Полынь: молекулы горечи

Раиса Юрьевна Сысоева, 2017

Яна уверена в себе, у неё разработана четкая программа действий на ближайшую жизнь. И пока всё идет по плану: муж Константин успешный финансист, сынишка, работа, на которой её ценят. Шантажист Сергей образует червоточину в ее жизни – он охотится за деньгами её мужа, и угрожает её сыну. Однажды Яна увидела, как Сергей разговаривает с её сынишкой – Яна сталкивается с Сергеем лицом к лицу. Он начинает душить её и Яна в состоянии аффекта совершает убийство. Её внутренний мир сломан. Состояние Яны обостряется из-за появления прокурора по фамилии Сашкин. Присутствие Сашкина волнует и пугает Яну. Пытаясь возненавидеть Сашкина, Яна начинает в нем нуждаться.

Глава 2

Яна перевернулась на спину, глянула на потолок, и поднялась. По-прежнему суббота… Вчера ей довелось совершить то, о чем язык отказывается говорить, а мысли взлетают и мечутся как утки от грома ружейных выстрелов.

Пришлось до крови себя ущипнуть, чтобы вспомнить о том, что начать день все-таки придется.

Душ освежил кожу. И вот сейчас, собранная, уместно накрашенная Яна должна приехать на работу к десяти. Едва приблизилась половина восьмого, она заспешила на улицу. В квартире убрано все, что попалось под руку. В чистом холодильнике почти не нашлось яиц. Кончилась минеральная вода. Вместо завтрака Яна переоделась, второй раз почистила зубы, и отправилась по магазинам. Находиться в одиночестве стало невыносимо. Хуже этого могла быть только навязчивая болтовня в учительской. Женское общество утомляет иной раз даже женщин. У Яны по-прежнему болит голова, ноги отказываются быстро идти. Гражданский муж уехал всего час назад. В висках давит уже не так сильно, но тело как чужое.

Безусловно, следует заставить себя жить — это только ради Максима. Она беспощадно выпроводила себя на улицу, начиная делать заурядные вещи, тем самым привела в движение то, что снаружи, и по инерции должно было заработать внутреннее.

Сосредоточенная на собственном имидже успешной и правильной женщины, Яна Александровна крайне редко испытывать радость раскрепощения и положительные эмоции от покупок. Поэтому не было ничего удивительного, что от вида бескрайних пещер супермаркетов её охватывало чувство безнадёжности. Но сегодня удобнее было зайти именно в большой местный магазин, и Яна безвольно прошла в ярко освещённые недра высокого длинного здания. Бесконечные полки, уставленные всевозможными товарами, блестящие этикетки, пирамидкой сложенные коробочки с зубной пастой, килограммы и литры стиральных средств, колонны посуды, пестрые ряды цветочных горшков. Зазывные разноцветные ценники отбивают желание покупать что-либо вообще. Самое начало торгового дня. Покупателей нет. Между высоких переполненных стеллажей слоняется ленивый консультант в красной форменной телогрейке. Безвольно пробегая глазами нависающее с обеих сторон пёстрое разнообразие, Яна неспешно шагала, пробираясь все дальше и дальше, когда ее внимание привлек шум возле овощного прилавка.

Крепкий стройный мужчина средних лет спорил о чем-то с высокой молоденькой продавщицей. Судя по выражению лица, рослая, не вполне уверенная в себе девушка похожая на молодое деревце, устроилась на работу совсем недавно, и для нее подобная ситуация была внове. Бледная и напряженная, она изо всех сил защищала честь магазина, сама не зная для чего. Глаза ее бегали, на шее выступали красные пятна.

— Вы продали мне несвежее пиво, — громко возмущался мужчина, размахивая бутылкой словно дирижерской палочкой.

Чувствуя лёгкую щекотку праздного любопытства, Яна сбавила шаг, двигаясь прямо в сторону спорщиков. В обычном спокойном состоянии духа Яна ненавидела ор, и громкие звуки в принципе, но сейчас у неё возникло болезненное желание забыть о себе. И несложная проблема этой худенькой товароведки казалась просто смешной в сравнении с тем, что совесть начинающей продавщицы чиста. Перед ней, этой рослой тетёхой, совершенно трезвый, хотя и порядком небритый покупатель, перед которым просто напросто следовало извиниться. Можно было бы мягко напомнить ему о том, что спиртные напитки не принято открывать и распивать прямо в магазине. И только! Ещё вернее пустить горькую женскую слезу, и от злобы этого человека не останется и следа. Мужчины с чистыми волосами обычно не пьют пиво часто. Крикливому покупателю должно быть около пятидесяти, может быть, чуть больше, по крайней мере, выражение лица весит именно на столько, но живот плоский и хорошая осанка сбивают с толка. Тренировочные штаны, светлая рубашка чистая, мятая. Яна ощутила на кончиками своих пальцев, что если она дотронется рукой до его шеи, то кожа на будет именно такой как она хотела бы… Но он посторонний. Дура ты, что ли? Он прохожий просто. Чужой! Вот для учителя на родительском собрании это опасный тип — много знает, много читает, и, как правило, не согласен с требованиями системы образования. Очень редко, но Яне доводилось встречать таких людей. Сейчас поворчит еще пару минут и уйдёт. Его едва ли слишком интересует выпивка. Ах да, это же не пиво, а итальянский чай. Как его? «ПиноккиоТи». Глупо и пошло стилизовать зеленый чай под пиво, но именно от этого абсурда напиток в моде у всех сразу.

Всё, хватит пялиться на посторонних людей! Подобравшись, набрасывая на плечи спасительный педагогический профессионализм, Яна прибавила шагу и двинулась правее, чтобы обойти прилавок с оборотной стороны, но разгоряченный незнакомец резко махнул рукой, что-то объясняя, и светлая наполовину застегнутая ветровка Яны оказалось мокрой. Прохладные струйки потекли и по колготкам, пропитали тонкую ткань вплоть до туфель. Она растерянно посмотрела себе на грудь, и почувствовала, что ее бюстгальтер можно отжимать.

Мужчина обернулся и замолчал. Его бутылка была пуста. Чайный напиток впитывался в одежду обескураженной Яны. Она подняла глаза больше удивленная тем, что при выходе из квартиры хотела надеть на себя джинсы и кардиган, а надела платье с курткой, у неё даже губы дёрнулись от возмущения. Но слова не шли на ум. Мужчина внимательно скользил по её лицу пристальными серыми глазами, и Яна подумала, что он выглядит очень хорошо, несмотря на отчётливые морщины возле глаз и на переносице. У неё не сразу получилось подавить в себе желание больно схватить его пальцами за щёки, тряхнуть и прижать к себе, промокнуть животом об живот — из гадостного чувства мести или… Разозлиться классическим образом не получилось.

— Откуда вы взялись? — проговорил он ровным сильным голосом, немного озадаченный её спокойствием.

— Пришла чайку просроченного купить, — ответила Яна, погруженная в ощущение мокрой ткани на коже, но сознание быстро выбросило ее в реальный ход событий. — А вы, когда приобретаете напитки с имбирем, будьте готовы к резкому привкусу.

— Уважаемый, вам необходимо заплатить за напиток. — Возник рядом с ними менеджер.

— Да, отличная идея! — Не удержалась Яна. — Тем более он сам его открыл и вылил на меня.

Седовласый незнакомец хмуро оглядел Яну ещё раз.

Смертельный яд учительского снобизма пропитал её на молекулярном уровне, как видно: привлекательный незнакомец надоел Яне Александровне так же внезапно, как и понравился. Развернулась и пошла прочь. Произносить лишние слова не хотелось. Долой отсюда. Она задержала дыхание, ей истерически захотелось смеяться.

Яна вышла на улицу, вернулась в квартиру, пришлось ополоснуть и замочить в пятновыводителе куртку. С чувствами близкими к удовольствию, она помассировала свою кожу горячими струйками душа. Строгая решимость вернулась к ней. Хулиганские искорки блеснули в карих жемчужинах её глаз. Оделась не думая, и с каким-то мрачным упорством снова отправилась за продуктами.

Эта история отвлекла ее лишь на пять минут. Пару дней назад она наверняка высказала бы свое возмущение этому наглецу с бутылкой. Вчерашнюю Яну позабавило бы замешательство строптивого незнакомца. Работая в школе, она многому научилась, в том числе, рассверливать ситуацию по своему усмотрению. Только не сегодня… Она уже не могла так. Она обожгла себе всю поверхность кожи.

Суетные болтливые люди вокруг, ругаются и мирятся, разговаривают или смеются, плачут или спешат на работу — они невинны в своих ошибках, они не перерубают жизнь друг друга, в основном только пакостят по мелочам.

Раздвижные автоматические двери супермаркета работали из рук вон плохо. Чему удивляться? В их районе большой поток людей отоваривается здесь вечерами. Изогнув брови в попытке придать лицу философское умиротворение, Яна взялась за ручку резервной двери, когда ее руку прижала большая теплая ладонь. Она вздрогнула и опасливо обернулась. Перед ней снова возник высокий незнакомец в мятой рубашке.

— Извини меня, — сказал он медленно, и стало совершенно ясно, что он не привык к подобным ситуациям.

— Да, — зачем-то сказала Яна.

— Что да? — не понял мужчина. Сделал секундную паузу, потом нетерпеливо вздохнул. — Только не надо этого жертвенного взгляда, — продолжал он.

Яна очнулась, стряхнула его руку со своей.

— Вы прощены. Окончательно и бескорыстно. Могу я идти?

Мужчина оглядел ее и отошел немного. Выражение его глаз менялось очень быстро, и на мгновенье ей показалось, что он уставился на нее со злобой.

«Просто странный», — отмахнулась она мысленно.

* * *

Долгое хождение за продуктами обернулось тем, что времени на дорогу осталось впритык. Опаздывать на работу было не в ее правилах. Особенно сегодня. Ну, пожалуйста! И всё же на пять минут Яна Александровна опоздала. Оказывается, лёгкий саботаж отлично бодрит. Уверенная и строгая как наследная принцесса, математичка окинула взглядом подопечных, бесцельно болтающихся в коридоре — завороженные её уверенностью, шестой гэ двинулись следом. Она же, со скоростью квартирного воришки отпирая кабинет, автоматически отдавала детям привычные их слуху команды.

— Проходите. Готовьтесь. Тишина в классе! Дубровский, выйди из кабинета, ты учишься в девятом!

Яна Александровна сбросила на свой стул верхнюю одежду, и собранная и прямая, подобно офицеру на присяге, провела урок, беспощадно жонглируя смешанными числами и неправильными дробями. То она ударом молнии начертала название темы на доске, но вот уже проверка домашнего задания в разгаре, а следующие десять минут обе классные доски заняты каракулями четырёх отвечающих — четыре куска мела терзают доску белыми ранами вычислительных пыток.

Потревоженные звонком с урока, дети высыпались в коридор как арбузные семечки с тарелки. Опустошённая и обездоленная без присутствия людей Яна принялась апатично стирать надписи с доски.

У шестиклассников, покинувших сегодня кабинет математики Оладьевой Я.А. возникло послевкусие как от прослушивания композиции Вивальди, исполненной именитой скрипачкой прямо перед ними.

— Яна Александровна, Татьяна Николаевна заберёт у вас девятый вэ со следующего урока. — С порога объявила Ева Ивановна. — У них профориентационная поездка. Говорят, новый центр развития получился грандиозным! Инициатива губернатора превзошла все ожидания.

— Да, конечно. — Кивнула Яна. — Тогда мне нужно будет пораньше уехать.

— Выходные. — Понимающе улыбнулась Ева Ивановна.

— Нет. — Покачала головой Яна. — У меня ещё подработка в институте. Там тоже любят ставить занятия по субботам.

Ева Ивановна вежливо улыбнулась и исчезла.

Возбуждение спало, яма апатии приняла Яну в свои сырые объятия. Так что не было воли проверять правильное положение оконных ручек, аккуратность стопок тетрадей оставленных в шкафу и то, насколько ровно стоят парты в ряду, но неискоренимые учительские инстинкты брали своё. Отделавшись от процедуры прощания с кабинетом, Яна поспешно схватила ключи, повернула ручку замка, перешагнула порог, заперла дверь, и вскоре оказалась на улице. Прыгнула в машину, а через тридцать семь минут парковалась на стоянке института.

В юго-западном углу широкого холла технологического факультета, возле входа в лекционную аудиторию, скучали четверо полицейских, в некотором отдалении проректор по воспитательной работе яростно жестикулировал, объясняя что-то, его было плохо видно из-за спины собеседника, высокого, классически подстриженного широкоплечего мужчины в темно-сером костюме хорошего качества. Кто она для них? Серая мышка. Проскользнула и спряталась.

— Яна Санна, — встретил ее на третьем этаже заведующий кафедрой математики Решетов.

Пришлось остановиться возле дверей преподавательской, и вопросительно посмотреть на него.

— У нас ЧП. В нашем учебном корпусе нашли двоих убитых людей. Здесь повсюду ходят полицейские, и некоторые из сотрудников возмущаются, что их допрашивают безо всяких оснований.

Решетов сделал паузу, подбирая слова. Он растянул губы и горестно причмокнул.

— В общем, Яна Санна, вы не против, чтобы вам задавал вопросы следователь?

— Мне нечего скрывать, — пожала плечами Яна. Очень легко говорить то, чего от тебя ждут.

— Ладненько, — облегченно вздохнул Решетов, вытирая о платок вспотевшие ладони. — Они ведь тоже на работе. В конце концов, хорошо, что с нашей кафедры нет отказников.

— Отказников? — не поняла Яна.

— Ну да, — пробормотал Решетов, пропуская Яну вперед. — Некоторые пытаются прикрыться письменным отказом. Мол, мы не присутствовали вчера на работе, почему с нас трясут. Но, поверьте мне, милочка, с прокуратурой лучше не играть. Здесь Сашкин с самого утра свои порядки заводит. Если уж он вцепился, считай дело в шляпе.

— Вы их уже по именам выучили? — спросила кудрявая лаборантка Наташенька.

— Сашкин мой одноклассник, — гордо ткнул себя в грудь Решетов, и принялся рассказывать о чем-то из прошлого.

Раскладывая файлы с темами занятий перед собой, Яна не слушала разговор, но несколько раз остановила взгляд на Решетове, и вздохнула. Зав кафедрой лысеет с каждым годом все сильнее, под глазами мешки, после выходных лицо, как правило, с вишневым оттенком, «пивной» животик, и невозможный запах пота в конце рабочего дня. «Если следователь Сашкин такой же раритет, то членораздельного обвинения мне придется ждать до пенсии» — опустила глаза Яна.

— Приветик, — вошла красивая аккуратная Светочка Решетова, дочь заведующего. В свои двадцать семь она вовсю трудилась над докторской диссертацией. Единственный ребёнок в семье, Светочка с детства играючи оправдывала ожидания родителей. И Яна ни разу не видела ее без косметики и без высокого каблука на обуви ни летом, ни зимой.

— Вадим Вадимович просил нас собраться в двести восемнадцатой, — сообщила Светочка, внимательно глядя на себя в зеркало. — В этой аудитории весь факультет должен поместиться.

— Поторапливаемся, красавицы, — изрёк Решетов и первым поспешил на собрание, показывая пример.

— Только если Вадим Вадимович просил, — пискнула Наташенька.

Проректора по интенсификации кадров, первого заместителя ректора, Ёмкина Вадима Вадимовича студенты запоминали обычно хорошо. Привлекательный лицом, статный, умный, хорошо воспитанный, он был «слабоват на передок». О его пристрастии к женщинам всех возрастов говорили чаще, чем о сроках сдачи экзаменов. Познакомиться с ним пришлось и Яне. Пару лет назад она проходила собеседование при устройстве на дополнительное место работы в институт. На основную ставку она трудилась и трудится в школе №13, конечно, преподавание — по совместительству. Тогда проректор соизволил оказать ей внимание — взял ее руку в свою, начал говорить что-то про учебный процесс. «У вас пахнет изо рта» — сказала тогда Яна, чтобы не обнадеживать его понапрасну. И больше на прием к проректору она не попадала. Правда, в месте работы ей не отказали, и это последнее позабавило ее и дало повод думать, что у Ёмкина здравого смысла все-таки несколько больше, чем кокетства.

Территориально школа с институтом находились на окраине города. Но пригород этот был своеобразным и весьма удобным для проезда аппендиксом большого города, в котором деловых центров построили значительно больше, чем школ. Платили в пригороде по тарифам деревни — городская учительница при прочих равных условиях и одинаковом размере стимулирующей части получала меньшую зарплату, чем Яна, добирающаяся до места работы за сорок минут — терпимая цена за стабильность. Никто из партнёров Константина не станет требовать от неё лучших оценок своему чаду. Никто из богатых подруг свекрови не сунет нос в то, как Яна ведёт урок или как шутит с ребятами из пятого класса на экскурсии в местном краеведческом музее. Пригород был ей приятен.

Трехъярусный актовый зал бурлил волнами публики. Яна опоздала, сделала бесстрашную попытку пробраться на галерку, но ее в суматохе толкнули другие опоздавшие, и она вынуждена была зайти на второй ряд. Поздоровалась со знакомыми сидящими вблизи. Вокруг обнаружились сплошь хмурые лица. Толпа преподавателей, заполняющая просторное помещение, гудела наподобие толпы студентов, энергично пересказывающих сплетни из общаги, торопливо заканчивая очередную комичную историю до звонка. С той лишь разницей, что преподаватели не смеялись, не плевали жвачку на пол, и не играли в карты, пряча руки под столом.

Совсем рядом с Яной разместился ее одноклассник Сидоров Павел.

— У меня у ребенка вторые сутки температура, а я здесь как дурак, — пробормотал он, и посмотрел на свои ладони мутными от бессонницы глазами.

— Представь, что у тебя диарея, и смойся домой, — ответила Яна равнодушно.

Павел глянул на нее, крякнул, и поспешил к выходу, энергично протискиваясь сквозь толпу.

Послышался звонок, совсем как учебный, но он не умолкал почти минуту. Все притихли.

Поднялся Ёмкин и уверенно начал вступительную речь. Рядом с проректором сидели двое в полицейской форме, и еще один человек в бледно-розовой рубашке и опрятном темно-сером пиджаке. Яна внимательнее всмотрелась в лицо этого третьего гостя, и брови ее удивленно изогнулись. Сердце начало биться по вертикали. Спина и плечи оделись мурашками. Тот самый, что облил ее чаем в магазине. Только сейчас он одет более тщательно, волосы в полном порядке и выражение лица непроницаемое. «Недоволен». — Яна точно это знала, но объяснить не могла. Сложно представить, что он способен голос повысить. Опасность.

Мужчина холодно скользил взглядом по лицам в зале. На него никто не обращал внимания.

— Гаврила Сергеевич Сашкин, — провозгласил Ёмкин, и уступил место на кафедре незнакомцу в бледно-розовой рубашке.

— Доброе утро, господа, — начал Сашкин уверенно. — Мне очень жаль, что приходится отрывать всех вас от важных дел, но я вынужден быть навязчивым, чтобы закончить следствие в максимально короткие сроки. В ходе расследования мне придётся побеспокоить буквально каждого из вас. Поэтому, надеюсь, наше общение будет продуктивным.

Широкие плечи, хорошая осанка, но главное — черты лица. Бесстрастный опытный взгляд, красивый крупный нос, прямые строгие губы, характерные скулы и хорошая стрижка, позволяющая волосам лежать естественно и аккуратно. Голос прозвучал спокойно, отчетливо. Прокурор немного растянул губы, видимо изображая улыбку, и прошел на свое место. В зале воцарилось молчание. Вероятно, половина из присутствующих просто не верили в убийство. Они ждали какой-то ловушки в рамках антикоррупционного закона. Каждый мыслил о личных грехах. Институтское начальство придерживало повышение заработной платы: нет смысла платить работникам лишнего, если они и так насобирают себе денежек взятками.

Слово снова взял Ёмкин. Он продекламировал что-то и долго витиевато уговаривал присутствующих содействовать следствию.

Озадаченная, не в силах управлять взбесившимися обстоятельствами Яна почувствовала себя ущербной. Ее глаза прилипли к подтянутой прямой фигуре Сашкина, она зачарованно впитывала его интонацию, движения, смысл слов. Неужели ему пятьдесят? Что он здесь забыл? А если Сергей его племянник, чего ей ждать от дяди? Как жаль, что они вообще как-то связаны… Лучше бы он был родственником кого-то еще…

Воспользовавшись заминкой, вызванной появлением участкового с листком доклада на тему безопасности в общественных местах, Гаврила Сергеевич прошёл вдоль столов президиума, шепнул что-то соседу в полицейской форме, и покинул зал. Собрание продолжалось еще около часа, но Яна не понимала глаз, она открыла электронную книгу в телефоне и, досчитывая до шестидесяти, перелистывала страницы. В самые отчаянные моменты жизни Яну неизменно выручали цифры: сложение, порядковый счёт, логарифмирование, манипуляции с десятичными дробями — всё музыка для ума. И в то же время здесь, в душной лекционной аудитории, ее пробирал озноб, течение мысли застывало строительным раствором. Предательские пальцы стали совершенно ледяными. И она тридцать седьмой раз дошла до шестидесяти и абсолютно искренне зевнула в кулак. Дела-а-а. Она думала, что заваривает кашу, а вышло, что получается прямо-таки борщ какой-то.

***

В три часа дня Яне понадобилось вернуться в школу. Стандартная ситуация: короткое обсуждение планов на будущий месяц вылилось к концу дня в строгое обязательство изложить подробный конспект и предоставить его в печатном виде. Опыт бывалых учительниц говорил о том, что любое новое начинание конечно же претерпит ряд поправок. Но стареющий директор Пажов возжелал прочесть наброски до понедельника, хоть тресни. Жизнь отучила Яну Александровну удивляться хитросплетениям школьных задач. Она сочла за лучшее не спорить с начальством, приехала и углубилась в составление блочной рабочей программы и скрепя сердцем затеяла выверку нового электронного пособия по геометрии для восьмого класса. Во истину, эта суббота претендовала на бесконечность! Коридоры привычно пусты — стены будут слушать тишину до утра понедельника. Но кропотливые завучи разойдутся лишь через пару часов примерно. И сторож станет делать обход, позвякивая ключами. Не хотелось бы оставаться так поздно. Значит, у нее есть девяносто минут чистого времени. Забавно, день начался так рано, но усталости нет. Дома в тазу замочена пропитанная имбирной жидкостью куртка и ещё ей непременно следует забрать Максима домой от свекрови, а то у той случится дичайшее переутомление и Яне снова придётся просить прощения за то, что Максим пробыл у любящей бабушки лишние минуты.

В учительской душно, светло и тихо. Щёки Яны раскраснелись. Она согрелась по-настоящему. Приятный звук клавиатуры под пальцами заставляет работать ещё и ещё, словно это школьное умиротворение будет длиться вечно. Голова работает на удивление хорошо. И память не беспокоит её здесь.

Каждый звук, оттенок голоса прекрасно ей знакомы. Немного скрипит пол у окна. Пальчики Яны бегают по клавишам, теребят кнопку мыши, а разрозненные мысли тем временем становятся каждая на своё место. Отвлек громкий телефонный звонок. Свекровь. Кому же больше?

— Да, Татьяна Анатольевна, — тихо отозвалась она. Язык немного пристал к нёбу. Во время усердной работы, Яна по привычке плотно сжимала губы.

— Яна, тебе Костенька не звонил?

— Нет, не звонил ещё, — ответила Яна громче.

— Ладно, я Лещёва наберу, — решила свекровь и положила трубку.

«Значит, пора ехать за Максимом». — Поняла Яна.

Она добралась за сорок минут. Сидя в машине, застегнула сумку с большой осторожностью, словно оттуда могла выскочить голодная крыса. Неохотно выбралась из мягкого сиденья. Подошла к подъезду, потянулась к домофону, вздрогнула и резко обернулась.

— Я открою, — сказала худенькая девушка пришедшая вместе с ней. Они вошли, Яна поднялась, и немного задержалась перед квартирой. Пальцами она потянула уголки губ вверх, но от этого на душе стало еще гаже. Повернула ручку, вошла. Максим опять смотрит мультики, не услышал ее шагов, Татьяна Анатольевна с кем-то спорит по телефону.

— Не понимаю тебя, — услышала Яна. — Какая дача? Лещёв сказал, что ни в какой Краснодар ты не полетел.

— Мама, я тебе потом все объясню, — услышала она из телефонной трубки голос Костика. — Не говори Яне.

Яна дотронулась виском до дверного косяка. У свекрови очень качественная сотовая связь.

— Ты пробудешь там неделю? — теряя терпение, воскликнула Татьяна Анатольевна, в следующий момент заметила Яну и поспешно нажать отбой.

***

Всё ещё суббота. Три часа ночи. Нет, значит, уже воскресенье. Свет в квартире погашен. Макс тихо спит в своей кровати. Яна снова подошла к окну. Тротуар и дорога совершенно безлюдны, и ветра нет — кажется, смотришь не в окно, а на большую фотографию ночной улицы. Частый мелкий дождь тихо барабанит по подоконнику и бросает капельками в стёкла. Начался как-то сразу. Тонкие нитки воды возникают в свете фонаря, и бесследно исчезают в сумеречной темноте, невидимые без света. Мокрая гладь асфальта послушно отливает неоном, отражает мерцание рекламной надписи на стене. Глянцевая поверхность лужи дрожит каждой упавшей в неё каплей.

Неповоротливая, вялая, рассредоточенная от длительного напряжения Яна задернула штору плотнее, зажгла ночник, и отправилась в гостиную на диван. Никто не пытается ее уничтожить. Никто не пробует её поддержать. Никто даже не заметил, что с ней происходит нечто странное. Сейчас, по крайней мере, она не вступает в противоборство, а лишь вяло тащится в неизвестном направлении. Училка экономит силы, которых почти нет.

На высокой стене гостиной тихо тикают овальные часы, приятно мерцая серебряным ободком и тонкими веточками орнамента. Глубокой ночью тишина становится абсолютной, но люди редко дожидаются её, чтобы полюбоваться. Шорохи покидают мир, а у Яны и нет мира. Двадцать девять часов назад она убила человека, и, значит, недостойна находиться возле своего сына… Дверь в его комнату оставлена открытой. Он дышит так спокойно, беззвучно, словно мотылек. А ей кажется, что она кожей чувствует каждый его вдох и выдох… Тихий вдох и тихий выдох.

***

Ночь. Нежный бархат продуманной обстановки хорошего отеля. Навязчивый звук телефонного звонка не сразу разбудила Константина Заляхова. Рядом спала расслабленная глубокой дремотой Эля. Она оказалась не просто очередной микстурой от хандры — ее манера заниматься сексом подействовала на него ошеломляюще. Такая белокожая, такая ухоженная, а дикая как цыганка из романов про гусарские кутежи. Константин посмотрел на экран смартфона и сел в кровати прямо.

— Да?

— Извините, что побеспокоил. Есть новость. Геракл мертв.

— Сведения точные? — выдавил из себя Константин. В горле у него пересохло. Кровь пульсировала в висках.

— Это произошло в пятницу. Перун занимается этим. Я высылаю счет за свои услуги.

— Да, конечно.

Связь прервалась, но Константин все еще держал плоский телефон перед собой. Геракл умер. Двуличный, имеющий варианты действий вместо совести, циничный, непредсказуемый, вечно с сигаретой в зубах Сергей вчера… Константин с удивлением обнаружил на лице слезы. Как тяжело было читать эту книгу отношений с ним и теперь так больно от пустоты. Никто не понимал, отчего они могут быть лучшими друзьями. Константин и сейчас не умел передать этого. Но чувствовал, что отчаянно скучает. Предстань перед ним сейчас убийца Сергея, этот зверюга с трехдневной щетиной, Константин только закричал бы, подняв глотку к небу. Потому что никакое правосудие не может вернуть друга, пусть даже он был моральным извращенцем… Константин редко обращался к воспоминаниям, это было ему несвойственно. Только вот сейчас, когда пространство рассекла молния смерти Сергея, он задумался о буйном свободном веселье, которому они предавались, будучи подростками, как пробовали курить, пробовали пьянеть, пробовали женщин. Сергей пошел дальше, но Константин точно помнил, что последней его шалостью был секс в пять утра на ложе Дездемоны на сцене оперного театра в день какой-то премьеры. У него было две женщины и чугунная с похмелья голова.

Константин почти не курил, но сегодня он с наслаждением затянулся — смерть единственного человека, с которым он мог обсуждать воплощение своих прихотей, стала пробоиной в корпусе его превосходного корабля. Через пробоину поступала вода. Корабль его харизматичной самоуверенности плавно садился на мель. И чего-то запретного, перченого, распутного уже быть не сможет. Никогда… Сергей шантажировал, угрожал, он съехал с катушек, но Константина это не слишком пугало — он много раз видел, как его родная мать (бывшая директор школы №13) планирует вынудить к увольнению ту или иную неудобную ей учительницу, как она провоцирует людей на ссору, на измену, на развод. Манипуляции и зло были в глазах Константина явлением природы, чем-то неизбежным, словно снег в январе.

***

Яркое утро воскресенья.

Каждый день стал для Яны как неделя. Жизнь круто замесила её планы и испекла новую Яну, отсекая легкомыслие и покой.

Но погоде не было дела до каких-то там смертей. Бесстрастная ослепительная осень появилась сегодня прозрачной и яркой зарёй. Осень чётко знала свои права и никуда не торопилась, никому не сочувствовала, ни о ком не задумывалась. Независимое мягкое тепло летнего послесловия завладеет воздушной массой ровно к середине дня.

В половине восьмого Максим зашлепал голыми пятками по паркету, и Яна выключилась из тяжелой ночной дремоты. Она не спала и не бодрствовала, это организм забрал свои пять часов фригидного сна. Сейчас чистка зубов, завтрак на двоих и понадобится собирать сына на тренировку. Если посмотреть на тапочки в прихожей или на нетронутую постель в спальне, то приходит на ум отсутствие Кости, но сейчас он лишь помешал бы ей учиться жить заново. Да, это ненадолго. Настанет день возвращения, и придет время разговаривать и решать, но сегодня есть надежда, что ее оставят в покое. И существенной частью этой надежды было то, что Константин Заляхов останется там же, где и вчера.

В дверь позвонили. Максим, занятый поисками тренировочных штанов, не отреагировал на это. Внутренне Яна сжалась еще больше, и прильнула к глазку. Это подруга Даша, жена декана. Она, как и Костя, в первую очередь ценит в Яне ее правильность и разумные поступки. С кем еще дружить жене декана? Конечно, с безупречной женой Константина Заляхова. Интересно, была бы их идеальная дружба такой крепкой, если бы Даша узнала, что они с Костей все эти годы жили в гражданском браке, и свою фамилию Яна оставила не из гордости, а просто потому, что ее не меняла?

Даже если такая женщина явилась в половине девятого в выходной, придется открыть.

— Янок, — начала прямо с порога Даша. — Вам давно пора поставить решетки на окна, и завести немецкую овчарку.

— Пристроим к нашей квартире еще пару комнат, и заведем, — натужно улыбнулась Яна.

— Я серьезно, — бросила Даша через плече. — Костя дома?

— Нет, он в Краснодаре.

Даша не ответила и повертелась перед зеркалом немного дольше обычного.

— Ты выглядишь взволнованной сегодня, — сказала Яна безо всякого чувства.

— Да, — отозвалась Даша сдержанно. — В здании института нашли мертвого мужчину. Его зарезали.

Яна вздрогнула, и обернулась, словно услышала обличительную речь.

— Олежек вчера до ночи в полиции все дела улаживал, если их вообще теперь можно уладить, — сказала Даша, и Яна поняла, что жену декана интересует не это.

— А почему они на твоего Олега накинулись, у нас что, ректора нет? — Яна заставила себя это произнести.

— Ректорат у нас на Мальдивах, по делам.

— Мам, мы опять опоздаем, — подал голос Максим.

— Погнали, Макс, — с энтузиазмом вступилась Даша. У нее не было своих детей, и хлопоты, связанные с бесконечными детскими нуждами, обычно только раздражали ее. Но, казалось, сегодня это не так. Даша никогда не приходила без цели, и сейчас она пришла за чем-то настолько для нее интересным, что проводы Максима не стали проблемой.

По дороге в спортивный клуб говорил в основном Максим, Даша вторила ему, и по временам косилась на подругу. Ее подозрительный взгляд не трогал Яну, она расслабленно, почти безвольно шла знакомым путем, подставляя лицо порывам осеннего ветра. Солнечный свет слепил. Яркие лучи дерзко скользили по гладким крышам, отражались в окнах, просвечивали полуголые ветви деревьев насквозь. Даже мелкие капли на жухлой листве под ногами отражали свет.

Возле клуба Максим весело помахал им рукой, и скрылся за коричневой дверью. Молодые женщины развернулись, и отправились обратной дорогой. Сегодня Яна не в силах была придумать подходящую тему для разговора.

— Теперь, Янок, рассказывай, почему ты сегодня выглядишь как смерть, — прорвало Дашу через десять минут. — Я не видела того мужика, которого у нас прикончили, но думаю он был жизнерадостнее тебя.

— Мне Костя изменяет, — безвольно и бездумно проговорила Яна. Сегодня она себя не узнавала. Не в ее правилах было трепать о личном. И вот сейчас она вывалила все без нажима, без особого повода. И кому? Жене декана. И все только для того, чтобы прикрыть камуфлирующей сеткой настоящие свои мысли.

— Я думала, ты мне соврешь, — тихо ответила Даша после паузы. — Мы ведь с Олегом их видели вчера вечером. Нас начальник полиции из ресторана вытянул. Гостей надо было угощать, а там твой…

— Забудь, сделай милость, — попросила Яна автоматически.

— Женская память коротка, ты же знаешь, — скорчила смешную рожицу Даша. — Сейчас кофе наварим, я тебе столько всего расскажу, что ты мигом отвлечешься.

Предоставленная сама себе, Яна провела бы эти свободные полтора часа уставившись в стену. Как еще истратить пару дней жизни до того, как полиция предъявит обвинение? Такой вот странный период, без сожаления и без радости. Невероятно, но впервые в жизни у Яны исчезла цель. И в детском саду, и в школе, и в вузе, и на работе она сразу понимала, чего хотела бы достичь, строила планы, исправляла их, шла вперед, мечтала. Она прекрасно научилась выбирать, отбрасывая лишнее. Как мало глупых сомнений и потраченного времени было в ее жизни. Яна со школьной скамьи думала о профессии учителя, и рано поняла, что это бывает нелегко. Ей нравилось достигать, и нравилось побеждать в одиночестве, когда все остальные просто развели бы руками. Ей постоянно нравилось жить.

— Яна, — протяжно позвала Даша, нагибаясь к лицу подруги. — Я в третий раз спрашиваю, тебе кофе со сливками или с лимоном?

— С лимоном, конечно, — изобразила улыбку Яна. — Знаешь, оказывается, стресс может накрыть вот так сразу.

— А я тебе говорила, что раз в год следует вытаскивать мужа за границу, — отозвалась Даша. — У нас с тобой работа такая. Если целый год работать в курятнике, то, в конце концов, закудахтаешь.

— Ты же знаешь, я чокнутая училка, мне по понедельникам лучше, чем по воскресеньям.

— Я не такая, — медленно сказала Даша, отправляя в рот ломтик сыра. — Но я тоже жду понедельника. Наш ректор даже на Мальдивах думает о безопасности нашего вуза. Он созвонился с какими-то своими людьми, и ему пообещали помощь. — Даша хитро скосила глаза. — К нам приехал прокурор по фамилии Сашкин. Безжалостный и чёткий. Правда, говорят, у него упругая задница.

— Других характеристик нет? — скривилась Яна, чтобы не засмеяться.

— Вдовец, трое взрослых детей живут отдельно, — продолжала Дарья миролюбиво. — Так что он полностью вкладывается в работу. Снизойдет на раскрытие всего этого барахла, и слиняет через недельку дальше качать ягодицы. А покамест все преподы в округе разом перестанут брать взятки. На время расследования этого тупого убийства.

— Почему тупого? — без эмоций спросила Яна.

— Потому что глупо убивать кого-то, если его можно аккуратненько доить каждую сессию.

Яна попыталась улыбнуться.

— Все равно ты плохо выглядишь. Тебе нужна смена действий, — покачала головой Даша, и попробовала мармелад. — Работу свою ты не бросишь, так хоть роман с кем-нибудь закрути.

— Даша!

— Хватит уже делать из своего Кости священную корову!

— Как думаешь, у него это надолго? — без особого интереса спросила Яна.

— А он и раньше у тебя погуливал?

— Да, — нехотя призналась Яна.

— Уходи, — негромко ответила Даша, на ее лице отразилось простое искреннее сочувствие. — Он был с дочерью губернатора.

Яна поняла, что ее трясет, и заплакать не получается.

— И не надо так бледнеть, — выговорила Даша с набитым ртом. — Хороших мужчин не так мало, как об этом говорят. Найди любовника. Костян почувствует, и бросится тебя возвращать. И так до следующего мартовского помешательства, — хихикнула жена декана, потом заставила себя говорить серьезно. — Я позвоню маме, она кликнет вашего школьного директора, и уже на следующей неделе ты отправишься в командировку.

— Не надо! — в панике выпалила Яна, мимоходом понимая, что ее импульсивный страх просто смешон.

— Неправильно поставленный вопрос, — покачала головой Дарья. — Спроси меня «куда?».

— Куда, — механически повторила Яна.

— Далеко.

Яна поднялась из-за стола. Об оконное стекло с силой ударился комок, и полетел куда-то.

— Птица, — пролепетала Даша.

— Глупости.

— Нет, не глупости. Ты еще скажи, что в сны не веришь.

Брови Яны изогнулись в удивлении. От рафинированной, хорошо образованной супруги декана ожидать средневекового суеверия она не могла.

— У меня, конечно, тяжелые времена, но крыша пока еще на месте, — сосредоточенно сказала Яна.

— С таким явно негативным отношением к знакам своей судьбы далеко не уйдешь, — парировала не менее серьезная Даша.

— Стой, — мягко начала Яна, — Расскажи лучше про Сашкина.

Сказала, и пожалела. Идиотский выбор темы для разговора. Зачем? Безусловно, дальнейшие действия этого человека волнуют ее. И сам он, уверенная манера разговаривать, колючий скептический взгляд задели ее больше, чем можно было ожидать в подобных обстоятельствах. Но к чему словоблудие? За последние пару лет Яна устала от долгих микроскопически подробных сплетен. Казалось, всякая новость, попавшаяся в лапки дотошной женской компании, будет искажена и обслюнявлена. Нет сомнений, происходящее с ней тоже рано или поздно станут жевать, но только не теперь. Она не готова. Сегодня, сейчас, в разговоре с Дашей и так допущено слишком много ошибок.

— Почему ты спросила? — томно отозвалась Дарья.

Яна внимательно посмотрела подруге в лицо. Зачем она пришла?

— Если тема прокуратуры неприятна, мы не говорим, — пожала плечами Яна.

— Знаешь, — Даша закусила губку. — Когда он подходит, у меня мысли исчезают. Я так хочу, чтобы он взял меня за руку. Это неправильно! Я понимаю… Он совершенно посторонний человек, но у него такие плечи. Я сама себе противна.

— Ты про Олега? — окончательно запуталась Яна.

— Да нет же, — воскликнула Даша. — Ты что, Сашкина в близи не видела?

— Ты без ума от пожилого мужчины, которого видела один раз?

— Пожилой, моя дорогуша, это шестьдесят плюс, а Сашкину чуток не хватает до пятидесяти, — выдохнула нетерпеливо Дарья. — И, вообще, я думала, ты меня образумишь, а ты сама заторможенная.

— Я тоже в Сашкина влюбилась, — сказала Яна не думая.

Даша дернулась, быстро глянула на подругу, и засмеялась.

— В тебе страсти не больше, чем у кактуса на нашем подоконнике. Правда он в отличие от тебя цветет.

— Думаю, твой кактус еще и моложе.

— Забавно, — улыбнулась Даша. — Мне легче. Немного. Захотелось узнать, где Олег.

— А что он сделал, твой Олег, почему ты стала смотреть на мальчиков вроде Сашкина? — спросила Яна, прекрасно понимая собственную бестактность.

— Ничего, — быстро ответила Даша. — Знаешь, это шутка была насчет него.

— Я так и подумала. Потому что женщины обычно влюбляются в таких, как твой Олег.

***

Половину воскресного дня заняла Дарья, вторая половина ушла на подготовку к утреннику в садике Максима. Стихотворение они старательно выучили. Костюмчик она отгладила, ботинки, рубашку и носки приготовила. Поздно вечером, когда сын уже крепко спал, Яна добралась до душевой кабины. Она вымыла себя словно большую постороннюю вещь, без эмоций, машинально выполняя знакомые действия. Зачем женщине ухоженное тело, зачем глянцевые ногти на ногах, если внутри обожженное пространство. Перестала быть удобной и красивой — становишься барахлом.

Говорят, у человека должно быть заповедное место, возможно близкий, более мудрый, более выносливый человек, который способен подсказать или хотя бы выслушать, не осуждая. Откуда берется этот неизменяемый кусочек счастья? Наверное, у хороших людей он просто есть, у плохих его нет, и они его отнимают. А как насчет никаких людей, насчет тех, кто был хорошим, и за вечер безвозвратно стал плохим? Почему у нее нет и не было всего этого? Зачем заставлять себя пить воду и глотать что-то из еды? Зачем жить такому человеку, как она? Пусть только Костя вернется, у него, по всей видимости, сейчас подходящая случаю фаза жизни. Яна Оладьева становится лишней.