Перси Джексон и похититель молний

Рик Риордан, 2005

Перси Джексон, двенадцатилетний школьник, неожиданно узнает, что он не простой мальчик, а сын бога морей. Теперь ему предстоит научиться управлять своими сверхъестественными способностями, сразиться с самим Минотавром, побывать в Лагере Полукровок, чтобы познакомиться с такими же необычными подростками, как и он, и даже подняться на гору Олимп, где живут древние, могущественные и чрезвычайно опасные боги… Цикл Рика Риордана «Перси Джексон и Олимпийцы» – классика современного подросткового фэнтези. Книги автора завоевали сердца миллионов читателей по всему миру и были удостоены множества литературных наград.

Глава пятая

Я играю в пинокль с конем

Мне снились странные сны о домашних животных. Большинство из них хотели меня убить. Остальные просили еды.

Кажется, несколько раз я просыпался, но то, что я видел, было таким безумным, что я тут же отключался снова. Помню, как лежал в мягкой постели и меня кормили с ложечки чем-то вроде попкорна с маслом, только в виде пудинга. Та кудрявая блондинка склонилась надо мной и, ухмыляясь, вытирала ложкой капли, стекающие у меня по подбородку.

Заметив, что я открыл глаза, она спросила:

— Что случится в день летнего солнцестояния?

— Чего? — прохрипел в ответ я.

Она оглянулась по сторонам, словно опасаясь, как бы кто не подслушал.

— Что происходит? Что украли? У нас всего несколько недель!

— Прости, — промямлил я, — я не…

В дверь постучали, и она быстро впихнула мне в рот ложку пудинга.

Когда я проснулся в следующий раз, девчонки рядом не было.

В углу стоял светловолосый чувак, крепкий как серфингист, и смотрел на меня. У него были голубые глаза — не меньше дюжины: на щеках, на лбу и на тыльных сторонах ладоней.

Когда я наконец пришел в себя, то ничего странного вокруг не заметил. Разве что все было куда приятнее, чем обычно. Я сидел в шезлонге на большом крыльце, вдали за лугом зеленели холмы. Мои ноги были укутаны покрывалом, а под шею подложена подушка. Все было замечательно, только во рту было мерзко, будто там устроили себе гнездо скорпионы. Язык пересох, и все зубы ныли.

На столе рядом стоял высокий стакан с зеленой трубочкой. Внутри было что-то вроде яблочного сока. Украшением служил бумажный зонтик, воткнутый в коктейльную вишенку.

Я взял стакан, но мои руки так ослабли, что я чуть не уронил его.

— Осторожно, — раздался знакомый голос.

Гроувер стоял, прислонившись к перилам крыльца, и вид у него был такой, будто он неделю не спал. Под мышкой у него была зажата обувная коробка, а одет он был в синие джинсы, высокие «конверсы» и ярко-оранжевую футболку с надписью «ЛАГЕРЬ ПОЛУКРОВОК». Это был старина Гроувер. А вовсе не козлоногий парень.

Может, мне и правда приснился кошмар? Может, с мамой все в порядке? Мы уехали отдыхать и зачем-то остановились в этом большом доме. И…

— Ты спас мне жизнь, — сказал Гроувер. — Я… в общем, это меньшее, что я мог сделать… Я вернулся на холм. Подумал, может, ты захочешь оставить его себе.

Он с волнением положил коробку мне на колени.

Внутри оказался черно-белый бычий рог, зазубренный у обломанного основания и перепачканный кровью на конце. Значит, это не сон.

— Минотавр, — сказал я.

— Э-э, Перси, не стоит…

— Ведь его так звали в греческих мифах? — настаивал я. — Минотавр. Получеловек-полубык.

Гроувер беспокойно потоптался на месте:

— Ты два дня был без сознания. Что ты помнишь?

— Мама. Она в самом деле…

Он опустил взгляд.

Я посмотрел вдаль. За лугом зеленели рощи, вилась речка, и под синим небом расстилались земляничные поля. Долину со всех сторон окружали холмы, а на вершине самого высокого из них, расположенного прямо напротив меня, росла большая сосна. В лучах солнца даже она казалась прекрасной.

Мамы больше нет. Мир должен был погрузиться во мрак и холод. В нем не должно было остаться ничего прекрасного.

— Мне жаль, — шмыгнул носом Гроувер. — Я неудачник. Я… я худший сатир на свете.

Он застонал и с такой силой топнул ногой, что она отлетела. То есть отлетел его кед. Внутри оказался пенополистирол с углублением в форме копыта.

— Ох, Стикс! — пробормотал он.

В ясном небе загрохотало.

Пока он пытался приделать обратно фальшивую ногу, я подумал: ну что ж, сомнений быть не может.

Гроувер — сатир. Я готов был спорить, что под курчавыми каштановыми волосами у него на голове скрываются крохотные рожки. Но мне было слишком тяжело, чтобы переживать по поводу сатиров, да и минотавров тоже, которые, оказывается, существуют на самом деле. Значение имело лишь то, что мама растворилась в тисках чудовища, исчезла в желтой вспышке.

Я остался один. Сирота. Мне придется жить с… Вонючкой Гейбом? Нет уж. Этого не будет. Сначала поживу на улице. Скажу, что мне семнадцать, и запишусь в армию. Что-нибудь придумаю.

Гроувер по-прежнему хлюпал носом. Вид у бедного парня — бедного козлика, сатира или кто он там — был такой, словно его вот-вот ударят.

— Ты не виноват, — сказал я.

— Нет, виноват. Я должен был защищать тебя.

— Это мама тебя попросила?

— Нет. Но это моя работа. Я хранитель. По крайней мере… был хранителем.

— Но почему… — Вдруг у меня закружилась голова, а перед глазами все поплыло.

— Не перенапрягайся, — сказал Гроувер. — Держи. — Он помог мне удержать стакан и поднес к моим губам трубочку.

Вкус меня поразил. Я-то думал, что это яблочный сок. Но это был совсем не он. Это было печенье с шоколадной крошкой. Только жидкое. И не какое-то там непонятное, а домашнее мамино синее печенье с шоколадной крошкой, такое мягкое и горячее, что кусочки шоколада в нем плавились. Когда я сделал глоток, мне стало тепло и хорошо, тело наполнилось энергией. Горе не отступило, но было такое ощущение, что мама только что погладила меня по щеке, дала печенье, как в детстве, и сказала, что все образуется.

Не успев опомниться, я осушил весь стакан. И в изумлении на него уставился: в нем только что был горячий напиток, но кубики льда даже не растаяли.

— Вкусно? — спросил Гроувер.

Я кивнул.

— На что было похоже? — Он говорил так мечтательно, что мне стало стыдно.

— Прости, — извинился я. — Нужно было с тобой поделиться.

Гроувер округлил глаза:

— Нет! Я не об этом. Просто… стало интересно.

— Печенье с шоколадной крошкой, — ответил я. — Мамино. Домашнее.

Он вздохнул:

— А как ты себя чувствуешь?

— Так, словно могу отшвырнуть Нэнси Бобофит на сто ярдов.

— Это хорошо, — кивнул он. — Это хорошо. Но больше пить я бы на твоем месте не стал.

— Почему это?

Он забрал у меня пустой стакан с такой осторожностью, будто это был динамит, и поставил его обратно на стол.

— Пошли. Хирон и мистер Ди ждут.

Крыльцо огибало дом со всех сторон.

От попытки пройти такое расстояние ноги у меня стали подкашиваться. Гроувер хотел помочь мне нести рог Минотавра, но я отказался. Слишком дорого мне обошелся этот сувенир. И я не собирался его отдавать.

Когда мы дошли до противоположной стороны дома, мне пришлось отдышаться.

Видимо, мы были на северном побережье Лонг-Айленда, потому что отсюда было видно, как долина выходит к большой воде, блестевшей примерно в миле от нас. Но я никак не мог понять, что это за место. Вокруг были разбросаны постройки в древнегреческом стиле: открытый павильон, амфитеатр, круглая арена — только вот выглядели они совсем новыми, колонны из белого мрамора сверкали на солнце. Неподалеку на песке дюжина ребят, по виду учеников средней школы, и сатиров играли в волейбол. По небольшому озеру скользили каноэ. Ребята в таких же оранжевых футболках, как у Гроувера, бегали наперегонки вокруг группы домиков, приютившихся в лесу. Некоторые стреляли по мишеням из луков. Другие ехали верхом по лесным тропинкам, и, если мне не привиделось, несколько коней были с крыльями.

На этой стороне крыльца я увидел карточный стол, за которым напротив друг друга сидели два человека. Светловолосая девчонка, та, что кормила меня с ложки попкорновым пудингом, стояла рядом, опершись на перила.

Мужчина, сидящий ко мне лицом, был невысоким толстячком с красным носом, большими слезящимися глазами и курчавыми волосами, настолько темными, что они казались фиолетовыми. Он был похож на тех ангелочков с картин, как их там называют — скопидомы? Нет, купидоны. Точно. Эдакий купидон средних лет, живущий в трейлерном парке. На нем была гавайская рубашка с тигровым принтом, и он бы с легкостью вписался в компанию картежников Гейба, правда что-то мне подсказывало, что он бы запросто обыграл даже моего отчима.

— Это мистер Ди, — шепнул Гроувер. — Директор. Будь повежливей. А та девочка — Аннабет Чейз, одна из ребят, живущих в лагере. Но она здесь почти дольше всех. И ты уже знаком с Хироном… — Он указал на сидящего ко мне спиной мужчину.

Первым делом я сообразил, что он в инвалидной коляске. Потом узнал твидовый пиджак, редеющие темные волосы и всклокоченную бороду.

— Мистер Браннер! — воскликнул я.

Учитель латыни обернулся и улыбнулся мне. Его глаза озорно сверкнули, совсем как в школе, когда он внезапно устраивал тест, ответом на все вопросы в котором был вариант «Б».

— А, Перси, отлично, — сказал он. — Теперь у нас есть четвертый для партии в пинокль. — Он указал на стул справа от мистера Ди, который поднял на меня красные глаза и тяжело вздохнул:

— Ладно уж. Добро пожаловать в Лагерь полукровок. И не воображай, будто я рад тебя видеть.

— Э-э, спасибо.

Я отодвинулся от него: если жизнь с Гейбом чему-то меня и научила, так это распознавать взрослых, которые закладывают за воротник. И если мистер Ди был трезвенником, то меня можно было записать в сатиры.

— Аннабет? — обратился мистер Браннер к белокурой девчонке. Она подошла, и мистер Браннер нас познакомил: — Эта юная леди выхаживала тебя, Перси. Аннабет, милая, не проверишь ли, готово ли место для Перси? Пока поселим его в одиннадцатый домик.

— Конечно, Хирон, — ответила она.

Она была примерно моего возраста, на пару дюймов выше ростом и куда более спортивная. С виду ее можно было принять за обыкновенную калифорнийскую девчонку: темный загар, вьющиеся светлые волосы, только вот глаза выбивались из общей картины. Они были удивительного серого цвета — цвета грозовых туч, — красивые, но грозные, словно она примеривалась, как бы уложить меня на лопатки в бою.

Она взглянула на рог Минотавра, а потом снова на меня. Я думал, она скажет «Ты убил Минотавра!», или «Ого, да ты крут!», или что-нибудь вроде того.

Но вместо этого она заявила:

— Ты пускаешь слюни во сне. — И побежала по траве. Ее светлые волосы развевались за спиной.

— Так вы, — заговорил я, стараясь сменить тему, — э-э, работаете здесь, мистер Браннер?

— Я не мистер Браннер, — сказал бывший мистер Браннер. — Боюсь, это просто псевдоним. Можешь называть меня Хирон.

— Хорошо. — Совершенно сбитый с толку, я перевел взгляд на директора. — А мистер Ди… Какое у вас настоящее имя?

Мистер Ди прекратил тасовать карты. И уставился на меня так, словно я громогласно рыгнул.

— Молодой человек, имена обладают большой силой. Не стоит без повода ими разбрасываться.

— Ага. Ясно. Извините.

— Признаюсь, Перси, — вмешался Хирон, — я рад, что ты жив. Я уже давно не работал с возможными обитателями лагеря на выезде. Не хотелось думать, что я потратил время понапрасну.

— На выезде?

— Я же год обучал тебя в Академии Йэнси. Конечно, у нас в школах есть наблюдатели-сатиры. Но Гроувер вызвал меня, как только познакомился с тобой. Он почувствовал в тебе что-то особенное, и я решил приехать. Убедил другого учителя латыни… ну, уйти в отпуск.

Я постарался вспомнить начало учебного года. Казалось, с тех пор прошла целая вечность, но у меня осталось смутное воспоминание о том, что в первую неделю латынь в Йэнси у нас вел кто-то другой. Потом безо всяких объяснений этот учитель исчез, и уроки стал вести мистер Браннер.

— Вы приехали в Йэнси специально, чтобы учить меня? — спросил я.

Хирон кивнул:

— Честно говоря, поначалу я не был уверен насчет тебя. Мы связались с твоей мамой, сообщили, что наблюдаем за тобой, смотрим, готов ли ты отправиться в Лагерь полукровок. Но тебе еще многому предстояло научиться. Однако ты добрался сюда живым, а значит, первое испытание прошел.

— Гроувер, — нетерпеливо произнес мистер Ди, — ты играешь или как?

— Да, сэр! — Гроувер, дрожа, занял четвертый стул.

Я никак не мог понять, с чего бы ему так пугаться пухлого коротышки в гавайской рубахе в тигровых полосках.

— Ты ведь умеешь играть в пинокль? — с подозрением посмотрел на меня мистер Ди.

— Боюсь, что нет, — ответил я.

— Боюсь, что нет, сэр, — поправил он.

— Сэр, — повторил я.

Директор лагеря нравился мне все меньше и меньше.

— Что ж, — продолжил он, — наряду с гладиаторскими боями и «Пакманом» это одна из величайших игр, созданных человечеством. Я считаю, что все культурные молодые люди должны знать ее правила.

— Я уверен, что юноша научится, — сказал Хирон.

— Скажите, — взмолился я, — что это за место? Что я здесь делаю? Мистер Бран… Хирон, зачем вам было приезжать в Йэнси только ради меня?

Мистер Ди хрюкнул:

— Я вот тоже не понял зачем.

Директор раздал карты. Гроувер вздрагивал каждый раз, когда тот клал карту перед ним.

Хирон сочувственно посмотрел на меня, как на уроке, когда хотел показать, что, независимо от того, каков мой средний балл, именно я — его лучший ученик. И он ждал от меня правильного ответа.

— Перси, — сказал он, — разве твоя мама ни о чем тебе не рассказывала?

— Она говорила… — я вспомнил, как она печально глядела на море. — Она говорила, что боится отправлять меня сюда, хотя отец хотел этого. Говорила, что если я окажусь здесь, то, скорее всего, должен буду остаться насовсем. И что она хотела держать меня как можно ближе к себе.

— Как обычно, — заметил мистер Ди. — Так их обычно и убивают. Молодой человек, вы торгуетесь?

— Что? — не понял я.

Он нетерпеливо объяснил, как торговаться в пинокле, и я сделал то, что от меня требовалось.

— Боюсь, рассказывать придется слишком много, — сказал Хирон. — И нашего ознакомительного фильма будет недостаточно.

— Ознакомительного фильма? — переспросил я.

— Нет, — решил Хирон. — Что ж, Перси. Ты уже знаешь, что твой друг Гроувер — сатир. Ты знаешь, — он указал на рог в обувной коробке, — что убил Минотавра. А это непростое дело, мой друг. Однако ты пока не знаешь, какие великие силы управляют твоей жизнью. Боги — те силы, которые ты называешь греческими богами, — существуют на самом деле.

Я посмотрел на остальных, сидящих за столом. Думал, кто-нибудь воскликнет: «Да нет же!» Но вместо этого мистер Ди взвизгнул:

— О, королевский марьяж! Взятка! Взятка! — И он загоготал, подсчитав свои очки.

— Мистер Ди, если вы не собираетесь есть свою банку от диетической колы, можно я ее возьму? — робко спросил Гроувер.

— А? Да, бери.

Гроувер откусил большой кусок от пустой алюминиевой банки и принялся с горестным видом его жевать.

— Погодите, — сказал я Хирону, — вы утверждаете, что Бог на самом деле есть?

— Значит, так, — ответил он. — Бог с большой буквы — это совсем из другой оперы. Не будем углубляться в метафизику.

— Метафизику? Но вы же сами заговорили о…

— Боги — во множественном числе — могучие сущности, которые управляют силами природы и деяниями людей: бессмертные олимпийские божества. Это вопрос попроще.

— Попроще?

— Ну да. Я про тех богов, которых мы изучали на уроках латыни.

— Зевс, — сказал я. — Гера. Аполлон. Вы про них говорите.

И снова в безоблачном небе прогремел далекий раскат грома.

— Молодой человек, — вмешался мистер Ди, — на вашем месте я бы все же не стал так беспечно обращаться с этими именами.

— Но они же выдумка, — возразил я. — Мифы, которые объясняли появление молнии, смену времен года и все такое. Люди верили в это в донаучные времена.

— Наука! — усмехнулся мистер Ди. — Скажи-ка мне, Персей Джексон, — я вздрогнул, когда он назвал мое настоящее имя, которое я никогда никому не говорил, — что будут думать люди о твоей «науке» через две тысячи лет? А? Они скажут, что это дремучие бредни, — вот что. О, обожаю смертных: они ничего не умеют адекватно оценить. Считают себя таки-и-ми продвинутыми. А на самом деле как, Хирон? Посмотри-ка на мальчишку и скажи мне.

Мистер Ди мне не слишком нравился, но то, как он назвал меня смертным, намекало на то, что сам он… им не является. Этого хватило, чтобы к горлу подступил комок, и я догадался, почему Гроувер старательно глядит в карты, жуя банку и держа рот на замке.

— Перси, — сказал Хирон, — можешь верить или не верить, но бессмертный значит бессмертный. Можешь хоть на миг представить, каково это — никогда не умирать? Не стареть? Просто существовать вечно.

Я чуть было не ответил первое, что пришло на ум: что звучит это отлично, но тон Хирона заставил меня задуматься.

— Хотите сказать, независимо от того, верят в тебя люди или нет? — спросил я.

— Именно, — кивнул Хирон. — Если бы ты был богом, тебе бы понравилось, что тебя называют мифом, старой сказкой, объясняющей, откуда берется молния? Что, если я скажу тебе, Персей Джексон, что однажды люди назовут тебя мифом, придуманным, чтобы объяснить, как маленькие мальчики могут пережить потерю матери?

Сердце бухнуло у меня в груди. Он зачем-то пытался меня разозлить, но я не стал поддаваться.

— Мне бы это не понравилось, — ответил я. — Но я не верю в богов.

— Лучше уж поверь, — пробормотал мистер Ди, — пока один из них тебя не испепелил.

— П-прошу вас, сэр, — взмолился Гроувер. — Он только что потерял мать. У него шок.

— Везунчик, — буркнул мистер Ди, делая ход. — Жаль, что я прикован к этой убогой работе и должен иметь дело с мальчишками, у которых даже веры нет! — Он взмахнул рукой — и на столе появился кубок: словно солнечные лучи преломились и соткали стекло прямо из воздуха. Сам собой кубок наполнился красным вином.

У меня отвисла челюсть, а Хирон даже бровью не повел.

— Мистер Ди, — напомнил он, — вам запрещено.

Мистер Ди взглянул на вино и изобразил изумление.

— Ну надо же! — Он поднял глаза к небу и завопил: — Старые привычки! Простите!

Еще один раскат грома.

Мистер Ди снова взмахнул рукой — и бокал превратился в банку диетической колы. Он горестно вздохнул, открыл банку и вернулся к игре.

Хирон подмигнул мне:

— Некоторое время назад Мистер Ди разгневал своего отца — увлекся лесной нимфой, что ему было запрещено.

— Лесной нимфой, — повторил я, не сводя глаз с банки диетической колы, словно она явилась из космоса.

— Да, — подтвердил мистер Ди. — Отцу нравится меня наказывать. В первый раз — сухой закон. Жуть! Эти десять лет были просто ужасными! Во второй раз… ну, очень уж она была хорошенькой, как тут остаться в стороне… во второй раз он сослал меня сюда, на Холм полукровок. В летний лагерь для таких паршивцев, как ты. «Стань хорошим примером, — велел он. — Работай с молодежью вместо того, чтобы дурно на нее влиять». Ха! Разве это честно? — Мистер Ди был похож на обиженного шестилетку.

— И-и… — запинаясь, проговорил я, — ваш отец — это…

— Di immortales^[9], Хирон! — воскликнул мистер Ди. — Я думал, ты рассказал парню хотя бы основное. Конечно же мой отец — Зевс.

Я мысленно перебрал все имена из греческой мифологии, начинающиеся с буквы «Д». Вино. Тигриная шкура. Работники-сатиры. И Гроувер, лебезящий перед мистером Ди как перед начальником.

— Вы Дионис, — сказал я. — Бог вина.

Мистер Ди закатил глаза:

— Гроувер, какие сейчас модные словечки? Молодежь говорит «ну так!»?

— Д-да, мистер Ди.

— Тогда ну так, Перси Джексон! Может, ты подумал, что я Афродита?

— Вы бог.

— Да, дитя.

— Бог. Вы.

Он повернулся и посмотрел на меня в упор, в глазах у него полыхнуло пурпурное пламя, говорящее, что этот пухлый ноющий коротышка показывал мне лишь часть своей истинной сущности. Я увидел виноградные лозы, которые до смерти душили неверующих; пьяных воинов, обезумевших от желания ринуться в бой; моряков, вопящих от ужаса, когда их руки превращались в плавники, а лица вытягивались в дельфиньи морды. Я знал: если не отступлю, мистер Ди покажет мне вещи и похуже. Он может сделать с моим мозгом такое, что мне придется остаток жизни провести в смирительной рубашке в комнате с мягкими стенами.

— Хочешь проверить, дитя? — тихо спросил он.

— Нет. Нет, сэр.

Огонь в его глазах стал тише. Он вернулся к игре:

— Похоже, я выиграл.

— Не совсем, мистер Ди, — сказал Хирон. Он выложил стрит, подсчитал очки и добавил: — Победа за мной.

Я думал, мистер Ди сделает так, что от Хирона останется лишь кучка пепла в коляске, но он просто выдохнул через нос, словно уже привык, что его обыгрывают учителя латыни. Он встал, следом за ним поднялся Гроувер.

— Устал я, — заявил мистер Ди. — Пойду вздремну перед вечерним пением. Но прежде, Гроувер, нас с тобой — в очередной раз — ждет разговор о том, что ты не лучшим образом справился с этим заданием.

Лицо Гроувера покрылось капельками пота:

— Д-да, сэр.

Мистер Ди посмотрел на меня:

— Одиннадцатый домик, Перси Джексон. И не забывайте о манерах. — Он умчался в дом, и несчастный Гроувер последовал за ним.

— С Гроувером все будет в порядке? — спросил я Хирона.

Тот кивнул, хотя вид у него был слегка встревоженный.

— Старина Дионис на самом деле не злится. Он просто ненавидит свою работу. Его наказали… спустили с небес на землю, можно сказать, и он ждет не дождется, когда через столетие сможет вернуться на гору Олимп.

— Гора Олимп, — повторил я. — Хотите сказать, там и правда есть дворец?

— Ну, есть гора Олимп в Греции. А есть обиталище богов, точка, куда стекается вся их сила, и раньше она действительно располагалась на горе Олимп. Из уважения к древним порядкам это место по-прежнему называют горой Олимп, но оно перемещается, Перси, как и боги.

— То есть греческие боги теперь здесь? В смысле… в Америке?

— Да, конечно. Боги следуют за сердцем Запада.

— За чем?

— Ну же, Перси. Вы называете это «западной цивилизацией». Думаешь, это абстрактное понятие? Нет, это живая сила. Коллективное сознание, пламя, горящее на протяжении тысяч лет. И боги — его часть. Можно даже сказать, что они его источник, по крайней мере они связаны с ним так тесно, что не смогут исчезнуть, пока западная цивилизация существует. Это пламя вспыхнуло в Греции. Затем, как ты знаешь — а я надеюсь, что ты знаешь, ведь ты сдал мне экзамен, — его сердце переместилось в Рим, а вместе с ним и боги. Имена могли измениться: Зевс стал Юпитером, Афродита — Венерой, — но это были те же силы и те же боги.

— А потом они умерли.

— Умерли? Нет. Разве Запад умер? Боги просто перемещались: некоторое время они были в Германии, во Франции, в Испании. Они оказывались там, где пламя горело ярче всего. Несколько веков они провели в Англии. Просто взгляни на архитектуру. Люди не забыли богов. Где бы они ни правили в последние три тысячи лет, можно увидеть богов, запечатленных на картинах, в статуях, на самых важных зданиях. И да, Перси, конечно, сейчас они в Соединенных Штатах. Взгляни на ваш символ — это Зевсов орел. Взгляни на статую Прометея в Рокфеллер-центре, на греческие фасады правительственных зданий в Вашингтоне. Попробуй найти в Америке хоть один город, где бы олимпийские боги не были запечатлены в самых разных местах. Нравится тебе это или нет — и уж поверь, многим и Рим не особенно нравился, — теперь сердце пламени находится в Америке. И олимпийцы тоже здесь. Как и мы.

Это было уже слишком, особенно то, что, говоря «мы», Хирон явно имел в виду и меня тоже, словно я вступил в какой-то клуб.

— Кто вы, Хирон? И кто… кто я?

Хирон улыбнулся. Он наклонился вперед, будто собирался встать с кресла, но я знал, что это невозможно. У него были парализованы ноги.

— Кто ты? — задумчиво проговорил он. — Это нам всем хотелось бы узнать. Но пока нужно устроить тебя в одиннадцатом домике. Познакомишься с новыми друзьями. Завтра у тебя будет масса времени на уроки. К тому же сегодня у костра нас ждут сморы^[10], а я просто обожаю шоколад.

И тут он встал. Только сделал это как-то странно. Покрывало упало с его ног, но сами ноги не двигались. Талия Хирона все удлинялась и удлинялась, возвышаясь над ремнем. Сначала я подумал, что на нем очень длинные кальсоны из белого бархата, но он всё поднимался над коляской, становясь выше человеческого роста, и я понял, что бархатные кальсоны вовсе и не кальсоны — это была передняя часть животного: мышцы и сухожилия, покрытые грубой белой шерстью. А коляска была никакой не коляской. Это было что-то вроде контейнера, огромного ящика на колесах, причем явно волшебного, потому что иначе Хирон ни за что бы в нем не поместился. Показалась длинная нога с острым коленом и большим блестящим копытом. Затем вторая нога, за ней последовала задняя часть туловища — и вот ящик опустел, превратившись в пустую металлическую оболочку, к которой была прикреплена пара искусственных человеческих ног.

Я не сводил глаз с коня, появившегося из коляски: это был большой белый жеребец. Но там, где должна быть лошадиная голова, начинался торс моего учителя латыни, плавно переходящий в туловище коня.

— Какое облегчение! — сказал кентавр. — Мне пришлось ютиться в ней так долго, что путовые суставы онемели. Что ж, идем, Перси Джексон. Пора познакомиться с остальными обитателями лагеря.

Примечания

9

Бессмертные боги (лат.).

10

Сморы — десерт, состоящий из поджаренного зефира или маршмеллоу и кусочка шоколада между двумя печеньями. Его часто готовят дети на костре.