Картонные стены

Полина Елизарова, 2021

В романе «Картонные стены» мы вновь встречаемся с бывшим следователем Варварой Самоваровой, которая, вооружившись не только обычными для ее профессии приемами, но интуицией и даже сновидениями, приватно решает головоломную задачу: ищет бесследно исчезнувшую молодую женщину, жену и мать, о жизни которой, как выясняется, мало что знают муж и даже близкая подруга. Полина Елизарова по-новому открывает нам мир богатых особняков и высоких заборов. Он оказывается вовсе не пошлым и искусственным, его населяют реальные люди со своими приязнями и фобиями, страхами и душевной болью. Для Самоваровой этот опыт становится очередным испытанием, нарушающим хрупкую гармонию ее личной жизни. Алкоголизм, эгоизм, одиночество, манипуляция чувствами ближних – с этими вполне реальными демонами, столь знакомыми многим, приходится столкнуться бывшему следователю Варваре Сергеевне Самоваровой, которая и сама переживает непростые времена. В романе ярко и эмоционально выписана история давнишней, выжигающей все вокруг себя страсти. Могла ли такая страсть довести до преступления? Или все обстоит гораздо проще, и исчезнувшая – женщина с расшатанной психикой, которой место в психлечебнице?.. Все это – в новом психологическом триллере Полины Елизаровой «Картонные стены».

18

— Михалыч, у вас перекур-то намечается?

Восседавшая на лавке Жанка, демонстрируя неожиданную гибкость полноватого, только на первый взгляд потерявшего форму тела, высоко и соблазнительно закинула ногу на ногу. Она была в ярко-зеленых лосинах, выставлявших напоказ все ее сочные прелести, само собой, курила, а на бригаду рабочих смотрела взглядом мультяшной, в нарядных бусах наседки, которую мамаша из соседнего загона попросила присмотреть за своими цыплятами. Варвара Сергеевна сдержанно улыбалась плоским, но бойким шуткам, которыми вот уже битых полчаса время от времени перебрасывались с Жанкой рабочие.

Распоряжайка, как накануне выяснила Самоварова, была южанкой, родом из Ростова-на-Дону.

Еще не барыня, уже не девка (все-таки в ее распоряжении отдельная комната большого дома), не совсем хозяйка, но и не обслуга, не юная дурочка, но далеко не старуха, Жанна бесспорно бередила не только мысли, но и плоть одичавших в мужском коллективе рабочих.

В ее же явно завышенном внимании прослеживался интерес к кому-то конкретному. Интерес совсем не такой, как к прорабу Ливрееву, — грузный, суетливый, с невысказанными претензиями и зудящей надеждой. Здесь скорее чисто бабское пустое кокетство: без смысла и цели, стервозное, но в своем роде очаровательное.

Варвара Сергеевна, следя глазами за стремительно перемещавшимся по участку Пресли, выжидала удобного момента для знакомства с бригадой. Валерий Павлович, все в том же дурном состоянии духа, остался в домике, сославшись на то, что ему нужно готовить какой-то доклад.

Наконец Михалыч, который с первого взгляда распознавался старшим в этой группе, гаркнул и сделал некий жест рукой, отмашку к перекуру.

Маленький кривоногий рабочий слез со строительных лесов, а сам Михалыч и еще один, молодой тощий парень, оторвались от своей работы — укладки камня на отмостку.

С любопытством покосившись в сторону летней курилки, где сидели Самоварова с Жанной, они развернулись и направились в сторону недостроенной террасы.

— Ребят! У нас вообще-то гостья! Неплохо бы подойти и поздороваться, — начальственным тоном закричала им в спины распоряжайка.

Михалыч остановился и, что-то прикинув про себя, не слишком охотно двинулся на зов. Двое других поплелись следом.

— Добрый день! — Самоварова привстала с лавочки.

— Варвара Сергеевна, да вы сидите, сидите! — тут же вставила свои «три копейки» Жанка и, как драгоценную тетушку, любовно погладила по руке, этим жестом словно усаживая ее обратно.

— Да насиделась уже, аж ноги затекли, — и Самоварова с улыбкой обвела глазами мужчин, в растерянности застывших у столика. — Давайте знакомиться, — обратилась она к ним.

— Иван Михалыч.

— Николай.

— Иван.

Последний, маленький и кривоногий, тот, что стоял на лесах, произнес свое имя тихо и скомканно, а затем быстро отошел за спины товарищей — вроде бы его тут и нет.

— Варвара Сергеевна — наша гостья… — с пафосом начала было Жанна, но вдруг осеклась и замолчала, не зная, как надлежит представить необычную гостью простому люду.

— Мы уже поняли, — с легкой усмешкой хмыкнул бригадир. — Добро пожаловать!

Усмешка, как поняла Самоварова, предназначалась распоряжайке.

— Ну че встали как неродные, курите, раз перекур! — И Жанка уселась обратно на лавку.

— Жанна Борисовна, мы уж лучше где привыкли, — подал голос молодой (Колян, как звали его товарищи) и махнул рукой в сторону террасы. — Там у нас и чайничек, и сигаретки.

Распоряжайка пожала плечами и взглянула на гостью — та ни на чем не настаивала.

Когда рабочие гуськом двинулись в сторону террасы, Жанна с едкой иронией бросила им вслед:

— Лучше им там… Ничего-ничего, прикрою я скоро эту лавочку! Терраса хозяйская, у Алинки на нее большие планы были, а эти все никак ее не доделают: типа некогда, типа в последнюю очередь. Распустила их Алинка! Где это видано, чтобы работяги, при живущих в доме хозяевах, чаи в принадлежащем им помещении гоняли!

— Вероятно, больше негде, — предположила Варвара Сергеевна.

«Ее бесит, что кто-то из этих трех отказался ей подыгрывать», — поняла она.

В этой короткой дурацкой сценке строители в грязной одежде выказали куда больше такта, чем претендующая на роль хозяйки распоряжайка.

— Что значит — негде? Шли бы в свой вагончик!

— А где он, кстати? — поинтересовалась Самоварова.

— А… В начале поселка бытовка стоит. Управляющий пока разрешает на ничейной территории, у леса, ставить бытовки для рабочих. А Алинка, представляете, им столы здесь по праздникам накрывала! — И Жанна раздраженно постучала наманикюренным пальчиком о чугунный стол.

— И Андрей это одобрял?

— Пф… Он же дома почти не бывает! Нет, эти посиделки проходили в его отсутствие.

— И для чего она это делала?

— Откуда я знаю? — пожала плечами Жанна. — По доброте души, имхо…

— Но вы ведь принимали в этом участие?

— Я?! А мне не надо ходить к народу. Я и есть народ! — театрально воскликнула Жанка и картинно насупилась.

«То ли она в детстве в школьном театре переиграла, то ли действительно считает, что так жеманно и неестественно должна вести себя хозяйка большого дома…»

— Но если вы отождествляете себя с народом, отчего ж вы с ним так разговариваете?

— Что вы имеете в виду? — вскинула свои густые черные брови распоряжайка.

— Я имею в виду, что вы не представили им меня, не сказали, кто я и зачем я здесь, — устало вздохнула Самоварова. Этот местечковый цирк стал уже надоедать. Видимо, прав Валерий Павлович: поездка сюда была ошибкой, и делать им здесь совершенно нечего. Только вот очень жаль хрупкую, с большими грустными глазами Алину. Варваре Сергеевне вспомнился портрет на стене и вдруг дико захотелось увидеть его вновь, в оригинале, а не на фото в своем айфоне.

— Я бы хотела сегодня же переговорить с вашими рабочими об Алине, — безучастным тоном продолжила Самоварова. — А вечером Андрей принесет… — с трудом подобрала она формулировку, — официальную историю своей жены.

— А моим словам вы, значит, не доверяете! — обильно накрашенное лицо Жанны, кажется, демонстрировало теперь обиду.

— Мне нечему пока доверять, — спокойно парировала Самоварова. — Вы дали мне очень мало информации.

Вчера распоряжайка сунула ей в руки записанный на клочке бумаги пароль от вайфая, который, с ее слов, она с трудом отыскала в большом доме, и после утреннего разговора с Валерием Павловичем Самоварова наконец подключила мобильный к высокоскоростному местному инету (билайновский в этой зоне постоянно зависал) и тут же глянула расписание ближайших «Сапсанов».

Будто считав, о чем она думает, Жанна в своей обычной манере резко сменила тон и, перестав выделываться, глубоко вздохнула:

— Варвара Сергеевна, миленькая вы моя, — заговорила она и впрямь как с любимой тетушкой, хватая Самоварову за плечо. В ее голосе сквозил неподдельный испуг:

— Мы же с вами хотим одного и того же… чтобы она нашлась. Вы спрашивайте, а я отвечу, если смогу. Просто Алинка действительно такая… Словно одна ее часть существует здесь и сейчас, а другая — в каком-то ином мире. При этом она, в отличие от меня и своего мужа, собранна и уравновешенна. Часто, при смене погоды, ее беспокоили скачки давления, в эти дни она могла подолгу лежать у себя. Но даже в такие моменты — а ведь от этого чертового давления каждый второй в этом сраном климате страдает! — мне казалось, что она врет…

— Она только здесь такая стала? — решив пока не отступать от выбранной тактики, равнодушно уточнила Самоварова.

— Нет. Я замечала и раньше.

— Раньше — это до Андрея?

— Да. Какое-то время мы вместе снимали квартиру. Но в последние дни в Алине появилось то, чего раньше в помине не было.

— И что же?

— Высокомерие! — не скрывая засевшей в ней обиды, взвизгнула Жанка. — Я вам говорила, она со мной в молчанку играла с вечера пятницы, а в воскресенье вообще меня послала!

— Погодите… Возможно, то, что вы приняли за высомерие, было связано с внутренней напряженной работой мысли.

Самоваровой необходимо было перво-наперво узнать подробную биографию пропавшей, а не опускаться до бабьих разборок из-за пропавших заколок и прочего житейского вздора.

— Когда вы снимали квартиру?

— Да какая разница! Пять лет мы вместе прожили, целых пять лет… А потом появился он, и мне пришлось съехать.

— Об этом позже. Как вы с ней жили?

— Хорошо, — Жанна теребила длинную веревочку-завязку от капюшона своего черного худи. — Случалось, у нас даже любовники были общие.

— Одномоментно?

— Конечно, нет! — глухо хохотнула распоряжайка. — Но… вы же понимаете, две молодые симпатичные девушки в большом и жадном городе… В тот период нам приходилось выживать. Это были мужчины ради…

Она явно не могла подобрать подходящий, по ее мнению, для ушей Самоваровой эвфемизм. Конец веревки уже дошел до колен, и она безжалостно за него дернула.

— Денег? — подсказала Варвара Сергеевна.

— Не совсем… Вы только не подумайте, проституцией мы не занимались! Ради поддержки, иногда просто ради фана.

От Валерия Павловича, который часто общался с сыном, Варвара Сергеевна переняла кучу молодежных словечек, и ей это нравилось.

Но слово «фан» ей прежде не встречалось.

— Не совсем понимаю, что это.

— Фан? Это молодость. А молодости свойственно особо не париться.

— И в этом ее преимущество.

Веревка вылезла из капюшона и оказалась в руках распоряжайки. С мольбой во взгляде Жанка покосилась на собеседницу.

И Самоварова ей подыграла:

— Представьте, я тоже была молода, а опрометчивые поступки совершаю и по сей день, — с иронией произнесла она. — Расслабьтесь, Жанна, не в моих правилах осуждать людей. Меня пригласили сюда, чтобы помочь, а не разоблачать ваше общее прошлое.

— Но вы же сажали людей в тюрьму?! — как будто внезапно опомнилась распоряжайка.

— Не я сажала, суд. Но вовсе не за фан.

— А за что?

— За нарушения закона, перечисленные в уголовном кодексе Российской Федерации.

— Ясно… А вы совсем не похожи на следователя. Я бы подумала, что вы из творческой интеллигенции — какой-нибудь ответственный редактор, решающий судьбы рукописей.

— В каком-то смысле мы все решаем чьи-то судьбы. А что касаемо меня, то я уже давно не следователь, а расследователь. — И Варвара Сергеевна улыбнулась своей коронной рассеянно-задумчивой улыбкой. — А сейчас вот пытаюсь писать роман.

— Вы очень интересный человек, — после паузы продолжила Жанна. Теперь она явно старалась подольститься, закрепиться в снова пойманной тональности общения. — Кстати, может, по кофейку, для связки слов в предложении? А еще лучше — по коньячку?

— Для коньяка рановато, а от кофе не откажусь.

— Тогда пойдемте в дом!

— Но у меня тоже кофе есть, а сегодня, благодаря вам, есть уже и чашки.

— Там ваш Валерий Павлович, и я ему явно не нравлюсь. Не обижайтесь, но у он у вас больно заумный. Ни слова, как говорится, в простоте… Мне сложно с такими людьми.

— Глупости. Хотя, как скажете, можно и в большой дом.

Этого Самоварова и хотела.

Жанна повела ее через террасу, на которой рабочие, допивая кофе, что-то негромко обсуждали.

На сей раз даже не взглянув в их сторону, распоряжайка приоткрыла дверь.

Отуда-то из глубины, видимо, со стороны центрального входа, послышался разговор.

— Я буду ждать маму здесь! — раздался тоненький упрямый голосок.

Ему что-то совсем тихо, так, что было не разобрать, отвечали.

— Нет! Я хочу здесь! Я не хочу наверх!

Жанна замешкалась на пороге.

— Что-то мало они сегодня погуляли, — оправдывающимся голосом обратилась она к Самоваровой, но лицо ее при этом потемнело.

По мере приближения вошедших голос мальчика становился все громче и истеричнее:

— Я тебя ненавижу! Я хочу ждать маму здесь!

И тут за спинами Варвары Сергеевны и Жанны, застывших у открытой двери на террасе, послышался жуткий грохот.

Маленький кривоногий дядя Ваня лежал на бетонном полу, похожий на пойманного в банку паука, и бился в конвульсиях. Лицо его исказила судорога, изо рта шла пена.

Михалыч схватил со стола ложку и ловкими опытными руками разжал товарищу маленький, неестественно красный рот.