Попутчик

Сборник, 2022

Альманах «Попутчик» представляет читателю произведения современных мастеров пера. Творчество писателя или поэта – это целый мир переживаний, эмоций и открытий, который воплощается в его трудах, будь то роман, небольшой рассказ или стихотворение. Авторов сборника объединяет любовь к жизни, к окружающим людям и, главное, – к созиданию. Именно благодаря ему можно найти ключ к сердцу каждого человека, обрести единомышленников и заставить читателя задуматься о смысле существования, о любви к окружающим, стать терпимее и добрее друг к другу.

Игорь Ларин

Появился на свет 30 апреля 1962 года в Германии, в г. Белиц и раннее детство провел за границей. Писать начал с детства, но заняться поэзией и литературой серьезно не хватало времени.

Путевку в жизнь получил в 1980 году из рук Евгения Евтушенко, который, ознакомившись с содержимым толстой тетради, сказал: «Пиши, а если тебе что-то мешает — бросай и пиши». Сейчас пришло время «собирать камни».

Приводит в систему чемодан с рукописями. Писал и пишет как для взрослых, так и для детей. Счастлив, что рядом с ним любимая жена, дети и внуки. И не писать для них (о них) — просто невозможно. Опубликовано три книги: два стихотворных сборника для взрослых и один для детей. В столе лежат рукописи, идет работа над трехтомником, но всему свое время.

Игорь Ларин — финалист и дипломант многочисленных литературных премий. Лауреат Гран-при премии «Серебряная нить». Лауреат Гран-при Московской литературной премии-биеннале 2020–2022. Дипломант XXXV Московской международной книжной ярмарки.

Мелодия дождя

Небесный дирижер готовит свой оркестр,

Внизу устали ждать и нет свободных мест.

Достали инструменты оркестранты,

Листают ноты, поправляют банты,

Переговариваясь, смотрят на него,

Неповторимого и строгого, — того,

Который все начнет, взмахнув десницей,

И полетит по небу в колеснице,

И зазвучит мелодия дождя —

Такая дивная и разная все время.

Ни выучить, ни повторить ее нельзя,

Без изменения лишь основная тема,

Потоками воды сбегающая вниз.

Не жанр, а так — причудливый каприс,

Фантазиями автора навеян.

И дело не в гармонии, размере,

А в том, как мы его услышим,

Как он звенит и разбегается по крышам.

Не тот, который моросит уныло,

А на душе и зябко, и постыло,

А дождь-оркестр — симфонией гремит,

Литаврами грохочет и дрожит,

Гудит фаготом водосточных труб

И откликается прикосновением

к свирели

чутких губ.

Кого-то он баюкал, нянчил и покоил,

Кого-то разбудил и дал энергии прилив,

Усилив ритм и тон и выделив мотив, —

Акцент усилил барабанным боем…

Потом аккордеона дышащие звуки,

И замер дирижер, и опускает руки.

И пробегают струйки по стеклу,

К которому прижмусь, лицом прильну,

Чтобы услышать шепот кастаньет…

И все затихло и сошло на нет…

«А ведь я тебя родил и вырастил…»

А ведь я тебя родил и вырастил —

От большой любви, не из милости.

Создал образ и сваял во плоти —

И в этот мир выпустил…

прости.

Здесь наивная и чистая душа

Полной грудью не сможет дышать,

А говорить то, что думает, —

Станет только тот, кто безумен…

или безудержен —

В том, что сделать что-то пытается,

И от равнодушия задыхается,

И удивлен, и досадой мается…

А вокруг либо стена тупости,

Либо животный хохот от глупости,

Выражающей общее мнение,

Которое усиливается с появлением

Желания сохранить баланс,

А может, всех загоняет в транс

Всеобщего одобрения и восхищения,

поклонения.

И мне не изменить ничего, не сломать…

нужно время,

И можно лишь надеяться, ждать…

какого-то

изменения.

И больше нечего сказать и добавить,

И не уберечь уже, не избавить,

И не оградить от этого срама…

и не спасти,

И хоть я не виноват ни грамма

И такая всей жизни драма —

Я все равно говорю…

прости!

Война и Мир

Скажите, вы читали про Войну,

Потом о Мире — пухлые два тома

(Они по школе будут вам знакомы) —

От графа русского — от Льва Толстого?

Он дал нам факты, форму, глубину

Любви… переживаний, чувств и боли,

И ими с лихвой переполнены страницы,

Где весь сюжет в характерах и лицах, —

До мелочей навзрыд прописанные роли

Пришедших из историй и рассказов,

В которых ложь и правда вместе — сразу.

От автора — не ментора святого,

А от того — кто знал и славил слово,

Внося божественную искренность и силу,

Рожденную в переживаниях и вере

(Блажен, кто в свет и мудрость их поверил),

И солнце поднялось, и осветило,

И обнажило чувственную нежность.

И откровенность, страстность и безгрешность

На шпаге острия, в повествованьи книги —

В глазах священника и на руках расстриги.

Падение ядра, вращенья бесконечность,

Компот из вишни, летний сад, беспечность,

Спеша сливаются в одной судьбе и жизни,

В цветущей юности, служении Отчизне.

Итак, который будет вам дороже,

Скажите честно? Если про Войну —

Я вам поверю… и про Мир — пойму.

В одном — любовь, в другом все жестче, строже…

Который том роднее, ближе вам, по нраву?

Рожденье, смерть — что вас волнует, право?

И чувства дарит ярче и острее,

Во что вы верите и примете скорее?

Войну? А восхищаясь, радуясь… чему?

Потере жизни, помутнению рассудка?

Там лишь одно… ночное время в сутках

И верить можно только одному —

Себе. Любой другой Войною занят,

А если обещает — то обманет…

Во всем великий смысл и острота…

порывов.

Для чувств таких — как жалость, доброта…

к сочувствию позывов

Здесь места нет совсем… Не время!

А чтоб собрать хоть что-то — это бремя.

И надо всем парит старуха-смерть,

И каждому в глаза спешит смотреть.

Старается вовсю, играет с жизнью,

А на кону судьба, оконченная тризной, —

Финал естественный, когда приходит срок.

А здесь? Когда еще не время и урок

Наш не окончен первый… и пока

Не ждем финала — перемены и звонка

На перерыв, антракт, на передышку…

Но жизнь уйдет, и смерть захлопнет крышку —

Ей (смерти) все равно и не нужны конфузы.

Кого приветствовать — что русских, что французов,

То попадающих под руку эфиопов —

Ей все равно, лишь приобнять кого-то

И проводить к паромной переправе.

А там монеты две — и вновь назад,

Туда, где можно лгать и править

Свой черный бал — на людях… и приват.

Как в домино — две краски маскарада

И на земле рисуют круги ада,

Где мерзости отчетливо видны

Во всех кровавых «подвигах» Войны…

Вот взрыв — и юноша упал, во взоре страх,

Мгновеньями бегут сюжетов вспышки.

А сколько их… О, бедные мальчишки…

Между прологом с эпилогом — боль и прах.

Ну все — с Войной понятно стало,

Хотя бояться мужу не пристало —

Но не она для нас пристанище души.

Нам Мир с любовью будут идеалом.

О Мире и любви скорей пиши —

Без взрывов, стонов… в неге и тиши…

Так хочется на юность посмотреть…

На молодость в наивной страсти первой.

А самому красиво постареть,

Не поклоняясь ни Аресу, ни Минерве.

Стремление к полету, вере, чистоте —

Вот то, о чем поют писатель и поэт.

О нежности, душевной теплоте

Мечтают воин, пацифист, эстет…

А первый бал Наташеньки Ростовой!

Что лучше для сюжета для простого?

И первый поцелуй, и детские желанья:

Улыбки, танцы, девичьи мечтанья…

В любви, Войне есть общее — экстаз!

Но если первая есть жизни продолженье —

Стремленье к идеалам, чистоте,

Искусству и природной наготе…

То во второй… от идеалов отрешенье,

Души падение и саморазрушенье,

И в этом убеждались мы не раз!

Война и смерть как сестры, две подруги.

Когда я в церкви на венчание смотрю —

То понимаю, что нас движут к алтарю

Любовь и Мир — в гармонии… на пару.

Война ж нам дарит ненависть, отраву,

Озлобленность, пороки и недуги.

Что автор нам дает, во что он верит сам?

Какие движут им подспудные идеи?

Иль только образы и темы им владеют

И все расписано по планам и часам?

Довольно… все уже предельно ясно:

Есть Мир, в котором жить непросто, но прекрасно,

И есть разлучница-могильщица Война,

Что с чертом под руку… и с ним обручена!

«Бежишь навстречу пробуждающемуся рассвету…»

Бежишь навстречу пробуждающемуся рассвету,

Волосы по плечам пополам с ветром.

Руки, как крылья, распахнуты в стороны,

Земли касаясь едва — паришь,

невесомая…

С улыбкою легкою, чистою, как первоцвет.

И танцуешь, и смеешься, и счастливее нет

На земле. И даешь остальным света лучик,

А сама — отражение солнца, и даже лучше,

Ярче, потому что живая и радуешь.

И вселяешь надежду, и собою облагораживаешь.

И поешь, и раскрываешь чистую душу,

Разбиваешь преграды и темницы рушишь.

Пустоту содержанием наполняешь и смыслом.

Там, где еще не зажглось, — даришь искру.

Мгновение — и очищающее пламя,

Огонь, сжигающий недоверие между нами…

И любовью греешь, и ободряешь сердца,

И зарождаешь жизнь новую в продолжение

цикла земного и природы движения.

И все по кругу, и снова,

и без конца…

Но ведь это и есть

вечность и воля Творца.

И не надо искать лучшего определения

Тому, как природа с чудом повенчана.

А итог? А итог — это она, Женщина!

«Обычный прожит день очередной…»

Обычный прожит день очередной —

Сижу и на столе расслабил руки.

Мне что-то говорят и просят внуки…

Бурчит кипящий чайник за спиной.

И лампочка в разбитой старой люстре

Трещит, мигая светом надо мной.

Все так идет неспешно и покойно,

Размеренно и с чувствами в ладу.

Почти ничто меня не беспокоит,

Ну разве иногда за ерунду

Сорвешься криком и поймешь,

что зря…

Переживая и себя коря

За старческую вспыльчивость и

строгость,

А видя детскую обиду, страх и робость,

Себя винишь и знаешь наперед:

Все позабудется, как раньше,

вновь придет

Забота, и любовь, и трепетная жалость,

И понимание, что, может быть, осталось

Не так уж много дней, отпущенных тебе,

Подаренных, расписанных в судьбе

По строчкам, по мгновеньям мимолетным,

И «точно в яблочко», и промахам бессчетным,

Которых не исправить, не восполнить…

И каждый миг об этом надо помнить.

«Поэзия как зеркало души…»

Поэзия как зеркало души —

Ей не нужна молва аудиторий,

Общенье, книги, пестрота историй…

Услышал — если сможешь, напиши.

Образование Есенина — семь классов,

И Пушкин аттестатом не блистал,

В ученье Маяковский не был асом,

А Бродский, не осилив восьмилетку,

Одет во фрак и белую жилетку,

В Стокгольме с блеском лекцию читал

Как лауреат словесности изящной.

Так, значит, дело не в учебе зряшной,

Феномен в чем поэта — подскажи:

В начитанности, света предпочтеньи,

Ведь точно не в зубрежке и ученьи.

А может, в состоянии души?..

В незримом, чутком, остром восприятии

Того, что неподвластно общей братии,

Весь интерес которых в прибылях лабазных?

А здесь — и легкость, и особенность ума,

И тонкость мыслей, чувств разнообразных,

А может, здесь виновница она —

Та женщина — любовь, подруга, муза,

Которой, кажется, поэт любезен стал,

С которой он взойдет на пьедестал

Иль будет мыкаться и станет ей обузой…

Не знаю, и не подскажет вам никто,

За что боготворим и любим их…

поэтов:

За жертвенность, за ранние уходы,

За неуменье жить, терпеть невзгоды…

эстетов.

За то, что пишут до петли, до выстрела в висок,

На дюйм от смерти и на волосок.

Их любят женщины, за ними ходит слава,

Но это все пустое — суета, отрава!

Со временем вскипит и выйдет боком.

Так популярность нам грозит уроком:

Дороже уваженья, денег, криков «Браво!»,

А муза как пришла любовницей, забавой —

Так и уйдет, оставив вас ни с чем.

Ну, разве несколько томов помогут тем,

Кто прочитает, — вас понять и оценить,

И струн аккорд прощально отзвенит…

Перекресток

Сижу и пью свой чай… с моим вареньем.

Идет мой снег, идет моей зимой…

И я пишу… свое стихотворенье,

И небо личное с оранжевой луной,

И кружат вихрем рифмы надо мной,

А на душе тепло… и настроенье —

Совсем как позднею и ласковой весной

Иль ранним и еще нежарким летом,

Когда стоишь на берегу раздетым,

Зажмурившись, а крыша над тобой

Как будто перевернутое море,

Голубизной безбрежною манит,

Играет и тихонечко шумит…

прибоем —

Мерно подгоняя облака,

А чья-то легкая и добрая рука

Мазками редкими картину поправляет —

Рисует формы, тени направляет…

с любовью.

На фоне трагифарсов, революций —

Сижу и пью спокойно чай из блюдца.

У них бардак, замены конституций…

Встаю, взял шляпу и пиджак —

Снег хлопьями валит и, за окном кружа,

Проносится — как в пачках балерины,

В салопах и воздушных пелеринах…

Я знаю, будет все: спокойствие, тревога

И боль потерь, паденье, перемога…

Вот кто-то за поэтом повернул

Конец ознакомительного фрагмента.