Гемма, ода и другие

Рената Лукьянова

Нелегка жизнь великих героев. Приходиться не только отбиваться от полчищ монстров, спасать прекрасных (и не очень) принцесс и принцев, да совершать подвиги во славу Матери – Создательницы, Великой Криатуры, но и еще заниматься перевоспитанием кровожадных злодеев, отбиваться от ухаживаний настырных полусвятых, ну и конечно же, спасать мир. Главное – глядеть в оба и все вовремя записывать, а то на менестрелей полагаться – гиблое дело. Встречайте, отрывок жития Великой Героини Сотлиссы, написанный собственноручно, со слов очевидцев.

Глава первая

В которой мы знакомимся с главными героями, но ничего особо примечательного не происходит.

413 год от первого пришествия

Кетаналь, маленький, но очень своеобразный городок в среднем Левоскалье…

Ближе к обеду покупатели ползли в лавчонку как мухи на пролитое варенье. Кетанальский народ итак не отличался особым терпением, а уж голодный — и подавно!

— Селка! Селка! Селка!!! — высокая женщина, с прической напоминающей дворницкий веник, уже сорвала голос, пытаясь докричаться до нерадивой подчиненной — Селка, хватит болтать, бекицер, бекицер!

Молодая девушка, сидящая на прилавке с воистину королевским величием, и ухом не повела. Да что там — даже не посмотрела в сторону орущей грымзы.

У ребе Селки Шинкерман, потомственной торговки в четвертом поколении, имелись дела куда важней, чем куча нетерпеливых клиентов, сопящих над ухом. Гораздо приятнее было обсудить свежие новости, да перемыть косточки неугодным вместе со своей любимой сестрицей и по совместительству — коллегой, Андинкой Зотовшвейнис.

Андинка вещала, параллельно с этим выдвигая вперед баночки с изюмным сельдереем, срок годности которого истек еще в прошлом столетии.

— И потом Балка сказала ему прямо: «Каждая девушка имеет свой интерес в жизни, и только одна я живу как ночной сторож при чужом складе. Или сделайте со мной что-нибудь, папаша, или я делаю конец моей жизни…»

Селка присвистнула, и собралась высказать свою точку зрения, как лучше уговорить упертого папашу…

— Хрясь — …но об ее голову разбилась стеклянная банка.

— СЕЛКА! — Глаза старшего менагера Гуриньки налились кровью, на низком бородавчатом лбу вспухла толстая синяя жилка.

Покупатели поспешили к выходу. Некоторые даже забывали покупки.

В магазине остались самые стойкие — бандерши и рыбачки, чьи желтые зубы жадно мяли цигарки — самокрутки.

Торговка нехотя встала у кассового горшочка. К ней тут же подошла одна из посетительниц. Зеленоватое лицо и ярко — оранжевые волдыри выдавали в той постоянную клиентку.

— Здрррасте — бодренько протянула Селка, нарочно растягивая букву «р» — Шо — нибудь желаете?

— Чахоточную корицу и банку фу — помидоров.

— Двадцать восемь фигдамиков и тридцать пять кукишек!

Расплатившись, покупательница тотчас опустила чек в карман. Выкинуть его без риска для жизни можно было только на следующее утро, и то, при условии, если все домашние останутся живы.

— Спасибо большое! — женщина улыбнулась, придирчиво рассматривая соленья. Помидоры как помидоры — светло — коричневые, в фиолетовую крапинку. Женщина никогда не покидала родного города, ей в голову не могло прийти, что помидоры могут быть другого цвета.

— Приходьте до нас ще!

Очередь двигалась дальше. К прилавку уныло приковылял следующий посетитель. Улыбка торговки достигла небывалых размеров.

Считалось, что стереть улыбку с лица ребе Шинкерман можно было лишь только выбив оной зубы. Это было неправдой. Селка относилась к тому редкому разряду людей, которые умеют улыбаться деснами.

— Желаете шо — нибудь особенное?

Новый посетитель, или, как говаривала Ниннелька Лутовман — гость, интересовался товарами примерно как путана — любимой книгой своего клиента. В отличие от остальных, подозрительный тип хотел только одного — тихо и незаметно повеситься.

Одет гость был в белоснежную мантию священнослужителя, увитую сочно-зелеными листьями. Вернее, сочно — зелеными они были, если в душе обладателя царил мир и порядок. Листья же на святом одеянии человека имели тот самый цвет, который мамки часто видели на дне детского горшочка.

Улыбка девушки слегка притухла.

— Авик, не делаете мине больно! Таки скажите уже правду!

Очередь позади него недовольно бурчала. У некоторых покупателей оживал кефир.

— Селка, шо ты там копаешься как девственник в первую брачную ночь! — зычный голос, раздавшийся из пыточной, разом перекрыл злобное бормотание — Бистренько! Бистренько!

Пыточной за глаза называли комнату, где хозяйка учиняла разносы провинившимся работникам. Прилежные продавцы старались обходить кладовку на полусогнутых, для Селки же комнатушка была как дом родной.

— Нам полный… — влажные карие глаза Авика были полны печали.

— Чего угодно дорогому гостю? — Твердь разверзлась, и чудовище вылезло наружу. Тяжело переставляла свои могущественные телеса, Нинелька Лутовман сама вышла к недовольному народу.

Гость не смел пошевелиться, очередь — тоже. Селка пригладила вставшую дыбом челку.

— Предложить вам что-нибудь из нового завоза?

Авик тихо бубнел заупокойную.

— А может, — коварная обольстительница нависла над священником, потрясая огромными потными грудями. — Предложить вам что-нибудь из старого?

Святоша и сам был не без греха. Временами он любил скоротать свободный вечер в компании какой-нибудь безутешной вдовушки…

— Ннннееет, спасибо, я таки просто смотрю! — …однако настолько «старое» даже ему было не по зубам.

Хозяйка магазина, поняв, что гость уйдет отсюда только с заиканием, развернулась и величаво утопала обратно.

Аватор мигом отпрыгнул от прилавка и жестом показал Селке, что подождет ее на улице. Покупатели оставались на растерзание Андинки.

Авик ждал коллегу рядом с мясной витриной, упершись лбом в унылую буренку. Из магазина были слышны звуки ударов и злобное «Что, ублюдки, пожрать захотелось?»

— Ну шо? — Селка перешла прямиком к гешефту — Шо Дон сказал за те гравюрки, шо мы отгрузили на Малокривогожской?

Полусвятой молчал, уныло разглядывая коллегу. Сообщать человеку то, что в скором времени из него вынут кишки, было слегка…неприятно.

Селка терпеливо ждала. Люди из магазина валили толпами. Вслед им неслось жизнерадостное «Шоб вы подавились!»

Молчание затягивалось. Воспользовавшись перерывом, торговка поспешила сделать укладку. Она смачно плюнула на ладонь и прилепила ко чубчик ко лбу.

Ребе Шинкерман была далеко не красавицей. В толпе сочных, фигуристых кетаналек, она казалась бледной молью, которая случайно залетела в стайку расфуфыренных бабочек.

Мутное стекло витрины отражало горбатый кетанальский нос и огромные зеленые глазищи. В сочетании с узким личиком и острым подбородком, во времена сильного удивления это делало ее похожей на страдающую запором жабку.

На голове девушки царил хаос из темно — каштановых кудряшек, единственным спокойным местом среди которых был традиционный торгашеский косой чубчик. Нарисованная на витрине доярка недовольно взирала на тоненькую талию, узкие бедра и тощие ножки. Селка в свою очередь с завистью смотрела на еле прикрытые халатом пузатые бидоны, казавшиеся навскидку размера этак седьмого.

Авик придирчиво осмотрел намалеванную селянку и душевно приложился к витрине лбом.

— Я!

Бумммммм!

Ребе Шинкерман была в экстазе. За стекло Ниннелька платила из своего кармана.

— Не!

Бумммм!

— Знаю!

Бумммммм!

— Как!

Буммммммм!

— Нам!

— Буммммм!

— Отдать!

Буммм!!!!

— Долг!

Несмотря на крепость тарана, витрина стояла до последнего. Полусвятой мученически вздохнул, разглядывая свое отражение.

Курчавая голова, трехдневная щетинка, мятая, поношенная ряса — благочестием от Авика, вопреки его должности даже не пахло. Священнослужитель, казалось, являл собой наглядный пример того, как НЕ должен выглядеть истинный аватор. Однако у Криатуры было другое мнение на этот счет, иначе бы, три года назад, после ритуала Поцелуя, полусвятой отправился драить монастырские сортиры.

— И шо нам таки делать, Селка? — Авик схватился за голову, с твердым желанием вырвать клок волос. Руки его нащупали свежую проплешину. Полусвятой передумал.

Торговка выслушала своего коллегу с привычной беззаботностью. Дабы внести ясность, стоило сказать — ребе Шинкерман не имела духовного сана, а также не была тайно избрана Криатурой для несения ее учений в этот грешный мир.

Селка и Авик были каталами. Настоящими, профессиональными каталами, с общим стажем работы около двух с половиной лет. Всякие сомнительные «гешефты» составляли основной заработок неугомонной парочки, однако временами в работе случались досадные казусы вроде давешнего прокола с провальной партией афродизиаковых дынь.

Фрукты оказались свежими и вкусными, только вот с возбуждающими свойствами слегка подкачали. То ли из — за климата, то ли из — за врожденной кетаналькой гордости, которая мешала жителям прибрежного городка даже и помыслить о собственном сексуальном бессилии. Дыньки возвращали с претензиями и пожеланиями испытать на себе все прелести подобной «стимуляции». Взамен недовольные покупатели требовали лекарство от поноса.

— Ах, Свиток тебе надо? А рыбой в харю не хош? — стекло витрины мелко задрожало.

Гость, видимо, впервые столкнулся с подобным сервисом и рискнул попросить у Андинки Плачевный Свиток^[1]. О таком в магазине Ниннельки и слухом не слыхали. Все конфликты либо заминали и покупателям приносили извинения, либо последние попросту не доживали до их разрешения.

— Авик, мне таки пора — Селка ловко увернулась от летящей в ее сторону воблы.

— А мине шо делать? — вид у полусвятого более жалкий, чем у отвергнутой рыбины.

— Давай пока сделаем базар тому, шо предлагали Бене, поглядим скоки дадут за магию?

Аватору ничего не оставалось, как согласно кивнуть и устремиться на широкую Фаерболльскую.

Селка ободряюще помахала коллеге ручкой и переступила через оглушенного жестяной банкой покупателя. Это был самый обычный рабочий день…

Бульплеска, маленький, но гордый прибрежный городок в нижнем Левоскалье.

Темнеет.^[2]

…Из-за накрывшей город ночи, вода в бухте казалась особо зловещей и напоминала неразбавленные чернила. Месяц был скрыт облаками и лишь изредка показывал любопытный нос, освещая окрестности рваным, неровным светом. По сути, самому небесному светилу ничего не угрожало, но даже ему было слегка не по себе.

Бежать было некуда. Квар оказался прямо в тупике — справа и слева на него злорадно пялились железные замки на плотно закрытых дверях. Ночная жизнь в этой части города была относительно спокойной — к этому часу здешние жители либо спали, либо были мертвыми.

Аквамариновый гемм хотел рвануть назад и попытаться убежать, но было слишком поздно. Его преследователь стоял в паре шагах позади, и, что самое обидное, выглядел таким же свежим, как и в начале погони.

Молодого человека охватила паника. Он знал, что встречи, подобные этой бывали только раз в жизни. В тот день обычно жизнь и заканчивалась.

Месяц боязливо показался из — за тучи, в надежде хоть краем рога увидеть, что будет дальше.

Квар понимал — терять ему нечего. Юноша попятился назад и отчаянно крикнул:

— Почему? Почему ты охотишься за нами? В чем смысл?

Гемм знал, что слабая попытка понять тонкую душевную организацию серийного убийцы его не спасет, но тот, видать, учел право жертвы на последнее желание. На губах охотника появилась кривая улыбка.

— Я делаю это во имя любви!

С этими словами он вогнал в грудь юноши длинный нож. Прямо в основание ярко — голубого камня.

Боли, что удивительно не было вообще. Жертва слабо дернулась и, покачнувшись, упала на сырые доски.

Алекс склонился над телом и привычным движением вырезал ядро. Из дыры в груди струилась насыщенно — голубая лифа^[3]. Охотник равнодушно вытер кинжал и, не оглядываясь, пошел прочь…

Логово Иного

Спустя три часа после трагических событий в Бульплеске.

Обстановка, располагающая к полному покою и умиротворению.^[4]

— Согласно результатам теста вы являетесь личностью меланхолического склада ума, легко подверженной захвату подыхдухов^[5] и частой смене настроений. Они могут проявляться у вас в самой различной форме, вплоть до попытки суицида после трех часов беспричинного смеха… — ярко-красные перышки ловко перебегали со строчки на строчку.

— Да ну? — недоверчиво спросил Алекс, привычно представляя на месте попугая аппетитный шашлычок.

Пернатый друг и соратник Иного свесился с деревянной жердины и немного отпил из какой-то колбы. Гемм с надеждой воззвал к Матери-Создательнице, моля, чтобы вместо воды там оказался какой-нибудь яд замедленного действия.

— Также этот месяц будет чрезвычайно богат на события. Вас ожидает дальняя дорога, казенный дом, дама сердца…

— И это все произойдет за один месяц? — с сарказмом переспросил охотник. У некоторых геммов столько событий не происходило за всю жизнь.

— Звезды говорят, что да! Еще встреча с человеком из прошлого, внезапная перемена полюсов и успех у людей обоего пола…

От дальнейших откровений охотника спас сам колдун.

Иной был верен себе. Колдун неслышно просочился в комнату, заставив юношу испуганно вздрогнуть.

Внешность чернокнижника возмутительно не вписывалась в классический образ злобного злодея. Под длинной, темно-синей мантией покоились не истлевшие кости, а вполне обычное человеческое тело, облаченное в уютный домашний халат. На ногах практикующего специалиста черной магии красовались мягкие тапочки, украшенные собачьими мордочками.

— Мой господин! — гемм вскочил и поклонился вошедшему.

— Алекс, я же просил не называть меня так!

Читатели, ожидающие услышать утробный голос и увидеть пустые красные глазницы, могут захлопнуть книгу и с чистой совестью поставить ее на полку. Лицо у некроманта было совершенно обычное, местами даже симпатичное. Умные серые глаза, аккуратная бородка и темно — каштановые волосы — маг был похож скорее на учителя, чем на злобного ведуна, который любил пару раз в месяц скоротать ночь на в пустой могилке.

— Как вам будет угодно. Я принес вам камень!

— Отлично! — Иной пристально осмотрел аквамарин и слегка попробовал тот на зуб. — Осталось найти еще несколько, и она будет с тобой!

Лицо гемма озарила улыбка. Скулы заныли от непривычного напряжения. Он не улыбался с тех пор, когда принес магу первый камень. Если это правда…

— Я могу… ее увидеть?

— Конечно!

Иной щелкнул пальцами. Украшенная причудливыми узорами стена отъехала в сторону. Алекс нерешительно шагнул вперед и закашлялся. Комнату заволокло густым дымом.

— Что…это… такое?

— Ты пил из этой банки? — Иной был действительно талантливым магом — виновника творящегося безобразия он нашел невероятно быстро и требовательно ткнул его башкой в стеклянную колбу.

Из сосуда, откуда пил попугай, лезла самая разнообразная живность — от простейший амеб до крошечных ящерок. Не прошло и пары секунд как по всей лаборатории что — то квакало или шипело.

— Алекс я вынужден попросить тебя уйти! — голова Иного вынырнула из горки копошащихся сороконожек.

— Но…Я не видел ее целый месяц!

— Прости, но сейчас, не самое подходящее время — мягко, решительно возразил маг, выплевывая изо рта карликовую змею.

Птица бестолково металась по комнате и истошно верещала, надеясь убить червей хотя бы морально. Закладывая очередной вираж, она случайно запуталась в вечерке с сушеными грибами. От остальных грибов их отличали симпатичные крапчатые шляпки и умение разговаривать.

Сознание несчастной птички помутилось. Вообразив себя воином — смертником, она громко чирикнула и пошла в лобовую атаку на собственного господина.

— Иной, я прошу, позволь мне хотя бы….

— Алекс, ты… ЧПОК!

Клюв попугая легко вошел в висок мага.

Глаза колдуна описали красивую окружность и налились кровью.

По — настоящему вывести из себя Иного было практически невозможно, однако домашний питомец обладал уникальным талантом проделывать это в рекордно короткие сроки.

Под грозным взглядом, птица мигом пришла в себя.

— Хозяин я…вввваааарк!

Шаровая молния, пущенная следом, попала точно в цель и подпалила попугаю хвост. Гемм понял, что на этом празднике жизни он был лишним.

Он молча подобрал дорожную сумку и поспешил откланяться.

— Алекс, осталось недолго! — голос колдуна была на редкость спокоен, будто бы это не он только что призывал на голову непутевого попугая все мыслимые и немыслимые кары. — Всего три камня, и она будет жить!

— Я не задержусь! — не оглядываясь, бросил Алекс и неслышно прошептал одними губами — Прошу, дождись меня!

Гранд-Кафедраль

Большой, но не такой своеобразный как Кетаналь и не такой непонятный как Пальмовая Роща, город при самом Пике Скалы. Неподалеку от Великого Древа.

— Из глубины своих сердец воззовем и помооолимсяяяяааа!

Хор в белых одеждах встрепенулся, будто кто-то невидимый дал певцам хорошего пинка, и заунывно протянул:

— Талллллааааааа Криатууура!

Как только провыли последнюю часть контаты, Верховный аватор развел руки в стороны и проникновенно затянул:

— О, великая Криатура, прости детей своих, которые посмели потревожить твой сон. Благослови нас, недалеких и дремучих. Просвети нас, неразумных и скудоумных…Дай хотя бы кроху от твоего всеблагого и великого сознания для нас, ограниченных и посредственных…Наполни головы наши…

Унижаться подобный образом священнослужитель мог до посинения. Он пять лет шел к своему первому воззванию и был готов взять Мать — Создательницу измором.

— Да что ты надрываешься? Здесь я!

Аватор не глядя отмахнулся и продолжил:

— И наставь нас на путь истинный, ибо сами мы не в силах…

Далее шла партия хора. Никто из певцов не пикнул. Все, как зачарованные смотрели куда-то за спину священника, не смея пошевелить и пальцем. Жужжащая под сводами храма муха смутилась и поспешила приземлиться.

Священник недовольно оглянулся. Позади него стояла вполне обычная на вид женщина, в руках которой была скалка.

— Ну и? — ворчливо поинтересовалась она, недовольно приподнимая волосатую бровь.

Аватор горячо любил свою работу и быстро смекнул, кто стоит у него за спиной и чьё терпение он дерзнул испытывать.

Священный Свиток — сборник божественных откровений, не давал никаких указаний, как вести себя в подобной ситуации. Оставалось лишь ждать, пока в тебя шарахнут святой молнией, либо бежать к священному древу и самому вешаться. Ни к первому, ни ко второму, аватор пока не был готов.

Священник пал ниц и попытался обслюнявить подол мантии разгневанного божества.

— Да перестань валяться! Встань! — Криатура брезгливо одернула платье и несильно пнула священника в бок.

Аватор послушно принял вертикальное положение, однако мантию из рук так и не выпустил. Теперь присутствующие знали, какое Богиня предпочитает нижнее белье. Что — то подсказывало им, что скоро они узнают про ее любимый способ казни.

Незадачливый мужичок поспешно выпустил хламиду, утер вспотевшую от волнения лысину и приготовился ждать худшего.

— Сильно долго соображает, но для первого раза пойдет!

Создательница вернула мантию на место и мигом забыла о святейшем проколе. Она пристально осмотрела зал и довольно приветливо махнула паре знакомых аваторов рангом ниже. Те, в свою очередь, не спешили стелиться перед ногами Создательницы подобострастными червями, а лишь слегка кивнули, будто приветствовали хорошую знакомую.

— А где Сотлисса?

Один из священников легко похлопал по плечу сидящую справа от него девушку, которая что — то упоенно строчила в длинном свитке. Девушка не шелохнулась. Святой отец, не церемонясь, выбил из — под нее стул. Не меняя позы, девушка продолжила сидеть, только уже без опоры.

Край свитка начал тлеть. Девушка притушила горящую бересту, приветливо улыбнулась и, как ни в чем не бывало, продолжила скрипеть пером.

Верховный аватор не понимал, что происходит. Согласно Святейшему Свитку, за такое Создательница давно уже должна была спалить храм до основания.

Закончив, грешница любовно скатала пергамент в трубку и закрепила ее в чехле на поясе. Дело всей ее жизни было в безопасности.

— Сотлисса, — молвила богиня. — Ты избрана была, чтобы нести ТяжкОе бремя героини.

Вышеупомянутая Сотлисса скрестила руки на груди и нахально улыбнулась:

— Неужто и про спор забыли вы, о Криатура?

— Сотлисса! Ну не здесь же!

— Почему же? Как раз святилище сие

Подходит идеально

Для совершенья ритуала.

Криатура тяжко вздохнула и стремительно начала расти. Тело прародительницы становилось все более прозрачным, а выражение лица — все более несчастным. Достигнув свода, Матушка остановилась и прогромыхала:

— Подойди сюда, Сотлисса Бельсельведейская, и внемли моим словам!

— Я здесь, моя богиня!

— Сотлисса,

Тебе я дать хочу

Священное задание.

Узри, ты знаешь юношу сего?

В воздухе перед героиней соткалась полупрозрачная мужская фигура. Невысокого роста, худощавый, с горящим зеленым камнем в груди.

— И что же сделать я должна с ним, Криатура?

— Найти его должна ты и…

— Убить? — скучающим тоном ответила за нее девушка. Ее работа не отличалась разнообразием.

— Глаголишь истину ты, дочь моя!

— Хорошо же!

Я отправляюсь в путь сию секунду!

Благослови, о Криатура!

— Ступай, мое создание! — вновь принявшая нормальные человеческие размеры богиня сорвала пару листков со священного древа и осыпала ими покорно склоненную голову.

— Талла Криатура!

Небожительница благостно улыбнулась и растворилась в потоке света. Ее исчезновение пришлось вместе с сокрушенным воплем аватора, который позорно профукал свою партию прощания.

Привычные ко всему хористы сползали со сцены, здорово напоминая шеренгу разбуженных с бодуна привидений. Криатура была женщиной занятой и тратить драгоценное время на выслушивание унизительной литании прощания у нее не было ни малейшего желания.

Сотлисса легко поднялась с колен и, показав верховному сановнику большой палец, покинула собор вместе с остальными.

С превеликим трудом отмахнувшись от кучки поклонников, разрывающих на себе рубашки с надписью «Проткни меня!», героиня спустилась в Священный Сад, дабы там, в молитвах и уединении обрести гармонию и спокойствие перед грядущей миссией…

…Ну или просто поговорить за жизнь со старой подругой.

Посередине излюбленного места отдыха Криатуры раскинулось небольшое озеро, над поверхностью которого изящно кланялись плакучие ивы. Жмущиеся у берега камыши отлично прикрывали наготу, если гостям матери — создательницы хотелось искупнуться. Или на случай, если в храме отключали горячую воду.

Не успела Сотлисса снять с себя одежды, как за ее спиной раздалось насмешливое:

— Прямо сегодня пойдешь?

— О да, моя богиня — не оглядываясь, героиня замотала волосы в жуткий гибрид косы и гульки.

— Ибо не привыкли слуги твои откладывать свои дела

Надеясь лишь на призрачное «завтра».

Согласна ль ты со мной?

Явившаяся вслед за голосом Создательница решительно отличалась от спустившегося в храм чучела.

Властелина Скальномирья сменила длинную алую хламиду на обычную светлую тунику, подпоясанную кожаной тесемкой, прелестные ножки, покоились в объятиях легких цветастых шаровар.

— Итак, теперь давай

Без всякого словесного поноса,

Обсудим мы случившееся дело

— не чинясь, богиня плюхнулась прямиком на травку.

— Должна найти ты Алекса,

То верно,

Однако по — другому с ним поступишь

Нам убивать его нет смысла…

— Неужто перед этим

Мне суждено свершить над юношей греховным сим

Телесное соитие в особо извращенной форме?

Криатура, безмятежно подставила лицо дневному солнышку и слегка приоткрыла левый глаз.

— О, героиня, расскажи

С какого корня в сей головке

Столь изощренная фантазия растет?

— Тогда мне надобно

Каким-то образом особым

Разведать тайны все его?

Но пытки ж запретили вы внезапно

Когда нечаянно, отрезало вам сапогом лодыжку?

— То был лишь раз и то случайно!

Да и вообще, скажи-ка мне на милость

Коль скоро ты закончишь свой роман

Который житием зовется?

— И все-то ты знаешь — девушка поспешила прыгнуть в воду.

У Сотлиссы Бесельведейской были странные представления о нормах приличия. Она могла спокойно расхаживать нагишом по дому, а иногда, забывшись, прийти в таком виде на деревенские торги, но когда вопрос заходил о ее книге, бесстрашная героиня становилась стыдливее самой забитой монашки.

— Найти ты Алекса должна и попытаться

Понять все умыслы его шальные.

— И это все? — простодушно спросила героиня, выныривая рядом с бережком.

Собравшаяся вокруг сада толпа восхищенно взвыла. Послышались аплодисменты и стук падающих тел. Особо впечатлительные фанаты падали в обморок.

Криатура взирала на свое чадо с нескрываемым одобрением и некоторой толикой банальной бабской зависти.

Высокая, смуглая, с превосходной фигурой, героиня легко бы заткнула за пояс многих красоток, сверкающих искусственными прелестями с обложек гравюрок для взрослых. Выращенная на чистом горном воздухе в племени амазонок, Сотлисса обладала роскошной грудью и аппетитными широкими бедрами, которые ни в коем случаем нельзя было назвать пухлыми.

Темные, слегка раскосые, как у всех жительниц Поднебесных Скал, глаза и пухлые губки довершали заманчивый образ естественной красоты, данной с одобрения самой Матушки-природы.

— Кому как не тебе их знать, коль ты сама

Его создала в творчества порыве

Иль ты была слегка под кайфом?

— два метра чистого секса выжали намокшие волосы.

— В том-то и дело — Богиня выглядела несколько озадаченной. — Я вижу только краешек его души, остальное давно уже поглотила какая-то черная злая сила, но этот краешек…Сотлисса, он сожалеет о содеянном, ему нужна помощь.

Сердце богини, как у любой нормальной матери, болело за злодея, словно тот был любимым, но непутевым сыночком.

— Для остальных ты послана его убить, на самом деле я хочу, чтобы ты поняла, что им движет и помочь этому бедняге.

— Здорово придумано!

— Конечно здорово, я же Богиня! — временами Криатура слегка заигрывалась в «божественность».

— Как прикажете, о, Властелина!

Богиня воздела руки к небу и начала готовится к возвращению в чертог. Она обожала играть на публику. Даже если зритель видел подобное представлением уже раз десять.

— Отправляйся, мое чадо — на голову великой героини посыпались солнечные искры, которые приносили небывалое везение во всех начинаниях^[6] — И да прибуду с тобой Я!

— Талла Криатура!

Вымытая и осененная благодатью, амазонка легко вышла на тропинку, ведущую в город.

— Сотлисса! — голос Криатуры нагнал ее перед самыми воротами.

— Да?

— Ты это…оденься, что ли!

Примечания

1

Жалобная книга

2

Что не удивительно, ибо, по всем законам жанра, все трагические события, как правило, происходят в кромешной тьме.

3

Жидкость, заменяющая геммам кровь.

4

Смысл дергаться? Все равно уже хуже не будет!

5

Мелкие злобные душки, нагоняющие на человека уныние.

6

Если при этом голова героя не сгорала.