Се Человек. Стихи

Рафис Шарафутдинов

Высокий поэтический стиль стихов Рафиса Шарафутдинова, их искренность, проникновенность и богатая образность указывают на то, что их автор проявляет себя как человек, обладающий пытливым умом, аналитическими способностями, умением увлечь читателя индивидуальностью рождённых им лирических строк.

© Рафис Шарафутдинов, 2019

ISBN 978-5-0050-4743-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга названа в честь Григория Журавлёва, рожденного без рук и ног, что не помешало ему стать прекрасным живописцем, работая кистью, зажатой в зубах. По сохранившимся сведениям, он больше известен, как иконописец, чьи иконы находили даже за пределами России. «Се Человек» написано на его надгробии.

Подари мне год здоровой жизни

Передача Андрея Малахова с участием Ника Вуйчича запомнилась коротким эпизодом, когда Малахов задаёт Нику вопрос — не хотелось бы ему (Нику) в самой несбыточной мечте, хоть на короткий миг оказаться в положении человека здорового, как говорится, о двух руках и ногах, со всеми вытекающими для него безграничными возможностями (привожу не дословно, но по смыслу).

Короткая пауза — и такой же короткий ответ: «А зачем?».

Всё!

Теплившаяся по ходу передачи зыбкая симпатия к этому человеку улетучилась безвозвратно.

Лишний раз пришлось убедиться в правоте слов Михаила Задорнова — мы разные. Как говорится, что для русского хорошо, то для иноземца смерть.

И даже в этой разности нам больше понятен их прагматизм, граничащий с примитивизмом, чем им наше желание и умение опереться на внутренний стержень и преодолеть непреодолимое.

Общаясь с людьми с ограниченными физическими возможностями, в разной степени сумевшими реализовать себя по жизни, не единожды приходилось слышать от них — была бы возможность хоть на короткий миг прожить жизнью здорового человека — отдали бы за это всё.

Всё накопленное прожитой жизнью и всё, что ещё возможно прожить.

Изумляет не это, а потрясающее единообразие в дальнейшем желании моих собеседников — проститься, попросить прощения у своих матерей, пронёсших их по своей жизни, как Богом данный крест и, покинув дом, уйти навстречу солнцу.

Идти, идти, идти — до последнего дня, часа, минуты подаренного судьбою счастья.

Чтобы душа, покинувшая с последним предсмертным вздохом тело, разлетевшись над бескрайними земными просторами, упокоилась, вселившись в другом теле, измученном комплексами, порождёнными физической убогостью, подарив ему мечту и надежду.

А иначе, зачем жить.

Не печалюсь о грядущей тризне.

Не хочу о жалости просить.

Мне прожить бы год здоровой жизни.

Душу бы и тело распрямить.

Чтоб забыть, как больно сердце ранит,

Взгляд косой и шёпот за спиной.

Пусть судьба мне этот год подарит.

Я верну ей прожитые мной.

Я верну ей костыли с коляской,

Для которых тесен коридор.

И уйду гулять с дворнягой-лаской,

На цветочный, луговой простор…

Утренней зарёй ко мне ведомый,

Заалеет дымкою восток.

Попрощаюсь с милым сердцу домом.

И уйду, перешагнув порог.

Соберу дорожную котомку.

Не забуду мамин бутерброд.

Прихвачу футляр с гитарой звонкой.

Ручку и потрёпанный блокнот.

Скрипнут вслед расшатанные доски,

Старенькой калитки на ветру.

И сбежит со мною пёс Барбоска,

Что щенком прибился ко двору.

По лесам, равнинам, плоскогорьям

Я пойду, не ведая преград.

У костра — под небом, в чистом поле,

Буду спать под перезвон цикад.

Отклонюсь с пути, но ненадолго,

Чтоб увидеть, как издалека,

Распахнёт ко мне навстречу Волга,

Для своих объятий берега.

Сказочную ширь степей Заволжья.

И Урала гладь лесных озёр.

Всё увижу — и по воле Божьей,

Я в сибирский окунусь простор.

Где навстречу мне гора Белуха,

Облаком приветливо взмахнёт.

И в лесной глуши изюбрь чуткий,

Свадебную песню пропоёт.

В том пути ничто не потревожит.

Не спугнёт заветную мечту.

Но настанет день, который всё же,

Подведёт под этот год черту.

Не собрать по жизни, что посеешь.

Но судьба-злодейка ждёт ответ.

На вопрос последний: «Не жалеешь?»,

Ей упрямо прошепчу я: «Нет!».

Жизнь и смерть, как полосы на зебре.

Не дано их смертным обмануть.

Кончен путь. И только будут кедры,

Подпирать ветвями Млечный путь.

Где ведут свой хоровод Плеяды,

В вечном звёздном танце без конца.

Где грустит в тоске, отстав от стада,

Тёплое созвездие Тельца.

Где багаж, души моей нетленной,

С приамурских сопок и лесов.

По бескрайним уголкам Вселенной,

Развезёт созвездье Гончих псов.

Догорит костёр в ночи морозной.

Тихой мглой укроется утёс.

Навсегда в глазах потухнут звёзды.

Заскулит тревожно верный пёс.

Стылые ладони мордой тронет.

Тёплым языком щеку лизнёт.

На луну последний раз завоет.

И затихнет у остывших ног…

В далеке-далёком, за туманом.

В буднях повседневной суеты.

Всё поймёт, почувствует лишь мама,

Уронив тарелку у плиты.

И заплачет — горько, некрасиво.

Трепетно прижав ладонь к груди.

Ей моё последнее — спасибо.

Ей моё последнее — прости.