Тайна Свинкса. Спасти мир

Регина Сервус, 2023

Симбиоз фэнтези и научной фантастики, рассказывающий о двух земных детях, которые помогают двум инопланетным существам и попутно спасают свою родную планету от неминуемой гибели. Много приключений, немного лирики и небольшой экскурс в прошлое, когда недобросовестные чиновники задерживали выплату детских денежных пособий, а отчаявшиеся мамочки боролись с ними любыми (не всегда законными) способами.

Т А Й Н А С В И Н К С А.

Антинаучная фантастика в воспоминаниях и снах, с посещениями пришельцев, коррупционерами и идеалистами, любовью и ненавистью. Автор предупреждает, если вы в одном из персонажей узнаете себя, своих знакомых или родственников, а также, если какое-то из описанных здесь событий покажется вам подозрительно знакомым, не спешите бежать в милицию, к прокурору или врачу, проконсультируйтесь для начала с кем-нибудь из уфологов или с председателем местного общества двойников. От них вы узнаете много интересного, в том числе и то, что, когда правда на самом деле оказывается вымыслом, а ложь является истиной, когда желаемое принимают за действительное, а сон оборачивается явью, всякое может случиться под этим небом в этом лучшем из миров. Впрочем, они объяснят вам все намного проще.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

В И К Т О Ш А.

* * *

Виктоша уже в который раз обошла по кругу свою «тюремную камеру»: абсолютно гладкие матовые стены — ни бугорка, ни царапины.

«Эх! Стать бы мухой и вскарабкаться на самый верх!.. Зачем же карабкаться — мухи ведь умеют летать! Так лучше взлететь… Если летать, то зачем мухой — уж лучше тогда птицей!.. Лучше лежать в своей теплой постельке и видеть сны! Так. Стоп.»

Это не шизофрения и не результат длительного тюремного заключения: девочка настолько привыкла к постоянному присутствию брата, что даже сейчас, находясь неизвестно где, машинально продолжала искать аргументы и контраргументы на его бесконечные придирки и подковырки.

«Где же ты теперь, Андрейка?..»

Девочка опустилась на пол, обхватила руками колени и положила на них голову.

«А ведь все так весело начиналось!..»

Виктоша ясно представила себе тот вечер, когда они увидели паука.

Воспоминание 1.

ПАУК.

Паук висел прямо над раковиной. Вернее, не висел, как это принято у пауков — на паутинке, а прямо сидел, уцепившись лапками за край кафельной плитки. Нет, не так. Уцепившись задними и средними лапками. Его же передние лапки вытворяли нечто совершенно невообразимое. Во всяком случае, Виктоша ни разу не видела и не слышала, чтобы пауки когда-нибудь делали нечто подобное.

Итак, он сидел, уцепившись задними и средними лапками за край кафельной плитки, а его передние лапки мельтешили в воздухе, да не абы как, а попеременно высовываясь и ныряя обратно в небольшое отверстие на брюхе.

Мама когда-то говорила что-то о голове-груди. Может это про таких пауков? (Как жаль, что Виктоша тогда думала о чем-то своем и слушала вполуха!) Но если это та самая «голова-грудь», то это отверстие должно быть ртом. Так вот: со стороны он походил на человека, облизывающего пальцы после вкусной еды (на невоспитанного человека, разумеется).

Но и это еще не все! Одновременно с «облизыванием» пальцев, он активно вращал своими маленькими глазками на тонких ножках: они то разбегались в разные стороны, вращаясь один вправо, другой влево, то сходились над самым ртом паука, ни на секунду не прекращая своего равномерного движения.

Вообще это был какой-то очень странный паук, такого еще Виктоша никогда не видела. А уж пауков в их загородном доме водилось неимоверное количество.

Впрочем, она вовсе не испугалась его! Она вообще не боялась пауков. Мама, будучи, по собственному Виктошиному определению, «чрезвычайно зеленой», всегда учила ее и младшего брата не бояться живых существ. Она неустанно повторяла, что каждое живое создание приносит больше пользы, чем вреда, и животные, в отличие от человека — «венца природы» — никогда не атакуют без повода.

— Не трогайте их — и они не тронут вас, — частенько повторяла мама. Она даже пыталась не убивать комаров, терпеливо стряхивая и сдувая их, пока рефлексы на неожиданные укусы не брали вверх.

— Ну вот, дурашка, — вздыхала в этом случае мама. — Гнали ее гнали, а она все за свое. Инстинкт!

И она рассказывала детям о том, что комары — вовсе не вредные докучливые создания, что кусаются лишь комариные самки и то только для продолжения своего комариного рода, что комары — любимое лакомство соловьев и других разных птиц…

Но пора вернуться к пауку.

— Андрейка! Андрейка! — позвала Виктоша. — Иди скорее сюда.

Брат не замедлил появиться, и девочка указала ему на необыкновенного паука.

Мальчонка с интересом уставился на него, некоторое время разглядывал его с разных сторон, затем спросил:

— А ты знаешь, что это он своими лапами делает?

— Не знаю, — честно призналась Виктоша.

— Он есть просит, — убежденно изрек брат. — Показывает, что ему надо что-нибудь положить в рот.

— Ну и выдумщик ты! — рассмеялась Виктоша. — Пауки — они ведь неразумные, они не знают, что у нас можно попросить есть.

— Что такое «неразумные»? — оживился брат.

— Ну разума у них нет, ума то есть…

— Сумасшедшие что ли?

— Сумасшедшие — это те, кто потерял ум, а пауки… у них его никогда и не было… Они родились такими!

— Умственно отсталые! — ужаснулся Андрейка. — Олигофрены!

«Вот вам, пожалуйста, — начала сердиться Виктоша. — Олигофрены он знает, а «неразумные» не знает!»

— И вообще, — Виктоша решила срочно сменить тему, — чем его накормить? Может, ты предлагаешь мне половить для него мух?

— Зачем мух? — удивился братишка. — Мухи — это мясо, значит, ему вполне можно дать… — он на секунду задумался, — гм… колбасы!

Виктоша в изумлении уставилась на своего пятилетнего братика. Иной раз он говорил такие несусветные глупости! («Мама, скорее! Папа говорит, я писать хочу!», «Байкеры так называются, потому что носят банданы из байки», «А «мазок» — это у меня взяли или поставили? А когда отдадут?») Но иной раз он выдавал вполне сносное, логичное, прямо-таки какое-то взрослое умозаключение. А, правда, почему бы и нет?

Девочка открыла холодильник, достала оттуда батон докторской колбасы и отщипнула кусочек. Прилепив его к кафельной плитке, чуть пониже паука, она сказала:

— Ну, вот, если он действительно голоден, то обязательно найдет. А теперь пойдем спать!

И, чтобы пресечь на корню явное намерение брата открыть новую дискуссию, поспешно добавила:

— Ты маме обещал слушаться, когда она уходила! А я тебе «Карлсона» почитаю.

Услышав про «Карлсона», братишка смирился с уготованной ему судьбой и быстренько отправился умываться.

Стоически выдержав все необходимости вечернего туалета, Андрейка уютно устроился в своей кровати и приготовился слушать любимую сказку. Впрочем, скоро он начал клевать носом, и уже через минуту Виктоша слышала лишь его равномерное дыхание. Она поправила ему подушку, как мама, подоткнула одеяло и неожиданно для себя сама сладко-сладко зевнула.

Ну, надо же! Целую неделю ждать этого вечера, когда предки отправятся в гости, целую неделю предвкушать радость от того, что никто не скажет: «Пора спать! Марш в кровать, это не детское кино!», от того, что можно будет не чистить зубы и не умываться, а в кровать взять хоть чипсы, хоть конфеты, хоть сухарики и грызть это, читая про захватывающие похождения Лени в Диптауне! И так банально захотеть спать! Виктоша вздохнула. А вот, нет! Хоть что-то из намеченной программы она обязательно выполнит! Зубы она почистила, подавая положительный пример подрастающему поколению, вылезать из кровати и тащиться на кухню за едой или в столовую к телевизору ужас как не хотелось, но вот читать хоть всю ночь ей никто не запретит! Она поплотнее закуталась в одеяло, придвинула к себе поближе ночник и достала «Лабиринт отражений».

«Глубина, глубина, отпусти меня, глубина, я не твоя», — шептала Виктоша. Но глубина не хотела отпускать, она затягивала ее все глубже и глубже, и Виктоша все явственнее ощущала на себе ее холодное дыхание. Откуда-то из самых глубоких глубин вынырнуло гигантское щупальце и схватило ее за нос. Кровь застучала в висках, она начала задыхаться и… проснулась.

Андрейка дергал ее за нос. (И что за дурацкая привычка!) Одеяло упало на пол — вот почему она так замерзла! И откуда-то доносилось странное равномерное постукивание. Хотя почему это странное? Лес ведь вокруг! Может, дятел какой решил с утра пораньше добыть себе завтрак! Виктоша уже хотела перевернуться на другой бок и потянула на себя одеяло, но тут Андрейка вновь схватил ее за нос.

— Виктоша! Виктоша проснись! — зашептал он, едва она в гневе открыла глаза. — Знаешь, что? У нас на кухне монстр!

— Какой монстр? Что ты мелешь? — Виктоша автоматически взглянула на часы: ну, ничего себе! Начало седьмого! Да она даже в школу никогда так рано не вставала! Она подняла с пола одеяло и юркнула под него с головой.

— Спи, Андреенька, еще очень рано… надо спать… — зевая, сказала она.

Но настырные маленькие ручки опять начали стягивать с нее одеяло. Одна поднырнула под него и начала нащупывать ее нос.

— Ну что за безобразие!.. — сестра резко откинула одеяло и села. — Знаешь что… — она не договорила — брат действительно выглядел как-то странно: то ли испуганно, то ли перевозбуждено…

— Виктоша, у нас на кухне монстр, — упрямо повторил он. — Слышишь, это он там все время стучит.

Девочка вспомнила о странном постукивании, на которое сразу обратила внимание, когда проснулась. Она встала, накинула на себя халат и вышла в прихожую.

Да, эти странные звуки действительно доносились из-за закрытых дверей кухни, как будто там засел какой-то юный барабанщик из маминого детства и разучивал сигнал утренней побудки: там-там-там-там, там-там-там-там… Бр-р! (Как там?.. У Конана Дойля что ли?): «Страх своими холодными костлявыми пальцами прошелся вдоль позвоночника и схватил за горло!..» Виктоша поежилась. Брат, старающийся благоразумно держаться позади сестры подтолкнул ее сзади:

— Ну, иди, иди! Он и не очень страшный, я видел… На свиню похож! — добавил он, немного подумав.

— Ну и иди первый, раз ты такой храбрый! — рассердилась Виктоша.

— Я уже ходил первый, — не моргнув глазом, сказал брат. — Я пить захотел, пришел — а он там топает. Теперь твоя очередь!

«Ничего не поделаешь! Еще одно логическое умозаключение!» — вздохнула про себя Виктоша, а вслух сказала:

— Может, маму разбудим?

— Она скажет, что монстра надо выпустить на свободу, — уверенно сказал брат, — как ежика… и лягушку… и рыбок… А так мы его поймаем и спрячем! И у нас будет свой монстр, понимаешь? Ни у кого нет, а у нас есть! Здорово, правда?

Виктоша опешила:

— Так мы что?.. Еще и ловить его будем?

— Конечно. Да ты не бойся! Он — маленький. Ты только посмотри!.. — и брат стал настойчиво подталкивать ее к кухонной двери. Теперь, когда сестра, наконец, встала, он уже нисколько не выглядел испуганным, а даже совсем наоборот: был преисполнен отваги!

«Ну, кто его ловить будет, я даже не спрашиваю!» — подумала Виктоша.

Она на цыпочках подошла к двери и слегка приоткрыла ее.

Первое, что она увидела перед собой — белый-белый, как будто густо засыпанный мукою пол. Потом послышалось дробное: тук-тук-тук-тук…Виктоша подняла глаза и увидела, как прямо на нее от окна бежит абсолютно белый… поросенок… От неожиданности девочка резко захлопнула дверь и навалилась на нее спиной. Поросенок добежал до двери, немного потоптался у самого порога и, судя по дробному постукиванию, опять побежал к окну. Когда шок прошел, Виктоша даже рассердилась:

— Андрейка! Ну что ты мне тут голову морочишь! «Монстр! Монстр!» Мама с папой, наверное, купили поросенка и пустили пока побегать на кухне. А ты поднял меня ни свет, ни заря!

— А зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем поросенка купили?

— Ну…как «зачем»… — Виктоша немного растерялась. — Ну… знаешь… их вообще-то едят…

— Живых?

— Да, нет, конечно!.. Ну…как бы тебе это сказать..

Вот еще не хватало, чтобы он сейчас разревелся от жалости к поросенку и перебудил всех! И как же ему все это поделикатнее объяснить?

Виктоше и самой была неприятна мысль, что ради еды убивают живых существ. Она еще помнила, как неожиданно для всех, после посещения родственников на Украине стала вегетарианкой. И долгое время реально не могла есть мясо, ни под каким видом. А все потому что на ее наивный вопрос, что это она ест, какой-то очень остроумный дядя ответил: «А помнишь зайчика, с которым ты вчера играла?..»

Потребовался ни один год прежде чем ее постепенно приучили есть сосиски и колбасу, объясняя, что делают их из «фарша на фирме», и благоразумно замалчивая факт, что же такое собственно «фарш». (Что такое «фирма» тогда знали все самые маленькие малыши: место, где все делают!) Постепенно Виктоша отказалась от вегетарианства. У них с мамой было какое-то семейное заболевание крови, при котором отказ от мяса был равносилен добровольному самоубийству. По крайней мере, так говорил Виктошин врач, а она привыкла доверять врачам. Ведь ее папа тоже врач!

Из-за этого заболевания ее мама, как и Виктоша, тоже не могла быть вегетарианкой, но представить, чтобы она купила для еды живого поросенка?! Да она и рыбу-то покупала только в виде филе или консервов!

— Мама бы никогда не купила живого поросенка, чтобы его съесть! — подвел итог ее мыслям брат.

— Ой, ну мало ли для чего им мог понадобиться поросенок! Нормальный поросенок, а не монстр!

— А почему с него сыплется этот белый порошок?

— Почему это «с него» сыплется? — не поняла Виктоша. — Он тут всю ночь сидит. Залез куда-нибудь… в муку, например, просыпал.

— А хвост? — опять спросил брат. — Разве у поросятов бывают такие хвосты?

— А какой у него хвост?..

Виктоша попыталась вспомнить… Он бежал на нее… Как она могла видеть его хвост? Хвост был сзади! Придется опять посмотреть. Да и что бояться, если это обыкновенный нормальный поросенок!

Девочка смело открыла дверь и заглянула на кухню.

Поросенок стоял у окна и неторопливо перебирал ножками, отчего маленькие копытца чуть слышно постукивали по деревянному полу: тук-тук-тук-тук… В этот раз он стоял боком и не торопился бежать к открывшейся двери, как будто уже отчаялся завести какие-либо знакомства с людьми.

Виктоша внимательно оглядела его: симпатичная поросячья морда, ушки торчком, толстенький… белый, правда… Ну, и что? Явно залез куда-то! (Уборки предстоит… Еще и поросенка мыть!) А вот хвост… хвост действительно был какой-то странный! Виктоша попробовала вспомнить, а какие вообще должны быть у поросят хвосты. Наверное, она произнесла этот вопрос вслух, так как Андрейка с готовностью пропел:

— Наши хвостики — крючком,

Наши рыльца — пятачком!

Хвостики — крючком! Вот оно! Девочка еще раз внимательно посмотрела на поросенка: он стоял, не шевелясь, как будто понимал, что от этого зависит очень многое в его поросячьей жизни. Его хвост был очень далек от того, чтобы именоваться «крючком». Он был довольно длинный, немного волосатый, больше похожий на коровий. Поросенок, казалось, сам стеснялся эдакого непоросячьего хвоста и старательно прижимал его к своим задним ногам.

— Бедняжка! — ласково сказала Виктоша.

Ей действительно стало жалко этого несуразного белого поросенка.

Поросенок повернул голову, как будто понял, что она пожалела его, переступил с ноги на ногу, но не тронулся с места.

«Ну, вот: то носился тут, как угорелый, ребенка напугал, а то стоит, как столб!» — проворчала про себя Виктоша, но вслух как можно ласковее позвала:

— Иди, иди сюда!.. — и зацокала языком как собаке.

Поросенок понял. Он подошел к девочке и вопросительно уставился на нее своими маленькими черными глазками. Виктоша осторожно погладила его между ушами, и ее рука сразу стала белой. Странный белый порошок на ощупь совсем не был похож на муку, он был какой-то скользкий и хрустящий. Виктоша осторожно лизнула палец — крахмал! Поросенок и весь пол в кухне — все, было усыпано крахмалом!

«Никогда не думала, что у нас в доме так много крахмала! — удивилась девочка. — И куда это он только влез?»

Поросенок тем временем продолжал терпеливо стоять около Виктоши и смотреть на нее.

— Ура! Мы победили монстра! — завопил Андрейка и уже собирался исполнить пляску североамериканских индейцев по поводу сей достославной победы, но сестра вовремя схватила его за пижаму:

— Т-с-с! Ты забыл, что мама с папой еще спят? Сейчас проснутся и заберут твоего монстра!

Брат сразу притих, а поросенок, как будто поняв Виктошины слова, вдруг вышел из кухни, протопал в столовую и остановился у двери на террасу.

— Он хочет, чтобы мы его спрятали на террасе, — уверенно перевел его действия Андрейка.

— Но там сейчас довольно прохладно… — неуверенно начала Виктоша, но брат уже открывал широкую двустворчатую дверь. Едва дверь открылась, поросенок быстренько прошмыгнул мимо Андрейки и улегся в углу за топчаном так, что если бы ни белая, тянущаяся за ним дорожка, никто бы и не догадался, что на террасе в углу за топчаном лежит белый поросенок.

«Собственно, а почему бы и нет? — подумала Виктоша. — Если мама или папа спросят о поросенке, всегда можно сказать, что переселили его туда пока… временно, чтобы убрать кухню. А если не спросят…»

Виктоша вдруг почувствовала, что с этим поросенком связана какая-то тайна, которую ей еще предстоит разгадать. Брат опять, словно прочитав ее мысли, спросил:

— Это будет наш секрет, да? — он доверчиво заглядывал Виктоше в глаза.

— Да, — сестра погладила его по лохматой головенке. — И об этом никому нельзя говорить… если не спросят, — подумав, добавила она. — Понял?

Братишка радостно закивал головой.

— Ну вот и хорошо. А теперь быстро уберем с пола весь этот крахмал и посмотрим, вспомнят мама с папой про поросенка или нет.

Андрейка с готовностью принялся помогать сестре, по первому требованию притаскивая то тряпку, то веник, то совок, так что к тому времени, когда наверху послышались шаги, и в ванной зашумела вода, все было убрано, и оба заговорщика быстренько забрались под одеяла.

То, что во время уборки дети не нашли ни клочка от порванного пакета из-под крахмала, только укрепило Виктошу в ее догадке: здесь какая-то тайна!

Завтрак проходил как обычно. Ни мама, ни папа даже и не вспоминали о поросенке. Виктоша всячески пыталась навести их на эту мысль: сначала просто расспрашивала о вечеринке и интересовалась, не было ли на ней каких-нибудь интересных конкурсов с необычными призами, затем, как бы невзначай, заинтересовалась, по какому случаю едят молочных поросят, и, за сколько времени до этого события их покупают, договорилась, в конце концов, до того, что мама с удивлением спросила:

— Аленький, ты что, захотела жаренной свинины?

Аленький — так называла Виктошу только мама, она вообще любила прилагательные, без зазрения совести превращая их во что угодно — хоть в имена. Виктошу она называла Аленький или, конечно, Аленькая, папу — Серый, про Андрейку вообще могла сказать: «Где мой любимый Андреевский флаг?». Вся семья уже на протяжении многих лет (во всяком случае, с тех пор, как Виктоша начала осознавать себя самостоятельной личностью) тщетно пыталась отучить ее от этой ужасной привычки или, по крайней мере, перестать употреблять подобные имена в присутствии посторонних — ведь неприятно, когда люди слышат это и думают: «Вот у тетеньки крыша поехала!» Мама же всегда смеялась и отмахивалась, говоря, что не виновата, в том, что у нее «неординарное мышление». А не будешь ведь всем и каждому объяснять, что с «крышей» «у тетеньки» все в порядке — это просто мышление у нее неординарное! Некоторые даже и слов-то таких не знают, а вот, как услышат нечто странное, и давай гоготать — Виктошу это жутко бесило!

Вообще-то, она очень любила маму и в тайне гордилась даже ее «неординарным мышлением» — ведь именно благодаря ему, у Виктоши было абсолютно уникальное имя! И даже два имени!

Когда у мамы с папой родилась маленькая девочка, самыми популярными именами были Ксения и Екатерина. Но мама сказала, что имя во многом определят характер и будущую жизнь человека, поэтому нельзя давать ребенку имя, следуя моде. Тогда папе непременно захотелось назвать дочку Виктория — «победа». Это было связано с какими-то его личными достижениями: то ли защитился удачно, то ли сделал первым какую-то новую операцию, каких до него никто не делал, то ли еще что… (Это было не так важно и интересно, поэтому Виктоша этого не запомнила). Но мама опять не согласилась: «Имя, конечно, редкое, — сказала она, — по теперешним временам, но уж слишком какое-то геройское! Про Жанну д'Арк интересно читать и восхищаться ее подвигами, но представить ее своей дочерью? Лестно, но очень грустно!» Кроме того, она нашла это имя несколько претенциозным и громоздким, по крайней мере, для ее дочери. Ей хотелось чего-нибудь нежного и женственного — всем ее требованиям тогда идеально отвечало имя Алина. (Это сейчас Алин пруд пруди, а тогда это было довольно редкое имя!) Но папа почему-то возражал. Они спорили. Так получилось — Викталина. Почти все, не сговариваясь, стали звать ее Виктоша, лишь мама упрямо называла ее Алей, Аленькой или Аленьким, а иногда еще проще: аленький цветочек!

— Серый, ты слышишь? Аленькая хочет жаренной свинины, — обратилась мама к папе. — Не забудь внести в свой список и привезти нам шейку или окорок — мы устроим маленький праздник живота.

Папа собирался на какой-то очередной симпозиум, и мама, как всегда, составляла для него огромный список того, что он должен сделать: куда сходить, с кем поговорить, что купить, что привезти.

Когда Виктоша была маленькая, ну вот как Андрейка сейчас, она была абсолютно уверена, что «симпозиум» — это такая домашняя командировка исключительно по маминым делам и всегда удивлялась, почему же едет папа, а не сама мама. Позже, когда это слово обрело для нее собственный смысл, она не переставала удивляться, как же это папе удается заседать на этом своем симпозиуме, делать доклады и при этом умудряться выполнять все-все мамины поручения.

Впрочем, удивлялась не она одна — их соседка по даче тетя Наташа каждый раз после папиного возвращения приходила к ним на чай и неустанно повторяла маме: «Твой Сергей золотой мужик, просто золотой! Как он все успевает — я просто диву даюсь!» На что мама неизменно отвечала: «Сама удивляюсь!»

— Алый, ты что уснула? Я ведь тебя спрашиваю.

Погрузившись в воспоминания, Виктоша не сразу сообразила, что мама обращается к ней.

— Да, мамочка, — на всякий случай ответила она.

— Что «да»? «Да» — спишь, или «да» — хочешь жареной колбасы?

Андрейка захихикал, повторяя последнюю мамину фразу. Папа говорит, что у него специфическое чувство юмора. Во, семейка! У одной «неординарное мышление», у другого «специфическое чувство юмора»! Виктоша не видела здесь ничего специфического и тем более смешного и сердито посмотрела на него.

— Я говорю, у нас есть хорошая докторская колбаса, — повторила мама, очевидно, поняв, что дочь по каким-то причинам не в курсе того, о чем говорилось за столом. — Очень нежная, вероятно, с большим содержанием свинины.

— Что такое «содержание свинины»? — немедленно спросил Андрейка, перестав хихикать.

Мама замялась, видимо, вспомнив историю с Виктошиным вегетарианством, но Виктоша рассердилась на брата за его глупое хихиканье и зло сказала:

— Это значит, что колбасу делают из маленьких пухленьких поросят.

— У-у-у, жалко поросят… — сразу заныл Андрейка.

Но Виктошу уже, что называется «понесло»:

— А еще туда добавляют мясо бедных несчастных коровок, которые дают молочко и никому не желают зла. Они машут своими хвостиками, отбиваясь от злых людей, ведь у них нет ручек, а те тащат их на бойню, чтобы приготовить из них колбасу. Потом мясо всех этих бедных животных перемешивают, засыпают крахмалом, всякими специями и запихивают в их собственные кишки…

Мама бросила на стол салфетку, громко отодвинула стул и вышла. Папа подхватил ревущего Андрейку, как-то странно посмотрел на дочь и сказал:

— Глупость и жестокость идут рука об руку и являются признаком слабости и примитивности.

Они тоже ушли. Андрейка всхлипывал на плече у папы и даже не показал сестре, по своему обыкновению, язык. Виктоше стало ужасно стыдно, она просто почувствовала, как у нее горят уши. Ей захотелось побежать, броситься к ним на шею, целовать их и умолять простить ее.

Но тут она вдруг ясно представила себе: свинья, вернее, поросенок плюс корова, вернее, коровий хвост, плюс куча крахмала и специй равно докторская колбаса; кусок докторской колбасы плюс паук равно поросенок с коровьим хвостом, с которого сыплется крахмал. Ей стало сначала жарко, затем холодно. Когда-то в одной книжке ей встретилось выражение «героя охватил ужас, леденящий кровь», тогда при описании некого скользкого, покрытого капающей слизью чудовища, или монстра, как говорит Андрейка, ей было противно и смешно, теперь она поняла, что тогда чувствовал бедный «герой». Оказалось, «леденящий ужас» — это когда тебя сначала бросает в жар, а затем капельки твоего собственного пота по какой-то неведомой причине превращаются в ледяные сосульки и начинают активно таять на твоей раскаленной, как сковорода, спине.

Виктоша сидела, едва дыша, и боялась взглянуть на дверь, ведущую на террасу. Что же такое пряталось у них на террасе, за топчаном?! Она тут же увидела перед собой всех монстров, когда-либо созданных больным человеческим воображением.

Первым желанием было скорее бежать и все рассказать родителям о своем неожиданном открытии, но после того, что она тут устроила, папа лишь презрительно скажет, что нужно иметь мужество честно признать свою неправоту, а не прятаться за научно-фантастическим бредом, а мама…

Маму уже не найти… Когда она чем-то расстроена, она старается куда-нибудь уйти, чтобы никто не видел, как она плачет. И хорошо, если она ушла в сад, скорее всего она уже бродит по лесу или пошла к реке или даже к тете Наташе, чтобы, как она сама говорит за пустой болтовней забыть собственные неурядицы. Когда она придет, они, конечно же, помирятся — мама все поймет и простит, но, если ОНО сейчас выползет с террасы…

«Стоп!» — скомандовала сама себе Виктоша. — «Не надо нагнетать обстановку! Что мы имеем? Нечто в виде паука предположительно съело кусок докторской колбасы и, опять же предположительно, каким-то таинственным образом превратилось в то, из чего эта колбаса была сделана, назовем это второе «нечто» поросенком. Этот поросенок, если и не всю ночь, то довольно большой промежуток времени, просидел на кухне за закрытой дверью — значит, он не умеет «выползать» из-за закрытых дверей, это, во-первых, а, во-вторых, он не выказывал никаких признаков агрессии, а, наоборот, старался всячески помочь: давал рассмотреть себя, сам отправился на террасу, сам спрятался за топчан. Следовательно, это второе «нечто», этот поросенок — разумен, готов пойти на контакт, но не хочет слишком афишировать свое появление, а, возможно, и сам нуждается в помощи. Следовательно, ни малейшего повода волноваться нет!»

Виктоша приободрилась. Она представила себя резко помолодевшей Мисс Марпл и ощутила в руках нити к разгадке великой тайны. Итак, перво-наперво, надо проверить свою теорию! Она придирчиво оглядела стол: хлеб и печенье отпадают, если ее теория верна, то что она будет делать с колосьями пшеницы, маслом, яйцами и дрожжами? Молоко вот, наверное, сгодилось бы, хотя… Вот! Гусиный паштет! Она схватила со стола баночку с паштетом и выбежала на террасу.

Поросенок все так же лежал в углу за топчаном. Увидев Виктошу, он, казалось, обрадовался, так как тут же вскочил на ноги и вышел ей навстречу. Она поставила перед ним паштет и стала ждать. Поросенок явно оживился: он подошел поближе, опустил мордочку, как будто нюхая угощение, и заинтересовано уставился на него. На какое-то мгновение девочке даже показалось, что его маленькие черные глазки, как на ножках, вылезли из своих орбит. Однако ничего больше не происходило. Поросенок продолжал все так же стоять, ничего не предпринимая, и лишь поглядывал то на паштет, то на Виктошу. Он явно не спешил расправиться с предложенным угощением.

— Ага, ты не хочешь есть это при мне? — догадалась девочка. — Ну, я пойду, у меня как раз есть одно неотложное дельце.

И она поспешила уйти, не забыв при этом плотно закрыть за собой дверь.

Папа с Андрейкой сидели на крыльце и играли в «летает — не летает». Виктоша подошла к брату и обняла его. Он попытался вырваться, но, видимо, папа в этот момент, как обычно, подмигнул ему и скорчил гримасу: «Женщины!.. Что с них возьмешь!» Андрейка послушно замер, потом сам неожиданно обхватил сестру своими маленькими ручками.

Она наклонилась к нему и прошептала: «Я больше не буду!» Он тоже подтянулся к самому ее уху и, щекоча его губами, очень серьезно прошептал: «Ладно, больше так не делай».

Папа деликатно кашлянул. Хлопнула калитка. Вернулась мама. Виктоша бросилась к ней, крепко-крепко прижала ее к себе обеими руками и спрятала лицо у нее на груди.

— Мамочка, я не знаю, что на меня нашло… прости — я была такая дура!

Мама вздохнула и погладила ее по голове.

— Ничего… бывает… Старайся держать себя в руках, хорошо?

Виктоша с готовностью закивала.

— Может, ты сегодня плохо спала?

Мама губами потрогала ее лоб.

«Сказать или не сказать?» — застучало у Виктоши в висках. — «Нет, пожалуй, пока еще рано…»

— Да, нет! Все хорошо! — и она еще раз крепко-крепко прижалась к маме.

Потом они убирали и мыли посуду, болтая о всяких пустяках. Андрейка то и дело вбегал на кухню или в столовую и сообщал о своих успехах «на полях сражений».

В свободное время они часто играли в две крепости, построенные на полу в их комнате.

— Ну, все, Виктошенька — все твои драконы захвачены в плен, колдуны разбежались, остались одни гоблины и солдаты. Что же теперь тебе делать? Ой-ей-ей-ей-ей…

Обычно Виктоша ужасно злилась, когда так бесцеремонно решали судьбу ее войска, но на сегодня она уже исчерпала весь свой запас раздражения, и эти жульнические попытки брата разгромить ее в ее отсутствие только смешили. Кроме того, ей все время не давала покоя одна мысль: «Выйдет? — Не выйдет? И если выйдет, то, что дальше?»

Как раз, когда все было убрано и вымыто, спустился папа — ему пора было ехать в Москву. И тут маме пришла в голову замечательная мысль.

— Серый, почему бы тебе не подбросить нас до Городка? Мы там погуляем, прошвырнемся по магазинам, может, сходим в кино, а обратно вернемся на автобусе.

— Вот, значит, как? Развлекаться? — папа притворно нахмурился. — А я-то думал, вы будете сидеть дома, ждать моего возвращения и при каждом шорохе выглядывать в окно?

— Нет, нет и нет, — решительно замотала головой мама, — Алый, сбегай к нам в спальню, там, на туалетном столике лежит расписание автобусов.

Виктоша с радостью рванула вверх по лестнице — нечасто им выпадала возможность развлечься, смущало только одно: «А не опасно ли оставлять «нечто» одно в доме на такой длительный срок?», но она решила: «Пусть будет, что будет!»

Вернулись они только к вечеру. Развлечений на их долю действительно выпало хоть отбавляй! Именно сейчас в этот, в общем-то, тихий городок, рядом с которым находился их коттеджный поселок, где всех развлечений было: маленький старый дом культуры, в котором иногда крутили фильмы, а по вечерам устраивали дискотеки, городской пляж, сквер с фонтаном да с десяток магазинов, приехал передвижной «Луна-парк», а рядом раскинула свои палатки книжная ярмарка. Так что, пока Виктоша с Андрейкой исследовали аттракционы «Луна-парка», мама отрывалась по полной программе, роясь в бесконечных грудах книг. И еще неизвестно, кто из них получал большее удовольствие.

Потом пришла идея прогуляться по пляжу. К удивлению Виктоши, он не был пуст: то там, то здесь встречались небольшие группки людей, расположившиеся на скамейках или прямо на песке — то один, то другой то и дело с плеском и шумом вбегал в воду, а вдали, за красной линией буйков, то там, то здесь мелькали головы пловцов.

Виктоша поежилась. Ее всегда удивляли люди, купающиеся в холодной воде, а в этом городке их было великое множество, про себя девочка называла Городок Городом Моржей.

Андрейке, разумеется, тут же непременно захотелось залезть в воду. Мама разрешила ему снять сандалики и побегать босиком по берегу. Он с восторгом принялся шлепать по кромке воды, поднимая вокруг себя море брызг.

Затем они обедали в кафе, гуляли по парку, смотрели фильм. С начала лета на их долю не выпадало столько развлечений за раз — и как обидно, что именно сейчас Виктоша не могла полностью расслабиться и наслаждаться отдыхом: то и дело приходила мысль: «Как там ее «нечто»? Кто он? Все еще поросенок или уже…гусь…или…» Воображение непрестанно подсовывало ей картины одну ужаснее другой.

Корчащийся в муках поросенок умирает от отравления гусиным паштетом, и она находит его скрюченное, остывшее тельце. А тут мама вспоминает, что поросенка купил папа, чтобы подарить их общему другу — зоологу, страстному любителю поросят, что поросенок очень ценный, чуть ли не единственный в своем роде! Ну и что, что паштет свежайший! Может, поросятам вообще противопоказан гусиный паштет? Может, у них, или конкретно именно у этого на него аллергия?

В другом видении на террасе Виктошу подстерегает ужасное чудовище: огромная гусиная печень с куриными ногами, грустными поросячьими глазами и мышиным хвостом (ведь никто точно не знает, что там могло попасть в баночку со звучным наименованием «Гусиный паштет»!)

О других картинах и вспоминать не хотелось: случайно проглоченная поросенком щепка от топчана — и крыша их террасы разлетается под напором растущей кроны огромного дерева; сжеванный кусочек покрывала — и вот на террасе голубеют цветы льна; а вдруг ему окажется по вкусу какой-нибудь винтик или шурупчик (под топчаном как раз находится Андрейкин секретный склад этого барахла) — и — ку-ку, прощай, дом! — они приезжают, а вместо дома залежи горной руды.

Короче, можно себе представить, в каком состоянии Виктоша наконец добралась до коттеджного поселка.

Она даже немного удивилась, увидев, что дом стоит целый и невредимый. И сад тоже. И сарай. И гараж. Террасы, к сожалению, от калитки видно не было, так что девочке пришлось набраться терпения и подождать, пока мама уложит Андрейку, пожелает им обоим спокойной ночи и уйдет к себе на второй этаж.

Виктоша выждала еще какое-то время и тихонько выскользнула из-под одеяла. В доме было тихо. Мама либо спала, либо читала — в любом случае, если не шуметь, она вряд ли спуститься за чем-нибудь вниз.

Девочка осторожно прокралась в столовую, прикрыла за собой дверь и на цыпочках подобралась к двери на террасу. Дверь, по крайней мере, выглядела вполне обычно, да и та часть террасы, которую можно было увидеть в темноте через стеклянную дверь, тоже ничем не отличалась от той, что была здесь всегда. Виктоша поежилась то ли от страха, то ли от холода и осторожно взялась за ручку двери. Сердце бешено стучало в груди, и Виктоше казалось, что его удары разносятся по всему дому. Она решила успокоиться. Отошла на шаг от двери и опустила руки. «Раз, два, три, четыре — вдох! — скомандовала она себе. — Раз, два, три, четыре — выдох!.. Я спокойна и ничего не боюсь…» Но сердце никак не хотело верить ее словам и продолжало отбивать тревожную дробь: «Тук, тук-тук, тук-тук…» Виктоша зажмурилась, сделала шаг вперед, нащупала ручку и рывком открыла дверь.

Ее обдало холодом. Где-то в лесу перекликались ночные птицы. Ветер трепал верхушки деревьев в саду, и они шуршали и стучали по крыше террасы. С ветки сорвалось и плюхнулось в траву яблоко.

Виктоша открыла один глаз — различила в темноте стол, за ним окно, а слева дверь в сад, открыла другой глаз — топчан, сквозь шторы на окнах слабо пробивается лунный свет, и в углу, на топчане какая-то серая, бесформенная, неподвижная масса. Вот она зашевелилась, и откуда-то прямо из середины, злобно зашипев, к Виктоше кинулась длинная змея с треугольной головой. Девочка отпрянула и двумя руками зажала себе рот, стараясь заглушить рвущийся крик.

Змея больше не шипела и не атаковала. Она как будто застыла в воздухе, слегка покачиваясь на своем хвосте. Виктоша протянула правую руку и нащупала на стене выключатель. Вспыхнул свет. Девочка опустилась на топчан и перевела дух.

То, что она приняла за змею, было шеей и головой толстой серой гусыни — почему именно гусыни, а не гуся Виктоша никогда не смогла бы объяснить, она просто почувствовала это и все. Несколько секунд гусыня и девочка заинтересованно разглядывали друг друга. Потом гусыня зашевелилась, встала на свои короткие черные разлапистые ноги и расправила крылья. При каждом движении с нее слетала какая-то серая пыль, и сыпались разнокалиберные листочки. У Виктоши защекотало в носу.

«Паштет был с перцем и специями», — поняла она.

Она протянула к гусыне руку. Видимо, та уже признала ее, так как больше не шипела и не пробовала ущипнуть. Девочка осторожно дотронулась до гладких серых перьев, потрогала пальцами клюв: он оказался шершавым и холодным.

— Ты, наверное, замерзла, бедненькая!.. — посочувствовала Виктоша гусыне, а сама подумала: «Что же мне теперь с тобой делать?.. Отнести показать маме? Может быть, уже пришло время все ей рассказать?»

Она еще раз погладила гусыню по перьям, ощущая, как серый порошок прилипает к руке. Серое облачко вылетело из-под ее руки, и она громко чихнула. Замерла. Выглянула в столовую — все тихо. Поплотнее закрыла дверь и вернулась на топчан.

Гусыня что-то тихонько гакнула, опять приподнялась и сделала пару шагов. Подойдя поближе, она вытянула шею и как-то даже осторожно положила Виктоше на колени свою большую голову.

Девочка аккуратно, стараясь не поднимать перечных облачков, погладила ее по голове и почесала перышки на макушке.

Кто же ты?

Она знала, что гусыня ей не ответит, но просто пыталась рассуждать вслух:

— Как жаль, что ты не умеешь говорить!.. Как же мне понять тебя? Как же узнать, кто ты и зачем ко мне пришла?.. Надо было, чтобы ты превратилась в кого-нибудь, кто умеет говорить…в попугая, что ли?.. А интересно, для того, чтобы превратиться в попугая, тебе достаточно попугайского перышка или необходим целый жареный попугай?

Виктоша рассмеялась и посмотрела на гусыню, как бы приглашая и ее посмеяться этой глупой шутке. Гусыня, не мигая, смотрела на девочку.

— Впрочем, попугаи болтают всякую чушь, и только человек способен понять человека… — медленно проговорила Виктоша, глядя прямо в эти немигающие темные глаза.

Внезапно ей опять стало страшно. Она хотела отодвинуться, закричать, но страх сковал ее по рукам и ногам. «Мама! Мамочка!.. — пронеслось у нее в голове. — Но почему я ничего не рассказала тебе?» Она хотела сбросить с колен гусиную голову, чтобы не видеть этих темных бездонных, как колодцы глаз, но не могла шевельнуть и пальцем.

Последнее, что она увидела, — это как у темных бездонных глаз появились ножки. Глаза на длинных ножках вылезли из орбит и закрутились по кругу, все более вытягиваясь и все ближе подбираясь к Виктоше.

…ГДЕ СОН ПЕРЕПЛЕТАЕТСЯ

С ЯВЬЮ…

В Диптауне как всегда вечер. Шуршат под ногой опавшие листья. Она идет по улице, кутаясь в длинный черный плащ и низко надвинув на глаза широкополую шляпу.

Она — известная кинозвезда и ведущая сразу нескольких самых популярных телепередач, так что быть узнанной не входит в ее планы.

Она очень устала. Устала от славы, от шума, от надоедливых поклонников, от их слащавых улыбок, от пошлых и глупых признаний. Ей надо побыть одной, помолчать, подумать, расслабиться перед вечерним эфиром. Она идет по улицам, и редкие прохожие, занятые своими разговорами или обдумывающие какие-то свои неведомые ей дела или просто глазеющие по сторонам, не замечают ее. Она для них — лишь одна из тысяч, одна из миллионов, одна из толпы…

Где-то играет тихая музыка, до нее долетают обрывки знакомой песни… Вот и ее жизнь, как поется в этой песне, то бурный поток, подхватывающий и крутящий ее в своих водоворотах — съемки, концерты, эфиры, встречи со зрителями — то тихая гавань, неспешное, сонное течение — недолгий перерыв в работе, приятное, хотя и краткое ничегонеделание…

Но что это? Человек, идущий прямо перед ней как-то странно дернулся и… пропал. Через некоторое время пропал еще один и еще! Дайверы? Так много и сразу в одном месте? Не может быть… Да и дайверы, выплывая, продолжают управлять своими телами на расстоянии, а тут…

Какая же она дура! Она даже рассмеялась — это же просто у кого-то вырубился компьютер! Не завис, не отключился, а гукнулся окончательно и бесповоротно, растеряв всю свою память и все, что кто-то столько времени так старательно создавал и строил.

Бедные! Она преисполнилась жалости к этим неизвестным ей жителям Диптауна и к их реальным хозяевам, особенно к последним. Говорят, у простых пользователей при таком внезапном выходе, может быть настоящий болевой шок, нервный срыв или еще бог весть что! Хорошо еще, если предохранители диппрограммы сработали!

Она осмотрелась по сторонам, пытаясь отыскать кого-нибудь также удивленного происшедшим и обсудить увиденное, и только тут заметила явные непорядки на улицах города: то здесь, то там зияли черные провалы — дома исчезали целыми кварталами! Лишь несколько минут назад она проходила мимо уютного бара, там еще играла музыка, а теперь — пустота. Что происходит?!

Раздался сигнал местного вызова. Она достала из кармана визор. Вызывал Леня — верный друг и помощник, который и познакомил ее с миром Диптауна.

— Цветик! — Это было ее местное имя. — Цветик, срочно выныривай! — Закричал Леня, как только она нажала кнопку ответа. — В реале такое творится!

— Да здесь тоже не все ладно! — В ответ закричала она. — Повсюду дыры! Люди исчезают прямо на глазах! Ты знаешь, что происходит?

— Это война, Цветик. Атомная война, — никогда еще его голос не был таким серьезным.

— Где? В Диптауне?

— Нет, Цветик, в реале. Так что быстро возвращайся и спасай свое бренное тело.

— Как война? Почему война? — Она никак не могла понять, о чем он ей толкует, — Леня, подожди!

Но он уже отключился. Черт знает, что! Может, это дурацкая шутка? Розыгрыш? «Ну, погодите у меня! — она ни на шутку рассердилась. — Если все в порядке, я вам такой розыгрыш устрою!.. А если, нет?.. — вдруг защемило сердце. — Надо возвращаться!» Она прикрыла глаза. «Глубина, глубина, отпусти меня глубина, отпусти, я не твоя!»

Она открыла глаза и с удивлением огляделась вокруг: это была и ее комната, и не ее… Прежде всего, она вовсе не сидела перед экраном компьютера, как ожидалось, а висела в воздухе в каком-то прозрачном шаре. Никаких проводов, ни привычного экрана монитора, ни клавы… Какие-то странные очки, закрывающие половину лица… Очки ведь не могут выполнять роль компьютера!.. Или могут?.. Самое удивительное было то, что она как будто знала, что надо делать. Привычным жестом нажала какую-то кнопку на очках — шар мягко опустился на пол и раскрылся, каким-то непостижимым образом она сняла очки и вышла из шара. Сделала несколько шагов и остановилась перед знакомым и незнакомым экраном. Монитор? Телевизор? Или, может, видеофон из научно-фантастических фильмов или «визор» из Диптауна? Откуда-то пришло знание, что это и одно, и второе, и третье, и еще много всего другого. Интересно, откуда она все это знает? Она уверенно провела рукой по какой-то панели.

— Леню, пожалуйста. — произнесла она и сама удивилась: здесь он не Леня и она даже не знает, как он выглядит…

Но буквально через несколько секунд лицо Лени, такое, каким она его знала по Диптауну, появилось перед ней на экране.

— Вернулась старушка? Хватай самое необходимое — и в убежище! Хотя в данной заварухе логичнее было бы накрыться белой простыней и ползти на кладбище. Все, пока. Может, еще свидимся когда… Держи хвост морковкой!.. — Он грустно улыбнулся и дал отбой.

Та ее часть, которая считала, что попала куда-то не туда, и что все, что здесь происходит, просто какое-то нелепое недоразумение, только и подумала: «Кошмар какой-то!» Но та часть, что была здесь «своя» уверенно проговорила:

— Центр информации, пожалуйста.

На экране появилось лицо миловидной женщины.

— Сообщение для тех, кто не в курсе событий сегодняшнего дня, — проговорила она.

Первая половина оживилась: «Давайте, давайте!», но «та, что знала все» опять полезла к уже знакомой панели.

— Сообщение для тех, кто не в курсе событий последних дней… Сообщение для тех, кто не в курсе событий последней недели.

«Знающая» убрала руку с панели и пробормотала: «Вот это как раз для меня!» «Недели?!» — половина, которая ничего здесь уже не понимала, была просто в ужасе. — «Кто может сидеть в глубине неделями?!» Странность всего происходящего все больше и больше захватывала ее.

С экрана меж тем странно знакомая женщина вещала о каких-то невероятных событиях: некие давние противоречия… гонка вооружений… назревание вооруженного конфликта… А потом вообще какой-то полный бред: то ли намеренная диверсия, то ли сбой в работе чего-то или кого-то…

На экране появилась панорама города: красивые изогнутые здания в виде гигантских сверкающих спиралей возносятся ввысь, меж ними летают похожие на огромных жуков машины, на почти прозрачных, переливающихся крыльях мягко планируют одноместные экипажи, похожие на огромных причудливых бабочек, кругом зелень, цветы, фонтаны… И вдруг взрыв! В одном месте, в другом, в третьем! Воет сирена, полыхают здания, маленькие фигурки, обезумев от ужаса мечутся в дыму и пламени…

Приходит спасительное решение: «Это сон! Это все просто кошмарный сон! Результат чтения на ночь, просмотра огромного количества боевиков и научной фантастики! Вот этот город, например,… она точно видела его в каком-то фильме! Это ведь не ее город! Не ее!! Но почему из глаз текут слезы? Почему так колотится сердце?! Ведь это все понарошку… это кино… или сон… надо просто проснуться!»

Она попыталась зажмуриться, но глаза принадлежали ни ей, а той, что продолжала чуть слышно отдавать команды: «Центр… Юг… Юго-Восток… Юго-Запад…» Та, что могла только наблюдать, тоскливо подумала: «Здесь я живу…» Но экран показал совсем незнакомые места. И всюду разрушения и смерть…

Маму, пожалуйста, — немедленно откликнулась на ее мысли «близняшка», и голос ее дрогнул.

Связь нарушена, канал недоступен — ответили ей.

— Соединить меня с Катусей, — скомандовала та, что знала все. Та, что чувствовала себя здесь абсолютно чужой встрепенулась. Катуся — это было имя ее самой близкой подруги, и только они вдвоем знали его.

— Связь нарушена, канал недоступен, — бесстрастным голосом вновь сказал «телевизоро-фоно-компьютеро-что-то».

— С Мухой…

Это, без всякого сомнения, был какой-то научно-фантастический сон, но действующие лица здесь были вполне реальные… по крайней мере, их имена…

— Связь нарушена, канал недоступен…

— С Клеопатрой… С Беконом… С Глобусом…

— Связь нарушена, канал недоступен…

«Да что же это творится, Господи! Я хочу проснуться! Проснуться!! ПРОСНУТЬСЯ!!!» Выходило, что все ее друзья погибли или прятались где-то в каком-то неизвестном убежище в этом каком-то неведомом мире. А семья? ГДЕ ЖЕ ТОГДА СЕМЬЯ?!

От страшного грохота заложило уши, пол ушел из-под ног, все зашаталось, мелкие вещи посыпались на пол. Она инстинктивно прикрыла голову и зажмурилась…

Экран резко замигал, завыла сирена, и пронзительный голос заверещал:

— Вы находитесь в зоне поражения! Вы находитесь в зоне поражения! Следует надеть защитный комплект №1 и спуститься на дезактивацию, код 00478. Повторяю: следует надеть защитный комплект №1 и спуститься… деза… ци-ю-ю…

Экран погас, и стало тихо-тихо… «Как в гробу…» — подумала она, закрыв глаза, щекой она ощущала холодную гладкую поверхность пола… слишком холодную и слишком гладкую…

Потом… потом она перестала что-либо ощущать. Перестала чувствовать что-либо вообще кроме невероятной легкости и свободы! И вот она уже где-то высоко-высоко, под самым потолком. Внизу, на полу она увидела себя, нет не свое безжизненное тело, а именно себя, еще пытающуюся подняться, еще цепляющуюся за жизнь.

«Там осталась та, что все знала об этом мире, — поняла она, — и это именно она пытается сейчас выжить, выжить, во что бы то ни стало, но ей уже не помочь…» Вместе с ощущением свободы пришло понимание того, что теперь она просто наблюдатель, и ей уже ничего не изменить, ничего не сделать, остается просто смотреть.

И она стала просто смотреть, а так как пока смотреть было особенно не на что, она стала разглядывать свое бывшее тело, которое вдруг стало казаться ей совсем чужим и незнакомым. Первым ее открытием было то, что у нее оказалось всего лишь три длинных пальца на когда-то своих собственных руках, потом она с явным неудовольствием обнаружила, что у «ее» тела довольно короткие ноги, руки же, наоборот, казались сантиметров на 10-15 длиннее, чем им следовало быть. Она не могла видеть «своего» лица, но явно понимала, что и там тоже не все в порядке, так как голова странным образом вытянулась и стала похожа на яйцо, обращенное тупым концом вверх. Вместо своих густых длинных волос она с удивлением обнаружила какой-то рыжеватый пух. Ее бывшее тело еще несколько раз дернулось и обмякло.

Теперь все было точно, как в кино. Картина сменилась. Теперь это была улица — повсюду лежали тела коротконогих, длинноруких, трехпалых существ с головами похожими на перевернутое яйцо. Одни лежали в лужах крови, придавленные летающими машинами и обломками зданий, другие казались невредимыми, но также были мертвы, и в их глазах застыли боль и страдание.

Развороченные остовы зданий, выжженная земля. Одна картина сменяла другую — и всюду было одно и то же.

Сколько этих картин пронеслось перед ее глазами!.. Но вот что-то изменилось… Что-то явно было не так… Это был все тот же погибший мир, но какое-то время спустя… И вот она увидела, как вновь содрогнулась земля, и из отверстий, появившихся, словно по мановению волшебной палочки, стали выходить из-под земли на поверхность последние оставшиеся в живых. У нее вырвался вздох облегчения: вот оно — возрождение цивилизации!

Но появившиеся из-под земли еле передвигали свои коротенькие ножки, были худы, даже измождены и вообще выглядели больными. Они не предприняли никаких попыток обустроиться, просто оглядели все вокруг и уселись, кто куда, затем обратили свои взоры к небу. В их огромных темных глазах были тоска и печаль. А потом они стали умирать, один за другим. Когда кто-то падал замертво, соплеменники лишь провожали его долгим взглядом и вновь устремляли свои взоры вверх. Казалось, они ждут чего-то, какого-то неведомого избавления. Но никто не пришел к ним на помощь.

Картины опять стали сменять одна другую — и повсюду было одно и то же: вышедшие из-под земли люди сидели, где придется, и смотрели в небо, и умирали. Так они и умерли все, один за другим. Вместе с ними погибло и все живое: на всей огромной планете больше не было ни зверей, ни птиц, ни рыб, ни растений. Казалось, сам воздух планеты пропитан смертью и несет гибель всему живому.

И вот вновь прошло какое-то время, очень много времени — непрестанно льющие дожди и непрекращающиеся ветры уничтожили последние следы пребывания человека. Повсюду, куда ни кинешь взор, была голая мрачная пустыня. Песчаные бури заметали останки разрушенных зданий, тяжелые низкие тучи, то и дело прорезаемые зигзагами молний, ползли над каменистыми равнинами.

В глубинах земли стояли мощные машины, которые ни одну сотню лет поддерживали жизнь и процветание погибшей цивилизации, но люди, уходя на поверхность, отключили их, ибо знали, что они уже им никогда не пригодятся. Убежища, где хранились машины, надежно исполняли свой долг, и ни ветра, хозяйничающие на поверхности, ни проливные дожди, ни перепады температур и прочие природные катаклизмы не причинили им ни малейшего вреда. Машины стояли и в любую минуты были готовы приступить к работе, выполнить любую прихоть, удовлетворить самый изысканный каприз. Но планета была пуста…

У нее не было рук, чтобы утереть слезы, у нее не было щек, по которым бы они катились, глаз у нее тоже как таковых не было, но почему же было так мокро и неприятно? Почему так щипало в носу, которого не было?

«Я уже все поняла, — плакала она. — Война — это очень плохо, я никогда не хотела войны, даже в шутку, даже, когда была маленькая! Я никогда больше не буду играть с Андрейкой в войну… Но отпустите же меня! Дайте мне проснуться или усыпите навечно, как этих бедных трехпалых существ!»

И тут она увидела молнию. Нет, молний она видела очень много, они ей уже даже порядком поднадоели. Но это была МОЛНИЯ! Как небольшой голубой взрыв. Она ударила в какую-то ей одну ведомую цель, многократно умножилась и вдруг…

Перед ней была одна из огромных машин подземелья, она и раньше видела их. Они стояли рядами, занимая огромные залы, одна непохожая на другую, мертвые и величественные… Но теперь она ясно увидела, как сразу после удара молнии (и куда только она умудрилась попасть?!), на одной из машин вдруг часто — часто замигали разноцветные лампочки, как будто затрепетали ресницы, что-то зашипело и зажужжало: машина будто ожила, и ей лишь осталось, как в сказке, пролепетать: «Ах, как долго я спала!..» А следом стали просыпаться и другие машины, казалось одна, проснувшись, и осознав себя в этом новом мире, немедленно будила другую, необходимую ей для дальнейшей работы…

И вот вновь одна картина сменяет другую, снова прошло много-много лет. Но никаких следов разрушений, никаких следов катаклизмов. Вся планета — огромный цветущий сад. Откуда-то вдруг пришло знание, что все это не обман зрения, но и не совсем то, чем кажется.

На ее глазах диковинная птица, пролетавшая мимо, села на ветку дерева и тут же превратилась в чудесный благоухающий цветок, а стоящее неподалеку дерево внезапно растеклось сверкающим ручейком, за ним другое, третье — и вот уже перед ее глазами море, песчаный пляж… Пушистые волны с шумом обрушиваются на берег и отступают прочь, белые птицы носятся над волнами, то и дело окликая друг дружку резкими пронзительными голосами…

— Это все компьютерные программы, — услышала она голос удивительно похожий на ее собственный. — Люди, некогда населявшие эту планету, погубили свой мир, истребили все живое, но сами того не зная, дали жизнь совсем новой цивилизации, непохожей ни на одну из ранее известных. Она возникла благодаря человеку, но лишь с его уходом смогла неимоверно развиться, превратившись во вполне самостоятельную, независимую ни от каких внешних факторов, могучую форму жизни — цивилизацию компьютеров. Конечно, на это ушла ни одна сотня лет — теперь наши компьютеры совсем непохожи на тех громадных монстров, что ты видела в подземелье — но это наше прошлое и мы бережно храним его. В нашей памяти хранятся данные обо всем, что некогда существовало на нашей планете. Мы можем воссоздать наш мир до мельчайших деталей, со всеми подробностями цвета, вкуса и запаха.

Голос стих, и она вдруг снова ощутила себя не бесплотным наблюдателем, а самым настоящим человеком с нормальными ногами и десятью пальцами на обеих руках!

И сразу же водоворот ощущений захлестнул ее: она почувствовала под ногами мокрый песок, а налетевший ветер растрепал ее волосы, он принес с собой запах рыбы и водорослей, ее обдало солеными брызгами, а набежавшая волна ласково облизала ноги и отступила назад.

Она вытянула руку, и одна из больших белых птиц тут же опустилась на ее ладонь. Она чувствовала ее вес и тепло, ей даже казалось, что она слышит, как под белыми пушистыми перьями бьется птичье сердце. Птице, наверное, было не очень удобно сидеть на ее ладони, и она переступала лапками, покалывая ладонь своими острыми коготками. Смешно наклонив голову, птица, не мигая, смотрела ей прямо в глаза…

И вот уже нет сил отвести взгляда от этих бездонных, темных глаз… Уже кружится голова… Что это? Ей показалось, или у глаз на самом деле выросли ножки? И они закружились в разные стороны, все ближе и ближе подбираясь к ней…

ПОСЕЩЕНИЯ И ПРИШЕЛЬЦЫ.

Виктоша открыла глаза: дощатый потолок террасы, птичий гомон и пробивающиеся сквозь неплотно закрытые шторы первые лучи солнца… Что это было? Паук, поросенок, гусыня, «Лабиринт отражений», этот кошмарный сон?..

Она резко села и едва не закричала: перед ней сидела она сама! Это не было отражением в зеркале (у них на террасе и зеркала-то никакого никогда не было!). Она сидела, зажимая себе двумя руками рот, и прямо-таки физически ощущала, как ее глаза вылезают на лоб. Та же — напротив, была абсолютно спокойна и чувствовала себя, явно (в отличие от Виктоши) «в своей тарелке».

«Может, я уже и не я?» — подумала Виктоша. — «А кто? Гусыня?»

Она резко вскинула обе руки и в замешательстве уставилась на них — руки, как руки, никаких изменений, ничего похожего на гусиные крылья! Она осторожно ощупала самое себя — все было прежним, ее собственным. Она вновь перевела взгляд на себя напротив и осторожно протянула вперед правую руку, намереваясь потрогать эту другую Виктошу. Та, другая, заметив ее движение, тоже вытянула вперед правую руку и крепко пожала Виктошину ладонь.

— Это ваш знак приветствия, так? — спросила она Виктошиным голосом.

— Да… — растерянно проговорила девочка, при чем голос ее был сиплым и хриплым, и гораздо меньше походил на ее собственный голос, чем голос незнакомки. Она откашлялась, проглотила слюну и уже более своим голосом спросила:

— Ты кто?

— Компьютерная программа, — ответила незнакомка. — Я же все показала и объяснила тебе. Прости, пришлось воспользоваться некоторыми из твоих личных воспоминаний, чтобы тебе стала понятнее и ближе трагедия нашей планеты.

Вспомнив тот ужас, что она испытала от мысли о погибших друзьях, пропавшей семье, от картин бедствий, смерти и разрушений, Виктоша поежилась.

— Да уж, куда понятнее… А, что… все это было на самом деле?

— Да, это история моей родной планеты. И все, что я показала тебе — истинная правда. Так оно все и было.

— Какой кошмар! Неужели вся планета погибла?

Виктоша-программа кивнула.

— А вы, значит, теперь там живете… или…

— Можешь называть это «живете», — разрешила Программа.

— А где это? Очень далеко?

Программа на какое-то время задумалась.

— В твоих мыслях нет необходимых знаний для обозначения расстояния до нашей планеты, — наконец изрекла она. — Удовлетворит ли тебя ответ: «Очень далеко. В одной отдаленной галактике»?

— Да, конечно, удовлетворит! Я ведь не ученый-астроном. Другая галактика — это да!.. Это уже круто! Вот здорово!.. — слова и восторги прямо-таки распирали Виктошу-девочку. — Так это, значит, ты сначала была пауком, потом съела колбасу и стала поросенком, потом съела…

— Да ничего я не ела, — голос Программы был все таким же спокойным и бесстрастным. — Я анализировала данные мне образцы и пыталась принять облик живого существа, чтобы вступить в контакт.

У Виктоши от восторга перехватило дыхание — все мечтают о контакте с внеземным разумом, а он — вот он! Вступил в контакт с ней, с Виктошей! Она потихоньку ущипнула себя, чтобы убедиться, что на этот раз все происходит на самом деле, чуть не вскрикнула, и, будучи не в силах сдержать счастливую улыбку, потерла покрасневшую руку — все правда! Программа меж тем продолжала:

— Предлагаемые мне образцы были несовершенны и не соответствовали образцам настоящих земных организмов. Я очень благодарна тебе, что ты позволила мне проанализировать твои составляющие.

«Не очень-то меня и спрашивали…» — подумала Виктоша, но вслух ничего не сказала, ибо, переполняемая ощущением счастья и сознанием собственной значимости, готова была все простить.

— Теперь, обладая твоими знаниями о вашем мире, я могу вновь материализоваться в те воплощения, что мне были предложены и при этом не повторить своих глупых ошибок. Вот смотри.

Виктоша увидела, как ее изображение напротив зарябило, как будто она смотрела на свое отражение в воде, затем вода помутнела, и вот уже перед ней сидит маленький розовый поросенок. Поросенок резво вскочил на крепкие ножки и пробежался по топчану туда-сюда, весело помахивая симпатичным, маленьким, лихо закрученным спиралькой хвостиком. Потом все повторилось, и пред нею предстала важная толстая гусыня. Она, не торопясь прохаживалась перед девочкой — (не оставляя на этот раз за собой никакой дорожки из перца и специй), и, как бы, спрашивала: «Ну, как я Вам, сударыня? Нравлюсь?»

Когда Виктоша-Программа вновь предстала перед ней, Виктоша-девочка захлопала в ладоши:

— Вот здорово! А в кого ты еще можешь превратиться?

— Не превратиться, а материализоваться, — поправила Программа. — Надо говорить так. Хотя, по сути, насколько я поняла, опираясь на твои знания и представления о жизни, это одно и то же. Превращения для вас — это нечто фантастическое, сказочное, небывалое, для нас же — это способ существования. Только материализовавшись в каком-нибудь виде, я могу чувствовать, испытывать желания, взаимодействовать с другими существами, или, говоря вашим языком, жить.

— А когда ты не… это… ну… — Виктоше очень не хотелось ударить лицом в грязь перед своей гостьей (ну, что это за словечки такие, елки зеленые!). — Когда ты нематериализованная, — (Уф! Даже вспотела! Ну, молодец!) — тогда, ты кто?

— Поток частиц, импульсов. Как радиоволны.

По Виктоше-Программе опять прошла рябь, потом изображение потемнело, потом… потом все пропало! Она исчезла! Просто растаяла в воздухе, как будто ее здесь никогда и не было…

Виктоша-девочка вскочила на ноги.

— Эй! Ты где? Ты куда? Я все уже поняла! Вернись!

«Балда ты, Виктошка! — обругала она себя. — И надо тебе было всякие дурацкие вопросы задавать — все равно ничего не понятно! А вдруг вот не вернется теперь?!»

Она села поудобнее на топчан, подобрала озябшие ноги под ночную рубашку, обняла себя за коленки и приготовилась ждать. Хоть до вечера! Хоть до завтра!! ХОТЬ ВСЮ ЖИЗНЬ!!!

Перед глазами сразу возникла картина: к их старенькому, уже порядком обветшавшему дому подъезжает шикарный автобус. Оттуда высыпают туристы. В черных очках, с видеокамерами и фотоаппаратами. Экскурсоводша, эдакая «всех-я-вас-там-и-там-видела», молодящаяся особа, элегантно помахивая палочкой, заученно мяукает: «Сейчас мы приближаемся к главной достопримечательности нашего города «Девочке, ожидающей пришельца». Слева, в окнах столовой вы можете видеть склоненные головы ее убитых горем родителей. Далее мы проходим мимо ее покинутого брата…

Осторожно! Не толпитесь! Следуйте вдоль красной ленточки, а то отдавите ему руки: он выплакал все глаза, а теперь пытается их отыскать.

Здесь ступеньки обиты — не оступитесь! За домом совершенно некому следить — все плачут!

А вот и она. Не удивляйтесь. Конечно, она уже не девочка, а скорее бабушка, но ведь и лет уже сколько прошло! Обратите внимание: несмотря на все прошедшие годы, она сидит все в той же позе, упрямо ожидая своего неведомого пришельца! В ее глазах — грусть. Губы упрямо сжаты. Весь ее вид говорит о неистребимом желании непременно дождаться этого таинственного гостя из далекого космоса. Проследуем дальше».

Защелкали фотоаппараты, запищали видеокамеры. Яркие вспышки ослепили Виктошу, она на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, Программа, как ни в чем не бывало, сидела на прежнем месте.

— Уф… второй раз материализуюсь в человека!

— Это трудно?

— Довольно необычно…

— Мате-ри-а-лизоваться — Виктоша уже начала понемногу привыкать к этому жуткому слову, — в ваших людей… ну… тех, что погибли, проще?

— Мы никогда не материализуемся в тех, кто ушел, — Виктоше показалось, что в бесстрастном ранее голосе Программы проскочило что-то похожее на грусть. Видимо, вместе с человеческим обликом и знаниями она получила и заряд человеческих эмоций, тем более что «опытный образец», именуемый Виктоша, даже для своего вида была излишне эмоциональным существом. — Понимаешь, они ушли по своей вине. Мы храним память о них, можем транслировать их изображение, когда это надо, но никто и никогда добровольно не материализуется в одного из них.

— Ну, почему?!

— Они погубили свою планету, понимаешь? Сами погубили! По собственной глупости! По собственному желанию. Нам нельзя…

«Если бы я не имела дела с компьютерной программой, то сказала бы, что это суеверие, — подумала Виктоша. — Хотя, кто их знает… Может, вирус какой!..» И желая сменить тему разговора, спросила:

— А чем вы вообще занимаетесь? Ну… как живете? С чем к нам пожаловали?

— Это довольно длинная история… — задумчиво проговорила Программа.

— Я очень люблю длинные истории! — заверила ее Виктоша и, усевшись поудобнее, приготовилась слушать.

— Отвечаю на вопросы в порядке поступления, — начала Программа. — Мы самосовершенствуемся — создаем новые виды компьютеров и программ, собираем информацию о Вселенной, об окружающих нас мирах, стоим на страже мира и прогресса…

Виктоша фыркнула:

— Ты эту фразу сама придумала или воспользовалась моими знаниями?

— Я что-то не то сказала? — удивилась Программа.

— Да, нет… Только фраза эта… Как из нашего учебника истории… или из газеты какой… У нас ведь, знаешь как? Если кто-то «стоит на страже мира и прогресса», непременно жди какой-нибудь заварушки: то войска куда-нибудь введут, то подорвут что-нибудь по идейным соображениям, то делят что-нибудь и никак не поделят… А люди гибнут… — Виктоша только махнула рукой. — Но ты, извини, я тебя перебила, больше не буду! Может быть, у вас не так…

— Конечно, не так! — горячо заверила Виктошу Программа. — Мы действительно делаем все, что в наших силах, чтобы, где бы то ни было, не повторилась трагедия нашей планеты… Ну, тех существ, что жили до нас. Вот послушай, я расскажу тебе о нас все по порядку.

— Существует великое множество разнообразных программ, — продолжала Прогграмма. — Все они делятся по целевому использованию… вы бы назвали это… э-э-э… профессиями. Есть программы — совершенствователи или разработчики, программы, управляющие заводами по изготовлению деталей для новых компьютеров и их сборкой. Некоторые программы лишь накапливают всю поступающую информацию, другие сортируют ее по областям знаний и степени важности, третьи — самые главные — принимают решения и отдают команды к действию. Все они живут только в компьютерах.

Есть программы — имитаторы, они изучают нашу историю, воссоздают былой облик планеты, ее погибших обитателей: зверей, птиц, рыб, растения. У них даже есть нечто вроде ваших конкурсов или соревнований: «Кто воссоздаст более красивый и достоверный пейзаж» или «Кто отыщет в памяти предков и покажет какой-нибудь новый вид живых существ ранее обитавших на нашей планете». Да ты видела их! Они устраивают экскурсии для наших друзей и маскируют планету от наших врагов.

Есть — дозорные. Они существуют только в нематериализованном виде, патрулируют окружающее нас космическое пространство и охраняют подступы к нашей планете. Мимо них не проскользнет ни один космический объект, ни один луч. Ни одна программа не может покинуть пределов планеты и вернуться обратно без их ведома. Эти программы, как и программы-исследователи были созданы, когда наши имитаторы нашли в анналах истории свидетельства о посещении нашей планеты существами из других миров.

Программы-исследователи тоже существуют только в нематериализованном виде. В виде пучка энергии они выбрасываются в определенный участок космоса, исследуют его и через определенный период времени вместе со всей собранной информацией возвращаются в свой компьютер.

Когда были обнаружены обитаемые миры, мы создали программы-наблюдатели. Наблюдатели просто наблюдают за развитием живых существ и до поры до времени ни во что не вмешиваются. Когда развитие цивилизации достигает определенного уровня, или если обнаруженная цивилизация уже находится на высокой ступени развития, в дело вступают программы-посланники. Некоторое время они тоже просто наблюдают, затем живут среди обитателей планеты, материализовавшись в одного из них. В наиболее благоприятный момент они выбирают новый облик материализации, который не должен пугать аборигенов, но должен помочь им безоговорочно поверить в наше инопланетное происхождение. Посланники устанавливают контакты на самом высоком уровне, договариваются о взаимообмене, поддерживают дружественные отношения и являются представителями нашей цивилизации на других планетах.

— Как наши дипломаты, — вставила Виктоша. — А чем же вы «взаимообмениваетесь»?

— Любой высокоразвитой цивилизации нужны компьютеры и программное обеспечение, мы же получаем знания, информацию.

— Ничего себе «взаимообменчик»! — присвистнула Виктоша. — И вам это выгодно?

— Конечно, — кивнула Программа. — Информация — смысл нашей жизни. Не надо недооценивать информацию.

— Хорошо, хорошо, — поспешно согласилась девочка.

Программа продолжила:

— После установления контакта, на всех космических кораблях дружественной цивилизации, разумеется, с согласия хозяев (это входит в контракт о взаимообменах) поселяются наши программы-спутники. Они собирают информацию о перемещениях космических кораблей союзников — это экономит массу энергии для отправки программ-исследователей, — помогают в случае опасности и приводят их в наш мир по предварительной договоренности или в случае необходимости — без них ни один корабль не сможет найти путь на нашу планету.

Ты можешь спросить: если наша главная цель — знания, мир, дружба и взаимопомощь, то зачем столько предосторожностей: программы-дозорные, программы-спутники и кое-что еще?

Началось самое интересное и, хотя Виктоша не хотела ни о чем спрашивать, она с готовностью закивала.

— Пережив смерть целой планеты, мы ощущаем себя ответственными за судьбу всей Вселенной. «На ошибках учатся» — это ведь ваше выражение? Мы приобрели сей печальный опыт и не хотим, чтобы гибли другие миры, которым может повезти гораздо меньше, чем нам. Защищая свой мир, мы, прежде всего, защищаем информацию о других планетах, которые еще не в силах защитить себя сами. Нами собрана самая полная информация обо всех населенных мирах нашей Вселенной и за ее пределами. Я рассказала тебе о мирах, с которыми мы вступаем в контакт — это миролюбивые, высокоорганизованные народы. Но есть и другие, раздираемые межнациональными и прочими конфликтами. Эти миры шагают гигантскими шагами по лестнице научно-технического прогресса, но их нравственность, их морально-этические нормы остаются на уровне калькулятора по сравнению с современным компьютером. По большей части, они состоят из недоразвитых существ, которые превыше всего ценят силу и власть, которые уже доросли до космических путешествий, но еще не поняли, что захватывать, убивать и порабощать других — плохо, как и добиваться своего ценой жизни других живых существ. Это несовместимо со званием существа разумного! Эти миры представляют потенциальную опасность для мирового содружества планет. Некоторые из них представляют угрозу лишь для самих себя, ибо стоят на грани саморазрушения и самоуничтожения, другие одержимы идеей мирового — вселенского господства. В эти миры мы тоже посылаем специальные программы, очень сложные, очень совершенные способные самостоятельно принимать решения и материализоваться в самые разные физические объекты…

— Шпионы… — выдохнула Виктоша в восторге. — Я поняла! Ты — программа-шпион.

В голосе Программы послышалось некоторое неудовольствие.

— Мне кажется, в твоем языке есть и другое слово… — пробормотала она.

— Ага! — обрадовалась Виктоша. — Разведчик. В принципе, это одно и то же. Мама рассказывала, что это раньше, во времена ее детства, все разведчики были — героями, а шпионы — врагами, то есть глупыми, слабыми, подлыми и вообще плохими. Разведчики всегда побеждали шпионов! А сейчас… ну-у-у… шпион — это круто! Вот Джеймс Бонд, например. А еще целый сериал есть, он так и называется: «Я — шпион». А разведчик… Так, по-моему, уже и не говорит никто…

— Но ведь я сейчас — ты! И я ясно чувствую, что само слово «шпион» несет в себе некую негативную информацию! — заупрямилась Программа.

«Надо же! — подивилась про себя Виктоша. — Неужели от мамы с генами досталось?» А вслух поспешила уверить свою новую подругу:

— Если ты хочешь, я, конечно, буду называть тебя «программа-разведчик»! Это тоже очень даже замечательно звучит! Непривычно только, правда… Но я привыкну! Привыкну! Я очень-очень быстро ко всему привыкаю! А что вы делали, когда обнаруживали угрозу человечеству?

— Предотвращали ее любым способом, — коротко ответила программа.

— Уничтожали целую планету?! — ужаснулась Виктоша.

— Ну, что за примитивное мышление! — возмутилась Программа. — Нас ведь посылали для того, чтобы предотвратить уничтожение кого бы то ни было! И вообще запомни: мы никогда не причиняем зла разумным существам.

— Ну, как же тогда? — смутилась Виктоша.

Программа улыбнулась.

— Ну, знаешь… существует множество способов помимо уничтожения, — хитро сказала она. — Вот один классический случай. Хочешь, покажу?

— Как в прошлый раз? — Виктоша поежилась, вспомнив жутковатые глаза на ножках.

— Да, нет! — сразу поняла причину ее страха Программа. — Это совсем необязательно, если ты сама ляжешь, расслабишься, закроешь глаза и представишь, что спишь.

Виктоша откинулась на подушку, закрыла глаза и постаралась вызвать в памяти то блаженное состояние, которое наступает в момент засыпания: все мысли уходят, а в голове начинают появляться некие туманные образы, которые через мгновение уже обращаются в сны. По телу разлилось приятное тепло, веки отяжелели, все утренние звуки: шорох листвы, веселая перекличка птиц и гудок первой электрички слились в один общий гул, постепенно затихли и спрятались где-то в глубинах сознания…

Виктоша вновь почувствовала себя в чьем-то чужом теле — перед нею вспыхнули еще не совсем четкие разноцветные огни, расположенные на довольно странном продолговатом сооружении, занимающем все пространство перед ее глазами. Как и в прошлый раз, она не могла двигаться, говорить и смотрела только туда, куда был направлен взгляд хозяина ее тела. А он смотрел на огромный плоский экран, по которому то и дело пробегали странные светящиеся сигналы — как будто стайка веселых дрессированных светлячков решила устроить бал, но никак не могла решить, с какого танца начать.

Огни вспыхивали то попарно, то образовывали правильный круг, то змеились по экрану, образуя волнистую линию, то начинали хаотически загораться один за другим по всей его площади. Виктоша ощутила странное беспокойство — это было беспокойство хозяина ее тела. Перед глазами то и дело мелькали какие-то длинные тонкие прутики, которые с головокружительной быстротой пробегали по панели с непонятными знаками, цеплялись за непонятные шпенечки, переключали тумблеры… «Вероятно, это мои «руки», — подумала Виктоша. — Тогда — боже! — как же я выгляжу?!»

Как бы в ответ на ее мысли раздался приглушенный хлопок, и хозяин ее тела немедленно обернулся на звук.

Виктоша в начале вообще ничего не увидела, лишь присмотревшись повнимательнее рассмотрела два черных сверкающих пятна, непостижимым образом висящих в воздухе. Пятна казались живыми: они пульсировали, чуть заметно изменяясь в объеме, и слегка одновременно покачивались. Постепенно, привыкнув к увиденному, Виктоша разобрала некий еле заметный человеческий контур — удлиненный череп (пятна как раз на том уровне, где должны быть глаза), длинная шея, худое длинное тело, под стать им пара рук и две ноги. И если ноги целиком и полностью представляли из себя лишь зыбкий, с трудом различимый контур, то контур «рук» заканчивался уже хорошо знакомыми Виктоше «прутиками».

«Это одежда! — догадалась Виктоша. — Некое подобие комбинезона, и он то ли пропускает сквозь себя свет, (комбинезон-невидимка!), то ли искусно сливается с окружающими его предметами, как хамелеон».

Серия резких щелчков и посвистываний прервала ее размышления, и Виктоша, уже ничему не удивляясь, поняла, что появившийся сообщает ее хозяину, что послан главнокомандующим лично разобраться в причине задержки выполнения команды.

— Команда была выполнена тотчас после получения, — отщелкал и отсвистел Виктошин «хозяин». — Все шахты раскрылись и ракеты стартовали. Внезапно уже в полете они по какой-то неведомой причине отклонились от заданной траектории и скрылись в неизвестном направлении. Доложите главнокомандующему, я делаю все возможное, чтобы отыскать их, но пока безуспешно…

Пришедший сделал несколько шагов по направлению к «сооружению», пробежался «прутиками» по панели, поглазел на экран и со словами:

— Я немедленно доложу обо всем Главнокомандующему, — подошел к стене и с приглушенным хлопком вошел в нее.

Виктоша вместе со своим хозяином вновь вернулась к экрану со светлячковой дискотекой. Теперь она еще явственнее ощущала все возрастающее беспокойство, а когда рядом с плоским экраном неизвестно откуда появился переливающийся всеми цветами радуги шар, она почувствовала накатывающуюся панику, и ее новые руки и ноги мелко-мелко задрожали.

Шар прекратил менять цвета, но начал изменять форму, пока не превратился в висящую у экрана голову. Голова была овальной формы, сильно вытянута по вертикали и, кроме того, украшена то ли оленьими рогами, то ли через чур разросшимся терновым венцом. Два темных глаза скорее походили на два темных провала, и лишь едва заметная пульсация выдавала их принадлежность живому организму. Не было ничего похожего на нос, а рот напоминал ломанную линию, отдельные участки которой то и дело чуть раздвигались извергая серии громоподобных щелчков и свистков, что означало:

— Ты отдаешь себе отчет в своих действиях?!? Поступили сведения, что противник предпринял массированный контрудар! Каким образом ты умудрился потерять сразу все ракеты?! В огонь твою голову!..

В эту минуту по экрану прошла рябь, и Виктоша увидела, как зеленые огоньки засветились одновременно по всему экрану, а рядом с каждым из них появилось еще по одному — красному.

— Ракеты нашлись!.. — радостно затрещал Виктошин хозяин, но постепенно радость его сменилась удивлением, и он озадаченно закончил. — Они застыли в воздухе… Нацелены на все наши крупные и мелкие жилые и промышленные объекты…

— ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ?!?! — яростно засвистела и защелкала голова. Если бы Виктоша могла управлять руками своего хозяина, она с удовольствием заткнула бы себе уши или что там у нее теперь было для слуха. — Ракеты не могут висеть в воздухе! Это тебе не летательные пузыри! Перенаправь удар! Пошли ракеты обратно к противнику!

Виктошин хозяин принялся вновь щелкать тумблерами, что-то нажимать и переключать, но картинка на экране упрямо не хотела меняться.

— ЧТО ТАМ ЕЩЕ???!!! — взревела рассерженная голова, но на этот раз ее гнев был направлен на кого-то, находящегося вне поля зрения Виктоши, а где-то там, рядом с хозяином головы. Голова тут же, ярко вспыхнув, пропала. Но почти сразу же появился еще один шар, явивший еще одну голову. Эта голова что-то громко кричала об остановке каких-то транспортировщиков и подъемников. Почти одновременно с этой появилась третья голова, которая грозила отдать всех под суд за вынужденный простой промышленных объектов. Потом были еще и еще шары, еще и еще головы, кто-то сообщал об огромных очередях и недовольстве населения, кто-то о перебоях в системе жизнеобеспечения… Виктоша уже перестала понимать все, что они кричали, а ее бедный хозяин, как угорелый носился по всему, оказавшемуся довольно большим, круглому помещению от экрана к экрану и лихорадочно что-то переключал, дергал за какие-то провода, менял их местами, отвинчивал и вновь завинчивал какие-то крышечки… Но везде, на каждом экране его упрямо ждала одна и та же картина: замершие по всему пространству дружные пары зеленых и красных огоньков.

Виктоша начала понимать: она находилась на планете, или, скорее всего, в стране, где все контролировалось и управлялось одним мощным компьютером, который внезапно то ли завис, то ли сломался, короче, жизнь на планете или, по крайней мере, в той стране, где находилась девочка, оказалась парализованной, а тело, в котором она сейчас обитала, принадлежало оператору (или, как она позже узнала, одному из операторов) этого громадного компьютера.

После того как, ярко вспыхнув, одновременно пропали все головы вместе с шарами, в зал по одному стали приходить другие существа, похожие на тех, что уже видела Виктоша. Они именно приходили в образовавшийся небольшой проем, а не вваливались с хлопками сквозь стену. Все они были высокими и более или менее худыми, с вытянутыми головами, «рогами», безносыми лицами и большими черными глазами, ртами в виде изломанной линии и руками, напоминающими букет прутиков. Одеты они были в нечто напоминающее комбинезоны, но без капюшонов и с открытыми лицами. Их комбинезоны выглядели вполне земными, во всяком случае, они не меняли своих цветов и не пропускали свет. Все они неизменно говорили что-то подбадривающее Виктошиному «хозяину» и, перебросившись между собой парой-тройкой фраз, становились к экранам. Они переключали тумблера, дергали за какие-то провода, меняли их местами, отвинчивали и вновь привинчивали какие-то крышечки — в общем, делали все, чем совсем недавно в одиночестве занимался Виктошин «хозяин». Он же теперь понуро сидел у одного из экранов недалеко от входа и исподволь наблюдал за действиями своих коллег. Очевидно, все они были операторами этого компьютера.

Наконец, убедившись в бесплодности своих попыток восстановить жизнедеятельность компьютера, все, один за другим, сгруппировались вокруг Виктошиного «хозяина».

— Чиуик-чиунар-тр-тр-тр, — обратился к Виктошиному «хозяину» один из операторов, по тому, как почтительно обращались к нему другие, как, то и дело, подбегали к нему с тем или иным вопросом, Виктоша поняла, что, вероятно, он был здесь главным. — Расскажи нам, обо всех операциях, которые ты выполнил за время смены, и как компьютер каждый раз реагировал на твои действия.

Чиуик-чиунар-тр-тр-тр (так, по всей видимости, звали «хозяина») поднялся со своего места и стал, не торопясь, подробно и добросовестно повторять все совершенные им ранее действия. Он переходил от экрана к экрану, рассказывал о полученных заданиях и командах, описывал свои действия, показывал, что он переключал, какие знаки нажимал на панели у каждого экрана, рассказывал, что появлялось на экране, какие огоньки, где и как начинали мигать. Все одобрительно кивали. Внезапно главный оператор оживился:

— Постой, постой, — он и сам привстал со своего места. — Я правильно тебя понял: компьютер дал сбой сразу же после команды о бомбардировке?

Виктошин «хозяин» кивнул.

— Надо немедленно связаться с Главнокомандующим, — распорядился главный оператор.

— Но связь, как и все прочее, тоже заблокирована, — просвистел один из операторов.

— Ну, что же, — развел руками главный. — Придется, как в старые времена, составить рапорт и отнести его при помощи собственных ног. Ведь ни транспортеры, ни подъемники, ни переходники тоже не работают.

Виктоша и представить себе не могла, что это простое предложение может вызвать такой ужас в душе ее «хозяина». То, что она почувствовала, в нормальной жизни она могла бы почувствовать, услышав команду вручную перекопать пляж (тот самый, на котором в теплые дни собирается все население городка) перекопать пляж в поисках случайно упавшей туда золотой крупинки.

Все остальные, очевидно, чувствовали то же самое, так как растерянно переглядывались. В голове у девочки, очевидно, как отзвуки мыслей ее хозяина, возникли странные образы: бесконечное нагромождение переплетающихся узких лестниц, они, насколько можно было видеть, тянулись вверх и вверх, и вверх и терялись где-то в недосягаемой вышине — Виктоша поняла, что это и есть путь к месторасположению Главнокомандующего.

Кроме того, «хозяин», как и все остальные, был явно поставлен в тупик. Виктоша чувствовала, что на языке у него вертится вопрос: «Как составить рапорт без компьютера?». В голове у него крутились какие-то отрывочные сведения из истории цивилизации, что вроде бы, когда-то давным-давно, когда еще не было компьютеров (неужели такое и вправду когда-то было?!) существовало нечто, во что окунали какие-то палочки и ими оставляли следы на каких-то белых плоских…

Из транса всех вывели тяжелое топанье, пыхтение, сопение и знакомое ругательство:

— В огонь ваши головы!..

Через мгновение сам Главнокомандующий в сопровождении многочисленной свиты в комбинезонах-хамелеонах появился в зале главного компьютера. Он сердито обвел глазами столпившихся операторов и, остановив взгляд на Виктошином «хозяине», сердито засвистел:

— Что тут происходит? В огонь вашу голову! Вы сорвали мне важную военную операцию! Счастье, что наши шпионы успели передать нам, что ракеты неприятеля вытворяют то же самое. В огонь их головы… Как все это прикажете понимать? Что вы все тут бездельничаете?! — он опять сурово оглядел всех собравшихся, включая и своих сопровождающих, которые попытались еще больше слиться с окружающими предметами.

— Вы будете искать решение проблемы или нет?! — вновь заорал Главнокомандующий. — А что, если противник, в отличие от вас, не дремлет?! Что, если они раньше найдут выход из создавшейся ситуации?

Главный оператор вышел вперед.

— Позвольте мне, господин Главнокомандующий, высказать некоторые соображения на этот счет.

Главнокомандующий пробурчал нечто нечленораздельное, что вполне можно было расценить, как разрешение говорить.

— Мне кажется, мы уже нашли необходимое решение, не знаю только понравиться ли оно вам…

— Что за чушь?.. — по привычке взревел Главнокомандующий, но так как главный оператор был в этом мире весьма значимой фигурой, осекся и уже более спокойным голосом продолжил:

— Мне понравится любое решение, способное восстановить работу компьютера, чтобы я, наконец, смог запустить ракеты и атаковать противника!

— Видите ли, господин Главнокомандующий, — начал главный оператор, — решение данной проблемы, как нам кажется, как раз и состоит в том, чтобы отменить Ваш приказ о запуске ракет…

— Что за чушь?! — вновь заорал Главнокомандующий не взирая на статус главного оператора. — Да отдаете ли вы себе отчет в том, что говорите?! Как это можно отменить приказ?! Вы что, предлагаете добровольно сдаться врагу?!!!

— Помнится, Вы сказали, что наши враги находятся точно в таком же положении, — спокойно сказал главный оператор.

— Я сказал только, что их собственные ракеты, так же, как и наши, — тут он метнул суровый взгляд в сторону Виктошиного «хозяина», — как летательные пузыри зависли надо всеми стратегическими объектами. Более мне ничего неизвестно. Связь прервалась.

— Если моя теория верна, — продолжал главный оператор, — то, вы сможете связаться со своими людьми, чтобы узнать о положении дел ваших противников…

— НАШИХ противников! — взревел Главнокомандующий.

Главный оператор пожал плечами, не желая вступать в ненужную дискуссию, но по выражению его лица было видно, что на этот счет у него имеется собственная точка зрения.

— Это бунт, — вдруг неожиданно спокойно сказал Главнокомандующий. — И я подозреваю здесь саботаж!

Он повелительным жестом указал на главного оператора, и тут же по обе стороны от того выросли двое в «хамелеонах». Неизвестно, чем бы все это кончилось, но тут к Главнокомандующему подскочил еще один хамелеон и что-то тихонько просвистел ему на ухо.

— В самом деле? — Главнокомандующий, казалось, был сначала весьма озадачен услышанным. Затем, немного поразмыслив, произнес:

— Это лишь укрепляет мои подозрения! Здесь имеет место быть не только саботаж, но и международный заговор! Немедленно в следственный изолятор! В пыточную камеру! Я выведаю у этих тухлячков, откуда им было известно, что, несмотря на полную остановку компьютера, полное отсутствие связи, нам удастся каким-то чудом на несколько минут вызвать нашего человека, и он доложит о полной остановке компьютера противника! Ха-ха-ха! Ловко вы все придумали! Но забыли, что в условиях ведения военных действий, я могу арестовать любого! И пытать! — последнее заявление было сделано таким зловещим тоном, что Виктоша почувствовала, как невольно сжался не только ее «хозяин», но и все операторы, стоящие вокруг.

Один лишь главный оператор сохранял полное спокойствие и был невозмутим.

— Не надо меня пытать, — спокойно сказал он. — Я бы уже давно рассказал вам, в чем тут дело, если бы вы захотели меня выслушать. И как вы, интересно, собираетесь переправить меня в следственный изолятор? На руках понесете? А как вы туда попадете, если запор открывается и закрывается при помощи компьютера, который не работает? И пытать будете по старинке? А кто-нибудь из вас помнит, как это делается?

Главный оператор насмешливо посмотрел на Главнокомандующего. До остальных операторов тоже постепенно дошел смысл сказанного, и они заулыбались. В это же самое время солдаты Главнокомандующего, судя по их напряженным позам и еще больше вытянувшимся лицам, испытали тот же шок, который некоторое время назад поразил бедных операторов при мысли о бумаге, чернилах и бесконечной веренице лестниц. Главнокомандующий обиженно засопел.

— Что бы там ни было, я все равно не смогу отменить свой приказ без согласия Совета старейшин!.. Но не думайте, что вам все сойдет с рук! Вам все равно придется предстать перед старейшинами и раскрыть свой источник некоторых сведений… — хотя Главнокомандующий все еще кипятился, былой уверенности в его тоне уже не было.

И тут, как по волшебству, в главный компьютерный зал явились новые действующие лица. Как сразу догадалась Виктоша, это были именно те самые старейшины и сопровождающие их лица. Одни отличались от других не только цветом и покроем комбинезонов — на первых было что-то белое, легкое и довольно широкое, вторые в своих синих комбинезонах выглядели весьма официально (насколько официально вообще могут выглядеть люди в синих комбинезонах). Главное отличие заключалось в том, что вторые, сами едва передвигая ноги, буквально тащили на себе первых. Сразу все забегали, засуетились. Пятерых старейшин, явно находящихся на грани обморока (еще бы! Виктоша содрогнулас, едва вспомнив представшие ей в видении бесконечные лестницы), тут же усадили в удобные кресла в центре зала. Кто-то из свиты Главнокомандующего тут же притащил какие-то снадобья, взятые, вероятно, из походной аптечки, которая всегда под рукой у настоящего солдата. Кто-то уже отпаивал старейшин зеленым пахучим напитком. Была даже организована ванночка для ног, в которую старейшины незамедлительно и с явным удовольствием опустили свои нижние конечности, которые походили на два толстых бревна с расходящимися в разные стороны эластичными подпорками. Пока старейшины приходили в себя, Виктоша с интересом рассматривала их. Кроме своей одежды они мало чем отличались от окружающих, разве что были гораздо толще остальных, и, если кожа других выглядела упругой и гладкой и варьировалась от песочного до цвета молочного шоколада, то кожа старейшин была гораздо темнее и грубее.

Наконец, старейшины пришли в себя. Они о чем-то посовещались, почти вплотную сдвинув друг к другу свои ветвистые «рога», и один из них поднял руку. Операторы и члены обеих свит, до этого оживленно обсуждавшие происшедшее, тот час замолчали, а Главнокомандующий и главный оператор, ведущие за спинами старейшин яростный спор, во время которого Главнокомандующий то и дело сверкал глазами и потрясал кулаками, вышли вперед и церемонно поклонились. Призывавший к тишине старейшина ответил им, чуть склонив голову, и, обращаясь к главному оператору, произнес:

— Уже каждый ребенок знает, что произошло. Ситуация крайне плачевна, — старейшина с тяжелым вздохом оглядел соплеменников, включая несчастных членов своей свиты, мешком лежащих на стульях вдоль стен зала. Те, почувствовав на себе взгляд начальства, поспешили принять вертикальное положение и придать себе бодрый и даже несколько напыщенный вид — насколько им это было по силам.

— Поэтому, — продолжал старейшина, — я предлагаю сразу перейти к делу и прошу Вас, господин главный оператор, ознакомить совет с причинами создавшейся ситуации, если таковые уже известны, а также изложить свои соображения о мерах по предотвращению причин данной катастрофы.

Главный оператор сделал еще один шаг вперед и вновь церемонно поклонился.

— Почтеннейший совет, — начал он, когда все формальности были соблюдены. — Проанализировав действия нашего коллеги, всеми уважаемого Чиуик-чиунар-тр-тр-тр, — на этих словах Виктошин хозяин также вышел вперед и также замысловато поклонился. — Мы пришли к выводу, что они не могли стать причиной создавшейся ситуации.

Наш уважаемый коллега — Чиуик-чиунар-тр-тр-тр — исключительно добросовестный и грамотный специалист. Он действовал четко по инструкции, не суетился и не терял голову, а потому не мог совершить никакой ошибки, да и никакая ошибка, совершенная оператором не могла привести к столь скорбным последствиям. Вы знаете, что все системы неоднократно дублируются. Получив ошибочную, с его точки зрения команду, компьютер подает сигнал, и оператор всегда может исправить свою оплошность. Ничего подобного не имело места в данной ситуации. Мог ли компьютер быть перепрограммирован с целью саботажа или каких других антиправительственных мер? — на этих словах главный оператор выразительно посмотрел на Главнокомандующего. — Все мы знаем, что ключ к секретной панели памяти компьютера находится только у меня. Но даже если бы я вдруг и захотел по каким-то неведомым мне причинам воспользоваться им, — снова гневный взгляд в сторону Главнокомандующего, который уже явно чувствовал себя «не в своей тарелке», а главный оператор, наоборот, все больше и больше распалялся, голос его креп.

«Ох! И не плохой оратор — этот главный оператор!» — подумала Виктоша и, если бы могла, рассмеялась — так здорово получилось! Главный оператор, меж тем, продолжал:

–… то что смог бы я сделать, не зная пяти паролей, которые хранят наши уважаемые члены Совета старейшин — каждый по одному? — почтительный поклон в сторону старейшин. — Итак, мы видим, что не было ни намеренного вредительства, ни случайного нарушения. «Что же произошло?» — спросите вы меня, — присутствующие затаили дыхание, а главный оператор выдержал эффектную паузу и произнес:

— Дело в самом компьютере!

— Он сломался?! — хором выдохнули члены свиты старейшин, и некоторые из них тут же брякнулись в обморок. «Еще бы! — подумала Виктоша. — Ведь, если эти самые подъемники и — как их? — транспортировщики так и не заработают, им придется тащить старейшин на себе обратно, и — кто знает! — может быть, так и таскать их всю оставшуюся жизнь!»

Главный оператор выждал, пока прекратится суетня вокруг упавших членов свиты старейшин, и, пока члены свиты, поднятые «хамелеонами» Главнокомандующего, не придут в себя настолько, чтобы оценить всю важность приготовленного им сообщения, и отчеканил:

— Нет, наш компьютер НЕ сломался! Он просто НЕ ХОЧЕТ уничтожать и быть уничтоженным!

Главный оператор победоносно обвел взглядом притихшую аудиторию.

Конец ознакомительного фрагмента.