Шерлок Холмс и заговор сионских мудрецов

Пюрвя Мендяев

Пюрве Мендяеву удалось каким-то неведомым нам способом соединить во многих своих произведениях, а в детективах особенно, классическую форму детектива, использовать героев известных произведений и добавить сюда невероятно захватывающие элементы калмыцкого фольклора и персонажей, доселе незнакомых читателю.В общем, читайте! Захватывает с первой страницы, читается на одном дыхании! В наше засушливое время – глоток свежего воздуха в раскаленной пустыне!Нина Одинокова

Глава 2

Прошло несколько лет. Наступила осень 1898 год. Надо сказать, что в то время Холмс находился достаточно долго в ужасной меланхолии. Он постоянно жаловался мне на то, что давно не было ни одного приличного дела, ни одной неразрешимой задачи не ставили перед ним преступники Великобритании. К тому же осень выдалась в этом году на редкость слякотная, сутками над Лондоном моросил надоедливый дождь со снегом. И вот однажды в последних числах ноября к нам пожаловал один любопытный посетитель. Как сейчас помню, в кабинет Холмса быстрой походкой буквально ворвался высокий молодой человек, примерно тридцати лет от роду, крепко скроенный, при этом очень элегантно одетый. На его бледном овальном лице сияла доброжелательная улыбка. Вся его внешность словно говорила — я ваш друг. На визитной карточке, которую он протянул мне, значилось — журналист Мишель Арно, корреспондент газеты «Универ». Мужчина сразу же, никого не спросив, приземлился в одно из кресел. И тут же сказал:

— Друзья мои, мне нужна ваша помощь. Я специально сегодня приехал в Лондон из Парижа и тут прямо с трапа парохода отправился к вам. Только вы можете спасти меня и нашу газету. Умоляю! Не откажите в помощи!

— Чем мы можем помочь вам и вашей газете? — спросил настороженно Холмс.

— Нам, как воздух нужна громкая сенсация — ответил журналист. — Мой редактор, господин Жак Бове приказал мне хоть вывернуться на изнанку, но отыскать громкую сенсацию для нашей газеты, которая в последнее время стала терять популярность. Если я не дам то, что требует господин редактор, меня ждет увольнение. Это очень неприятно. Я прирос душой к нашей газете. Без неё жизнь моя потеряет всякий смысл. Так что я готов на всё лишь бы исполнить приказ моего редактора.

— Боюсь, что мы ничем вам тут не сможем помочь — сказал холодно Шерлок Холмс. — Никакими сенсационными сведениями мы с вами поделиться не можем, поскольку не располагаем таковыми. Если вам больше ничего не нужно, то на этом давайте попрощаемся. У нас много дел.

— Как это неприятно мне слышать, ваши слова разбили вдребезги все мои надежды — воскликнул месье Арно. — Может быть, всё-таки вам известны какие-нибудь сведения, которые могли бы вызвать большой интерес у парижской публики? Подумайте хорошенько. Уверен, что вы умеете прекрасно это делать. Ведь вы долгое время, если я не ошибаюсь, даже пропагандировали какой-то особый способ мышления, который помогает вам раскрывать преступления. Кажется, это был дедуктивный метод.

— Вы, похоже, с кем-то меня путаете — ответил с явной угрозой в голосе Холмс. — Возможно, вы путаете меня с тем джентльменом, что жил и работал здесь прежде. Я не помню, как его звали.

— Всё может быть — сказал наш гость, и лицо его расплылось в доброжелательной улыбке. — Людям свойственно заблуждаться. Возможно, я действительно спутал вас с господином Шерлоком Холмсом. Этот человек жил в этом доме и был известным сыщиком. Он погиб несколько лет назад в Швейцарии в схватке с каким-то жутким злодеем. Как жаль, что вы не Шерлок Холмс. Представляете, как было бы замечательно, если бы он был сейчас здесь. Я бы тогда, вернувшись в Париж, написал статью под заголовком «Шерлок Холмс жив!». Такая сенсация сразу бы увеличила тираж нашей газеты в три раза.

— Если бы великий сыщик был здесь, то это была бы большая сенсация — признал мой друг. — Но я вынужден напомнить о том, что никакого Шерлока Холмса здесь нет, а значит, нет никакой сенсации для вашей газеты. Не смеем вас больше задерживать.

— Так и быть, я ухожу — сказал журналист, вставая с кресла. — Но вы скоро услышите обо мне. Потому что я сразу же по возвращению в Париж опубликую в нашей газете статью, в которой поведаю читателям о том, что мистер Шерлок Холмс не погиб в Швейцарии, а остался жив и сейчас продолжает работать там же, где жил и работал раньше. В Лондоне на Бейкер-стрит. Представьте себе. Через три дня к вам сюда станут ломиться толпой сотни посетителей каждый божий день. Вы просто озолотитесь благодаря моей статье в нашей газете. У вас появится много клиентов. Не нужно предлагать мне деньги за бесплатную рекламу. Я жаден, признаю это, но не на столько, чтобы требовать с вас деньги, мистер Холмс за такую пустяковую услугу.

— На вашу газету могут потом подать в суд — сказал зло Холмс.

— Пусть так — ответил журналист. — Но сенсационный материал я опубликую. И плевать на последствия.

После этих слов журналист направился к выходу из кабинета.

— Вас зовут Иван Фёдорович Манусевич-Мануйлов? — неожиданно спросил мой друг. — Я не ошибся?

— Вы ошиблись — ответил наш гость.

— Возможно, вы хотите, чтобы я вас называл по-другому? — снова спросил Холмс. — Ведь при рождении вас звали Исааком Тодресовичем Манасевичем. Могу вас так называть. Насколько мне известно, вы еврей, принявший сначала лютеранскую веру, а позднее православную. Сейчас служите в царской охранке. Скажите мне теперь, что вас на самом деле привело сюда ко мне?

Молодой мужчина замер на месте, словно пораженный громом. Через некоторое время он произнес:

— Во-первых, я служу не в охранке, как пренебрежительно говорят наши недруги, я агент русской охраны. То есть я служу в охранном отделении русской полиции. Во-вторых. Откуда, черт возьми, мистер Холмс вам известно кто я такой?

— Вы не ответили на мой вопрос — сказал Холмс.

— Нет, сначала вы ответьте на мой вопрос — стал настаивать на своем Манусевич-Мануйлов.

— Нет ничего проще — ответил Холмс. — Неделю назад я заметил, что вы следите за мной. У меня есть здесь помощники. Я поручил им выяснить, где вы остановились и вообще собрать о вас всю доступную информацию. С этой информацией я обратился к своему брату. Тот связался со своими людьми в Париже. Через небольшой промежуток времени мне стало известно, что вы работаете в составе заграничной агентуры Департамента полиции в Париже.

— Как всё прозаично — сказал немного сконфуженно Манусевич-Мануйлов. — Я думал, что вы, господин Холмс, сейчас начнете говорить нечто похожее на то что, судя по кляксе на рукаве сюртука, оставленной английскими чернилами я могу предположить, что вы приехали в Лондон не сегодня, а неделю назад. И так далее. Признаюсь, я немного разочарован.

— Не надо так сильно расстраиваться — ответил Холмс. — В знак примирения я скажу вам, что привела вас ко мне некая рукопись, сделанная в Швейцарии примерно около года назад. В ваши руки рукопись попала в России, не в Швейцарии. И еще. Я рискну предположить, что её содержание каким-то образом связано с так называемым еврейским вопросом. Похоже на то, что это дело вам поручено доверенными людьми самого русского самодержца.

— Но как? — спросил сильно удивленный Манусевич-Мануйлов.

— Элементарно, мой друг — ответил Холмс. — У вас рукопись во внутреннем кармане сюртука. Я мельком увидел её, когда вы ёрзали на кресле. Определить возраст рукописи для меня не составило большого труда. Впрочем, и определить, где была произведена бумага, мне тоже оказалось вполне по силам. Так же на рукописи я заметил штамп российской имперской канцелярии. В Париже большой штат сотрудников русского охранного отделения. Но дело поручили именно вам, еврею. Я предположил, что это неслучайно. Так что всё просто.

— Прекрасно, мистер Холмс — сказал Манусевич-Мануйлов. — Вы я вижу, хорошо осведомлены о методах работы российских тайных служб.

— Мне приходилось несколько раз работать вместе с русскими тайными службами, во время расследования преступлений в России, и я неплохо осведомлен о том, как там поставлена работа — ответил Холмс. — В частности я осведомлен о том, что у вас часто поручают вести дела связанные с разными народами, населяющими вашу огромную империю представителям этих самых народов. Польские дела ведет поляк, литовские литовец, калмыцкие калмык. Логично было бы предположить, что дело, связанное с еврейским вопросом было поручено вести еврею.

Манусевич-Мануйлов пожал плечами, не в силах что-либо возразить, и положил перед нами на стол рукопись, на которой было написано на французском языке название — «Протоколы собраний Сионских мудрецов».

На какое-то время в кабинете Холмса воцарилась тишина. Потом наш гость начал свой рассказ:

— Я давно знаком с графом Путиловским. Он близок к императору и заведует в его канцелярии тайными делами. Это один из самых больших умов нашего времени. Я думаю, что в данный момент истории нужно быть одним из двух: или революционером, или охранником. Я предпочел охрану, а не революцию. И именно потому, что на стороне реакции и правительства всегда было больше умных людей, чем у революции. Ну, кого революция может назвать, как свою гордость? Между тем, реакция в своих рядах числила такие большие и редкие умы, как гр. Д. Толстой, Победоносцев и Катков, П. А. Столыпин и, конечно, граф Путиловский. Вы, мистер Холмс, насколько я понимаю, тоже фактически выбрали сторону охраны. Вы служите не только своим клиентам, но, если в том возникает необходимость, обслуживаете интересы английского правительства. Да и на русское правительство вам приходилось уже не раз работать. Так вот. Мы с вами можно так сказать, в каком-то смысле коллеги.

— Я действительно обслуживал интересы нашего правительства — сказал Холмс. — И мне приходилось работать и на русское правительство. Но я не чиновник, я частное лицо, я не на службе у государства. И услуги мои, это услуги частного сыщика. Так что коллегой вы меня назвать не можете. Но это я просто уточнил некоторые моменты. Продолжайте свой рассказ.

— Около трех лет назад граф вызвал меня к себе вместе с моим давним знакомым Матвеем Головинским, который, так же как я, работает в охране — сказал русский агент охраны. — В течение последних двух лет мы с Матвеем сотрудничали в популярных петербургских газетах. Я был репортером, всегда первым оказывался на месте преступлений или несчастных случаев. Головинский хорошо писал статьи. Это устраивало нас обоих. Мы дополняли друг друга.

Граф Путиловский, сидел за столом своего роскошного кабинета с сигарой в зубах. Он холодно осмотрел нас и, сделав нетерпеливый жест, пригласил:

— Присаживайтесь. Ну, чем вы оба сейчас занимаетесь?

Я уселся в наиболее комфортабельное из кресел и сказал:

— В настоящий момент мы обдумываем одну идею и собираем материалы. Через неделю у нас будет готово нечто, способное потрясти публику.

— Это хорошо, но вашу идейку придется пока отложить, — прервал меня граф. — Я приготовил для вас сюрприз. Вы срочно отправитесь оба в Париж.

— А что вы там для нас раскопали? — спросил я, невольно поежившись, хотя я отношусь к графу с огромным уважением, но при этом понимаю, что поручения его могут быть чрезвычайно опасными для меня.

Граф извлек из ящика стола папку.

— Известно ли вам, что в нашей стране много людей, которые всерьез обеспокоены угрозой всемирного еврейского заговора и что подобные люди есть и в ближайшем окружении его императорского величества? Надеюсь, что да. Так вот. Странная история. С недавних пор я заметил, что к нам в канцелярию стали поступать от близких к царскому двору вельмож разного рода рукописи, в которых говорится о всемирном еврейском заговоре. Все эти рукописи были написаны на французском языке и были переданы нашим соотечественникам в Швейцарии и во Франции. В Лозанне, Базеле и Париже. Чутье моё меня никогда не подводило. Я чувствую, что здесь есть некая опасность для престола. Я хочу, чтобы вы тотчас же начали распутывать эту историю. Я должен знать всё об этих рукописях. Кто авторы? Какие цели они преследуют?

И я, и Матвей почувствовали облегчение. Последнее время мы безуспешно пытались раскрыть одно сложное дело, начальство было нами страшно недовольно, так что предложение графа показалось нам достойным выходом из сложной ситуации. К тому же поручение не казалось чересчур опасным. Заниматься поисками авторов и заказчиков какой-то странной рукописи, что может быть безопасней?

— А что там за история? — поинтересовался я.

— В августе приехала из Парижа фрейлина двора Юлиана Дмитриевна Глинка — сказал граф. — Она привезла с собой очередную рукопись, повествующую о всемирном еврейском заговоре. Позже мне стало известно, что эта дама встречается с разным народом и рассказывает о том, что написано в рукописи. Вроде бы ничего необычного. Это случалось и раньше. Уже несколько раз она привозила подобные рукописи, и они никакого особого влияния ни на кого не произвели. Но в этот раз то, что попало ей в руки, кажется, мне намного серьезней всего, с чем мы имели дело раньше. Это мощный документ, способный серьезно взбудоражить российскую публику. А это нам не нужно. Страна наша усилиями множества славных мужей отечества отгорожена от влияния тлетворной западной цивилизации. Да мы отстали на многие годы от просвещенной Европы, но любая серьезная попытка модернизации нашей страны может привести к необратимым для неё последствиям. Самодержавие лучшая форма власти для России. Наш царь это главный оплот спокойствия и мира в стране. Поэтому мы должны хранить Россию от любых потрясений. Нашим врагам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия и православный царь во главе её! Поэтому тех наших врагов, что подбрасывает нам сие пасквили, которые могут вызвать в стране волнения нужно выявить и обезвредить.

Путиловский, отложив досье, испытующе посмотрел на меня.

— Ну как, подойдет вам такой сюжет? — осведомился он.

Я-то знал, что подойдет, но особого энтузиазма не выразил.

— Сюжет заманчивый, — заметил я, — Но, что заграничная агентура Департамента полиции в Париже? Она разве не смогла выяснить происхождение рукописи?

— Наша агентура в Париже давно засвечена — ответил граф. — С ней никто не хочет сотрудничать. Но я этой историей с таинственной рукописью заинтересовался и готов раскошелиться. Свидетели охотнее развязывают языки, когда делают это не задаром. Уверен, что в этом деле кроется нечто чрезвычайно опасное для России, и хочу, чтобы вы оба им занялись.

— Ну что ж, попробуем… — я потянулся за досье. — Здесь собрана вся информация?

— Немногим больше, чем я уже рассказал — ответил граф. — Вам придется в Париже начинать практически с нуля.

— А как насчет расходов? — поинтересовался я.

Граф взглянул на меня исподлобья и сказал:

— Жадность твоя тебя погубит, Ваня. Ясно? За каждую потраченную копейку мне отчитаешься после возвращения из Парижа. Стыдись. Ты же сын богатого купца. Капитал огромный получил в наследство. У тебя денег куры не клюют. А ты норовишь казну императора обчистить. Как тебе не стыдно?

— Во-первых, не так и богат — возразил я. — Ни от отца, ни от жены я не получил столько, сколько угодно кому-то об этом распространять слухи. Это первое. А во-вторых, европеец всегда был большой поощритель всех искусств и мануфактурностей, но государственную ассигнацию предпочитал всему. «Это вещь, — обыкновенно говорит он, — уж нет ничего лучше этой вещи: есть, не просит, места займет немного, в кармане всегда поместится, уронишь — не расшибется». Так что без солидного бюджета и думать нечего ехать в Париж искать авторов рукописи.

Граф примирительно взмахнул рукой и сказал:

— Будет вам бюджет. Солидный. Главное найдите мне авторов пасквиля.

После этой беседы мы с Матвеем и отправились в Париж, исполнять поручение графа.