык.

— Славно. Тебя не нужно учить главному языку, ибо такие проблемы от иностранцев.

Он оголяет зубы и приветствует меня:

— Сфера Чёрного Оникса выказывает своё почтение. Перед тобой Вермандо Бронте, отставной покровитель.

Я его не понимаю, и он не вдаётся в подробности. Отставной, то есть в отставке. Он сторож у ворот, принимающий новых людей.

Я склоняю голову и копирую его улыбку. Он зазывает меня, и я следую за ним внутрь тёмного замка.

Мы останавливаемся в атриуме. Своды едва заметны, как и замок снаружи. Полы глянцевые, ровные, свет факелов, расположенных на неизведанной высоте, образует круг ярких огоньков на ониксовом полу.

Справа от меня на стене изображён символичный барельеф — скрещенные мечи.

— Почему здесь никого нет? — любопытничаю я.

— Все сражаются, — грузно выдыхает Вермандо. — В этом году произошло одно из самых кошмарных нашествий фаугов за всю историю. Они никогда не собрались такими большими группами, не были такими продуманными, никогда не увеличивались так стремительно. Эти чудовища истребляют все природные явления, останавливают катаклизмы, замедляют развитие «дома».

— У меня много вопросов. Но боюсь, будет некорректно задавать их сейчас.

— Третий этаж занимает библиотека. Ты можешь прочесть все книги и тома, узнать, как появились мы и фауги, о Касьяне и Многоплодном. Это твоя история, её нужно выучить. Грэм посвятит тебя во все подробности.

— Грэм?

— Твой учитель.

Вермандо берёт меня за плечо, я закрываю глаза, и мы переносимся на тёмный мрачный этаж.

Две комнаты соседствуют друг с другом. Одна из них будет моей, понимаю я, а другая — моего учителя. Сторож входит первым, я иду следом.

Комната кажется большой за счёт минимального количества мебели. С потолка свисает лампада с красной свечой. В левом углу располагается кровать с серым постельным бельём, в правом — санузел. У изголовья кровати меня привлекает шкаф с книгами и бронзовыми статуэтками. Хочется каждую из них подержать. Выглядят они ветхо, но чисто. Их постоянно натирают.

Перед зеркалом в рост стоит мой учитель. Он одет в свободную подвязанную чёрным ремнём тунику, на ногах зашнурованные черные ботинки и широкие лёгкие штаны. Его меч, облаченный в чёрные кожаные ножны, лежит на тумбе возле зеркала. Ножны выглядят поношенными и старыми, но кожа на них качественная и, пройдя через тысячи сражений, хоть и потеряла свой чёткий окрас, сохранила качество.

Грэм стоит неподвижно, держась противоположной рукой за плечо.

— Это она? — спрашивает он, метнув на меня взгляд в отражении зеркала.

Он нахмуривает широкие толстые брови и поворачивается к нам лицом. Его коротко подстриженные чёрные волосы заправлены за оба уха, они даже не колыхнулись.

— Я доверяю её тебе, — озвучивает Вермандо. — Не держи больше меч на плече. Сыплешь соль на рану.

Грэм перекидывается парой реплик с Вермандо и даёт ему уйти. Оставшись наедине, наступает неловкое молчание. Наверное, так думаю только я.

— За мной. — Учитель хватает меч и выходит из комнаты, я иду за ним быстрыми шагами, чтобы преуспеть.

— Как тебя зовут? — интересуется Грэм.

— Милдред.

— Я бы перенёс нас в тренировочную, но тебе лучше исследовать нашу сферу.

— Здесь мрачнее, чем я думала.

Учитель кивает после моих слов и продолжает двигаться в одном направлении. Мы спускаемся по лестнице с чёрной ковровой дорожкой, отделанной по бокам серебром. Я как будто следую в лапы тёмного зверя, к проклятому алтарю.

Стены изгибистые и матовые, как сгоревший уголёк. На меня накатывает неожиданное желание поджечь замок, чтобы он тлел, переливаясь огненными оттенками: картинка вышла бы великолепной, а месть ещё краше.

По правой стороне от поручня лестницы десятки разноформенных окон с наличниками из тёмного дерева. Чем выше мы поднимаемся, тем любопытнее мне становится, как выглядит небо вблизи без дымчатых помех. Но череда окон закончилась, прежде чем я увидела то, что хотела.

Грэм двигается медленно, словно напрочь уплыл в свои мысли, позабыв обо мне.

— Я не понимаю, зачем я здесь, — банально, но я хотя бы пытаюсь найти общий язык.

— У тебя будет время, чтобы всё понять, — резко отвечает учитель.

Грэм открывает серые двери с белыми хаотично расположенными узорами. Тренировочный зал пуст, отчего его размер кажется неимоверным. Куполообразный потолок состоит из нескольких стеклянных многоугольников. У макушки купола виднеется красное небо, ниже кучерявится дым. Это зрелище походит на солнце. На мгновение я теряюсь, ухожу в себя и пропускаю половину слов Грэма.

–…найдёшь то, в чём тебе будет удобно. Через десять минут приступаем к первой тренировке.

Он кивает в сторону комнаты, завешенной вишнёвой бархатной тканью. Внутри так же темно и мрачно, как во всём замке. После огненного неба мне приходится некоторое время привыкать к мраку. Я удивлённо ахаю, когда замечаю чехлы для одежды. Я прохожу вдоль вешалок, осторожно касаясь пальцами скрипучего материала. Сквозь чехлы просвечиваются угольные, чёрно-синие, графитовые цвета тканей. Я борюсь с желанием открыть и примерить каждый наряд: особенно платье бронзового цвета с чёрными бутонами. От него веет величием и тьмой. Я опускаю застёжку. «В чём тебе будет удобно». Я поднимаю холодный замок и пропускаю «роскошный ряд». Следом идут тренировочные одежды аспидного цвета.

Я беру первое попавшееся. Надеваю корсет, утягивающие брюки с завязками и короткие перчатки, открывающие пальцы; наскоро натягиваю ботинки. Я смотрюсь в зеркало, уже давно обшарпанное у краёв. Цвет одежды подчёркивает ключицы и шею, выражая невиданную мне раньше остроту. Короткие белые волосы растрёпаны, завиваются в разные стороны и походят на веник.

Штора резко взлетает и в гардероб входит Грэм.

— Ты долго.

— Я могла переодеваться, — возмущаюсь я тихим голосом.

— Прошло двадцать минут, — устало говорит учитель. — Десять. Я установил такое время.

Ненавижу, когда мне приказывают.

Я вздыхаю и прохожу мимо Грэма. Он вскоре движется за мной.

Мы стоим в центре арены, как противники, собирающиеся сразиться насмерть. Без зрителей зал навевает не только одиночество, но и чувство смертельного поражения.

— Лови, — Грэм бросает мне деревянный меч, я тянусь за ним и ловлю одной рукой.

— В следующий раз сделай шаг вправо. Не тянись. Это сократит время в бою.

— Ну-ну… — шепчу я.

— Стань в стойку, держи рукоять крепко и уверенно. Угол сорокапятиградусный.

— Думаешь, я знаю, как управляться с этой… игрушкой? — хмыкаю я. — Я здесь даже не по своей воле. Я не умею ничего из того, что ты говоришь!

В тёмно-коричневых глазах Грэма сквозит гнев. Он вытаскивает меч из ножен и, стиснув зубы, направляет его на меня.

— Не по своей воле? — тон его становится ниже. Голос кружится по залу, словно тень, изгнанная из ада. — Я не буду снисходителен, если это снова прозвучит из твоих уст, — он подходит ко мне и едва склоняется над ухом. Но я знаю: он намеренно это делает, чтобы я услышала. — Учитель Коши.

Я прикусываю щёку и стараюсь не двигаться с места. Холодный меч соприкасается с кожей на моей шее и по её поверхности стремительно стелется покрывало мурашек.

— Хорошо, — отчеканиваю я. — Учитель Грэм Коши, — я сглатываю и тяну улыбку, отступаю на шаг.

По крайней мере, он не может убить меня.

Словно прочитав мои мысли, Грэм заявляет:

— Я могу ранить тебя, — звучит мягко, с заботой.

— Да… Я понимаю, — мне хочется добавить «у всех бывают ошибки», но я прикусываю язык: такому человеку, как он негоже ошибаться, если ранит — специально.

— Ты ещё человек, в крови которого текут непроявленные силы, — он резко расслабляется, словно только что не произошло никакой стычки. — Это свобода, а не плен. После Испытаний ты это поймёшь. Жить на земле — неблагодарно, сфера исцеляет и дарит новую жизнь.

— Это то, что вы чувствуете? — интересуюсь я.

— Отчасти. Для меня это работа, долг, который я выполню вне зависимости от обстоятельств.

Грэм два раза прокручивает меч в руке и становится в стойку. Левую ногу он выкидывает вперёд, правую заводит назад. Его корпус наклонён, колени полусогнуты, меч занесён за правое плечо. Он стоит так некоторое время, а потом возвращается в исходное положение и кладёт лезвие на плечо.

— Повтори, что я сделал.

Секунд десять я раздумываю, основываясь на моей рабочей руке. Я сжимаю деревянную рукоять настолько крепко, насколько это возможно. Забрасываю меч за спину, ноги ставлю в положение, а затем разрезаю воздух остриём. В зале раздаётся шумный звук, отражённый эхом.

Грэм удивляется, но старается этого не показывать.

— Ты быстро усвоила. Тренировки обещают быть простыми. А теперь…

Грэм замахивается на меня мечом, и я инстинктивно отбиваю удар, опираясь на заднюю ногу. Наши взгляды встречаются в схватке. Его спокойный и мой разъярённый от неожиданности. Он точно разъярённый.

— Всему можно научиться, если захотеть, — говорит учитель.

Сейчас я осознала, какую глупость сказала ранее. Мне категорически не хотелось соглашаться с Грэмом, поэтому я оставила его без ответа.

Громадные двери тренировочной комнаты распахиваются с громким гулом, и внутрь врывается порядка десяти человек.

Их не особо отличает одежда — красные, чёрные, серые цвета. В каждом есть заметное сходство — ужас и горечь на лице.

Мужчина с лысой макушкой несёт бледнолицую девушку, на застывших губах которой остались следы крови. Он кладёт её на пол. Грэм зацикливается на её белых веках и стискивает челюсти с неимоверной злобой.

— Грядёт что-то ужасное, — говорит лысый мужчина. — Грядут изменения и ещё множество смертей. Фауги крепнут с каждым днём, Грэм. Мы должны быть готовы к худшему.

***

Прежде чем мы ушли, Грэм успокоил лысого парня и пообещал ему, что всё исправит.

— Кем она была? — спрашиваю я учителя.

Он сидит на своей кровати, постукивая по коленке указательным пальцем.

— Любимая девушка моего знакомого.

— Мне не стоило…

— Прекрати, — приказывающим тоном говорит Коши. — В последнюю очередь нам нужно твоё сострадание. Отдохни. Куда идти знаешь.

— Вам нужны покровители, а мне нужны тренировки, чтобы суметь помочь. Вы говорите, что моё сожаление никому не нужно. Хорошо, я не буду его проявлять. Смерть одних из вас — не повод останавливаться. Ни я, ни вы не должны этого делать. Вы лишь теряете время.

Грэм смотрит на меня новым взглядом… Гордым? Уважительным? Может быть. Но учитель бесчувственный как вещь.

— Закончим занятие здесь.

Лысый сообщил нам, что помимо девушки погибло ещё двенадцать покровителей. Этого достаточно, чтобы начать беспокоиться.

Я киваю, и достаю из-за пазухи фальшивый меч. В руках с этой подделкой я чувствую себя глупо, но мысль «Все начинают с малого» успокаивает меня.

«Когда-нибудь я смогу рассечь что-либо настоящим, острым и опасным оружием», — когда я поймала себя на этих размышлениях, поняла, что уже смирилась с предназначением, представила силу и власть. А потом вдруг появился испуг. Как я так быстро отказалась от Айка? «Это правильно», — сказали бы покровители. Я не забуду лучшего друга, моего спасителя и советчика, самого родного человека, но приму то, что имею.

— Когда ты держишь меч в руках, вы дополняете друг друга. Одно целое. — Учитель проводит пальцем по долу своего вечного спутника. — Не ты владеешь мечом, а вы друг другом. Когда меч с камнем сольётся с тобой, у вас будет единая жизнь. Погибнешь ты — и он уйдёт. — Он стукает остриём по своей обуви, целиком сосредотачивая моё внимание. — Первый занятный нюанс: только ты сможешь поднять своё оружие, и только твоё оружие способно убить тебя. Одним словом, второй нюанс — самоубийство, но по законам сфер, только когда твоё покровительство придёт к концу.

— Урок первый. «Что такое меч?».

— Это важная часть, я не её могу пропустить. Я должен обучить тебя как можно скорее, но и лекцию тоже нужно рассказывать. Они думают, что это так просто, но ошибаются. Я выпускаю не пушечное мясо, а способных покровителей.

— «Они» — это кто?

— Владыки сфер. Все трое отдали приказ начать обучение в сжатом виде.

— А третья сфера…

— Отложим эту тему на потом, — перебивает покровитель, — а сейчас защищайся.

Он с лёгкостью, закидывает меч за плечо и направляет его на меня. Я отбиваю атаку, используя всю силу. Наши мечи должны были скреститься, но этого не произошло. Мой деревянный рассёкся, а меч Грэма находился в дюйме от моей шеи.

Он хмурит брови и осторожно убирает остриё.

— Как это… — шёпотом про себя говорит учитель.

— Это было неожиданно! — с бушующим адреналином выпаливаю я.

Чуть не лишилась головы.

Грэм снова надевает маску устойчивой личности.

— Тебе нужен отдых. Продолжим завтра утром. Не смей перечить.

Я и не собиралась.

Я двигаюсь в сторону выхода, как тут неожиданно дверь распахивается, ударяясь об стену. Я отскакиваю назад и чуть не вскрикиваю. Дверь пролетела прямо у меня перед носом.

— Снова ты, мальчишка! Мои нравоучения ничему тебя не учат, — кряхтит мужчина, тыкая пальцем в Грэма.

Длинная тёмная борода мужика вьётся до самой груди, на бритой макушке отражается свечной огонь. Он неухоженный, но его выделяет золочёный пояс, облегающий пузо чёрной закрытой тоги.

На крик бородатого мажора покровитель не кидается негативом, а только приветствует.

— Я уничтожу тебя, когда придёт время, Коши! — рычит мужчина. Спокойствие противника выводит — это мне давно известно. — Мы потеряли покровителей по твоей вине. Ты знаешь, какая сейчас ситуация. Ты должен был быть там, защищать и сражаться. Ты никто, уродец.

— Если я такой никчёмный, зачем мне там быть?

Глаза Грэма бесстрастные, но где-то внутри он точно в гневе и готов порвать глотку хамскому обвинителю.

— Не заговаривай мне зубы чушью, тварь, — толстяк резко подскакивает ко мне. — А эт кто? Твоя ученица?

Он в смехе обнажает жёлтые зубы и на красных дёснах пенится слюна. Я отхожу от него, чтобы он не забрызгал меня своими ротовыми выделениями.

— Да, — коротко выбрасывает учитель.

— Удачно поразвлечься. Ха! Посмотрим, что из вас выйдет.

Бородатый осматривает меня и с отвращением дёргает губой.

— Мерзость, — встреваю я. Слова полились из меня словно рекой. Сволочь не заслуживает хорошего к себе отношения. Почему Грэм терпит это? — Ума у тебя, как у старого иссыхающего алкоголика. Кто дал тебе право потешаться над невинными? Это унизительно.

Грэм хмурится и с неприятным скрипом сжимает рукоять меча.

— Ах ты ж стерва! Ты должна мне ноги зацеловывать. Да твоя белая башка полетит быстрее, чем котелок Коши, — мужик закашливается: слишком много кричит, голосок не бережёт.

Он подлетает ко мне и толкает в плечо. Я падаю на колени, сжимаю губы от боли, заставляющей меня издать жалобное «Мгм». Толстяк пинает меня в бедро ногой, а затем хватает за горло, крепко сжимая пальцы. Я выкашливаю ему в лицо и бью по рукам.

— Отпустите её, — повелительно просит Грэм, стараясь держаться на расстоянии.

Мужчина улыбается и поворачивается к нему, смотря через плечо. Он бросает меня, как тряпичную куклу. Я стукаюсь теменем об ониксовый пол. Места ударов пульсируют, я всё ещё хриплю, а на шее чувствуются его круглые пальцы.

— Девка уже стала тебе дорога? И дня не прошло с твоего «преподавания». Наступит день, и я прикончу вас обоих.

Я поднимаюсь на локти и наблюдаю уход подонка. Даже не радость, а облегчение накатывает на меня.

Покровитель садится рядом, осторожно осматривая шею. Затем его взгляд опускается на моё бедро. Естественно, этот синяк он исследовать не будет. Учитель старается держаться на расстоянии, но лицо его так близко, что я слышу его дыхание, и, кажется, сердцебиение.

— Насколько всё плохо? — спрашивает он.

Я хочу сказать, что проблема мирового масштаба, что сейчас развалюсь на песчинки и заплачу. Молчу. Слова не идут. После выдоха способность говорить появляется, но Грэм уже начинает изрекать:

— Синяки останутся. Нам следовало помолчать. Ты познакомилась с Владыкой сферы Чёрного Оникса.

— Я подозревала. Пояс же всё-таки богатенький.

Как только я сохраняю оптимизм?

Грэм подаёт мне руку, и я тут же принимаю его жест.

Он достаёт из ониксовой шкатулки стеклянную баночку с тёмно-серой мазью и протягивает мне. Я нажимаю на бедро и получаю повторный удар. Всего лишь проверила, насколько мне больно.

— Ссадины сойдут через два дня.

— Спасибо… — тихо благодарю я.

— Он запомнит тебя. Будет нелегко. Я-то привыкший.

— За что он так ненавидит вас? — я откладываю банку и сажусь на кресло, приводя себя в чувство. — Что вы ему сделали?

— Он глуп, стар, много пьёт. Помешан. Ему пора передать кому-то управление сферой, — Грэм уходит от разговора, явно не желая вспоминать прошлое с Владыкой.

— Он убьёт меня?

Грэм отрицательно качает головой.

— Ты ступила на лезвие его ножа. Помочь могу только я. Владыка боится меня, — он останавливается, — и моей власти.

Он мог злорадно улыбнуться, но остался непроницаемым. Такой выдержке позавидует каждый.

— И что такого… грандиозного у вас есть?

Грэм обводит меня многозначительным взглядом и говорит:

— Есть. Поинтересуйся чем-то другим.

Никто бы не выложил свои карты незнакомцу. Мне даже надеяться на ответ не позволено.

— Почему сферы разделяются?

Грэм поворачивается лицом к шкафу, касается рукой статуэтки меча. Указательный палец покровителя украшает кольцо из оникса, а запястье — браслет из аметистовых бусин.

— В сфере Чёрного Оникса преобладает безжалостность, кровожадность, мы ставим чёткие цели, уверенны в себе. При этом покровитель может быть страстным, как в сфере Голубой Бирюзы. Аметистовая сфера славится правильностью, острым умом, сердечностью. Мир почитает их. В покровителе могут быть свойства трёх сфер, но преобладать только одно.

— Меня должен выбрать камень. — Мне становится не по себе: до чего же безрассудно это звучит.

— Можешь ли ты предположить, к какой сфере относишься? — учитель садится на кровать, перед этим схватив тонкую тетрадь с полки.

Я не задумываюсь об этом, потому что сферы не до конца мне понятны, и выводы делать сложнее.

— Я понимаю, — со вздохом говорит Грэм, — порой люди сами не знают, кем являются. Камень залезет в твою душу и найдёт самое потаённое.

— Звучит пугающе и… откровенно.

— Ничего серьёзного. — Коши начинает шерстить страницы. — Здесь ты уже нажила себе проблем. Не прошло и дня.

— Это было справедливо, учитывая, как Владыка вас оскорблял и предвзято ко мне относился. Никто не заслуживает такого отношения.

Грэм фыркает, словно я изрекла редчайшую в мире глупость.

— Здесь всё не так работает. Земная политика чем-то сходится с нашей. Что мы, мелочные, можем сделать против тех, в чьих руках власть? Против тех, кто имеет сильнейших подданных и уважение? Владыка носит на голове корону, в то время как его правая рука умело управляет им, разделяя позолоченный головной убор.

— Покровители не отличаются внутренним миром от людей. Такие же алчные и бесчеловечные.

— Чувства — это единственное, что связывает нас с земными. Мы другие, Милдред, запомни. — Грэм откладывает тетрадь, поворачивается ко мне, сверкая чёрными глазами, виднеющимися из-за выбившихся вороньих волос. — Ты другая, поэтому тебе было приказано забыть прошлую жизнь. Или притвориться, что забыла.

— Мне до конца дней заниматься притворством? — раздражаюсь я. — Это неправильно. Я каждую минуту думаю о доме… О своём друге.

— Это станет твоей мотивацией, — говорит он так, будто мне нужно плясать от радости. — Если повезёт, ею будет кто-то, с кем ты сблизишься. В мире сфер уйма заговоров, интриг. Враги могут использовать близких против тебя, запугивать, шантажировать.

— Такое везде существует.

— Ты ещё мало, что понимаешь.

— По вашим словам лучше ни с кем не общаться? Откуда такие выводы?

У него могут быть причины, и я не могу судить его. Но мне такой совет не подходит. Я лучше пройду через ад, чем буду кого-то избегать.

— Первое занятие закончено. Только одно.

Покровитель достаёт из кармана ожерелье с чёрным ониксом в виде капли. Кровь, слеза, а может быть просто вода? Чёрные слёзы?

Чёрная кровь, олицетворяющая покровителей сферы Чёрного Оникса.

— Возьми его.

Я выполняю непонятную просьбу Грэма и сжимаю двумя ладонями тёплый камень.

Меня перехватывает что-то неизвестное, силой вытаскивает из реальности. Я проникаю вглубь камня, в его историю и его владельца. Вдыхаю горячий воздух, он жжет лёгкие, а затем отдаёт импульс по всему телу до самых кончиков пальцев.

В голове всплывает чьё-то воспоминание, картина.

В снегу стоит темноволосая женщина, она держит меч. Мутное облако стремительно летит к ней и резко проходит сквозь её тело. Женщина отлетает на несколько метров, изо рта ливнем хлыщет кровь. Лицо её тотчас же бледнеет. Она выкрикивает последнее слово, и я с трудом разбираю его среди шума падающего снега, скрипа чьих-то сапог и отдалённых голосов.

— Грэ-э-эм!

Глава 4

Когда я открываю глаза, осознаю, что уснула в комнате своего учителя. Если быть точнее, отключилась. Ониксовая слеза, зима, женщина со смольными волосами и в символичной одежде сферы. Кровь, фауг, смерть, белое облако, как в моих снах.

В комнате только я, пугающая тишина и чёрные стены.

Я поднимаюсь из глубокого кресла. Спина издаёт громкий хруст, оповещая о том, чтобы я больше не спала в неудобной позе.

Тотчас же входит Грэм. Его волосы завязаны в небрежный пучок, растрёпанный изнурительной тренировкой, с лица катится пот, а чёрная безрукавка прилипает к спине. Сейчас его руки кажутся массивнее, облачённые в нарукавники, вены пробиваются через плотную загорелую кожу.

— Я иду в душ, — говорит он и делает продолжительную паузу, роясь в шкафу со своими вещами. Он достаёт два коричневых полотенца, одно протягивает мне, а другое закидывает себе на плечо. — Ты идёшь со мной.

— Что это ещё значит?

— Я думал, ты знаешь, что такое душ. Мне предстоит провести тебе экскурсию по этому месту? — со всей серьёзностью произносит Грэм. — Сейчас утро, — продолжает он, игнорируя сказанные ранее слова. — Ты проспала двенадцать часов.

— Мне вряд ли удастся уснуть ночью, — я протяжно выдыхаю. — Какая тренировка будет сегодня?

— Немного потренируемся с мечом и пройдёмся по боевым искусствам, а дальше ты продолжишь своё занятие в библиотеке.

— Одна?

— Да, — Коши возмущённо сопит носом, — одна.

Мы минуем коридоры, освещенные яркими свечами и факелами. Моя обувь стучит по стеклянному на звук полу. Оникс под ногами не рушится, замок устойчивый, что вообще невозможно по его свойствам: он хрупкий и не переносит жар. Видимо, обиталище такое же, как и его жители.

Я подмечаю узоры на стенах: их полукруглые изгибы выстроены из кусочков топаза. С канделябров свисают цепочки, на которых в меру насажен отливающий опал. Ручки некоторых дверей изготовлены из алмаза. И всё это обустроено так, чтобы не разбавлять главный цвет сферы Чёрного Оникса. На мгновение я даже задумываюсь, что алмаз — дешёвая подделка, но потом вспоминаю, что я вообще не на Земле.

Я осматриваю прямоугольный потолок, на котором переливаются глянцевитые красные ромбы. Меня пугают размеры замка, приводят в ужас своей неизвестностью. Но почему? Дома, на Земле, столько стран и городов не были изведаны мною, и я чувствовала себя в полном удобстве. «Это совсем другое», — чуть не озвучиваю я.

За всё это время я увидела катастрофически мало покровителей. Они сокрушают. Но что бы было с замком, если бы каждый из них взял непозволительный отгул? Отсутствие пространства? Наверняка власть решает этот вопрос с помощью магии хранителей.

Будто обшарив мои мысли, появляются покровители. Мужчина, который вчера принёс мёртвую девушку на руках, одет в железные доспехи. Позади него стоит ему подобный, который крайне отличается своим видом: алая рубашка держится на одной пуговице, со рта разит перегаром, и он едва сосредотачивает взгляд на Грэме. Я дёргаю носом и отворачиваюсь: «аромат» недавно выпитого алкоголя отвешивает мне знатную оплеуху.

— Приветствую, — здоровается Грэм. Мужчина отвечает ему тем же самым. — Зейн, зайдёшь позже ко мне, — обращается он к пьяному.

— Без проблем, дружище, — отвечает тот веселящим голосом.

Они не тратят время на формальности, и мы с Грэмом поднимаемся на этаж выше, а затем заворачиваем в полностью поглощённый мраком коридор. Здесь несколько дверей и каждая из них приоткрыта. Звуки стекающей по трубам воды смешиваются в один и становятся похожими на шум волн, толкаемых ветром.

Я стараюсь сокращать расстояние между мной и Грэмом, чтобы не затеряться в непроглядном лабиринте. Когда он открывает железную дверь, та противно скрипит.

— Душ общий как для мужчин, так и для женщин. Когда закончишь, жди меня, ясно?

Приятные новости в приятный день после приятного сна!

— Да, — я натягиваю фальшивую улыбку и продвигаюсь в самый конец.

Я открываю тяжёлую ониксовую дверь в кабинку душа. Кто-то незадолго принимал здесь душ — пахнет мускусом и сандаловым деревом.

Я смываю с себя весь пот, всю грязь и пыль.

Начинается другая жизнь. Мне хочется убежать от неё каждый раз, когда я задумываюсь о доме. Разбавление рутины всегда удручали меня, а сейчас я это ненавижу. Новая жизнь пугает меня и одновременно чем-то манит. Влечение к силам, власти заставляет стыдиться себя. Я дёргаю головой, чтобы избавиться от этих мыслей, но от сопротивления они только нарастают.

Когда я заканчиваю, Коши ждёт меня, переодетый в верхнюю тунику, подпоясанную ремнём. Брюки те же, что и вчера, широковатые и воздушные. Сегодня на нём невысокие кожаные ботинки на замысловатых застёжках.

Я тем временем не заморачивалась с одеждой и надела то же, что и вчера.

— Впредь найди свою рабочую одежду, — скользя по мне взглядом, уверенно говорит он. — И подбирай с умом. Твой «наряд» может убить тебя.

— Я поняла. — До сих пор мне претит признавать, что какой-то высокомерный парнишка указывает мне.

— Мы идём во внутренний двор. За пределы замка, — сообщает Грэм.

Проходит целая вечность, прежде чем мы оказываемся возле ворот. Они автоматически отворяются. Я чувствую головокружение, когда прохожу над пугающей аркой. Здесь я была принята Вермандо Бронте.

Запах гари и дыма обжигает горло. Ещё чуть-чуть и меня вывернет на глазах Грэма.

— Этого не будет, когда ты станешь покровителем, — замечая моё лицо, оповещает Коши и кидает мне металлический меч.

Я отступаю на шаг, вытягиваю руку, и в мою ладонь, как родная, ложится прохладная рукоять меча. Это можно считать прогрессом, если сравнивать мои успехи с прошлой тренировкой.

«В следующий раз сделай шаг вправо. Не тянись. Это сократит время в бою».

Меч летел быстро, поэтому я отступила. Это не так значимо, я уверена. Есть вещи куда важнее — научиться им пользоваться.

— Он не заточен и не опасен.

— Это хорошо. Иначе я бы точно совершила ошибку.

— Я так не думаю, — перебивает меня учитель Коши и тут же сосредотачивает на мне темноту своих глаз, осознавая, что сказал.

Это была похвала или я с ума схожу?

— Держи дистанцию, иначе не попадёшь в цель. — Грэм старается объяснять жестами и показывать наглядно. — Учитывай длину рук и длину оружия. Ты должна научиться на глаз определять, на каком расстоянии нанести удар. Вытяни атакующую руку вперёд, на меня. — Я выполняю его указание и направляю на него остриё, сдвинув противоположное плечо в сторону, как это делал он сам на прошлой тренировке. — Вот так. Теперь запомни это расстояние. Поначалу ты будешь ошибаться от непривычки, но со временем ты будешь знать, когда бить.

— Это мелочнее, чем я думала.

— Думала, легко будет? — тон его серьёзный, даже грубый.

— Нет, — так же отвечаю я.

Учитель, как обычно, игнорирует мои слова и продолжает рассказывать лекцию.

— Всегда следи, чтобы ноги были расставлены на ширине плеч, не скрещивались, больше движений ногами. Туловище наклони вперёд и выпрямься. Локти ближе к телу, согни их и направь остриё мне в сердце. Думай не о том, что тебя ранят, а в первую очередь, что ранить будешь ты. Ударишь — выдыхай. Техника всегда побеждает силу. А теперь пробуй напасть на меня.

Я держу меч крепко, двумя руками сжимая рукоять. Мы с Грэмом, как соперники по фехтованию, движемся по кругу, почти синхронно передвигая ногами. Я слежу за каждым его движением, за каждым мускулом, чтобы в точности скопировать его действия. Я нелепо тыкаю в него мечом, он умело хватает наконечник ладонью и отталкивает его вместе со мной. Моё поражение.

— Ты раскрыла свои действия, когда посмотрела, куда хочешь нанести удар.

— Вы же не сломаете и этот меч? С чем я тренироваться буду, учитель Коши?

— Я всегда рассчитываю силы, ученица Милдред Хейз, — передразнивает он.

Когда он делает это, всегда остаётся непоколебимым. Если Грэм следит за своей силой, тогда меч сломала я? Глупости и ещё раз глупости.

Я делаю выпад и замахиваюсь мечом с плеча, заставая своего же учителя врасплох. Он отражает атаку в паре сантиметров от своей шеи, предварительно одной рукой удерживая лезвие. Грэм не злится, чего я ожидала, а сдержанно принимает поражение.

— Ты занималась этим раньше? — нахмурившись, спрашивает он.

— Нет. Но это было приятно: напасть, когда вы этого не ожидаете.

— Ты быстро схватываешь. В скором времени нам предстоит распрощаться.

— Вдруг не навсегда, — не подумав, предполагаю я.

— Может быть, — подтверждает Грэм. — Кистевой, локтевой и плечевой. Это важно. Откуда ты знаешь плечевой?

— Однажды вы атаковали меня таким способом, а выпады известны каждому, но воспользоваться ими, взглянув несколько раз, смогут не все. Надеюсь, не разочаровала.

Покровитель коротко кивает.

— Продолжим с боевых искусств.

— Неплохо бы мне вспомнить, что такое драться, — говорю я и улыбаюсь в надежде, что улыбка вышла злорадной.

— Значит, тебе известна база.

Я занималась год рукопашным боем на бесплатном кружке в школе. Я знаю только базовые приёмы, выходила на бои с девочками. Если мы поражали каждого противника — переходили на второй уровень и могли сражаться с парнями. Мне не удалось подняться на ступеньку выше, я сильно расстраивалась, даже несколько раз плакала. Я денно и нощно тренировалась с Айком, хотя он не был умелым бойцом, чтобы надрать задницы вышибалам с большой грудью и длинными шевелюрами. В итоге я выгорела и забросила.

— И чему тебя научили? — учитель скрещивает руки и уступает мне территорию. Я воображаю перед собой грушу, становлюсь в стойку, которую на удивление помню.

— Прямой, — бодро говорит Коши.

Я прокручиваю в голове уроки тренера и бью в воздух.

— Сойдёт. От бедра.

Последний бой с лысой девчонкой, тоннелями в ушах и проколами на лице. Благодаря этому приёму я победила её.

Воздух пронзает замах моего кулака и хруст собственных не разогретых костей.

— В следующий раз не трать время на раздумья.

— Это тренировка, — протестую я.

— Здесь тренировки отличаются. Ты должна учиться так, будто уже сокрушаешь. В таких случаях не должно быть ошибок. Ни единой, — подчёркивает покровитель.

— Как это серьёзно, — со скрытой иронией говорю я.

Было услышано — осталось проигнорированным. Меня это даже радует.

Тренировка набирает новый накал: много быстрых и резких движений, участившееся сердцебиение, сбитое дыхание, сосредоточенные взгляды. Я сильно вспотела, хотя на Грэме нет и капли. Он выглядит так, словно сделал лёгкую утреннюю разминку.

— Что ты видела, когда коснулась камня? — невзначай спрашивает он, наступая на меня.

— С чего вы взяли, что я что-то видела?

Его брови поднимаются: то ли от удивления, то ли от насмешки. Ни один мускул на его лице больше не вздрагивает.

— Мышь убеждает человека, что она не ела сыр, тогда как она оказалась в мышеловке?

Язык не поворачивается говорить. Я видела что-то личное, влезла в чужую жизнь, увидела непозволительное. Под пристальным взглядом Грэма слова льются из меня лавовой рекой:

— Я видела женщину с чёрными волосами. — Опускаю меч. — Она погибла. Облако прошло сквозь нее, и женщина упала… выплёвывала кровь.

— Что-то ещё видела? — тихо и взволновано спрашивает он.

— Слышала, — я останавливаюсь. — Она кричала ваше имя, когда умирала. Вы знали её?

— Это не важно. Забудь, что видела.

— Насколько я понимаю, от меня что-то скрывают, — я говорю мягко, чтобы Коши не расцарапал меня своим любимым оружием. — Я не глупая. Мне нужно знать, что, по крайней мере, происходит вокруг меня. И касается лично меня.

— Это опаснее, чем ты думаешь. В библиотеке содержится информация, которую тебя нужно знать прежде всего. Не забивай голову рискованными вещами.

— О, правда?! — громко восклицаю я. — Все ли покровители видят чьи-то воспоминания? Да я до сих пор человек. Месяц! Целый месяц ко мне во сне приходили фауги, игрались с моей психикой. «Если бежать, то только вперёд». Я ненавижу эти грязные слова. Ненавижу!

Я выплёвывала дерзкие речи, вышвыривала ужас, копившийся двадцать девять проклятых дней. Теперь Грэм Коши разделит мою ношу. И вот лёгкость объяла меня, как мать родное дитя.

— Они не грязные. Они священные, — говорит учитель.

Он проворачивает меч в руках, нарочно задевая моё плечо. Я отпрыгиваю назад. Через белую полоску просачиваются капельки крови.

Хочется вопить во всё горло, но я лишь шёпотом спрашиваю:

— Зачем вы это сделали?

Грэм отворачивается, как от пощёчины.

— Иди в комнату. Используй мазь. Позже приду, покажу библиотеку.

Я удостаиваю Коши разгневанным взглядом. В голове полная мешанина, кровь кипит, кожа горит. Я останавливаюсь, когда на меня снисходит идея — проследить за Грэмом. Вряд ли я узнаю что-то сейчас, но попытаться стоит.

Я прячусь за каменной стеной возле громадных ворот и наблюдаю за своим учителем. Он непоколебим, но потом его ноздри раздуваются, он сжимает челюсти и с лязгом засовывает меч в ножны.

Вдалеке идёт человек в серебряных доспехах, быстро и устремлённо — к Грэму. По его выражению лица видно, что он ждал его.

— Не стоило видеться здесь. Грэм Коши и покровитель Аметистовой сферы. Что подумают люди? — Грэм даже не оглядывается.

— Приветствую. Впредь будем видеться в городе, — звучит голос пришедшего. — Есть какие-то изменения?

— Обычная девушка с хорошим потенциалом. Думаю, вы ошиблись с Пророчеством.

— Вам нужно больше времени. Возможно сила скоро проявит себя. Насколько нам известно, это должно произойти, — покровитель выдыхает и оглядывает округу с расслабленным интересом. — Я буду молиться Касьяну: пусть это будет Милдред. Интересно, как сила может проявиться у человека?..

Деревянный меч рассекла я, а видения подтверждают догадки. Не нужно молиться. Это и есть я.

***

— Библиотека огромная, — произношу я, подняв голову вверх.

Я глазами пробегаю по высоким стеллажам с книгами, томами и целыми циклами. Тут пахнет бумагой, жжёным свечами, отдалённо клеем и чернилами. Я протягиваю руку к жёсткому коричневому корешку толстой книги, и она будто делится частичкой себя. От ветхих вещей всегда бешеные ощущения.

— Пропуск свободный, но вернуть, что взяла — обязательно. Невозврат наказывается. Следи за книгами в два ока, не оставляй на видном месте. Ответственность понести придётся тебе, если ты порвёшь, изрисуешь, замажешь. Вон там. — Грэм указывает на открытые настежь двери и тёмную комнату, в которой горит от силы пара свеч. — Пропишешься у мадам Бланчефлоер.

— Мадам… Что? У меня на языке кости прорастут, пока я буду выговаривать её имя.

— Запиши себе где-нибудь. Она не любит, когда её имя уродуют.

Мы проходим стеллаж с тонкими тетрадями, серией томов научной физики, молекулярной химии и молекулярной кухни. Здесь запах совсем иной — свежие глянцевые журналы и многолетние рассыпчатые книги без переиздания. Отдалённо доносится запах булок с карамелью.

Пройдя ещё один книжный лабиринт, мы выходим в зал с пышной хрустальной люстрой. По всей площади располагаются столики с мягкими стульями. Под ногами стелется красный ковёр, касаясь каждого угла читального зала.

Здесь можно вместить двадцать легковых машин. Слева и справа, прилегая к стене, стоят два стеллажа: не удивлюсь, если за ними потайные комнаты. Центр стены завешан рисунками и картинами. Иллюстрации описывают прошлое мира сфер: мечи, кровь, сражения, чудесные места нашей планеты и покровители с колыхающимися плащами, которые отважно сокрушают фаугов. Некоторые рисунки врагов-чудовищ точно живые существа. Это и мужчины, и женщины, их ноги частично размыты, лица неспокойны, как море во время бури. Один рисунок изображает фауга полукровкой: до туловища — человеческие признаки (волосы, женская грудь, эмоции), а ниже — тело фауга, похожее на раздавленный паучий кокон.

— Фауги могут так выглядеть? — спрашиваю я.

Грэм тут же схватывает, о какой картине я говорю.

— Нет. Фауги всего лишь помутнение без разума, души и тела.

— Это странно. Почему покровители это рисуют?

— Иногда хочется обвинить фаугов во многих смертях, — взгляд Коши прикован к картинам. — На самом деле, они были сотворены такими. Если бы планета была живой, внутри неё рождались бы люди, то она не смогла бы их винить — они ни при чём. Не родится же им на Марсе?

— Логично… Могу я иногда читать здесь? Тут спокойно.

— Обычно это не так. Где читать — твой выбор.

Коши указал на единственный том. Он предупредил меня, что в длинных абзацах много воды с описанием природы, инфраструктуры или внешности людей и их смело можно пропускать. «Книга историческая», — сказал он, когда я возмутилась его указом исключать особенные части книги. Ещё несколько раз он повторил, что это важная деталь обучения, и я обязана знать, ради чего сражаюсь. Всё это основа, после которой идёт набросок, потом эскиз и уже настоящая картина — истинный сокрушающий покровитель.

В комнате мадам Бланчефлоер тихо, как в норке сытой мыши. Грэм оставил меня и отправился сокрушать фаугов. Если женщина в моём видении погибла, значит, Грэм сейчас сражается не только ради защиты Земли, но и за свою жизнь и жизнь своих друзей. Их слабое место — безобидные на вид фауги.

Уничтожить можно всё, не существует бессмертного создания. Фаугов можно сокрушить, убить, но и истребить тоже. Я к этой мысли отношусь относительно безразлично, но покровителя она бы согрела, как горячий шоколад в зимнюю непогоду, и подарила бы покой до конца сурового периода.

Я достаю книгу, бережно касаюсь пальцами обложки из крокодильей кожи, со скрежетом отодвигаю мягкий красный стул и усаживаюсь поудобнее. Тяжёлую книгу с грохотом кидаю на стол и по привычке сдуваю с неё толстый слой пыли. Чёрное облачко быстро оседает на ониксовую поверхность, обходя лишь крошечную алую скатерть, отделанную белым кружевом. Рядом с изящным плетением лежит корочка от булки.

Книгу открывали миллионы раз, поэтому долгожданного скрипа переплёта я не слышу. Начальная страница встречает меня фразой: «Если бежать, то только вперёд».

Я отодвигаюсь от книги, поджав ладони под бёдра. Появляется ощущение, словно именно это книга всё время следила за мной, проникала в мои сны, где на обрыве я повторяла эту фразу. «Вполне вероятно», — с ужасом признаю я.

Я оглядываю пустой зал. Сотни глаз, привидения. Я зарываюсь руками в волосы, стараясь выбить из головы неожиданный страх. Перед глазами появляются отрывистые жёлто-зелёные силуэты проклятого сна.

Я буквально валюсь со стула, нащупываю рукой скатерть, с трудом поднимаюсь. Лёгкие заставляют вдыхать книжный запах, чтобы привести меня в чувство, но я просто хочу отключиться, чтобы это прекратилось.

В стороне кабинета мадам Бланчефлоер шумно хлопает пробка от шампанского или вина. Я вздрагиваю. В это мгновение сон исчезает. Сбитое дыхание приобретает ритм, только сердце бешено скачет в груди: страх быть хрупкой перед кем-то затмил панику.

Вопреки всему, я сажусь обратно и дрожащими руками перелистываю страницу.

«В твоих руках последнее переиздание этой книги. Её касались миллионы людей, а может быть, меньше. А может быть, ты первый, будущий покровитель! Но не исключено, что после тебя эту запись выбросят и напишут новую. Ты перевернёшь следующую страницу — пути назад нет, ты сделаешь это, узнаешь историю моих родных мест: как были созданы сферы, появились фауги и покровители… Удачи в прочтении».

Издатель, писатель, историк, отставной сокрушающий покровитель Киприано

Слова написаны аккуратным почерком, каждая буква украшена замысловатым узором, наклон идеален — это приятно утешает. Вызов или предупреждение? Так или иначе, я его принимаю и смело переворачиваю страницу, которая начинается со слов:

«Мир приветствует конец пятнадцатого и начало шестнадцатого веков. Прославленную Италию поглотил кризис, торговля шла на спад, рынки снабдили фальшью и мусором. В то время многие пытались выделиться, заработать на бесценной гнили побольше лир. В такую неспокойную эпоху живёт половник¹ Алойз и его друг, торговец Касьян, ставивший того на верный путь каждый раз, когда он двигался по кривой дорожке. Алойз всегда принимал помощь лучшего друга, переступал через себя и терпел наставления Касьяна. Касьяну казалось это правильным, он думал, что сможет изменить своего товарища. Этот период в истории отразился фактически на каждом крестьянине Италии. Заграбастав в свои лапы сродни заразе, она уничтожала в них всё хорошее».

Строки закручиваются в водоворот, буквы соединяются в сплошное чернильное пятно. Я хватаюсь за край стола как можно крепче, чтобы не дать себе рухнуть лицом в книгу и не уснуть посреди чтения. Вместо того чтобы отправиться в тёмное забытье, почувствовать давящее головокружение, меня озаряет странная лёгкость.

Я вижу огромную площадь. Почти такая же, как возле моей школы. Каждую зиму мы с Айком приходили завешивать гигантскую городскую ёлку вещами, с которыми хотим распрощаться. В прошлом году я, наконец, отпустила Мэлвина и нацепила на острую искусственную иголку его подарок — фарфоровую фигурку влюблённой пары.

Только здесь нет ёлки, снега, здесь нет Айка. На палящем горизонте виднеются высокие дворцы. Напротив меня крытая галерея с толстыми колоннами. Всё это выдержано в светло-жёлтых, песочных и оранжево-серых тонах. Только на единственном, самом высоком сооружении возвышается каменный шпиль, похожий на клюв чёрной цапли.

На площади работает фонтан, вокруг которого путаются любопытные люди. В наше время возле журчащих струек люди сделали бы серию одинаковых глупых фотографий и в социальных сетях похвастались бы, в каком крутом месте они побывали. Здесь всё по-иному: инструктор рассказывает, какие старания были приложены для создания предмета восхищения любого итальянца, демонстрирует зарисовку схемы.

Женщины восхищённо ахают, обряженные в оранжевые, тёмно-синие атласные платья до пят; треугольный вырез выделяет пышность и упругость груди, которую при поклоне они прикрывают ладонью. У большинства богатых красавиц зону декольте украшает лёгкое ожерелье. Мимо, без особо интереса, мчатся обычные девушки в скромной одёжке: голова укрыта платком, туника на два размера больше, зачастую серая или бледно-желтоватая, что говорит об изношенности материала и низкой стоимости.

Мужчины у фонтана облачены в длинные колеты, под низом — рубашки длиной до середины бедра, украшенные манжетами на воротниках, ноги облегают штаны-чулки. Однотипно, но с разным оформлением, каймой и расцветкой. Настоящие аристократы… жадно глазеющие на выпирающие груди алчных аристократок. Всех этих людей отличает одно — честность. Простаки идут стороной, без какой-либо надобности доказывать, что ты умный, а вот богатенькие так лицемерно слушают инструктора, будто каждый из них планирует голыми руками возвести фонтан во дворике своего роскошного поместья, а затем пройтись по этой же площади и трезвонить об этом во всяком бомжеватом уголке.

Внезапно меня покалывает осознание. Что я здесь делаю? Я вижу эту картину наяву, я нахожусь в этой «картине». Речь итальянцев резкая и чёткая. Некоторые слова хорошо слышны мне: «изодранный бедняк», «несчастные», «мои шелка дороговаты будут», «твои щёки краше яблок», «сложная конструкция и чистенькая водичка». Их стрекотания звучат на неясном для меня языке, вероятно, итальянском, но он понятен мне так же, как родной, будто в голову встроили автоматический переводчик.

По периметру, в каждом углу, стоят обнажённые скульптуры людей, интимные места которых прикрывает простыня. Посреди площади негоциант выкрикивает «Подходи, покупай!», афишируя свои ткани. Из-за их нехватки в стране люди выстроились в очередь длиной в египетскую речку.

Меня обуревает ужас после второй волны осмысления. Как я сюда попала?

Я не контролирую моргание, перед глазами возникает чёрная пелена и вдруг обстановка сменяется мрачной. Затхлый запах вольно наживается в тесной комнатушке с неровными бетонными стенами.

— Ты совершил ошибку! Если правительство об этом узнает, жизнью поплатишься не только ты, но и твои ближние, Алойз!

Оба мужчины стоят далеко друг от друга, но жар их гнева чувствуется на языке. Этот гнев вовсе не ненавистный, это заботливый гнев.

Мужчины одеты в поношенную одежду. На плечи Алойза накинут плащ, многократно сшитый из лоскутков на воротнике и подоле. Его разгневанный собеседник, как несложно было догадаться, Касьян, одет в многослойную рубаху и штаны выцветшего молочного цвета.

На столе высится башенка грязных тарелок с торчащими из неё ложками, по центру валяются осколки разбитого стакана. Как только здесь выжили лилии в глиняной вазе? Крохотная кроватка растрёпана, постель поедена молью.

— Я стану могучим! — выпаливает Алойз с безумным лицом и тычет пальцем в Касьяна. — Я создал шедевр, который принесёт мне деньги. Я выберусь из хватки хозяина, почувствую свободу, не буду больше его ручной собачонкой! Ты, Касьян, ни от кого не зависишь, у тебя своя лавка и тебе никогда не понять моих мучений. — Алойз бешено цепляется за свои рыжие локоны. — Не понять.

— Мы что-нибудь придумаем. — Касьян водит глазами по комнате, наскоро перебирая решения проблемы. — Ты понимаешь, насколько это опасно? Тебя забьют камнями, выпорют, король прикажет пытать тебя! А потом казнят, — с лицом, полным сожаления, твердит торговец.

Со скрещенными запястьями на животе мужчина убеждает друга остановиться, но тот упрямее осла.

— Я потерял родителей в раннем возрасте, у меня украли моё наследство, лиры, мою маленькую лабораторию. Ты же знаешь, как я люблю опыты! — жалобно мямлит Алойз. Сломленный сумасшедший. — Стать половником было частью плана. Кропотливо работать, копить деньги и… Посмотри, в каких гнидячих условиях я живу! Я заработал и наконец-то смог осуществить мечту — лаборатория, приборы, опыты. Признание. Я заслужу признание. — Голос переходит на шёпот: — Король сможет использовать моих пушистиков в войнах, сумеет приручить их. Я пока ещё тружусь над этим. Тогда наш Властелин найдёт моё богатство и вернёт ворованное, а если не найдёт, выдаст новое.

— Услышь меня, умоляю тебя. Скоро твои твари выберутся и начнут крушить то, что им под силу! Им непосильны клетки. Ты сотворил зло, с которым не сможешь совладать. Решения нет. Фаугам категорически нельзя покидать тюрьмы.

— Откуда тебе знать, как работают мои малыши? Я вырастил их. Проводил разные эксперименты и уверен, что они не настроены на вражду.

— Знаешь, поначалу мне действительно было интересно. Пока я не узрел, как они питаются.

— Подумаешь, — уныло ухмыляется Алойз, — тот парень и так был на смертном одре, а я избавил его от мучений.

— Ты выкрал больного юношу из тёплого очага, впихнул к этим голодным уродам и дал им буквально раскромсать тело. Уже год ты их содержишь. Сколькими ты пожертвовал? Тот потерянный парнишка, которого я достал из переулка, накормил, предоставил жильё; которого так любила моя матушка, тот мальчуган, вечно дарующий нам проблемы, стал монстром.

Половник выпускает слезу, оставаясь безжалостным в лице.

— Не говори так.

— Пора заканчивать, — с едва сдерживаемой болью подытоживает Касьян. — Если не уступишь мне место, не дашь уничтожить фаугов, я освобожу проход должным образом.

Я замечаю приоткрытую деревянную дверь рядом с тумбой. Несколько рядов стеклянных контейнеров, вокруг множество каких-то электрических приборов, поддерживающие жизнь фаугов. Это всё, что способен увидеть мой глаз в частичном мраке.

— Я не уйду. Пусть нам с тобой и предстоит сразиться, я буду защищать своих пушистиков.

Половник печально смотрит на заточенный кинжал.

— Мы оба знаем, кто победит, — сжимая рукоять, отчаянно бубнит Касьян. — Оружие никогда не было в твоих руках, тебя всегда поглощала наука.

— И всегда будет, друг, — лицо Алойза освещается улыбкой, такой, какой награждают в последний раз. Он хватает с тумбочки острую палку и направляет её на Касьяна. — Попытаюсь сопротивляться, чтобы не губить твою честь.

Касьян качает головой, одним взглядом выражая всю любовь, уважение и крупное сожаление. «Видимо, суждено», — твердят его тусклые изумрудные глаза.

— Быстро и без угрызений совести, — шепчет Касьян.

Не задумываясь, он выхватывает подручное ружьё Алойза и отбрасывает его в сторону. Тот округляет глаза, и тогда его любимый товарищ вонзает острие прямиком в злое от судьбы сердце.

— Я говорил тебе остановиться, — объясняется Касьян. Он начинает разрываться от плача, как новорождённый малыш. — Теперь это всё… на моих плечах.

Он медленно достаёт кинжал, и в этот момент густые белые облака заполняют комнату. Они проходят сквозь тело создателя, минуя Касьяна, и выбираются наружу через дверной проём. Это добивает Алойза — он падает, захлёбываясь кровью.

Торговец от страха и боли дрожит на бетонном полу с горстками мусора.

Я смыкаю веки, не желая знать, что будет дальше, наблюдать за мучениями торговца и ещё тёплым трупом половника.

Сознание удаляется из прошлого, я просыпаюсь. Моя голова лежит на столе. Впервые я так рада находиться в сфере, в замке, в библиотеке, лёжа на пахнущей бумаге.

Я отскакиваю от первого тома со скрипом стула и отхожу на несколько шагов, продолжая глазеть на страницы. С лица катится пот. Я спешно обтираю его рукавом.

— Приветик!

Напротив моего места сидит девушка. Её волосы цвета молочного шоколада, глаза хвойные. Не знаю, как долго она здесь находится, но спящей точно меня видела.

— Бурные сны тебе снятся, девчонка, — надменно проговаривает она.

— Кто ты такая?

— Алисия Бодо. Приятно познакомиться, Милдред Хейз, — девушка протягивает руку, надеясь на приветствие, но я демонстративно отправляю руки за спину.

— Совсем не приятно.

Глава 5

— Оу, не горячись, — говорит Алисия, скручивая губы в трубочку. — Тебя затронули мои слова? Прости за мою бестактность.

Её «прости» больше похоже на издёвку, чем на извинение. У меня вдруг появляется неистовое желание использовать на ней все приемы, которые я повторила сегодня на тренировке.

Девушка выглядит сильной и мужественной, несмотря на утончённое острое лицо, кошачий взгляд, наиболее выраженный из-за десятка тоненьких косичек, ореолом заплетённых вокруг головы. Она покровитель — я ей не ровня.

— Ты подумала, что меня задело хамство? — невзирая на смелое высказывание, я отступаю на шаг. — Тебе стоит поработать над самооценкой.

Лицо девушки становится угрожающим: улыбка исчезает, взгляд приобретает отточенность. Некоторое мгновение она пребывает в гневе, а затем возвращает исходные эмоции, окончательно расслабившись. Запугать хотела. Я по-настоящему струшу, если мне приставят нож к горлу или заберут под носом миску с жареными мидиями, но волноваться оттого, что кто-то не так смотрит уморительно до разрыва живота.

— Читаешь историю? Спать запрещено в этом месте, — информирует Алисия и тыкает пальцем в книгу. — И почему это ты одна, а не с учителем?

— Я понятия не имею, кто ты, поэтому перед тобой отчитываться не должна. Особенно за других.

— Защищ-а-аешь его, — задумчиво тянет девушка.

Картина становится яснее.

— Ты какая-нибудь влюблённая ревнивая дурочка?

Алисия подскакивает с места, чёрный плащ, надетый поверх полуночно-синего платья, раздражённо вздрагивает. Её лицо оказывается в сантиметре от моего.

— Мы любим друг друга, — выпаливает она, оскаливая острые зубы. Клянусь, в прошлой жизни она была кошкой. — Я здесь, чтобы предупредить тебя. Не вздумай плести за моей спиной амуры. Заканчивай обучение и порхай в другие края. Милдред смертная, а значит, за любым углом ей могут вспороть брюхо! Ты же, голоштанка, ещё даже защищаться не научилась.

Алисия хватает со стола свой меч и со скоростью пули вылетает из библиотеки. С чего бы ей боятся конкуренции со мной? Я завершаю ученичество и исчезаю из его жизни.

— Милдред, — зовёт меня Грэм, входя в зал, — как успехи?

— Познавательно, — удаётся выдавить мне.

Перед глазами возникает предсмертная физиономия Алойза, убитый скорбью Касьян. На языке чувствуется вкус крови, в ушах раздаётся звук разрезающейся плоти. Нет! Нет! Нет! Я не хочу больше это видеть. Хочется удариться головой о ближайшую стену, но стереть к чертям сцену фактического братоубийства.

Алисия. Воспоминание о её дерзком оскале выводит меня из временного ступора — злость стучится, чтобы сменить страх, и она успешно выламывает дверь.

— Ты уставшая, — подмечает учитель.

Пусть лучше слабая, чем та, которая несколько минут назад перенеслась в прошлое, а потом погрызлась с его избранницей, грозившейся выпустить мои кишки.

— Да, есть немного.

— Ониксовая мазь лишает аппетита.

Он думает, я такая потерянная из-за голода. Пусть лучше так.

— Исцеляющая штука, доставляющая неприятности.

— Око за око. — Грэм оживляется. — Идём в трапезную.

Мы поднимаемся на верхние этажи, и уже на третьей лестнице мои стопы начинают ныть. И почему он просто не перенесёт меня? Через одышку, набрав воздуха, я спрашиваю терзающий меня вопрос:

— Слушайте. Если вы такие могучие волшебники, наверное, вы подпитываете себе какими-то эликсирами?

— Есть такое. Нам не нужно есть, чтобы выжить, для нас это лакомство, немного дополнительной энергии. К этому разряду относится и сон.

— Что ещё интересного?

— Реалии — не сказки, чтобы их интересно было слушать. Относись к этому серьёзно.

— Да какая разница, как я об этом говорю?

Коши сопит носом, а затем продолжает:

— Слабое место покровителей — фауги. Нам непокорны человеческие болезни, мороз, жар. Телесные и сквозные раны заживают через сутки.

Мы, наконец, достигаем назначенного места. Восьмой этаж и ноги стали резиновыми.

Трапезная — огромное помещение, вмещающее в себя больше сотни покровителей. Они завтракают пахнущими вкусностями и болтают о чём-то между собой. Действо похоже на сборище фанатиков, верующих в великого сатану. Здесь мрачно, горят люстры с красными лампадами, на высоте подвешены длинные факелы, декоративно обмотанные колючей проволокой. Центр столиков, в свою очередь застланный чёрной скатертью, занимает кованый или керамический канделябр. Особого сходства в еде я не заметила, у всех разная пища. Каждый берёт себе что захочет или что в наличии.

— Держись близ, можешь затеряться.

Мне хочется схватить Грэма за рукав, чтобы наверняка не потеряться, но этот жест привлечёт много внимания, да и я не хочу выглядеть перепуганной мышкой. Я стараюсь следить только за спиной Грэма. Его плечи настолько широкие, что мне кажется, он может снести всю толпу, которая преграждает нам путь.

Мы становимся в очередь. Покровители за длинным столом обслуживают со скоростью света, поэтому мы ждём не больше минуты, когда очередь настигает нас.

— Две порции ризотто с шампиньонами, салат из апельсинов, два куска овощного пирога, — заказывает учитель.

Нас обслуживает девушка в тканевой маске, закрывающая почти всё её лицо — видны лишь глаза и верхняя часть носа. Она ниже меня, двигается быстро, профессионально подаёт еду. В наших кафе на Земле под ноги этой девушки постелили бы красный ковёр за такую работу.

Коши забирает заказы и садится за свободный трёхместный стол.

— Пробуй, — говорит он.

— Это вкусно, — подмечаю я, пережёвывая пирог.

На входе в трапезную я обнаруживаю Алисию. Она смотрит сквозь меня — как оказывается, на Грэма. Когда Коши оборачивается в ту сторону, замечая мой устремлённый взгляд, след Алисии простывает. Она избегает его или боится. Грэм не придаёт этому значения, складывает посуду и относит обратно. «Мы любим друг друга». Искренней и взаимной любовью так и веет.

— Всё запомнила?

— Конечно. Это несложно.

— Сегодня ты закончила со всеми тренировками. Мы отправляемся в город. Возьми меня за руку.

Я хватаю его ладонь, уверенная, что она окажется шершавой и жёсткой. Грэм покровитель с быстрой регенерацией, у него не может быть мозолей. Я сжимаю мягкую выпуклую кожу, но такой же отдачи не получаю.

Сомкнуть глаза, разомкнуть — как приказал Грэм Коши.

— Это город. Замок — столица.

— Прямо как на Земле, — во всеуслышание осознаю я.

Даже местность выглядит земной, только вместо почвы, травы и деревьев здесь бурая брусчатка, местами поцарапанная. В округе множество небольших белых домов, в долине пламенного горизонта виднеется пара красивых дворцов. Огненные движущиеся вихри воссоздают второе небо на еле глянцевой брусчатке.

— Кто здесь живёт?

— Если ты о дворцах, то отставные Владыки. Они оставили пост, переправились в город. — Я вспоминаю Вермандо, который всё ещё живёт в сфере. «Почему он не здесь?». — В обычных домах живут бывшие сокрушающие и посыльные покровители. Сама понимаешь, после отставки репутацию хранят до кончины.

Мы проходим длинные улицы. По обочинам стоят несколько торговых лавок с одеждой, едой, предметами для развлечения, не заточенными мечами, ножами, стрелами и арбалетами. Меня притягивает лавка длиной в десять метров с женской и мужской бижутерией. Глаза бегают от блеска украшений из малахита, обсидиана, агата, лунного камня и прочих. Прямо возле торговца ждёт, когда его купят, перстень из чароита — редкого камня на Земле. Я как голодная собака плетусь к торговцу, от восхищения беру сокровище и тут же кладу обратно.

— Желаете выменять? Ранее его носил пятый Владыка Аметистовой сферы, он ценен не только из-за своей редкости. Стоить будет очень дорого, — лукаво проговаривает женщина, восхваляя антикварную вещь.

— Сколько? — интересуюсь я, зная, что точно не смогу приобрести её.

— Уверена, девочка, что хочешь знать? — твёрдо спрашивает она.

— Милдред, нам пора.

Грэм хватает меня за локоть и отводит в сторону. Я смотрю на торговку: она презренно косится на нас и теребит в руках драгоценный перстень.

— Здесь сходных прихлебателей в достатке. Пятый Владыка был великим, что ещё мягко сказано. Это украшение на каких только пальцах не побывало. Купцы заставят тебя отнять чью-то жизнь, доставить детскую кожу с лица, сбежать из сферы и отдать своё оружие на хранение за стеклом. Я много слышал о «грязных рынках», но назвал относительно лёгкие задания.

Принести детскую кожу с лица? Куда я попала?..

— Это всего лишь побрякушки, — хмыкаю я. — Дико давать им такую… стоимость. Если его таскала какая-то шишка, это не делает её значимой.

— Купцы надеются на алчных покровителей, распространяют на них своё безумие, а те, как азартные игроки, не могут остановиться.

— Есть в вашем городе хоть что-то честное? — возмущаюсь я.

— Обменные рынки. Валюта в сферах отсутствует, поэтому мы меняемся хорошими вещами. Бывает, на ярмарках мелькают пачки, золото. С их помощью покровители скупают товары на Земле и не прибегают к хитростям и воровству. Иногда это необходимо делать.

Мы сворачиваем в тёмный переулок, в конце которого я вижу площадь с огромным количеством отставных. Они одеты просто и удобно: в белые, синие и телесные одежды. Их возраст только пересёк черту старения.

— Сколько им лет? — любопытствую я.

— Больше ста.

— Сколько?..

— Мы бессмертны, — сдержанно говорит Коши. — Прожив один век, каждый покровитель уходит в отставку — прямая обязанность, а дальше уже твоё решение, когда умереть. Насколько я знаю, отставные проживали не больше трёхсот. Многие обезумели.

— В многолетии свои минусы. А ведь для меня это казалось занимательным. Можно пройти много эпох, познакомится с интересными личностями, полюбить и проводить.

— Фильмов пересмотрела? — Я киваю, и учитель тихо фыркает.

Грэм ведёт нас между торговых лавок, тусклых белых домов.

Считаются ли отставные людьми? Я спрашиваю об этом Грэма, на что он отвечает: «Никогда. Покровителями есть и будут». И снова тот же упрекающий тон. Конечно, я должна выучить устройство мира сфер за пару ночей.

Поглощённая в свои мысли, я чуть не врезаюсь в спину Коши, когда он останавливается. Я вспыхиваю, смотрю на него, чтобы высказаться. Глаза, полные горечи стопорят меня. Он сосредоточено смотрит в сторону.

Я оборачиваюсь к помпезному тёмно-алому дворцу, окружённому скопищем покровителей.

Из дворца два покровителя выносят гроб из оникса, его крышка декорирована камнями, не оставляя свободного места на поверхности.

— Что происходит? — спрашиваю я.

— Владыка мёртв.

***

Во мне смешались чувства облегчения и досады — он мёртв, но мне не удалось увидеть это воочию. Уверена, меня бы вырвало — вместо крови из его заколотого живота вылился бы лимонный жир.

— Хорошо, — выдыхаю я.

Что сейчас испытывает Грэм? Заклятый враг повержен, он больше не будет цепляться за его ошибки, орать как оглашённый и обвинять в чужих грехах. Я зацикливаюсь на блеске чёрных зрачков Коши.

Складываю два плюс два. Учитель сожалеет явно не о смерти своего злопыхателя. Владыка мог покончить с собой, являясь таким самовлюблённым? О, не-ет. Да и гроб слишком узок для него.

— Это ведь не он?

— Нет, — с хрипотой отвечает Коши. Он прочищает горло, затем продолжает: — Бывший Владыка. Прожил двести три года. Флойд был хорошим лидером. Я о нём ещё в книгах читал.

— Мне жаль, что это случилось. Его выбор — закон.

— Столько вопросов. Вечное отсутствие ответов, — тихо бормочет он. — Пусть Касьян благословит его.

— Во замке будут поминки?

Грэм кидает на меня странный взгляд, но всё же понимает, о чём речь.

— Это посчитают неуважением к нынешнему Владыке.

— Мне предстоит разобраться с вашими правилами.

— Научиться сокрушать. Выучить историю, — добавляет он. — Мне нужно остаться. Тебя ждёт библиотека.

Он переносит меня и быстро возвращается, чтобы успеть проститься.

Несколько минут я стою над книгой, не осмеливаясь её открыть. Каждая трещинка, царапина и погрешность на обложке зафиксировались в моей памяти.

Грэм не рассказывает о происхождении видений, о том, кто я и как связана с Пророчеством. Я сама доберусь до сути и узнаю, что от меня скрывают. Прежде чем это сделать, я обязана узнать, какое мясо покрывает кости.

Я открываю книгу, убираю закладку с последней законченной страницы и с бешено бьющимся сердцем зачитываю вслух первые строки главы. Достаточно зачитать нижнюю строчку и перед глазами плывет, тошнота тихонько отзывается. Как же это выматывает.

Италия, Флоренция. Снова здравствуй, хочется сказать мне, но слова не идут, я будто говорю их в себя. В прошлом я ничто, я зритель, который молча должен наблюдать за развитием событий.

На деревянном скрипящем полу сидит Касьян, сосредоточенный на убитом друге. Жалеет ли он о своём решении, считает ли правильным свой поступок?

Собравшись с мыслями, он поднимает тело Алойза, руки мёртвого елозят по полу, голова валится набок.

Касьян затаскивает друга в клетку для фаугов, закрывает её и останавливается возле приборов, ранее сдерживающих тварей. Я снова замечаю блеск на его щеках. С каждой секундой слёз становится всё больше, впитываясь в длинную бороду. Он падает на колени и плачет навзрыд. Торговец тянется к кнопке прибора, ударяет по ней боковой стороной ладони. Стеклянные ящики задвигаются металлическими занавесками, внутри слышится небольшой взрыв. Занавески отодвигаются. По коробке, как песок в бурю, летает прах, не спеша оседать на дно.

— Я найду способ устранить твои людские отродья. Ты был жесток и заслужил такую участь. Проводить эксперименты над людьми хуже, чем то, что я сделал с тобой. — Во взгляде Касьяна появляется злоба и ненависть… жажда расправы и установления справедливости. Торговец оправдывает свои деяния.

Мгновение и мои глаза оказываются в другом пространстве, в комнате купца. Она будет побольше, чем у Алойза, покрасивее и побогаче. Стол заставлен свечами и кипами жёлтых бумаг. Слева от хозяина лежат его очки, а справа — остывшая чашка чая. Судя по всему, это кабинет — здесь нет кровати. Шкафа тоже нет: все книги, тетради, черновики порядочно сложены в углу пола.

Купец держит перед собой черновик: «Цели. Номер 1. Изучить фаугов по оставшейся информации Алойза, разобраться в устройстве лаборатории. Уничтожить».

Другой лист, огороженный смятыми бумажными шариками, испещрён корявыми записями: «Фауги были созданы Алойзом с помощью подопытных людей с мутациями и отклонениями. Он выпаривал их, сушил, жёг, обливал кислотой и замачивал в опасных химических веществах, спаривал между собой, сшивал различные кусочки тканей. Таким образом у них исчезла оболочка.

Примечание. Дневник исследования учёного, часть 5.

Они едва видимы, похожи на кучерявый дым. Создания совсем не близки к здоровой науке. Возможно, он использовал какие-то заклинания.

Цель 2. Узнать, какую магию применил Алойз».

Внизу мелко начиркана фраза: «Умоляли о помиловании».

Я чувствую подступающий ужас к горлу, слёзы. Изверг Алойз существовал, ходил по той же земле, что и мы все, он отнимал жизни людей, пытал их ради денег и репутации.

— Я не сумасшедший. Я — не он, — проговаривает Касьян, постукивая пером по своему уху. — Фауги пожирают природу — то, что породило их. Человек порождён природой, никак не Богом, побуждает наука. Творение сильное убьёт творение слабое. Человек слаб. Это не должно произойти.

Он размышляет с энтузиазмом, его слова полны надежды. Сейчас он ещё не знает, что создаст покровителей, что его детище наблюдает за ним. Торговец, к несчастью, не сумел покончить с фаугами: простуда обратилась в бессмертный вирус.

— Чёрт! Что за колдовство за этим стоит? — Касьян подпрыгивает со стула и отшвыривает его в стену.

С одного кадра меня перебрасывает на другой. От неожиданности сердце пускается галопом. Я мысленно кладу руку на грудь. Спокойствие: всего лишь фильм с перемоткой.

Торговец находится посреди пустыни. Он накручивает на палец седую как лунь кучерявую бороду.

Мужчина выглядит вразумительным, нежели в прошлом видении, где он убеждал себя в отсутствии помешательства, — взгляд стал уверенным, тёмным; одежда смотрится богаче. Походка ровная — он идёт по песку, будто выискивая ответы в небе. На подоле и воротнике вшиты серебряные нити, очерчивая красивый узор.

— Древние немало поведали о магических свойствах камней, — говорит Касьян голубой выси. — Я выясню, какие задействовал Алойз, чтобы разработать оружие, им же вас истреблю.

Миновало около тридцати лет, если не больше. Создатель стар, а потому история вскоре должна закончиться.

— Знаете, фауги, он любил изучать минералы, пока не решил взяться за тяжёлую артиллерию. Позже он позабыл об этих безделушках, но конечно они ему пригодились для стоящих деяний, — он хмыкает. — Иногда я думаю, а вдруг вся дружба была фальшью, вдруг он использовал мою семью? Пригрелся, как змея и в нужный момент укусил, впуская отраву? Чего вы стоите, бездушные?

Небо безмолвствует, фауги ему не отвечают, даже ветер не откликается на его зов. Одиночеством в сиротливой пустыне веет даже на таком расстоянии — за шесть веков. На плечи падает громоздкий как булыжник, груз печали.

Мужчина, что так отчаянно верил своему близкому, подарил уют, не был вознаграждён за свои старания. Он наказан, вынужден из чувства долга и достоинства спасать мир, который разрушил Алойз.

На этой ноте я разлепляю глаза, и снова обнаруживаю себя спящей на книге. Скоро она станет моей новой подушкой. Я ощущаю усталость и истощение, поэтому по памяти ищу свою комнату. Надеюсь на лучшее, а именно, не встретить никого по пути.

Мои ожидания не оправдываются: под яркими языками пламени, взлетающей от уверенности походкой, двигается Алисия. Она хитро улыбается.

Я шустро прохожу мимо, стараясь не подавать виду, насколько девушка мне неприятна.

— Эй, — окликает она. Я медленно поворачиваюсь к ней. — Как прошёл второй день в сфере Чёрного Оникса?

— Ты вдруг подумала стать дружелюбной и побеспокоиться о моём благополучии?

— Любопытствую, как проходят ваши уроки с учителем. Уж очень хочется узнать!

— А мне хочется домой, ещё я хочу съесть большую порцию креветок. О, забыла, как без этого? Я хочу, чтобы ты исчезла с дороги и из моей жизни тоже, — украдкой говорю я, чтобы посторонние нас не услышали. — Хватит врываться в моё личное пространство и бросаться ядом.

Алисия подавляет вспыхнувший гнев и показывает острые зубы.

— Напомни-ка, голоштанка, чтобы я сразилась с тобой, если станешь покровительницей, — она ошпаривает моё лицо горячим дыханием. — Тогда сравняем силы и определим, кому позволено каркать «исчезни» с такой наглой мордочкой.

— С нетерпением буду ждать дня, когда смогу не просто надрать тебе зад, а размазать, как кучу экскрементов.

— Смотри, руки замараешь.

— О-о, оно того стоит.

— Ты слишком много из себя возомнила. Гадкая голоштанка. Никто — ты.

Расхлябанно оперируй слабость, чтобы поразить противника, говорил мне тренер по боксу. То, что я скажу, разозлит его и навлечёт на меня беду. Что мне терять?

Я склоняюсь к её уху и шепчу, вкладывая в голос максимальную дозу желчи:

— Ты никто для Грэма Коши.

В глазах девушки вспыхивает ярость, она прикусывает губу и с размаху ударяет по моей щеке.

Её ладонь обжигает кожу как пламя.

— Я не из тех, кто жалуется и просит помощи, но интересно, что случится, если Грэм узнает, что ты промышляешь за его спиной.

Случайно ткнула скальпелем в дыхало! Девушка втягивает воздух и мотает головой.

— Он не поверит какой-то девчурке. — Смех Алисии выходит чересчур фальшивым.

— Я дам тебе время, подожду, пока твои несмазанные шестерёнки дадут жару.

Я демонстративно скрещиваю руки на груди.

— Нам с тобой о-го-го сколько нужно разъяснить, — говорит Алисия и в мгновение ока исчезает.

Почему она делает это со мной?

Я протираю щеку льдом, наношу мазь и ложусь спать. Я несколько раз просыпаюсь из-за новой обстановки, другой кровати, иных запахов и предметов, а ещё бесконечно горящих свечей, которые невозможно погасить. Магия хранителей создала вечный огонь. «Тебе нужно привыкнуть засыпать со светом». Ребёнка эта речь бы обрадовала, но когда Коши сказал мне эти слова, я хотела не только провалиться сквозь землю, но и прописать ему.

Два прерывистых стука. В мою комнату. Ещё три стука звучат быстро и громко. Без разрешения входит мужчина. Такого я бы точно запомнила.

Это пьяный Зейн, которого мы с Грэмом встретили по пути на дворовую тренировку. Его алая рубашка по-прежнему расстёгнута.

— Выйди! Что… ты себе позволяешь?

— Милдред Хейз, ученица моего лучшего друга. — Он косится в сторону, держится за стену. Он страшно пьян! Страшно. — Я мечтал увидеть тебя в такой короткой пижамке. Хочу сорвать с тебя это тряпьё.

Зейн приближается, от него источает запах перегара после выпитого алкоголя, гари и табака. Кожа на груди липкая и потная, на лице чёрная пыль. Он тянет ко мне свои лапы, и в этот момент меня одолевает беспомощность. Грэм отправился сокрушать фаугов, и никто мне не поможет. Зейн сильнее меня в сто раз. Бороться против него бессмысленно, я только покалечу себя. К горлу подступает сегодняшний завтрак.

Глава 6

— Позади Владыка, — говорю я, что первое приходит на ум.

Зейн вяло оборачивается, и я набрасываю на него чёрное одеяло. Без раздумий подпрыгиваю с постели и мчусь к двери, широкими шагами преодолевая расстояние.

Тёплая мягкая рука ловит моё запястье. Я пытаюсь вырваться из хватки Зейна, но он только сильнее стискивает пальцы. Покровитель толкает меня к кровати. Я удерживаюсь на одной ноге, нащупав стену. Первая попытка оказалась тщетной, а с моими способностями второго и подавно не будет.

— У тебя красивые жёлтые глазки. Привлекательные белые волосы. — Как заинтересованная собака, он склоняет голову набок. — Как у кошечки, Милдред. Мил… Могу я так называть тебя? Или предпочитаешь «милая»? Ха-ха-ха!

— Будет лучше, если ты… — Я стискиваю кулаки настолько крепко, что перестаю их ощущать. Мысли сплелись в сложную паутину: я пробую проехать по каждой ниточке, найти слова, которые так яро ищу, но каждая из них обрывается.

Мои ладони утыкаются в стену. Вот бы вжаться в неё, пройти насквозь. И очутиться в комнате Коши. Разбить его зеркало, по периметру обитое обсидианом, поднять самый острый осколок и располосовать им Зейна. Беспомощность, унижение, слабость. Ненавистная мне комбинация, которую нужно избегать.

Покровитель упирается в меня липучим голым телом и дотрагивается губами до мочки уха. Он отстраняется, смотрит на мою одежду, а потом засовывает руки под мою спальную атласную майку. Я стараюсь сопротивляться, отодвинуть его, но это сравнимо с тем, что я пытаюсь сдвинуть скалу. Монстр касается моего живота, и из меня вырывается медвежий рёв, резко переходящий в растерянный плач.

Его мерзкая, пропахшая табаком рука закрывает мне рот, а два пальца зажимают нос.

— Обещай быть тихоней, чтобы я случайно не сломал тебе позвоночник, — взволнованно проговаривает ублюдок и убирает руку.

Я испускаю тихий яростный вопль и согласно киваю.

Я могу свободно говорить, но и использовать зубы. Я кусаю покровителя за плечо. Он шипит от боли. Надежда чувствуется в воздухе, боюсь, она вот-вот развеется. Я замахиваюсь ногой, чтобы ударить Зейна в пах. Он перехватывает мою лодыжку, а затем бьёт меня по лицу. Во рту появляется металлический вкус крови. Я нащупываю кончиком языка разодранную десну.

Зейн снимает с себя рубашку, поочерёдно придерживая меня локтями. Затем он запихивает мне в рот сжатые в комок рукава. Срабатывает рвотный рефлекс, и я издаю истошный рык. Слёзы скатываются по щекам, промачивая алую потную ткань. Я точно так же хочу скатиться на пол, но меня удерживают.

— Ах, какая ты горячая, — шепчет Зейн мне на ухо.

Хочу сжечь его миндалины, чтобы он никогда не смог разговаривать.

Его рука опускается вниз, к моим шортам, под которыми нет нижнего белья. Он напористо сжимает ягодицы. Силы покидают меня, как душа погибшее тело, но я делаю над собой удивительное усилие и снова рычу. В голову со скоростью гоночной машины вторгаются воспоминания: щупальца Владыки, окольцованные на моей шее, гневный трёп. Лучше бы Зейн был озлобленным, так бы я чувствовала к нему только ненависть, а не омерзение — самое худшее из всей гаммы чувств.

Ногти ублюдка оставляют на коже пекущие дугообразные порезы. Новая волна сдавленных звуков. Меня пробирает гордость: я ещё держусь и это достойно уважения.

Либо я схожу, с ума, либо зримое реально — дверь открывается. Зейн отскакивает от меня. Я бессознательно трогаю места, которых касался этот урод. Достаю со рта вонючую рубашку и из глаз рождаются слёзы счастья.

Грэм подходит к своему товарищу, заламывает ему руки и вышвыривает в коридор как бейсбольный мяч. Я слышу приятное приземление с четвертого этажа. Вермандо уходит, чтобы проверить Зейна или прописать ему дополнительную оплеуху.

— Вы пришли… — это всё, что у меня выходит сказать.

Коши едва смотрит на меня, снимает простыню с кровати и накрывает мои плечи. Он решительно поднимает меня с пола.

— Он сделал тебе больно? — спрашивает покровитель.

Я киваю.

— Сейчас мы не можем наказать Зейна, но когда ситуация в сферах уляжется, я дам тебе возможность самой порешить его подобающим образом, — он словно говорит и улыбается.

Я разглядываю его беспокойные зеницы и тонкую линию под носом. Улыбки нет.

— Мне срочно нужно вымыться, — полушёпотом выговариваю я.

Покровитель исчезает, мигом возвращается и протягивает мне лёгкий шелестящий плащ серого цвета. Он отворачивается. Я в одночасье накидываю верхнюю одежду и завязываю пояс.

Я прихватываю полотенце, лавандовое мыло и зелёную мочалку. Аналогичный бытовой набор есть в каждой незаселённой комнате, сказал мне только что Коши. Также там есть зубная щётка, дешёвая паста, пара женского и мужского нижнего белья, расчёска для волос и одноразовая бритва.

— Закупают на Земле. Посыльные распределяют.

Мы перемещаемся в душ. Я провожу в нём около часа. Моя кожа покраснела от жёстких натираний, на животе и ягодицах появились царапины. Меня как будто атаковали маленькие волчата.

Я надеваю чёрно-красный сарафан, который Грэм оставил на вешалке: он великоват на талии и маловат в груди. Я не заморачиваюсь с сапогами на замысловатых застёжках и оставляю не застёгнутыми.

— Я быстро! — заявляю взбодрившись. — Сколько приблизительно времени?

— Вторая половина ночи.

Три или четыре часа.

Мы переносимся, Грэм велит доспать у него, сам ненадолго пропадает. Я обрабатываю мазью все раны и синяки, наклеиваю пластыри.

Постельное бельё шёлковое, матрац мягкий, как батут. Подушки крохотные, чуть больше моей головы, они пахнут мокрой хвоей, отдалённо лаймом.

Грэм бесшумно заходит в комнату. Я резко закрываю глаза. Тяжёлые шаги раздаются над ухом, затем едва слышное шуршание картона и снова шаги. Я смотрю на удаляющуюся спину. Грэм садится в кресло, открывает книгу и с задумчивым видом погружается в чтение. Учитель уверен, что я уснула, но мне интересно наблюдать за ним, испытывающим себя в одиночестве: бывает, он хмурит брови, сопит носом, постукивает пальцем по подбородку, редко — переворачивает прочитанные страницы, прищуриваясь с непонимающим взглядом.

В один миг я смыкаю веки и углубляюсь в очередное глупое сновидение с летающими свечками.

Утром обнаруживаю на тумбе завтрак: горячий суп с чёрной фасолью, мексиканская булочка, две сырные маффины и стакан мятного чая.

В комнате никого нет. Как по зову, меня навещает Вермандо. Его ломкие кудрявые волосы собраны в слабый хвост у затылка, на макушке пара прядей смутно поседела.

— Приветствую, Милдред.

— Приветствую.

Этот урок я выучила, когда мы с Грэмом встретили его личного посыльного, и я сказала ему: «Доброе утро».

— Как ты себя чувствуешь? Можешь позавтракать, я задам тебе вопросы.

— Спасибо, но не стоило так заморачиваться.

— Какие заморочки? — он хмыкает. — Ешь.

Я переставляю поднос себе на ноги. Вермандо садится на край кровати, складывает руки на коленях.

— Зейн поплатится за свой поступок.

Я чуть ли не давлюсь пищей и отвечаю:

— Грэм обещал, что я накажу его.

— Станешь ты сокрушающим покровителем или посыльным — неизвестно.

— Известно. Мои навыки улучшились.

— За два дня? Впечатляюще, — он хмурит глаза, и переводит тему. — Вкусно, не так ли?

— Это так.

— Уж больно я падок на вкусности. — Вермандо смотрит, как я глотаю ложку супа. — Но предпочитаю отвергать людское.

— Вы верны собственным принципам или кто-то внушил вам это?

— Мне не так уж и просто что-то внушить.

— Вы живёте в сфере, чтобы защитить планету и людей. Они всегда будут с вами связаны.

— В этом ты права.

— Кем вы приходитесь Грэму? Я не первый раз вижу вас вместе.

–Я полностью заменил ему семью, а потом учил сокрушать, — он говорит без гордости, а с крупицей отчаяния в голосе.

— Вы единственный, кто у него есть, — проговариваю я.

— М-м-м, да.

В сердце вонзается тонкая иголка. Айк был моим близким человеком. Вермандо ходит за Грэмом как отец, Айк ходил за мной как брат. Оба не являются для нас родными, но ощущаются такими родственными.

Я доедаю всё до последней крошки, не оставляя совсем ничего.

— Пока вы в отставке, вам случайно не был отдан приказ сторожить ворота и принимать людей? — интересуюсь я.

— О, нет. Найджел Гальтон сообщил мне, что прибыла девушка, а Грэм как раз хотел взять себе ученика.

Вермандо сообщает, что Грэм ждёт совместной тренировки, если у меня есть силы. Я не потеряю возможность выпустить пар, напрячь мышцы, разбить кулаки, заработать мозоли на ладошках.

Я натягиваю лосины с поясом, поверх красной футболку накидываю жилет из акульей кожи. Полная безвкусица.

Грэм не удивляется моему приходу. Он, как никто другой, знает — лучшим средством успокоить душу есть и будет драка.

— Начнём?

— Вы не представляете, как мне хочется вспотеть.

Мы штудируем ещё десять способов нападения с мечом и прогоняем их в геометрической прогрессии. Под вечер я невероятно устаю и падаю на пол, полностью пропитав одежду потом.

Покровитель садится рядом, подражая моей усталости. Он способен выйти и бороться прямо сейчас, для него это очередная разминка, в то время как для меня — мука. Мне такие мучения нравятся. «Не возвращаться в спальню. Не оставаться одной».

— Скажи мне, почему ты пришла?

— Почему? — изумляюсь я. — Научиться чему-то. Мне нужно чему-то научиться, — я выдыхаю от утомления и подвигаюсь к стене, примкнув к ней спиной.

— Мне не нужно, чтобы ты ходила на тренировки в плохом настрое, с синяками и царапинами на теле. Не приставай к холодным стенам, люди легко от таких вещей болеют. — Коши поднимается, встряхивается и покидает зал, бросая меня наедине со своими мыслями.

За дверью слышатся гул и смех. Двустворчатые двери распахиваются и внутрь входят покровители. Девушек больше, чем мужчин и от всех веет уверенностью. Они замечают меня только после того, как обсудили, кто с кем будет сражаться.

— О, интересно, — громко оглашает девушка с улыбкой.

Я встаю с пола, приготовившись к её нападкам, но её подруга толкает её в плечо.

— Яфа, сейчас не время набирать в ряды новичков. При всём этом она первая ученица Грэма Коши, — подруга Яфы говорит почти шёпотом, но это не мешает ей быть услышанной всем залом.

— Что-то не так? — интересуюсь я и подхожу близко к компании.

— Мы собирались тренироваться. Не будем тебя беспокоить? — спрашивает Яфа.

— Я как раз ухожу. Удачно… размяться, — говорю я и мухой вылетаю из тренировочной.

Я иду в библиотеку, чтобы узнать, чем обернулась судьба Касьяна и фаугов, и какие последствия ожидал мир.

Тихо захожу в зал, чтобы мадам Бланчефлоер пропустила моё появление. Стук моих сапог эхом раздаётся по громадному высокому помещению. Запах бумаги трепетно встречает меня в своей обители.

В читальном зале царит напряжённая гробовая тишина. Коши говорил, что здесь нет пустых мест, но пока я не увидела ни одного человека или покровителя в листании страниц. Даже мадам Бланчефлоер не высовывается из норки. Свечи над столиком содрогаются. Я обнаруживаю Грэма. Он раскинулся на стуле, скрестив ноги. Взгляд до того опасный, метнулся с книги на меня.

— Заглянула почитать? — Он медленно тянет руку к книге и без труда поднимает её, словно тонкий бумажный лист. — Ты действительно хотела скрыть это от меня?

— Вы о чём? — Я осторожно подступаю вперёд.

Настал час поболтать.

— Видения.

***

— Мы квиты, Грэм. Вы тоже что-то от меня скрыли. — Он вскидывает брови, всем видом насмехаясь: «И что же? Давай, говори». — Обсуждали меня с посыльным Аметистовой сферы. Говорили о моих… особенностях? Я жду объяснений.

— Не будет никаких объяснений, — отчеканивает Грэм. — То, что ты слышала, всего лишь догадки.

— Догадки подтверждаются.

— Не вздумай никому ничего рассказывать. — Он кладёт книгу на красную скатерть, подходит ко мне вплотную и тихо шепчет: — Это повредит в основном тебе.

— Вам тоже?

— Мне тоже.

Его лицо настолько близко, что я ощущаю холодное дыхание на своей шее. От Коши веет, как от холодильника. Он никогда не был таким бестактным, угрожающим. Жуткая опасность возникает в потемневших глазах. Вдруг он снова решит царапнуть меня мечом и на этот раз поглубже? Я демонстративно отступаю.

— Почему я не могу знать?

— Станешь покровителем и сможешь защитить себя, тогда и поговорим. Пока учи историю и держи рот на замке. Заметишь изменения в себе — сообщай, — покровитель медлит. — Доверяй мне.

— То, как вы странно себя ведете, не внушает доверия. Мне становится страшно рядом с вами!

Шаг назад, ещё один.

Грэм не сдвигается с места. Глаза выражают безразличие, но я замечаю, как он сжимает рукоять оружия, его постоянного спутника.

— Меня это не волнует. Я сказал мне верить. Поплывёшь на дно, если останешься без меня.

«Нет», — хочется возразить, но осознание неприятно сдавливает грудь. Что тогда мне делать? К кому идти?

— Ненавижу доверять. Все вы жестокие! В первый день они подносят стакан воды, а завтра подливают в него яд. Не ждите от меня открытости.

— Ты правильно мыслишь, Милдред. Из тебя выйдет разумный и сильный покровитель, но не забывай, что у тебя должны быть сторонники.

— Для этого потребуются годы.

— Да… Я посмотрю. Одинокие покровители не держаться столько.

Грэм рассеивается, морозный запах остаётся после его исчезновения. Чтобы не позволять домыслам и страхам потопить меня, я усаживаюсь поудобнее и погружаюсь в крепкий сон, наполненный реальными событиями.

Касьян, не спеша закручивая бороду, идёт на продуктовом рынке с небольшими кухнями. Старенькая женщина в синей изношенной накидке готовит мясо на углях. Компания из трёх итальянцев в своём поварском шабаше с брезентовым навесом тушат говядину и баранину. Девочка, ещё не достигшая шестнадцати, торгует специями, баночками с тростниковым сахаром, подвязанными у горлышка коричневой ленточкой. Безусловно, не обходится без тех, кто громко голосует, зазывает руками, обещая, что их товар высшего качества, редчайший во всей Италии.

Я наблюдаю крохотного мальчугана, на вид ему около восьми лет. Он сидит на деревянной скамье, понурив плечи, глаза усталые, нос замазан грязью, под ногами корзина с парой килограммов красных помидоров. Снующие по рынку люди не замечают маленького торгаша. «Я бы купила у тебя всё, заплатила бы щедрые чаевые. А потом выслушала бы твою историю: почему ты не учишься, не играешь с друзьями, не читаешь захватывающе книги, как положено ребёнку в таком возрасте, а позволяешь этим безжалостным подхалимам причинять тебе боль безразличием». Он оказался совсем один. Прошлое миновало, и этого мальчишки подавно нет в живых. Быть может, он стал известным художником, поэтом, богатым негоциантом или навечно остался юношей.

— Гренки со спаржей выглядят отменно, — подмечает Касьян, указывая на большую миску.

— Покупайте, — предлагает лавочник, обольстительно оголяя зубы, — на вкус они ещё смачнее.

Он причмокивает губами и изображает, как облизывает пальцы.

— А оливки у вас есть?

— Не-е-ет, я не продаю. Пятьдесят футов, по моей стороне. У Сандро небольшие стоимости. Там найдёте, что ищете.

— Слыхал, ваш приятель, меценат Гайюс, имеет дело с глянцевыми оливками. Именно такие мне нужны.

Негоциант намного отстраняется от своей лавки с едой, лицо его бледнеет.

— Что вы знаете? — его баритон приобретает жестокость, а лесть, свойственная всем купцам, уносится дымком.

— Заметьте, достаточно, если я знаю имя. Доселе оно было никому неизвестно. Таинственный Лев. Грация, могущество, деньги.

Купец хватает Касьяна под локоть и затаскивает в свою кухню, выгнав оттуда всех поваров. Они остались наедине с моим взглядом, вероятно, взволнованным и любопытным.

Негоциант осматривается, проверяя комнату на наличие людей, неожиданно достаёт из-под плаща короткий дугообразный кинжал и направляет его на Касьяна.

— Занимательно, — усмехается Касьян и потирает мохнатый подбородок. — Притворяешься торговцем.

Он не страшится остроты оружия, не боится смерти.

— Я им и являюсь. У каждого за спиной могут быть тайные дела. У меня они совсем незлые, я всего лишь защищаю друга. Знается мне, сколько у него врагов и соперников.

— Убери кинжал, и мы поговорим. Я старый, отцветаю ежедень, мне чужды его богатства.

Негоциант выглядит недоверчивым, рука его трясется, он медленно заправляет кинжал в ножны и отправляет за спину. Жестом приглашает Касьяна сесть на деревянную лавку.

— Гайюс жертвует в музеи много денег, — приступает Касьян. — Начиная от двухсот лир. Эти деньги немалые. Вам известна причина, по которой он это делает. Музеи отдают ему все камни и магические находки. Вместо этого они ставят подделку. Но меня не волнует липа это или нет, мне нужны камни и его помощь.

— Я не скажу ни слова, и выпытать не сможете, пока не услышу, кто предатель. Гайюс не нанимает бродяг. Кто он? И как вам удалось выведать сведения?

— Да будет вам угодно. Англичанин Сэмюэл Данс. Он крал оригинальные камни у твоего товарища, продавал по бешеным ценам, в особенности дворянам. Мне ничего не стоило своровать роскошную одежду, притвориться богачом, назначить встречу в парке. Я попросил своих коллег в Англии доложить о нём. Есть дочка пяти лет, жена ткачиха. Ребёнок увлекается рисованием. Один рисунок их любящей семейки и Сэм стушевался. Рассказал всё вплоть до того, когда меценат стрижёт бороду. Не доверяли бы вы иностранцам.

— Гайюс отыщет гада, — рычит купец. — Достанет из-под земли.

— Это уже меня не волнует. Вернёмся к началу.

— Помощь. И как верить, что вы не копия нашего изменника?

— Вы обязаны мне верить. О проделках Гайюса знают единицы, в которые входит незнакомец — я. Я заключу эту сделку, даже если потребуется убить сотню или умереть самому.

— Что такого стоящего может быть у старца, а?

— Я хочу сотрудничества не для себя. Я на смертном одре, мне не нужны роскоши или длительная жизнь. Я желаю защитить мир, восстановить равновесие, которое и так висит на волоске. Вы видите, что происходит с природой? Это кошмарно!

— Думаете, меня заботит природа? Что же такое с ней творится?

— Природные явления исчезают, не успев вернуться. Мощная запретная магия обитает вокруг нас. Следует ей поглотить должное, рушится устройство мира, его предначертанные страдания. Смерть поджидает нас в закоулках.

— Да ну! И чего я до сих пор в здравии?

— Потому что вы глупец. Я не буду больше беседовать с вами. Отведите меня к меценату Креону. Немедленно.

Локация отдаляется от меня вбок, как в напряжённом фильме детективе.

Теперь я наблюдаю небольшой, но помпезный дворец. Окрас фасада чередуется кроваво-алым и оранжевым. Главный вход увенчан серебряными фигурками льва, на лбу которых красуется бронзовый ободок с золотыми вставками. Двустворчатые массивные двери из дерева ведут в просторный атриум. Прямоугольный внутренний водоём заполняет дождевая вода. Заходящий через отверстие в потолке ветер содействует плавной ряби на её поверхности, окатывая волнами глиняный горшок с пушистой глицинией. Маленький «бассейн» окружают четыре колонны из розового мрамора. Стенные росписи изображают полунагих женщин, бородатых мужчин с безумными лицами, мохнатого льва, странных нечеловеческих или волшебных действ. Много рассмотреть не удаётся — смеркается, а парочка канделябров едва озаряют фрески.

На свет выходит мужчина. Он зажигает покойные свечи, садится на небесно-голубой диван с серебристыми переливающимися, как морская гладь, узорами. Его богатый костюм представляет облегающие штаны-чулки с плоскими подошвами (одна нога с чередой чёрных и красных полосок, а вторая полностью красного цвета), верхом одежды служит горчичная туго подпоясанная куртка с длинными рукавами. На голове — чепчик с пышным белым пером. Короткие волнистые волосы цвета незрелой кукурузы и борода только-только причёсаны.

Входит ещё один мужчина: он несёт поднос с замысловатым кувшином из раковины моллюска, украшенный драгоценными камнями, содержимое в нём никак иначе как вино. Молодой человек ставит на крохотный столик два кувшинчика из горного хрусталя, наполняет ёмкости рубиновой жидкостью. Когда он поднимается, лицо его озаряется закатными лучами солнца. Негоциант. А расфуфыренный, видно, Гайюс Креон.

— Покорнейше благодарю, — отточенным голосом говорит он. — Останься со мной, Амплий, — он произносит имя лучшего друга так сладко, что у его розовых губ, как по команде, должен собраться рой изголодавшихся пчёл.

— Конечно.

Оба реагируют на медленные шаркающие шаги, неотрывно глядя в темноту.

— Рад приветствовать, — Гайюс поднимается, выказывая уважение Касьяну.

Тот кажется отдохнувшим или просто переполнен от счастья, ведь недалеко от него тот, кого он искал всю жизнь. Он почтенно склоняет голову с игривой улыбкой.

— Вы уже знаете обо мне то, чего не нужно, Касьян. Приступим к делу без особых формальностей. Я предлагаю хлебнуть красного вина.

— Смею отказаться. Здоровье не хочу поганить.

— Да? Глоток сильно навредит вам?

Касьян задерживает на собеседнике хмурый взгляд.

— Нет. Я не пью. Совсем.

— Ты обещал быстро, без навязчивости, — шепчет Амплий на ухо меценату.

Он коротко кивает и приглашает Касьяна сесть напротив. Доставив удобства гостю, Гайюс снова принимает удобную позу на богатом диване — скрещенные ноги. Амплий сидит рядом. Он переоделся во что-то похожее, как у его товарища, но только чёрного цвета, только головного убора нет. Кудрявые волосы ещё больше взъерошены, как будто он спешил. Воротник его плаща завёрнут, на оголенном лице проплешинами выступает щетина.

Друзья выглядят так, будто они изверги и перед ними сидит стушевавшийся голодный пёс. Их можно понять — Касьян раскрыл великую тайну, допытывал их сторонника. Старик держится, не подавая вида, что его задевает лицемерие.

— Вы практикуете магию, — говорит он, размахивая кистями рук, словно объясняя замысловатый материал. — Я скитался по миру в поисках магии камней двадцать восемь лет. Но оказалось, что она была прямо у меня под носом, в родной Италии. Хранителей найти не так уж просто, особенно тех, кто ступил на запретный путь. Если вы занимаетесь подобным, уверен, замечали, что происходит с нашей драгоценной планетой. Она рушится, меценат Креон. Ответственность полностью на мне. Чудовища съедают каждое явление природы. Вы обязаны мне помочь. Если Землю захватят чудовища, все ваши труды, музеи и здания рухнут, как карточный домик.

— Вы виновны в этом? — встревает Амплий.

— Алойз, мой друг. Я успел остановить его, но не успел предотвратить нашествие фаугов.

— Мёртв значит. Вам известно, как он это сделал? — спрашивает Креон.

— В совершенстве. Записи экспериментов в наличии, в моей лаборатории. Я поделюсь ими с вами.

— Я изучу их. Возможно, окажу содействие. Но что грандиозного я совершу? Я ссылаюсь на магию камней, их свойства и воздействие. Нет никаких метающих волн и взрывов.

— Мы это создадим. Как создал изменник. Того неопытного парнишку казнили не так ли? — удовлетворённо заключает Касьян.

— Сговор с местным, создание неземного. Его повесили, да. Хранители всё гадали, когда проявится смертельная магия, потратили все свои силы на поиски. Тоже под носом, тоже в родной Италии.

— Фауги разрослись, как паразиты, шествуя по всему миру. Учёные составляют трактаты о скором конце света. Разве вам не было об этом известно?

— Мы не воспринимали это всерьёз, — с долей сожаления произносит Гайюс. — Подозревали, но были уверены, что они не добрались бы до такой глобальности.

— Глаза у хранителей были намылены верой в лучшее. И вы-то называете себя хранителями жизни, природы и Земли!

— Не дерзи, негодник. — Негоциант подскакивает с места и ставит руки на пояс.

— Уймись, Амплий. — Гайюс машет рукой, вынуждая его сесть обратно. Тот недолго медлит и оседает, возмущённо бурча себе что-то под нос. — Он абсолютно прав.

— Почему вы, меценат, практикуете магию камней после казни одного из вас за такое же занятие?

Он глубоко усмехается.

— В детстве родители поручали мне читать множество книг о магии. Настал момент, когда я вычитал каждую страничку, хотелось большего, хотелось недозволенного. С моим любопытством и рвением я нашёл частную библиотеку с редким изданием учебных материалов о другой магии. Опасной. По правде, она помогла мне заработать денег, творить добрые и скверные дела. Но я всегда бдителен. Для этого в моей жизни есть Амплий. Он сторож моей тёмной стороны, соблазна над великой силой и захватом власти. — Видимо, Гайюс снял полуоткрытую маску: все его сделки ведомы Касьяну.

— Занятная история. Так значит, вы живёте с этим и вас до сих пор не повесили?

— Такого не будет. Я осторожен. К тому же давно не принадлежу ни одному клану.

— Каково ваше решение, Гайюс Креон? Никаких волн и взрывов?

— Такая магия тесно связана с природой. Сильное творение природы может убить слабое творение. Уверен, вы знаете это утверждение.

— Итальянский учёный так и писал. Я в это верю.

— Я тоже верую в его теорию. Мои музеи, библиотеки, мастерские, мой замок в Неаполе, амфитеатр в Венеции и, конечно же, мраморная скульптура в Милане не могут исчезнуть, — иронично истолковывает Гайюс. — Меценат Креон будет жить в сердцах покровителей искусства. Да начнётся сотрудничество.

Сцена сменяется другой. Кабинет Гайюса. Длительные изучения записей Касьяна. Эти двое выпивают виноградное вино на каждом «кадре». «Нет. Я не пью. Совсем». Они стали близки, как друзья, даже больше — как братья. Полное доверие выходит из берегов — они знают друг друга до каждой косточки в теле. Дальше следуют их изменения в речи, внешности, одежде — проходит больше года. Касьян старше мецената лет на тридцать, но оба наравне интеллектуальны.

— Ониксовый меч с мощной энергией, — задумчиво бубнит Гайюс, рассматривая рисунок. — И как это пришло тебе в голову?!

— Двадцать восемь лет, — улыбается Касьян, будто напоминает ему, какого числа родился. — У меня есть знакомый кузнец. Тебе остаётся создать сильное заклинание.

— На это уйдёт несколько месяцев. Нужно накопить силы, выбрать подходящий день, когда Земля будет наиболее спокойна, потому что я буду красть её великую мощь. Ещё предстоит разработать примеси других заклинаний, опробовать их, найти нужное и проявить.

— Я буду ждать, как и всегда, — усмехается Касьян. — Не бездействовать, конечно, но ожидать от тебя вестей. У меня в планах армия.

Гайюс хлопает Касьяна по спине, и они начинают заливаться смехом.

Темнота. Кузница. Посреди кузницы стоит взрослый крупный мужик с широкими плечами и массивными ногами. Великан, одним словом.

— Я не глупец, и не буду заниматься этим абсурдом, — кричит он на двух друзей. — Меня казнят за такие проделки. Выметайтесь.

— Ладно, — спокойно возглашает меценат. — Не сто, а триста лир.

Кузнец выпучивает глаза от шока. Это около двадцати тысяч долларов!

— Я согласен, — бешеный голос приобретает твёрдость.

Когда перед тобой такие цены, можно согласиться на что угодно, особенно, если ты всю жизнь куёшь металл, зарабатывая в основном грубые мозоли.

Касьян и Гайюс радостно обнимаются. Они не мелочатся, не задерживаются и отстраняются. Решимость. Значит, друзья готовы создать мечи сейчас.

— Если нам снова что-то понадобится, ты это сделаешь. Деньги немалые, — напоминает Креон.

Кузнец кивает и приступает к созданию шедевра. Его движения резки и импульсивны, искры разлетаются по всей кузнице. Глаза Касьяна искрятся от слёз. Гайюс задумчиво смотрит на него, во взгляде просачивается печаль. О чем думает меценат? И какие изобретения придумывает Касьян? Сегодняшняя ситуация в сферах — следствие их действий и открытий.

Гайюс отходит за стену, дальше от кузнеца, достаёт из кожаной сумки горшок и окунает в него десять пальцев. Они покрываются жидкой чёрной присыпкой, видимо, ониксовая стружка с какими-то ядами и эликсирами. Губы двигаются, шепча заклинание. Мешанина проникает под кожу хранителя, ладони чернеют, темнота расходится по телу, покрывая шею тёмными узорами. Проходит целая вечность, прежде чем кузнец вручает мечи собратьям. Кожа Гайюса всё такая же живая, без колдовских линий, только веки его слабо опускаются. Шаг — и он упадёт в обморок.

— Оникс есть в металле и на рукояти. Надеюсь, вам это поможет, — проговаривает мастер.

— Молчание — ещё одно условие, — произносит Касьян. — Скоро тебе привезут ящики. Не беги из страны, мы найдём тебя в любой дыре.

— И в планах не было, — с возмущением шипит создатель оружия.

Он склоняется. Если бы он ещё немного нагнулся, мог бы коснуться макушкой пола.

Приятели поспешно выбегают из жаркого помещения. Мечи, всё ещё тёплые, завёрнуты в плотную бумагу. Свой Касьян держит, как бесценное сокровище, которое будто вот-вот рассыплется и простынет след его двадцативосьмилетней мечты. Гайюс сдержанно шагает, опустив меч вдоль туловища. Товарищи усаживаются на лошадей, они недовольно фыркают, но под стук хозяйских пяток об их бока, начинают нерадиво передвигать копытами. Касьян скачет на лошади цвета молочного шоколада с пушистой смоляной гривой и хвостом. Теперь он крепче сжимает оружие, потому что одна рука управляет поводьями. Точно так же справляется Гайюс. Он горделиво восседает на огненной лошади с рыжими остриженными волосами. Мужчины глядят друг на друга, когда на всех скоростях пересекают поле, сплошь усеянное цветками лиловой лаванды. Что-то мне подсказывает, что их счастье подлинно, а печальные глаза молвят о мученическом конце. Пробег под закатным небом будет отличным воспоминанием, живущим лишь в их голове. Воспоминанием, не предназначенным для посторонних. Увы, эту историю вижу я. Размытая пелена застилает обзор, и я смотрю только на удаляющиеся пятна.

Друзья входят во дворец, преодолевают тёмный атриум, поднимаются по крутым и высоким ступенькам. Здесь всего два этажа, на верхнем обосновался меценат. Его спальня и кабинет находятся друг напротив друга. Двери приоткрыты для проветривания, но Гайюс всё равно их захлопывает.

— Устал я, — говорит он, оттягивая воротник, обшитый золотым узором, и плюхается в кресло.

— Отчего же? — непринуждённо спрашивает его Касьян.

— Жизни не хочу. Никакой. Я теряю всяк смысл в существовании.

— За годы поисков и испытаний я познал истину людей, природы, всего мироздания. И, признаюсь, меня убивало это знание. Казалось, будто я проник в секретный сундук богатенького дворянина, отсиживаюсь, жду, когда уж изловят. Но никто не приходил. Нет сущего создателя, и он не накажет меня за любопытный пятак. Я волочу бремя познания по сей день. Шестьдесят восемь лет не прошли даром. Я наделю мир счастьем, внесу крупицу и не стану бесследной птицей, как порицала любимая матушка. Верь в лучшее. Быть может, у тебя будут наследники твоих музеев, дворцов, статуй и прочего, — он усмехается.

— Конечно, будут, — горько улыбается Креон. — Они подарят мне внуков, а те правнуков… Обнадёживающие грёзы. Ненавижу их, ты же знаешь. Я не переживу ритуал.

— Тебя будут чтить за большее — за спасение мира, как то и предначертано хранителям природы.

— Почитать будет народ, наша армия, а хранители возненавидят.

— Где твоя семья, дружище? Ты никогда о ней не рассказывал. — Касьян садится за рабочий стол, на коленях сцепляя пальцы в замок.

— Мать заболела чумой, умерла десять лет назад, а отец отрёкся, когда узнал, что его сын стал выродком, — без промедлений рассказывает меценат. — Он нашёл у меня книгу «Камни. Границы», больше не возвращался, не писал писем.

— Судьба отобрала у тебя всё, что осталось.

— Она безжалостно обошлась и с тобой.

— Я не жалею, что так обернулась моя жизнь. Я бы до скончания торговал тканями, не добравшись до истины.

Меценат неожиданно захохотал, откинувшись на спинку кресла.

— Что такое?

— Ох, Касьян. Я столько хочу испытать. Хочу таких забавных путешествий, как у тебя. Мечтаю завести ребёнка, тоже как ты. Завидую я.

— Кстати об этом. Объяснись перед Амплием, согрей душу его. Он жаждет заботы и любви.

— Мы знатно повздорили. Единственное, чего он жаждет — это моей кончины.

— Враньё. Он привлекает твоё внимание. Знаешь же его горячность.

— Я боюсь оставлять его одного, — шёпотом произносит Гайюс, уставившись в пейзаж лавандовых полей за окном. — Горевать будет.

Касьян подходит к другу, вынуждая его подняться. Они крепко обнимаются.

— Извиняюсь за приобретённую чёрствость, — говорит Касьян, похлопывая Креона по спине. — Ему требуется горе, чтобы жить дальше. Примирится.

Хранитель заглядывает в обвисшие глаза собеседника. Нет там сожаления о содеянном. Гайюс хочет сбежать, бросить затею спасти людей. Но он ни за что не поступит бесчестно со своим лучшим другом, не даст рухнуть Земле ради любви к мужчине. Эгоистично.

— Да…

Мужчины завтракают тушёным мясом в соусе, овощным салатом, и иногда потягивают вино.

— Не нужно тебе дёргать ниточки, — сообщает меценат сразу после окончания трапезы.

— Но…

— Тсс. Я хранитель природы. Я постараюсь… Точнее, уверен, что смогу найти природное явление. У меня не было должного обучения истинного хранителя. Один мухлёж, деньги и… Деньги! Завтра после рассвета отыщу помехи поблизости, отправимся галопом.

Минует день. Рассветное солнце подпекает зеленеющую травку, лёгкий ветер качает ветки мохнатых деревьев, подталкивает течение пышных облаков, колышет седые волосы Касьяна и встряхивает курчавую бородку Гайюса. За пазухой каждого прикреплён оголённый меч. Он в точности такой же, как у Грэма.

— Что ты почувствовал?

— Свободу.

Оба остановились выпить воды посреди леса.

— Что это ещё значит? — интересуется Касьян.

— Я никогда этого не делал. У хранителей настолько сильная связь с природой! Естественная магия вынула меня из задворок, сбросила пинком каменные оковы. Я звал в темноте, а потом увидел свет. Мысленно помчался к нему. Очутился среди хвойной рощи, журчащих ручейков с кристально чистой водой, поющими синицами. Меня обдувал свежий, как долгожданный глоток воды, воздух. Почва покачивалась, как корабль в океане. Природа услышала меня, дала приветливую аудиенцию, а затем направила. Я оказался в бедном городке. В небе были страшные тучи. Надвигается буря на севере. Туда мы и держим путь.

Единомышленники сидят на парапете кровли чьего-то домика, который достигает всего лишь двух метров в высоту. Забраться туда не доставило труда даже Касьяну. Он смотрит на приближающиеся вихри, а Гайюс хмуро постукивает по черепице.

— Спаси меня, родненькая планета, — шепчет Креон.

Люди в спешке сбежали из домашних очагов. По улице испуганно бегают собаки, кошки несутся прочь.

— А вдруг свершится чудо? — кричит девушка, выбежав из своего дома с одним только попугаем в руках.

— Я в это не поверю, — ворчит её двойник — мама. — Не сойдёт беда. Собирайся и беги. Я догоню.

Сердце кольнуло. Я вздыхаю. Не смерть, пожалуйста. Я не желаю чувствовать её запах, видеть уход сотен.

Реальность! Я смыкаю глаза, но видение не уходит.

Первый фауг не торопясь кружит на территории с ветром средней скорости. Он опускается вниз, пролетая над травой, съедая часть природного явления, и шторм немного утихает. Мать девушки в испуге оглядывается. Гайюс соскакивает с крыши, толкает её в плечо и приказывает уносить ноги. Половина его лица спрятана под чёрным платком. Без свидетелей.

Касьян, несмотря на старость, спрыгивает и мчится к фаугу. Я знаю, что это произойдёт, их план сработает. Касьян рассекает дымчатое облако и он, как пар, растворяется в воздухе. Позади него Гайюс сокрушает ещё двух фаугов.

Они переглядываются и пускаются бежать от бури. В это же мгновение она затихает, свист пропадает, мусор медленно спускается с небес. Фауги сохранили население, спасли их уничтожителей.

— Чудовища обитают повсюду, Гайюс. Даже вне нашей планеты. Они плодятся, как блохи. И их надобно остановить.

— Пожертвовать придётся многим.

Глава 7

— Гранатовый сок, — говорю я девушке, и она через мгновение подаёт заказ в хрустальной чашке.

Я довольно улыбаюсь, сажусь за столик и быстренько выпиваю холодный напиток. Какое счастье, что сфера припасла несколько ёмкостей красной жидкости. Теперь я буду чаще приходить в трапезную, доставлять себе удовольствие воспоминаниями. В своё единственное свободное время бабушка готовила нам сок из тяжёлых гранатов, превышающих по размерам мою ладонь. Тогда солнце вовсю пекло, нагревая железные загородки клумб, которые бабушка засаживала розами. Ухватив со стола полулитровую бутылку сока, я перелазила через надоедливые раскалённые железки, опускалась между колючими лозами, — туда, где было больше места, — и принималась потягивать воображаемое вино.

— Ты бы ещё в огороде с тыквами разлеглась, — насмехаясь, ворчала бабушка.

— У нас его нет, — отвечала семилетняя я.

Соседи считали меня странной, порой жестокой. В одиннадцать лет я ударила своего ровесника за то, что обнаружила его блондинистую макушку у своего окна. А ведь тогда у меня начинала расти грудь, и я не носила бюстгальтер. Соответственно, я переодевалась, заметила мальчика, накинула майку и пустилась в бега. Когда он стал жертвой моей подножки, я обломала ветку сливы и полоснула ею по щеке хулигана, вознаграждая жирной кровавой царапиной. До сих пор помню слова бабушки после беседы с его мамой: «Что за гены».

Я отправляюсь в свою комнату. В мои планы входит тренировка или хотя бы небольшая разминка. Я так устала, два раза преодолев восемь этажей: сначала подъём, а потом спуск. Когда желудок взывает к кусочку жареного мяса, я жалобно вздыхаю. Ни за что не буду есть, если потом сразу же придётся сжечь все калории и проголодаться посреди ночи!

Я близка к своей спальне, но меня окликают быстрые лёгкие шажки. Я разворачиваюсь и иду на шум. Как я его услышала?! На дыбы встаёт чёрный кот с блестящей гладкой шерстью. Он оголяет острые клыки, шипит и медленно отступает. Пара янтарей поблёскивает в мрачном коридоре, освещённом несколькими факелами, на углу которого будто всегда поджидает опасность. Я призываю гладкошёрстного обычным кошачьим жестом. Этот звук его только пугает: он издаёт продолжительное рычание.

— Думаешь, я буду ловить тебя? — где-то вдалеке слышится голос Грэма.

Я было подумала, что он говорит со мной, но его взгляд направлен только на кота. Грэм хватает его на руки, осторожно поглаживает пушистый подбородок. Кот становится ласковым, шумно мурлычет и щурится.

— Он ваш? — любопытствую я и подхожу к Грэму.

Он вскидывает брови, завидев меня, и поправляет питомца, чтобы тому было удобно.

— Да.

Коши выпрямляется и стремительно уходит. Я торопливо догоняю его, и он останавливается.

— Он голоден и умрёт, если я не покормлю его, Милдред. Займись библиотекой.

Выжженные в памяти лица итальянцев дружно, как надгробные портреты, встают перед глазами. Я обнаруживаю за собой дрожь, щипаю локоть и прихожу в себя. Их история постепенно становится моей. Одно дело — читать, другое — видеть, обонять, слышать. Я точно проживаю их жизнь. Хранитель и человек стучатся ко мне, умоляют закончить том, дойти до конца. До их конца.

— Мне нужен перерыв. Обязательно, — тембром я даю понять, насколько сильно на меня влияют визиты в прошлое.

— Приступишь завтра. Я займусь котом. Потом мы идём на тренировку.

Я продолжаю следовать за учителем, он сжимает кота крепче и нервно сопит носом. Животное, будто примиряя хозяина, мурлычет громче.

Грэм отпускает питомца, и он шустро запрыгивает на кровать, испуганно закручиваясь в комок. Его выразительные глаза широко открыты и устремлены на меня.

— И снова на подушку, — шёпотом возмущается Коши.

Я подхожу ближе, садиться не решаюсь. Не лучший способ познакомиться — кот расценит это как угрозу. Для них человеческая постель, как их собственная лежанка.

— Всё равно милый, каким бы устрашающим ты ни пытался казаться, — говорю я. — Как его зовут?

— Это так важно? — Грэм оборачивается ко мне через плечо, и его ноздри раздуваются. — Тебе стоит позаботиться о том, чтобы ты не нахваталась врагов, знала историю, структуру сферы Чёрного Оникса и не испортила себе репутацию. Твоих способностей недостаточно, чтобы даже с человеком тягаться.

Покровитель вылетает в коридор, громко стукая сапогами. Я следую за ним.

— Разве? — В левое плечо меня толкает обида, а уже в правое — негодование. — Здесь и сейчас не убьют, потому что рядом вы! Не будем забывать о том, что в сферах критическая ситуация, фауги множатся и крепнут. Прикончат меня — будет только хуже.

— Не возвышай себя только по этой причине.

Я резко прекращаю какое-либо движение. В горле зарождается треклятый ком злости. Секунда за секундой уходят в никуда, приводя в действие появившееся внутри меня взрывчатое устройство.

Грэм останавливается и сосредотачивает на мне полный решимости взгляд. Смотрит свысока.

— Хватит! — мой голос раздаётся эхом. — Это кто ещё возносит себя? Я не так плоха в обучении. Вам лишь бы отчитать меня. Нравиться помыкать? Приказывать? Издеваться? Уж извините, я для такого не гожусь. — Я становлюсь вплотную к Коши и почти плюю ему слова в лицо: — У вас ненормальное виденье, если вы считаете меня такой никчёмной. Думаю, вы хотите меня такой видеть. Чтобы я осталась там. — Я указываю пальцем в пол. — Внизу.

— Легче стало?

Его глаза выражают одно мерзкое самодовольство. Я здорово вскипаю, но, отсчитав до десяти, шумно выдыхаю и унимаюсь. Не до конца конечно, но выбросить Грэма за перила по-прежнему хочется.

— Теперь мне можно выпускать на вас в пар в тяжёлые дни? Большое спасибо.

— Тогда будем делать это взаимно. Жду тебя в тренировочной.

Коши переносится. В его случае сбросить напряжение означает по максимуму оторваться на мне, используя все приобретённые навыки. Навыки опытного и, по рассказам Вермандо, одного из лучших покровителей во всех трёх сферах. Хлопком он умертвит меня, как надоедливого жужжащего комарика.

В комнате перед зеркалом я надеваю облегающую безрукавку медвежьего цвета. Натягиваю шорты с кожаными завязками по бокам (только бы они не развязались), и широкие короткие сапоги. О боги, как же я хочу пройтись по магазинам, прикупить мужскую футболку до колен и почувствовать ту земную свободу.

Идти и биться с Грэмом — рискованно. По пути я успеваю сто раз передумать, но продолжаю передвигать ногами. Запахи вокруг обостряются — жженые свечи, натуральная кожа, старая бумага. Тепло, которое часто мучило меня во время сна, становится горящим пламенем, мучительно сжигает изнутри, оставляя росинки пота на лице. Я вспоминаю всё, что наговорила учителю, как оскорбила его и насколько он был в гневе, что решил его сдержать. Конечно, ему лучше было уйти, успокоиться в уединённом месте, а оставшийся гнев испустить на меня — причину его настроения. Мне стоило послушать его, когда он говорил о сторонниках, о том, что я должна сосредоточиться на обучении. Мне стоило его послушать. Но я не хочу, не могу существовать здесь, обучаясь круглые сутки. Я восемнадцать лет прожила на Земле как человек, и привыкнуть к образу жизни, какой ведёт Грэм, попросту не в состоянии.

Кто-то хлопает меня по плечу, встряхивает и поворачивает к себе.

— Выглядишь ужасно, — говорит Алисия. — Вспотела, покраснела… Плетёшься, как черепаха. Ты что навстречу смерти с такой миной идёшь?

Я вырываюсь из её жёсткой хватки, сталкиваюсь лопатками с холодной стеной. Шершавая поверхность царапает кожу.

Алисия непоколебимо наблюдает за мной и скрещивает руки на груди. Она брезгливо ухмыляется, а затем тыкает в меня ножнами.

— Ты мне нравишься, — выпаливает она. — С тобой можно поиграться.

— Знаешь… — я набираю полные воздуха лёгкие и выдыхаю.

Почти бессонные ночи, плохие приёмы пищи, раны, тренировки, ходьба по лестницам, нервотрёпка от моих ненавистников, видения из прошлого — всё это вымотало меня. Я бы скатилась на пол, закрыла веки и отдохнула. Явно это произойдёт не сейчас и не в присутствии Алисии.

— Да ты ответишь хоть что-то? Я с кем говорю? Или так и будешь стоять передо мной убитая? Да ты же сейчас на колени рухнешь.

Она медленно аплодирует и начинает хохотать, как старая ведьма.

Я крепко сжимаю кулак. Ударить Алисию не выйдет — со сломанной рукой я приобрету статус негодной. Взрывной волной на меня накатывает отвращение к Алисии: я ненавижу её высокомерное лицо, острый язык, поганый характер, жалкое существование, ненавижу Грэма, потому что из-за него я страдаю от нападок чёрной крысы. Алисия никогда не остановится, такие люди будут подлыми до конца своих дней, и даже перед смертью они не попросят о пощаде и не обронят извинение. Я с размаху изо всех сил разбиваю хрупкую бетонную стену справа от меня. Ранее она была разрисована печатью сферы Чёрного Оникса, но теперь она разрушена и её куски валяются на ониксовом полу.

— Ты чокнутая, — звучит из уст Алисии взволнованное оскорбление.

Отделаюсь вывихом костяшки, либо царапинами и временной пульсирующей болью. Толщина бетона не превышала и двух сантиметров. Я никак не ожидала, что она осыплется.

— Что ты натворила? — вопрошает девушка. — Тебе не поздоровится.

Алисия исчезает так резко, будто она в бегах от самой смерти. Мои ноги дрожат, точно сейчас сломаются под весом тела. А дыхание звучит громко и прерывисто, заполняя каждый уголок этого коридора.

Грэм давно ждёт меня. Не исключено, что он будет бранить меня из-за опоздания.

Я врываюсь в зал, двери громко бахают, ударяясь о стены. Переусердствовала.

— Начнём, — объявляю я и хлопаю по мечу на поясе.

— Во что ты ввязалась? — спокойно спрашивает учитель, осматривая меня, как экспонат.

Он опять отчитает меня, выставит виноватой, я стану слабее и бесполезнее. Ах, как же я забыла, что без конца сую нос не в своё дело вместо тренировок и чтения. Не будь я в безвыходной ситуации, никогда не пожаловалась бы.

— Во что я ввязалась? Почему Алисия Бодо приходит ко мне?

Покровитель сощуривает глаза, напрягается и близко ко мне подходит, будто нас могут услышать посторонние.

— Что она сделала?

— Здорово потрепала мне нервы.

— Она тебя тронула?

— И всё из-за Грэма! Она помешанная, нездоровая.

Я хватаюсь за голову и шагаю туда-сюда. Сегодня кто-то заложил в меня дюжину взрывчаток и с улыбкой нажимает на кнопочки, наблюдая за моей реакцией, как за театральным представлением.

— Милдред, мне нужны объяснения. Без них я не смогу сдержать её.

— Вы собирались это устроить? — я оборачиваюсь и спрашиваю это таким голосом, словно насмехаюсь. — А как же ваша любовь, о которой она буквально кричит?

— Что она говорила — давно не так.

— Так и думала. Остановите её. Хотя бы временно. Дальше я предпочту сама разбираться с вашей любимицей.

Я думала, что Коши покоробит моё оскорбление, но он с хладнокровием принимает его.

— Я предупрежу её. Обещаю.

Нет! Я не собираюсь благодарить Грэма, это его обязанность: во-первых, защищать ученицу, во-вторых, от своего прошлого.

— Хорошо. Я планирую опробовать один приём.

— Не сегодня и не с твоей рукой.

— Пара царапин. К чему эта драма?

— Я уже не в духе выпускать на тебе пар. Идём.

В его комнате жарко, как в паровой бане или у меня просто поднялась температура. В одежде я чувствую себя ещё хуже. Если бы здесь не было Грэма, я бы разделась догола, легла на холодную постель и спала бы целый день.

Коши сыплет на руку лечебный порошок, а затем натирает ониксовой мазью. Я прикусываю язык и держу лицо.

— Костяшка среднего пальца посинела и распухла, — истолковывает он. — Указательная почти в целости, а вот безымянная и мизинец содраны в кровь.

Его взгляд внимательный, он бережно выполняет нужные действия, как будто одним лишним движением может сделать мне больно. Коши плотно забинтовывает мою руку, подвязывает ниточки и ещё некоторое время сосредоточенно смотрит на неё, не выпуская из своих ладоней. Поперёк брови Грэма я замечаю большой шрам от пореза. Я хочу спросить его об этом, но истории великого покровителя вряд ли предназначены для моих ушей.

— До меня дошёл слух, что я ваша первая ученица, — говорю я, чтобы он, наконец, перестал глазеть на свою медицинскую работу.

Он поднимает глаза, всё так же не отпуская мою ладонь. Я быстро одёргиваю её и улыбаюсь.

— Это правда.

— У вас отлично получается.

Я не жду услышать благодарностей, но самую глупую малость надеюсь. В любом случае ему бы не позволил посыльный, влетевший в спальню. Он выглядит весьма взволнованным и резко одёргивает кафтан из чёрной тафты.

— Цитирую, — надломленным голосом изрекает посыльный. — Иначе не сносить мне головы. «Милдред Хейз, величайший Владыка Флавиан Эбурн приказывает явиться в тронный зал», — он бегает глазами и решается продолжить. — Одной.

— Зачем? — повышаю голос я.

— Не знаю, честно, но Алисию мне тоже сказали оповестить. Владыка был в таком гневе.

Мы с Грэмом переглядываемся. Он сообщает взглядом: «Нужно действовать».

***

— Я иду с ней, — решает Грэм.

— Но…

— Не обговаривается.

Посыльный демонстрирует испуганную гримасу и убирается прочь, подстрекаемый чрезвычайным страхом.

Чем ближе мы к тронному залу, тем шибче бьётся моё сердце. Грэм не проронил ни слова с того самого момента, как мы вышли. Я хотела, чтобы мы перенеслись — так быстрее — но теперь я рада, что Коши этого не сделал. Отсрочить наказание или что там придумала верхушка, пойдёт мне на пользу.

Нет, конечно: я просто веду себя как трусливый ягнёнок. Но всё равно не прошу перенести нас на тридцать пятый этаж. Сколько ещё минут нам шагать по бесконечным лестницам, сколько ещё я буду натирать ладонь мраморными перилами? Я тихонько глотаю воздух.

— Успокоилась. Значит, можем скоротать время.

Грэм берёт кисть моей руки, каменным тоном предупреждая сомкнуть глаза.

Двое посыльных открывают перед нами высокую двустворчатую дверь с массивными ручками, декорированными фигурками мамонтов из лабрадорита. Поначалу нас встречает выступающее из стены изваяние на платформе. Оно изображает нагого покровителя с прожжённым животом, исполосованными ногами, с потёками оливково-чёрной крови. На его щеках — дорожки агатовых слёз. Невзирая на боль, статуя сжимает в руке меч, возвышая остриё к ониксовым сводам.

Грэм бережно трогает моё плечо, и я отрываюсь от созерцания отважного сокрушителя. Мы продвигаемся. Центральная лестница ответвляется на две тонкие, но очень крутые. Безусловно, они ведут к роскошному трону Владыки, золотая громоздкая кайма которого ведёт к потолочным канделябрам, имеющим такую же роскошь, как и седалище Флавиана. Он, собственно, усадил свой титанический зад на чёрный бархат: даже издалека заметен превосходный блеск дорогой ткани. Воротник и рукава его длинного плаща обрамлены серебряными узорами, талию утягивает золотой пояс.

Слева от трона, возвысив точёные и до ужаса похожие подбородки, стоит Алисия с черноволосой женщиной. Алисия — копия матери. От отца, который расположился с другой стороны, она унаследовала острый взгляд. Больше здесь никого нет, если не брать в счёт посыльных.

Они либо конкретные параноики, либо им грозит серьёзная опасность. В честь чего так много охраны? От кого? От меня? Или, может быть, от Грэма? Не исключено, что каждый второй хочет потрясти дерево и сбить высоко растущие спелые яблоки.

Алисия расправляет складки своего тёмно-синего платья, её тонкие ноги обтягивают чёрные кожаные колготы, острые носки сапог смирно направлены вперёд. Родители, однако, выглядят пышнее дочери. Все трое — за спиной самого властного покровителя в сфере. «Владыка носит на голове корону, в то время как его правая рука умело управляет им, разделяя позолоченный головной убор».

— Эй, девка, — окликает меня Владыка. — Почему он с тобой, а?!

Он машет ручищей на Грэма, не стесняясь осматривать его, как мусор. Слюна брызжет с его рта, как вода из поломанного фонтана.

— Ваше владычество, он мой наставник и сопроводитель, — оповещаю я самым покорным, каким только возможно, голосом.

— Ах, так?! — Флавиан смеётся, вытаращивается на своих высших подданных, и они следуют его образцу.

Смех Алисии я слышу впервые, и он тошнотворнее звука туалетного смыва.

— Ты кем себя возомнила? — выкрикивает мать. — Ты терроризировала мою дочь, хотела обвинить её в разрушенном священном символе. Каждая печать не должна быть тронута и пальцем. А ты что учинила, погань? Где это произошло, дочка?

— Скажу так: седьмой Владыка сферы Чёрного Оникса самолично расписывал стену. Милдред специально разбила наше знамение, чтобы подставить меня. — Глаза Алисии становятся взволнованными. — Выяснив… о нашем прошлом с её учителем, она заревновала, что я вернусь к нему, обещала расправу, когда станет покровителем. Каждый раз, когда мы встречались, Милдред находила минутку, чтобы оскорбить меня. А сегодня… она поставила меня в пример разрухе — это моя участь, когда она возвеличится. Весь этот погром она собиралась свалить на меня. За столько времени Хейз достаточно освоилась, чтобы узнать о наших обычаях. Не сомневаюсь, она знала, куда бьёт и с кем разговаривает. Девочку поддерживают, поэтому она высокомерна.

Я теряю дар речи: она убедила их своей красноречивостью. Я не осмеливаюсь смотреть на Грэма. Откуда ему знать меня настоящую? Но доверия к Алисии у него тоже нет, уж это очевидно. Девушка нервно моргает, бросая незаметный взгляд на того, кого любит.

— Это ужасно, — мурлычет Владыка, а затем берёт под ногами бутылку с вином и принимается жадно высасывать напиток.

Отец и мать переглядываются и едва приметно кивают друг другу. Флавиан выпил, значит, можно надеть позолоченный головной убор.

— Её нужно убить. — Владыка громко икает и без стеснения выпускает кошмарную отрыжку.

Правая рука всем составом никак не реагирует.

— Этого не произойдёт, — объявляет Коши, умело контролируя низкий баритон.

— Почему его ещё никто не вытурил? — Владыка косо всматривается в своих посыльных — они возбуждённо пересматриваются и покаянно опускают головы.

— Никому не хочется участвовать в схватке, не подняв меч выше пояса, — так же спокойно говорит Грэм.

Я избегаю даже боковым зрением наблюдать за ним. Куда угодно: на барельефные потолки, встревоженное пламя свечей, вытянутые стрельчатые окна, но не Коши в лицо. Пускай ничего позорного в его отношении я не делала, не допускала непристойных мыслей, мне стыдно. Он вполне мог поверить в россказни Алисии, потому что я тоже недостаточно хорошо его знаю.

— Сегодня я разбираюсь не с тобой. Сойди на второй план. И это… мой прика-с-с. — Владыка жестикулирует рукой в воздухе, больше не находя слов в своём пустом пропитом черепке, и Грэм без колебаний отходит.

— Что прикажете делать? — задаёт вопрос отец, мерзко лыбясь.

Сознаюсь, я вздрагиваю от его неотрывного взгляда, заточенного как клинок: мужчина не мигает, а ухмылка тянется до самых ушей.

— Нам требуется определённый срок, не так ли? — предлагает Владыка. — Разобраться с ситуа-а-ацией.

— Зачем нам время? Ясно же, кто неправ, — настаивает младшая Бодо.

— Время, чтобы вынести ей наказание. А над таким надо хорош-о-о пораскинуть умом.

— Конечно, — мягким лицедейским голосом отвечает мама девушки. — Выметайтесь.

Учитель без шума открывает дверь, пиная её носком сапога, тем самым он облегчает работу посыльных. Я вылетаю, пока она не захлопнулась.

— Они играют с огнём, — злится он.

— Меня будут пытать? — предполагаю я.

— Ожидай чего угодно. Зачастую людей лишают того, что им было дорого.

— Нет… Они на это не пойдут. Мы обязаны что-то сделать, решить эту проблему. Выставить… Алисию виноватой.

— У меня есть идея. Организуем небольшое представление. Например, драка на виду у всех.

— Я должна с ней драться?! Одуматься не успею, как она меня по стене размажет. Сумасшествие, да это самоубийство!

— Я вовремя приду.

Как по мановению волшебной палочки я отключаюсь: неимоверно устала и зверски проголодалась. Идти в трапезную долго и тяжело: такой роскоши, как перемещаться из одного места в другое, у меня, к несчастью, нет.

Наутро я просыпаюсь с бесконечными мыслями о кончине, последнем вдохе, недавней съеденной вкусности. Сегодня я могу погибнуть, так и не начав свой путь. Я стою перед зеркалом, смотрю себе в глаза и мысленно твержу успокоиться. Грэм сидит в кресле из чёрной кожи, закинув ногу на ногу, пальцами он потирает ощетинившийся за ночь подбородок.

— Она всегда тренируется ранним утром, — оповестил Коши перед сном. — Я освежил свои связи, и завтра там соберётся много покровителей.

Каждый второй в сфере станет обсуждать унижение Милдред Хейз бывшей любимой её прославленного учителя. Алисия только этого и жаждет.

— Мне страшно, — бесшумно признаюсь я.

Грэм отрывается от глубоких раздумий.

— Это несерьёзно. Бойся худшего.

— Ничего грандиознее в моей жизни не случалось. Разве что бабушку в школу вызывали за очередной шлепок по лицу.

— Привыкнешь, — просто кидает покровитель и выходит из комнаты.

В тренировочной оказывается пусто и тихо. И пускай покровители не спят вовсе, зал будто вместе с ними отсыпался.

Я открываю дверь и стою так некоторое время. Могильная тишина вынуждает мозг создать противный гул в ушах.

Где-то далеко слышатся громкие шаги и разительный женский смех — идут. Сердце подпрыгивает, и я отхожу от входа ближе к гардеробу.

— Ничего такого, — голос Яфы выражает восторг.

Она проходит первая, как неглупый глава стаи со своими глупыми волчатами, и когда видит меня, сощуривается. Её друзья становится позади неё. Они переглядываются, а затем кучкой продвигаются в центр.

— Ты одна практикуешься? — спрашивает Яфа, и закидывает длинные розовато-коричневые волосы за спину. Другая сторона неестественных ржавых прядей рассыпается у неё на груди.

— Пока что да, — стараюсь звучать уверенно.

— Не хочешь поучаствовать в бою?

Она не воплощение дружелюбия, но и не олицетворение злобы. Что-то нейтральное… Либо ей нет до меня дела. Совсем.

— Она физически неспособна противоборствовать нам, — возглашает друг Яфы, угадав содержание нашего диалога.

— Мы вполне можем сражаться не силой, а навыками.

— Успокой своё любопытство, Яфа. Рвёшься сразиться с новым человеком — дождись, когда она станет сокрушительной.

— Ладно. Не забудьте напомнить мне как-нибудь, — басовито отвечает девушка.

— Я с удовольствием одержу над тобой победу, — говорю я и стукаю по полу мечом.

Звук, как церковный колокол, эхом раздаётся по всему помещению. На него реагирует толпа, затихая.

— Мне нравится твой настрой, Милдред. Пожелаю успешного обучения и блестящего выпуска. Грэм, случаем, не изводит тебя тренировками?

Он постоянно ворчит, какой искалеченной я хожу на занятия. Иногда он может переусердствовать, и я устаю до изнеможения. На самом деле, я вижу в этом больше пользы, чем вреда. Просплюсь, наштукатурюсь ониксовой мазью, залеплю повреждения пластырем и наутро очнусь чистой, как новорождённая.

— Уверяю, всё в порядке.

В эту секунду в тренировочную входит мой желанный гость.

— О да, это я. Чего уставились? — Алисия закатывает глаза. — Продолжайте бездельничать вместо того, чтобы сокрушать.

Гурьба покровителей всё так же глазеет на неё с нескрываемым отвращением. Даже до меня дошёл запах тотального всплеска — яда и ненависти. Не удивлюсь, если каждый присутствующий здесь подвергся её жестокости, интригам и манипуляциям. Эдакая девочка, превозносящая себя над всем сущим из-за своей влиятельной семейки.

Конец ознакомительного фрагмента.