Лето на Парк-авеню

Рене Розен, 2019

Документальный роман об эпохе, когда женщины обрели голос, и о легендарном главном редакторе Cosmopolitan Хелен Гёрли Браун, возглавлявшей издание 32 года и сделавшей его иконой стиля. Нью-Йорк, 1965 год, новый главный редактор Cosmopolitan шокирует Америку откровенными статьями обо всем, о чем не принято говорить. Мужчины-редакторы пачками пишут заявления «по собственному желанию», рекламодатели отзывают бюджеты, но Хелен не намерена сдаваться – ведь ее поддерживают читательницы и верная ассистентка Элис Уайсс. Элис – провинциалка, которой крупно повезло: едва сойдя с поезда, она устроилась в Cosmopolitan и попала в гламурный мир дорогих ресторанов, роскошных вечеринок и опасных мужчин. На что способны девушки, которые знают себе цену?

Глава третья

Работать на Хелен Гёрли Браун было все равно что идти по встречной полосе. Следующим утром, пройдя по коридору и завернув за угол, я увидела, что телефоны на моем столе мигают. Миссис Браун уже была у себя в кабинете, элегантно сидя на столе, спиной к окну, в которое заглядывало солнце. Несмотря на миниатюрную комплекцию, она производила впечатление. Я заметила чулки в сетку, обтягивавшие ее стройные ноги, и короткую юбку леопардовой расцветки, открывавшую не меньше шести дюймов ее бедер.

Я думала, что она одна, но она позировала фотографу. Она улыбалась ему, а он щелкал фотоаппаратом. Один аппарат был закреплен на штативе, другой фотограф держал в руке и двигался как танцор, с текучей грацией, то приседая, то поднимаясь в полный рост.

Начинающий фотограф во мне был заворожен, но телефоны требовали моего внимания. Начался мой первый день. Я ответила на два звонка, даже не успев присесть. Держа в одной руке трубку, а в другой сумочку, я увидела третий вызов. Звонил репортер из «Ньюсуика», насчет интервью с новым главным редактором. Только я объяснила, что миссис Браун занята и сказала, что все ей передам, как замигал новый вызов. Звонил литагент Нормана Мейлера, выяснить насчет статьи, которую заказал предшественник Хелен. После этого позвонил некто от имени Лорен «Бетти» Бэколл. Все происходило с такой скоростью, что ни нервничать, ни обалдевать было некогда, но, боже правый, я была поражена. Я подумала, что после работы буду щипать себя, чтобы проверить, не сон ли это. Но пока я положила трубку и не смела отпустить ее. Я встала, ожидая, что сейчас замигает очередной вызов. Прошло десять, пятнадцать, двадцать, тридцать секунд. Ничего. Передышка. Я запихнула сумочку в пустой нижний ящик стола и пошла искать кофе.

Выглянув в коридор, я увидела трех молодых женщин, вероятно, тоже секретарш, стоявших группкой, шушукаясь о чем-то, пока их внимание не привлек проходивший мимо молодой человек. Они прервали разговор, приосанились и заулыбались.

— Доброе утро, мистер Мастерсон, — сказали они в один голос.

Мистер Мастерсон ответил им «добрый день, дамы» и приподнял шляпу, явив густую темную шевелюру. Всем своим видом он воплощал типичного молодого предпринимателя, которого ты ожидаешь встретить в шумном офисе на Манхэттене: темный костюм и галстук, нагрудный платок, в одной руке кожаный кейс, через другую перекинут плащ, вероятно «Барберри». Спеша на работу в тот день, я видела сотни таких же мужчин, но этот, похоже, был каким-то особенным, судя по реакции девушек. Они продолжили разговор не раньше, чем он скрылся за углом. Позже в тот день я заглянула в список сотрудников, нашла там мистера Мастерсона и узнала, что его зовут Эрик.

Проходя по коридору мимо закрытых дверей, я слышала гудение и клацанье «Селектрика», а также мелодичные звонки лифта, доставлявшего новых сотрудников. В воздухе пахло сигаретами, трубочным табаком и варящимся кофе. Словно ищейка, я шла на запах, пока не заметила нескольких женщин, собравшихся в кухне-столовой. Там были две девушки, которых я уже видела — стриженая и с пучком (пучок был собран в сетку) — и еще две брюнетки с одинаковыми стрижками. И одна девушка, с угольно-черными волосами, зачесанными назад, такая бледная, что кожа отдавала в синеву.

Стриженая читала статью в «Тайм».

— О хоспаде, — простонала она. — Только послушайте: «Журнал пузырится энтузиазмом по поводу своего нового главного редактора, даже при том, что у нее нет издательского опыта».

— Пузырится энтузиазмом, — сказала одна брюнетка. — Что за жуткая пошлятина. И видели бы вы ее на этой фотке.

— Готова спорить, она будет крутить парик, когда это увидит, — сказала стриженая. — Серьезно.

Они с пучком разразились смехом, словно не слышали ничего остроумнее.

Стриженую звали Марго Хенли, а пучок — Бриджет Грэйсон. В обед они, вместе с другими девушками, взяли меня с собой. Мы пошли в закусочную на 56-й, между Бродвеем и Восьмой авеню, с порванным навесом в бело-зеленую полоску. У входа стоял автомат с круглыми жвачками, пахло жареным луком. Там было людно и шумно. Мы сели за шатающийся столик у задней стены, и нам всем приходилось удерживать его локтями. Я заказала клубный сэндвич, нарезанный треугольничками, пришпиленными зубочистками с красными целлофановыми бантиками.

— Ну, так, — сказала Марго, повернувшись ко мне, — она сказала что-нибудь о том, кого хочет взять на должность нового ведущего редактора? Она уже до че́рта времени с этим тянет.

У нее был сильный бронксский выговор.

— Я знаю, что Харриет Лабарр отклонила предложение, — сказала Бриджет, нахмурившись. — Как и Билл Гай.

— Чем вообще она думала, обращаясь к ним? — сказала Марго, помешивая стаканчик трубочкой. — Билл Гай редактирует художку, а Харриет — редактор моды.

— Она уже не знает, за кого хвататься, — сказала Пенни, брюнетка с короткой стрижкой и перламутровой помадой. — Эту должность она предлагала фактически всем, кроме вахтерши.

Я промокнула рот салфеткой и сказала:

— Я не понимаю, почему они отказались. Вроде бы, такое повышение никому не помешает.

— Ой, да брось, — сказала Марго, вставляя соломинку в банку газировки. — С какой стати они будут работать под ней? Они не хотят продвигать ее образ современной женщины.

— Черт, а я бы согласилась, — сказала Бриджет. — Представьте только, какая там зарплата.

— Суть в том, — продолжала Марго, — что Хелен Гёрли Браун совсем не просекает эту тему. Она и думать не хочет о равных окладах для женщин. Или о нашей дискриминации на работе.

— Если хотите мое мнение, — сказала Лесли, черноволосая девушка, — «Секс и одинокая девушка» унизительна. Курс, как заарканить мужика.

— Именно, — сказала Пенни.

— Погоди… Что плохого в том, чтобы заарканить мужика? — спросила Бриджет. — Мне эта книга не показалась унизительной.

— Да ладно, — Марго глянула на Бриджет с неодобрением. — Вся книга о том, как ублажать мужчин. Как насчет того, чтобы мужчины ублажали женщин, для разнообразия? Послушать Хелен Гёрли Браун, так нам всем надо одеваться, как старлетки, чтобы мужчины нас хотели.

Марго была по-своему права, но не во всем. Мне хотелось высказаться, но я была новенькой и решила придержать язык, хотя и понимала, что Хелен желала для женщин большего, чем сделать их старлетками.

— И, знаете, — сказала Лесли, — все, чего она хочет, это превратить эту ее книжку в журнал.

— Я слышала, она планирует всех поувольнять и набрать своих людей, — сказала Пенни.

— Я тоже слышала, — сказала Лесли. — Поэтому все и уходят.

— Да брось, — сказала Бриджет, — я думаю, все должны хотя бы дать ей шанс.

— С чего бы, — сказала Марго. — Ни один уважающий себя журналист не хочет иметь дело с «Космополитеном» Хелен Гёрли Браун. Она сказала Лиз Смит, что носит лифчик с подкладками. Кем надо быть, чтобы сказать такое?

Пенни закатила глаза и сказала:

— Я удивлюсь, если «Космополитен» продержится еще полгода.

* * *

В первый день я узнала, что журнальный мир работает на три месяца вперед. Поэтому, хотя была еще середина марта, майский номер уже отправился в печать. Я была в кабинете Хелен, после обеда, когда Джордж Уолш, книжный редактор, высокий долговязый тип с бабочкой и подтяжками, принес верстку. На обложке красовалась Барбра Стрейзанд, уперев руки в бедра и поставив одну ногу на кушетку. Рядом с ней пестрели так называемые «горячие темы»: «Когда дантиста не найти» и «Брючки для русалки».

Хелен сидела за столом, сняв туфли «Феррагамо» и подвернув под себя ногу, и просматривала верстку, хмурясь все больше с каждой новой страницей.

— По-видимому, номер будет весьма постный, — сказал Джордж, отодвигая стул, вероятно, собираясь начать долгий разговор. — Забегая вперед, мне бы хотелось расширить книжный раздел.

Едва Джордж уселся, закинув ногу на ногу, Хелен бросила верстку на пол. Она приземлилась обложкой вниз, раскрывшись на развороте с рекламой страховой компании и статьей по ортопедии.

— Что ж, хорошо, — сказал Джордж, вставая. — Обсудим книжный раздел в другой раз.

Он кивнул, поставил стул на место, пригладил жидкие набриолиненные волосы и выскользнул за дверь.

Хелен обмякла, опустила ногу на пол и застонала в сложенные руки.

— Элис, будь добра, соедини меня с Дэвидом.

Через пару минут, пытаясь вызвонить ее мужа, я подняла взгляд и заметила, что кто-то приближается по коридору, а секретарши спешат за свои столы, изображая работу. Кто бы это ни был, выглядел он, как политик: в темном костюме и при галстуке, с зачесанным назад седыми волосами. Я уловила его лосьон после бритья — «Брют» — и увидела, как его начищенные туфли отражают верхний свет. Только услышав, как к нему обращается по имени кто-то из редакторов, я поняла, что это Ричард Берлин. Большой босс. Президент «Корпорации Хёрста». Он решил выбраться из своего шикарного офиса в штаб-квартире Хёрста через несколько кварталов от нас и прошвырнуться по коридорам «Космополитена».

— Хелен, — позвал он за пару ярдов до двери.

— О, Ричард, это вы? Заходите, — сказала она. — Элис, дорогая, проводи мистера Берлина.

— Нам нужно поговорить, Хелен.

Он уже сам открыл дверь, пока я успела выскочить из-за стола.

— Как хорошо, что вы к нам заглянули.

Она улыбалась, как радушная хозяйка сельского клуба. Она собиралась встать из-за стола, но он выставил руку, велев ей сидеть. К моему удивлению, она послушалась, воззрившись на него снизу вверх.

— Доход от рекламы падает, — сказал он. — За май у нас была двадцать одна страница рекламы. Ага. Так что я очень переживаю насчет июньского номера.

Хелен прижала к сердцу раскрытую ладонь.

— Июньского? О, даже не волнуйтесь. О чем надо переживать, так это вот, — она взяла майскую верстку, точно щенка за шкирку. — Нам нужно внести серьезные изменения, иначе июньский номер будет не лучше.

— И какие изменения вы предлагаете?

— Прежде всего, нужно урезать эссе Гора Видала.

— Урезать Гора Видала?

— Я видала и получше. И, между прочим, я знаю, что вы обещали Рексу Риду, что он будет новым кинокритиком, но его последний обзор — это просто кошмар. Боюсь, Рекс со своей слюнявой лажей нам не подходит.

— Слюнявой лажей? — я не ожидала, что он это повторит; в устах Хелен это прозвучало дурашливо, но у него вышло грубо. — Значит, вы хотите урезать эссе Видала и уволить Рекса Рида?

— Для начала.

— Ерунда какая-то. У этого журнала есть стандарты, и их надо придерживаться. Я не собираюсь рисковать репутацией и…

Она заливисто рассмеялась.

— О, Ричард, — посмеиваясь над ним, она встала и элегантно вышла из-за стола. — Доверьтесь мне. У меня самые радужные планы насчет журнала.

— Именно этого я и боюсь.

Она улыбнулась, склонив голову, словно говоря: «Ах ты глупыш».

— Мне кажется забавным, что вы так нервничаете оттого, что женский журнал издает женщина.

И хотя Берлин не видел в этом ничего забавного, она продолжала что-то говорить, выводя его из кабинета. Я с восхищением смотрела, как ловко она от него отделалась, проводив до коридора, все так же щебеча.

— Ну разве не забавно, Ричард? Волноваться о том, что женщина издает женский журнал…

Проводив его, она вернулась; весь ее задор улетучился, плечи поникли, голова опущена. Не скрывая обиды, она прошла в свой кабинет и закрыла дверь. Я увидела, что на моем телефоне замигала и погасла ее линия. Кому бы она ни пыталась звонить, номер был занят. Вскоре я услышала ее рыдания.

* * *

Придя домой в тот вечер, я стояла на кухоньке, подпирая стену, на которой висел телефон. Я жевала один за другим крекеры и консервированные сардины, купленные в бакалейной лавке за углом. И смотрела на часы над плитой, ожидая восьми вечера, когда тариф на межгород снижался, чтобы позвонить отцу.

Подошла Фэй, и мне захотелось повесить трубку. Я никогда не знала, что ей сказать. Сразу возникала дурацкая натянутость. Я понимала, что отец с ней счастлив, и не хотела, чтобы он был один, но тем не менее… Полтора года назад, когда он познакомил нас, Фэй была не в меру вежлива, а я чересчур груба и отвечала на ее бесконечные расспросы с показным безразличием: да, нет, без разницы. Потом я сама стыдилась своего поведения. Я уже была не маленькой, но меня как будто распирало. На самом деле, Фэй была само очарование. Недостаток у нее был один — что она не моя мама. И с этим ни я, ни она ничего не могли поделать.

— Примите звонок от Эли, — сказала телефонистка. — Вы согласны оплатить звонок?

Я всадила вилку в сардину, ожидая решения.

— Да, милочка, согласна, — Фэй прикрыла трубку, и я услышала, как она зовет отца приглушенным голосом: — Герб? Герберт? Подойди к телефону. Это Эли.

Меня покоробило, когда она назвала меня так. Для нее я была не Эли, а Элис. Я слушала, как они бормочут что-то друг другу. Я представляла, как они стоят на кухне, у телефона на стойке, рядом с новой плитой цвета авокадо, которая понадобилась Фэй, поскольку мамина голубая плита не сочеталась с остальной техникой.

Наконец, отец взял трубку.

— Эли? Эли, милая, как ты там?

— Привет, пап. Хотела тебе сказать, что получила работу. В журнале. Уже начала.

Я отметила, что тараторю, словно пытаюсь как можно быстрее втиснуть побольше информации. Я не была уверена, почему так делаю: чтобы сэкономить время — как экономишь слова в телеграмме — или в те дни мне просто было неловко общаться с отцом.

— Ну, хорошо. Рад за тебя. Так, это значит, ты теперь останешься в Нью-Йорке, а?

— Да.

«Разумеется, останусь. Для этого я сюда и приехала».

В трубке стало тихо. Я знала, что отец, если бы не Фэй, задал мне миллион вопросов: Что за журнал? Какая зарплата? Где это находится? Как тебе коллектив? Но правда и то, что его дочь, какой она была до его женитьбы на Фэй, никогда не стала бы ждать два дня, прежде чем поделиться с ним хорошей новостью.

— Пап? Ты еще там?

— Да, да, я тут.

— Элейн Слоун — мамина подруга — помнишь ее? Она помогла мне устроиться.

— О, — похоже, он был удивлен. — Так… э-э… ты с ней общаешься?

— Она очень приятная.

— Хм…

Я положила в рот крекер и ждала, пока он размякнет на языке. Отец помолчал еще на пятьдесят центов, а потом сменил тему. Прокашлявшись, он спросил полушепотом:

— Как у тебя с финансами?

Мне показалось, что он не хотел, чтобы Фэй слышала этот вопрос.

— Я в порядке. Скоро мне заплатят.

Я съехала спиной по стене на пол — провода, к счастью, хватало. В трубке снова стало тихо. На этот раз я решила, что связь прервалась.

— Пап?

Я услышала голос Фэй на заднем плане, но слов не разобрала.

— А, подожди-ка, Эли. Что…

Он накрыл трубку и сказал что-то жене. Я притопывала ногой и барабанила пальцами свободной руки по паркетному полу.

— Что ж, — сказал он, наконец, — поговорим подольше в воскресенье, ага? Когда тариф дешевле.

Когда он закончил разговор, я осталась сидеть на полу, прислонившись к стене, продолжая держать трубку и слушая, как по всей квартире разносятся монотонные гудки.