Магнус Чейз и боги Асгарда. Книга 3. Корабль мертвецов

Рик Риордан, 2017

Уж что только не выпадало на долю славного эйнхерия Магнуса Чейза. Но корабль из ногтей мертвецов – это что-то совсем из ряда вон! И все же именно его нужно отыскать Магнусу и его друзьям, чтобы раз и навсегда покончить с коварными планами Локи, бога обмана, мечтающего лишь об одном – начать Рагнарок. Чтобы добраться до Нагльфара, судна, кишащего мертвецами, друзьям придется столкнуться с такими испытаниями, которые и в кошмаре не приснятся. И если бы речь шла только об убийцах-великанах и утаскивающих на дно моря водяных лошадях! На этот раз каждому из друзей придется столкнуться со своими самыми потаенными страхами… Чего же им будет стоить спасение Девяти Миров?

Глава VII

Мы все идем ко дну

— Ух ты! — воскликнула Самира, когда мы приблизились к причалу. — А ведь и правда, Алекс. Одуреть, до чего желтый!

— И ты туда же, — вздохнул я.

— Предлагаю назвать его «Большой банан», — ухмыльнулся Алекс. — Все «за»?

— Заткнись, — свирепо прошипел я.

— А что, мне нравится, — сказала Мэллори, кидая Алексу швартов.

Кин и Гундерсон выбрались наверх, явно заключив перемирие. Хотя оба щеголяли свеженькими фингалами.

— Вот и решено! — проревел Хафборн. — Славный корабль «Микиллгулр»!

Ти Джей недоуменно поскреб в затылке:

— Это «большой банан» по-древнескандинавски?

— Ну, если честно, не совсем, — признался Хафборн. — Викинги так далеко на юг не заплывали, поэтому они не в курсе насчет бананов. «Микиллгулр» означает «большой желток». Это же близко, правда?

Я возвел глаза к небесам в безмолвной молитве.

«Фрей, бог лета, дорогой папочка! — мысленно проговаривал я. — Спасибо тебе большое за корабль. Но, если что, зеленый — тоже летний цвет хоть куда. Ничуть не хуже желтого, тебе не кажется? Так что прекрати, пожалуйста, выставлять меня на посмешище перед друзьями. Аминь».

Я выбрался на причал и стал помогать пришвартовывать Большое Желтое Недоразумение. Ноги у меня все еще подрагивали после речной гонки и виденьица с Локи. Если я с таким восторгом ступаю на сушу после нескольких минут плавания, то нас ждет просто ошеломляющее путешествие!

Амир пожал мне руку:

— Как жизнь, Дж… то есть Магнус?

Прошло уже несколько месяцев, а он по привычке иногда норовит назвать меня Джимми. Это я сам виноват. Пока я жил на улице, Амир и его папа были для меня надежным источником горячего питания. Они всегда подкармливали меня остатками еды из своей фалафельной в ресторанном дворике. А в обмен на их доброту я скрывал от них свое настоящее имя. До сих пор стыдно.

— Нормально, спасибо. — Тут я понял, что снова его обманываю. — Ну, то есть, если не брать в расчет очередной опасный поход.

Самира пихнула меня в бок обухом топора:

— Эй, кончай его нервировать. Я в последнее время только и делаю, что успокаиваю Амира.

Алекс хихикнул:

— А я в последнее время только и делаю, что приглядываю за этой парочкой, пока Сэм успокаивает Амира. Они такие лапочки!

Самира вспыхнула. На ней была ее обычная походная экипировка: кожаные ботинки, прочные штаны карго с подвешенными к ним двумя топорами, водолазка с длинным рукавом, темно-зеленая куртка и, конечно же, завершал образ ее неизменный волшебный хиджаб. Переливчатая зеленая ткань трепетала на ветру и вбирала в себя все окружающие цвета, готовая по первому сигналу хозяйки переключиться в режим тотальной маскировки.

Сэм, кажется, тоже не мешало бы переключиться. Или скорее включиться. Лицо у нее было какое-то погасшее, сухие губы шелушились, глаза ввалились и больше не блестели. Как будто она страдала недостатком витаминов.

— Все хорошо? — спросил я у Сэм.

— Ну да. Все отлично!

Но в ее дыхании чувствовался привкус кетонов — выдохшейся кислятины; так пахнут лимоны, если полежат на солнце. А еще так пахнет от тех, кто долго не ел. Я привык к этому запаху, пока был бездомным.

— Не-а, — возразил я. — И ничего не отлично.

Она раскрыла было рот, чтобы заспорить, но тут вмешался Амир.

— Рамадан идет уже две недели, — пояснил он. — Мы оба постимся.

— Ну Амир! — возмутилась Сэм.

— А что такого? Магнус наш друг. Ему можно сказать.

Алекс в бессильной злости прикусил губу. Ясное дело, Алексу все известно. Вот о чем он чуть не проболтался тогда у дяди Рэндольфа. И вот почему Сэм так тяжело даются их занятия. Я не большой знаток Рамадана, зато по опыту знаю, что такое ходить голодным. Когда долго не ешь, сосредоточиться на чем-то и правда очень непросто.

— Хм, а какие там у вас правила? — уточнил я.

— Плаванию это никак не помешает, — заверила Сэм. — Я не хотела, чтобы вы тревожились, поэтому не рассказывала. Просто нельзя есть и пить, пока солнце не зайдет.

— Мыться тоже нельзя, — прибавил Амир. — И браниться. И курить. И драться.

— Что нам подходит как нельзя лучше, — съязвил Алекс. — Ведь драться в наших походах нам ни разу не случалось.

Сэм закатила глаза:

— Нет, защищаться я могу, если на меня нападают. И потом, это всего лишь месяц.

— Месяц?! — поперхнулся я.

— Я с десяти лет соблюдаю Рамадан, — сказала Сэм. — Правда, в этом нет ничего страшного.

Мне-то как раз казалось, что это очень даже страшно. Потому что летом дни долгие, и нам угрожает тьма-тьмущая смертельных опасностей, и ни одна из них не станет дожидаться захода солнца.

— А ты не можешь сейчас прерваться, а потом допоститься после плавания?

— Может, — ответил вместо нее Амир. — Это разрешено путешествующим или тем, для кого пост может быть опасен. В вашем случае это и то и другое.

— Но она не станет, — монотонным голосом прогудел Алекс. — Потому что она упертая набожная зануда.

Сэм ткнула Алекса в бок:

— Полегче, братец.

— Ой-ой-ой, — пропищал Алекс. — Вроде кому-то не положено драться!

— Я защищалась.

— Эй, на берегу! — крикнул нам Хафборн. — Груз на борту, и мы готовы отчаливать. Хорош трепаться! Давайте на борт!

Я посмотрел на Амира. Он, как всегда, был весь такой опрятный. На идеально отглаженной одежде ни пятнышка, прическа волосок к волоску. Ни за что не подумаешь, что этот парень изнывает от голода и жажды. Но кожа как будто чуть сильнее обтягивает скулы. Добрые карие глаза то и дело помаргивают, словно в ожидании капли, падающей на лоб. Амиру приходилось несладко. Только Рамадан тут был вовсе ни при чем.

— Будь осторожна, — сказал он своей невесте. — Вы все будьте осторожны. Магнус, я бы попросил тебя присмотреть за Самирой, но, если я это сделаю, она зарубит меня своим топором.

— Я никогда не подниму на тебя топор, — пообещала Самира. — И лучше уж я сама присмотрю за Магнусом.

— За Самирой присмотрю я, — вызвался Алекс. — Ведь для того и существует семья, не так ли?

Амир заморгал еще чаще. Думаю, он до сих пор не решил окончательно, как относиться к зеленоволосому Алексу Фьерро, единокровному то ли брату, то ли сестре Сэм с переменчивым гендером. И к тому, что судьба, похоже, навязала Алекса им с Самирой в дуэньи.

— Ладно, — кивнул Амир. — Спасибо.

Меня из-за терзаний Амира мучила совесть. Несколько месяцев назад, когда Самира открыла суженому правду о своей двойной жизни и о том, что она валькирия Одина, я исцелил разум Амира и спас его от безу-мия. И в результате его глаза раскрылись. Ему бы жить и жить дальше в блаженном неведении, но теперь ему приходилось наблюдать земляных великанов, шатающихся по Коммонуэлс-авеню, морских змеев, резвящихся в реке Чарльз, и проносящихся в воздухе валькирий с душами павших героев, которым предстоит заселиться в отель «Вальгалла». Он даже мог видеть наш славный драккар, напоминающий тяжеловооруженный банан.

— Мы будем осторожны, — сказал я ему. — Ну и потом, кто рискнет напасть на наш корабль? При его-то желтизне!

Амир выдавил слабую улыбку:

— Тут не поспоришь. — Он потянулся к машине и вытащил оттуда увесистую сумку с термоизоляцией — в таких обычно доставляют еду на дом из «Фалафельной Фадлана». — Это тебе, Магнус. Приятного аппетита.

Нас тут же окутало запахом свежего фалафеля. Ну да, я ел фалафель лишь несколько часов назад, но желудок мой опять требовательно забурчал. Потому что фалафеля много не бывает.

— Дружище, ты лучший! Поверить не могу… Стоп. Ты в разгар поста приносишь мне еду? Тут что-то не так.

— Пост-то у меня, а тебе с какой стати голодать? — Амир хлопнул меня по плечу. — Я буду за тебя молиться. И за всех вас.

Я знал, что он говорит искренне. Я-то сам атеист. Могу разве что смеха ради помолиться собственному папочке, чтобы перекрасил корабль. Сведя знакомство со всем этим скандинавским пантеоном и Девятью Мирами, я только сильнее уверился в том, что никакого божественного замысла не существует. Ну какой бог позволил бы Зевсу и Одину рулить одной и той же вселенной, когда они оба мнят себя творцами всего сущего, поражают смертных молниями и обожают мотивационные семинары?

Но Амир — человек верующий. Они с Самирой верят в нечто большее, в космическую силу, которой по-настоящему есть дело до смертных. Наверное, Амир хотел меня подбодрить, внеся мое имя в петицию Богу. Хотя я не уверен, что кто-то эту петицию прочтет.

— Спасибо, друг! — И я на прощанье пожал ему руку.

Амир повернулся к Сэм. Они стояли в нескольких шагах друг от друга. Ни один из них не сделал попытки приблизиться, коснуться другого. За все годы, что они знакомы, Амир и Самира ни разу не притронулись друг к другу. По-моему, для Амира это было испытание посерьезнее Рамадана.

Я сам не большой любитель прикосновений. Но время от времени меня обнимает кто-то, кто мне дорог, и мне этих объятий хватает надолго. А уж Сэм с Амиром друг другу очень дороги — и это мягко сказано. При их-то чувствах даже за руки не подержаться ни разу… Ну как это так?!

— Я люблю тебя, — сказал Амир.

Самира шарахнулась от него, словно в лицо ей засветило орлиным яйцом, и чуть не свалилась. Алекс ее поддержал.

— Я… да, — пискнула Самира. — И я. Я тоже.

Амир кивнул, а потом повернулся и сел в машину. Спустя мгновение фары его автомобиля исчезли за склоном Флагшип Уэй.

Самира хлопнула себя по лбу.

— «И я, я тоже»! — передразнила она себя. — Ну что за дура!

Алекс погладил ее по руке:

— А, по-моему, ты была очень красноречива. Пошли, сестренка! Наш неоново-цыплячий кораблик ждет!

Мы отдали швартовы, распрямили мачту, подняли парус и исполнили еще несколько мореходных ритуалов. И вскоре мы устремились прочь из Бостона, к устью канала между аэропортом Логан и портовым районом.

Когда подземный поток не футболил нас на полном ходу, а межмировой водопад не норовил утянуть вверх тормашками в бездну, плавание на «Большом банане» мне почти нравилось. Сильный ветер наполнял парус. Силуэт города у нас за спиной утопал в золотистом багрянце заката. Море простиралось впереди голубым шелковым покрывалом. От меня требовалось только стоять на носу и любоваться пейзажем.

После такого долгого и нелегкого дня, казалось бы, можно с чистой совестью вздохнуть спокойно. Но у меня из головы никак не шел дядя Рэндольф. Однажды он вместе с семьей отправился из этой же самой гавани на поиски Меча Лета. И его жена с дочками, между прочим, не вернулись назад.

«Сейчас-то все иначе, — твердил я сам себе. — Мы команда тренированных эйнхериев, плюс с нами самая упертая и самая набожная валькирия Вальгаллы».

Но мне в голову, как назло, лез голос Локи: «Бедняжки Сэм и Алекс. Это путешествие приведет их к гибели, помяни мое слово. Они даже не догадываются, что их ждет!»

— Заткнись! — пробурчал я себе под нос.

— Что-что?

Я не сразу сообразил, что рядом стоит Самира.

— Я просто… да ничего особенного. Хотя… В общем, я тут поболтал немного с твоим папочкой. — И я рассказал ей о кошмаре с ногтями.

Самира скривилась:

— Папочка в своем репертуаре. У Алекса тоже видения и кошмары чуть не каждый день.

Я окинул взглядом палубу, но Алекса не увидел. Наверное, он спустился вниз.

— Правда? А мне хоть бы слово сказал!

Самира пожала плечами: дескать, что ты, Алекса не знаешь?

— А с тобой что? — спросил я. — Тоже видения?

Сэм склонила голову:

— Да так… Ничего особенного. Рамадан дисциплинирует разум и укрепляет волю. Может, поэтому Локи не лезет мне в голову. Надеюсь…

Сэм умолкла, но я понял, что она имела в виду. Она надеялась, что пост поможет ей защитить разум от Локи. А как по-моему, шансов маловато. Хотя, если бы мой отец так командовал моей волей, я бы на все пошел, лишь бы вставить ему палки в колеса. Даже от фалафеля отказался бы. Стоило Сэм только произнести имя Локи, и она вся закипала внутри, я это чувствовал. Самира ненавидела быть в его власти.

Пассажирский самолет взлетел из аэропорта и проревел у нас над головой. Ти Джей из «вороньего гнезда» на мачте замахал руками и радостно завопил:

— Эге-е-е-ей!

Ветер лохматил его курчавые черные волосы.

Ти Джей жил в шестидесятые годы девятнадцатого века, поэтому самолеты приводят его в бурный восторг. Думаю, они кажутся ему более волшебными, чем все эти эльфы, гномы и драконы.

Внизу что-то лязгало и бухало: надо думать, Алекс и Мэллори решили разложить по местам наши припасы. Хафборн Гундерсон, склонившись над рулем, насвистывал «Возьми меня на Луну» Фрэнка Синатры — идиотский навязчивый мотивчик из лифта^[17].

— Сэм, в этот раз ты сдюжишь! — выговорил я наконец. — Ты задашь Локи по первое число!

Самира обернулась и поглядела на закат. Может, она считает минуты до захода солнца, когда сможет наконец попить, поесть и, главное, от души поругаться.

— Ты понимаешь, в чем штука, — задумчиво произнесла она, — пока я не увижу Локи, наверняка не скажешь, сдюжу я или нет. Алекс пытается научить меня всем этим примочкам насчет отпустить себя. Чтобы мне было легко и удобно, когда я превращаюсь. — Она сглотнула комок в горле. — Только мне не хочется превращаться. Я ведь не Алекс.

Тут мне возразить было нечего.

Когда Сэм впервые рассказала мне о своих оборотнических способностях, она сразу объяснила, что терпеть их не может. Пользоваться этими способностями — это вроде как уступка Локи. Сэм будто бы становится на него похожей.

Алекс же считал, что могущество Локи — это и его, Алекса, могущество. Для Сэм йотунское наследие — смертоносный яд, от которого нужно непременно очиститься. Она привыкла полагаться на дисциплину и точный расчет. Молись больше. Откажись от еды и питья. Чего бы это ни стоило. Но менять облик, обладать изменчивостью, как Локи и Алекс, — это уж совсем не ее, хотя это и присутствует у нее в крови.

— Ты найдешь свой способ, — заверил я ее. — Тот, который подходит тебе.

Она пристально вгляделась мне в лицо, словно проверяя, искренне ли я говорю.

— Спасибо, это ценные слова. Но пока у нас есть и другие важные дела. Алекс рассказал мне, что случилось в доме твоего дяди.

Меня пробрал озноб, хотя стоял теплый вечер. У меня всегда так, стоит только подумать про волков.

— Ничего не приходит в голову насчет этой его записи? При чем тут мед? И Бёльверк?

Сэм помотала головой:

— Но мы спросим Хэртстоуна и Блитцена, когда подберем их. Они много путешествовали и… как это называется? Предприняли широкий спектр разведдеятельности.

Это звучало впечатляюще! Может, они вышли на связь с осведомителями из межмировой мафии Мимира, чтобы те подсказали самый безопасный морской маршрут через Девять Миров? Но мне почему-то казалось, что Блитцен самозабвенно предается шопингу в поисках новых образов, а Хэртстоун терпеливо дожидается, пока он закончит, и от нечего делать колдует над рунами.

До чего же я по ним соскучился.

— А где мы с ними встречаемся? — поинтересовался я.

Сэм махнула рукой вперед:

— На Оленьем острове, у маяка. Они обещали прибыть туда к заходу солнца. То есть сейчас.

Вдоль береговой линии Бостона рассыпались десятки островов. В их названиях черт ногу сломит, но маяк, о котором говорила Сэм, просматривался довольно хорошо — приземистое строение со шпилем наверху торчало из воды, словно рубка бетонной субмарины.

Мы подходили к маяку. Я ожидал увидеть издали сверкание кольчужного жилета гнома-модника или красно-белый шарф, которым размахивает одетый в черное эльф.

— Ну и где они? — пробормотал я и поднял глаза на Ти Джея. — Эй, ты оттуда их не видишь?

Наш впередсмотрящий словно окаменел, широко разинув рот. В его выпученных глазах застыло выражение, которое мне никогда не пришло бы в голову связать с Томасом Джефферсоном-младшим. Выражение незамутненного ужаса.

Сэм рядом со мной придушенно сглотнула и попятилась с носа «Большого банана».

Прямо перед нами море вспенилось и закрутилось воронкой, будто кто-то вытащил затычку для ванны из Массачусетс-Бэй. Из водоворота восставали исполинские водяные девы в платьях из пены и льда — всего девять, и каждая размером с наш корабль. Их зелено-голубые лица искажала неподдельная ярость.

«На основах мореходного дела я этого не проходил», — мелькнуло у меня в голове.

Исполинские девицы обрушились на нас безжалостно, как цунами. И наш славный желтый корабль поглотила пучина.

Примечания

17

Автор этой знаменитой композиции, вообще-то, Говард Барт. Он написал эту песню в 1954 году, а исполняла ее впоследствии целая куча народу. В том числе и Синатра.