Поющее сердце поэта. О творчестве поэта Владимира Силкина

Коллектив авторов, 2016

Книга о творчестве – лауреат Государственной премии России, Заслуженный работник культуры РФ, начальник Военно-художественной студии писателей Культурного центра ВС РФ, полковник, поэт Владимир Силкин. Владимир Александрович Силкин родился 14 октября 1954 года в г. Ряжске Рязанской области. Окончил редакторское отделение военно-педагогического факультета Военно-политической академии. Более 32 лет прослужил в Вооружённых Силах СССР и России, полковник запаса. Автор сорока пяти книг разных жанров. Лауреат Государственной премии России. Заслуженный работник культуры РФ. Кандидат педагогических наук. Главный редактор военного литературного альманаха «Рать», ответственный редактор журнала «Московский Вестник», член многих редакционных коллегий газет и журналов. Книги В. Силкина «Журавинка», «Три имени» и «Золотое крыльцо» находились в космосе и кругосветных морских плаваниях на парусных учебных судах «Надежда» и «Крузенштерн». Почётный гражданин Рязанской области, Почётный гражданин г. Ряжска. Возглавляет литературное объединение имени Героя Советского Союза, писателя Владимира Васильевича Карпова при Военно-художественной студии писателей Культурного центра ВС РФ им. М. В. Фрунзе. Член Союза журналистов с 1982 года, Союза писателей с 1991 года.

Суровый солдатский удел

Строгий солдат Отчизны полковник Владимир Силкин в своей новой книге стихов, вышедшей в Библиотеке современной русской поэзии журнала «Поэзия», органично соединяет острый, обнажённый лиризм с широкой, как «поле в васильках», эпичностью. Он крайне сдержан в выражении чувств, умышленно скуп на выразительные средства и в то же время полотно жизни зажигает буквально одним штрихом-образом, как, например, в «Думе о Хатыни»:

Может это (подумать страшно!)

Кулаками в земную твердь

Бьёт обугленный день вчерашний,

Неприемлющий тлен и смерть.

Примечательно, что в первом же стихотворении, открывающем сборник, Силкин четко обозначает родники своего вдохновения. Это вишни, «отцово наследство», которые «столько лет в тишине шелестят» — ведут с поэтом неслышный разговор о сокровенном, заставляют сладко сжиматься сердце. Это соловьи. Россия. И всё-таки автора больше всего волнует то, что «гибнут хорошие парни за короткое счастье своё». А вот и вектор поэзии Силкина — «солдат».

Оно, это ключевое слово, всеобъёмно, вмещает в себя целый мир, в котором прошлое, настоящее и будущее как кирпичики, намертво скреплённые энергией мужества, долга, самопожертвования.

Поэт не может «охать и ахать при каком-то несчастье своём», «если мирно живёт по соседству из оглохшей пехоты солдат». Да и сама Родина. Какой она представляется автору? «Мать-солдатка моя, Россия, хлеб спасительный помяни!» — восклицает-призывает автор, размышляя о хлебе войны, замешанном «на мякине» и разбавленном «лебедой», который «в люди вывел» «чуть не треть страны».

Для Силкина солдат-защитник — понятие одновременно конкретное и мистическое, а потому ему одинаково дороги, равнозначны «Жуков на белом коне» и «застывшие в две шеренги солдаты» своего подразделения.

Даже весну — и ту поэт пропускает через призму солдатской улыбки: «На деревьях пухнут почки, наслаждайся и живи! Никакой тебе отсрочки (выделено мной. — Д.А.) от тепла и от любви».

Суровой солдатской правдой, высшим качеством мужчины — надёжностью — офицер Силкин меряет бойцов принимаемого в подчинение взвода: «С кем в разведку пойду, коль случится? Кто со мною в разведку пойдёт?»

Но солдат — это воин, а слово это произошло, как известно, от «войны».

На мой взгляд, стихи-раздумья Силкина о войне принадлежат к лучшим образцам военно-патриотической поэзии. Его видение войны поражает глубиной драматизма, вечным поиском «оправдательного» нравственного начала и правдой — жестокой, беспощадной, как удар током.

«Войны — страшная нелепость, неподвластная уму», — это как общий посыл. А немного раньше, раздумывая о тех, кто «Своё сердце на жертвенник бросит» «за землю родную», поэт заключает: «И выходит, война человечна, если только священна она». Однако истинную разгадку войны — именно так, как понимает её православный, — мы находим в стихотворении «Охота», которое без преувеличения равняется целой поэме. Главным образом по трагедии выбора.

Мужское привычное дело,

Суровый солдатский удел —

Искать в перекрестье прицела

Пернатых, зверьё и людей.

Совершенно очевидно, что автор нейтральными, малозначимыми словами «пернатых» и «зверьё», самой перечислительной интонацией пытается отвлечь внимание, смягчить ударное, жуткое по смыслу в данном контексте — «людей». Но строфа притягивает, как магнит, четверостишие перечитываешь раз, другой — и потрясённое чувство разбивается, как птица: «Искать в перекрестье прицела… людей».

Оглушающая пронзительность этих стихов заключается ещё и в том, что искать в перекрестье людей стало… мужским привычным делом.

Сам того, возможно, не подозревая, поэт кинжальными строчками сделал яркий срез эпохи, которая задыхалась в пламени всевозможных, в том числе гражданских, войн. Создал строки, по которым в будущем, в числе других материалов, будут изучать наше странное, такое «непонятное» время.

Вот она, загадка истинной поэзии. Несколько строчек вместили, вобрали, спрессовали в себя мегабайты информации. В них, как в каплях воды, отразился океан жизни на переломе столетий.

Но продолжим разбор стихотворения. Итак, солдат охотится… на людей. Истина страшная. Слабое утешение, правда, в том, что это нелюди, «двуногие волки», рыскающие за «волчьими воротами», — мучители, изверги. Дескать, таких не жалко. А вот и долгожданная, винтовка не подвела, удача: «Достану подбитого «волка». Еще одним бандитом на земле стало меньше. Можно закурить, расслабиться. Как вдруг «Самая горькая водка покажется приторной» офицеру-снайперу. Тяжко и нехорошо станет на душе солдату России, выполнившему приказ командира.

Присяду в раздумье на камень,

Вернувшись с трофеями в полк,

Зажму свои уши руками,

Завою неслышно, как волк

— потрясающе заканчивает «Охоту» Силкин. Да, не должно быть жалости на войне. Но он — офицер, русский воин, русский человек. И душою никогда не может до конца оправдать сам себя, сколько бы этого ни делал. Это вечное «если» («война человечна, если…») — вневременная дилемма, карма русского солдата, который смотрит на войну как на нежеланную, тяжелую, вынужденно необходимую работу.

Добрый, чуткий, мудрый солдат-поэт Владимир Силкин радуется вещам простым, извечным: «А ещё я был в гостях у брата, пили с ним домашнее вино». Тонкий психолог, он удивительно точно передает душевное состояние возвращающихся с Великой Отечественной фронтовиков. Непросто им было уходить на войну, но, оказывается, ещё сложнее с неё возвращаться: «И когда вставал состав, обрывалась сразу песня, веселиться перестав», ох «и трудна была дорога к милым дедовским местам».

Да и сам поэт «ещё не вернулся с войны», затуманившей горы Кавказа. Он, как и отцы-фронтовики, «больше пули» боится тишины и пока что может общаться «только с небом и Богом». Возвратиться оттуда полностью, скорее всего, невозможно, ибо для этого «столько пуль выковыривать надо из души из моей и страны».

Гармошка, которая в День Победы грустит, «изнемогая, в кипящем море голосов знакомый крик подстерегая», рязанская «бабка Груня, мать погибших сыновей», батя, протягивающий руку «через страшную войну», молитва в Моздокском православном храме о павших на войне, милая у «госпитального фонтана» сын, который «знает, крепость пригодится» — таковы точки опоры, вехи судьбы поэта, который «от пуль себя не прятал» и знает истинную цену неброским, человечным, дорогим понятиям. «Как хорошо, что не война. Как хорошо, что дома тихо».

Образ поэта может показаться излишне строгим. Это не так. Лира поэта, когда она в кругу друзей, от частушечного «Ступенечка, ступенечка, пора на службу, Женечка!» легко переходит на шутливо-озорное: «Я лежу, не хаю дождь, мокрым дольше проживёшь». Минорные аккорды — «с вещами вместе в чемоданы мы упаковываем грусть» — неожиданно сменяются мажорными: «Кричат младенцы в зыбках, и ветерок свежей». А то вдруг и вовсе не разгадать, чего тут больше — печали или света: «Музыканты завели» тоскливую «Прощание славянки», а сердце ликует: «Ничего, что непогода, о своём поет труба. Для военного два года — это целая судьба».

Чего уж говорить про судьбу военного (каким аршином её измерить?), за плечами которого десятки лет службы в армии?

Таков поэт Владимир Силкин.

Дмитрий АЛЕНТЬЕВГазета «Литературная Россия», № 43, 27 октября 2000 года.В.Силкин. «Кавказский крест», стихи. — М.: МГО СП России, 2000, 96 с.