Папоротников цвет

Риша Кашапова, 2020

Жила себе у леса Олеся, горя не знала: собирала травы да готовила снадобья. Учила её всем премудростям знахарка Глафира, пригрела под своим крылом, укрывала от забот. Да пришло время – померла бабка, осталась Олеся одна. И оказался у её избы однажды парень незнакомый, с виду ладный да складный. Да только перешёл он когда-то дорожку нечисти лесной-речной…И как теперь судьба их сложится?

-3-

Олеся к скверному характеру домового уже привыкла — чай пять зим с ним прожила в одной избе. Он и при бабке Глаше с ней особо не церемонился, а уж сейчас и подавно. Видать, не мог смириться с потерей да с новой хозяйкой. Вон, сколько времени вовсе на глаза не появлялся, оставил совсем одну.

Поднесла Олеся миску к пересохшим губам парня и чуть наклонила.

— Выпей, молодец, выпей, — попросила его и даже сама удивилась, каким голос оказался заботливым.

Парень с трудом приоткрыл рот и глотнул горьковатый отвар, да сразу зашёлся кашлем. Олеся всё равно остаток снадобья ему залила, уложила на лавку, а он вроде как и успокаиваться начал. Села девчушка рядом и погладила гостя по голове, приговаривая тёплые да ласковые слова.

Почему-то его лицо выглядело знакомым, может, видала, когда в деревне торговала? Красивый он был, темноволосый, скуластый. Будто и не деревенский вовсе, а какой-нибудь барин. Но руки-то сильные, грубые, с мозолями, а на левой до самого локтя шрам белел. Может, боролся в лесу с каким зверем, кто знает?

Олеся вдруг протянула руку, провела пальцем по шершавой коже, а парень дёрнулся и чуть сжал её ладонь. От неожиданности она подскочила и метнулась к печке да принялась посудой греметь.

Гость открыл глаза. Приподнялся на локтях и чуть слышно застонал. Олеся хотела вернуться к нему и помочь, да увидала, что он уж и сам справился: сел на скамье, ладонями голову закрыл, покачался из стороны в сторону. Будто кружило его, или мушки в воздухе плясали.

— Очухался? — бросила Олеся, с силой растирая пестиком сухой зверобой в ступке.

— Выворачивает наизнанку, красавица, — еле сдерживая тошноту, проговорил парень. — Тяжко мне.

— Ничего-ничего, мил человек, — махнула Олеся рукой. — Пройдёт. Сейчас ещё приготовлю отвар, легче станет.

Он поднял голову и глянул на хозяйку. Глаза его ввалились, темнели на бледном лице, как две огромные ягоды смородины. Но появился в них какой-то блеск, живость. Значит, идёт на поправку.

— А как тебя величать-то, гость мой незваный? — Олеся сдёрнула со стены пучок ромашки.

— Олежка я. Олег, — он попытался выпрямиться, но тут же снова скрючился, прижав руки к животу. Потом рванулся к окну, вывалился наружу наполовину, и затряслось его тело рывками.

— Ох, — только и проговорил Олег, утирая руками губы, виновато на хозяйку посмотрел и сел на скамью.

— Это хорошо, что прочистило. Так и надо, — кивнула девчушка. — А меня Олесей звать.

— Что ж ты, Олеся, одна в лесу обитаешь? — посмотрел на неё Олег и улыбнулся краешком рта.

— Знахарка я местная, — продолжая мять траву в ступке, ответила Олеся. — Не видал ни разу? Я часто в деревне торгую.

— Может, и видал, да не запомнил. А я в кузнице работаю, кузнец я.

— Понятно, — она поджала губы. — А здесь как очутился?

— И сам не знаю, красавица, — он приподнялся и дотянулся до ковша с серой водой, что стоял на столе. С жадностью припал к глиняному краю и в несколько глотков его осушил; струйки пробежали по лицу и шее, намочив рубаху. — Пошёл за дровами в лес, чтоб печи растопить, ведь огонь мне нужен сильный, жаркий, да заблудился. Теперь вот обратно возвращаться надобно.

Олеся кивнула и ничего не ответила, а в ступку тем временем залила кипятка из горшочка, сыпанула какого-то порошка из маленького флакончика, и отвар тут же как вспенится! Того и гляди выскочил бы, расплескался по полу. Напрягся Олег, даже отодвинулся чуть к стенке, а Олеся лишь подула, чтобы пену убрать, да помешала деревянной палочкой.

— Пей, — коротко сказала парню.

— Мне уже полегчало… — Олег поднялся со скамьи и бочком попытался протиснуться между девчушкой и печью.

Олеся выставила руку, преграждая путь.

— Без моего на то разрешения никуда не выйдешь, — строго проговорила и нахмурилась, протянула миску, куда отвар перелила, и глянула сердито. — Хворый ты ещё. Вижу, что к тебе всякое лихо часто цеплялось. Сразу и не вытравишь.

Олег лишь растерянно хмыкнул, но снадобье странное взял. Пузырилась в нём мутноватая вода, плавали то ли блёстки, то ли пылинки какие, а на глянцевой поверхности круги расходились в стороны.

— Права ты, красавица. Сам не знаю почему в последние дни то чирей вскочит, то ячмень на глазу, то прыщ на весь нос, — усмехнулся парень. — А ведь хорошо всё было… Богатство, невеста…

Олег зажмурился, залпом выпил отвар, вытер губы и вернул миску.

Олеся взяла её, сжала в руках. На лице девичьем читалось сомнение и досада, будто горько ей было от того, что не свободен этот парень.

— Да только нет теперь ничего… Вот бы вернуть назад время, — вздохнул Олег, а Олеся вдруг улыбнулась, да сразу спохватилась и посерьёзнела.

— Будет ещё, будет, — она сунула миску на край печки, а сама приложила ладонь ко лбу парня. Уже не такой горячий, это хорошо. — Сымай рубаху-то, непростая она. Поносил и хватит.

Олег прикоснулся к вышитому цветку папоротника, провёл по нему пальцами, на мгновение замешкался, но стянул одежду и протянул Олесе. Она сглотнула, глянув на сильное его тело, быстро отвернулась.

— А моя-то где?

— А? — Олеся обернулась, споро осмотрела избу и заметила на краю скамьи разрезанную рубаху парня. — Ой. Я тебе тогда бабкину дам. От неё много вещей осталось.

Не успел Олег ничего возразить, как дверь отворилась, и на пороге показался домовой. Таким сердитым Олеся его ещё не видала.