Семь суток самадхи

Раф Гази (1997)

Заключенные невольно поежились от липкого чувства страха, холодом обдавшего низ живота. Однако в отличие от сержантов, имевших откровенно зверский вид, полковник был вежлив и обходителен. Несмотря на офицерскую форму, он благодаря своим интеллигентным манерам, больше походил не на военного, а на респектабельного университетского профессора. Хотя начальник гауптвахты был американцем, судя по-фамилии, немецкого происхождения, он безупречно говорил по-русски, видимо, его родители были эмигрантами из России. Книжка Рафаэля Миргазизова посвящается Сене, Хасану и другим ребятам, сидевшим на Кировоградской гауптвахте.

2

— То, что ты, Тим, решил эту су…, — Сеня осекся на полуслове, натолкнувшись на колючий и гневный взгляд Тимура. — Ну я.., то есть.., я хотел сказать, в общем, ты правильно сделал, что решил сразу все забыть. Все бабы одинаковы. Если не веришь мне, поверь моему бате. А он дело говорил. Знаешь, что он говорил: девушка, дождавшаяся солдата из армии — музейная редкость. Это в их времена так было, а в наше — они, сучки, это я не о твоей девушке, извини, Тимур, я вообще о бабах, — поспешил поправиться Сеня, — их кроме толстого кошелька, б…й, вообще ничего не интересует.

Сеня успел уже порядком поднабраться, да и его приятели не отставали. Гулянка достигла той стадии, когда все обычно заканчивается либо крупной дракой, либо пьяными дружескими признаниями. Сеня, кажется, был настроен на лирический лад:

— За что я тебя, Тимур, уважаю, за то, что ты мужик. Она тебя обманула, да? Но когда ей в одном месте припекло, ты же на все наплевал и дернул в самоход. Не знаю, поступил бы я на твоем месте также, но вот этот, — Сеня указал на Хасана, расправлявшегося с остатками ананаса, — точно бы — нет. Он же пока в своей умной башке все не просчитает, ни шагу не ступит.

— Что ты вообще про меня знаешь, — с явной обидой в голосе протянул Хасан и даже на какое-то время забыл про заморское лакомство.

— Знаю, Хасик, я все знаю. Ты меня прости, но ты жмот, ты же за копейку удавишься.

— Мне надоели твои глупые намеки! — Хасан резко соскочил со стула и упер в своего приятеля пьяный ненавидящий взгляд. — Ты же не знаешь, зачем мне нужны деньги, у меня есть идея… Да не собираюсь я перед тобою оправдываться, лапоть неотесанный!

— Это я лапоть? — как будто удивился Сеня и тоже медленно стал приподниматься над столом, но Тимур усадил его обратно:

— Кончай базар, ребята, не хватало нам еще между собой разборки устраивать. И ты, Хасан, сядь! Сядь, я тебе сказал! Атас, патруль!

Последние слова отрезвили Хасана лучше, чем ведро холодной воды, и он тут же опустился на стул, как дрессированный пес послушно залезает в конуру после знакомой команды. Сеня осторожно повернул голову к входной двери бара и увидев, что там никого нет, громко захохотал:

–Ха-ха-ха, ну он тебя и купил, Хасик, ха-ха-ха, ой, не могу, мамочки мои…

— Хорош ржать, ты же на самом деле ничего не знаешь. У Хасана действительно есть идея: у нас все вузы позакрывали, а он дальше хочет учиться, в Штатах. Он и армейский контракт подписал, чтобы баксы на учебу заработать. Да и так легче будет визу на въезд получить.

— Ну что ж, учеба — дело серьезное, только многие уезжают, а кто возвращается? — стал остывать и Сеня. — А ученые люди нам во как нужны! Да, ладно, я ведь не об этом, мужики, совсем меня с панталыку сбили. О чем я давеча говорил? Такой полет мысли был. Да, я говорю… Нет, сбился. Нужно допинг принять, чтоб снова просветление в мозгах наступило.

Тимур плеснул в сенину рюмку водки, налил и себе.

— А ты что будешь, Хасан?

— А-а, давай мне тоже водяры.

— Не мешай, Хасик, завтра головка бо-бо будет, — посоветовал Сеня.

— Если у меня и бывают головные боли, то только от твоей болтовни, — съязвил Хасан.

— Ну-ну, шутник, завтра посмотрим. — не обиделся Сеня. — Давай, мужики, поехали. За дружбу и… — Сеня сделал паузу, во время которой одним махом опрокинул рюмку себе в пасть, — … за любовь. Ух, хорошо пошла, зараза!

Захватив вилкой салат, Сеня продолжил свою речь:

— Так вот, мужики, об чем я гутарю. Ну, хорошо, Тим, ты съездил посмотрел на ее хахаля, что он из себя хоть представляет? Точно, какой-нибудь задохлик, но при деньгах и хате. Вот бабы, вот народ, она же счастья своего не понимает, потом всю жизнь локти кусать будет. А может и не будет — их, баб, не поймешь, ты к ним всей душой и сердцем, ну и телом, конечно, тоже, а они тебе обязательно подляну какую сотворят. Хотя на-стоящая баба в мужике силу больше, чем деньги ценит. Вот человек, все бросил, все отдал, душу положил на алтарь любви, как в старых романах писали, а что получил?…

— Завязывай, Сеня, я же сказал, тема закрыта.

— Yes, сэр. Я, Тим, просто высказаться хочу. Ну обидно же, блин, ты же рисковал, дернув в этот самый самоход в Северную зону. Если б попался, могли не только контракт расторгнуть, точно бы срок вкатали — законы нынче суровые. Слушай, Тим, — по тому, как возбужденно заблестели глаза друга, Тимур понял, что его осенила очередная идея, — давай мы с Хасаном… Хасик, ты спишь что ли?

— Говори, говори, я слушаю, — уже совсем нетрезвым голосом промямлил Хасан, все еще не теряющий надежды добраться до нетронутой мякоти в скорлупе ананаса.

— Я предлагаю написать ей письмо. Хасик — грамотный, он поможет. Так мол и так, дорогая подруга, вашему знакомому Тимуру за его благородный порыв души, так сказать, светят тюремные нары, а пока он сидит на гарнизонной гауптвахте…

— Накаркаешь, черт!

— Да это ж мы понарошку, чтоб совесть пробудить. Посмотрим, как она тогда запляшет! А не приедет, поедем сами ее хахалю морду бить. Хасан, ты поедешь?

— Я? П-по-едуу. Хоть на край… ик… света.

— Все, ребята, все! Больше к этой теме не возвращаемся. Табу. Запрет. Вассалам.