Умолкнувший оратор

Рекс Стаут, 1946

Ниро Вулф, страстный коллекционер орхидей, большой гурман, любитель пива и великий сыщик, практически никогда не выходит из дому. Все преступления он распутывает на основе тех фактов, которые собирает Арчи Гудвин, его обаятельный, ироничный помощник с отличной памятью.

Глава 11

В четверть третьего ночи Вулф взглянул на настенные часы и со вздохом произнес:

— Что ж, мисс Гантер, я готов выполнить свою часть договора. Я обещал ответить на ваши вопросы после того, как вы ответите на мои. Спрашивайте.

Мне некогда было любоваться красотой мисс Гантер, поскольку по требованию Вулфа я вел стенографическую запись беседы и, не поднимая глаз, уже исчеркал пятьдесят четыре страницы. Вулф пребывал в настроении, которое я называл «загляни-под-каждый-камень», и, с моей точки зрения, некоторые записи имели примерно такое же отношение к убийству Буна, как историческая переправа армии Джорджа Вашингтона через реку Делавэр. Правда, кое-что могло оказаться полезным. Главным образом ее путевые заметки о передвижениях в прошлый вторник. К своему удивлению, мисс Гантер ничего не знала о совещании, помешавшем Буну отправиться вместе со всеми на поезде. Обычно она была в курсе всех его дел. В Нью-Йорке она вместе с Элджером Кейтсом и Ниной Бун отправилась в отделение Бюро регулирования цен. Кейтс пошел в аналитический отдел, а они с Ниной принялись помогать сотрудникам бюро отбирать на складе товары, необходимые для иллюстрации предстоящей речи Буна. Там был огромный ассортимент самых разных вещей, начиная от зубочисток и кончая пишущими машинками, и только к шести часам они управились с работой, отобрав два консервных ножа, два разводных ключа, две мужские рубашки, две авторучки и детскую коляску. Один из сотрудников помог мисс Гантер вынести все это добро на улицу и поймать такси до отеля «Уолдорф», куда уже уехала Нина. Коридорный поднял товары на этаж, где находился Большой бальный зал и гостиная. Там мисс Гантер узнала, что Бун просил ему не мешать, поскольку он готовится к выступлению в задней комнате, позднее ставшей печально известной как Комната убийства. Представитель НАП, генерал Эрскин, проводил ее туда.

— Генерал Эрскин? — переспросил Вулф.

— Да. Эд Эрскин, сын президента ассоциации. — (Я фыркнул.) — Он бригадный генерал, — объяснила она. — Один из самых молодых генералов в авиации.

— Вы с ним знакомы?

— Нет, но видела его раз или два. Однако, само собой, я его терпеть не могу. — (На этот раз я не сомневался: она не улыбалась.) — Я ненавижу всех, кто связан с НАП.

— Естественно. Продолжайте.

Эд Эрскин подкатил коляску к двери комнаты за сценой и распрощался. Фиби Гантер пробыла у Буна не больше двух-трех минут. Впоследствии полиция потратила много часов на изучение этих двух или трех минут — последних минут, когда кто-то, кроме убийцы, видел Буна живым. Ну а Вулф потратил на них две странички моего блокнота. Бун был сосредоточен и напряжен сильнее обычного — ничего удивительного в данной ситуации. Он вытащил из коляски мужские рубашки и разводные ключи и разложил на столе, просмотрел сопроводительные документы, напомнил мисс Гантер, чтобы во время его выступления она сверялась с напечатанным текстом и отмечала все отклонения от оригинала, которые он сделает. Затем отдал ей кожаный чемоданчик и попросил оставить его одного.

Она вернулась в гостиную, выпила два коктейля подряд, поскольку явно в этом нуждалась, затем вместе со всеми проследовала в бальный зал, отыскала восьмой столик возле сцены, зарезервированный для представителей Бюро регулирования цен, и села. Она как раз ела фруктовый салат, когда неожиданно вспомнила, что забыла кожаный чемоданчик на подоконнике в гостиной. Но никому ничего не сказала, не желая признаваться в своей оплошности, и только собралась было, извинившись перед сидевшей рядом миссис Бун, выйти из-за стола, как Фрэнк Томас Эрскин поднялся на сцену и объявил в микрофон: «Дамы и господа, с глубоким прискорбием вынужден сообщить вам печальную новость, по причине которой никому не разрешается покинуть зал…»

Лишь спустя час ей удалось попасть в гостиную, но кожаный чемоданчик исчез.

Бун говорил ей, что в чемоданчике находятся валики с надиктованными им днем в вашингтонском офисе текстами. Больше она ничего не знала. В том, что Бун не рассказал ей о содержании записей на валиках, не было ничего удивительного, поскольку он редко этим делился. Для текущей работы мистер Бун пользовался услугами нескольких стенографисток, но самые важные письма и распоряжения, которые могли содержать конфиденциальную информацию, он записывал на диктофон и давал перепечатывать только мисс Гантер. Всего было двенадцать таких чемоданчиков с десятью валиками в каждом, и чемоданчики эти постоянно курсировали между мистером Буном и мисс Гантер, а также мисс Гантер и другими стенографистками, поскольку Бун практически всегда пользовался диктофоном. Чемоданчики были пронумерованы. Пропал номер четвертый. Мистер Бун всегда пользовался диктофоном фирмы «Стенофон».

Мисс Гантер призналась, что совершила ошибку. До утра среды она никому не говорила о пропаже, пока полиция не поинтересовалась, что лежало в кожаном чемоданчике, с которым мисс Гантер пришла в гостиную. Конечно, какая-то крыса из НАП донесла об этом полицейским. Она объяснила свое молчание нежеланием признаться в халатности, заметив, однако, что это никому не причинило вреда, поскольку содержимое чемоданчика никак не могло быть связано с убийством.

— Четыре свидетеля утверждают, что, когда вы из гостиной направились в бальный зал, чемоданчик был при вас, — пробурчал Вулф.

Слова Вулфа не произвели на Фиби Гантер особого впечатления. Она как ни в чем не бывало пила бурбон с водой и курила сигарету.

— Или вы верите им, или вы верите мне. Меня нисколько не удивит, если не четыре, а все сорок человек из ассоциации заявят, что подглядывали в замочную скважину и видели, как я убила мистера Буна.

— Вы говорите о членах НАП. Но миссис Бун не имеет отношения к ассоциации.

— Не имеет, — передернула плечами Фиби. — Мистер Кейтс рассказал мне, что она обо мне говорила. Миссис Бун меня недолюбливает. А возможно, хотя я в этом сильно сомневаюсь, она ко мне вполне неплохо относится, но ей ненавистна сама мысль, что ее муж зависит от меня. Обратите внимание, что ей даже не пришлось лгать: она ведь не говорила, что видела у меня в руках чемоданчик, когда я выходила из гостиной.

— А в чем именно мистер Бун зависел от вас?

— В том, чтобы я выполняла его приказания.

— Конечно, — едва слышно пробормотал Вулф. — Но что он получал от вас взамен? Послушание? Преданность? Дружеское участие? Счастье? Экстаз?

— Боже правый! — Лицо ее исказила гримаса отвращения. — Можно подумать, что эти вопросы задает жена какого-нибудь конгрессмена… Мистер Бун получал высококвалифицированную работу. Не стану утверждать, что за те два года, которые я работала на мистера Буна, я не испытывала экстаза, но я всегда оставляла его за дверями офиса, да и вообще я приберегала его на потом, предвидя встречу с мистером Гудвином. — Она всплеснула руками. — Наверное, вы тоже читаете старомодные романы. Что ж, если вам так хочется узнать, была ли у меня интимная связь с мистером Буном, мой ответ «нет». Во-первых, у него не было времени для флирта — как, впрочем, и у меня. Во-вторых, он был не в моем вкусе. Правда, я почти боготворила его.

— Да неужели?

— Да, — ответила она с нажимом. — Он был раздражительным и слишком придирчивым, весьма упитанным и вечно обсыпанным перхотью; более того, он сводил меня с ума требованиями строго соблюдать его расписание. Но это был самый честный, самый благородный человек в Вашингтоне из всех, кого я знала. Он боролся с самой гнусной шайкой свиней и рвачей на всем белом свете. И поскольку сама я человек крайне нерешительный, то боготворила его, а вот где он мог достичь экстаза, тут уж, извините, это не ко мне.

Казалось, вопрос степени экстаза мы закрыли. Заполняя страницу за страницей в своем блокноте, я спросил себя, насколько верю ее словам, и, когда понял, что стрелка моей веры, достигнув отметки «девяносто», продолжает ползти к «ста», дисквалифицировал себя за пристрастность.

У Фиби сложилось определенное мнение относительно убийства. Она сомневалась, чтобы несколько членов НАП, пусть даже двое, могли вступить в сговор с целью убить Буна, поскольку все они были слишком осторожны и не рискнули бы замыслить столь сенсационное преступление. Это мог совершить лишь одиночка, кто-то из тех, кому мешала деятельность Буна как руководителя Бюро регулирования цен или чьи интересы были ущемлены столь сильно, что перспектива запятнать репутацию ассоциации отошла на второй план. Поэтому Фиби Гантер согласилась с Вулфом, что промышленники заинтересованы в поимке убийцы.

— Тогда не означает ли это, — спросил Вулф, — что вы лично и ваше бюро предпочли бы, чтобы убийца не был обнаружен?

— Может, и означает, — призналась мисс Гантер. — Однако я не настолько логична и хочу, чтобы преступника поймали.

— Потому что вы боготворили мистера Буна? Это понятно. Но в таком случае почему вы не приняли мое приглашение прийти вчера вечером, чтобы все обсудить?

То ли у нее ответ был заранее заготовлен, то ли ей не надо было ничего придумывать.

— Потому что мне не хотелось. Я очень устала и не знала, кто еще будет. И я уже тысячу раз ответила на тысячу вопросов в полиции и в ФБР и мечтала отдохнуть.

— Однако с мистером Гудвином вы все же приехали…

— Конечно. Любая девушка, которая нуждается в отдыхе, отправилась бы с мистером Гудвином куда угодно, потому что с ним можно не включать мозги. — Даже не взглянув в мою сторону, она продолжила: — Однако я не собиралась провести здесь всю ночь, а время уже позднее. Теперь моя очередь задавать вопросы.

И тут Вулф взглянул на часы и со вздохом сказал:

— Спрашивайте.

Она переменила позу, сделала глоток бурбона, эффектно откинула голову на спинку кресла из красной кожи и спросила безразличным тоном:

— Кто связался с вами от имени НАП, что они вам сказали, на что вы согласились и сколько они вам платят?

Вулф был настолько поражен, что едва не заморгал глазами:

— О нет, мисс Гантер, так дело не пойдет!

— Почему? Мы ведь договорились!

Вулф понял, что загнал сам себя в ловушку.

— Хорошо, давайте-ка поглядим. Ко мне приехали мистер Эрскин с сыном, мистер Бреслоу и мистер Уинтерхофф. Затем появился мистер О’Нил. Они наговорили с три короба, но в результате наняли меня провести расследование. Я дал согласие попытаться найти убийцу. А во что им…

— Независимо от того, кем бы он ни был?

— Да. Не перебивайте. Во что им обойдется мое содействие, покажет будущее. Мой гонорар будет прямо пропорционален расходам. Мне не нравится НАП. Я анархист.

Вулф явно решил продемонстрировать свою эксцентричность, чтобы максимально использовать ситуацию. Мисс Гантер не обратила на это внимания.

— Не пытались ли они внушить вам, что убийца не принадлежит к их ассоциации?

— Нет.

— Не создалось ли у вас впечатления, что они подозревают какое-либо определенное лицо?

— Нет.

— Не считаете ли вы, что убийцей является один из них?

— Нет.

— Стало быть, вы довольны, что ни один из них не является убийцей?

— Нет.

Она раздраженно всплеснула руками:

— Это глупо! Вы ведете нечестную игру. И только и делаете, что говорите «нет».

— Я отвечаю на ваши вопросы и не сказал ни слова неправды. Сомневаюсь, что вы были так же честны со мной.

— В чем же я вас обманула?!

— Пока не знаю. Еще не знаю. Но непременно узнаю. Продолжайте.

— Простите, — вмешался я, — но у нас еще не было прецедента, чтобы вас допрашивал человек, подозреваемый в убийстве. Следует ли мне все это записывать?

Вулф даже не взглянул в мою сторону:

— Продолжайте, мисс Гантер. Мистер Гудвин всего лишь воспользовался случаем, чтобы назвать вас подозреваемой в убийстве.

Она пыталась сосредоточиться и тоже меня игнорировала.

— Не считаете ли вы, — спросила она, — что использование в качестве орудия убийства разводного ключа свидетельствует о непреднамеренном убийстве? Ведь никто не знал, что там окажется ключ.

— Нет.

— А почему?

— Потому что убийца мог явиться вооруженным, но, увидев разводной ключ, решил воспользоваться им.

— И все же могло ли убийство быть непреднамеренным?

— Да.

— Не создалось ли у вас впечатления, что кому-то из НАП известно, кто взял кожаный чемоданчик и куда он делся?

— Нет.

— Или где он сейчас находится?

— Нет.

— Подозреваете ли вы кого-нибудь?

— Нет.

— Почему вы послали за мной мистера Гудвина? Почему именно за мной, а не за кем-либо другим?

— Потому что вы не ответили на мое приглашение и я хотел узнать причину.

Она замолчала, выпрямилась, допила бурбон и пригладила волосы.

— Все это чушь! — с чувством произнесла она. — Я могу хоть целую неделю задавать вам вопросы, но откуда мне знать, что вы говорите правду? Вы утверждаете, например, будто вам неизвестно, что стряслось с чемоданчиком и где он находится. А он, возможно, спрятан в этой самой комнате. Может быть, даже в вашем письменном столе.

Она посмотрела на свой стакан, увидела, что он пуст, и поставила на столик, на котором обычно выписывали чеки.

— Я находился в таком же невыгодном положении, когда расспрашивал вас, — кивнул Вулф.

— Но мне незачем вам врать!

— Вздор! У людей всегда есть причина что-нибудь скрывать. Продолжайте.

— Не стоит. — Она поднялась и разгладила юбку. — Это бесполезно. Лучше поеду домой и лягу спать. Посмотрите на меня. Я наверняка похожа на старую кошелку, да?

Мисс Гантер снова удалось обескуражить Вулфа. Он явно не привык, чтобы женщины спрашивали его, как они выглядят.

— Нет, — буркнул он.

— Опять «нет», — улыбнулась она. — А я измотана до предела. Но обычно чем больше я устаю, тем меньше это заметно. Во вторник я пережила самое сильное потрясение в жизни и с тех пор очень плохо сплю. — Она обернулась ко мне. — Скажите, пожалуйста, где тут можно поймать такси?

— Я вас отвезу. Мне все равно нужно поставить машину в гараж.

Она пожелала Вулфу спокойной ночи, мы оделись, вышли и сели в машину. Мисс Гантер откинулась на сиденье и на секунду закрыла глаза, затем открыла их, выпрямилась и посмотрела на меня.

— Итак, вы имели успех у Ниро Вулфа, — заметил я, словно разговаривал с незнакомкой.

— Не стоит быть таким холодным. — Она обхватила мою руку чуть пониже плеча и крепко сжала. — Не обращайте внимания. Это ничего не значит. Иногда мне просто хочется чувствовать рядом крепкую мужскую руку. Вот и все.

— Хорошо, я действительно мужчина.

— Как я и подозревала.

— Когда все закончится, я с удовольствием научу вас играть в бильярд или проверять слова в словаре.

— Спасибо. — (Мне показалось, она вздрогнула.) — Когда все закончится.

В конце Сороковых улиц нас задержал светофор.

— Кажется, у меня сейчас начнется истерика, — сказала она. — Не пугайтесь.

Я посмотрел на нее. В жизни не видел человека, столь далекого от истерики. Когда я остановил машину перед ее домом, она выпорхнула на тротуар — я не успел даже пошевелиться — и протянула мне руку:

— Спокойной ночи. Или это является нарушением ваших правил — пожать руку подозреваемой в убийстве?

— Конечно. — (Мы обменялись рукопожатием. Ее рука идеально подходила моей.) — Чтобы поймать ее врасплох.

Она скрылась в подъезде, возможно одарив швейцара коротким взглядом, чтобы подкрепить его мотивацию.

Поставив машину в гараж и вернувшись домой, я зашел в кабинет, чтобы проверить, хорошо ли заперт сейф. На моем столе лежала нацарапанная рукой Вулфа записка:

Арчи, впредь не встречайся с мисс Гантер без моего приказа. Умная женщина всегда опасна. Мне не нравится все это дело. Завтра я решу, не следует ли от него отказаться и вернуть аванс. Утром вызови Пензера и Гора.

Н. В.

Противоречивость записки свидетельствовала о том, в какой растерянности пребывал шеф. Ставка Сола Пензера составляла тридцать долларов в день, а Билла Гора — двадцать, не говоря уже о неизбежных текущих расходах. И если Вулф пошел на такие издержки, значит задаток он возвращать не собирался. Ему просто хотелось, чтобы я пожалел его, поскольку он взялся за такую трудную работу. Я поднялся в свою комнату, мимоходом посмотрев на его дверь на втором этаже. Красная лампочка горела. Значит, Вулф включил сигнализацию.