Перси Джексон и похититель молний

Рик Риордан, 2005

Перси Джексон, двенадцатилетний школьник, неожиданно узнает, что он не простой мальчик, а сын бога морей. Теперь ему предстоит научиться управлять своими сверхъестественными способностями, сразиться с самим Минотавром, побывать в Лагере Полукровок, чтобы познакомиться с такими же необычными подростками, как и он, и даже подняться на гору Олимп, где живут древние, могущественные и чрезвычайно опасные боги… Цикл Рика Риордана «Перси Джексон и Олимпийцы» – классика современного подросткового фэнтези. Книги автора завоевали сердца миллионов читателей по всему миру и были удостоены множества литературных наград.

Глава четвертая

Мама учит меня корриде

Мы неслись по темным ночным дорогам. «Camaro» сотрясали удары ветра. Дождь заливал лобовое стекло. Я не знаю, как мама умудрялась разглядеть что-то сквозь него, но она упрямо жала на газ.

При каждой вспышке молнии я поглядывал на сидящего рядом со мной на заднем сиденье Гроувера и гадал: это я сошел с ума или он зачем-то нацепил штаны из мохнатого ковра? Но нет, пахло от него как в контактном зоопарке, куда я когда-то в детсадовском возрасте ходил на экскурсию, — ланолином, шерстью. Как от мокрого козла или барана.

Я не знал, как начать разговор, и поэтому спросил:

— Так вы… с моей мамой знакомы?

Гроувер взглянул в зеркало заднего вида, хотя машин позади нас не было.

— Не совсем, — ответил он. — То есть лично мы не встречались. Но она знала, что я за тобой присматриваю.

— Присматриваешь?

— Оберегаю. Слежу, чтобы с тобой ничего не случилось. Но я не притворялся твоим другом, — тут же добавил он. — Я и правда твой друг.

— Ммм… а кто ты на самом деле?

— Сейчас это неважно.

— Неважно?! Мой друг ниже пояса осел…

Из горла Гроувера вырвалось резкое «Ммее-ее!».

Я и раньше слышал такое от него, но думал, что это нервный смешок. Но теперь это больше походило на сердитое блеяние.

— Козел! — воскликнул он.

— Что?

— Я ниже пояса козел.

— Ты же сказал, что это неважно.

— Ммее-ее! За такое оскорбление иные сатиры могут и в землю копытами втоптать.

— Та-ак. Погоди-ка. Сатиры. Типа как… в мифах мистера Браннера?

— Те старушки у ларька показались тебе мифическими, Перси? А миссис Доддз?

— Ага, значит, миссис Доддз все-таки была!

— Ну конечно.

— Тогда зачем…

— Чем меньше ты знал, тем меньше привлекал монстров, — ответил Гроувер с таким видом, будто констатировал очевидное. — Мы застили людям глаза Туманом. И надеялись, что ты решишь, будто Милостивая была галлюцинацией. Но все было бесполезно. Ты начал понимать, кем являешься.

— Кем яв… постой, ты о чем?

Жуткое мычание раздалось снова — позади нас, куда ближе, чем раньше. Кто бы за нами ни гнался, он не отставал.

— Перси, — вмешалась мама, — это долго объяснять, а времени нет. Нужно отвезти тебя в безопасное место.

— Но в чем опасность? Кому я понадобился?

— Да так, ничего особенного, — сказал Гроувер, явно еще обиженный на меня за осла. — Всего лишь Владыка мертвых и парочка его самых свирепых приспешников.

— Гроувер!

— Извините, миссис Джексон. А вы можете ехать быстрее?

Я пытался осмыслить, что происходит, но у меня не получалось. Я знал, что это не сон. Фантазия у меня буйная, но не до такой степени. И мне не могло присниться что-то настолько странное.

Мама резко свернула налево. Мы вырулили на дорогу поуже и помчались мимо темных фермерских домов, лесистых холмов и табличек «СОБЕРИ СЕБЕ ЗЕМЛЯНИКИ» на белых заборах.

— Куда мы едем? — спросил я.

— В летний лагерь, о котором я рассказывала, — голос мамы звучал напряженно. Ради меня она старалась храбриться. — Место, куда хотел тебя отправить отец.

— Место, куда ты не хотела меня отправлять.

— Милый, пожалуйста! — взмолилась мама. — Мне и так тяжело. Постарайся понять. Ты в опасности.

— Потому что какие-то старушки разрезали пряжу?

— Это были никакие не старушки, — сказал Гроувер. — А Мойры. Как думаешь, что значит их появление? Они появляются, только если ты скоро… Если кто-то скоро умрет.

— Постой-постой. Ты сказал «ты».

— Нет. Я сказал «кто-то».

— Ты хотел сказать «ты» в смысле я.

— Я хотел сказать «ты» в смысле «кто-то». А не ты.

— Мальчики! — одернула нас мама.

Она резко крутанула руль направо, и я заметил силуэт того, от кого она пыталась оторваться, — темную фигуру, которая, скрытая бурей, осталась позади нас.

— Что это было? — спросил я.

— Мы почти на месте, — сказала мама, не ответив на мой вопрос. — Осталась одна миля. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

Я не знал, что это за «место» такое, но вдруг понял, что сижу, наклонившись вперед, и мысленно подгоняю машину.

Снаружи были лишь ливень и темнота — пустынный ландшафт оконечности Лонг-Айленда. Я вспомнил о миссис Доддз и о том, как она превратилась в чудовище с острыми клыками и кожистыми крыльями. От запоздалого шока у меня онемели руки и ноги. Она и правда не была человеком. И хотела меня убить.

Потом я подумал о мистере Браннере… и о мече, который он мне кинул. Прежде чем я успел спросить об этом у Гроувера, на затылке у меня волосы встали дыбом. Ослепительно сверкнула молния, раздался зубодробительный «бабах!» — и наша машина взорвалась.

Я помню чувство невесомости, меня будто раздавили, поджарили и окатили водой в один и тот же миг.

Отлепив лоб от водительского сиденья, я пробормотал:

— Ох.

— Перси! — вскрикнула мама.

— Я в норме…

Я пытался стряхнуть оцепенение. Я не умер. Машина на самом деле не взорвалась. Мы съехали в кювет. Двери с водительской стороны завязли в грязи. Крыша треснула как яичная скорлупа, и салон заливал дождь.

Молния. Это было единственное объяснение. Ее ударом нас вышибло с дороги. Рядом со мной лежал без движения большой куль.

— Гроувер!

Он лежал подавшись вперед, из уголка рта у него тонкой струйкой сочилась кровь. Я толкнул его мохнатую ногу, а в голове пронеслось: «Нет! Пусть ты и зверь наполовину, но ты мой лучший друг, не умирай!»

Он застонал:

— Еды!

И я понял, что еще не все потеряно.

— Перси, — начала мама, — мы должны… — тут она осеклась.

Я оглянулся. В свете молнии сквозь заляпанное заднее стекло я разглядел темный силуэт, который, переваливаясь, двигался к нам с обочины. От его вида у меня побежали мурашки. Это был здоровяк вроде футболиста, и он шел, держа над головой покрывало. У незнакомца был мощный мохнатый торс. А поднятые руки походили на рога.

Я нервно сглотнул:

— Кто этот…

— Перси, — серьезно сказала мама. — Вылезай из машины.

Она толкнула водительскую дверь, но из-за грязи ту заклинило. Я попробовал открыть свою. Она тоже не поддалась. В отчаянии я перевел взгляд на дыру в крыше. Сквозь нее можно было пролезть, вот только ее края шипели и дымились.

— Выбирайся через пассажирскую! — велела мама. — Перси… тебе нужно бежать. Видишь то большое дерево?

— Что?

В новой вспышке молнии сквозь дымящуюся дыру в крыше я разглядел дерево, о котором она говорила, — громадную президентских размеров сосну^[8] на вершине ближайшего холма.

— Это граница, — продолжала она. — За холмом, в долине, ты увидишь большой дом. Беги туда и не оглядывайся. Зови на помощь. Не останавливайся, пока не добежишь до порога.

— Мам, ты со мной.

Она была бледной, а глаза у нее были такими же печальными, как тогда, когда она смотрела на океан.

— Нет! — крикнул я. — Ты со мной. Помоги мне тащить Гроувера.

— Еды! — простонал Гроувер, на этот раз чуть громче.

Человек с покрывалом над головой подходил всё ближе, кряхтя и фыркая. Тут я понял, что никакого покрывала он держать не может, потому что, двигаясь к нам, он размахивал руками — здоровенными мускулистыми руками. Значит, не было никакого покрывала. Мохнатая масса, которая была слишком огромной, чтобы принять ее за его голову, оказалась… его головой. А то, что казалось рогами…

— Он пришел не за нами, — сказала мама. — Ему нужен ты. А я все равно не смогу пересечь границу.

— Но…

— Нет времени, Перси. Беги. Прошу тебя.

И я разозлился: на маму, на козлоногого Гроувера, на рогатое чудовище, которое шло к нам нарочито медленно, как бык.

Я перелез через Гроувера и открыл дверь, за которой хлестал ливень:

— Мы пойдем вместе. Ну же, мама.

— Я уже сказала…

— Мама! Я тебя не брошу. Помоги мне с Гроувером.

Не дожидаясь ответа, я выбрался наружу и вытащил друга из машины. Он оказался на удивление легким, но без маминой помощи далеко мне было его не унести.

Мы с мамой закинули руки Гроувера себе на плечи и поковыляли к вершине холма сквозь мокрую, доходящую до пояса траву.

Обернувшись, я впервые сумел как следует разглядеть монстра. Росту в нем было не меньше семи футов, а руки у чудовища были как у парней с обложки журнала «Здоровяк»: раздутые бицепсы, трицепсы и всякие другие «цепсы» выделялись под испещренной венами кожей. Из одежды на нем были только трусы — белоснежные трусы фирмы «Fruit of the Looms», — что было бы смешно, если бы верхняя половина его тела не внушала дикий ужас. Ее покрывала жесткая бурая шерсть, которая от пупка к плечам становилась все гуще.

Шею — чудовищную массу из мышц и шерсти — венчала огромная голова. Морда чудовища по длине могла сравниться с моей рукой, ноздри, в которых блестело латунное кольцо, сочились слизью, черные глаза были полны злобы, а рога — гигантские черно-белые рога — были острее карандашей, заточенных электрической точилкой.

Да уж, я узнал этого монстра. Историю о нем мистер Браннер рассказал нам одной из первых. Но он не мог быть настоящим.

Я моргнул, смахнув с век капли дождя:

— Это же…

–…сын Пасифаи, — сказала мама. — Знать бы раньше, что они настолько сильно хотят твоей смерти.

— Но он Мин…

— Не называй его имени, — предостерегла она меня. — В именах скрыта сила.

До сосны на холме было еще далеко — по меньшей мере сотня ярдов.

Я снова оглянулся.

Человек-бык, нависнув над нашей машиной, заглядывал в окна. Вернее, не совсем заглядывал. Скорее принюхивался. Зачем он это делал, я не понял — ведь мы были от него в каких-то пятидесяти футах.

— Еда? — простонал Гроувер.

— Тсс, — шикнул я. — Мама, что он делает? Разве он нас не видит?

— Зрение и слух у него отвратительные, — ответила она. — Он полагается на чутье. Но скоро он поймет, где мы.

Как по команде человек-бык яростно замычал. Он схватил «Camaro» Гейба за разорванную крышу — так, что шасси заскрипело, — поднял автомобиль над головой и швырнул его на дорогу. Машина ударилась о мокрый асфальт и протащилась по нему, высекая искры, еще полмили, прежде чем окончательно остановиться. А потом взорвался бензобак.

«Чтобы ни царапины не было», — наказывал Гейб.

Упс.

— Перси, — сказала мама, — когда он нас заметит, то атакует. Жди до последнего, а потом отпрыгни в сторону. Он не умеет быстро менять направление при атаке. Ты понял?

— Откуда ты все это знаешь?

— Я давно боялась нападения. Мне следовало его ожидать. Я повела себя как эгоистка, когда не захотела расставаться с тобой.

— Не захотела расставаться? Но…

Меня прервало разъяренное мычание, и человек-бык затопал вверх по склону.

Он учуял нас.

До сосны оставалась пара ярдов, но склон становился все более крутым и скользким, а Гроувер легче не делался.

Человек-бык приближался. Еще несколько секунд — и он нас настигнет.

Несмотря на усталость, мама взвалила Гроувера на себя:

— Беги, Перси! Беги один! Помни, что я сказала.

Мне не хотелось оставлять ее, но я чувствовал, что она права: это был наш единственный шанс. Я рванул налево, обернулся — и увидел, что чудовище движется в мою сторону. В черных глазах светилась ненависть. От монстра несло тухлым мясом.

Он опустил голову и бросился на меня, нацелив острые рога прямо мне в грудь.

Комок страха у меня в животе приказывал бежать, но это не помогло бы. Чудовище было слишком быстрым. Поэтому я собрался с духом и ждал, а в последний момент отпрыгнул в сторону.

Человек-бык пронесся мимо как товарняк, разгневанно замычал и повернулся, только на этот раз не ко мне, а к маме, которая устраивала Гроувера в траве.

Мы были на гребне холма. Я видел долину внизу, в точности как говорила мама, и дом, огни которого светились желтым сквозь струи дождя. Но до него было еще полмили. Нам ни за что не успеть.

Человек-бык закряхтел, ударяя ногой в землю. Он не сводил глаз с мамы, которая теперь медленно спускалась по склону к дороге, стараясь увести монстра от Гроувера.

— Беги, Перси! — велела она. — Дальше мне не пройти. Беги!

Но я стоял на месте, скованный страхом, и смотрел, как чудовище бросилось на нее. Она попыталась отскочить в сторону, как учила меня, но монстр усвоил урок. Когда она попыталась уйти с дороги, он выбросил руку и схватил ее за горло. Он поднял ее над землей, а она билась в его хватке, дергая ногами и колотя по воздуху.

— Мама!

Она поймала мой взгляд и сумела выдавить последнее слово:

— Беги!

Но тут монстр с ревом сжал ее горло, и мама испарилась, превратившись в сияющий золотистый силуэт, похожий на голограмму. Ослепительная вспышка — и она просто… исчезла.

— Нет!

Ярость вытеснила мой страх. Руки и ноги налились новой силой — такой же, как в тот раз, когда миссис Доддз отрастила когти.

Человек-бык направился к Гроуверу, беспомощно лежащему в траве. Монстр навис над моим лучшим другом и обнюхал его, словно собирался и его поднять в воздух и уничтожить.

Этого я допустить не мог.

Я снял красный дождевик.

— Эй! — крикнул я, размахивая дождевиком и подбегая к чудовищу со стороны. — Эй, придурок! Фарш говяжий!

— Раааарррр! — Чудовище повернулось ко мне, потрясая здоровенными кулаками.

У меня появилась идея — глупая, но выбирать не приходилось. Я отбежал обратно к сосне и принялся размахивать красным дождевиком перед монстром, рассчитывая отпрыгнуть в сторону в последний момент.

Но все пошло не по плану.

Человек-бык оказался слишком быстрым, он бежал ко мне, расставив руки, готовый схватить, как бы я ни старался увернуться.

Время замедлилось.

Мои ноги напряглись. В сторону отскочить не вышло бы, и я подпрыгнул вверх, оттолкнулся от головы монстра как от трамплина, перевернулся в воздухе и приземлился чудовищу на шею.

Как мне это удалось? Времени, чтобы обдумывать это, у меня не было. Через долю секунды голова монстра ударилась в дерево, отчего у меня чуть не повылетали зубы.

Человек-бык метался, пытаясь меня стряхнуть. Чтобы удержаться, я схватился за его рога. Гром и молнии ударяли все сильнее. Дождь заливал мне глаза, вонь протухшего мяса выжигала ноздри.

Монстр трясся и мотал головой, как бык на родео. Попятившись, он мог бы впечатать меня в дерево и раздавить, но я начал понимать, что у этой твари был только один режим движения: вперед.

В траве застонал Гроувер. Я хотел крикнуть, чтобы он заткнулся, но меня так трясло, что, открой я рот — тут же откусил бы себе язык.

— Еды! — стонал Гроувер.

Человек-бык повернулся к нему и снова принялся бить ногой в землю, готовясь к атаке. Я вспомнил, как он выдавил жизнь из моей матери, заставив ее исчезнуть во вспышке света, и ярость переполнила меня как высокооктановое топливо. Я обеими руками схватился за рог и изо всех сил потянул назад. Монстр напрягся, удивленно хрюкнул, а потом — щелк!

Человек-бык заревел и сбросил меня. Я упал на спину в траву и ударился головой о камень. Когда я сел, в глазах плыло, но в руках у меня был рог — шероховатое костяное оружие размером с нож.

Монстр бросился в атаку.

Не раздумывая, я перекатился на бок и поднялся на колени. Когда чудовище оказалось рядом, я воткнул обломанный рог ему в бок, прямо под мохнатые ребра.

Человек-бык взревел от боли. Он размахивал руками, хватался за грудь, а потом вдруг начал растворяться — не как мама, превращаясь в золотую вспышку, а рассыпаясь по ветру песком, как миссис Доддз.

Монстр испарился.

Дождь прекратился. Буря по-прежнему грохотала, но уже вдалеке. От меня разило хлевом, а коленки тряслись. Голова раскалывалась. Я остался без сил, испуган и дрожал от нахлынувшего на меня горя. Мама исчезла у меня на глазах. Мне хотелось лечь и расплакаться, но Гроуверу была нужна помощь, поэтому я, собравшись с силами, поднял его и заковылял в долину, навстречу огням дома. Я плакал, звал маму, но Гроувера не отпускал — лишиться еще и его я не мог.

Последнее, что я помню, — как упал на деревянном крыльце, уставившись на потолочный вентилятор. Вокруг желтого фонаря роились мотыльки, а надо мной склонились два серьезных лица: одно, казавшееся знакомым, принадлежало бородатому мужчине, а второе — симпатичной девчонке, с вьющимися, как у принцессы, светлыми волосами. Они посмотрели на меня, в потом девчонка сказала:

— Это он. Иначе и быть не может.

— Тише, Аннабет, — велел мужчина. — Он еще в сознании. Перенесем его в дом.

Примечания

8

Ежегодно в Голубом зале Белого дома — резиденции президента США — устанавливают большую рождественскую елку.