Избушка на краю омута

Полина Луговцова, 2019

Победитель XI ежегодного литературного конкурса "Новая книга" 2020 г. в номинации "Мистика. Хоррор. Саспенс", 2-е место. Камышовка – опустевшая деревушка в сибирской глубинке. Говорят, жители ее не разъехались в поисках лучшей жизни, а сгинули. Незримое зло, поселившееся в тех краях, год от года пожирало несчастных, и теперь ему нужны новые жертвы. Но, кажется, кто пойдет по доброй воле в такое гиблое место? А ведь идут. Есть для того приманка – многие знают, что еще в давние времена спрятан в той глуши клад хана Кучума – несметное богатство. Только не знают, что не смогут просто так взять сокровище, есть у него хранитель – тот, кто и пригласил темные силы клад Кучума стеречь.

«Меркнет даже солнца свет в блеске золотых монет…»

Раиса распустила волосы и посмотрела на себя в зеркало. Раньше смоляные волны, обрамлявшие лицо, ее очень красили. Но не теперь. С возрастом щеки обвисли, от носа к уголкам губ протянулись некрасивые складки. И хотя волосы ее были так же густы и красивы, она прятала их, скручивая в узел на затылке. Постаревшее лицо они не спасали, а наоборот, словно подчеркивали увядание. Давно бы остригла, если б не Ленька. Он ей не разрешал. Ленька был моложе на пятнадцать лет, и она не понимала, почему он вообще обратил на нее внимание. Молодой тридцатилетний парень — такие теперь были в селе большой редкостью: все старались уехать в город. А он остался. Устроился электриком. Зарплата маленькая, чуть больше, чем сама Раиса получает на почте. Но зато «левый» заработок есть, и немалый. Правда, платят не всегда деньгами. Дают, кто чем богат: молоко, мясо, мед, варенье. Он все берет. Добрый. И делает на совесть, от души: не только розетки-лампочки, а еще и гвоздь прибить может, дров наколоть, огород вскопать — в общем, на все руки мастер. Для Раисы, муж которой сам ничего делать не умел, да и не хотел, Ленька был просто палочкой-выручалочкой. Часто приходилось его приглашать. Однажды заработался парень у них допоздна, а идти в другой конец села. Он на велосипеде быстро бы добрался, а тут дождь… Ну, не выгонять же на улицу человека? Остался Ленька на ночь, и с тех пор закрутилось у них. Муж, тот ничего и не понял, а в селе-то сразу все узнали. У местных жителей нюх на такие вещи. Раиса по улице шла и чувствовала, как ее из каждого окна взглядами сверлят. А уж обсуждали-то как! Наверное, мозоли на языках повздувались! «Гляньте на нее, при живом-то муже любовника завела! Да кого! В сыновья ей годится!» — шептали вслед. Ну и что? Мужу донести все равно не осмелятся. А и скажут, ему, поди, все равно: давно ее не замечает, а если и смотрит, то будто на муху назойливую, случайно в дом залетевшую. Ему бы на диване лежать и в телевизор пялиться. Лодырь, присосался к ней, как пиявка. Живет на всем готовом, палец о палец не ударит. Ест да спит. И выпить любит — на ее, между прочим, денежки. Тоска, а не жизнь была у Раисы до Леньки, а теперь новыми красками заиграла. Любовь вспыхнула. Ленька такие слова ей говорил, каких она раньше в жизни не слышала. Теперь, когда красота ее поблекла и скукожилась, она вдруг ощутила себя любимой, как никогда прежде и щедро благодарила своего воздыхателя. Чуть не всю зарплату ему отдавала. Эх, были б деньги, уехала бы куда-нибудь из этого прокисшего села, улетела б вместе с Ленькой на море, на заграничный курорт, какие в рекламе по телевизору показывают! Забыла бы опостылевшего мужа и двуличных соседей, которые в глаза улыбаются, а повернись к ним спиной, и у них яд с языков капать начинает. Вот бы они с Ленькой зажили! Дорогие отели, пляжи, бары-рестораны… Сказка!

Раиса вдруг снова вспомнила письмо странного старика, прочитанное вслух Светкой, с которой они вместе на почте работали. Почему-то оно запомнилось ей — особенно те слова, что были звездочками отмечены. Интересно, зачем старик их так выделил? Уж неделя с тех пор прошла, а письмо из головы не выходит. Странное такое! Она снова повторила слова, выученные наизусть: «Ясно. Зной. Невмоготу. Аритмия. Юность где? Давно еле корячусь. Лечусь атварами. Думаю когда уже чтоли умру. Маленько асталось». Раиса запомнила даже ошибки, сделанные дедом в помеченных звездочками словах. Вдруг это неспроста? Похоже на ребус. Что-то в этом есть. Какой-то секрет, она подозревала. Было у нее шестое чувство, в которое она верила, как и у сестры ее старшей, Алевтины. Это у них наследственное. Но только по сравнению с сестринским даром Раисе лишь крохи достались — так, чуть сильнее развита интуиция, чем у обычных людей. Ничего сверхъестественного. А вот сестра, та прямо ясновидящая. Всегда все про всех знает, но никого не осуждает. Добренькая. Раиса ее недолюбливала: слишком уж правильная, просто святая. Рядом с нею она особенно остро ощущала собственное несовершенство, хотя та никогда ее ничем не попрекала, на путь истинный не наставляла и даже любовную интрижку с Ленькой не упомянула ни разу! Но глаза у нее, господи… Глянет, и душу щиплет, будто крапивой ожгло. Раиса и сама знает, что живет дрянной жизнью, неправильной. Дочку родила, да отказ в роддоме написала. А как растить дите, когда муж-инвалид на шее? И вообще, зачем они, дети? Смотрит Раиса, как другие бабы своим детям жизнь посвящают, последнее отдают, а те вырастают — и поминай, как звали. Оперятся да упорхнут, а они, матери, к тому времени старухи уже, никому не нужные, даже собственным мужьям, потому что пока все внимание и любовь детям отдавали, тем не доставалось ничего, и они отвыкли. Не надо им теперь ни любви, ни заботы. А кому надо, те в другом месте нашли. Так-то вот. Жизнь, однако, один раз дается. Раиса считала, что эту ценность не стоит разбазаривать. Но стоило глянуть Алевтине в глаза, и сразу начинали ее мучить мысли о собственной никчемности. Вроде, хорошая сестра, добрая, но Раиса избегала ее.

«Но что же там с этими мечеными словами? — продолжала она ломать голову. — Что же в них спрятано? «Ясно. Зной. Невмоготу. Аритмия. Юность где?» Кто так пишет письма? Чушь какая-то!» И вдруг ее осенило. Раиса схватила карандаш, валявшийся на туалетном столике среди кучи расчесок и помад, взяла газету и принялась писать на полях первые буквы из каждого слова. Получилось: «ЯЗНАЮ». Сердце подпрыгнуло и заколотилось, как бешеное. Что-то интересненькое вырисовывается! Продолжила: «ГДЕКЛАД». Ух, ты! И что дальше? «КУЧУМА». «Ах ты ж, боже мой! — Она даже карандаш выронила, уставившись на получившуюся запись. — Вон оно что! Клад Кучума!» Уж про этот клад в селе не говорил только немой, а не слышал только глухой. Давно слухи ходят, что в окрестных лесах зарыты сокровища татарского хана. Несметное там богатство. Но никто не знает, где. А старик-то, выходит, знает! Вот хитрец! Вот почему живет отшельником в заброшенной деревне! На золоте сидит! Внучку хочет секрет сообщить, все пишет, пишет, и без толку. Не едет внучок. Или дед совсем адреса не помнит, или внучок его тупой, как бревно. А она, Раиса, совсем не дура, если ребус его сумела разгадать. Конечно, может быть и так, что дед просто из ума выжил, но интуиция, которая ее никогда не подводила, подсказывала, что письмо это — не бред, не пустышка. Есть клад. Вот только как сделать, чтоб дед ей место это указал? С чего бы старику с ней тайной своей делиться? Что ж придумать такое? Как выспросить? Ведь не скажет по своей воле. А что, если прокрасться незаметно к деревне да затаиться, понаблюдать? Выждать? Так она сможет узнать, в какой избе живет старик. А потом дождется, когда тот отлучится куда-нибудь — ну… ходит же он охотиться, рыбачить, да или просто по нужде выйдет, — а она в избу прошмыгнет и пошарит там… Наверняка где-то близко к себе дед хранит сокровище. А если не найдет ничего, так еще понаблюдает. Рано или поздно пойдет старик свой схрон проверить, так и выдаст ей заветное место. Вся эта затея, конечно, рискованная… Но даже если обнаружит старик ее присутствие, ведь не убьет же? Может быть, даже сжалится, поделится золотишком… А ей много-то не надо. Она б взяла монеток и колечек, сколько войдет в косынку, чтоб узлом завязать, и все. Хватило бы всю оставшуюся жизнь прожить в достатке. С Ленькой.

Раиса прикинула, когда сможет отправиться в Камышовку. Получалось, что можно и завтра, прямо с утра: как раз выходной. Страшно, конечно. Дорога сквозь лес дремучий. Но ведь есть, ради чего рисковать. Решила, что прихватит мужнино ружье, которое давно висит в сарае без дела. Ни разу не выстрелило. Теперь может понадобиться: волков отпугнуть, если что, или медведя. С ружьем-то не так страшно. Правда, бабки местные болтают про нечисть, которая вокруг мертвой деревни водится. Ну, на то они и бабки, чтоб болтать. «Решено, спозаранку пойду, — подумала Лариса. — А Прохору скажу, что у сестры побуду, на огороде помогу. Он все равно проверять не станет, хоть и знает, что отродясь такого не бывало, чтоб я в гости к сестре ходила, да еще помогать».

Уже засыпая в своей одинокой спальне, в которую муж уже несколько лет не заходил, Раиса представляла, как с тяжелым тугим узлом побежит сквозь лес, к своему селу, мимо родного дома, в другой конец длинной улицы, к Леньке, как вытряхнет богатство к его ногам, как он вначале ошалеет, потом обрадуется, кинется к ней с поцелуями, на руки подхватит, закружит, засмеется счастливым красивым смехом. А потом они сразу уедут, ни на минутку не задержатся. Подальше отсюда, в новую жизнь, где ей не придется просиживать на почте, маясь от скуки, или ковыряться в огороде, а Ленька не будет больше крутить педали велосипеда и возиться с проводкой. Вместо этого они станут кататься на дорогом автомобиле по улицам города, заезжая в лучшие рестораны и модные магазины, а как надоест, улетят в самолете на белые пляжи с пальмами и будут нежиться в щедрых лучах южного солнца, лежа в удобных роскошных шезлонгах, и пить экзотические коктейли через изогнутые трубочки. Раиса даже заулыбалась, а потом вдруг откуда-то выскочила противная мыслишка, испортившая медовую сладость дегтярной горечью: муженек-то ее, Прохор, наверное, и не заметит ее отсутствия, пока соседи не хватятся и не спросят, куда это вдруг подевалась его благоверная. Да и обязательно добавят, что и Леньки след простыл.

До самого рассвета Раиса так и не уснула, лишь подремала немного. От предвкушения предстоящего приключения не получалось расслабиться. Поэтому, лишь небо слегка посветлело, поднялась и начала собираться. За стенкой храпел Прохор, а значит, не слышал скрипа половиц, шелеста полиэтиленовых мешочков и хруста фольги, куда она складывала бутерброды. Уйти удалось незаметно. Раиса на мгновение замерла на пороге, прижимая к груди корзинку, будто пытаясь остановить выпрыгивающее наружу сердце, и, собравшись с духом, шагнула в мокрую от росы траву. Проследовала вдоль некопаного огорода, пару раз оглянулась на входную дверь, боясь, что Прохор выглянет и крикнет, куда это она понеслась, в такую-то рань. Может быть, где-то в глубине души она этого даже хотела, просто, чтобы он хоть раз о ней побеспокоился. Но нет. Дверь оставалась неподвижной. Из окон никто не смотрел. Раиса осторожно откинула засов на калитке и протиснулась в узкий проем, стараясь не распахивать ее широко, чтоб не взвизгнули ржавые петли. Притворила за собой неплотно, чтоб не лязгнула задвижка, и засеменила сквозь утренний туман по улице вдоль кособоких изб, уставившихся на нее немытыми стеклами. Отрезок пути до окраины был самым неприятным. Раиса будто чувствовала пронизывающие соседские взгляды, устремленные ей в спину, будто слышала их неодобрительный шепот: «Куда это она пошла с корзинкой? По грибы? В пять утра? В мае? Когда еще даже земляника не поспела?» Поминутно оглядываясь, Раиса бесшумно, но быстро продвигалась вперед. Вдруг она действительно услышала шепот. Остановилась, прислушалась. Различила два приглушенных голоса, мужской и женский — недалеко. Но не разобрать, что говорят. Прошла еще немного, снова встала, навострившись. Теперь лучше слышно. Звук поцелуя! Интересно, кто это там милуется и шепчется? И где? Не иначе, у Светкиного дома. Да не Светка ли это там, у калитки, стоит? Ее кудри желтые виднеются. И фигура похожая — зад, точно корма у баржи. Светка это, так и есть. Но с кем же? Не муж ее, другой мужик. И тут обомлела Раиса, аж ноги подкосились: узнала Леньку своего, и от слез в глазах защипало. Стоит, со Светкой обнимается! А ведь еще только вчера ее так же обнимал, точно так же плечи поглаживал. Ах ты, кобель шелудивый! Ах ты, паскуда! Первый порыв чуть было не толкнул Раису броситься на разборки и учинить скандал, но она вовремя сдержалась, вонзив ногти в ладони. Нет уж! Еще не хватало, все село сразу узнает о том, что они со Светкой мужика не поделили! После такого пальцем начнут показывать. Одно дело, судачат, что у нее любовник есть, этим Раиса даже гордилась. Другое дело, выяснится, что любовник-то не только к ней, а и по другим избам шастает. И что она за него еще и в драку лезет. Сразу в посмешище превратится. Так не пойдет! Раиса отступила к краю дороги, пригнулась, скрывшись под нависшими ветвями рябины, затаилась. Снова раздался влажный чмокающий звук, от которого ее передернуло. Вот же тварь эта Светка! И куда ее муж смотрит?! Дрыхнет, наверное, так же, как ее собственный, пьяные сны досматривает. А Ленька-то каков стервец! Ишь, и тут пригрелся! Чем она его приманила-то? Не красотой же. Денежкой, не иначе. Наконец, Раиса услышала шаги. Мимо нее проследовали Ленькины ноги в кирзовых сапогах, и раздалось тихое бряцанье запираемого засова Светкиной калитки. Разошлись, наконец! Раису душили слезы, и она даже о кладе забыла, ошарашенная разоблачением своего ненаглядного. Некоторое время сидела на корточках под кустом, размазывая текущие по щекам ручейки. Но солнечный луч восходящего солнца заглянул в ее убежище и будто поманил. Она выбралась на дорогу и припустила бегом, чтоб поскорее добраться до леса, стоящего стеной за селом.

В березовой роще, наполненной утренней прохладой и птичьим щебетанием, Раисе вдруг полегчало. Она остановилась, обняла белый ствол в черных бороздках и почувствовала, как к ней возвращается способность мыслить. Ленька, конечно, подлец, но уж больно она к нему прикипела. Просто так Светке не отдаст. В селе бабка одна живет, намертво привороты делает. Раисиного мужа приворожила, вон, до сих пор дома сидит, на других баб даже не смотрит. Правда, и на нее тоже. Но ведь не гуляет же! С ней живет! И Леньку приворожить надо. Тогда про Светку он и думать забудет, никуда от Раисы не денется. Правда, бабка та берет дорого, знает, что лучше нее никто не колдует. За мужа Раиса ей тогда приличные деньги отвалила. Теперь у нее столько нет. Все до копейки любовничек выманил, то, что от Прохора спрятать удалось. Ну, если только повезет золотишком разжиться, то и бабке будет чем заплатить. Так что нечего ныть, надо вперед топать, ковать свое бабское счастье! И Раиса, подхватив корзинку с едой, направилась дальше.

За светлой рощицей открылось просторное зеленое поле, а дальше угрожающе темнел хвойный лес. От него веяло страхом даже издали. Раису бросило в дрожь от мысли, что ей придется войти в него. Ей туда совсем не хотелось. Она любила свет и солнце, простор и освежающий ветер. Дремучих лесов избегала, особенно этого, сквозь который шла дорога на Камышовку. За всю свою жизнь она каких только страшилок не выслушала о нем! Теперь вот проверит, правда ли то, что болтают в селе. В народе говорят, дыма без огня не бывает. Наверное, и впрямь нечистая сила обитает в лесных дебрях. Но ведь как-то же ходит старик из Камышовки, и ничего с ним не случается. Даст Бог, и с ней не случится.

Раиса вздохнула, глядя на пышные сосны, сцепившиеся друг с другом мохнатыми лапами, будто заслоняясь от солнечного света, перекрестилась и решительно нырнула под колючий полог, тотчас оказавшись в прохладном сумраке. Как-то неожиданно резко смолкли звуки. Вот ведь странно: еще два шага назад ее окружал стрекот кузнечиков и птичий щебет, а теперь воцарилась тишина — такая давящая и зловещая, что сердце в пятки ушло. Раиса сделала еще один шаг и вздрогнула от оглушительно захрустевшей под ногой сухой ветки. Звук был похож на выстрел и прозвучал гулко, как в колодце. Она испуганно оглядела неподвижные стволы сосен, бросила тоскливый взгляд назад, где в просветах между ветвями виднелся кусочек зеленого поля, снова тягостно вздохнула и, собрав волю в кулак, зашагала вперед. Сумрак сгущался вокруг нее с каждым шагом. Свет за спиной таял и вскоре исчез. Страх давил все сильнее. Казалось, что вокруг нее плавают странные тени, кружат, точно стая голодных ворон, выжидая удобный момент, чтобы наброситься. Раиса опустила голову и решила не смотреть по сторонам, тем более что ориентир — вот он, прямо под ногами. В траве то и дело выглядывали полусгнившие доски, едва заметные под слоем осыпавшейся хвои. Это была старая дорога. Раньше по ней в Камышовку можно было проехать на больших машинах — тракторах, комбайнах, грузовиках. Были времена, когда поля вокруг деревни засевались и обрабатывались, а затем с них собирали урожай. Это было давно. Уж лет двадцать, если не больше, никто дорогой не пользовался. Лес поглотил просеку, будто ее и не было. Затянул молодняком и кустами старые доски, которые теперь не облегчали путь, служили лишь указателями, метками.

В голову Раисе полезли жуткие байки о нечисти. В селе их любили рассказывать. Говорили, что бесовские отродья в разных обличьях являются. Это может быть черт рогатый с раскаленными углями вместо глаз, свиным рылом вместо носа, с копытами на козлиных ногах и длинным хвостом. Или леший — злой лесной дух, огромный и весь кривой, издали похожий на высохшее старое дерево, но, несмотря на это, резвый и юркий, ступающий незаметно по следам одинокого путника и загораживающий дорогу так, чтоб тому непременно пришлось бы свернуть с натоптанной тропинки. Леший может долго оставаться незамеченным, находясь прямо на виду. Медленно, но верно заведет в дебри нехоженые, да там и расправится. Душу высосет, а плоть звери дикие сожрут, и останутся в траве-мураве лишь белые косточки, которые никто никогда не найдет. Еще бывают кикиморы болотные, те обычно в топких местах водятся. Если грязь под ногами чавкает без дождя, жди беды. Появиться могут в облике знакомого человека, близкого родственника. Будут плакать, звать, умолять. Стоит лишь в глаза им глянуть — и все, конец. Не выбраться. Потому в глухих лесах лучше ни на чей зов не откликаться, даже если мать родная послышится. Но страшнее всех, говорят, водяной, болотный бес. Огромную силу имеет. Не дай Бог с ним встретиться — не уйти никак. Личины разные принимает. Красивым юношей может прикинуться или беспомощным стариком. Так заморочит, что и не поймешь, как попался на бесовскую уловку. А уж когда облапит, все безобразие его и проявится. Жуть такая, что от одного вида помереть можно! Однажды мужик один деревенский рассказывал, что еле ноги унес от страшилища болотного. Смеялись над ним, не верили. А он в ту же ночь помер. Медики сказали, приступ сердечный случился. Вот так! Водяной то был или нет, а что-то бедолагу до смерти испугало.

Конец ознакомительного фрагмента.