Ритуал

Райан Роуз

Кто из нас несет свет, а в ком таится тьма? Как отзовется каждый поступок через тысячи лет? Вполне возможно, что наш путь кем-то предначертан, а мы лишь вольны выбрать направление – к добру или злу.В ваших руках не детектив – хотя сюжет захватывает и держит в напряжении до последней строки. Это не фэнтези – хотя такие живые герои вымышлены. И это не сентиментальная проза – хотя каждая строка пропитана чувствами. Да, это мистическая драма. Это роман о магии души.И это книга о вечной любви. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 4. Поступки

Раннее утро приносит с собой новый день и новые силы, чтобы люди смогли не просто его прожить, а совершить что-то полезное, сотворить что-то новое. Солнце на небе только-только начинает вставать, окрашивая небеса в нежно-розовый цвет, а мужчины Темного народа уже собираются у южной границы селения, чтобы отправиться в путь. Они принесут своим семьям еду, травы, которые жены используют при приготовлении пищи, принесут семена растений для садов. Но они идут не только брать, наравне с этим они идут и отдавать. В лесу многим животным будет оказана помощь: кто-то страдает от болезней; кто-то от ран, полученных случайно или при бегстве от человека… Люди не знают меры и часто убивают просто так. В лесу много животных, хватит на всех, но человек не умеет делиться. Берет для себя как можно больше, и когда появляются излишки, оставляет на потом, а если те портятся — просто выкидывает. Люди — это создания, сеющие хаос и оставляющие после себя лишь смерть.

Чтобы не нарушить природный баланс и не допустить полного исчезновения многих видов животных, Темные вынуждены отдавать большую часть своих сил на поддержание равновесия. Иногда им приходилось забирать зверей к себе в селение, чтобы те смогли спокойно восстановиться и дать потомство. Когда это происходило, маленькие подопечные покидали деревню и возвращались в лес, но даже там за ними продолжали приглядывать.

Традиционно из деревни уходили все мужчины, достигшие Шен — дня, когда их сила избирала свою форму. Этим днем считался двадцать первый год взросления. Люди бы назвали это днем рождения. Во время этого события дом снаружи украшали белыми лентами, а остальные Темные, уже достигшие Шен, приносили маленькие стеклянные шарики, в которые заключали свое благословение для достигшего совершеннолетия собрата. Заполненные шарики источали мягкий синий свет, и когда получатель его открывал, то чувствовал тепло каждого произнесенного слова. По завершению этот свет поднимался ввысь и растворялся в облаках.

В дом с белыми лентами в час, когда впервые прозвучал детский крик, ознаменовавший появление новой жизни в этом мире, приходила Великая Темная Богиня, чтобы подарить свое благословение ребенку, ставшему в этот день взрослым. Она прислонялась лбом ко лбу повзрослевшего Темного и напевала ему песнь Предков, в которой отражались их одобрение и поддержка. Ее голос красивый и чистый, но он не был слышен никому, кроме того, кому предназначен. Каждый проходил через это, каждый помнил слова и каждый понимал, какое чудо происходило перед ним.

Когда Богиня уходила, белые ленты окрашивались в золотой цвет, что сиял ярче солнца. По традиции они будут сиять еще три дня, а после их предадут огню. Это сделает сам повзрослевший. Его оставят одного в доме, в тишине и покое, чтобы ничто не мешало его общению. Это единственный раз, когда он сможет напрямую поговорить с Великими Предками. Он получит ценные советы, не всегда имеющие отношение к настоящему. Он получит ответы на свои вопросы. Он увидит тех, по ком скучает…

Отряды никогда не берут с собой Лекаря, ведь его присутствие необходимо в деревне, но обязательно есть те, кто получил Частицу. Пятеро мужчин перед тем, как отправиться в путь со всеми, приходят в хижину Лекаря, где он совершает Обряд Дарения, и в руки каждого отдается крошечная Частица, источающая неяркое зеленое свечение. Добровольцы видят Частицу всего несколько секунд, а после она растворяется в их телах. Важное правило этого обряда — готовность. Те, кому вручается Частица, должны быть готовы принять на себя эту силу. Они должны быть полностью уверены в своем решении. Лекарь не почувствует ничего, когда отдаст эту малую часть себя, а принимающие обретут новые силы, которые помогут им во время пути с остальными мужчинами. Но когда они вернутся, завершив поход, и Частица, выполнив свое предназначение, возвратится обратно к хозяину, те, кто ее получил во временное пользование, обессилеют на три дня. Слишком тяжела ноша для тех, кому судьбой не выбрано нести ее.

В каждой группе находились охотники, они отвечали за добычу пищи, но их основная задача была более тонкая. Именно они, как никто другой, могли читать действия животных, знали их слабые места. Они помогали тем, кого одарили Частицей, удержать животное, которое в порыве боли могло нанести вред себе или окружающим. В особо крайних случаях они единственные были способны быстро и безболезненно помочь завершить эту жизнь и отправить в Круг Перерождения тех, для кого иного выхода просто не было.

Также в каждой группе обязательно присутствовал хотя бы один травник, чьей задачей являлся сбор семян и трав, а также в случае удачи — нахождение нового или редкого растения, которое позже будет передано женщинам, как единственным умелицам в обращении с ними. Травник ни в коем случае не выдергивал росток или не забирал семена насильно. Его способность — это умение договариваться с зелеными ворчунами, которые были готовы терпеть грубые мужские руки, пока их не отдадут в нежные женские после возвращения.

Никак нельзя было обойтись без покорителей деревьев и камней. Первые преобразовывали старые или сильно поврежденные деревья в пригодный для строительства материал, а вторые использовали для того же любую каменную породу. Иногда, если натыкались на драгоценные металлы, ради развлечения создавали украшения, которые отдавали детям, чтобы те преподнесли их в качестве подарка своим избранникам.

Работы в лесу всегда было много, поэтому мужчины обычно возвращались ближе к вечеру. Они не боялись уходить надолго, поскольку всегда знали, что Великая Темная Богиня и Черный Лекарь будут оберегать свой народ.

В деревне оставались только женщины, которые с уходом мужчин принимались за свои обычные занятия: одни следили за садом, проверяя, не нужно ли изменять условия под куполом; другие присматривали за животными, которые с нетерпением ждали, когда прекрасные Темные Нимфы обратят на них свое внимание и погладят их. Помимо этого, на женскую долю приходился и домашний быт — магию очага каждая познавала с пеленок.

При рождении в каждом ребенке течет магия, но она не имеет своей формы. Ее нужно самостоятельно выстраивать и развивать. Именно поэтому маленькие дети не имеют никаких обязанностей. Они свободно бегают по селению и играют друг с другом, смеясь. В семь лет просыпается интерес к окружающим вещам, а не только играм и забавам. Дети начинают пробовать помогать родителям. Их не ругают, даже если после этого что-то портится или они останавливают ход работы. Дар — это слишком хрупкая вещь, и его развитие очень легко нарушить, а восстановить чрезвычайно сложно. Если ребенку интересно, он быстро преуспеет, а если нет, то так же быстро бросит, и взрослые смогут спокойно восстановить привычный темп своей работы.

Но всегда есть исключения. В данном случае один раз в сто пятьдесят лет рождается ребенок с исключительным талантом к Магии Жизни. Этим даром обладают всего двое: сам Лекарь и его ученик. Этот исключительный дар формируется еще до рождения, поэтому у появившегося на свет ребенка магия имеет завершенную форму, и нужно только научиться пользоваться ею. Ответственность за это полностью возлагается на наставника.

Определить в будущем малыше носителя Магии Жизни очень легко, поскольку во время беременности у женщины, носящей такого ребенка, на коже живота проступает серебряное изображение сирты — великолепного белого цветка с ажурными листьями, который цветет исключительно в Храме Темной Богини. Ребенок с уже сформировавшимся даром немного отличается от других детей, ведь его способности не угасают в случае испуга или другого негативного воздействия. Но всегда лучше, когда выполняемая работа приносит радость, а не рассматривается с позиции бремени. Именно из-за этого наставник всегда старается показать что-то интересное, что-то необычное своему маленькому ученику. Рассказывает о будущих возможностях, предупреждает о трудностях.

Несмотря на свои силы и умения, Темные никогда не задумывались о войнах. Они привыкли жить в мире и согласии с природой. Привыкли, что глупые люди боятся их, сочиняя от страха многочисленные небылицы. Привыкли устранять человеческие ошибки. В войнах нет смысла. Война — это всегда смерть. Смерть воинов… Смерть мирных жителей… Смерть отца… Смерть брата… Смерть сына… Война — это всегда слезы горя. Слезы матери… Слезы сестры… Слезы дочери… Даже выиграв войну — вы проиграли, потому как ни одна победа не обходится без потерь.

Тени любили наблюдать за течением жизни. Видеть, как растут их дети, как они совершенствуются, развиваются, как познают мир. Им нравилась природа, каждое создание которой великолепно, будь то маленький росток или опасный хищный зверь. Они считали подарком Богов дозволение заботиться об этом удивительном и необъятном мире. Забрать жизнь очень легко, но сохранить ее чрезвычайно трудно. И Темные не искали легких путей, понимая всю ценность жизни.

Когда они посещали селение людей, невольно слышали их пугливые вздохи, слышали злые слова и видели колючие взгляды. Становилось смешно от того, что фантазируют люди, но и страшно, потому как неизвестно куда заведет их собственное воображение.

Этот день, как и многие до него, шел своим чередом. Каждый был погружен в привычные повседневные дела, наслаждаясь прекрасной погодой и смехом маленьких детей, которые радостно носились по улице, догоняя друг друга. Младшие беззаботно веселились, а те, кто постарше, но еще не достигшие Дня Взросления, помогали матерям по хозяйству. Все вместе они ожидали возвращения своих мужей, сыновей, отцов и братьев, ушедших пару часов назад.

Все шло своим чередом.

Кроме одного…

В этот день люди впервые ступили на Темные Земли…

____________

Люди быстро выходили из тумана с раздутыми щеками и покрасневшими от усердия лицами. Они очень старались не вдыхать тот туман, через который пришлось проходить, чтобы добраться до деревни Темных. Никто не знал, что случится, если они вдохнут хоть каплю этого бело-серого вещества, клубящегося теперь уже за их спинами.

Они и представить не могли, что, когда дойдут до границы леса, перед ними предстанет живая стена. Она пугала их своей неизвестностью… устрашала взрослых мужчин, но… ненависть, пригнавшая их сюда, была гораздо сильнее. Она с легкостью подавила зарождающийся страх и затопила сознание пеленой ярости. Преграду хотели преодолеть одним рывком. Никто не знал протяженность этого тумана, но заранее подстраховались, задержав дыхание. Как оказалось, это неосязаемое препятствие тянется на несколько десятков метров. Пришлось ускориться, поскольку многие уже просто не могли обойтись без дыхания. Ненависть ненавистью, но умереть еще до ее свершения от неизвестных причин не хотелось никому.

Легкие от нехватки кислорода начали гореть, и каждый шаг давался с трудом из-за невозможности сосредоточиться на ходьбе. В голове стучало, уши заложило от напряжения, а перед глазами стали мелькать черные точки. С каждой секундой они все дальше отходили от того места, где вошли в этот кошмар, но с теми же секундами все ближе подбирались к выходу. Сжимая кулаки, они ускорили шаги, почти переходя на бег. Еще рывок… Еще один… И вот… Они на свободе.

Стараясь перевести дыхание, люди одновременно оглядываются по сторонам. Пейзаж, представший перед глазами, поразил их буйством зеленых оттенков: деревья, кусты, трава. Все это сочного зеленого цвета. Природа в этом месте так и поет. А разнообразие ягод и цветов сложно передать словами. Как будто они попали в другой мир: из умирающего в процветающий.

— Надо же! — удивляется один из мужиков. — У нас там практически засуха, а у них раздолье.

— Они наверняка использовали какой-нибудь ритуал, чтобы за наш счет продлить себе теплую погоду! — поддакивает другой.

— А помните, в прошлом году пропадали животные?

— Точно.

— Их ведь так и не нашли?

— Ага.

— Кажется, тогда еще эпидемия была, но ее чудом удалось остановить.

— Лекари говорили, что болезнь могла забрать в десятки раз больше!

— Я помню их слова.

— У меня тогда отец погиб.

— А у меня брат.

— Но, разве… не лекарство Теней нас тогда спасло? — нерешительно подает голос самый молодой из всей компании, парню едва перевалило за двадцать пять.

— Потому и помогло, что это они навели на нас хворь!

— Ага!

— Точно!

— Тогда все ясно, — подводит итог этого галдежа Зак, приближенный главы и его лучший друг. — Ну, Барнел, мы здесь. Что дальше?

— А дальше, — грозно произносит Барнел, — мы идем мстить! Они дорого ответят за свой поступок!

Перед глазами появляются образы его дочери и жены. Любимой семьи, что сейчас покоится в комнате на втором этаже дома. Да, никто из них не был идеален, но они старались. Старались и не заслуживали такой участи! Почему это произошло именно с ними? Почему?

Не было больше страха перед этими существами. Ему больше нечего было терять и незачем жить. Но он не уйдет просто так. Он заберет с собой как можно больше жизней. Мир станет лучше, если он избавит его от этих мерзких тварей.

«Да, они похожи на нас: умеют говорить и думать, но лишь похожи. Они не люди. И собаки, и кошки, и волки — они тоже умеют по-своему говорить, думать, их поведение отчасти схоже с нашим, но это не значит, что они такие же. Безмозглые твари, целью жизни которых является быть нашим пропитанием. И эти Темные такие же. Опасность стоит уничтожить до того, как она разрастется до таких размеров, что станет неуправляемой!»

Люди долгое время находились в страхе своих же фантазий, и, когда глава деревни поведал о страшной утрате, они его поддержали. Ни у кого не возникло мыслей против этого чудовищного действа, которое они решили совершить. Их разум затопила жажда мести. Их сердца надежно сковала чернота ненависти. Все любили малышку Сильвию. Все любили красавицу Алисию. Все уважали Барнела и верили ему. Он пообещал им то, чего они так давно хотели, но о чем боялись говорить. Он пообещал освобождение от гнета Темных. Предложил выступить всем вместе, чтобы у созданий тьмы не осталось шансов.

Отдышавшись, они выдвигаются в путь, но теперь гораздо медленнее. Слишком опрометчиво они поступили, выбежав из тумана. Деревня могла находиться сразу за серо-белой завесой, и тогда их, ослабленных этим переходом, враг легко бы разгромил. Но Боги благоволили им и позволили восстановить силы, чтобы продолжить незаметно продвигаться к цели, дабы выполнить задуманное.

— Это несправедливо! — решает озвучить свое недовольство вслух бородатый мужчина, хозяин таверны. — Мы вкладываем огромные усилия, чтобы суметь прожить день и прокормиться, а они довольствуются всем, используя нас как топливо!

Увидев прекрасный белый цветок и обворожительную синюю бабочку, которая только что на него села, мужчина безжалостно втаптывает эту красоту в землю, втирает каждым движением пятки своих изношенных кожаных сапог. Хрупкий стебель легко ломается под давлением непомерной для него тяжести. Нежные лепестки рвутся на части. Белый цвет очерняется грязью. Необыкновенное творение всего одним-единственным движением отправляется в небытие, умирает за считанные секунды. Лишь маленькой синей бабочке удается спастись и улететь прочь от страшных людей.

Они идут дальше, больше не совершая остановок, но произошедшее заставляет о многом задуматься. Теперь никто из них не осторожничает. Да, они все так же стараются идти тихо, крадучись как воры, вместо того чтобы гордо шествовать. Но так и будет. Позже. Но будет. После сражения они вернутся домой с победой. Их головы будут подняты, а взоры уверенно устремлены в светлое будущее. Ради этого они все и затеяли. Ради этого доведут все до конца.

Они внимательно оглядываются по сторонам, чтобы ничего не упустить. Нет нужды смотреть под ноги, поскольку сухие ветки не валяются на пути. Они вообще нигде не валяются. Природа этого места полна сил. Ни одна ее частичка не собирается умирать. Вокруг просто огромное количество цветов и ягод, которые люди с огромным удовольствием истребляют, чувствуя внутреннее удовлетворение от этого. Там, где ступает нога человека, — все умирает. За каждым тянется шлейф смерти. Каждый оставляет после себя лишь разрушение. Ни одна природная стихия не принесет столько бед, сколько способен сотворить всего один человек.

Они шли уже около получаса, но, кроме деревьев, вокруг больше ничего не было. Кажется, даже птицы перестали весело щебетать, и не слышен треск насекомых. Одним своим присутствием люди смогли нарушить привычный ход жизни.

Долгий путь без пищи и отдыха начал изматывать их. Собирались второпях, поэтому никто не взял с собой хоть немного еды, да и не видели они в этом смысла. Дело ведь предстояло легкое. В их деревню всегда приходили не больше дюжины Темных. Даже если учитывать наличие детей и стариков, по численности люди превосходили их. Так что домой они планировали успеть вернуться задолго до темноты.

Все, кроме Барнела, предвкушали веселье. Глава деревни мыслями был совсем в другом месте. Он сейчас находился рядом со своей супругой и дочкой. Две его любимые прекрасные девочки для него навсегда останутся живы и здоровы. Он представлял, как вернется домой и поцелует их в щеки. Губы коснутся уже холодных тел, но его любовь вновь наполнит их теплом. Представлял, как проведет своей рукой по мягким волосам и до него донесется чудесный цветочный аромат масел, которыми любила пользоваться супруга во время купания. Представил, как будет стоять рядом с ними на коленях и, держа обеих за руки, шептать, как они ему дороги, как он их любит и хочет, чтобы они поскорее проснулись. Если Темный забрал их души, то это можно исправить.

— Его смерть вернет все! — шептал Барнел. — Любой ритуал можно отменить. Я освобожу их души и принесу его голову в качестве трофея!

— Эй, смотрите, — резко останавливаясь, шепчет сын фермера, единственный самый младший среди них. — Там кто-то есть, — он указывает пальцем вправо сквозь невысокие заросли.

Барнел мгновенно возвращается к действительности и, стараясь не шуметь, подходит ближе. Пригибая ветки, он смотрит вперед. Там действительно кто-то есть, а если точнее, то ребенок.

«Маленькое Темное отродье», — мысленно поправляет сам себя.

За спиной Главы стоят другие мужчины и также вглядываются в маленькую фигуру, собирающую какие-то травы. На вид этому созданию около десяти лет, и, кажется, он здесь совсем один.

«Сильвия… Ей никогда не исполнится десять… Она больше никогда не сможет собирать цветы. Монстр… Монстр, притворяющийся ребенком!»

— Вот и первый, — ухмыляется мужчина. — Старайтесь пока не высовываться.

Оставив необходимые распоряжения, он выходит из тени деревьев и медленно приближается к мальчику, который сидит к нему спиной. Идеальное стечение обстоятельств. Это словно знак небес. Боги действительно дали им благословение на эту миссию. И они начнут исполнять свое предназначение с этой минуты, прямо сей…

Мальчик внезапно оборачивается, сразу отскакивая в сторону. Его насторожило странное чувство, появившееся внезапно. Он всей кожей ощутил чужой пристальный взгляд. Отец всегда говорил ему, что тот, чьи помыслы чисты, никогда не будет подбираться со спины. Странный иноземец с белой кожей подошел к нему неслышно. Если бы не эти странные ощущения, он бы так его и не заметил, увлеченный своим делом.

В то мгновение, когда ребенок обернулся, Барнел постарался скрыть свою жажду мщения за немного неловкой улыбкой. Он не думал, что его заметят так быстро. Не тогда, когда до цели оставалось всего пять шагов.

«Если сделать резкий рывок, не факт, что схвачу пацана…»

Внезапно он замечает недопустимое:

— Нет-нет-нет, ты куда уходишь? — запричитал Барнел негромко. — Я только… только хотел узнать, где оказался. Не подскажешь?

В ответ слышится что-то неясное, ребенок точно открывает рот, но вот то, что из него доносится, очень трудно назвать речью, по крайней мере, человеческой. Это больше похоже на набор каких-то шипяще-рычащих звуков. Даже попытка услышать подобие каких-то отдельных слов проваливается. Скрывать свою неприязнь к этому существу мужчине удается все сложнее, но, судя по всему, он все же справляется, раз тот перестает пятиться и стремиться увеличить между ними расстояние. Из его глаз пропадает испуг, что является хорошим знаком, но вот непонимание проявляется ярче.

— Ах, ты не знаешь языка? — делает расстроенное выражение лица Барнел. — Значит, я не смогу выяснить, где остальные, — ворчит он себе под нос. Скрывать слова нет нужды, если их не понимают, необходимо только следить за интонацией, чтобы не спугнуть.

«Нужно как-то подобраться ближе, он еще слишком далеко».

Пока Барнел мучился, силясь подобрать подходящие жесты и звучание голоса, ребенок строил свои догадки. Не видя раньше ничего, кроме любви отца и матери, а также симпатии со стороны остальных Темных; не зная, что такое ложь и притворство, он легко поверил иноземцу, обманулся его внешней безобидностью. Малышу не нравилось, что стоящий перед ним незнакомец грустил. Он вообще не любил, когда кто-то грустил или печалился, поэтому старался узнать причину, а потом развеселить. Мама всегда говорила, что в любой ситуации нужно искать хорошее. Тогда любая проблема окажется не такой большой, а из трудной ситуации найдется выход. Помня ее слова, он всегда старался им следовать и рассказывал об этом остальным. Кажется, иноземец не знал слов мамы, поэтому мальчик хотел постараться донести это до него, чтобы тот улыбнулся.

Барнел все еще обдумывал варианты, когда заметил нерешительное движение. Рассматривая это создание как монстра, он совсем забыл, что тот в первую очередь все же ребенок, а детям свойственны наивность и простота. Еще шаг — и вот он не просто в пределах досягаемости, вероятность его поимки составляет десять из десяти. Даже если спохватится и захочет бежать, сделать это будет уже невозможно.

— Ну, что же, — вздыхает человек, а потом резко сбрасывает свою маску. — Ты будешь первым. В этой череде смертей, — он смотрит прямо в черные провалы глаз.

Делая резкий выпад вперед, он хватает мальчика за горло, мгновенно перекрывая доступ к кислороду. Не ожидая подобного, малыш не успевает и дернуться, как горло уже сковывает чужая рука. Ослабить пальцы не получается, даже когда он старается оцарапать иноземца как можно сильнее. Складывается впечатление, будто тот вообще не чувствует боли.

Барнелу больше не нужно притворяться, и он вновь позволяет своим чувствам взять верх. Ненависть, отвращение, злоба, гнев — все это хлынуло наружу огромным потоком и устремилось к единственному существу, которое вызывало их. К тому, на кого возложили то, чего он не совершал. За то, что просто попался на пути. За то, что просто похож. За то, что легче обвинить кого-то, чем признать собственную вину.

Вместе со своей ношей, которую волок по земле, Барнел возвращается к своим людям, которые к тому времени успевают выйти на край поляны. Увидев еще больше иноземцев, мальчик начинает яростнее биться в хватке, но ничего сделать не может. Ему становится страшно.

— Барнел, не слишком ли? Он же еще совсем ребенок, — попытался возразить один из мужчин.

— Стен, — обратился к нему Глава. — Вот это, — он тряхнул рукой с задыхающимся ребенком, который не мог разжать чужих пальцев, — превратится в то, что убило мою дочь. Да, он еще мал, но не лучше ли уничтожить заразу на корню? Чтобы больше никогда не познать горечи утраты? Монстр есть монстр.

— Да, ты прав, — раздаются восклицания в толпе, но не слаженные. В их рядах есть сомневающиеся.

Ситуация несколько вышла из-под контроля. Барнел не рассчитывал, что этому чудовищу удастся запутать других своей внешностью. Необходимо снова вернуть нужный настрой. Нельзя, чтобы, обманувшись обликом, они погибли. Никто не знает, на что способны эти создания, и на какие ухищрения они пойдут. Монстр может воспитать только монстра. Дети, женщины, мужчины, старики — монстры. Все они. Остальные тоже должны это запомнить и ни перед чем не останавливаться. Секунда промедления каждому из них может стоить слишком дорого. Радует только, что основная масса народа помнит об их цели, но нельзя, чтобы у других оставались даже малейшие сомнения.

— Стен, вспомни своего брата, — вновь взял слово Барнел, обращаясь к тому, кто первым высказал вслух свои сомнения. — Мы так и не нашли его тело, хотя обыскали весь лес. Да, сошлись на версии, что его сожрали животные, но ты же чувствовал, что что-то не так.

— А ты, Говард, — указывает на другого мужчину. — Вспомни Ристу. Твоя верная подруга, почти жена. Она пошла к реке вместе с другими женщинами, но обратно вместе с ними так и не вернулась, — с каждым последующим словом многие убеждались в правильности сказанного, ведь слишком много странных и подозрительных случаев происходило. — Все, что тогда осталось, это аккуратно сложенная стопка вещей. Просто пропала, не оставив после себя никаких следов. Ее поиски тоже не увенчались успехом. Раньше они не оставляли следов, но… в этот раз допустили ошибку!

Вдохновляя других, Барнел начал терзать собственную рану, полученную совсем недавно, и от этого было только больнее, но он в каком-то смысле упивался этой болью. Она распаляла его злость и ненависть, заставляла вскипать кровь. Давала необходимый настрой, не позволяя забывать о том, зачем они здесь. Зачем ОН здесь.

— Теперь горе коснулось и моей семьи. Тварь, подобная этой, убила сначала мою дочь, делая вид, что лечит ее, а на следующий день моя жена… — говорить об этом вслух, признавая неминуемое, было невыносимо. Он еще не готов с ними проститься, но тем не менее необходимо повлиять на настрой остальных. — Алисия не выдержала горечи утраты, и… теперь ее нет с нами.

Во время разговора Барнел слегка ослаблял хватку, чтобы тварь в его руках не отделалась так легко. Он давал возможность сделать несколько вдохов, четко следя за этим, а потом вновь сжимал руку. Словно махал перед лицом желанной свободой, а затем жестоко отнимал ее.

— Многие из нас познали горе утраты. Многие потеряли дорогих сердцу людей. Но пора это остановить! — торжественно вещает Глава деревни.

— Да!

— Чтобы больше никто из нас не жил в страхе!

— Да!

— Чтобы спокойно отпускать своих детей гулять!

— Да! — крик становится все ожесточеннее.

— Чтобы обрести свободу!

— Да!

— И ради этого… Я предлагаю уничтожить их… Всех!

— Да!

— А начнем мы… с него, — он смотрит на трясущегося от страха ребенка, тот пытается выговорить свои непонятные слова и, судя по интонации, о чем-то просит. Из его черных глаз текут слезы. — Посмотрите! — Барнел выставляет руку вперед, показывая то, о чем говорит сейчас. — Он пользуется тем, что похож на наших детей, и пытается заставить сомневаться. Не верьте этим лживым слезам! Не верьте, если хотите жить! А сейчас… Держите!

Он толкает малыша в толпу, чтобы селяне надежно его удерживали. С этим вполне справится и один взрослый человек, но поучаствовать изъявили желание все. Они хватают ребенка за руки и разворачивают лицом к своему предводителю.

— Жизнь за жизнь, отродье! — разъяренно прошипел Барнел. — Убивая, будь сам готов к смерти! — внезапно он замирает, прислушиваясь к чему-то, даже нагнулся ближе. — Кажется, ты хочешь что-то мне сказать? — удивляется он. — Но, к сожалению, ты сейчас способен только на хрип, — усмехается. — Да и не понимаю я вашего блеянья, — говорит он сквозь зубы, цедя каждое слово.

Мужчина достает из-за пояса нож с выгравированными на лезвии рунами и подходит вплотную к ребенку, держа оружие близко к его лицу. Ему удается почувствовать страх. Теперь он уверен, что эти твари созданы самой тьмой. Иначе почему это чудовище дрожит при виде ножа с благословенными рунами, окропленными святой водой? Единственное, что они сделали перед тем, как отправиться за справедливостью, это попросили защиты у Хранителя Божьей Воли и дали ему укрепить их орудие словом своим.

— Для адской твари и орудие соответствующее, — почти ласково произносит он, а спустя секунду наносит удар. — Почувствуй всю нашу ненависть к твоему народу! Почувствуй всю МОЮ ненависть! Чувствуй и помни! Помни, как ты забрал их у меня! Мою дочь! — лезвие гладко и быстро входит в тело по рукоять. Этого оказывается недостаточно для того, чтобы выпустить ярость. Ничего не замечая, кроме своей ненависти, Барнел поворачивает нож. Он так и не вытащил его из тела. Мужчина направляет рукоять вверх, а вместе с ней и лезвие. Ярость придает ему сил и позволяет без особых трудностей разрезать плоть. — Мою супругу! — новый удар, и еще одна глубокая рана.

Из глаз мальчика побежали новые слезы, из уголков рта нескончаемым потоком текла кровь. Грубая речь иноземца ранила слух. Он не понимал, что тот говорил, но ему это не нравилось. Не нравилось, что чужак терзает его. Не нравилось, что привел свое племя на их земли. Не нравилось, что принес с собой такие незнакомые, но такие мерзкие чувства. Не нравилось, что они принесли с собой смерть.

По телу распространялась дикая боль. С каждым разом крови становилось все больше. Слабость приносила с собой чудовищное предчувствие, что еще немного — и его не станет. Сердце зачастило в груди, в глазах все помутнело. Реальность воспринималась как-то заторможенно и рвано. Речь чужака превратилась в один безостановочный шум, в который добавился восторженный гул. Уверенная рука продолжала наносить удары один за другим. Но это уже не имело значения. Прошлая боль настолько ярка, что новую он даже не замечал. Легкие переполнились кровью, и дышать стало почти невозможно. Кровь потекла теперь и из носа.

Ему действительно осталось недолго. Он уже видит ее. Ее плавную походку. Легкие одеяния, развевающиеся на ветру. Ее ласковую улыбку. Она медленно приближается к нему. И она тоже сейчас плачет. Плачет, что им приходится увидеться столь рано. Он знает, что его невозможно спасти. Знает, что многих не спасут сегодня, но он будет умолять. Богиня обязательно его услышит. Ему не дали выбора. Но он готов смириться с неизбежностью…

Внезапно он ощутил тревогу. Она настолько сильна, что заставляет поднять отяжелевшие веки и мучительно медленно осмотреться. Затуманенный болью взор останавливается, а прерывистое, еле слышное дыхание замирает. Все прекращает существовать. Больше ничего нет, кроме… кроме нее. Он видит, как она падает на колени, как по ее щекам катятся слезы. В ужасе она закрывает себе рот ладонью. Другая рука сжимает ткань черного платья на груди. Он знает, что там зарождается мучительная боль. Он знает, что она чувствует его уход. Великая, как же он ее любит… и как сожалеет, что ей приходится проходить через это. Он старается запомнить ее образ. Образ той, что дала жизнь, видела и была рядом в его впервые минуты, а теперь наблюдает его последние секунды. И в этот самый момент ему становится еще страшнее, но не за себя… за нее. Он прилагает еще немного усилий и, зная, что она услышит, произносит в последний раз… Со страхом в голосе… С мольбой… Путанно… Невнятно… Он просит ее бежать… Пожалуйста, пусть только она его послушает… Пусть она живет… несмотря ни на что… Главное, пусть живет…

И только после того, как увидел ее удаляющуюся спину, он позволил себе закрыть глаза, радуясь, что она поняла, и, тревожась, что ее заметили они.

Внезапно он чувствует бережное прикосновение прохладной руки, а ласковый голос шепчет успокаивающие слова. Он знает… Знает, что, если она спасется, они встретятся. Отец рассказывал, что те, кого забирают раньше положенного и кто еще не выполнил свою задачу, с которой приходит в этот мир, возвращаются… Всегда возвращались…

— За ней! — крикнул Барнел, стряхивая кровь с рук, но малыш этого уже не слышал. — Она приведет нас к деревне!

Все ринулись за убегающей женщиной, совершенно забывая то, чем только что занимались. Просто выбросили из головы, словно мусор, но на самом деле для них этот ребенок был именно мусором. Неразумным существом, которое по досадной ошибке отдаленно похоже на человека. Люди уже скрылись из виду, их шагов не слышно, и кажется, будто ничего и вовсе не происходило, но… Единственное, что напоминало о совершившейся недавно здесь жестокости, — это тело маленького мальчика, который поплатился за то, чего даже не совершал.

Многоликая все еще находится рядом, но теперь она присела возле ребенка. Не просто «тела», а ребенка. Назвать его иначе — значит обезличить, сделать таким же, как и все остальные, но он особенный. Она гладит его по черноволосой макушке. Очерчивает кончиками пальцев овал лица. Ласково пробегает по закрытым глазам, на которых еще блестят слезы… Он больше их не откроет. Не сможет увидеть мир. Не сможет увидеть дорогих и любимых людей. Она кладет руку на сердце, что больше не бьется в груди. Сердце, которое до самого конца переполняла любовь ко всему. Этот прекрасный малыш, вобравший в себя самое лучшее, так скоро прекратил свой путь. Он заслуживал гораздо большего, но в последний миг познал ужас, боль, отчаяние… Но даже тогда в его сердце, во всей его сущности нашлось место страху за дорогого человека. Бояться за кого-то в то время, когда вот-вот сам прекратишь существование, очень сложно, но он чувствовал именно это. Страдал сам, а опасался за другого.

Под своей ладонью Многоликая чувствует зарождающееся тепло. Поднимая руку, следом она тянет яркий золотой огонек души. Тот не сопротивляется, не убегает, как делали многие. Он ластится к ее ладони. Не старается обжечь, а греет. Все, что делал носитель этого огонька при жизни, полностью отражается в его душе. Душе, которая покинула свое тело в столь юном возрасте, познав такую невероятную жестокость. Богиня заключает этот теплый сгусток в чашу ладоней, словно обнимая, и ей кажется, что сияние становится ярче, выражая радость. Улыбнувшись этой легкости, она еще раз внимательно осматривает душу, а после прикасается губами, даря свою метку. Слишком рано… Слишком жестоко… Несправедливо… Но в ее силах сделать небольшой подарок этой душе. Маленькое чудо. Она уверена, что приняла правильное решение.

Сотворив желаемое, она подносит ладони к груди, туда, где у живых бьется сердце. Там душа обретет покой и будет ждать своего часа. Она не попадет в Круг Перерождения, ее ждет иной путь.

Все только начинается. Этот малыш — лишь первая нота в мелодии скорби, которую играет судьба. Больше нельзя оставаться на месте. Сегодня будет слишком много потерь. Она увидит столько смертей, сколько давно не видела. И в пору бы радоваться, ведь в сборе душ и состоит ее предназначение, но… Всегда так больно, когда видишь гибель любимых детей и ничего не можешь с этим поделать…