Популярна и влюблена

Ребекка Сёрл, 2014

Простая школьница и юная актриса Пейдж Таунсен в один прекрасный день прилетает на Гавайи, где ей предстоит сниматься в экранизации одной из самых популярных книг современности. Съемки, премьеры, красные дорожки, бесчисленные поклонники – калейдоскоп событий завораживает девушку! И когда у нее появляются чувства к партнеру по съемочной площадке Райнеру Дэвону (к слову, самому сексуальному актеру, по версии многочисленных таблоидов), Пейдж понимает, что ее жизнь никогда не будет прежней.

Глава 5

Спускаюсь на пляж и вижу, как Уайатт щурится на солнце, беседуя с Камденом, нашим кинооператором, об углах съемки. «Сниматься на пляже» — это звучит сексуально, и ты думаешь, что будешь обласкана солнцем и овеяна ветрами, но на самом деле тут полно технических нюансов, и у тебя все чешется. Это постоянная борьба за правильный угол, за нужное количество песка и грязи, за то, чтобы снять хороший дубль до того, как тебя собьет с ног волна или ветер.

Райнер в этом мастер. Честное слово, все стихии подчиняются его прихотям. Я видела однажды, как ливень за секунду сменился палящим солнцем, едва Райнер ступил на пляж. У Ноя в «Запертых» есть власть над природой. С погодой происходят странные вещи, когда он поблизости. У Райнера с его персонажем много общего.

Сегодня мы снимаем сцену, которую Уайатт окрестил «выброшенные на берег». Это та сцена, в которой Август и Ной оказываются на острове, и он исцеляет ее. Я вся покрыта фальшивой кровью и грязью и одета в то, что смело можно назвать тряпьем.

Эта сцена почти в самом начале книги, но мы не снимаем по порядку. Уайатт говорит, что хотел бы снимать по хронологии событий, чтобы наши чувства менялись так же, как чувства персонажей в книге, но у нас сложный съемочный график. Мы делаем то, что от нас требуется.

Райнер болтает с одной из ассистенток, которая сооружает гору из песка. Он пытается помочь ей, но она настаивает на том, чтобы он перестал. Я вижу, как она краснеет, и ее глаза улыбаются. Он не то чтобы флиртует. Просто понимает, какое воздействие на нее оказывает.

— Поехали, ребята. Давайте до заката со всем разберемся. — Уайатт не смотрит на меня, но жестом велит нам подойти, и Райнер смахивает часть песка на ассистентку. Она отряхивает волосы и смеется. Во мне что-то вспыхивает, но я переключаюсь на свои переживания из-за работы над сценой. К нам подключают микрофоны, и как обычно один из звукооператоров оказывается слишком близко к моей груди (или тому месту, где она должна быть). А затем мы направляемся к кромке воды.

Я глубоко вдыхаю и всматриваюсь в океан. Он удивительного бирюзового цвета. Кассандра назвала бы этот цвет каким-нибудь нелепым «черепахово-зеленым». Издалека вода красивая и яркая, но когда заходишь в нее, она абсолютно прозрачна. Можно увидеть песок у твоих ног.

С актерством точно так же: вблизи все абсолютно иначе. Когда ты смотришь фильм, он цельный. Одна сцена сменяется другой с изяществом, без каких-либо усилий. Но когда снимаешь день за днем, сцена за сценой, фильм разваливается на разрозненные кусочки. Положи руку сюда, подними подбородок вот так, выпрями плечи. Сделай упор на этом слове.

Главная проблема в том, что я слишком тщательно все обдумываю, голова забита мыслями. Уайатт постоянно мне это говорит. Он кричит на меня: «Перестань думать!» Но у меня не получается. Я переживаю, что не смогу понять Август и разочарую десятки миллионов людей.

Я играла сотни разных персонажей: персонажей Шекспира, персонажей Теннесси Уильямса и даже одну очень болтливую девочку, придуманную Стивом Глеком — восьмиклассником, который выиграл конкурс одноактных пьес в моей школе несколько лет назад. Но это другое. Август — персонаж, любимый всем миром. И моя работа — воплотить ее. У нее будет мое лицо, мой голос, мои волосы. Она будет мной. Что, если я ошибусь?

Райнеру это дается легко. Он даже не старается. Он появляется на съемочной площадке, шутит, и, как только Уайатт кричит «мотор», он становится Ноем. Будто у него есть переключатель.

И это поразительно, потому что Ной совсем не похож на Райнера. Райнер дружелюбен и общителен, а Ной сдержан и полон тайн. Тем не менее у них обоих светлые волосы и трагически-прекрасные голубые глаза. И его пресс. Его пресс просто… великолепен. Иначе и правда не скажешь.

— Мы сегодня должны стать лучше! — кричит Уайатт. Я знаю, что он имеет в виду меня. Я сегодня должна стать лучше. И я стану. Я никогда не сдавалась, если мне бросали вызов. Едва ли стоит начинать сейчас.

В этой сцене я лежу на песке, в руках Ноя. Я умираю, из моего тела в разные стороны торчат осколки самолета. К счастью, большую часть всего этого позже добавят на компьютере. Мы занимаем наши места на песке. Я ложусь, а потом рядом со мной оказывается и Райнер. Когда его руки находят мои плечи, я невольно делаю глубокий вдох. Это самая интимная сцена из всех, что мы сняли до сих пор.

— Ты умираешь! — орет Уайатт. — Это чертовски больно! Мы можем, черт возьми, это почувствовать?

— Ты справишься, — шепчет мне Райнер.

Уайатт кричит «мотор», и я начинаю задыхаться. Ной наклоняется надо мной в панике. Я чувствую, как его пальцы скользят по моим бокам. Ощупывают ребра. Я сосредотачиваюсь на этих ощущениях. Боль. Смерть. Тьма.

— Снято! — выкрикивает Уайатт.

Я выдыхаю. Райнер откидывается назад.

— Никуда не годится, — говорит Уайатт.

Райнер щурится на него.

— Мы можем попробовать сыграть в быстром темпе.

Уайатт качает головой.

— Я хочу это прочувствовать, — произносит он. — Я хочу почувствовать, что ты теряешь ее, а ты, — он указывает на меня, и кровь застывает в жилах, — ты практически без сознания. — Он опускается ко мне. — Все это должно идти отсюда. — Его рука падает мне на живот. — Из самой сердцевины.

И он шагает прочь. Слышу, как он что-то бормочет, но не могу разобрать, что именно.

Райнер касается моего плеча.

— Не слушай его, — тихо говорит он. — У тебя получается.

Но я знаю, что он неправ. У меня не получается. Я хочу, чтобы получалось, но пока безуспешно.

Становится жарко, солнце поднимается выше и выше. Джейк знает, как определять время по солнцу. Однажды он пытался меня научить, но я так и не поняла, как это делается, ведь ты не можешь смотреть на само солнце.

К тому моменту, как мы заканчиваем, уже стемнело, и я валюсь с ног. Мы, должно быть, отсняли сотню дублей этой сцены исцеления. И потом еще сотню — сцены крушения. Мы то заходили в воду, то выходили на берег, и, несмотря на жару, мои зубы стучат весь вечер. Райнер не переставал обхватывать меня сзади, пытаясь согреть в промежутках между дублями, и шептал слова воодушевления. С тех пор как мы сюда приехали, он все время защищает меня, и я ему благодарна. Не знаю, что бы я делала, не будь он на моей стороне.

Мы должны закончить к восьми, и это сводит Уайатта с ума. Обычно наши съемки становятся дольше и дольше с течением недели. Формально мы не можем снимать больше двенадцати часов без семичасового перерыва, а мой график еще строже. Так как Райнер совершеннолетний, он может сниматься допоздна и оставаться на площадке столько, сколько нужно. В моем графике, наоборот, куча оговорок и условий — я могу сниматься только пять с половиной часов и должна тратить три часа в день на учебу. Иногда, в конце очередной съемки, у меня остается всего двадцать минут на учебу, и я отправляюсь в конференц-зал в фойе отеля со своим репетитором Рубиной. Уайатт отснимет несколько действий или диалогов, а потом придет мой дублер, чтобы снять все остальное. Странно осознавать, что довольно большу́ю часть фильма меня в нем вовсе нет.

Даже несмотря на это, выспаться здесь сложно, учитывая прически и макияж (работа над ними может занять до трех часов).

Я запрыгиваю в ожидающий нас фургон.

Оглядываюсь, чтобы посмотреть, идет ли Райнер, но вижу, что он зачем-то прижал Уайатта к стенке, и мне меньше всего хочется им мешать. Мы выходим, и я плетусь обратно в отель, озадаченная. Я думала, что получить роль — это самое сложное. Что я показала себя с лучшей стороны, и поэтому они наняли меня. Тогда я еще не поняла, что получить роль — это только начало.

Я уже подхожу к своей квартире, когда слышу шаги за спиной.

— Эй, Пи Джи, подожди.

Райнер подбегает к моей двери. Он стер свой грим в фургоне, и сейчас на нем серая футболка и джинсы.

— Что ж, — говорит он. — Сегодня был тяжелый день. — Он склоняет голову набок, пытаясь разгадать мои чувства.

— Все в порядке, — говорю я. — Все хорошо. Я сама виновата.

Райнер едва заметно улыбается.

— Хочешь, обсудим это? — спрашивает он. Он обходит меня, чтобы взять у меня ключи и открыть дверь в квартиру. Он так уверен в себе, так спокоен. Я знаю, что он старше, но дело не только в этом — у него есть опыт.

Я пожимаю плечами, застигнутая врасплох его прикосновением.

— Тут особо нечего обсуждать. Только то, что я отстой. — Проскальзываю внутрь, и Райнер следует за мной.

— Абсурд.

— Да ладно? Скажи это моей сердцевине. — Я дважды постукиваю по своему животу, как это делал Уайатт.

Райнер качает головой.

— Он просто болван. Я ему сказал…

— Пожалуйста, — перебиваю я его. — Пожалуйста, скажи, что ты не велел ему быть со мной помягче.

Райнер вздыхает.

— Он не должен каждый день кричать на тебя.

Я бросаю свою сумку на пол и прислоняюсь к стойке. В моей квартире две спальни и полностью оборудованная кухня. Тут так же просторно, как в нашем доме в Портленде, где одновременно жили шесть человек.

— Мне бы хотелось, чтобы ты этого не делал, — говорю я.

— Да брось, — отвечает он. — Я прикрываю тебя. Мы с тобой в одной лодке, детка.

Я смотрю, как он небрежно прислонился к холодному мрамору, скрестив руки на груди. Он выглядит утонченно, благородно и самоуверенно. Будто мир никогда не давал ему ни одного повода сомневаться в своем успехе.

— Спасибо, — говорю я. — Но не надо строить из себя перед Уайаттом моего старшего брата.

— Старшего брата? — Райнер ухмыляется, и я краснею. — Эй, ты не хочешь поужинать? — спрашивает он, резко меняя тему.

— Я не очень голодна.

— Пойдем, тебе нужно поесть. Тебе хоть что-то сегодня удалось перехватить? — Он опускает руки, и светлые волосы падают ему на лоб. Это кажется знакомым, что странно, но потом я вспоминаю, что именно в этой позе он на постере в спальне у Кассандры.

Моя жизнь полна странностей.

— Ладно, дай мне переодеться.

Я слышу, как в соседней комнате Райнер насвистывает мелодию. Я узнаю ее, но не могу вспомнить название. Кажется, это какая-то из песен Бритни. Песня о летней влюбленности, которая постоянно играла с апреля по август в прошлом году. Даже я знаю все слова на память. Может, они и правда встречаются.

Я дергаю ящик комода, и фото, стоящее на нем, падает. Это фото, которое Джейк дал мне перед отъездом. На нем он сам, Кассандра и я прошлым летом. Мы стоим перед магазином мороженого Delmano. Мы глупо улыбаемся, лица измазаны шоколадом. Я поднимаю фото и кладу его в ящик. Меня охватывает чувство вины за то, что я не звоню чаще. За то, что я уехала. Я думаю, как они там учатся, как гуляют по центру города в выходные. Без меня.

Выбираю белую маечку и юбку с цветочным узором, которая у меня с шестого класса. Я никогда ее не носила, но решила, что она подойдет для Гавайев.

Я получила свой первый чек в прошлом месяце и только на той неделе добралась до банка, чтобы мне перевели эти деньги на счет. Если честно, я даже испугалась. В действительности эти цифры значат больше, чем просто денежная сумма. Они значат что-то еще, что я пока не до конца понимаю. Это куда большая сумма, чем всё, что когда-либо заработала моя семья, сложенное вместе и умноженное на десять. Я чувствую себя могущественной, но не в самом лучшем смысле. Этакая Годзилла, переросшая всех родственников. Как будто я больше не помещусь в свой собственный дом.

Прежде чем уехать, я предложила деньги родителям, но они отказались. Папа на полном серьезе ушел из комнаты. А мама велела мне никогда больше об этом не заговаривать и сказала, что я заработала эти деньги и они должны оставаться моими.

Но зачем мне столько?

Пока я только оплатила адвокатов и все в таком роде. Я дала маме чек для женского приюта, в котором она работает волонтером. Чек она взяла. Но я не ходила по магазинам. Не купила себе сумочку. Или туфли. Или машину. На Мауи не так уж много мест, где можно заняться шопингом, только один небольшой центр за нашим отелем, и даже если бы они были, мне бы все равно понравилось то же, что и всегда, — джинсы и майки.

Может быть, я оплачу Джейку и Кассандре полет на съемки. Думаю, им это понравится.

— Ты отлично выглядишь, — говорит Райнер, когда я появляюсь перед ним. Он одаряет меня улыбкой.

Я фыркаю, потому что, несмотря на выигрышное сочетание детской юбочки с песком в моих волосах, я уверена, что он шутит.

— Куда мы пойдем? — спрашивает он.

— В «Лонги»?

На первом этаже торгового центра есть итальянский ресторан. Мы почти каждый день заказываем обед оттуда, у них отличная паста, и сам ресторан на открытом воздухе, так что можно слушать океан. Не то чтобы из моей гостиной не слышно океан, но это все равно приятно.

— Звучит неплохо, — говорит Райнер.

Когда мы оказываемся в «Лонги», Райнер улыбается администратору своей фирменной улыбкой, и она предлагает нам крайний столик, скрывающийся прямо под пальмой. Она похожа на тех девушек, которых обычно можно увидеть в рекламе бренда Roxy. Загорелая, высокая, стройная блондинка. Готова поспорить, по утрам она занимается серфингом, днем работает моделью, а по ночам обслуживает здешних посетителей. Если моя актерская карьера провалится, такой образ жизни — тоже неплохой вариант. Кроме работы моделью.

— Я подумываю о том, чтобы не уезжать в эти выходные. — Райнер откидывается на стуле, и его рука вскользь касается моей. Мы сидим наискосок за столиком на четверых, но Райнер устроился так близко, что мы почти соприкасаемся. Неподалеку от нас ужинают две девочки с родителями и чуть ли не падают в обморок.

Тяжело забыть, что Райнер знаменит.

— Да? — говорю я, отламывая кусочек булочки.

Райнер летает в Лос-Анджелес и обратно каждые выходные. Теперь я думаю, что, скорее всего, он виделся с Бритни, но я не спрашивала.

Он берет стакан с водой и отпивает, не поднимая глаз.

— Да. Я просто подумал, что мало свободного времени провожу здесь. Ради чего я постоянно сбегаю?

— Бритни? — предполагаю я и сразу же жалею, что произнесла это вслух.

Райнер хмурится.

— Что ты имеешь в виду?

Я представляю свой ответ: «Ты хочешь убедиться, что твоя девушка не встречается с плохим парнем из Голливуда, Джорданом Уайлдером, так?»

А затем я говорю: «Таблоиды», хотя на самом деле хочу сказать: «Лилианна». Но я слышала о Джордане Уайлдере и от Кассандры тоже. Тяжелый случай.

Райнера это забавляет.

— Ты их читаешь?

— Э-э… нет, не совсем. — Я чувствую, как мое лицо начинает краснеть.

— Все в порядке. — Райнер кладет руку на мое обнаженное плечо. Она мягкая и теплая.

— Я не читаю таблоиды. — Я выдыхаю. — Наверное, стоит, потому что тогда я буду знать хоть что-то о людях, но я не читаю. Моя лучшая подруга всегда мне обо всем рассказывала. — При нормальных обстоятельствах я бы уже сообщила Кассандре о комментарии Лилианны, но у меня не было времени. — Лилианна рассказала мне о некой Бритни. Хотя это не важно… — Я понимаю, что слишком много болтаю, но мне трудно остановиться. То, как он смотрит на меня — с интересом и в то же время смущенно, — заставляет меня нервничать.

Райнер откашливается и убирает руку.

— Мы не встречаемся. Уже нет.

— О.

Он улыбается.

— А ты?

— Бритни не в моем вкусе, — парирую я.

Райнер смеется.

— Забавно.

— Стараюсь.

Он наклоняется ко мне.

— Дома есть кто-нибудь?

Я думаю о Джейке, который, скорее всего, сейчас пикетирует какой-нибудь приют для животных или Barnes & Noble.

— Нет.

— Правда? У тебя?

— Как это ни удивительно, да. Несмотря на все это, ко мне еще никто не прибежал. — Я прихватываю несколько тонких прядок волос, и песок сразу же сыпется мне на колени.

— Ты кинозвезда, не заметила? — говорит он. Его голубые глаза сияют. Если за нашим столом и есть кинозвезда, это точно не я.

— Я актриса, — поправляю я его.

— В нашем положении, дорогая, это одно и то же.

Я пытаюсь сопротивляться его воздействию, но то, как он произносит «дорогая», заставляет вибрировать каждый мой нерв.

Райнер откидывается на спинку стула и улыбается.

— Ну, что закажешь?

Я замечаю, с каким спокойным очарованием он говорит с официантом; как он встает и поправляет мой стул, когда я возвращаюсь из уборной; как он улыбается и беседует с матерью и дочерью, которые подошли к нашему столику, чтобы попросить у Райнера автограф. Он чувствует себя комфортно. Даже больше: ему будто все это нравится.

— Ты привыкнешь, — говорит он, нарезая лосося. — Иногда они немного навязчивы, но это даже льстит. Значит, они любят то, что ты делаешь.

Мне не хватает духу сказать ему, что после сегодняшнего вряд ли кто-то полюбит то, что делаю я.

— Все будет хорошо. — Он словно читает мои мысли. — Но ты не можешь позволить Уайатту тебя задеть.

— Ты прав, — отвечаю я.

Он кладет локти на стол и склоняется ближе.

— Итак, ты устроишь для меня экскурсию в эти выходные или заставишь умолять об этом?

Я сглатываю.

— Разве у твоей семьи нет здесь дома?

Райнер поднимает брови.

— Ты точно читаешь таблоиды.

Я качаю головой.

— Ну уж нет, ты сам мне это сказал несколько недель назад.

Он вздыхает.

— Да, но мы обычно просто сидим у бассейна, проводим здесь только выходные. Я хочу посмотреть твои Гавайи. Ты из тех, кто постоянно заперт на острове. Думаю, хоть что-то ты уже видела. — Он наклоняется еще ближе, так близко, что я чувствую его запах. Он пахнет дорогим одеколоном, как целый универмаг. В сочетании со сладким ароматом растущей вокруг плюмерии это даже опьяняет.

Мои Гавайи внутри здешней квартиры, за заучиванием слов.

— Я мало куда выходила, — признаю я.

Райнер смотрит на меня.

— Значит, будем исследовать вместе.

От этого предложения я точно не могу отказаться.

— Ладно, — отвечаю я.

— Отлично. — Он отодвигает свой стул. — Пойдем?

— Разве не нужно заплатить? — Я поворачиваю голову в поисках официанта, но Райнер встает.

— У меня есть счет здесь, — объясняет он. — Не волнуйся об этом.

Когда я встаю, он касается моей талии, и я не могу удержаться от того, чтобы посмотреть на девушку через несколько столов от нас. Она ловит мой взгляд, и меня охватывает незнакомое ощущение. Гордость. На секунду я чувствую, что он мой. Хоть и не в реальном мире, но в моей фантазии это так.

Я не из тех девушек, которые восторженно умиляются при виде невест — я лучше посмотрю триллер, чем романтическую комедию, — но в нем что-то есть. Он знает, чего я хочу еще до того, как я говорю об этом. Он спокоен и уверен в себе. И сейчас, провожая меня до двери в квартиру, он наклоняется ко мне, и я не могу поверить, что… Райнер Девон действительно собирается меня поцеловать? Но он только касается губами щеки.

— Спасибо за ужин, — произносит он. — Увидимся завтра.

Я прощаюсь с ним, он поворачивается и направляется в холл.

Захожу к себе и сразу же берусь за мобильный. Я ищу номер Кассандры, но что-то останавливает меня. Я не могу позвонить ей, что я скажу? «Я запала на Райнера Девона?» Так ли это? Она наверняка укажет мне на очевидное — он кинозвезда и не заинтересован в отношениях с простыми смертными вроде меня. Мы коллеги. Он просто дружелюбен. Возьми себя в руки, Таунсен.

Я засыпаю в своей юбке с цветочками и с телефоном на подушке. Когда я просыпаюсь, телефон все еще на месте, а имя Кассандры по-прежнему на экране.