Элегия забытых богов

Рина Лесникова, 2023

Олетта – дочь замковой прачки. Кто был отцом девочки? Этого не знает даже мать. Кто угодно. Вот и дочери уготовано повторить судьбу матери и многих других женщин.Не хочет? Но ведь этот мир принадлежит мужчинам. Магам. Аристократам. Можно ли изменить свою судьбу? Только не слабой девчонке, которую совсем некому защитить. И сколько бы она ни хитрила и ни изворачивалась, казалось, путь один. И проторен он множеством женщин.Можно ли перехитрить саму судьбу? А бога? Или боги – это тоже люди, только почти всемогущие? А может, даже боги могут не всё? Может, им тоже иногда нужна помощь?

Глава 2

Да что же такое делается-то?! Может, раньше её и будили криками, чтобы выгнать из короба с бельём, но за ворот давно уже не вытаскивали.

— Чего надо? — хмуро спросила Олетта у стражника, так грубо разбудившего её ни свет, ни заря. Она его даже знала, веселился в казарме вместе со всеми, когда обучали девчонку премудростям карточных игр и жизни.

Сегодня он был скорее зол, чем весел, отвесил подзатыльник, подхватил слабо трепыхавшуюся добычу подмышку и куда-то потащил. Что-то не сработала ранее безотказная теория прерывания неприятностей. Ведь поспала же, почему они не заканчиваются? Наверное, потому что мало поспала.

Надеяться, что её так настойчиво приглашают на графский завтрак, а тащили Олетту опять господскими коридорами, даже и не стоило.

— Да куда тащишь-то? Пусти, сама пойду.

Если бы не знала, что он и говорить, и песни орать может, подумала бы, что глухой и немой, даже не отреагировал. Остановился у дверей того же кабинета, куда таскали её вчера. Постучал. Получив разрешение, зашёл. В кабинете находились сам граф, его старший сын и жрец Тихвин. А этот-то здесь зачем? Впрочем, не всё ли равно, пусть хоть весь замок соберётся вместе с живностью, только бы Летте быть отсюда подальше. Это ж каждый дворовый кутёнок знает: от хозяев да от начальства лучше подальше держаться надо. Вроде бы уже взрослая, а так наивно понадеялась, что про неё забудут.

— Можешь идти, — распорядился его светлость.

Это он кому? Стражник отпустил свою поклажу и так же молча вышел. Да уж, не для того Летту сюда тащили, чтобы тут же отпустить.

— Рассказывай!

Самое время вспомнить, что с дурней спроса нет. От страха даже в носу захлюпало. Это хорошо, это удачно. Теперь привычно ширкнуть рукавом под носом, обтереть руку о драный подол.

— И не старайся прикидываться дурнее, чем есть, — припечатал граф. — По глазам вижу, что неглупа.

Надо же какой, по глазам он видит. А как глаза-то заметил? Летта же в пол смотрит.

— Как он? — слова вырвались помимо воли.

Его светлость усмехнулся:

— Переживаешь? Живой мой сын. На твоё счастье. А теперь рассказывай, за каким демоном потащила его в лес? Сеновалы все заняты были? Или под птичье пение развлечься захотелось?

— Какие сеновалы? Какие птицы? — вопрос тэйна Доррея был совсем непонятным.

— Утащила моего сына в лес порезвиться?! — гаркнул граф. — Нужно велеть управляющему приставить к нему самых смазливых горничных. Мальчик вырос, — это он уже сказал старшему сыну. — А то нашёл, на что бросаться.

— Я?.. Да как вы смеете! — Олетта понимала, что поднимает голос на хозяина замка и близлежащих земель. Но называть её гулящей девкой не смел даже он.

— А зачем ещё вас в лес понесло? — вроде бы даже и ласково спросил его светлость. Отчего же по спине побежал холодный пот?

Сказать, что убегала? Начнут пытать дальше, вызнают и про кинжал. У графа такой взгляд, что трудно удержаться от того, чтобы не выложить всю подноготную. Это что же получается, про кинжал-то тэйн Феррес отцу и не сказал? Или не приходил в сознание? За попытку украсть хозяйскую вещь точно убьют. Или, самое малое, правую руку отрубят. Или ногу? Ведь подхватила-то она тот демонов кинжал ногой. А ну как, и то, и другое? И руку, и ногу было жалко. Жить калекой не хотелось. Да и не выживают в этом мире калеки.

Ответы тэйну графу и не требовались. Он уже сам составил картину произошедшего. Не совсем верную, да не Олетты в том вина, она его поправлять не будет. Только бы выпустили отсюда живой и с руками-ногами на своих местах. Бежать придётся, пока младший сынок не очнулся да не рассказал всё, тогда точно конец ей.

— Молчишь. Впрочем, нам не нужны твои слова, — вновь заговорил тэйн Доррей. — По закону виновному в ранении господина или члена его семьи положено нанести те же увечья…

Вот теперь стало по-настоящему страшно. Олетта и сама не заметила, как из её груди вырвался тоненький вой. Под тяжёлым пронизывающим взглядом сразу замолчала. Как же так, это господскому сыну лучших лекарей-магов призвали, а кто ж о никому не нужной девчонке с переломанной ногой да рёбрами позаботится? Лучше уж сразу бы убили. И это ещё про кинжал не знают…

— В другое время так бы и сделали, — нисколько не впечатлившись её испугом, заговорил хозяин замка, — но Феррес умудрился переломать кости накануне важного для него события. Важного не только для него, но и для двенадцати других достойных ребят и членов их семей. Сегодня ночью тринадцать детей должны отправиться в Долину мёртвых предков. Именно тринадцать! Да что я тебе объясняю, — он презрительно скривился, словно рассыпал своё красноречие не перед живой девочкой, человеком, между прочим, а перед букашкой какой или червяком. — В общем, вместо моего сына сегодня в Долину отправишься ты.

Жрец, до этого молчаливой статуей замерший в углу, благостно закивал.

— Как же я пойду туда? — растерялась Олетта. — У меня же и предков там нет никого.

Его светлость как будто и не услышал. Он сделал знак жрецу, тот подошёл к девочке и елейным голосом заявил:

— Идём со мной, дитя. Тебя нужно подготовить к предстоящей ночи.

Бр-рр, какие слова-то гадкие. Подготовить к ночи. Если бы Олетта только что сама не услышала, куда её собираются отправить сегодняшней ночью, то подумала бы совсем о другом. Только вот неизвестно ещё, что было бы хуже. Зайти в Долину предков, точно зная, что твоих там точно нет, это же верная смерть. Некому будет выводить её оттуда.

Закон двенадцати был един для всех, не только для тёмного Даркина. Открывались в ночи смены сезонов врата Долины предков, чтобы смогли соискатели не только войти туда, но и выйти обратно живыми, обретя там духа-покровителя. Но была у того закона одна существенная оговорка: зайти туда могло сколько угодно детей, но выйти — только двенадцать. Прочие оставались там навсегда. Потому посылать больше тринадцати смысла не было. Как правило, оставался там самый слабый. Или же тот, кто пытался выбрать покровителя не по силам своим. Сложное это дело, найти достойного духа и уговорить его оказать покровительство. Впрочем, Летта никогда раньше этим голову не забивала, зачем ей господская блажь?

Сейчас же весь замысел господ предстал во всей своей неприглядности. Группа давно сформирована. Тринадцатым вот так наобум, неподготовленным, никто из благородных своё дитя не отпустит. Отправить двенадцать? Всё равно один из них останется там навсегда. Грань исправно брала свою плату. А тут и тринадцатый есть, и верная жертва. Летта даже невесело усмехнулась. Если бы она успела оставить потомков, те могли бы в будущем рассчитывать на её покровительство. Как же, её посмертие обеспечено в Долине для благородных умерших, а не в Тёмных пещерах.

— Следи за ней, — напутствовал напоследок граф жреца. — Сбежит, сам в Долину отправишься.

Это что же, за ней будут следить? А ведь уже решила бежать, как только покинет господский кабинет. Но сейчас пока не время показывать намерения. Своего времени Летта обязательно дождётся.

***

Жрец, хоть и казался худеньким да тщедушным, но вцепился в плечо своей жертвы так, как будто в самого Первопредка в ожидании снисхождения благодати. С одной стороны, плохо, но с другой, хорошо. Это значит, что он считает Летту настолько глупой, что готова сорваться в бега прямо сейчас. Это в господских-то коридорах, где полно гостей и вооружённой стражи? Нет, сейчас она само послушание.

— Потрать время до благодатной ночи с пользой, дитя, — дребезжащим голоском верещал жрец так, чтобы его было слышно и в хозяйском кабинете, и кружащим рядом гостям и прислужникам. — Проведи его в молитвах. Посети галерею благородных предков, всмотрись внимательно в их лица. Может, кто и откроет тебе свой лик в Долине.

Ха! Откроет лик в Долине. Духи предков видны только их потомкам. Это что же, его святость намекает, что у Летты отец может быть из благородных? Оно, конечно, её мать гулящая, но видел бы её сам жрец. Лицо Кривой Ташки ещё в детстве располосовали в драке и лишили левого глаза, отчего та и получила своё прозвище. Разве ж кто из благородных глянет на такую. К тому же, дворовые бабы охотно хвастали, если на них хоть единожды обращал внимание кто из господ, мать даже и врать не пыталась. Кто ж ей поверит-то? Господам чистеньких да смазливых подавай. Вон сколько горничных по коридорам шастает.

Не-ет, все предки Летты обитают в Тёмных пещерах, это и гадать не нужно. А потому бежать, и как можно скорее. Жаль, подготовиться не удастся. Сухарей бы немного стащить на кухне, да огниво. Ножик какой-никакой. Одеяло. Много чего в странствиях может понадобиться, если подумать. Но кто ж ей это всё даст. Да и ждать никто не будет, пока она позаимствует нужные вещички. Придётся уходить, как есть. Так хоть надежда на выживание появится.

Жрец меж тем привёл девочку в полуподвал, где располагались прачечные и бельевые. Оставит здесь помолиться? Хорошо-то как. Летта обязательно помолится в благодарность. Как-нибудь потом, как выберется из этой передряги. Теперь бы остаться в комнате, где есть хоть небольшое оконце, и только её и видели.

К сожалению, наивным и доверчивым среди них двоих оказался вовсе не её надсмотрщик. Он подвёл девочку к кастелянной и стукнул несколько раз кулаком по двери. Сейчас его и зашибут, худосочного. Ключница гона Рига была женщиной крупной и суровой, у неё и стражники по одной дощечке ходили. Вышла, заранее уперев руки в мощные бока. Может, пока ругаются, всё же удастся дать дёру?

— Ваша святость, — расплылась в елейной улыбке гона Рига, когда выяснила, кто же её побеспокоил, — что могло понадобиться столь высокому гостю в нашей скромной юдоли?

А улыбается-то как. Ещё немного, и её лоснящиеся щёки треснут от напряжения.

— Девчонку вымойте и прилично оденьте, — изрёк его святость, толкая добычу к ключнице.

Можно было бы затормозить или даже упасть на пол, опять ободрав едва поджившие ладони, но отказать себе в маленьком удовольствии и не толкнуться руками в пухлый живот? У Летты так мало радости в жизни, а потрогать столь толстое брюхо давно хотелось. Гона Рига хекнула, но улыбку на лице удержала, только та улыбка стала очень уж гаденькой. Это что же подумала жирная сводница?

— Да-да, конечно, — часто-часто закивала она. — К себе в услужение отроковицу забираете?

— Отроковица сегодня отправится в Долину предков, — отрезал жрец.

— Помрёт, что ли? — губы гоны из улыбки плавно округлились в идеальный бублик.

— Глупая баба, — в сердцах выругался его святость. — За духом-покровителем она отправится! И да, проследите за девчонкой лично. Если она исчезнет, пока находится здесь, в Долину отправитесь именно вы, гона!

Как он, однако, ловко нашёл себе замену в столь рискованном деле.

Поняла что-то или нет, но ключница часто-часто закивала, крепко перехватила руку жертвы и потащила в прачечную, пропахшую щёлоком и немного плесенью, прочно обосновавшейся в тёмных углах вечно сырого помещения. Мановением руки выгнала оттуда всех работниц, в том числе и мать Летты, и велела девочке раздеваться. С такой не поспоришь, одно хорошо, толстая до безобразия гона Рига — не худой шустрый жрец, от этой скрыться не составит труда.

Какие все хитрые пошли. Это она специально встала между своей подопечной и маленьким оконцем? Не иначе. Надёжно перекрыла своей тушей единственный оставшийся выход. На дверь и надеяться не стоит, жрец-то никуда не делся. Даже здесь слышна его заунывная молитва. Гона Рига же с энтузиазмом принялась срывать ветхие одежонки. Сморщилась. А где взять другие? Это у неё, у ключницы, все кладовые в ведении, а Летте никто шелков не предлагает. Ей вообще никто ничего не предлагает.

Ладно, хватит думать глупости. Коли уж выпала возможность, нужно помыться хорошенько. Лохань с тёплой водой выделили, даже мыло дали. Не иначе как господское, даже пахнет приятно. К тому же, жрец велел выдать приличное платье. В крепкой одёже всяко лучше бежать будет, чем в её рванье.

— Чего это тебя, дочку блудницы, в Долину-то сподобились отправить? — начала допрос гона Рига, ожидая, пока девочка помоется.

Как же, так ей всё и выложили. Летта давно уже ни с кем не делилась ни своими секретами, ни мыслями. Так оно легче жить, когда при себе всё держать. Но ответить придётся, а то больно уж тяжёлая рука у гоны, а не бить поднадзорную ей никто не приказывал.

— Так оттого и отправляют, что мать блудливая, — ответила Летта, с остервенением намыливая волосы. — Сам граф признал меня. «Теперь, — говорит, — ты моя дочь, а значит, и мои предки — твои предки».

— Врёшь!

Летта пожала плечами. Не верит, и не надо, ей-то что до той веры. Давно уже замечено, начни доказывать свою правоту, люди только больше разуверятся, а намёкам, слухам и сплетням верят сразу.

— Так, одёжки теперь подобрать тебе? Идём! — гона Рига колыхнула величественным подбородком в сторону выхода.

Так не хотелось опять надевать своё грязное рваньё, но не голой же выходить. Не то, чтобы Летта стеснялась наготы, не принято было у бедных стесняться того, что естественно, но вот остаться хотя бы на несколько мгновений одной очень нужно. Пока дородная дама ходит до кладовых да подбирает одёжки, как раз можно подхватить своё старьё и сбежать в окно. Коли уж подвернулся случай, не стоит отказываться. Везёт ведь не тому, на кого удача падает, а тому, кто умеет воспользоваться её малейшим намёком. Эту истину стражники в казарме повторяли не единожды.

— Может, лучше я подожду здесь? — как можно смиреннее спросила Летта, с сожалением вороша свою одежду.

Гона Рига не достигла бы таких высот в карьере, если бы была глупой и доверчивой. Она вновь крепко ухватила Летту за руку и потащила за собой. Потом, видимо вспомнив, что где-то там их поджидает жрец, к тому же, вдруг, девчонку и правда, признал сам граф, а графскую дочь, пусть и прижитую, негоже голой по коридорам таскать. Потому ключница взяла одну из простыней и велела в неё закутаться. Так они и прошли до кладовых. Впереди гона Рига, как могучий корабль тянущая за собой маленькую шлюпку-Летту, а за ними — жрец Тихвин.

Надо же, У Летты впервые в жизни появились одёжки по размеру. Подумать только! Клетчатая сине-серая юбка из настоящей шерсти. Светлая голубая блузка с длинным рукавом показалась совсем уж непрактичной, но не отказываться же, очень уж красиво, даже пуговки настоящие, перламутровые. А ещё тёплая кофта, хоть и лето на дворе, и, что совсем уж неслыханно, нижняя льняная сорочка и панталоны с кружавчиками, как у какой-нибудь благородной тэйни. А ещё самые настоящие чулки и ботинки!

Надевать всё это великолепие пришлось с помощью ворчащей гоны Риги, так сразу было и не разобраться что здесь к чему. Теперь-то понятно, зачем благородным тэйнам нужны горничные, самим же бедняжкам и не справиться с таким количеством вещей.

— Вот, ваша святость, готова наша девочка, — ключница передала Летту жрецу и облегчённо выдохнула. Видно, поверила словам, что в случае побега девчонки отправится в Долину вместо неё.

Ладно, до вечера ещё далеко. Случай обязательно представится. Да хотя бы даже в храме, куда его святость сейчас и направлялся, крепко держа жертву за руку. Олетта точно знала, что перед тем, как отправиться в Долину предков, соискатели обязательно отправляются в храм. Помолиться общему Первопредку и сообщить уже своим личным предкам, что к ним скоро придут, чтобы испросить покровительства. Молитву Первопредку, конечно, вознести нужно, его помощь не помешает, только просить Летта будет о своём. Пусть поможет скрыться. Разве она много хочет? Вот после общей молитвы она и сбежит. Не будет же жрец и в храме держать её за руку. Ему нужно службу вести.

***

Это что же делается-то? Ей даже и помолиться со всеми не позволят? Олетту провели куда-то в нижние помещения и грубо затолкали в малюсенькую каменную келью. Или камеру?

— Молись, отроковица, — медово сообщили ей.

— Эй, а поесть? — успела крикнуть Летта, прежде чем массивная дверь захлопнулась.

Законы есть разные. Есть ниспосланные Первопредком, есть придуманные людьми, а есть и такие, которые создала сама жизнь. Один из череды последних был закон, по которому нельзя получить всё и сразу. Уж если тебе выдали новую одежду, то на кормёжку рассчитывать не стоит. Но как же хочется есть. За волнениями утра было не до этого, но сейчас, когда осталась одна, живот просто сводило голодными спазмами. Летта огляделась. Низкий голый топчан составлял всё убранство места её обитания. Даже воды не оставили. Вот умрёт здесь от жажды и голода, и отправится святейший Тихвин в Долину сам. За подобную участь жреца стало приятно. За свою — обидно. Не готова была она умереть даже ради того, чтобы насолить всем. Ладно, придётся жить. А убежать ещё случай представится. Ещё ведь и дорога впереди. Так даже и лучше. Отпросится в кустики, а там когда за ней бегать. Ко входу в Долину нужно прибыть в точно выверенный час.

После того, как в место её заточения принесли поднос с едой, кувшином воды и плюющейся искрами сальной свечой, Летта и вовсе успокоилась. Всему своё время. Сейчас — время поесть. Тем более, лепёшка была пышной и мягкой, в небольшой чашке был самый настоящий мёд, а ещё на подносе лежали кусочки засушенных фруктов и орехи. Мало того, в кувшине оказалась вовсе не вода, а самый настоящий компот. Да только ради этого пиршества стоило пережить все выпавшие испытания! А ещё ведь одежда новая. Нет, определённо, жизнь налаживается.

После еды потянуло в сон. Мирно потрескивала свеча, шуршала в углу мышь. Уже засыпая, Летта отметила одну странность. А ведь она могла видеть в камере и до того, как ей принесли свечу. Всё ещё действует заклинание тэйна Доррея? Наверное.

***

Как же тяжело просыпаться. И почему так трясёт? Мерно поскрипывают колёса. Откуда? Нужно бы открыть глаза. Не открываются. Летта опять ушла в забытьё. Очнулась она от шлепков по щекам. Как только её не будили в жизни: и шлепками, и пинками, и руганью. Ко всему со временем привыкается.

— Сейчас, уже встаю, — пробормотала она и попыталась перевернуться на другой бок.

Правая рука за что-то зацепилась, и сделать этого не удалось. Летта дёрнула руку раз, другой. Она что, привязана? Глаза тут же распахнулись.

— Просыпайся, приехали уже!

— Приехали? Куда приехали?

Огляделась. Лежала Летта на полу большой телеги, верх которой был затянут крепким полотном. Кажется, такие называются фургонами. Полотнища задней стенки фургона были откинуты, и можно было рассмотреть огромные тёмные ели. Это что же, она заснула и не заметила, как её перетащили сюда? Мало того, проспала всю дорогу? Опоили. Точно опоили. То-то компот показался странным. Можно было бы и догадаться, но много ли она пила в своей жизни компотов? Обвинять и ругаться? Только время терять. Силы нужны совсем для другого.

Один из сопровождающих группу стражников отвязал верёвку, соединяющую запястье Летты с опорой скамьи, и вытащил девочку наружу.

— Мне бы до ветру, — жалобно заканючила он и поджала ноги.

Никто даже не обратил внимания на её слова. Жрец, повернув лик к заходящему солнцу, затянул очередную заунывную молитву, дети, готовящиеся уйти за духами-покровителями, и сопровождающие взрослые нестройно подхватили, постепенно выравнивая хор.

Как только солнце скроется за горизонтом, молитва прекратится, и соискатели отправятся за Грань. Времени совсем не осталось. Попробовать развязать верёвку и убежать? Больно узел хитрый, так просто и не развяжешь. Похоже, задачей стража было не распевать молитвы вместе со всеми, а следить за пленницей. Перехватил за руку. Да на руке уже от всех этих хватаний места живого не осталось! Сплошная чернота.

— Пусти, гад! Пусти, пусти, пусти! Я не хочу туда! — в благостное пение ворвался звонкий возмущённый голос.

Молящиеся сбились с ритма, но под укоризненным взглядом его святости быстро выровнялись. Не стоило и надеяться, что люди проникнутся чужими проблемами и заступятся за беззащитную. Все понимают, что кто-то сегодня должен остаться за Гранью. Жертва определилась. Всех всё устраивает. Не устраивает саму Летту? Кого это волнует.

Молитва закончилась, когда совсем тоненькая полоска солнца прощалась с сегодняшним днём. Начиналась самая короткая ночь в году. Ночь Лихолета.

Дети по одному стали проходить меж двух огромных дубов, особняком стоящих в еловом бору. Стражник, удерживающий их тринадцатую спутницу, передал верёвку крупному парню, замыкавшему шествие. До последнего не отпустили. Гады, гады! Какие же они все гады!

Упирайся не упирайся, кричи не кричи, но когда тебя с одной стороны тянут, а с другой ещё и подталкивают, итог закономерен. Летта шагнула за Грань.