Возмездие

Радмила Ёлкина

Мечты людей Спасительного материка остаются мечтами. Восстание не привело к миру, чего ожидала Таня и её сообщники. Всё пошло не по плану, друзья потеряли друг друга, войны ожесточились, а Тане пришлось начинать всё сначала. Потеряв память, она не может понять, что происходит, и не подозревает, что находится под одной крышей с врагом. Со временем происходят проблески в памяти. Но это не самое главное. Возмездие. Вот что должно случиться с теми, из-за кого она потеряла прошлое и близких людей.

© Радмила Ёлкина, 2017

ISBN 978-5-4490-1731-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Я проснулся довольно поздно. Я понял это, когда встал с кровати и увидел, что почти все койки уже пусты. Вчера был слишком тяжелый день, поэтому я так быстро и вырубился. Но я уснул в хорошем расположении духа. У Тани слипались глаза, она хотела спать, я видел это, когда мы сидели в грузовике. Я довел ее до кровати, укрыл одеялом и уже хотел пойти к своей койке, но она потянула меня за руку. Я посмотрел на нее с неким умилением. Она казалось такой маленькой и хрупкой! Она впивалась в меня своими серо-зелеными глазами, сжимая мою руку все сильнее. Потом она улыбнулась мне и пожелала спокойной ночи. Но мне хотелось просидеть так с ней всю ночь. Я продолжал сидеть, а она не прогоняла меня. Мы молча смотрели друг другу в глаза. И вдруг она обхватила мою шею руками и поцеловала. Я удивлялся ее порывами того дня. Но потом я нашел им объяснение.

Я как всегда прошел так, чтобы пройти мимо койки Тани. Она уже встала. Это значило, что она либо была на кухне, либо в ванной комнате, либо опять сидела с Игорем в кабинете и перепиралась с ним. Для начала я пошел в ванную. Мне повезло — она была свободная. Я быстро умылся и пошел на кухню, где большинство людей сидели и пили чай. Глазами я искал Таню. Ее не было. А мне хотелось просто увидеть ее. Я быстро налил себе кружку горячего чая и вышел с ней из кухни. Я зашел в кабинет, он был пуст, там никого не было. Оставалась оружейная зона. Я должен был хотя бы встретить там Варю. Но ни Тани, ни Вари там не было. У меня начиналась паника. Я думал, что она не могла просто взять и сбежать из бункера. Но она все-таки сбежала. Причем не только она одна. Варя, разумеется, поехала с ней, а еще Вика, Аня, Таяна и Слава. Она собрала всех своих друзей и ушла, как и хотела. Я в глубине души понимал, что она все равно сделает по-своему. Так оно и вышло. Она уговаривала меня, а я не соглашался. Таня хотела быть борцом за свободу, хотела изменить мир. Вот поэтому она и ушла, не сказав мне ни слова.

Я предупредил только Игоря, что еду за ребятами. Он не хотел меня пускать. Но потом он понял, что если из нас двоих никто не поедет за Таней, мы оба ее потеряем. Тяжело вздохнув, он отпустил меня, помог собрать с собой все самое необходимое. Я видел, он хотел ехать тоже, но он был нужен здесь, в бункере. И я поехал на всех порах, думая, что обязательно догоню сбежавших друзей.

Меня вообще не заботило то, что я был в розыске. Да еще к тому же меня считали предателем правительства. Вообще так и было на самом деле. Я мог быть кем угодно, но только не Дежурным, не человеком правительского народа. Я хотел, возможно, как и Таня, свободы. Я хотел, чтобы люди могли сами выбирать, кем им быть. Я был повстанцем, но не таким страстным как Таня. Как она жаждала свободы и справедливости!

Я был уверен в том, что догоню ее, но, видимо, она ехала очень быстро. Я даже боялся представить, сколько понадобиться дней, чтобы преодолеть более ста городов.

На дороге меня встретили Патрульные. Будь их меньше, я бы, возможно, справился с ними, но их было приличное количество. Я был вынужден выйти из машины. Они внимательно вглядывались в мое лицо, я протягивал руку к их прибору, чтобы они проверили мои отпечатки пальцев. Я не знал, что они сделают со мной. Я понял из их разговора, что они получат вознаграждения, если отдадут меня в руки Марии, которая в последнее время безжалостно расправлялась с предателями. Было решено, что они отвезут меня в ближайший город, откуда меня потом заберут люди Марии.

В другой ситуации мне бы польстило, что за мной одним прилетел целый вертолет. Меня никто не тронул рукой из всех тех людей, что были в этом вертолете, ведь они знали, кем я являлся. До 1-ого города я долетел без происшествий. Но потом начался полный кошмар.

В городе все изменилось. Улицы перестали быть оживленными, здания разваливались из-за бомбежек. Беженцы были в городе, но они еще ждали остальных, чтобы начать восстание. Пока с ними вели войну солдаты правительской армии. 1-ый город был уже не таким ярким и прекрасным, каким я его помнил. Я разглядывал его, пока меня вели к моему дому. Боже, как я здесь давно не был! Только здесь ничего и не менялось. Та же старая, но изысканная мебель, те же картины, которые стоили целое состояние. И те же лестницы, по которым я поднимался. Те же ощущения. Меня ведь вели в кабинет матери. К Марии.

Она сидела на своем крутящемся стуле за столом и курила, стряхивая пепел в пепельницу. В ней так же, как и в доме, ничего не изменилось. Белокурые волосы ее были идеально уложены, голубые глаза не блекли, горели тем же пламенем. На лице не было ни одной морщинки, хотя постоянное хмурое выражение должно было этому способствовать. Весь ее вид как и всегда говорил о том, что она жестока и безжалостна. Она ухмыльнулась, когда я вошел в ее кабинет, она ждала меня. Она потушила сигарету и велела охране, которая довела меня до кабинета, убраться вон. Дверь закрылась. Мы довольно давно не виделись. Обычно она навещала 104-ый город два раза в год. Перед ее последним приездом туда, я как раз сбежал. Поэтому она так долго меня рассматривала.

— Что-то в тебе изменилось, Максим, — задумчиво произнесла она. Я молча смотрел на нее. — Помниться, последний раз ты тут так стоял, когда тебе было десять, кажется. Ты стоял здесь и ныл, как тряпка, — с отвращением говорила Мария. — А теперь ты, кажется, возмужал. Хоть это радует! — я молча слушал ее, сжав кулаки. — Макс, разве ты не рад меня видеть?

— К чему такое отступление? Может, скажешь уже, что я предатель и тыры-пыры, а потом придумаешь мне какую-то пытку? Это ведь твоя обычная работа, — съязвил я. Мария сложила руки на груди и откинулась на спинку своего удобного стула. Она рассмеялась. Меня передернуло от ее смеха.

— Нет, это было бы слишком гуманно, учитывая, что ты мой сын…

— Я тебе не сын, — тут же перебил ее я. — А ты мне не мать. Я всегда это говорил.

— Раз разговор зашел про это…

— Что? — спросил ее я с вызовом. Она снова улыбалась, меня это начинало раздражать.

— Твоего отца недавно убили эти людишки, за которых ты заступаешься, — беззаботно ответила она. Единственное, что нас объединяло в эту минуту так это полное безразличие к той новости, что мой отец убит. Оба мы ничего не испытывали к нему, он был для нас чужим. Так же мы с Марией были чужды друг другу. — Господи, Максим! Тебе совсем не жаль его?

— Что-то мне подсказывает, что ты подстроила его смерть, — рассуждал я вслух.

— Естественно, он только мешался! Разве ты не помнишь, что пользы от него никакой?

— Каким образом ты убила его? — не унимался я.

— Он нажрался как скотина в тот день, — рассказывала Мария, которую я внимательно слушал. — Я посадила его в машину, сказала шоферу куда ехать. А я знала, куда отправляла их. Там была очередная бомбежка. От твоего папаши остался один фарш, — она снова улыбнулась.

— Чем же это он тебе так не угодил?

— Мне просто надоело видеть, как из моего дома выходят какие-то шлюхи, которых он вызывал. Да еще он не давал мне покоя своим пьянством. Разве не заслуживал он смерти?

— М-да, — протянул я. — Ну а как на счет меня?

— Не торопись ты так! Я еще не закончила наш разговор, — она достала сигарету и закурила ее. — Скажу тебе только, что я не собираюсь тебя убивать. Ты просто будешь мучиться, пока не раскаешься. Будешь жить здесь, не уедешь больше отсюда. В общем, как жил ты здесь до двенадцати лет. А это для тебя уже пытка, я знаю. Каждый день будешь беседовать со мной, пока я не отстану от тебя. Я буду пытать тебя, пока не добьюсь своего. Я промою тебе мозги, — лицо ее вдруг исказилось от злобы. Она подошла и влепила мне пощечину. — Ты понимаешь, как опозорил меня перед всеми?! — кричала она мне в лицо. — Каково думаешь мне слушать о том, что сын мой предатель?

Я молча смотрел на нее. От этого она начала еще больше злиться, она отошла от меня, взяла со стола очередную сигарету. Она успокаивалась. Я вышел, когда Мария сказала мне, чтобы я убрался вон с ее кабинета. Я послушно пошел в свою комнату. К моему приезду ее подготовили. Тут уже не было детских игрушек. Это была теперь обычная спальная комната. Я плюхнулся на свою кровать и тут же уснул, стараясь забыть о своей матери, с которой я был теперь под одной крышей.

Я проснулся от каких-то выстрелов. Похоже, перестрелки и бомбежки в 1-ом городе были не первой новостью. Это считали теперь делом обычным. Лишь немногие остались тут. Только самые важные, значительные люди. Мария занималась военными делами. На этой войне она бы обогатилась, выдвигая какие-то планы, чем она как раз и занималась.

На часах было шесть часов вечера. Я встал с кровати. На стуле в комнате висела одежда. Снова эта деловая одежда! Я сходил в душ перед тем, как надеть белую рубашку и черные брюки. На столе моем была записка. Через полчаса меня ждали в столовой. Я причесался и вышел из своей комнаты. По пути я внимательно разглядывал коридоры, по которым шел в столовую. В этом доме все умерло, здесь ничего не происходило, не менялось. Даже люди здесь оставались прежними. Все они кивали мне головой в знак приветствия, а я по привычке, как это делал раньше, улыбался им в ответ. Но стоило мне войти в эту шикарную столовую с огромным столом и огромной богатой люстрой над ним, как улыбка сползала с моего лица. Я с большей радостью заходил на кухню в бункере. Все потому что там была Таня. А здесь Мария, которая сидела уже за столом и ждала меня. Я холодно поздоровался с ней и сел. Как всегда изысканная кухня. После еды в бункере она казалась просто божественной, но я и виду не подавал, что скучал по такой еде. Я даже для вида не доел. Мария все это время молча наблюдала за мной, допивая свой бокал красного вина.

— Почему ты так поступил? — спросила она меня после долгого молчания. — Почему ты предал свой народ?

— Потому что я другой, я не такой как ты, — четко произнес я. — Ты не знаешь, что такое любовь, не чувствуешь жалости. Ты кровожадная и беспощадная. А я… я не такой…

— Да, куда лучше быть подобным этим жалким рабочим! — прыснула она.

— Так и есть, — грубо ответил я. — Они хоть что-то чувствуют, в отличие от всего правительского общества. Тебя вообще не волнует, что проливается много крови из-за таких людей как ты? Мы здесь сидим и едим еду, которую вырастили они, а сами они голодают, Мария! — меня потряхивало от злобы к ней.

— Что за привычка сейчас у детей называть родителей по имени! — только и ответила она на мою пламенную речь.

— Я наелся, спасибо, — грубо произнес я и вышел из-за стола, бросив скомканную салфетку. — Доброй ночи, — я вышел прочь из столовой и пошел снова в свою комнату. Я тут же пошел к окну. Город освещался пожарами, были слышны страшные выстрелы и крики. Казалось, так будет вечно.

Два последующих дня прошли так же. С утра я шел к Марии, отвечал на ее вопросы, пару раз она выходила из себя и давала мне снова пощечину. Она отправляла меня в комнату, но я шел к ее подданным, которые были перегружены работой. Я помогал им. Я чистил посуду вместе с женщинами, которые были добродушны и приветливы. Они грели сердце своими добрыми улыбками. Потом я помогал убираться во всем доме. Два дня я пропадал в библиотеке. Я убирал пыль с книг и тут же начинал их читать. Я хоть как-то отвлекался от мыслей того, что мать находилась со мной рядом. Как-то раз она меня так и поймала. Я стоял, опиравшись на книжный шкаф, и листал интересную книгу, в руках у меня была тряпка, чтобы вытирать пыль, рукава моей домашней рубашки были закатаны. Это привело ее в бешенство. И мы снова отправились в ее кабинет. Я чувствовал себя заключенным.

— Ты помогаешь прислуге! — выкрикнула она. — Ты унижаешь и себя и меня перед ними! Ты должен обращаться с ними как положено, а не помогать им делать уборку.

— Я обращаюсь с ними, как человек, а не как чудовище. А сама ты разве не унижаешься?

— Что ты имеешь в виду?

— Президент. Ты ведь льстишь ему, подстраиваешься под него, лижешь ему задницу, лишь бы он заметил тебя, ты хочешь попасть в круг его общения, а он просто пользуется твоими военными услугами. Хочешь сказать, что это не так?

— Хм, — она присела на стул. — Честно сказать, я задумывалась об этом, после того, как повстречала одну девушку в городе, где ты работал, — я не слышал ее, мне хотелось открыть ей глаза, но потом одно имя заставило меня слушать ее внимательно. — Ее зовут Таней, ее поручили тебе. Знаешь, что она сказала? Она сказала мне, что у нас у всех один враг. Она имела в виду то, что для президента даже я являюсь рабом. А потом она оказалась в розыске вместе со своей сестрой, я не удивилась этому. И я хочу знать одно. Вы были в одной команде, верно? Вы и еще кучка подростков нашли бункер? Я ведь права?

— Да, — честно ответил я.

— Эта девчонка, вероятно, промыла тебе мозги, — рассуждала Мария. — И я так понимаю, что ты к ней не ровно дышишь, Макс, — она пристально на меня посмотрела. Я молчал. — Я заметила, как ты напрягся, когда я произнесла ее имя. Но как возможно полюбить такую простую рабочую, у которой даже имя деревенское!

— Ты ничего не знаешь о любви, — почти прошептал я. — И о ней ты тоже ничего не знаешь.

— Зато я знаю, как использовать ее против тебя. Она здесь, в 1-ом городе. Мне сообщили только то, что много рабочих прибыло сегодня в город на восстание. Я дала всем распоряжения. Если в течение получаса эти рабы не уберутся с главной площади перед домом правительства, с неба на них начнут сбрасывать бомбы. Пожалуй, я слишком много тебе сказала, — вдруг в дверь ее кабинета постучали. Это был ее подчиненный. — Что?

— Президент вас вызывает в правительский дом!

— Отлично.

— Откуда ты знаешь, что она здесь? — спросил я ее, перед тем как она собиралась уходить.

— Ты прекрасно знаешь, что у меня повсюду глаза, повсюду есть люди. Она укрывалась в одном из зданий, когда наши люди начали взрывать грузовики, на которых приехали рабочие. Камеры засекли ее и ее друзей. Дальше думай сам, что делать. Мне пора ехать, — и она вышла, закрыв за собой дверь. Я тут же сел за ее стол и включил ее компьютер. Она наблюдала за всем. Повсюду были одни записи. Я отыскал запись с Таней. Ее лицо было хмурым, сосредоточенным. Там была Аня, Вика и остальные. И еще ее друг, Вова. Но меня он волновал не так сильно, как его подруга. Я окончил смотреть запись, когда они вышли из здания.

Тут же я вспомнил слова Марии о том, что с неба начнут сбрасывать бомбы на рабочих. Я тут же вскочил, взял из ящика стола пистолет и вышел из кабинета. Я побежал на первый этаж дома в кабинет нашего семейного доктора. Эдгар был моим приятелем. Я взял его с собой. Мы уже собирались выйти из дома, как меня остановила охрана. Мне дали понять, что я не могу выйти из дома. Во мне все кипело, я приставил к виску охранника пистолет и клялся в том, что прикончу его. Он нервно сглотнул и выпустил меня вместе с Эдгаром из дома. Мы взяли машину из гаража и поехали на площадь. Она была довольно далеко от нашего дома, поэтому я выжимал полную скорость. Я боялся того, что могу не успеть.

Двадцать минут мы добирались до площади у дома правительства. Тут уже была бойня. Шум стрельбы не давал мне сосредоточиться. Эдгару я сказал, чтобы он оставался в машине. Я отчаянно выкрикивал имя Тани, но разве могла она услышать, увидеть меня? Солдаты жестоко расправлялись с людьми. Белая каменная плитка площади была в лужах крови. Я вошел в толпу бушующих рабочих, разыскивая Таню. Я сам, пока искал ее глазами, прикончил пару солдат. Потом я все-таки нашел ее, но она не видела меня. Нас разделяла куча людей. Она перевязывала Ане ногу. Потом она решительно подалась вперед. Я ломанулся за ней, но потом услышал звук вертолета. Собирались сбрасывать бомбы. Я позвал Таню как можно громче, и она услышала меня. Я кричал ей, чтобы она бежала куда-нибудь. Она отыскала меня глазами, от удивления она обронила оружие, она нагнулась, чтобы поднять его.

И бомба. Я не мог поверить в то, что мог вот так потерять ее. Я, расталкивая всех, побежал к ней. Люди кричали от боли, истекали кровью, но Таня могла умереть. В то, что она уже была мертва, я не мог поверить. Я знал, что она не может не жить. Я кое-как отыскал ее среди других трупов, лицо ее было все в крови. Несмотря на перестрелки, на бомбы, которые продолжали падать с неба, я взял ее на руки и побежал к машине, где сидел Эдгар. Он сел за руль, я на заднем сиденье укладывал Таню, которая казалась мертвой. Она была слишком близко, ее с огромной силой отбросило в сторону. Я сел, положив ее голову себе на колени. Только тогда я заметил, что на лице ее застыла легкая улыбка. Я гладил ее по волосам, хотя она не чувствовала этого. Я целовал ее окровавленное лицо в надежде, что она обязательно очнется. Но этого не происходило.

Когда мы прибыли, я быстро взял ее на руки и понес в кабинет Эдгара. Мы уложили ее на кушетку. Грудь ее ели поднималась, сердцебиение было слабым. Эдгар подключал ее к каким-то приборам, тут же делал уколы. Мне он сказал вытащить пулю из ее предплечья. Господи, сколько было крови! Вытащив пулю, я тут же перевязывал ей руку выше раны, чтобы кровь остановилась. Больше я ничем не мог помочь Тане. Я полностью положился на Эдгара. Я знал, он был профессионалом своего дела. Мария знала, кого брала на работу. Эдгару было где-то сорок пять лет. Он носил очки. Волосы его начинали сидеть вместе с усами. Весь вид его говорил о том, что он врач. И вот он сказал мне, чтобы я вышел, но я не хотел оставлять Таню. Он прикрикнул на меня, и я вышел. Я пошел по коридору, нервно сжимая и разжимая кулаки. Меня всего потряхивало. Что же Таня сделала с собой! Она не заслуживала такого. Вдруг раздались чьи-то шаги. Это был охранник.

— Там вас просят, — я побежал к входной двери. Меня ждал какой-то врач.

— Эдгар Ильич попросил меня помочь ему с пациентом. Там все серьезно, он говорит, — быстро проговорил доктор. Я хотел открыть ему дверь, но меня снова остановил охранник.

— Я тебя точно прикончу, идиот, — процедил я сквозь зубы и впустил друга Эдгара. Я отвел его в кабинет. Но меня в него не пустили.

Прошло два часа, и наконец, доктора вышли из кабинета. Они не обращали на меня внимания, прощались друг с другом. Только тогда, когда друг семейного врача вышел из дома, он посмотрел на меня. Он тяжело вздохнул.

— Ну что? — встревоженно спросил я.

— Давай-ка присядем, — мы пошли в гостиную, сели на диван, который находился напротив камина. — Могу сказать только, что она до ужаса живучая, — пытался пошутить доктор. В другой ситуации я бы посмеялся, но не сейчас, нет. — Максим, она жива, вот и все, что тебе следует знать.

— Этого не достаточно.

— Ты хочешь правды? — тихо спросил он меня. Я кивнул ему головой. — Она без сознания. Единственное, чего я не знаю, так это того, сколько она пробудет в таком состоянии. Но когда она очнется, не удивляйся, что она может тебя не вспомнить…

— Что? — удивился я.

— Все ее органы повреждены, особенно голова. Ужасная гематома. Любой другой при таком взрыве сразу бы умер от одного только удара, который получила она. Обычно при таких ударах люди лишаются памяти.

— Нет так это и важно. Сколько времени ей понадобиться для восстановления?

— Трудно судить.

Эдгар в этот вечер уехал в больницу, где нужна была помощь солдатам. Марии до сих пор не было дома. Я сидел рядом с койкой Тани. На ее теле не было живого места, все было в ссадинах и ушибах. Голова выше глаз была перебинтована. Но даже через бинт проступала кровь. Я позвал медсестру, которая поменяла ей повязку. Когда она ушла, я взял тонкую руку Тани в свои ладони.

— Только живи, Таня, — тихо разговаривал я с ней, хотя она меня не могла слышать. — Пустяк, если ты меня не вспомнишь. Что плохого в том, чтобы начать все сначала? Вот увидишь, твоя новая жизнь станет лучше. Я позабочусь об этом. Только живи.

Так продолжалось четыре дня. Я сидел и день, и ночь рядом с Таней и разговаривал с ней, Эдгар говорил, что все будет отлично. Он использовал новейшие лекарства, которые быстро действовали. Так, например, на Тане многие синяки прошли, а рана на голове перестала кровоточить. Мария ничего не говорила на этот счет, она заходила иногда, чтобы посмотреть на меня. Я знал, что Таню оставит она здесь, пока не добьется от меня того, что ей нужно.

И вот на пятый день после комы Таня очнулась.