Отчаянная мудрость. Людологические записки

Р. П. Чернов

В настоящей работе автором предпринята попытка изучения феноменологии творчества с помощью людологического метода познания. Понимая человека как систему равновесия идеального и реального (мысль не существует вне бытия, а бытие вне мысли), автор, принимая за аксиому людологическую методологию, рассматривает, как те или иные парадигмы бытия человеческого зависят в своем существовании от творческой функции.

8. О принятии решений

Лабиринты всегда утомляют своей безысходностью уныния ищущего. Каждый из тех, кто уходит в свой лабиринт постепенно понимает, что порядок и стройность — самое страшное из всех загадок любой неизвестности. Постепенно начинаешь понимать, что любое значение безысходно в возможности противоречия самому себе, тебе, всему, чему возможно сказать и да, и нет, если не брать в расчет время, но и его со временем перестаешь воспринимать как серьезное фактологическое основание для стабильности. Поток чувственного подчиняется твоей воле, и в конце концов сама она вопрошает явной усмешкой растерянности случая о причине и следствии между тобою и тем, что тебе уже не принадлежит по противоречию.

Сбегать можно в настоящее, в угрозу страшнейшему будущему, но самое перспективное и возможно наиболее разумное — отказаться от реальности будущего, если это будущее только тобою и создано во имя ненависти к общественному, аналогично — смешанному предшествию в последствии внимающему деятельному образу бытия.

Боль всегда сопутствует, особенно, если существует нечто в тебе, что никак не исторгается, несмотря ни на какие эксперименты по уничтожению собственно ненавистного, только своего.

Как причудливо происходит становление и как странно значение именно только мыслимого, только оно позволяет противостоять подлинно настоящему действительному…

Интереснейшее противостояние — с одной стороны мир в своем чувственно — известном близком и родном, окутывающим и завладевающим, даже в самых отдаленных уголках аравийской пустыни, плюс вся чарующая неизвестность известного будущего… а с другой только твоя мысль и только твоя неспособность отказаться от мысли и только твоя подверженность этой мысли, желание исторгнуть ее из себя, при всей невозможности отторжения, при всей заманчивости простого решения и замкнутости в самом себе с гордой аксиомой «да я таков!».

Что делать, если противоречие превращается все больше в чувственно — воспринимаемое? Когда проходишь путь становления греков, — мифы твоего тщеславия заполняют все твое сознание… и ты уже не способен к сколько — нибудь достойному сопротивлению.

Проживать день как то, что есть только предварительная стадия, как то, что только и есть предшествие чему — то большему, или же каждый день посвящать настоящему, в обмен на предрешенность того будущего? Настоящего будущего (?!), будущее как настоящее, над этим стоит задуматься на досуге рвоты общественным.