Ритуал

Райан Роуз

Кто из нас несет свет, а в ком таится тьма? Как отзовется каждый поступок через тысячи лет? Вполне возможно, что наш путь кем-то предначертан, а мы лишь вольны выбрать направление – к добру или злу.В ваших руках не детектив – хотя сюжет захватывает и держит в напряжении до последней строки. Это не фэнтези – хотя такие живые герои вымышлены. И это не сентиментальная проза – хотя каждая строка пропитана чувствами. Да, это мистическая драма. Это роман о магии души.И это книга о вечной любви. Книга содержит нецензурную брань.

© Райан Роуз, 2021

ISBN 978-5-0053-5833-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Выражаю огромную благодарность моим родителям, поселившим в моей голове саму идею создания книги. Если бы не они, то этого никогда бы не произошло. Именно они положили начало этому замечательному проекту.

Мама, папа — я вас очень люблю!

И хочу поблагодарить своего первого читателя — мою замечательную подругу, которая не только прочитала рукопись, еще не оформленную в полноценную книгу, но и сделала мне великолепный подарок в виде отзыва на нее! Это бесценно! От всей души благодарю тебя!

Глава 1. Находка

«Быть пай-мальчиком скучно», — именно такая мысль еще в тринадцать лет надежно закрепилась в голове Даниэля Сарвиса, ныне самого лучшего студента престижного университета, который все прозвали просто СОН — по инициалам его основателя.

С самого детства Даниэля приучали к порядку, объясняя, что это поможет рационально распоряжаться временем, и это действительно было так. Действительно было, пока к воспитательному процессу не подключилась мать. Именно после этого все постепенно свелось лишь к одному: «Не доставляй проблем». Он так и делал. Всю жизнь старался вести себя тихо, избегал конфликтов, отвечал, когда спрашивали, не задавал неудобных вопросов, лишний раз не мозолил глаза… А в награду за это все равно получал недовольное хмыканье от матери, во взгляде которой никогда не было видно заботы. Но его это беспокоило лишь в далеком детстве, когда он еще не понимал ситуацию. Он был готов и дальше вести себя тихо и примерно. И все это было ради него одного… Ради отца, которого он ценил, уважал и любил больше жизни. Одно только проявление внимания с его стороны… Это ободряющее похлопывание по плечу, заставляющее гордиться собой. Он всегда делал это искренне.

Даниэль так устал контролировать свои действия, обдумывать каждое слово, каждый свой жест и даже взгляд, бросаемый в сторону. Устал от гнета матери, которая возомнила себя главной в их семье и даже отцу не дает слова сказать, а тот все терпит. К несчастью, одними мыслями себе не поможешь, но тогда, в прошлом, не было никакой возможности что-либо изменить, да и сейчас ничего особо не поменялось.

Отцу Даниэля, Мартину Сарвису, повезло немногим больше, ведь у него была отдушина — работа. Уходя рано и возвращаясь поздно вечером, он ежедневно корпел над отчетами. Наверно, если бы не сын, он и вовсе поселился бы в своем кабинете. Конечно, Мартин видел, что поведение его супруги далеко от «заботливого», но воспоминания о той любви, что была между ними раньше, и надежда на то, что все вновь вернется, грели душу и не давали сделать решающий шаг.

Даниэль отчасти понимал отца и не желал расстраивать капризами, да и мать доставать его не будет, если он не станет устраивать ей проблем. В рассказах отца мать была неотразимой, даже какой-то волшебной, но, видя ее в жизни, прямо перед собой, он не мог в это поверить. Возможно, это только предположения, но ему казалось, что эта любовь была односторонней, восторженные глаза его отца были слепы к истинному поведению возлюбленной. Даниэль никогда не чувствовал любви обоих родителей, рядом всегда был только отец, который, каким бы уставшим ни был, находил для него время. Сколько раз он порывался убедить отца бросить эту стерву, но понимал, что не вправе указывать тому, кто имеет больше жизненного опыта и, возможно, лучше него сможет все понять и разобраться во всем.

«Как тяжела моя доля», — печально вздохнул он про себя.

— Ты чего валяешься без дела? — раздается возмущенный голос.

От неожиданности Даниэль вздрагивает, ведь за мыслями успевает забыть, что Саманта, так звали мать, сегодня дома. Чтобы не раздражать ее еще сильнее, он подскакивает с постели и, поправив темно-синюю домашнюю футболку с рисунком девушки на пляже, поднимает взгляд на нарушителя своего спокойствия.

— Ты что-то хотела, ма? — как можно спокойнее говорит он и выдавливает улыбку.

— Для начала стоило проявить уважение и спуститься в столовую вовремя, чтобы поприветствовать всех, а уже после завтрака уточнить, не нужно ли что сделать.

Ее поучительный тон раздражает.

«Могла бы и не делать возмущенное выражение лица, будто сегодня раз пять уже поднялась сюда, а еще и в прошлые дни такое повторялось. Всего раз задумался и уже виновен во всех грехах этого мира», — Даниэль с трудом сдерживает тяжелый вздох.

— Прости, ма, — он придает голосу раскаяние, будто действительно виноват, — просто уже скоро начинается учеба, и я обдумываю, по каким предметам стоит теперь поучаствовать в конференциях и олимпиадах. Не заметил, что время так быстро пролетело, — вновь улыбка.

— Ох, вот как, — она моментально преображается.

Эта тема для нее священна. Как же, сын — лучший выпускник гимназии, блестящий студент, гордость семьи и повод позадирать нос перед подругами.

— Надо же, сразу не догадалась, ведь что еще может так сильно тебя захватить, если не учеба.

Она пересекает порог комнаты, единственного места, на которое ее власть не распространяется. Невольно ее взгляд падает на загроможденный учебниками и тетрадями стол; стопку вещей, сложенных на стуле, а не убранных в шкаф; открытую дверцу того самого шкафа и валяющиеся на постели книги — бардак, как считает Саманта, но она готова мириться с этим, пока такое положение дел не сказывается на результатах учебы.

Даниэль готов прямо сейчас вытолкать ее за дверь и наградить гневными словами, чтобы и ноги ее не было в его комнате, но этим он сделает лишь хуже и лишится единственного места в доме, где можно спокойно дышать. Поэтому он стойко терпит каждый ее шаг в этих отвратительных болотного цвета тапочках по его черному ворсистому ковру.

«Кажется, придется снова пылесосить».

И терпит, когда она прикасается к его волосам, взъерошивая их. Даже не кривится от грубости прикосновения, в котором нет и капли материнской любви, а при близком расстоянии в нос ударяет сногсшибательный аромат духов. Запах настолько приторный, что ноги действительно хотят подкоситься.

— Тогда спускайся завтракать, а потом поговорим о делах, которые тебя ждут.

— Хорошо, — голос едва не срывается, так как Даниэль задерживает дыхание, правда, это слабо помогает: мерзкий аромат все равно достигает обонятельных рецепторов.

Посчитав, что материнский долг выполнен, Саманта уходит. Даниэль внимательно вслушивается в звук ее шагов в коридоре и, как только те стихают, — бросается к окну, открывая его нараспашку и вдыхая полной грудью желанный кислород, который мать за несколько секунд смогла убить во всем помещении. Парень стоит напротив окна минуты три, нисколько не заботясь, что комната теряет все тепло.

— Учеба… — наконец произносит он. — Это ты думать больше ни о чем не можешь. Стерва, — заперев окно и передернув от холода плечами, молодой человек все же решает спуститься, чтобы не гневить эту фурию.

В столовой уже все было накрыто к «недозавтраку», как они с отцом называли это нечто. Вместо нормальной пищи — овсяная каша на воде и чай без сахара. Вот уже месяц их тиран сидит на диете, а вместе с ней и они.

«Мясо… Картошечка… Я по вам скучаю», — сколько боли в этой немой печали.

Садясь на свое место рядом с отцом, Даниэль с удивлением замечает неподдельно счастливую мать, но когда он прислушивается к ее вдохновенной речи, то все становится понятным. Она опять рассказывает о привлекших ее внимание и поразивших до глубины души персонажах из нового любовного сериала. Даниэль осторожно поворачивается к отцу и в очередной раз восхищается им. Мартин не только невозмутимо ест свой завтрак, но и проявляет участие, успевая следить за ходом мыслей жены и задавать вопросы. Даже оспаривает ее мнение.

«Удивительный человек».

Возвращая все внимание своей тарелке с противной жижей, парень мужественно принимается за еду, правда с каждым днем она все хуже и хуже в него влезает.

К счастью, в гостиной раздается телефонный звонок, прерывающий утреннюю пытку. Даниэль поднимается, чтобы ответить, а заодно утащить что-нибудь сладенькое из закромов и сбить мерзкий привкус «завтрака», но все оборачивается иначе.

— Нет, не вставай, — останавливает его Саманта, но парень не успевает расстроиться, так как она продолжает. — Трубку подниму я. Должно быть, это Глория, она обещала позвонить, — женщина встает из-за стола и направляется к выходу из комнаты.

Оставшиеся члены семьи синхронно выдыхают, отрываясь от еды. Даниэль с отвращением отодвигает от себя тарелку, а вот его отец более сдержан. После очередной ложки «сытного» завтрака он спокойно тянется к кружке с чаем.

— Пап, как ты можешь это есть? — наконец спрашивает парень полным негодования голосом.

Не отрываясь от кружки, Мартин пожимает плечами.

— У тебя точно есть какой-то секрет, — бурчит под нос, но именно после этой фразы Даниэль с удивлением замечает перемену в лице отца.

— Знаешь, сынок… Я давно хотел тебе сказать, но не знал… как ты это воспримешь…

Его серьезный тон заставляет Даниэля обратиться в слух, а долгое молчание побуждает податься вперед.

— Мне… тяжело в этом признаваться… Даже скажу, что сейчас подвергаю тебя опасности, ведь никто не должен знать об этом… Все дело в том, что… — сын еще сильнее наклоняется к отцу, — я маг.

Всего на секунду Даниэлю кажется, что у него слуховые галлюцинации, за которыми он упускает часть разговора. От шока мысли отказываются двигаться. Выбивает из колеи серьезный тон, будто отец хотел сказать действительно нечто важное, но завершение оказывается исключительно бредовым. Опять взглянув на отца, Даниэль видит, как в его голубых глазах плещутся смешинки.

— Чешешь! — доходит, наконец, до парня. Он настолько сбит с толку, что и не замечает, как переходит на уличный жаргон, употреблять который никогда не позволяет себе в стенах дома.

— Видел бы ты свое вытянувшееся лицо, — прыснул от смеха Мартин. В свои сорок два года серьезный и ответственный мужчина со своими шутками мгновенно превращался в подростка.

— Я тебя серьезно спрашиваю, а ты смеешься надо мной, — возмущается Даниэль. — Давай правду говори!

— А я все думал, когда же кончится твое терпение, — продолжает подтрунивать над сыном мужчина. — Я после первого же дня сдался, а ты оказался более стойким. Вот, держи, — он достает из кармана несколько пакетиков сахара. — Хоть немного поможет исправить ситуацию, только смотри, чтобы мать не видела.

— Каков лис, — радостно улыбается паренек и спешит использовать врученную ценность по назначению. — Спасибо большое!

— Всегда пожалуйста, и… — он не успевает договорить, так как возвращается Саманта. Даниэль едва успевает спрятать улики.

— Простите за прерванную трапезу, — в голосе нет раскаяния.

— Как прошел разговор? — вновь проявляет участие Мартин.

— Превосходно! Глория зовет в гости на чашечку чая, — она так и сияет приторной добротой, а голос звенит от счастья.

— Прекрасно, обязательно сходи и отдохни, — от веселья, что было еще секунду назад в голосе отца, не осталось следа.

— Да она и так не напрягается, — бурчит Даниэль.

Саманта работает продавцом-консультантом в магазине косметики. По сравнению с выматывающим графиком отца ее пятичасовую работу три раза в неделю и трудом назвать нельзя. Понятное дело, что доход семьи пополняется стараниями отца, ведь она все спускает на себя любимую.

— Ты что-то сказал? — она недовольна, что реплика мальчишки заставляет ее прервать разговор.

— Ой, прости, я сказал: «Кони тяжко впрягаются». Недавно фильм смотрел и, видимо, так задумался, что вырвалось.

— Тогда ладно, — она вновь теряет к нему интерес.

«Вот дура!»

И мать, и сын не замечают, что за ними пристально наблюдают глаза человека, подмечающего каждую такую ситуацию. Долгие годы бережно хранимое семейное счастье с каждым днем разрушается, превращаясь в пыль. Образ прекрасной девы, которую ему посчастливилось повстречать в своей юности, навсегда останется в памяти. Он и сам с ужасом стал понимать, что те истории, которые он рассказывал сыну о счастливых днях, перестают соответствовать реальности. Хотя, было ли все это на самом деле, или истории так и остались историями, красивой сказкой, в которую он верил? Видимо, в этом и кроется весь смысл: в это верил лишь он. Спустя столько лет его наконец настигло прозрение.

После завтрака Саманта отправляется к себе в комнату, чтобы подготовиться к выходу. Она оставляет сыну список продуктов, которые ему необходимо купить для очередной порции мерзкой пищи. Из-за того, что мать перешла на диету, Даниэль даже не может сам приготовить себе нормальной еды, ведь мать обязательно учует и пустится вразнос. Спасением оставались походы к друзьям. Там он готовил вкусные и сытные блюда, что было счастьем для его желудка, а также для друзей, которые в нем души не чаяли. Даниэль понимал, что те иногда приглашают его из банального желания хорошенько пожрать, но ничего не имел против, он любил готовить. Как только мать скрылась, парень пошел проводить отца на работу. В отличие от матери он всегда его встречал и провожал.

— Сынок, мама дала тебе задание? — уточняет отец.

— Да, как обычно, сходить за продуктами, — кривится он.

— Не ворчи, — улыбается мужчина. — Рано или поздно она бросит эту диету.

— Скорее я сдохну, — продолжает бубнить парень.

— Не смеши меня, — начинает хохотать отец. — У тебя же есть места подзарядки. Кстати, о них… Держи, — Мартин достает из кармана несколько купюр. — Купишь себе что-нибудь более… сытное, — заговорщически шепчет он.

— Спасибо, пап. Твоя помощь неоценима.

— Насчет помощи, — вспоминает он. — Я хочу попросить тебя прибраться на чердаке. Это необязательно делать сегодня, в свободное время. Просто имей в виду, ладно? А то у меня руки никак не доходят.

— Хорошо, сделаю.

— Если найдешь что-нибудь интересное — оно твое. Хотя, как по мне, там полно хлама, который только и ждет, чтобы его выбросили, — он бросает взгляд на часы на руке. — Так, слегка опаздываю. Ладно, до вечера, люблю тебя, сын.

— И я тебя, пап.

Дверь за мужчиной закрывается, а вместе с ним уходят свет и тепло, что дарит одно его присутствие. Не желая оставаться наедине с матерью, пусть и недолго, Даниэль спешит выполнить поручение.

— До вечера я свободен, поэтому можно сначала сходить в магазин, — произносит он вслух. — Как раз эта стерва уйдет, — уже тише добавляет, опасаясь, как бы та не услышала.

«Какой черт дернул отца на ней жениться? Она точно ведьма. Не поверю, что здесь не обошлось без колдовства».

«Я маг», — неожиданно вспоминает Даниэль слова отца и улыбается. Тот всегда знает, кому и как можно поднять настроение. А вот мать без особых стараний легко его портит.

«Интересно, она хоть раз говорила отцу, что любит его? Я вот от нее ни разу не слышал этих слов. Ни в свой адрес, ни тем более в его. Не верю я, конечно, во всю эту магическую чушь, но… Иной раз так хочется какого-нибудь знака, который изменит всю жизнь».

— Ладно. Так что там с покупками…

____________

Даниэль завершил свой поход в магазин тремя пакетами. Наиболее легкий из них он пристроил на сгибе локтя, а в самой руке держал наивкуснейший хот-дог, который, к сожалению, заканчивался, — настолько парень соскучился по нормальной пище. Но расстраиваться долго не приходится, ведь то тут, то там стоят различные забегаловки с вкусной и вредной едой. На улице нет сильного мороза, но руки мерзнут. Все же не лето, а взять с собой перчатки, которые подарил отец на последние праздники, парень опять забыл.

Перед ним стоял выбор: пойти сейчас домой и избавиться от тяжелых пакетов или сначала утолить голод. Возвращаться слишком быстро не хотелось, хотя и прошло уже полтора часа, которые он потратил на простую покупку товаров по списку. Следовало где-нибудь отсидеться еще часа два, чтобы, во-первых, мать точно ушла, а во-вторых, выветрились ее отвратительные духи. Прикончив свой хот-дог и перехватив пакеты в левой руке поудобнее, Даниэль потихоньку пошел в сторону дома, обдумывая варианты.

— Эй, Дэн! — окликает его знакомый голос.

— Тревис? — обернувшись, парень убедился, что не ошибся. — Тревис, здоро́во! — он пожимает протянутую руку.

— Да, чувак, рад видеть! — Мартол удивленно окидывает взглядом товарища. — У тебя че, вечеринка? Почему молчал? — выхватывая один из пакетов, начинает инспектировать его. — Фу, че за дрянь?! Где жрачка?

— Ты держишь ее в руках, — сообщает Даниэль.

— В натуре? Этим только животных кормить.

— Всегда знал, что моя мать овца, — негромко проговаривает Дэн, но товарищ слышит его.

— Ах да, ты же говорил, что твоя чокнутая мамаша решила сбросить жирок, — вспоминает блондин, заканчивая разглядывать содержимое пакета, но не отдает его обратно. — Сочувствую, — говорит искренне.

— Спасибо, если б не отец, сдох бы еще в первую неделю.

— А ты чего так медленно плелся по дороге, мать дома?

— Ага, но, к счастью, скоро свалит. Да и думал пожрать где-нибудь.

— Друг, не иначе как, мать его, судьба свела нас сейчас, ибо… — с легким напевом проговаривает Тревис.

— Э-эй, давай не загонять таких сомнительных оборотов, — выставляет вперед более-менее свободную руку Даниэль, останавливая словесный поток друга, которого снова заносит не туда.

— А че такого, разве ты не разделяешь моих слов? — произносит он, оценивающе оглядывая фигуру парня. — Да и живем в свободной стране.

Тревис вольготно устраивает руку на плече брюнета и, слегка поглаживая, сладко улыбается ему. Даниэль, покосившись на эту самую руку, бледнеет. Возвращая взгляд обратно на товарища, замечает, что тот еле сдерживает смех. Улыбка так и норовит растянуть губы еще шире, хихиканье постепенно нарастает, а в глазах отражается его вытянувшееся лицо. Не выдерживая, Тревис начинает ржать во весь голос, хватаясь за живот и сгибаясь пополам. Он так хохочет, что на глазах выступают слезы. Его просто трясет от вырвавшегося наружу смеха. Это на грани какой-то истерики.

— Да, ты… Ты! Ты!!! — если Тревиса распирает от смеха, то Даниэля — от гнева. Ему никаких слов не хватает, чтобы выплеснуть все те эмоции, что переполняют его. — Ах ты, мерзавец!

— Ой, не могу! Ха-ха! Ви-видел бы ты себя! Ха-ха! Это же просто… просто… А-а-а! — смех прерывает громкий крик.

Устав терпеть подобное, Даниэль ставит сумки и кидается на друга, заваливая того в снег. Для Тревиса это становится настолько неожиданным, что он не успевает ничего сообразить и оказывается увязшим в сугробе. Точнее, он ожидал, но предполагал, что хоть как-то сможет предотвратить подобное, уйдя в сторону, но эта шутка дала настолько фееричный результат, что он забыл об ответной атаке. И теперь вынужден сидеть собственным задом в холодном сугробе. Выбраться оказывается немного проблематично из-за рыхлости снега. Каждый раз, стараясь опереться на сугроб, чтобы вылезти, он только проваливается в него руками.

— Черт! Вот же ж сука! Помо… — не успевает договорить, как в него прилетает увесистый снежок, чудом не попадающий в голову, поскольку он вовремя поворачивается. — Эй! Ты че творишь? Хочешь, чтобы я снега нажрался?

— Тебе полезно, — Дэн кинул еще один, но Тревис успевает прикрыться руками. — Вы че сегодня, все меня поиметь решили? Сначала батя со своими фокусами, теперь вот ты! Наколол, бл… Аг-х! Да, я чуть не обделался от такой «заманчивой» перспективы!

— То есть ты признаешь ее заманчивой? — вновь раззадоривает друга Мартол, но быстро прекращает это делать, так как у Даниэля очень хорошие броски, стремящиеся угодить прямо за пазуху.

— Вот сука! — он вновь и вновь закидывает друга, пока не выпускает весь пар. Он выдыхается где-то спустя пятнадцать минут, и то потому что руки замерзают. — Блин, я руки, кажется, отморозил.

— А я свой зад, — жалуется Тревис. — Давай, помоги встать.

— Фига ноешь? Тебе в данном случае не положено, — хоть и ворчит, но руку все же подает.

— Так вот, на чем я тормознул? Ах да, судьба…

— Ты опять заводишь…

— Твою мать! Дослушай… А, короче, — отмахивается, понимая, что товарищ не оценит красоты слога. — Я шел в блинную, что тут неподалеку, вот и подумал, тебе захочется составить мне компанию.

— И для этого необходимо было меня подкалывать и мочить свой зад?

— Оно того стоило, поверь, — усмехается Мартол, но быстро перестает, замечая тяжелый взгляд друга. — Ладно, все, кончили с этим. Берем пакеты и идем отогреваться.

Видя красные руки Даниэля и то, как ему тяжело управляться, Тревис забирает наиболее тяжелые сумки, оставляя другу ту, что изначально висела у него на локте. Он не раскаивается в своем поступке, скорее наоборот, в некоторой степени гордится, что смог пробудить такие эмоции в обычно спокойном товарище. Теперь он будет постоянно прокручивать в голове эти воспоминания.

Морщась от боли, брюнет старается вернуть рукам чувствительность, костеря себя за забывчивость. Если бы не отсутствие перчаток, Тревису не удалось бы отделаться так легко.

«Я тебе еще устрою… юморист, блин. Ау-ч!» — кисть в очередной раз отзывается болью, не желая сжиматься в кулак. Даже то, что Мартол забрал часть пакетов, не уменьшало степени его вины.

Так, витая в своих мыслях, ребята добираются до места назначения. Уютное кафе, интерьер которого оформлен в кремовых тонах, встречает их великолепным запахом блинчиков и свежего кофе. Это заведение создавали не для светских раутов, где присутствуют сливки общества, а для отдыха совершенно обычных людей. Помещение выглядело достаточно просторно, в нем легко расположились восемнадцать столиков и каждый рассчитан на четырех человек, о чем говорит соответствующее количество стульев.

Стрелки часов не дошли и до полудня, поэтому кафе сейчас практически пустует. Занятыми оказались только четыре столика: за одним сидит мужчина средних лет, о чем-то размышляя, да так погрузился в свои мысли, что не замечает принесенного заказа. За другим столиком расположились две подруги, непрерывно обсуждающие что-то явно интересное для них. За третьим сидят мать с ребенком лет трех: малышка перемазалась вареньем, а женщина, периодически посмеиваясь, пытается оттереть ее лицо. За четвертым столиком ребята увидели парочку влюбленных, те держались за руки и тихо переговаривались.

Парни выбрали место в самом углу. Там никто не смог бы им помешать, ведь они разместились подальше от центра, куда совсем скоро нагрянут люди, спешащие на обед. Пристроив пакеты возле стены, ребята уселись напротив друг друга, блаженно вздыхая. В помещении очень тепло, что помогает им отогреться после случившегося.

Заметив новых клиентов, молодая рыженькая официантка ждет несколько минут, за которые гости успеют открыть меню и ознакомиться с перечнем блюд, и только потом подходит к ним, чтобы принять заказ:

— Доброго дня! — приветствует она ребят дежурной улыбкой. — Что будете заказывать?

— Здравствуйте, — первым успевает заговорить Даниэль, пока Тревис отвлекся. — Пожалуй, два блинчика с курицей и овощами и один со сметаной.

— А мне два ваших фирменных.

— Хорошо, что будете пить?

— Кофе, — отвечают оба одновременно, не сговариваясь.

Официантка улыбается еще шире, но теперь искренне на такое единодушие и, записав все, удаляется, сообщив, что заказ будет готов через десять минут.

Только теперь, когда мысли о том, где раздобыть поесть, перестают мучить, а к рукам вновь возвращается чувствительность, Даниэль может позволить себе расслабиться. Сколько живет в этом городе, а до сих пор не знал, что здесь есть такое местечко. Витающий аромат вкусной еды так и опьяняет, а ненавязчивая музыка дарит умиротворение.

«Хорошо-то как, — мысленно радуется он. — Надо будет и отца сюда привести, если он еще не нашел это место».

Незаметно проходит указанное девушкой время, и та возвращается с подносом в руках.

— Пожалуйста, ваш кофе, — она осторожно ставит чашки на стол. — А вот и блинчики: два с курицей и овощами, один со сметаной для вас, — Даниэль получает заказ, что находится в трех специальных коробочках, не позволяющих еде остыть.

— И два фирменных с беконом, карбонадом, жареным картофелем и острым соусом хабанеро для вас. Приятного аппетита, — желает Софи (имя указано на бейджике девушки) и удаляется.

— Не треснешь? — уточняет Сарвис, видя, что одно это фирменное блюдо равняется полноценной порции завтрака, еще и соус.

— Жди, — отмахивается он и первым приступает к еде.

Некоторое время парни сидели в молчании, занятые делом, но продлилось это недолго. Минут через двадцать Даниэль резко вспомнил то, что давно хотел спросить у друга, но все никак не получалось.

— Тревис, скажи, как там мистер Шорман? — блондин, также пребывавший в хорошем расположении духа, резко посерьезнел.

— Недавно наведывался к нему в больницу, прикинулся внуком, — парень убирает в сторону еду и берет в руки чашку, утыкаясь в нее взглядом. — Врачи говорят, что медленно идет на поправку, но очнется уже со дня на день.

Повисло гнетущее молчание: обоим стыдно за случившееся.

— Говорят, что тот звонок был вовремя. Пролежи он там чуть дольше, и спасти бы не удалось…

— Н-да… впервые такое…

Оба понимали, что это неправильно, что чуть не совершилось убийство, а оно бы и случилось, не позвони тогда Даниэль в скорую, ведь Року, главарю их маленькой банды, было плевать на попавшего в его поле зрения бедолагу. Они и раньше совершали нападения на задержавшихся путников, но те в страхе отдавали все деньги и убегали, а мистер Шорман попытался оказать сопротивление. Рок не любил отступать от своих планов и добивался цели несмотря ни на что, поэтому пырнул сопротивлявшегося мужчину ножом в бок. Они с Тревисом тогда не сразу поняли, что произошло. Просто смотрели, как непонятно от чего мужчина заваливается на землю и больше не пытается подняться. Это было странным, и они захотели проверить, но все надо было сделать так, чтобы Рок не заметил, благо походы в тот день были окончены, и они быстро разошлись. Получив шанс, они как можно скорее подбежали к мужчине, проверяя его состояние. Тот лежал весь в крови и явно замерзал, все же на улице зима, а ночью часто бывали сильные морозы. К своему ужасу, Даниэль узнал бедолагу: это был их сосед, прекрасный человек, который терпеть не мог всяких вымогателей и вообще всех тех, кто хочет легкой наживы.

«Теперь понятно, почему он так рьяно сопротивлялся».

Не то чтобы Даниэль был бы равнодушен к другому человеку, оказавшемуся в таком положении, но видеть того, с кем ты состоишь в дружеских отношениях, истекающим кровью и испытывающим от полученной раны боль, невыносимо тяжело. Настолько, что, кажется, будто тебя ранили вместе с ним. Ты начинаешь острее это переживать.

Тревис тогда постарался зажать рану, чтобы кровь не утекала так быстро, а Дэн в этот момент набирал номер скорой. Пока он ожидал ответа, перед глазами проносились кадры возможного будущего, в котором жена и маленькая дочь этого человека оплакивают его, стоя перед гробом. И эти кадры могут стать реальными, если они сейчас не справятся.

— Я рад, что все благополучно разрешилось, — продолжает после тяжелой паузы, наполненной воспоминаниями, Мартол.

— Не хотелось бы, чтобы по нашей вине скончался человек.

— Меня совесть с потрохами бы сожрала, — попытался разрядить обстановку Тревис, но вышло не очень. Даже как-то жалко.

Оба пришли в банду за свободой. Свободой от повседневных забот и несправедливости. Туда, где позволено почти все, где можно не контролировать себя, снять маски, где можно получить адреналин. А в итоге… Они просто сменили сцену.

Все начиналось с безобидных выходок в виде отжатых денег у мелкотни, а после как-то незаметно приняло иной оборот, перерастая в нечто более агрессивное, даже жестокое. Им обоим это не нравилось, но уйти они уже не могли. Пьянящее чувство дозволенности было слишком соблазнительным, чтобы от него отказаться, а главарь бы не отпустил, боясь, что его тут же сдадут. И поэтому в его присутствии оба помалкивали. Оставалось только смириться и идти вперед, не меняя курса.

Всегда страшно сворачивать с прямой дорожки. Ты знаешь ее, знаешь, что может ожидать впереди, и отчасти готов к этому. А что за поворотом? Если бы появилась возможность начать с нуля, оба бы ей воспользовались, но это невозможно. Жизнь выстроена. Даниэль продолжит изводить мать, а Тревис будет загибаться под давлением жестокой реальности, ютясь в маленькой холодной комнатке, которую он снимает за скромные деньги, одновременно справляясь с работой и учебой. Трудно изменить путь без чьей-либо помощи.

— Как ты сам? — интересуется Дэн, сворачивая тяжелую для обоих тему. Желания продолжать пустой разговор о «если бы…» или «а могло бы…» не было смысла. Они сделали все, что могли.

— Я? — еще один тяжелый вздох. — Потихоньку, помаленьку… Мне кажется, что во всех своих предыдущих жизнях я безбожно накосячил, за что и расплачиваюсь теперь.

— Есть вероятность, что ты был камнем, — они вновь возвращаются к еде, пока та не успела остыть.

— Как будто ты не знаешь, что Тревис Мартол, а это я, способен и в таком состоянии сотворить невесть что. Может, меня положили на рельсы, и по моей вине поезд сошел, что привело к гибели сотен или тысяч людей?

— Смотря в какое это было время, — задумывается Дэн. — Могло быть так, что либо еще не существовало поездов, либо он просто бы тебя раздавил, если бы их уже создали в то время.

— А если бы я был огромным булыжником?

— Тогда никто бы не смог тебя поднять, — парирует брюнет, увлекаясь той чепухой, что несет его друг.

— А если меня подкинули в небо, и я попал под колеса божественной колесницы?! Тогда это все объясняет!

— Ты идиот? Какая, к чертям, «божественная колесница»? В какую бумагу ты заворачивал травку?

— Сам подумай! — в его глазах отражается столько веры в свои слова. — Это реально все объясняет! — повторяет он.

— Это объясняет только то, что ты дебил! — чуть повышает голос Сарвис, желая вернуть мозги друга на место. — Давай рассказывай!

— Что тебе рассказывать? — обижается Тревис.

— Все! — произносит на тон громче, да, видно, слишком, раз немногочисленные посетители начинают недовольно оборачиваться. Извинившись перед ними, он возвращает требовательный взгляд другу. — У тебя вечно каша в голове, и фантазия включается на двести из ста процентов, когда наваливается сразу куча проблем.

Надувшись и став похожим на грозовую тучу, Мартол отводит взгляд, чтобы не смотреть на товарища, и просто молча ест. Сарвис его не торопит, прекрасно зная характер своего друга и понимая, что тот почти созрел для рассказа. Тишина длится минут десять, а после он не выдерживает:

— Меня уволили, — буркнул он еле слышно, но Дэн улавливает сказанное.

— Какой повод? — без особого удивления уточняет он.

Чего-то подобного парень ожидал, но на три месяца раньше. Хотя успел подумать, что эта работа окажется для друга постоянной, ведь он так долго на ней продержался.

— Врезал одному из клиентов, — он все еще не поднимает взгляд, смотря в сторону. — Тот лапал официантку, попутно оскорбляя.

— Разве это не дело охраны — разбираться с такими случаями?

— Да, но я обслуживал соседний столик и был совсем рядом с ней… Не смог смотреть на это…

— Почему тогда тебя уволили? Ты же вроде как поступил верно.

— Они посчитали, что лучше выставить меня виноватым, чем выплачивать компенсацию тому мудаку, — зло цедит Мартол.

— А девушка? Она ничего не сказала?

— Была в шоке сначала, но потом извинилась передо мной. Ее никто не стал слушать. Директор сказал, что она неверно истолковала поведение лучшего клиента нашего ресторана.

— Ну, ни фига! Похоже, даже если изнасилуют, то скажут, что форму поправляли.

— Ага, — соглашается друг. — Так Кристи, та самая девушка, сразу уволилась после этих слов.

— И правильно, зачем терпеть, — одобряет Дэн. — Но ведь это не все, да?

— Нет, не все… Квартплату подняли почти вдвое… Я еле прошлую осилил, а теперь еще и требуют деньги вперед.

— Может, помочь чем? — участливо.

— Нет, спасибо, бро. Я сам как-нибудь.

— Как знаешь, но, если что, — обращайся.

— Заметано! — говорит уверенно, но Даниэль, зная друга, понимает, что тот ничего не попросит.

Постепенно разговор переходит на более веселые темы, где главную роль играет Саманта. Даниэль рассказывает все новые и новые моменты из своих будней, корча рожи и передразнивая голос матери. Они каждый раз заливаются хохотом, стоило вспомнить ее реакции на самые простые, но важные вещи и серьезный голос, когда дело касалось какой-нибудь безделицы. Мать была настоящим шутом, даже не подозревая об этом. Правда, отцу, наверное, было бы неприятно все это слышать, учитывая его любовь к этой женщине. Понимая, что своим непочтительным к ней отношением может его обидеть, Даниэль старался вести себя культурно, но терпение подходит к концу, и все чаще и чаще у него вырываются ненужные реплики в присутствии отца. К огромному счастью, их было не так уж и много, и это можно скрыть, совсем как сегодняшнюю за завтраком.

____________

— Здравствуй, «великолепный» чердак со всевозможным хламом! — бодро восклицает Даниэль, но тут же его запал слегка гаснет. Хлама действительно много, но впереди достаточно времени, чтобы справиться со всем, особенно под любимую музыку. И никакие крашеные мымры мешать не будут.

«Хорошо, что она уже свалила».

— Итак, ведро и тряпка — есть. Совок и веник — есть. Плеер — есть. Супер! А теперь начинаем!

Подпевая исполнителям, правда, не всегда попадая в такт, и подтанцовывая, Даниэль расчищал вверенную ему отцом территорию. Действия были простыми и не требовали особых усилий до тех пор, пока он не начинал передвигать какой-нибудь шкаф. Подмел там, протер здесь, снова протер и подмел, потом еще с десяток раз — и вот, небольшая часть работы готова. Парень выбрал самую легкую, на его взгляд, тактику: мелкие вещи сбрасывал на середину комнаты, а габаритные расставлял по периметру. Возможно, это и занимало больше времени, ведь надо сначала все достать, а потом обратно поставить, но пустые шкафы двигаются немного легче. И поэтому не так уж и страшно, если он проведет здесь больше времени, чем планировал. До вечера все равно нечего больше делать.

Из крупных вещей были уже упомянутые деревянные шкафы в количестве четырех штук, сервант и даже старый диван: его недостатком было лишь то, что он вышел из моды. Когда Саманта об этом узнала, поставила всех на уши и орала, чтобы его немедленно выкинули, но расточительной в семье была только она, поэтому диван переехал на чердак, пока женщины не было дома. Благо потом она не интересовалась его дальнейшей судьбой.

Пытаясь передвинуть очередной шкаф, парень выяснил, что даже пустым он может быть достаточно тяжелым, что нисколько не радовало.

— Бабушка, дедушка, — пыхтит натужно Даниэль, — спасибо вам за дом, но… Хух… Зачем вам была нужна такая тяжелая, неподъемная мебель? Я же сейчас… сдохну… — руками упираясь в стенку шкафа, иногда спиной, а ногами в пол, парень все же справляется с задачей.

Вытирая трудовой пот со лба, Даниэль оценивающе оглядывает проделанную работу.

— Как чувствовал, что будет нелегко, и не задумал сильно далеко перемещать этот дурацкий шкаф.

По сравнению с этим «монстром», как мысленно окрестил его парень, все остальные габаритные предметы были «пушинками», с которыми он легко и быстро справился. Затем настала очередь еще одной проблемной работы — убрать кучу вещей, которая оказалась сваленной в центре комнаты. Говорят, даже в хаосе есть порядок, поэтому тут его просто надо найти. Лучшим вариантом стало деление на группы. И проще всего, как посчитал Даниэль, выбрать книги, что он и стал делать, одновременно распределяя хлам равномерно по всей комнате. Пока искал необходимое, попутно присматривал что-нибудь почитать. А достойного было много, как и необычного.

— Вау, — сдувает пыль с очередного тома, — эта книга, кажется, еще в прошлом веке написана! А эта еще старше! Стоп, что? — проводит рукой по обложке, думая, что грязь мешает прочесть правильно. — «Травоведение»? Да вы шутите? Не думал, что у нас тут столько всего.

Бесполезно было выбирать и составлять стопку отдельно для себя. Этот чердак спокойно мог сойти за маленькую домашнюю библиотеку.

— А на диване можно будет с комфортом устроиться, особенно если принести сюда чашечку горячего чая, плед, кое-где подклеить обои и… Все! Это моя берлога! Ну… еще папина! Да! Будет территория, свободная от одной любительницы приторно-сладких женских журналов. Как хорошо, что она не заходит сюда. Но на всякий случай найду амбарный замок и буду запирать двери, чтобы ноги ее здесь не было. Так, что дальше?

Старинный фарфор занимает положенное место в серванте. Пустые коробки заполняются старыми и убогими на вид банками, сломанными горшками, рваными и просто рассыпающимися в руках тряпками. Выкидывается все, что непригодно для повторного использования.

Среди этого хаоса Даниэль откапывает коробки со своими старыми одежками — не теми, что стали малы пару лет назад, а теми, которые он носил, когда был еще крохой. Понять, что это за вещи, было очень легко, поскольку, во-первых, их внешний вид говорил сам за себя, а во-вторых, каждая коробка была подписана красивым папиным почерком. Нашлись забавные распашонки и ползунки, кофточки, шортики, комбинезончики, а пинетки вообще ввели в транс. Положив их на ладонь, Даниэль поразился, насколько же маленьким и хрупким он был.

Также он находит коробок поменьше, в котором лежат фотоальбомы. Так интересно смотреть на себя маленького. Он раньше не особо интересовался своим детством. Сначала это просто не заботило, потом появились различные проблемы, и все резко завертелось, а вот сейчас… Сейчас он видит свою семью: как они его ждали, как они радовались его появлению, как ухаживали и играли с ним. Но, присмотревшись, замечает, что глаза отца сияют неподдельным счастьем, а вот мать улыбается из вежливости, будто ее заставляют.

— Значит, она такая с самого начала? — в подтверждение своей догадке он находит на каждой фотографии эту вежливую улыбку и холодные глаза. Чужая женщина, мать лишь на бумаге.

Перестав тратить время на ненужные вещи, Даниэль возвращается к уборке, но перед этим вытаскивает из альбома фотографию, где они с отцом только вдвоем: ему здесь пять, и папа катает его на плечах. Оба счастливые и беззаботные — именно это и поймала камера в свой объектив. Пожалуй, эта фотография станет его любимой. Он всегда будет носить ее с собой, ведь она так легко помещается в кармане рубашки.

Коробки с воспоминаниями занимают другой шкаф. Позже Даниэль купит рамки и некоторые фото обязательно поставит в них. В этот же шкаф убираются тряпки, которые позже можно будет пустить на полотенца. Уцелевшие цветочные горшки и вазы отправляются в следующий шкаф.

— Может, как-нибудь мы снова купим цветы.

Нашлись старые журналы, все же раньше Даниэль много чем увлекался, но, посмотрев на мультяшных персонажей, понял, что это ему вряд ли понадобится, поэтому без лишних эмоций отправил их «в топку», как и кучу газет. Помимо этого, было много различного материала, оставшегося после прошлогоднего ремонта: куски обоев, плинтус, даже доски; затерялись банки с краской и клеем, правда, уже испорченными.

Все так или иначе ненужное постепенно перекочевало в бак для мусора за калиткой. Даниэль не считал себя ленивым, но изменил свое мнение, когда, нагруженный до отказа разным хламом, спускался по лестнице, чудом не оступившись и не познакомившись еще ближе с каждой ступенькой и полом в итоге. В такой ситуации мать всплеснула бы руками и повелительным тоном «попросила» не мусорить, а если бы он, не дай бог, испачкал ковер, который она, выбирая в магазине несколько часов, приобрела за баснословные деньги (которые, кстати, заработал папа), то ему можно было бы не возвращаться домой. Отец, в свою очередь, несмотря на усталость, подбежал бы к нему, забирая большую часть груза, и долго отчитывал бы за неосторожность. Сразу видно, кому и что важнее.

Вернувшись на чердак, Даниэль осмотрел дело рук своих и остался доволен.

— Из груды ненужного хлама остался только самый нужный, — Даниэль с любовью посмотрел на книги. — Не волнуйтесь, это я не о вас, — шепнул он. — Так, теперь приступим к гвоздю нашей программы!

Единственным предметом, не получившим пока своего места, был сундучок, который парень нашел в самом дальнем углу, заваленном другим старьем. Даниэль не понимал, что с ним делать: выкинуть на помойку или оставить? Выглядел тот не ахти как, сразу видно, что старье, но в нем могло быть что-то интересное. К тому же он был точь-в-точь как сундук для инвентаря в видеоиграх: деревянный с металлическими вставками и небольшим висячим замком, с виду уже насквозь проржавевшим. Ключи, как и полагается по всем законам жанра, отсутствовали. Даниэль не был обделен геном любопытства, и этот сундучок разжигал в его душе нешуточный интерес, который парень старался сдерживать. Он был уверен, что, если займется им, уборка так и не будет закончена, а этого допускать было нельзя.

И вот, наконец, пришло время утолить одно из губительных чувств и засунуть свой нос в возможные неприятности, как считал Даниэль. Замок на сундуке, хотя и был еле живым, держался хорошо, не желая показывать то, что ему поручили охранять. Эту проблему легко мог решить молоток, за которым парень спустился в гараж. Спустя каких-то пять минут Даниэль примерился и нанес несколько несильных ударов. Их хватило для того, чтобы упорный замок сдался, а сундук не был превращен в щепки.

Руки тянутся откинуть крышку, но резкий звук ударных пугает Даниэля, заставляя подскочить на месте. Он мечется в поисках источника этого шума и натыкается на свой плеер.

— Черт! Я уже про тебя забыл! — с долей облегчения выдыхает он, растирая руками лицо и прогоняя остатки паники. Становится легче, но пыль, собранная со всего чердака, размазывается по лицу. Даниэль подходит и выключает ненужный теперь аппарат. Сейчас он только мешает сосредоточиться на главном.

Парень возвращается к тому, на чем остановился и, наконец, откидывает крышку.

— Кажется, отец рассказывал, что наш дед был заядлым коллекционером, — вспоминает вдруг, рассматривая содержимое.

Внутри полно маленьких отделений, каждое из которых хранит определенные вещи: кольца, кулоны, браслеты, пуговицы, запонки, старинные монеты и еще много всего. Рассматривая все это, парень только охает. Желая проверить их подлинность, он берет самый непривлекательный, на его взгляд, кулон с крупным плоским камнем и с силой ударяет по нему молотком. Продолжая держать глаза закрытыми, Даниэль медленно приподнимает инструмент от пола. Нерешительно приоткрыв один глаз, он с удивлением распахивает второй. Абсолютно все осталось цело.

— Настоящее! — потрясенно выдыхает он. — Дед, сколько же ты бабла спускал на это все?! — возмущению нет предела. — Собрал, блин, сундучную шкатулку, а еще говорил, что плохо живет!

Даниэль любил деда, но не мог простить ему такое непозволительное расточительство. Он видел, как устает его отец на работе, а тут в его руках безделушки, на которые, если учитывать их количество, легко уходили тонны денег.

— Да этого хватит, чтобы не работать не только мне, но и моим правнукам!

Младший Сарвис с детским восторгом рассматривает содержимое сундучка. Нетронутые временем украшения еще раз позволяют убедиться, что все это настоящие камни, серебро и золото, а не качественно выполненные подделки.

— Мне они без надобности, а от матери стоит спрятать, — он задумывается, что делать дальше. — Надо показать отцу, он найдет применение. Точно! Так и сделаю, но вот это… все же заберу и покажу Тревису, — в руке оказывается маленькая брошка виде морды пантеры с ярко сияющими голубыми глазами.

— Шикарная вещь! — он прячет ее в карман джинсов. — Что за… — подняв последний «слой» сундучка, Даниэль натыкается на небольшой кинжал. Достать тот из выемки в днище сложно, холодное оружие сидит как влитое. Посмотрев по сторонам, чтобы найти хоть что-то, что поможет поддеть лезвие, но так и не найдя, Даниэль в озарении внезапно бьет себя ладонью по лбу.

— Ну конечно! Как я сразу не додумался!

Сундук пуст, и ничто не мешает его перевернуть и вытряхнуть нужную вещь.

Совершив задуманное, парень уже через секунду держит в своей руке оружие. Это явно боевой и не раз используемый, а не кухонный ножик. Положив его на ладонь, Даниэль оценивает размеры: четко от запястья и до центра среднего пальца. Металл непонятен, вроде не железо… С виду вещица старенькая, а железо без ухода легко ржавеет. Всякая драгоценная чушь тоже отпадает. Структура плотная, несмотря на тонкость лезвия, оно не гнется. А вот ручка деревянная, но лакированная.

— И что можно сделать этой мелочью? До смерти затыкать?

Внимательно всмотревшись, парень подмечает на дереве множество мелких царапин, стесанные углы, где-то даже неровности от ударов о твердую поверхность. Кажется, все осталось в первозданном виде и увековечено лаком, чтобы рукоять не сгнила. На лезвии выжжены странные рисунки.

— Черт, дед, какую такую историю тебе задули в уши, что ты согласился приобрести эту хрень? — сокрушается Даниэль. — Ладно, сделаю сегодня кожаный чехол и буду носить это с собой. Применить не хватит смелости, да и толку, но так хоть спокойнее будет.

На первом этаже хлопает дверь. Проверив время по мобильному, Даниэль понимает, что отец придет только через час. Парень осторожно возвращает разложенные вещи обратно в сундук, а тот кое-как пристраивает в шкаф, накрыв для надежности тряпками, которые позже пойдут на лоскуты. Проверяет наличие броши в кармане и поднимает кинжал.

Судя по звукам, мать все еще копошится на первом этаже, так что можно беспрепятственно сначала зайти в свою комнату и припрятать найденное, а потом принять душ и смыть с себя всю налипшую за несколько часов грязь. И только после этого он спустится на кухню и выслушает порцию упреков и тонну нескончаемого трепа о всякой фигне.

____________

— Привет, Дэн! — Мартол активно машет руками, заприметив друга.

— Привет, Тревис! Как прошел день?

Парни пожимают друг другу руки и, пока ждут остальных, весело переговариваются. Не то чтобы они всегда приходят очень рано, просто остальные никогда не появляются вовремя. Да на это никто из них двоих и не жаловался. Ребята находили плюсы в любой ситуации.

— О, Трев, смотри, что покажу, — Сарвис достает из кармана куртки брошь.

— Вау! Какая классная! Где ты… — внезапно кто-то выхватывает вещицу из пальцев.

— Рок… Привет, чувак! — Дэн старается приглушить удивленные нотки. Кажется, они совсем забыли о времени.

— Интересно, — задумчиво проговаривает главарь. — Где стащил?

— Чувак, ты прикинь! — возбужденно начинает тараторить Дэн, будто ему действительно было невтерпеж рассказать. — В нескольких кварталах отсюда грабанули старую кошелку! Понятное дело, что свою шкуру подставлять не хочется под раздачу. Да и добыча не моя была, поэтому выждал, пока ребятки закончат, и обшмонал старуху, пока та валялась в бессознанке.

— Принял на себя роль падальщика? — скривился главарь. — Лучше бы бабла отжал.

— Рок, вкури мозги на место! — возмущается Сарвис. — Уличных правил никто не отменял, или ты хотел нарваться на вызов? И вообще, чем тебе эта чертовня не бабло? Найдем ростовщика и толкнем.

— Напомни, почему я тебе еще не выпустил кишки где-нибудь в подворотне? — сощурился Рок.

— Потому что благодаря мне нас ни разу не поймали, — нахально улыбается ему Дэн.

— Как же я ненавижу твою дерзость.

— Признайся, со мной не скучно! — весело поддевает его парень.

— Иди в жопу! — бросает в ответ главарь.

— Только после тебя, первыми идут опытные люди.

— Р-р-р, ненавижу! — не желая продолжать этот абсурд, Рок отворачивается, раздраженно швыряя через плечо брошь обратно в руки Дэна. — Держи пока при себе.

— Че сегодня творим? — подает голос Том, ему никогда не сидится на месте.

— Все как обычно, малыш Томми, — ухмыляется главарь, напряжение после препирательства с одним нахальным мальчишкой мгновенно уходит, стоит только вспомнить о планах на вечер. — Будем искать одинокого путника и вежливо просить денег.

— Ха-ха, как загнул!

Не сговариваясь, все направились в сторону круглосуточных магазинов, те как раз недалеко от жилых районов, где могут проходить запоздалые работники.

— Слушай, Дэн, — тихонько шепчет Тревис, нагнав парня. — Ты реально бабку обчистил?

Взглянув в круглые от шока глаза друга, Сарвис только удостоверился, что его легенда действительно звучала убедительно и не вызвала подозрений. Последнее время он врал больше, чем за всю свою недолгую жизнь, но на фантазию и память не жаловался, поэтому спокойно мог избежать неловких, а иной раз и опасных ситуаций.

— Нет, чувак, — так же зашептал он, потому что действительно не успел ничего поведать о находке. — Не мог же я сказать, что нашел это дома. Он бы, — кивок в сторону впередиидущего Рока, — не отстал от меня, пока не выпытал все, а так, — пожал плечами, — все довольны. Потом поговорим об этом подробнее, ладно?

— Заметано! Смотри только, чтоб котелок не прохудился.

— Да иди ты! — засмеялся Дэн и наградил Тревиса дружеским подзатыльником.

— Уймитесь вы! — шикнул на них Грег, недовольный громким шумом. — Распугаете сейчас всю добычу.

— Покажи хоть одну? — оскалился Дэн.

Они все еще шли по безлюдной дороге.

— Да ладно вам, — вклинился веселый Том.

«Опять принял таблетки, — понимает Даниэль, видя слишком уж веселого сокомандника. — И откинуться недолго от таких доз, что он в себя забрасывает».

Гул спорящих голосов все не прекращался, пока на горизонте не показался первый прохожий. Его шаги были медленными и усталыми, сразу стало ясно, что человек возвращается домой с работы.

— Я пойду первым, — заговорил Том.