Потерянные жизни

Рим Юсупов

Содержание настоящего сборника «Потерянные жизни» – это очерки, рассказы и повести, события которых исходят из жизненной яви, в чьих днях, автор, работая судьёй, запечатлев эти события, на их основе, создал произведения, исходя из своей судебной практики.Книга может заинтересовать многих людей и, хотя она не содержит явно выдуманных, детективных хитросплетений, однако её явственная правда могла бы уберечь от жизненных ошибок, и взрослых людей, и особенно молодых, выбирающих свой жизненный путь.

15

Однако к суду Виталий не готовился. Он знал, что оправдаться не сможет. Да ему и не хотелось этого. Для него было уже безразлично, сколько лет назначат ему для отбывания срока наказания. пятнадцать лет, или на всю катушку — на

двадцать. Может быть даже к лучшему. За это время, посёлок, где он жил, позабудет о нём, а сам он растворится неизвестно где. В тюрьме, вне людей ему даже лучше. Мысль о детях не волновала его. И хотя что-то щемило в груди при воспоминании о них, ведь всё же своя кровь, его биологическое продолжение, но любви к ним он не чувствовал. В детях тоже не было к нему ни любви, ни привязанности, а теперь и подавно, после гибели матери от его рук, не будут признавать. Теперь они навсегда оторваны от него. Свободны от него, так же, как и он свободен от них. Скоро все, в этом железнодорожном посёлке позабудут о нём. Но сможет ли он сам позабыть и этот посёлок, и дом, где обитал, всю свою непутёвую, тихую и мрачную жизнь, до случившейся трагедии, и Анну, погубленную им?

Наконец наступил день суда. Виталия, как дикого зверя, привезли в чёрной, железной машине в областной суд и препроводили в зал судебного заседания. Затем втиснули в огороженное решётками место, сняли наручники. У решёток стоял стол и стул для адвоката. Адвокат, уже сидел на своём месте, облокотившийся о стол, на котором лежали его бумаги. Напротив, с другой стороны зала, было место для обвинителя. Между ними в зале стояли длинные скамейки для посетителей. В этой же стороне зала, на небольшом возвышении, размещался громоздкий судебный стол с тремя креслами для судей. Чуть ниже, в том же ряду стоял небольшой стол для секретаря судебного заседания.

Обвинителем по делу участвовал сам прокурор области, который незадолго до того, утвердил обвинительное заключение. Вскоре он зашёл в зал и прошёл на своё место. Явился он одетый в свою прокурорскую форму, чтобы у присутствующих не было никакого сомненья по поводу его должности. Судебный зал был переполнен, поскольку уголовное дело рассматривалось в открытом судебном заседании. Немного погодя, из дверей, со стороны судебных кресел, вышла секретарь судебного заседания и громко крикнула:

«Встать! Суд идёт!»

Из тех же дверей, вышли друг за другом: областной судья, мужчина лет пятидесяти, в строгом чёрном костюме, с мудрым выражением лица, и два народных заседателя — пожилой мужчина в коричневых брюках и сером свитере, и женщина средних лет, в коричневом платье и синей кофточке. Судьи молча прошли на свои места, и секретарь попросила всех сесть. Судья объявил о начале судебного разбирательства. Опытный судья вёл процесс по всем правилам уголовно-процессуального кодекса. Сложная процедура рассмотрения дела, для некоторых, присутствующих в зале людей, могла показаться излишне формальной, но она обеспечивала и порядок, и справедливость всех участников процесса, как потерпевших, так и подсудимого. Потерпевшей по делу была признана Зинаида Васильевна, мать

погибшей Анны. Поскольку Виталий, как подсудимый, под тяжестью улик, признал свою вину, суд после мнения сторон, а именно: прокурора, адвоката и потерпевшей, решил начать судебное следствие с его допроса. Виталий говорил мало и кратко. Фактически, он лишь отвечал на вопросы судей, адвоката и прокурора, и старался как можно быстрее завершить свои показания. На вопрос, почему ты совершил убийство своей жены, наученный адвокатом, он ответил двумя словами: «Из-за ревности». На некоторые вопросы подсудимый вообще не отвечал. Для него было тяжким мучением вспоминать тот вечер страшной трагедии, виновником которой был он сам. И всё же, ему не хотелось брать на себя всю вину полностью, поскольку он считал, что и Анна сама способствовала этой трагедии. Но не умея обосновать эту мысль, он молчал и ждал, когда же наконец его оставят в покое, и судьи, и прокурор, и Зинаида Васильевна. Особенно неистовым среди них был прокурор, чьи вопросы пронзали не только сердце и душу Виталия, но и подобно кувалде наносили чувствительные удары по голове и голова его, словно бы трескалась от прокурорских слов: «Ты убил! Ты закопал! Ты! Ты! Ты!…»

Он перестал отвечать на вопросы, но, собственно говоря, уже и так всё было ясно, его признание в убийстве было подтверждено и его личными показаниями в суде, и ответами на заданные вопросы. Пусть даже эти ответы были кратки и лаконичны, но они не отрицали содеянное им преступление. Да и чтобы мог он предоставить суду в своё оправдание, как бы мог объяснить, что он был вынужден совершить то, что совершил. Если бы, он не закопал Анну в огороде, а наоборот, тут же вызвал бы милицию, признавшись, что в состоянии душевного волнения он убил Анну, то даже это, показалось бы, более благородным, чем то, как он поступил. И трусость, и надежда скрыть следы и продолжать жить отяготила совершённое им преступление, сделало его ещё опасней, ещё страшней. И лишь теперь он осознавал это. Но было уже поздно. Поздно с того момента, когда он схватил лопату и начал копать яму. Всё поздно. И даже раскаиваться поздно. Поздно просить прошения у Зинаиды Васильевны, у суда, у людей, у всего мира. И как же теперь ему жить? О чём

думать?

Нет. Не нужно ни о чём думать. Стряхнуть с себя все мысли. Какие могут быть думы или переживания в его положении. Именно сейчас он должен быть свободным от них. Свободным от всего. Даже эту, его личную, внутреннюю свободу хотят лишить здесь, собравшиеся в суде, люди. Хотят судить, пусть судят. Но он им не позволит проникнуть внутрь его души, внутрь того мира, где он обитал и продолжает обитать. Он не пропустить их в тот мир. Только в том мире, известном ему одному, он может найти успокоенье. И только ради этого мира, он должен жить. Но никто не должен об этом знать. Это его мир. Любое прикосновение к его миру, чужого взгляда, чужой мысли может погубить этот, единственно приемлемый для него, мир, как и его самого. Он должен сохранить свой мир. Лишь в нём он сможет продолжить свою жизнь. Но чтобы сохранить этот мир, принадлежащий ему, он должен отречься от

своего старого мира. Отречься от всех этих людей, которые собрались в этом большом судебном зале, чтобы осудить его. «Глупые люди — подумал Виталий — он же недосягаем для них. Ну, осудят. Дадут срок. Больше, меньше — какая разница. Любой срок отбывания наказания, хотя бы в тюрьме, освободит его от всех этих людей. Ведь там, вдали от людей больше покоя и тишины. Там он сможет полностью познать свой мир, непостижимый для всех остальных людей, но близкий для него».

Действительно, никто не знал об этом мире Виталия. Да и кому он был нужен такой мир, пустой, тихий, переполненный безмолвьем.

Между тем суд продолжался. Давала показания, уже в качестве потерпевшей, мать Анны, Зинаида Васильевна. Она сообщила суду, что с первой встречи с Виталием, когда его привела Анна, он поразил её своей молчаливостью и какой—то природной хмуростью. Конечно, в то время он не выглядел отталкивающим и некрасивым: молодое его лицо, казалось привлекательным. Но какая-то замедленность его речи заставляла её настораживаться. Он никогда не высказывался о перспективе их, складывающейся, семейной жизни. Ничего не обещал своей будущей жене, хотя как будто бы изъявлял к ней свою любовь. Но Зинаиде Васильевне такая любовь показалась странной, не хватало в этой любви страсти, порыва, энергии и задора и иных чувств, свойственных молодым влюблённым. Ей даже показалось, что Виталий, подобрал свою любовь, как красивую игрушку и присвоив её, просто пользовался ею. Если даже и была любовь, то она быстро отпылала, как небольшой костёр, потушенная прозой жизни, в которой нужно было беспрерывно работать, чтобы удовлетворить все потребности семьи. Зинаида Васильевна пыталась отговорить Анну не встречаться с ним, но первая любовь слепа до безрассудства. Анна не послушала её и стала жить с Виталием. Потом у них родилась дочь Вера, а через несколько лет и сын — Вадим. После рождения детей Анна, из-за некоторых скандалов с Виталием, была намерена с ним разойтись, но не решалась оставлять детей без отца. Когда развалился Советский Союз, Анна осталась без работы. Виталий не мог прокормить свою

семью. Но он и не старался для семьи. Главное для него — покой. Он не желал, чтобы его тревожили разными проблемами и старался жить так, как ему хотелось. Но семья, увеличившаяся с рождением детей, мешала ему. В последнее время он уже стал безразличным и к детям, и к Анне. Любил ли он Анну, какой-нибудь, своей любовью, Зинаида Васильевна не знала. Может быть, любил и ревновал. А может просто хотел избавиться от неё.

Люди в зале судебного заседания с интересом слушали показания Зинаиды Васильевны. После скупого, краткого высказывания Виталия, непонятного для многих, всё, что рассказывала мать Анны, как будто бы раскрывало страшную тайну Виталия. Скрываемая его жизнь, незаметно приоткрывалась для всех. Виталий, который казался безразличным, вдруг насторожился и уже не пропускал ни одного слова тёщи. Ему показалось, что она, маленькими кусочками отщипывала невидимые частицы от его оболочки, в которой он

прятался от всех. Всё, что он создавал для себя в течение своей жизни, вся тайна его существования, готова была вылиться наружу, чтобы стать достоянием яви, раскрывая его дикий эгоизм.

К радости Виталия, тёща не могла знать всё, то, о чём он думал. Она и представить себе не могла, сколько неведомых, сумбурных, тусклых мыслей

накопилось в тайниках его подсознания. Она лишь попыталась раскрыть его тайну, дотронувшись до оболочки, в которой он казался неуязвимым, но разрушить эту оболочку ей было не по силам. Виталий, убедившись в этом, успокоился, и естественная безразличность вновь окутало его лицо.