Глава пятая
Катя поднялась наверх, позвала всех к ужину. Через несколько минут спустился заспанный и встрепанный Валерий, одетый в плохо сидящие на нем джинсы и футболку кальсонного цвета, а немного погодя, в гостиной появился Николай Иванович в дорогом спортивном костюме. В приглушенном свете бра и подсветки на высоком потолке он казался гораздо моложе своего возраста. Ксения опять подивилась, как меняется его лицо, когда узкие губы раздвигаются в улыбке. Сразу исчезает брюзгливое старческое выражение, и Николай Иванович на глазах волшебно молодеет.
Это, наверное, потому что зубы такие молодые, ровные, белые. Надо, надо из оставшихся миллионов потратиться не на косметолога, а на стоматолога, — подумала Ксения.
––А Наталья Иосифовна? Позвать ее? — спросила Катя.
– — Она не будет ужинать, она устала и хочет полежать, — ответил Демченко.
Ужинали сначала молча, потом Светлана, горько вздохнув, сказала: «Леонид… Иванович вот такую пиццу «Четыре сыра» очень любил… Повисла неловкая тишина и, Ксения хотела уже сказать что-нибудь о погоде или ковиде, чтоб поддержать разговор, как вдруг заговорил Демченко. «Он вообще-то любил традиционную, простую русскую еду — щи да кашу.
–-Точно, — оживилась Светлана — еще студень любил и рыжики соленые
– — «Грибки с чебрецом, с гвоздиками и волошскими орехами. С смородиновым листом и мушкатным орехом», — добавил Демченко.
Светлана с недоумением уставилась на Николая Ивановича, а Ксения Петровна, узнав цитату из гоголевского текста, включилась в игру: «А как насчет коржиков с салом, пирожков с маком, с сыром, с урдою?»
–-Нет, Леонид их не очень жаловал, он, любил с капустою и гречневою кашею.
Светлана почти обиженно сказала — что за нелепости вы говорите, не ел Леонид пирожков с гречневой кашей.
– — Извините, Света, мы просто цитировали «Старосветских помещиков», — поспешила успокоить ее Ксения, отметив про себя это фамильярное «Леонид».
– — Гоголь вообще был кулинар отменный, любитель хорошо поесть и знаток еды. А названия блюд бывают такими интересными и могут многое рассказать о традиционной культуре того или другого народа — Демченко заговорил живо, увлеченно, даже Валерий, до этого сидевший с хмурым и сердитым видом, поднял голову и начал слушать с видимым интересом.
«Почему я решила, что Николай Иванович человек несимпатичный и высокомерный? Он настоящий харизматик и о своем предмете умеет так замечательно рассказывать. Недаром с лекциями по всем университетам мира разъезжает», — подумала Ксения.
Но импровизированная лекция была прервана появлением Мити с Василием, которые сразу схватились за пиво, весело переглядываясь.
«Нашли общий язык, — неприязненно подумала Ксения и ударила внука по руке, когда он потянулся за второй банкой пива.
– — Ну, бааб, — заканючил Васька
–-Все, Василий, и не начинай.
– — Лучше бы предложить «кислого молочка или жиденького узвара с сушеными грушами», — белозубо улыбнувшись, Демченко опять процитировал «Старосветских помещиков»
— А между прочим, — перевел разговор на другое Митя, — погода-то портится, все небо тучами затянуло.
–-Да, кажется, завтра шторм обещали, — включилась в разговор Виктория.
– — Ну завтра нам не до купаний и загораний. У нас поминки, — урезонила Катя. — Давайте все отдыхать, сегодня день был тяжелый и невеселый,
Все встали и, вразнобой поблагодарив хозяев, направились в свои комнаты.
Ксения с Катей поставили посуду в посудомойку, собрали в пакет банки и бутылки, и Катя с сыном поднялись к себе наверх. Ксении спать не хотелось, и она вышла на террасу.
Действительно погода резко изменилась. Ветер был сильным и холодным, небо затянуло тучами, а море рокотало неприветливо. Ксения уселась в шезлонге, слушая рокот волн и шум березовых крон, которые ветер трепал все настойчивей. Она принесла из гостиной плед, накрылась им, и, кажется, задремала.
Вдруг послышался грохот, крик, вернее даже вопль и потом чертыхание.
Ксения вскочила и побежала в дом. Из чрева гостиной раздавались стоны и оханья. От волнения Ксения не сразу нашарила выключатель, а, когда свет все же удалось зажечь, то открылась странная картина. Внизу под лестницей сидел Васька, держась за ногу, охая и неприлично матерясь, рядом лежала глиняная девушка с бедром, но без головы, а чуть поодаль застыла, прижав ладонь ко рту Наталья Иосифовна.
– — Что здесь происходит? — взревела Ксения.
– — Не знаю, баб, — я заснуть никак не мог, на улицу поперся, наткнулся на кого-то в темноте, а тут эта баба с горшком на меня шандарахнулась. Я едва успел отскочить и ее оттолкнуть — сказала Васька, указывая на все еще молчащую и зажимающую рот блондинку в светлом спортивном костюме. — Но по ноге мне эта баба горшком захерачила.
Ксения присела, осматривая Васькину ногу.
– — Да вроде ничего страшного. Это вы с отцом ее так халтурно закрепили на подставке. — Ничего не халтурно, фазеру его коллега какой-то супер клей подарил, мы на него тетку приштырили, она стояла, как это — непоколебимо, вот!
– — Но вот поколебалась — таки, — констатировала Ксения. — Наталья Иосифовна, а вы как?
– — Я в порядке, — ответила та, не отрывая ладони ото рта. — Все хорошо, спасибо.
– — Ну давайте спать, а я тут все в угол задвину, а завтра разберемся. Ты, Вась как, можешь идти?
– — Да вроде могу, — Василий встал и, припадая на правую ногу, начал подниматься по лестнице.
– — А вы, Наталья?
– — Да-да, я сейчас пойду к себе, не беспокойтесь.
Ксения, посмотрев на стоящую возле лестницы невредимую Наталью, подумала, что внук нуждается в ее помощи больше, и пошла вместе с прихрамывающим и театрально стонущим Васькой вверх по лестнице.
– — Когда пойдете к себе, погасите свет, — попросила она Наталью.
–-Свет в гостиной погас в тот момент, когда Ксения открывала дверь в свою комнату, но шагов на лестнице в правом крыле она не услышала. Она улеглась в постель, но еще довольно долго ворочалась с боку на бок, прилаживая подушку поудобнее, прислушиваясь к звукам ночного дома, и ей мнился скрип половиц, шарканье ног, тиканье часов. «Парки баьбе лепетанье, спящей ночи трепетанье, жизни мышья беготня».
