Глава 2
В иллюминатор ломились звезды. Приборная панель помаргивала огоньками. Кресла управления на мостике стояли пустые: «Летучий голландец» шел на автопилоте.
Не спавший трое суток Живых осторожно потер опухшие от мониторов веки холодной стальной ладонью и поерзал в штурманском кресле. Сидеть было невмоготу: все его тело ныло от недосыпа, дергало в местах соединения электронных протезов с живой тканью. Взгляда от экрана он, однако, не отводил.
За лабораторным столом в медблоке Бой-Баба уронила голову на руки, борясь со сном. Трое суток они с Живых пытались вытянуть последних заболевших. Люди умирали. Их даже не успевали класть на консервацию. Из двух с небольшим десятков, кого успели вывезти с базы, осталась дай бог половина. На кого хватило капсул, те лежали в железных ящиках блока консервации. Остальных положили в больничке на койках и на полу, натаскав матрасы из жилых отсеков.
Тихо, назойливо из динамиков доносился сигнал бедствия. Три коротких звука, три длинных, еще три коротких. Затем мелодичный, как в справочном космопорта, голос компьютера:
«Говорит FD-3200. May Day. May Day. May Day. Терпим бедствие. Просим помощи. Наши координаты…»
Бой-Баба потянулась, хрустнув искусственными суставами, и сонно потерла отсвечивающий красным единственный глаз. Вести корабль вдвоем — это они с Живых, конечно, замахнулись. Хотя что им еще было делать? Не оставлять же людей на базе подыхать.
Она поднялась и, шатаясь, побрела в офис медблока, к кофеварке. Футболка и комбинезон липли к электромеханическому туловищу, мешали двигаться, но она продолжала носить одежду по привычке. Подхватив два полных стаканчика нечувствительными металлическими клешнями, подошла к двери и пихнула кнопку стальным локтем. Люк медленно поехал в сторону. За ним лежал темный, в целях экономии, коридор, по обе стороны которого зияли распахнутые двери пустых жилых отсеков. Вся команда «Голландца», кроме нее с Живых, погибла в пути. Но об этом она старалась не вспоминать.
Настил мостика сотрясся под ее шагами. Здесь полумрак аварийного освещения рассеивали мерцающие экраны пульта управления. Живых в кресле даже не шевельнулся — сил не было. Она поставила перед ним стаканчик с кофе и, не удержавшись на ногах от усталости, плюхнулась в командирское кресло.
— Сумитра не отвечает, конечно, — полуспросила она.
Не поворачиваясь, Живых мотнул головой. Оба замолкли и сидели в креслах управления, забыв про кофе, слушая собственный сигнал бедствия.
— Как они там? — глухо спросил Живых.
Она помедлила:
— Кто как. Дышат пока. Кто еще дышать может.
Он кивнул. С самого начала было ясно, что и Сумитра, и Земля объявят карантин и их близко не подпустят. Но бойкотировать их сигнал бедствия — это все-таки слишком…
Бой-Баба провела по стриженым волосам оплетенной проводами стальной рукой. В висках нарастала боль.
— Кто еще остался, тоже надо класть на консервацию, — через силу проговорила она. — Иначе не довезем. А ИПЖ больше нет.
Он кивнул, не сводя глаз с экрана. ИПЖ — аппараты искусственного поддержания жизни. Их «Голландец» — обычная грузовая калоша, не рассчитанная на провоз пассажиров, и капсулы консервации в медблоке рассчитаны только на членов команды. К счастью для поселенцев, астронавтам они так и не понадобились: члены корабельного экипажа лежали рядком в холодильном отсеке, обернутые в брезент, и глядели в потолок остекленевшими глазами. А иначе и этих немногих не удалось бы спасти.
Бой-Баба попыталась встать, но ее повело в сторону от усталости, и она шмякнулась обратно в растрескавшееся от долгой службы кресло. Все-таки трое суток без сна, а мозги свои, человечьи, не пересаженные, вот и не справляются.
Живых приподнялся было поддержать, но она остановила его жестом: сиди. И без того он устал. Лицо штурмана посерело, в побагровевших шрамах и кратерах затянувшихся ожогов на уходящей в стальное туловище шее, оплетенной путаницей разноцветных проводов. Глубоко сидящие в человеческих глазницах красноватые видеокамеры. Ну да ничего, она уже привыкла. И сама не красавица.
— Иди спать, — прохрипела она, махнув на него рукой. — Я подежурю. Через три часа придешь сменишь.
Он колебался, вслушиваясь в сигнал.
— Так что с ранеными-то делать? — наконец сказал он. — Нужно добраться до лаборатории, перевезти их, определиться с лечением. И где взять такую лабораторию?
Бой-Баба подперла голову локтями и задумалась. Представители Общества Социального Развития — организации, занимающейся освоением Космоса, — уже везде раструбили об опасности эпидемии и запретили приближаться к зараженным базам. Но болезнь ли это была? Или все-таки результат их хладнокровных массовых экспериментов на подневольных людях?
Бой-Баба усмехнулась. Судя по событиям на базе и на корабле, кто-то из руководства Общества Соцразвития готов на все, чтобы не допустить исцеления больных и появления на Земле живых свидетелей своих опытов.
Бой-Баба молчала, поглаживая ноющий лоб твердыми пальцами. Наконец повернулась и посмотрела Живых в глаза:
— Есть лаборатория на Киаке — спутнике Сумитры. На заброшенной базе. Можно попробовать подключить.
Живых не удивился, как будто и сам уже об этом думал.
— А если Сумитра запретит входить в свое пространство? — спросил он.
Бой-Баба устало пожала плечами.
— Есть другие пути, — она протянула руку, вывела на экран трехмерную карту. В темноте замерцали огоньки звезд, разноцветным облаком легли в воздухе кабины наслоения пылевых туманностей. Бой-Баба повернула трехмерное изображение другим боком и застучала по клавиатуре, вводя задание. Тонкая пунктирная дорожка пролегла посреди кабины, огибая звезды.
— На худой конец можно обогнуть и сесть на обратной стороне, — пробормотала она. — Но придется мимо Бокса-бэ проходить, не к ночи будь помянут, — она подсветила на карте еле заметную оранжевую точку звезды BOKS-45069. — Зато на Сумитре нас оттуда не ожидают. Пока то-се, мы и проскочим. Как ты думаешь?
Живых нахмурился. Посмотрел на проложенный пунктир, на Бой-Бабу, на звезду, вокруг которой обращалась недоброй славы планетка BOKS-45069 b.
— Я бы не рисковал, — наконец сказал он. — Не потому, что не пустят. А просто… — он замолк.
Бой-Баба не сводила с него взгляда.
— Что — просто? Уж говори.
— Да ну… — Живых откинулся в кресле, почесал бледную щеку. — Рассказывают про Бокс этот разное. Как-то не тянет мимо них идти.
Бой-Баба усмехнулась.
— Болтают много чего, но не всему же верить. Ну, пиратствуют по мелочи, так ведь не пойман — не вор, — она пожала плечами.
Живых хмыкнул, и до нее дошло, что он имел в виду.
— А если ты про все эти разговоры, про донорские органы и пересадку личности — это, уж ты извини, очередная космопортовская легенда. Диспетчеры в центре управления со скуки дохнут, вот и пугают новеньких операторов всякой ерундой. Ничего на Боксе-бэ особенного нет. Никаких тайных клиник.
И все же, поколебавшись, она застучала по клавиатуре, меняя курс. Уж очень озабоченно смотрел на нее Живых.
— Тогда подойдем под прикрытием Киака, — негромко сказала она. — База брошенная, так нам это и на руку: на темной стороне нас никто не засечет. Там запасы должны были остаться. Электростанция, генератор. Можно перебиться какое-то время.
— И лаборатория, — произнес Живых. Камеры-глаза сверкнули, плечи его распрямились, и даже серость сошла с лица. Он ухватился за подлокотники, подался вперед, всматриваясь в экран. — Если с умом сесть, — проговорил он глухо, — с Сумитры нас и не заметят. И незачем им знать.
От его решимости и Бой-Баба взбодрилась немного. Киак-Киак, самая крупная и ближняя луна Сумитры, была освоена задолго до самой планеты, но на темную сторону и в лучшие времена мало кто совался. И базу бросили, потому что слухи начали ходить нехорошие. Там действительно можно отдышаться вдалеке от преследователей, можно отсидеться и сообразить, что делать дальше.
Она кивнула. Не хотелось думать о том, что может случиться после посадки на Киак. Решать проблемы надо по очереди. Вот если сядут, если удастся наладить энергоснабжение и подключить к нему корабельный блок консервации, тогда на какое-то время о больных можно будет не беспокоиться. Пусть себе спят в железных капсулах, пока они с Живых будут соображать, как им отсюда выбраться и спасти тех, кто до этого доживет.
— Так ты иди, а я тут посижу, — Бой-Баба поднялась, потянулась всем искусственным телом, так что булькнул биораствор в суставах. — Когда проснешься, обсудим дальнейшее передвиже…
Динамик приемника хрипнул. Голос компьютера, читающий призыв о помощи, замолк на полуслове. Бой-Баба замерла. Динамик чихнул и затрещал, перестраиваясь на ожившую волну.
Живых кинулся к приемнику, потыкал в сенсоры настройки. Сквозь треск магнитных бурь неразборчиво прорывался голос, мужской и низкий. Живых выругался, стукнул по приемнику, и голос зазвучал чисто, как будто говорящий находился тут же, на мостике.
— FD-3200, я «Вагабонд», сигнал бедствия принял. Иду к вам. Уточните координаты. Повторяю…
Перебивая друг друга, они подтвердили координаты. Повторили еще раз и еще.
Волна давно обросла помехами, поглотив голос, а астронавты сидели не двигаясь, боясь посмотреть друг на друга. Корабль-спасатель дал им свои координаты: такая же, как и их «Голландец», земная аналоговая лоханка пятидесятилетней давности, снявшийся с Сумитры грузовоз. То ли их команде не сообщили о карантине и объявленном «Голландцу» бойкоте. То ли экипаж чужого корабля решил их спасать самовольно, несмотря на категорический приказ Земли не приближаться к «Летучему голландцу».
Не решаясь заговорить о спасении, Живых и Бой-Баба смотрели на карту неба, где их курс через сутки должен был пересечься с траекторией корабля-спасателя.
* * *
Какое счастье, что из-за Тимура они пропустили корабль!
Илья думал эту мысль всю ночь во сне, думал, просыпаясь, и сразу вспомнил, разлепив утром больные, опухшие глаза. Эйлы рядом не было. Дверь в спальню плотно закрыта. Из кухоньки доносилось бряканье тарелок и чашек. Тимур что-то спросил у приемной матери, Эйла тихо ответила.
В висках колотилась боль. Илья приподнял взмокшую голову — и застыл, вслушиваясь и морщась от шума в ушах.
За окном стояла тишина. Молчали генераторы, не жужжали ветряки, и привычное, вредное для здоровья гудение проходящего над их модулем провода высоковольтной замолкло. Не отдавались эхом за окном шаги соседей, не перекликались голоса. Городок под Куполом замер.
Илья вскочил, путаясь в простыне, босиком подбежал к окну и всмотрелся, щурясь спросонья, в осыпанный утренней изморосью Купол. Башни производящих кислород нагнетателей позади него стояли недвижно — их не окутывала, как обычно, дымка движущегося воздуха.
Голова пошла кругом. Илья огляделся в поисках переговорника, бросился к кровати, перетряхнул тумбочки, сбросил на пол подушки. Раздался стук — переговорник вывалился из складок одеяла и соскользнул на пол. Трясущимися руками Илья схватил его и кое-как, ошибаясь и шепча себе под нос, набрал Вильсона. Тот долго не подходил. Илья ждал и слушал, как жена и Тимур переговариваются за дверью.
Наконец переговорник щелкнул, и Вильсон отозвался. Илья не сразу узнал его голос: пустой и усталый.
— Нагнетатели — ты видел?
Вильсон не ответил. Илья подождал и продолжил:
— Насколько хватит кислорода? Есть запасы?
Вильсон помолчал. Потом Илья услышал, как медленно, будто затекли пальцы, тот начал стучать по клавиатуре.
— Недели на две, — наконец отозвался Вильсон. — Но комбинат тоже встал. Значит, атмосферу вырабатывать не будет. — Он помедлил и добавил совсем тихо: — Если что, на поверхности худо-бедно дышать пока можно. Первое время перебьемся.
— А спасатели? — тупо спросил Илья. — Ты говорил, они уже в пути?
Вильсон не ответил.
Илья посмотрел в окно. За тусклой поверхностью Купола мертвые нагнетатели загораживали небо.
Когда он вышел из спальни, вытирая лицо полотенцем, Эйла и Тимур уже сидели за столом в утреннем полумраке. Свет не горел. Мальчик торопливо совал в рот хлопья ложку за ложкой. Эйла сидела прямо, непричесанные светлые волосы падали на лицо, скрывали глаза. Губы поджаты в ниточку.
Илья сел рядом, не говоря ни слова. Есть ему не хотелось. Просто посидеть со своими. Протянул руку, накрыл ею ладонь жены. Та не шевельнулась. Он вздохнул и потянулся за чайником.
— Электричества нет, — сказала Эйла сухо, не глядя на него.
Тимур опустил ложку. Посмотрел на нее, на чайник. Перевел взгляд на приемного отца — в глазах посверкивало любопытство.
— Мы что, теперь все умрем, да?
Эйла вытянула руку из-под ладони Ильи, погладила мальчика по жестким волосам. Илья посмотрел в пустую чашку перед собой.
— Нет, — солгал он. Повернулся к жене и добавил бодро: — Я говорил с Вильсоном. Он говорит, спасатели уже в пути.
Она кивнула. Тимур притих, подобрал ложку и без напоминаний принялся есть. Эйла молчала, но Илья видел, что на уме у нее что-то есть, и ждал, когда она соберется с духом. По опыту знал, что долго ждать не придется.
Но Эйла медлила.
— Как ты? — уже мягче спросила она.
Илья пожал плечами:
— Башка разламывается. А так…
— Прими таблетку, — она поднялась, потянулась к аптечке над холодильником. Он жестом остановил ее.
— Ты же знаешь. На меня таблетки не действуют. Экономь — еще вам понадобятся.
Она пожала плечами и села. Глаза снова жесткие, колючие. Помолчали.
— Мне вчера соседка сказала, — наконец начала Эйла. — Мать Киры…
— Они что, тоже остались? — глухо спросил Илья. Эйла кивнула. Облизнула губы, собираясь с мыслями.
Тимур бросил ложку в тарелку:
— Значит, Кира тоже осталась! Нас уже двое!
Илья протянул руку и коснулся его плеча:
— Погоди, — повернулся к жене. — Так что они?
Эйла помедлила.
— Она говорила… те, кто улетел… они — я не вполне поняла, но они взятки давали, что ли. За то, чтобы их забрали. Ты в это веришь?
Илья пожал плечами.
— Астронавты тоже люди. А тут такая возможность заработать. Жаль, что пользы от нее никому не вышло, — добавил он, вспомнив рассыпавшееся на черные осколки небо.
— А что такое взятка? — спросил Тимур.
Ну, вот вам, пожалуйста. Сколько раз он ее просил такие вещи при ребенке не обсуждать.
— Взятка, — тихо сказал Илья, — это когда ты даешь человеку деньги за то, чтобы он тебе помог. Покупаешь его доброту, так сказать.
— Понял, — неуверенно сказал Тимур. Оглядел приемных родителей. — Значит, они хотели, чтобы улетели именно они, а не другие? — он хмыкнул. — Вот дураки.
— Тимур, — нахмурилась Эйла. Посмотрела выжидательно на Илью, но он промолчал.
— А Вильсон ничего не сказал про частный космодром? — нарочито спокойно продолжила она. — На пятидесятом километре? Может быть, хозяин…
Илья нахмурился. Посмотрел на нее.
— Нет, — солгал он. И повторил то, что услышал вчера от Вильсона:
— Хозяин наверняка улетел одним из первых. Благо была такая возможность…
Эйла подняла руку, останавливая его:
— Не улетел. Я проверила базу данных в диспетчерской. Он не запрашивал коридор, — она оперлась локтями на стол, посмотрела ему в лицо: — Хозяин еще на Сумитре. Ты понимаешь?
Илья сидел, не двигаясь, боясь спугнуть надежду.
— И как ты себе это представляешь? — хрипло спросил он. — Придем к нему: пустите нас на корабль, пожалуйста? Он откажет. Такие всегда отказывают. Иначе бы он давно предоставил свой корабль для эвакуации.
Эйла опустила голову, как будто соглашалась: откажет. Тимур положил ложку и, раскрыв рот, слушал их разговор. Илья задумался.
— В любом случае нужно поговорить с Вильсоном… может, он что-то знает. Пойду к нему, — он кивнул. Сразу полегчало: появилась цель.
Снаружи загудело, зажужжал плафон под потолком, и комната медленно слабо осветилась. Илья потянулся к чайнику и нажал кнопку. Чайник зашумел.
— Ну, слава те господи, — сказала Эйла. Поднялась и стала собирать посуду.
Не выдержав повисшей в воздухе паузы, Илья отпихнул стул и встал.
— Так я пошел, — объявил он. — Работы много. Восстанавливать нагнетатели, составить списки оставшихся. На комбинат надо съездить. И, — помолчал он, — прочесать район космодрома. Черные ящики поискать.
Всю ночь он отгонял эту мысль — почему погибли корабли? А сейчас она сама наружу вылезла. Эйла посмотрела хмуро, но ничего не сказала.
Тимур сидел тихо и рассеянно выскребывал пустую уже тарелку.
— А ты чем будешь заниматься? — Эйла осторожно забрала у него ложку. — Школы нет.
Тимур пожал плечами:
— Посмотрю, кто еще остался. Пойдем на стадионе поиграем, — он посмотрел на Илью, и тот кивнул, разрешая.
Эйла замерла:
— Только, ради бога, будьте осторожны. Неизвестно кто по городку теперь бродит. Хоть ты ему скажи! — повернулась она к Илье.
Илья посмотрел на Тимура, потом на жену.
— Взрослый парень, — сказал он ей. — Ты же его знаешь. И не дурак. Он ни во что не впутается, — он посмотрел на маленького насупленного мальчишку, черные глаза горят надеждой на точеном смуглом лице. Живая копия покойного Булата. — Иди. Только — осторожно. И за Купол не вздумайте ходить. А то мало там народу сгинуло.
Тимур загрохотал стулом, вскочил, потянулся за своей сумочкой на полу:
— Да не ходим мы за Купол! Это комбинатовские ходят, а мы, космопортовские, на стадионе собираемся, — торопливо говорил он, но смотрел при этом в сторону. Илья повторил:
— Ты слышал, что тетя Эйла сказала. За Куполом небезопасно. Воздух разрежен, мало кислорода. А стрекуны из леса тут как тут — и косточек потом не найти будет.
Тимур пожал плечами. Эйла повернулась к Илье.
— Не надо им сегодня нигде гулять. Сейчас позвоню Кире и предупрежу их… — она потянулась к телефону.
Тимур подскочил.
— Теть Эйла, не надо! Ничего с нами не случится! Дядь Илья! Скажи ей!
Глаза его наполнились слезами. С надеждой мальчишка смотрел на приемного отца. Но Илья молчал.
— Да ну вас всех! — Тимур топнул ногой. — И сидите тут! Пока вас зараза не возьмет! Трусы вы все! Трусы!
Всхлипывая, Тимур схватил куртку, сумочку и вылетел в коридор. Щелкнул замок, хлопнула входная дверь.
— К ужину чтоб был! — запоздало крикнул Илья вслед. Растерянно посмотрел на жену и развел руками.
