Ведьмина тропа

Рената Рид, 2023

После окончания школы Мирослава приезжает на лето к бабушке, в маленькую деревушку посреди тайги.По стечению обстоятельств она узнаёт, что любимая бабушка – самая настоящая ведьма, а вокруг начинают происходить странные вещи, которые напугали бы любого. Но наша героиня не робкого десятка, к тому же под защитой нового друга. Вместе не страшно встретиться и с домовым, и с лешим, и от слуг кикиморы убегать сподручнее.Друзьям предстоит выяснить что же творится в деревне, почему за Мирославой охотится вся местная нечисть, за что бабушка просила прощения, и что скрывает соседский мальчишка Стёпка. Но для этого нужно пройти ведьминой тропой.

Глава 5.

Из Гусарино Мирослава возвращалась последним рейсом.

Как выяснилось, у Глафиры Петровны случился приступ аппендицита. В Кербеевке его тут же диагностировали, но в деревне не оказалось хирурга.

Мирослава удивилась тому, что в поселковой больнице практически не было специалистов кроме терапевта, педиатра, да стоматолога. И, потому, хочешь — не хочешь, а повезли бабушку в Гусарино.

Как сказал сегодня лечащий врач — хорошо, что аппендицит не лопнул, пока пациентку везли к ним в больницу. Успели вовремя удалить, но теперь Глафире Петровне нужен покой и медицинское наблюдение, дней десять-пятнадцать, пока швы не снимут.

Когда Мирослава приехала в больницу, бабушке уже давно сделали операцию, и она отдыхала, но едва увидев внучку, тут же попыталась взбодриться и даже сесть на больничной койке. Но девушка её остановила, сама села на краешек постели и осторожно обняла бабушку, едва сдерживая слёзы.

— Ты так напугала меня! — Наконец смогла сказать Мирослава без дрожи в голосе. — Когда я пришла домой, а тебя уже увезли… Прости, что меня не было дома в это время…

— Не нужно, Слава, винить себя. — Глафира Петровна улыбнулась и погладила внучку по плечу. — Ты-то чем помогла бы? Тут уж ничего не сделаешь. Обошлось всё — и ладно.

Но Мирослава смогла успокоиться только после долгого разговора с бабушкой. Она рассказала о том, как её нашёл Сашка, который не смог дозвониться к ней на мобильник, потому что сотовую связь в Кикеевке стыдно называть связью.

О том, как она ночевала у бабы Нади, которая ни за что не отпустила её домой, а вместо этого отправила Сашку ночевать на летнюю кухню, а её накормила вкусными пирогами, хотя аппетита вчера совсем не было. О том, как они с ней звонили в больницу и не могли дозвониться, попали на хамоватую сотрудницу, но всё же узнали, в какую из городских больниц отвезли Глафиру Петровну.

Потом они вместе с бабушкой позвонили по скайпу родителям, которых ещё вчера Мирослава кое-как уговорила не бросать отпуск и не лететь сюда первым же рейсом. Сейчас уговоры пришлось повторять — на этот раз нужно было убедить родителей в том, что бабушка вне опасности, а Мирослава уже давно в состоянии сама о себе позаботиться и прожить в одиночестве десять дней.

Тем более рядом были такие хорошие соседи, как Быковы.

Баба Надя намеревалась отправить Сашку в город вместе с Мирославой в качестве сопровождения, но девушка отказалась — и без того было неудобно за то, что доставила соседям столько хлопот.

Глафира Петровна в свою очередь удивлялась, как же так её прихватило — никогда у неё и намёка не было на какой-то там аппендицит. В конце разговора, взгляд её вдруг сделался тревожным, и она спросила у внучки:

— Слава, ты тот кулон, который я тебе дарила, всегда носишь?

Девушка удивилась такому вопросу, но, тем не менее, кивнула и выудила из-за ворота рубашки деревянный кругляш в обрамлении каменных бусин. На кругляше был выжжен какой-то символ.

Глафира Петровна легко коснулась пальцами медальона и удовлетворенно кивнула:

–Не снимай даже ночью. Никогда. Хорошо?

— Хорошо. Да я его и так почти всегда ношу, он мне нравится. Баб, а в чём дело? Что этот символ означает? Ты рассказывала мне в детстве, но я совсем не помню.

–Это знак одолень-травы. Он любые хвори и беды одолеет, сглаз и порчу отведёт и злых духов отвадит, не позволит им коснуться тебя. Я его сама делала, для тебя специально, заговорённый он. — Охотно начала рассказывать старушка, но затем речь её сделалась странной, сбивчивой и Мирослава перестала понимать, о чём говорит бабушка: — Ты прости меня, Славушка… Если бы не моя глупость давняя, то не случилось бы ничего. Но я тогда совсем девчонкой же была, не знала, не понимала на что иду и как может судьба обернуться. Только они ничего не прощают и не забывают, не посмотрят на твоё незнание. Ты главное оберег не снимай, а там, глядишь, я помру, и само всё решится. Не снимай до тех пор, пока я жива!

— Ты что!? — Воскликнула девушка, хватая бабушку за руку. — Прекрати чепуху нести! Помрёт она… К чему такие разговоры? Это ты всё от расстройства и страха, но сейчас же все позади. Операцию сделали, врач сказала, что дней десять полежишь, потом швы снимут, и домой поедешь. Я за тобой приеду, вместе поедем.

Глафира Петровна грустно покачала головой:

— Я не о том, Слава. Виновата я перед тобой, хотя сама долгие годы вины той не осознавала. Но рассказать ничего не могу — боюсь повлиять на твою судьбу. Ты сама всё узнаешь и поймешь, когда время придёт. И там уж видно будет. Сама решишь, как поступить. Об одном молюсь — чтобы выбор верный сделала, не обманулась…. А знаешь что? Поезжай домой? Родители, конечно, не вернулись ещё… Но ты хотя бы на эти десять дней поезжай, пока я тут отлёживаюсь?

— Ещё чего. Вдруг тебе что-то привезти нужно будет, или раньше выпишут. Не поеду я никуда. Я вот к тебе лучше снова приеду через пару дней. Хочешь, книжку привезу какую-нибудь? А то скучно будет тебе лежать без дела. — Отмахнулась Мирослава, расстроенная разговорами бабушки, потому что не понимала их, и теперь где-то в глубине души проснулся страх — а не сходит ли с ума Глафира Петровна?

Сейчас, сидя в полупустом междугороднем автобусе и глядя в окно на проплывающие мимо пейзажи, Мирослава вспомнила, с какой силой бабушка сжала на прощание её руку и твёрдо сказала:

— Помни, не снимай оберег. Он тебе защиту мощную даёт. Авось и обойдётся всё, пока я тут, отлёживаюсь. И ты пока в лес лучше вовсе не ходи, ладно?

Мирослава пообещала, что не пойдёт, хотя не понимала, что такого в их лесу. Лес как лес, настоящий, с волками и медведями, только они далеко — в основном, за рекой и к людям редко выходят.

Насколько знала Мирослава из рассказов бабушки, только однажды, много лет назад в Кикеевку начали звери захаживать, но тогда случилась очень снежная зима. Хищным животным стало трудно находить себе пропитание, вот они и пошли по деревням скот таскать. А помимо этого случая никогда она не слышала, чтобы кто-то из деревни леса боялся, если не считать, конечно, карьер.

Вспомнив ощущение чего-то холодного и склизкого на своей ноге, Мирослава поёжилась, но прогнала прочь все нехорошие мысли и продолжила чтение статей в интернете, пока он ещё был. Стоило заехать в Кербеевку, как связь уже начинала барахлить, а дома так и вовсе бывала через раз.

А читала она про символ одолень-травы, изображённый на её кулоне, пытаясь понять, почему боялась за неё бабушка, чего именно она боялась?

«Люди верили, что смертельно больного можно спасти, одев ему на шею оберег. Также амулет защищал от сглаза. Изображая символ на посуде, люди считали, что он уберегал их от отравленной пищи. Рисунок одолень-травы, нанесённый на оружие, помогал выйти победителем из любого сражения. Так же символ обладает магической силой против демонических чар, хранит от любого зла».

Подобной информации в интернете было пруд пруди — неужели даже в наше время люди продолжали во всё это верить? Вспоминая взгляд и голос бабушки, Мирослава понимала, что та искренне и сильно верит в силу оберега.

Когда автобус остановился в Кербеевке, в салон зашла Филатова Ирина Афанасьевна и, приветливо кивнув Мирославе, села позади неё. Устроившись, нагнулась через спинку сиденья к девушке, и поинтересовалась здоровьем Глафиры Петровны — она узнала о случившемся вчера, когда Мирослава с Сашей проводили Стёпку до дома.

Как оказалось, родители его приехали на более раннем рейсе, но не встревожились, не обнаружив сына дома — привыкли к тому, что он в любое время тайком уходил и возвращался, когда ему самому хотелось.

Мирославу поразило такое отношение родителей к этому странному ребёнку и она, на волне эмоций, выложила всю историю возле магазина, не забыв бросить не самый вежливый укор, чем ввергла супругов в лёгкий ступор.

Ситуацию сгладил Сашка, тут же сообщив Филатовым о беде с Глафирой Петровной, так что родители Стёпки с пониманием отнеслись к состоянию девушки и даже предложили помощь в случае, если ей что-то понадобится.

Уже смеркалось, когда Мирослава сошла в Кикеевке, а автобус развернулся и пустой уехал обратно — его работа на сегодня окончена.

Девушка зашла в магазин, купить кое-какие продукты, встретила там Дашу, но не удостоила её даже взглядом — не до того. По дороге подумала о том, чтобы зайти к бабе Наде и Сашке, рассказать, как прошла поездка и встреча с бабушкой, но передумала.

Не хотелось пока никаких разговоров, и Мирослава решила, что лучше попозже позвонит к ним на домашний телефон и так всё расскажет.

Она устала после дальней дороги, а на душе скребли кошки, она то и дело прокручивала в уме разговор с бабушкой и пыталась анализировать её тревогу. О чём бабушка не смела рассказать ей, за что просила прощения, в чём могла быть виновата перед внучкой?

Вчера Мирослава ночевала у соседей и не могла почувствовать того, как одиноко сделалось в доме без бабушки. Тревожные мысли не давали ей покоя, и она бродила из комнаты в комнату, а на глаза постоянно попадались вещи Глафиры Петровны, сиротливо лежавшие там, где их оставили. От этого делалось ещё больше не по себе, хотя Мирослава понимала, что ничего страшного не случилось — бабушка в порядке, просто нужно время прийти в себя и подлечиться. Скоро она вернётся домой.

Вскоре опять позвонили родители. Разговаривая с ними, девушка подошла к небольшому отдельному столу на кухне — на нём обычно бабушка резала и сортировала травы, а также раскладывала их, уже высушенные по холщовым мешочкам.

На столе остались лежать ножницы, ступка с пестиком, деревянная разделочная доска. Мирослава неосознанно встала на то место, где обычно стояла бабушка, работая. С этой стороны в столе находились два выдвижных ящика, в которые Мирослава никогда прежде не заглядывала — пока была маленькой, рабочее место бабушки было под запретом, так как здесь могли лежать ножницы или нож. А когда подросла, то вмешиваться во все эти травные дела стало не интересно.

Девушка, продолжая разговаривать, машинально выдвинула один из ящиков. Внутри оказалось много всякой всячины — мотки тонкой верёвки, запасные ножницы, какие-то коренья, сушёные ягоды, ленты, несколько свечей, коробок спичек, какие-то камни и тетради.

Попрощавшись с мамой и папой, Мирослава нажала «отбой» и достала верхнюю тетрадь — с потрёпанной и потемневшей от времени обложкой, с разбухшими страницами.

Страницы оказались исписаны бабушкиной рукой. Всё связано с травами — названия, когда и где собирать, как сушить, рецепты разных настоев, смесей, чаёв. Мирослава улыбнулась, перелистывая старые страницы — она не знала, что бабушка ведёт подобную тетрадь.

Спустя несколько минут она решила, что пора бы позвонить Быковым, а то потом будет совсем поздно, и положила тетрадь на место — поверх стопки других таких же. Но когда она уже стала закрывать ящик, её внимание привлекла самая нижняя тетрадь в стопке — она отличалась от других, это было заметно даже по одному торчащему уголку обложки.

По спине вдруг пробежали мурашки — у Мирославы появилось чувство, будто она вторгается в личное пространство другого человека. Но руки уже сами тянулись к тетради, извлекли её из-под стопки — толстую, с жёлтыми, хрустящими страницами, кожаной обложкой с выцарапанными символами, похожими на руны.

Почерк был не бабушкин — страницы покрывали округлые буквы, чернила местами слегка растеклись, но Мирослава в любом случае с трудом могла прочитать написанное, потому что почерк был очень непривычным, каким-то древним, устаревшим. Сейчас так не пишут, и твёрдый знак в конце некоторых слов не ставят.

На внутренней стороне обложки Мирослава обнаружила два имени. Поликарп Дмитриевич К. и Агафья Александровна К. Имена были написаны разными людьми — женское выведено более мелкими буквами.

Пролистав тетрадь, девушка увидела, что последние страницы заполнены той же рукой, которой написано женское имя.

Её взгляд зацепился на слово «обряд» на последней странице, и она прочитала несколько строк: «Обряд на сделку. Заключив с ним договор, силу получишь нашу. Поликарп не обманет — всё честь по чести будет. Для этого в ночь Ярилок, на третий час от полуночи, явись на перепутье тропок, что вдоль Плакуньи. С собой нож медный возьми — им ты кровь пустишь, когда настанет момент клятву скреплять»

Мирослава вздрогнула, принялась быстро листать страницы. Написанное в этой тетради ей точно не нравилось: заговоры на порчу, сглаз, обряды для которых требовалась то кровь животных, то земля или гвозди с кладбища. Девушка не верила своим глазам — перед ней лежала самая настоящая колдовская книга. То, что было в ней написано, воспринималось как полная чушь, сказки и народные байки, но тем не менее заставило поёжиться от внезапного ощущения холодка, пробежавшего по спине.

Сама Мирослава не верила ни в какое колдовство, порчу и прочие глупости. Но неужели настолько сильно верила в это всё её бабушка, раз хранила чью-то колдовскую тетрадь и совершала все эти ужасные вещи, описанные в ней? И что за человек понаписал всю эту гадость? Кто-то, кто искренне верил в это или просто был сумасшедшим?

Например, здесь часто упоминались сожжения кошек и других животных ради получения той или иной способности — найти клад, навести порчу, отбить жениха и так далее. Во многих обрядах предлагалось сделать некий «подклад» недругу или тому, кого хочешь извести, то в виде черепа животного, то мертвой птицы, а то и поднести угощение, в составе которого находится чья-либо кровь.

Мирослава в отчаянии помотала головой — нет, не может быть её бабушка какой-то сумасшедшей, верившей во всё, описанное на этих старых страницах. Этому всему должно быть какое-то объяснение.

Она достала остальные тетради и принялась быстро читать, пропуская слова и строчки, но улавливая суть.

Все бабушкины записи хранили в себе описания свойств трав, камней, кореньев и рецепты целебных настоев. Но среди них ещё одна тетрадь оказалась исписана другой рукой — мелким тонким почерком. Имени владельца в этой тетради не нашлось, но её содержание также оказалось более позитивным — заговоры на защиту от злых сил, обереги от сглазов и наговоров, целебные рецепты.

Мирослава разложила их все на столе, и долгое время сидела, рассматривая. При одном взгляде на тетрадь в кожаном переплёте, у неё по спине пробегали мурашки — словно действительно от этого предмета веяло каким-то злым духом.

Ей хотелось немедленно снова сесть в автобус и поехать к бабушке, потребовать объяснений. Но ночных рейсов в Кикеевке не было.

— Ведьмина служба доставки… — Прошептала вдруг Мирослава, озарённая какой-то мыслью, и уже набирая номер телефона Быковых. Трубку взяла баба Надя и, услышав голос Мирославы, радостно воскликнула:

— Славушка! Вернулась так поздно? Ну как там Глафира, в порядке?

— Да, всё хорошо. Операцию сделали, сейчас отдыхает, но домой её не раньше, чем дней через десять отпустят — так врач сказал. А Саша дома? — Мирославе сейчас очень сильно хотелось получить хоть какие-то ответы на свои вопросы, и она обрадовалась, когда баба Надя ответила, что Саша дома. Она на ходу придумала повод:

— А можно попросить, чтобы он пришёл, посмотрел замок на входной двери? С ним что-то случилось, я не могу его закрыть.

Мирослава услышала, как баба Надя громко позвала внука и пересказала просьбу, услышала его не громкое, но твёрдое «сейчас» и только после этого немного успокоилась и рассказала более подробно о поездке к бабушке.

Через пару минут в дверь постучали и Мирослава, сообщив бабе Наде о том, что Саша уже дошёл, положила трубку.

После того, как она впустила его в дом, предварительно открыв громко щёлкающий выдвижной замок, парень в недоумении посмотрел сначала на дверь, потом на Мирославу:

— Я так понимаю, дело не в замке. — Сказал Саша, вопросительно глядя сверху вниз на девушку.

— Помнишь, в тот день, когда ты помогал мне разносить бабушкины пакеты, то пошутил про ведьмину службу доставки? — Выпалила она на одном дыхании, понимая, что стоит задуматься на минуту, и она уже не спросит у него такую глупость.

— Ну, помню, и что? — Парень слегка нахмурился, пока не понимая, к чему ведёт девушка.

— Почему ты так сказал?

— Да просто неудачная шутка…

–Не, не, не, — Мирослава замотала головой, — Ты что-то знаешь, верно? Что говорят про мою бабушку в деревне? Ты когда-нибудь слышал её разговоры с твоей бабушкой о…колдовстве или чём-то подобном?

Саша изучающе наблюдал за встревоженной Мирославой, словно обдумывая — рассказывать ей или нет. Она вдруг направилась на кухню, махнув рукой в призыве следовать за ней.

Там она показала ему одну из тетрадей — одну из тех, в которых писала бабушка. Пробежав глазами по строчкам, Саша пожал плечами:

— И что? Рецепты всякие, названия… Бабушка старенькая, записывает чтобы не забыть. Сама же знаешь, что она в этом разбирается, лечит травами своими.

Мирослава схватила тетрадь в кожаной обложке:

— А как это объяснить? Я не знаю, что и думать. Верить во всё это я не верю, но выглядит всё очень странно. — Она открыла тетрадь и принялась показывать Саше определенные моменты из тех, которые успела прочитать. Девушка и сама не понимала — чего хочет от него. То ли чтобы он дал ей хоть какие-то ответы, или просто разделил с ней недоумение от этой находки.

— Но здесь писала не твоя бабушка. — Саша указал на имена на обложке, предварительно с хмурым видом изучив всю тетрадь.

— Да, но что у неё делает эта страшная вещь? Выглядит как из фильма ужасов, правда? — Мирослава серьезно посмотрела на парня: — Пожалуйста, расскажи то что знаешь.

Он смущенно пожал плечами:

— Да разное люди болтают, только всех их слушать — не переслушаешь.

— Они говорят, что бабушка ведьма, да?

–Ну..и такое тоже. Но сама понимаешь ведь, что это глупости или в шутку. Ведь бабушка твоя вон как хорошо травы знает и умеет их применять. У нее полдеревни травяными чаями запасаются на всю зиму. А то что ведьмой называют — это дурость, от безделья. Ты не знаешь как тут скучно порой бывает — вот и чешут языками.

— А ты сам что думаешь?

Саша молчал, задумавшись, нахмурился и будто хотел что-то сказать, но передумал и вместо этого сообщил:

— Тебя моя бабушка приглашала утром позавтракать. Ещё просила передать, что если хочешь — можешь пока у нас пожить. Ну, если страшно тут одной.

Девушка бросила на него раздражённый взгляд:

— Мне не страшно, а ты не ответил. Что ты думаешь про мою бабушку и все эти разговоры о том, что она ведьма? Ты в принципе веришь в подобную чушь? — Она кивнула на кожаную тетрадь.

— Ну то, что у твоей бабушки запас нестандартных знаний — это факт. Что до всего остального… Понимаешь, иногда случаются такие вещи, что поневоле поверишь в то, во что, казалось бы, глупо верить.

Мирославе показалось, что в его голосе проскользнули печальные нотки и насторожилась:

–Ты о чём?

–Да обо всём! — Чуть более резко и с раздражением ответил вдруг Сашка, явно не желавший продолжать разговор. Но затем тон его смягчился, и он спросил: — Так что, пойдёшь к нам ночевать, пока Глафира Петровна в больнице?

— Не пойду! — Бросила Мирослава таким же резким тоном, каким он ответил ей секунду назад.

Саша развернулся, чтобы уйти и Мирослава, которая не любила ругаться и тем более не хотела этого делать с новым другом, сказала:

— Утром приду на чай, расскажу твоей бабушке подробно про больницу, она спрашивала.

— Хорошо. — Кивнул Саша и замер на пороге: — Дверь на ночь запри и звони если что.

— «Если что» — это что? — Не поняла Мирослава.

— Мало ли, всякое бывает и разные люди тут живут. Слухи здесь за минуту разлетаются, и наверняка уже многие узнали о том, что ты одна дома осталась.

— И что? Полезут грабить?

Саша пожал плечами:

— Кто знает, тут всего можно ожидать.

— Ни разу не слышала ничего криминального про Кикеевку.

— Ты не местная. — Он тут же заметил её то ли обиженный, то ли возмущённый взгляд и поспешил добавить: — Нет, правда. Ты ведь тут бываешь только летом, а я живу тут постоянно…теперь. Знаю, о чём говорю. Так что — звони, если понадобится.

— На мобильный? — Почему-то вдруг спросила Мирослава и тут же смутилась, подумав о том, что это выглядело, как попытка узнать его личный номер телефона. Но Саша, слегка улыбнувшись, ответил:

— На домашний. У меня нет мобильного.

— Как так? Сейчас у всех есть… — Мирослава взялась за ручку двери, так как Саша уже переступил порог и теперь стоял на улице, окутанный вечерним полумраком. Он взглянул на неё, озарённую тёплым светом электрического фонаря, горевшего над дверью:

— Зачем он нужен, если некому звонить?

Мирослава хотела спросить про его маму, но, вспомнив рассказ бабушки о его распавшейся семье, вовремя прикусила язык и просто молча кивнула. Они попрощались, и девушка закрыла дверь, заперев её на замок.