Двойное счастье для Сластены

Риша Старлайт, 2021

Что может быть общего у ректора престижного ВУЗА и криминального авторитета всего города? Женщина? Правда? Одна на двоих? И если между собой они уже все решили, то вот моего мнения они узнать не пожелали. А пожелали кое-чего другого… но нужно ли оно мне, подобное двойное счастье? Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Выстрел! Все замирают. Я же вообще от страха на колени съезжаю, обхватив руками голову.

— А чтобвашузаногу, какого хрена?! — рычание зверя. Отчаянное. Мат такой, что все, что я слышала до этого, кажется мне колыбельной песней.

— Вчетвером на девочку напали. Уроды! — сплевывает ректор кровью на пол.

Авторитет, сжимая в руках пушку разворачивается ко мне. На лице его глумливая ухмылка, но когда видит, в каком я состоянии, глаза его полыхают злостью.

— Дядь Руслан, ну прости нас, попутали. — потирает лоб Аслан.

— Утырки! Мать вашу, черти! Сильно они тебя Громов? — гудит он, оборачиваясь к ректору.

— Сученыши! — отирает разбитый нос Демид, — Кулаки свои почесал немного. Покоцал пацанов твоих. Не обессудь.

— Если претензий к моим утыркам нет, то расходимся. — Бадоев все чаще бросает на меня взгляды, убирая оружие.

— Пусть костюм мне новый оплатят. Гуччи. Из последней коллекции. И если еще раз на пути попадутся, то п*здец им гарантирован!

— Оплатят! — авторитет как зыркнет на притихших пацанов своим черным взглядом, они едва ли штаны свои не пачкают. Убегают, словно их и не было.

И тут мужчины вспоминают о моем существовании. Оба подходят почти одновременно, но Бадоев проворнее оказывается.

— Блестяшка, вставай! — подает мне руку.

А мне страшно. Мелочь убежала, а вот крупные акулы типа авторитета и ректора остались. И ничего хорошего мне их присутствие не сулит. Гляжу на волосатую руку. На пальцы, забитые татухами и волосы шевелятся на затылке.

— Ты видишь, ей страшно. Вставай, малая. — Громов плечом отпихивает криминала, поднимает меня с полу. Легко, точно пушинку отрывает. — ну все, пошли.

— Блин! Кровь у нее. В больничку ее надо. Есть у меня лепила знакомый. — Бадоев тянет меня из рук Громова на себя.

А мне так плохо, что я тупо не соображаю, что вообще происходит, голова кружится, ноги подкашиваются. Наверно те ублюдки меня ударили, а я и не почувствовала этого от ужаса.

— Блин! — видя мое состоянии рычит Громов.

Он сильно отпихивает Громова от себя, хватает меня и тащит куда-то в подворотню. Там, раскоряченный огромный черный гелентваген. Устрашающий своей наглостью и мощностью. Бадоев открывает дверь, запихивает меня вперед, сам стремительно усаживается за руль.

Следом, отчаянно матерясь за нами несется Громов. Но не успевает. Мотор гелика ревет, машина рвется с места. Бадоев ведет машину агрессивно. Меня ведет, тошнит. Он врубает музыку. Громкие звуки оглушают ночной город. Бьют по мозгам, по ушам. Но у меня нет сил попросить, чтобы сделал тише. Черный БМВ последней модели — обтекаемый блестящий джип не отстает от нас.

— Хрен не отстанет ведь! — ревет Бадоев, подрезая «беху». — Да и хер с ним!

Машину заносит на дрифте. Я не понимаю, как живая от этого остаюсь.

— Блестяшка, на выпей! — протягивает мне бутылку виски авторитет. — Сразу полегчает.

Не знаю, зачем пью. Мне уже так плохо, что все равно. Делаю большой обжигающий глоток. Алкоголь мгновенно всасывается в кровь, бьет адреналином в мозг. Глаза мои открываются.

— Пей. Мало. Тебе еще мало! — перекрикивает музыку Бадоев.

— Меня Настей зовут… — непонятно зачем представляюсь я. Хотя почему непонятно? Блестяшка неимоверно бесит.

— Настена — Сластена! — тут же выдает он самую популярную присказку к моему имени. — Ах тыж, твою!!! — бьет он по тормозам в миллиметре от нового блестящего бампера. Пока отвлекался на меня, Громов обогнал его и преградил путь. — Бессмертный что ли?!

Бадоев выходит из машины. Отлично. Я сейчас сбегу. Потому что совсем непонятно куда и с какой целью меня везет этот бывший уголовник.

Щелкает блокировка машины… Пипец!!! Он словно прочел мои мысли и вот, заблочил двери! Мне ничего не остается, как сжимать бутыль вискаря, да дергать ручкой бесполезно.

А меж тем, на этом пустыре, на отшибе города начинает происходить нечто интересное! Два разъяренных мужика матерятся. У авторитета рука на пушке. Ректор тоже не пальцем делан. Видок у него после драки еще тот устрашающий. Боже! Но тот у кого пистолет несомненно опаснее! Сейчас и Громова пристрелит, и меня. И вон в тот овражек скинет обоих.

От ужаса я пью еще больше. Страх отступает. У меня в руках пузатая бутыль. У. МЕНЯ. В. РУКАХ. БУТЫЛКА!!!! Ну конечно, сейчас как херакну по стеклу и деру дам. Конечно, то что криминальный элемент меня поймать может и пристрелить я в эту секунду не думаю. Разум от ужаса вообще отключается напрочь. Мужчины колошматят друг друга за будь здоров.

Размахиваюсь. Обрушиваю бутыль на стекло. Грохот. Шум. Осколки стекла, впивающиеся в руки. Боли не чувствую. От шока. Дерущиеся так и застывают. Оборачиваются на машину.

— Блиииин!!! — не могу слышать, но читаю по губам на перекошенных лицах у обоих мужчин.

***

Руслан приходит в себя первым, несется к автомобилю. У меня вся рука в крови, а вот стекло… даже трещины на окне не появилось от удара.

— Что же ты делаешь, Сластен?! — он берет мое обезумившее лицо в свои руки, фиксирует, притягивает к себе. — Стекло бронированное, Сластен! Его ничем не возьмешь. Ты нахера херачешь по нему?!

— Затем что ты, гамадрил, ее похитил и запер! Конечно девочка испугается такого! — а это уже Громов подоспевает к нам. — лапы от нее убрал!

Меня в четыре руки вытаскивают из машины. В шоковом состоянии я не в силах двигаться. Только перевожу ошалелый взгляд с одного разгоряченного дракой мужского тела на другое. Это звери! Настоящие беспощадные! Вон как друг друга отметелили. Запах мускуса и тестостерона бьет по моим рецепторам. Мне жарко. Но жар иного толка. Он внизу живота. Скручивается тугим кольцом. Самцы прожигают меня голодным взглядом, мозг сносит окончательно, и я искренне не понимаю, когда один из них выхватает мою влажную от чего-то руку.

— Блин, Бадоев, еще бухло есть? Надо промыть рану девушке!

Не говоря ни слова Руслан отходит от нас, лезет в машину, вылезая оттуда с аптечкой и еще одной пузатой бутылкой.

Они не мешкают, но и не торопятся. Один вскрывает алкоголь, другой вытаскивает из руки видимые осколки.

— Ш-ш-ш… ох! — шиплю я, от острых щипков, когда стекло растягивает рану.

— Потерпи, Сластен, потерпи, маленькая! — требует Руслан, промывая раны виски.

Мою руку обжигает спиртом, я подскакиваю на месте, повисая на другой паре сильных мужских рук. Громов рядом.

— Эй, аккуратно с девочкой! — прикрикивает он на врага, — Не своего гаврика обрабатываешь какого, а девочку нежную!

— Отвлеки ее! — требует Бадоев, вытаскивая йод.

— Нет… — сипло прошу я, потому что понимаю, что меня сейчас подожгут вновь, теперь уже йодом. — Нет, больно, не надо… я лучш…

Договорить я не успеваю. Громов, полностью закрывая мне обзор на руку, которую лечит Бадоев нагибается ко мне, закрывая мои стоны своим ртом. Он целует меня неистово! Беспрекословно. Полностью подчиняя своей воле. Виски в крови, адреналин, алкоголь, поцелуи ректора, его объятия, боль в ладони, все смешивается в невозможный острый непередаваемый клубок ощущений, который шарашит молотом в висок, отключая все способности мыслить, анализировать, принимать решения. Я полностью отдаю себя на растерзание Громову, а он и рад. Удобнее перехватывает меня с подкошенными ногами, не давая рухнуть. Его борода колется, царапает мои щеки, мои губы, мою шею. Он кусает меня прямо в пульсирующую вену, а я подставляю ему горло, чтобы еще сильнее укусил, разодрал в клочья! Чтобы еще больнее стало… чтобы сразу и навсегда. Чтобы не мучил. И в то же время наслаждаюсь мучениями этими. Потому что сладкие они неимоверно. Улетные. Крышесносные.

Грудь давно набухла и сперла дыхание. Соски налились кровью, распустились, затвердели и вот-вот прокарябают ткань дурацкого блестящего топа.

Они молят о тяжести и силе мужской руки с шершавым пальцами. Молят о ласке, или наоборот о боли, я уже сама не пойму, чего сейчас больше жаждет мое обезумевшее от непомерной дозы адреналина тело.

И тут сзади оказываются еще одни жадные настойчивые губы. Они прикусывают, вылизывают мою ключицу. Мои руки больше никто не сдерживает. Я не могу согнуть пальцы в кулак — они перевязаны. Бадоев закончил бинтовать и присоединился мучать меня. Его руки лезут мне в трусики. Там ужас. Там потоп. Теплой густой тягучей влаги потоп. Потоп желания. Я вздрагиваю.

— Не бойся. Больно не сделаю, — хрипит мне в ухо Руслан, прикусывая, — только хорошо. Только приласкаю.

А я жажду этой ласки. Как безумная. Потому что впервые. Потому что так остро. Так необычно. Вдвойне. Громов подхватывает меня под бедра и закидывает к себе на пояс, заставляя таким образом обвить, сдавить его бедра. Бадоев сзади рвет трусики швыряет их в сторону. Полностью обнаженная, я чувствую нежной кожей бедер жесткий ремень ректора. Пальцы же авторитета проникают к моей коже. Гладят ее, ласкают в круговую, кружат, подбираясь все ближе к самому заветному, к самому запретному.

Я невольно оттопыриваю попку, стараясь неосознанно насадиться на эти жесткие пальцы. Черт. Я хочу в себя кое-что побольше. И Бадоев точно угадывает мои мысли. Вжикает ширинкой вниз. Мне в попу тут же упирается нечто очень огромное, горячее, с влажной шелковистой кожицей. Громов же безошибочно находит изнывающие от желания ласки соски и остро прикусывает их. Я максимально выгибаюсь в спине. Бадоев трется о мои лепестки мгновение и рывком входит в мое девственное тело.

— Ах… — ору я от мгновенной вспышки жжения и небольшой, но все же, боли.

— Целка что ли? — потрясенно хрипит Бадоев, замерев во мне. А мои складочки полыхают пожаром, растянутые, заполненные до предела, до нельзя переполненные им. Сдавливающие Бадоева, пытающиеся вытолкнуть из себя.