Костыли за саксофон. Дюжина грустных и весёлых настроений

Рахиль Гуревич, 2019

Что делать, если на тебя нападает девочка-каратистка? А если о тебе сказали неправду? А если тебя обкидывают ледышками? Что делать, если учитель музыкальной школы влюбился в маму ученика? Как поступить с мамой, если она чересчур опекает своего сына? Как быть родителям, если уроки у детей совсем не учатся? И что надо, чтобы прорваться на бюджет в художку и музыкалку? А если вдруг тебе выбили зуб, что тогда делать с обидчиком? Об этом и о многом другом весёлые и очень грустные истории о Ларисе, её брате Васе и их соседе пай-мальчике Альбертике. Сборник входил в длинный список конкурса НДК-2018.

На конкурсе

Неуверенное настроение

Ларисе пять лет. Её мама — портниха. Они едут на конкурс портных и представляют там костюм. Лариса неуверенно чувствует себя на конкурсе, ей кажется, что её костюм — плохой, тем более, что её в этом убеждает соперница по конкурсу.

Фотография автора

Мама Ларисы шила на заказ. Она была портниха. И сейчас они с дочерью ехали на конкурс. Мама ехала и думала: «Всё-таки хорошо, что мы с Ларисой едем. И на репетиции вчера она хорошо костюм представляла, не стеснялась, не спотыкалась, и даже импровизировала». А ещё мама думала о том, как тяжело придумать что-то новое, даже маленькую деталь в одежде. Мама вспомнила, что прошло уже полтора года с того дня, когда она увидела в магазине пуговицы в виде мизерных карандашиков и задумала сшить дочери зимний курточный костюм в таком же стиле: с карандашиками-аппликациями на коленках и на спине. А ещё будёновку. Если надеть будёновку и встать против солнца, Ларисин силуэт напоминает гигантский карандашище.

Лариса пялилась в окно электрички, смотрела, как на платформе растекаются лужи растаявшего снега и думала: «Хорошо бы наш вагон на каждой станции останавливался у огромной лужи, тогда бы никто больше не входил к нам, а только выходили». Лариса страсть как любила бегать по пустому вагону: туда-сюда между кресел, но такая удача (пустой вагон) случалась крайне редко. Вот и на этот раз лужа оказалось только у одной двери, и все-все люди входили в одни двери.

— Насыпали реагентов, — ругались тёти. — Сапоги так и выедает выедом химия.

— А потом подмёрзнет и опять гололёд, — авторитетно заявил толстый дядя и стал протирать запотевшие очки.

— Гололёд — это голый лёд. Это бух! — сказала Лариса. Она любила встревать в чужие разговоры.

— Именно: бух, вот именно что — оп! — и лежишь, и встать не можешь, а почему?

— Почему?

— Потому что — перелом, — с торжеством сказала бабушка и тут же совсем другим голосом, плаксивым, писклявым, жалобным, продолжила: — Только-только оклемалась, а никто место не уступает.

Пришлось Ларисе уступать место и стоять рядом с мамой, опираясь на толстый мягкий пакет с костюмом, который ей нужно будет совсем скоро представлять на сцене.

Вчера Лариса приезжала в незнакомый дом на репетицию. Дом с огромными колоннами, у колон — завитые причёски. Лариса залюбовалась. Дом был местами облупленный, но большой, нарядный: снег к колоннам пристал только с одной стороны: то ли справа, то ли слева. Лариса путала право и лево — ей недавно исполнилось целых пять лет, а она всё путалась.

Внутри дома вчера было пустынно, а сегодня повсюду нарядные люди. Все снимали шубы и куртки, женщины надевали туфли, и девочки тоже.

— Ой! Пойдём! Посмотрим выставку! Время есть, — мама тащила Ларису от гардероба вглубь по коридору — к чему-то красивому, разноцветному.

Но тут маме преградили дорогу: девушка с микрофоном и дядя с огромной техникой на плече.

Девушка спросила у мамы: откуда она приехала. Мама ответила.

— А вы в какой категории выступаете?

— В детской мы, — сказала Лариса.

— Ну надо же, — девушка присела перед Ларисой на корточки и спросила: — Значит, ты модель?

— Я — Лариса.

— Какое имя красивое.

— Редкое, — сказала техника у дяди на плече.

— Значит, ты, Лариса, будешь представлять мамино творение?

— Я в костюме по сцене буду ходить. Я уже вчера приезжала сюда, репетировала.

— У тебя, наверное, на конкурс красивое платье?

Лариса молчала. Везде, и в саду, и во дворе, все задавали тот же самый вопрос.

— Нет, — улыбнулась мама. — У нас модель практичная, для улицы.

— Да-да! И для луж и для снега, и чтобы падать мягко, можно сумочку подложить.

— Значит: осень-зима — улыбнулась журналистка.

— Конечно зима, — закивала Лариса. — Такие у дома колонны с завитушками. Вчера на колоннах шапки из снега были, завитушек видно не было, а сегодня сдуло.

Девушка с микрофоном пожелала победы и стала приставать к другим людям, а мама с Ларисой подошли к стендам. Это всё были рукодельные стенды. Висели на стенах странные картины. Лариса подошла к одной: она была огромная, почти до пола, и девочке хорошо было видно, что картина состоит из миллионов — сикстилионов цветных звёздочек, похожих на точёные снежинки в сильный мороз. Потом пошли стенды с подушками и покрывалами, сшитыми из разноцветных кусочков.

— Пэчворк, — подсказала мама.

Были стенды с нарисованными расплывчатыми картинами, но по ткани.

— Батик — сказала мама.

Были стенды с игрушками. Были даже сценки из игрушек.

— Как настоящие!

— Настоящие! — Женщина в платочке и сарафане улыбалась Ларисе.

— Вы как солнышко! — сказала Лариса.

— Я и есть солнышко. Настоящее солнышко… А это козочка Розочка, это корова Милушка. Лиса наша Патрикевна, Михайло Иваныч Потапов…

Лариса смотрела и смотрела на фигурки, любовалась и любовалась… На отгороженной площадке стояли и домик, и забор, бегали перед забором страшные звери, а хорошие звери жили в теремке. Петя-петушок сидел на крыше с открытым клювом и кукарекал! По — настоящему, не по-игрушечному. Из хвоста у него торчали разные нитки: толстые и тонкие, гладкие и с узелками. И звери были все из ниточек. И дерево с пнём из ниточек, и даже земля была из стриженых ниточек. А огромный домик-теремок и забор — из великого множества спичек.

— Ого! Огромный домина! — радовался мальчик рядом с Ларисой. — Из спичек.

— Спички — тоже ниточки, только деревянные, — ответила Лариса.

Тётя-солнышко засмеялась, тыкнула пальцем в траву и вдруг шерстяной клубок, но не простой, а с ушками и серой мордочкой, стал катался туда-сюда вдоль забора…

— Ерунда какая-то! Дерёвня.

Лариса обернулась. Позади неё стояла девочка, розовощёкая, с большим красивым атласным бантом на затылке, со сверкающими заколками. Девочка прочитала почти уверенно табличку:

— Композиция «Теремок». — И опять огорошила: — Ерунда.

На лицо женщины нашла тучка. Солнышко пропало. Она опять нажала на траву, и всё замерло: хвост петуха перестал шевелиться, клубок встал как вкопанный…

— Сама ты — ерунда, — сказала Лариса.

— Я — не ерунда. Я по сцене буду ходить. Я в конкурсе участвую. У меня платье, знаешь какое… Отпад!

— И я костюм демонстрирую, — отозвался мальчик.

— А какой костюм? — девочка манерно, как королевна, отстегнула бант, поправила тяжёлые распущенные волосы, повернулась к Ларисе заколками.

— Да такой костюм, — сказал мальчик. — Костюм рэпера-беспризорника.

— Фууу, — облегчённо выдохнула девочка. — И на что это похоже?

— На твою причёску, только без блёсток.

— Дурак, — девочка сорвала с волос заколку-бент, отошла от стендов гордая и неприступная, собирая поспешно волосы в хвост.

— Бантик свой не забудь причепукать! — смеялся мальчик. Он был весёлый, этот мальчик. Ларисе стало обидно, что она младше этого мальчика и поэтому боится с ним поболтать. Была бы повзрослей, обязательно поболтала.

За кулисами шерстил полумрак. Он успокаивал, он бы даже усыплял, если бы не дядя с техникой на плече и тётя с микрофоном. Дядя направлял свою технику то на одного ребёнка, то на другого…

Накануне, на репетиции, Лариса гордилась своим костюмом, а теперь она сидела в своём ещё недавно таком любимом таком обожаемом костюме в самом тёмном уголке и мучилась. Пестрило в глазах от нарядов. Мальчики и девочки, совсем мелкие, и ровесники Ларисы, и постарше — уже школьники, вертелись, крутились, вышагивали, репетируя свой выход. Сколько было платьев: воздушных и похожих на кожу змеи, сколько было пелерин и клетчатых фасонных пиджачков… И никого больше не было в зимнем курточном жарком пухлом костюме.

Знакомая девочка, причёсанная по-новому, с завитыми буклями, с ещё бОльшим количеством маленьких-маленьких мерцающих заколок, вышагивала в своём сказочном платье. Платье было с оборками, множеством юбок и блёсток из полупрозрачной невесомой материи. Девочку было не отличить от героинь мультфильмов и раскрасок. Эта девочка была мечтой любой девочки. Воплощённой мечтой!

Девочка старалась вышагивать неподалёку от дяди с техникой на плече.

— Девочка, милая! Ты — принцесса? — спросила тётя с микрофоном.

— Да! — надменно ответила девочка. Лариса видела, как девочка вся встрепенулась.

— Будь добра, принцесса: не мешайся под ногами, ты мне кадр портишь, — сказал дядя, присаживаясь на корточки перед малышкой в космическом малюсеньком платье и необыкновенной шапочке с антенной.

Принцесса нахохлилась, насупилась, поджала обиженно губы, подошла к Ларисе:

— А где твоя мама?

Лариса обрадовалась, хоть с кем-то поболтать можно. А то она в ожидании начала конкурса совсем стала пришибленной и дикой, стала затравленно на всех посматривать.

— Мама? В раздевалку пошла. Она батарейки для вспышки в куртке забыла, — с готовностью ответила Лариса.

— Мама в куртке, и ты в куртке, — сморщила Лариса носик. — А у меня у бабушки — шуба, а у мамы — меховое ателье!

— Это вы зверьков убиваете? — испугалась Лариса.

Девочка замешкалась, недоумённо пожала плечами с лёгкими прозрачными «крылышками».

— Как тебя зовут? — спросила принцесса, поправила маленькую заколку-прищепку, откинула буклю.

— Лариса, — угрюмо сказала Лариса, ей расхотелось говорить.

— Фу. Какое имя противное. Крысиное.

Лариса понимающе вздохнула. Ей и самой не нравилось её имя. Вот бы её назвали Кристиной, или Полиной, или Алисой, или на худой конец Настей… А то Ларисой — в честь бабушки, которую она видела только на фотографии.

— Народу столько. Столпились все тут, — брезгливо сказала девочка, указывая на детей. — И чего им надо-то всем?

— Как чего? Мы же сейчас модели представляем. У меня вот на брючках номерок, и у тебя на платье номерок. Конкурс же!

— На брючках, — поморщилась принцесса. — Да у тебя обычные паркИ зимние. В таких на каждой горке зимой все катаются.

— А в таком платье как у тебя, у нас на «ёлке» все девчонки приходят — это подошёл тот хороший мальчик, но сейчас он стал каким-то вертлявым.

Девочка поджала губы, лицо её на стало надуваться, она пыхтела от злости.

— А что ты вертишься? — спросила Лариса.

— Это я роль вхожу, в образ. А ты, вот, сидишь и в образ не входишь. Проиграешь…

Лариса совсем раскисла. А мальчишку и правда стало не узнать: в странной кепке, в странных штанах и в удивительной рубашке с необыкновенным галстуком. На галстуке были нарисованы фигурки: кружки, квадраты, треугольники…

— Ой! Да ты на себя посмотри! — блестящая девочка отошла от обиды презрительно выпятила нижнюю губу. — Штаны как у Карлсона. В таком виде только по помойкам шляться. Бомжара.

— Не слушай эту дуру! — сказал Ларисе мальчик. — Ну я пошёл. Скоро начнётся.

— Я тут первое место займу, без вопросов, — пропела принцесса и покачала головой.

— Без вопросов, без вопросов. — Мальчик обернулся и покрутил пальцем у виска:

— Не ты же займёшь. А тот, кто шьёт, — сказала Лариса девочке.

Лариса любовалась на причёску этой девочки. В полумраке кулис заколки искрились, навеивая загадку, напоминая о том, что волшебство совсем близко, оно вокруг этой девочки. А вокруг Ларисы волшебства нет, и блёсток у неё ни на костюме нет, ни в волосах — на голове-то будёновка…

— Ну да. Бабушка моя участвует, а я — модель. И мама моя модель. Она во взрослой одежде платье представляет. Меня мама всему-всему научила: я и ходить умею правильно, а не как медведица — смотри эта девочка-личинка с антенной вообще еле ходит. Как она представлять-то своё платье будет? И эта шапочка на ней.

— Она ловит сигналы с других планет, — сказала Лариса.

— Куда я попала? — принцесса закатила глаза. — Тот парнишка вообще обзывается и бомжа изображает, ты — в уличной куртке, а личинка в космос хочет лететь.

— Приготовились! — объявила ведущая. — Номер один — выход.

Мальчик в костюме хулигана-рэпера выбежал на сцену под музыку.

— Номер второй!

— Номер второй! — передразнила принцесса. — Ой, бяда-бяда. Ты какая по счёту?

— Не знаю. Я только лебёдку знаю и палочку. Вот у тебя как раз такие цифры.

— Лебёдка. Двойка что ли? Ой, дерёвня. Да у меня номер самый счастливый: дюжина. Ну покажи-ка, горе, свой номерок.

Лариса встала и показала на брючину, где был прикреплён номер. Девочка поджала губы.

— Семь! Это семь! — вспомнила вдруг Лариса. — Это же кочерга.

— Кочерга, — девочка брезгливо поморщилась и сказала: — говорю: не позорься. У других хоть отстой, но всё-таки одежда, а у тебя уличный прикид. О! Бомжара к нам идёт.

— Подбежал мальчик в костюме хулигана.

— Лариса! Тебя мама ищет.

— Фуу… И сумка у тебя отстойная, — девочка снова поджала губы и ушла королевской походкой, гордо подняв голову.

Лариса почувствовала себя совсем виноватой: она всем тут противна, во всяком случае этой девочке.

— Лариса! — сказала мама. — Вот ты где. Пошли! Скоро твой выход.

— Я не пойду, — Лариса забилась в угол, прямо в занавес завернулась вместе со стулом.

— Как не пойдёшь? Ты что? Ты же вчера так здорово репетировала. Мобильник в сумку положила?

Мобильник был игрушечный, бордовый пластмассовый корпус, даже кнопочки не нажимались, он Ларисе в новогоднем подарке среди конфет попался. Лариса на сцене должна была сумку открыть, достать его…

— Положила.

— Лариса! Что с тобой?! Сейчас пятый номер. Потом — шесть. Потом — ты.

— Не пой-ду, — отчеканила Лариса.

Мама внимательно посмотрела на Ларису, лицо дочери белело в тёмном углу кулис.

— Но почему, Лариса?! Столько работы пропадёт. А время?! Сюда же далеко ехать!

— Над ней тут девчонка смеялась: вся в блёстках такая, деловая, — ввернул мальчик-репер.

Лариса упрямо сидела на стуле и мучилась: как могло так получиться, что появился такой уродский костюм. Сначала-то у неё был другой костюм. Мама отшила его, сфотографировала Ларису на природе, среди деревьев: Лариса протянула руку с семечками, ей на руку села синичка… Лариса этот костюм и не помнила, только фотографию видела. А потом уже, когда маму допустили до конкурса, мама сшила новый костюм, ещё лучше прежнего — Лариса очень быстро росла, старый костюм уже был мал…

— Лариса! Неужели из-за того, что кто-то плохо о костюме отозвался, ты не пойдёшь?

— Не пойду, — захныкала Лариса. Она понимала, что подводит маму, но и позориться в своём зимнем душном костюме не хотела: хотя конечно подкладка на куртке была прохладная, если её просто трогать, а не надевать на себя.

— Лариса!

— Мама! Почему ты мне не сшила платье?

Мамино лицо вытянулось, глаза расширились:

— Да ты что, Лариса! Я таких платьев заказчицам миллионы-сикстилионы пошила! Ты же знаешь.

— А мне на Новый год не сшила.

— Но в них нет ничего оригинального. Зачем тебе это нужно? У тебя прекрасный костюм.

— Да, Ларис! Классный костюм. Ты даже не думай, — уговаривал и мальчик.

Лариса зарыдала.

— Э-эх, — махнул обречённо рукой мальчик. — Сразу видно, что в школу не ходишь.

— А что в школе? Учат костюмы показывать? — спросила мама.

— Нет. Школа учит боевому настрою. В школе надо выживать. Без боевого духа — никуда. Знаете, в школе сколько таких блёсток, которые только и говорят: это — ерунда, ты — дебил, ты — бомж.

— Номер семь! Где номер семь?!

Лариса всё сидела на стуле.

И все стали кричать:

— Номер семь. Костюм «Карандаш». Где ты?

— Не хочешь, не ходи! Упрямая как баран. Мало ли кто что сказал, — резко сказала мама и отвернулась.

— Номер семь!

— Идём, идём! — отозвался мальчик. — Ну же! Лариса!

Злость мамы передалась Ларисе. Тем более, что все дети после выступления вбегали за кулисы довольные, а из зала слышались хлопанья.

— Я тут. Я номер-кочерга!

— Мы тут, — сказала и мама. — Ну, Лариса, постарайся. Помни: не себя показываешь, а демонстрируешь костюм.

Лариса вышла на сцену, и всё забыла: обиды, сомнения. Она пропала на сцене, это был другой мир. Мир настоящего волшебства и перевоплощений, остров, островок, где не было злости и обид, где было только то, что представит выступающий. Лариса — хозяйка выступления, все смотрят на неё. На репетиции мама говорила, что нужно ходить так, будто на сцене глубокий снег, чтобы создать ощущение зимы. Но свет бил Ларисе в лицо. Солнышко! Она вспомнила домик и зверей из ниточек. Она прошлась, прокатилась как ёжик, по кругу, потом пробежала, представляя себя козочкой Розочкой, а потом прошлась тяжело как корова Милушка по весеннему тяжёлому снегу. Потом Лариса расстегнула куртку, бросила её на пол. Заблестела под искусственным светом подкладка. Под курткой у Ларисы висела сумка в виде карандаша. Лариса расстегнула сумку, взяла в руки пластмассовый мобильник, приложила к будёновке и стала ходить кругами, жестикулируя. Кто-то засмеялся, но не зло, а одобрительно. Послышались хлопанья, сильнее и сильнее. В то время мобильники были ещё в новинку, и люди постоянно говорящие по телефону вызывали удивление, были непривычны. Сценка, разыгранная Ларисой, как бы высмеивала таких людей. Музыка закончилась. Лариса спрятала мобильник в сумку, сняла будёновку, помахала залу, потом подняла куртку, помахала теперь курткой, накинула на плечо, и вразвалочку, как мальчик-хулиган, ушла за кулису.

— Молодец! — похвалила мама Ларису. — Пойдём в зал теперь. Посмотрим остальных.

Когда проходили мимо девочки-принцессы, Лариса заметила, как та опять сидела надутая, а увидев Ларису отвернулась.

Ещё долго проходили показы. Сначала дети, потом взрослые, потом другие взрослые, не в сшитых, а в вязаных вещах. Когда выступали взрослые, Лариса сразу узнала маму девочки-принцессы. Такая красавица, стройная, в таком же, как у дочки фасоне. Мама-королевна!

Потом был концерт. Когда объявили награждения, Лариса бегала с детьми в салки-прилипалы в фойе. Там были такие огромные растения в таких огромных горшках, что за ними можно было укрыться с головой, как за кустом на прогулке.

— Лариса! Пошли!

Сначала на сцену вызвали всех детей и вручили им и мамам подарочные мешки с шапочками и шарфиками.

А потом стали вызывать победителей. Вот уже и третье место наградили — малышку в космическом платье, вот уже и второе место наградили — мальчика в костюме озорника-рэпера. Он вышел, пританцовывая, как настоящий уличный хулиган.

— Ну всё, — сказала мама разочарованно. — Можно уходить.

И они с мамой стали пробираться через кресла к выходу…

— Сейчас меня наградят! Меня наградят! — послышался знакомый надменный голос. В зале рассмеялись.

«Конечно, — подумала Лариса. — Сейчас принцессе первое место отдадут».

Но тут объявили их фамилию.

— Лариса! Мы первое место взяли!

Мама и Лариса побежали обратно к сцене, им вручили огромную корзину с разными баночками-скляночками и огромный букет.

— Как раз ростом с тебя корзина. Корзина ростом с карандаш! — жала Ларисе руку председатель жюри по фамилии Шуба.

Потом Ларису долго фотографировали, и малышку, и озорника-хулигана-рэпера.

— Ты на сцене по мобильнику говорила? — спросил фотограф. — Доставай!

Лариса не сразу поняла, столько было впечатлений, потом вспомнила:

— А-аа.

Она достала игрушку, приложила к будёновке.

— Замечательно. Настоящая модель.

Все разошлись переодеваться. Лариса, как не оглядывалась по сторонам со своей скамейки, не видела больше ни девочки-принцессы, ни её мамы-королевны, ни их бабушки-мастерицы. А Ларисе очень хотелось похвалиться перед принцессой-зазнайкой.

— Как так, мамочка?! Она же утверждала, что получит первый приз.

— Ой, Лариса… — вздохнула мама.

— Похвальбушки все вредные и хитренькие! — Лариса радовалась, скакала, кружилась, представляя, что на ней надета крутящаяся юбка «солнце», которые мама часто шила заказчицам.

Подошёл мальчик. Лариса сначала и не узнала его в обыкновенной одежде.

— Ну вот! Прощай!

— Сёма! Ты хоть поздравь!

— Поздравляю! — сказал Сёма и поправил очки. — А всё-таки я тоже тебе помог. Ты раскисла. Не надо. Не раскисай.

И мама Сёмы сказала:

— Ты запомнила, что в жизни главное?

Лариса растерялась, покрутила отрицательно головой, не знала, что ответить. Тут она увидела девочку-принцессу в обычной одежде, с перепутанными буклями, и даже без банта и заколок. Девочка стояла у гардероба и грозила кулаком. Но Лариса даже не расстроилась, и тут же сообразила, что в жизни главное.

— Боевое настроение?

— Верно!

— А ещё поддержка! — сказала мама Сёмы.

— Мы бы, Сёма, без тебя пропали! — сказала Ларисина мама. — Спасибо!

Поболтали ещё о том-о сём, покопались в подарочных сумках, сгрызли по энергетическому батончику, запили соком…

Пока ехали домой, мама и Лариса шептались за огромной корзиной, которую Лариса еле удерживала на своих коленях. Лариса вспоминала девочку-принцессу и то, как она всем говорила обидные слова всем.

— Такая уверенная, наглая! — возмущалась Лариса.

— А знаешь, — сказала мама. — Она сразу поняла, что у тебя хороший костюм, вот и решила сделать так, чтобы ты расстроилась. И, знаешь, ей это почти удалось.

— Просто я была как заколдованная. Я решила, что хуже всех.

— Да. Такое часто случается, — вздохнула мама. — Мне тоже всё время кажется, что у других всё получается лучше. На конкурсе всё зависит от судей. А вдруг они тоже принцессины платья любят… Все просто помешались на этих безвкусных платьях.

На следующий день по телевизору в новостях несколько раз прошёл репортаж о конкурсе. И маму с Ларисой показали, и Сёму, но больше всех космическую девочку-малышку, о ней и был снят сюжет, и тётя-солнышко всем улыбалась в конце и махала рукой. Принцесс в репортаже замечено не было.

В модных журналах появились фотографии Ларисы в костюме.

А у мамы стало больше заказчиков. И под Новый год, и на другие праздники ещё больше стали заказывать маме принцессиных платьев. Мама шила их молча и быстро-быстро, ведь заказчик всегда прав, а заработанные деньги маму и Ларису очень выручали.

Ещё долго Лариса носила подаренные на конкурсе шапочку и шарфик, а мешок, в котором они лежали, ей пригодился для сменки в школе. Ещё долго-долго не кончались мыла в форме розочек и шампуни в витиеватых бутылках из огромной корзины, до самой школы хватило. Осенью Лариса стала складывать каштаны в освободившуюся корзину. Она относила каштаны на урок технологии, на весь класс. А к началу зимы в корзине селились яблоки… В ноябре дачную антоновку до самого лета сменяли яблоки из магазина, то красные, то жёлтые… Корзина оказалась универсальной и почти вечной.

В школе Лариса не раз уже сталкивалась с такими же вредными и злыми девочками как та принцесса с конкурса.

«Какая я была простушка», — думала теперь подросшая Лариса.

Боевое настроение часто помогало Ларисе ответить урок, и не испугаться школьных забияк, и обогнать одноклассников на лыжном кроссе. Прошло много лет, а Лариса по-прежнему вспоминала то чувство торжества, когда ей вручали корзину с подарками. Она вспоминала и Сёму, послушного мальчика, который буквально перевоплотился в хулигана, сняв очки и надев костюм.

— Как жаль, — говорила Лариса. — Что мы с ним попрощались навсегда.

В солнечные зимние дни Лариса вспоминала и рукодельницу в платочке и сарафане, и её зверят из ниток: у них тоже было боевое настроение. Ведь они защищали свой теремок.