ONTUDATLAN

Полина Воробьева, 2014

В недалеком будущем, где людей интересуют только компьютерные технологии и они даже не замечают приближения экологической катастрофы, на рынке мобильных приложений появляется ONTUDATLAN. Чудо-приложение, которое способно менять мысли и чувства людей. Оно вторгается в жизнь и простого ученого по имени Онту, который мечтает когда-нибудь встретить отца, бросившего его с матерью много лет назад. Но он даже и не подозревает о том, насколько тесно его судьба теперь будет связана с этим приложением и … с его отцом.

Глава 3

— Почему ты мне никогда не рассказывала об отце? Почему он уехал? — я пристально посмотрел в глаза матери. Они увлажнились, второй подбородок слегка подрагивал от волнения.

— Зачем бередить воспоминания о том, чего практически и не было?…

Она молчала. В этой гнетущей тишине я буквально слышал, физически сам ощущал, как встает камень у нее в горле и частыми становятся всхлипывания.

— Онту… ты пошел в отца. Такой же маленький компьютерный гений, как и он.

Она снова замолчала и затеребила в своих иссушенных старческих руках грязный носовой платок с вышитыми на нем инициалами.

— Твой отец всегда знал, что не хочет жить жизнью простого обывателя. Он в прямом смысле насмехался над большей половиной человечества, которая жила по древнему, как оно само, принципу: ты рождался, учился, женился, поступал на работу, заводил детей, работал на протяжении десятков лет и почитал за великое счастье поехать в отпуск раз в году, выходил на пенсию, еще неопределенное время прозябал в почетной нищете и умирал. А потом твои дети повторяли этот же круг: учились, заводили свою семью, заводили своих детей, которых по-человечески могли вывезти раз в год и т. д…. Еще до нашего с ним замужества твой отец поставил меня перед фактом, что наш брак ничего не поменяет в его жизни и если он посчитает нужным, он уедет от нас реализовывать свои амбициозные планы.

Мать примолкла и промокнула платком покатившиеся по лицу слезы.

— Ооо, амбиции у него лились через край. Это похоже на палку о двух концах. Представь себе человека, который обладает воистину гениальными способностями. И он знает о том, что ими обладает. В первом случае, он знает, что он гений, и трезвонит об этом всему миру на каждом шагу при каждом случае. До какого-то момента его готовы слушать и слушают: «Мол, о себе надо заявлять, все правильно делает». А потом наступает момент, когда гения становится много, его слов и требований становится слишком много. До того много, что все вдруг начинают называть его амбициозным глупцом, который может только хорошо и много говорить. Такого глупца излишние амбиции погубят, попридержи их при себе. Во втором случае, человек знает, что он гений, но он не хочет никому об этом говорить. До какого-то момента его увещевают в том, что излишняя скромность ни к чему, если есть дар — поведай о нем всем. А потом наступает момент, когда скромный гений, рогом упершийся в свою скромность, становится уже никому неинтересным, его быстро предают забвению. И в том, и в другом случае общество предает тебя забвению. Наверное, твой отец относился скорее к первой категории гениев. Не только его слова, но и выражение его лица, его поза и походка как бы говорили о его избранности. Сам он считал себя великим… Возможно, он был осведомлен о предстоящих событиях, поэтому в такой спешке собирался в Канаду. Это произошло незадолго до того, как были открыты границы государств, и мы вступили под правление Мирового Правительства.

Мать глубоко вздохнула. Каждое произносимое ею слово давалось с большим трудом. Голос подрагивал и начинал хрипеть.

— Сейчас мы живем в эпоху относительной стабильности, а тогда нам всем казалось, что наступил Последний день человечества. Одни страны только и ждали момента, чтобы открыть свои границы и пойти навстречу всеобъемлющей глобализации, другим эта затея встала поперек горла. Тогда страны Ближнего Востока пытались дать отпор и образовали собственную конфедерацию государств. Но она существовала недолго. Экономическое эмбарго, постоянный контроль и слежка на пограничных границах, дипломатическое отчуждение и многое другое привело к тому, что им пришлось сдаться… До них… и еще долго потом продолжалось массовое переселение народов… Мать хмыкнула.

— Половина населения одной страны, всегда считавшая, что жизнь в стране-соседе гораздо лучше ее, тут же устремилась туда, а половина населения страны-соседа — к ней. И им даже в голову тогда не закралась мысль о том, что теперь между ними с приходом новой власти не стало никакой разницы. Ни стало тех, кто был лучше и кто был худше…

Она устремила свой уставший взгляд куда-то в окно. Казалось, мать вспоминала и снова переживала в своей памяти события тех времен, тех страшных перемен, перед которыми их, таких юных и неопытных, поставила жизнь.

— С тех пор за все годы отсутствия мы не получили от него ни одной весточки. Мои родные, его родные, все мы безуспешно пытались его найти, куда-то писали, чего-то ждали, на что-то надеялись. Потом нам это надоело. По какому-то негласному и одновременному решению мы сошлись на том, что нам гораздо проще и удобнее считать его просто без вести пропавшим. Я не говорю сейчас о смерти. Нет. Такой человек, как твой отец, не мог просто так умереть или погибнуть. Он живой, только где-то не здесь, где-то там, о чем мы не имеем ни малейшего понятия…

Ее слова угодили мне прямо в сердце. Я сидел и весь кипел. Нет, я не осуждал ее, хотя, мне кажется, мог бы. Выходя замуж, она сама пошла на такое потенциальное одиночество, и стоило только наступить этим самым условиям, как она довольно скоро отказалась от мужа совсем. Я очень хочу, чтобы она не была одинока, но и сам не в состоянии сгладить этого чувства…

— Онту… милый… если бы мне даже сказали, что твой отец спустя столько лет где-то рядом со мной, и я могу его увидеть, я бы отказалась от этой возможности. Мое сердце с таким трудом затянулось за эти годы, что дырявить его снова я не нахожу нужным, да еще и на старости лет. Я наконец-то повзрослела и стала эгоистичней.

Она глубоко вздохнула.

— Но у меня есть ты… — она взяла мою руку в свои и грустно улыбнулась, — я никогда не стану осуждать тебя за то, что когда-нибудь, вдруг, ты решишь его найти. Только меня с тобой не будет.

— Я даже никогда не думал о том, чтобы его искать… Я потупил глаза в пол и почесал затылок. Я чувствовал себя еще более раздавленным, чем когда вышел из рабочего офиса.

— Боже, сынок!!! Прости свою глупую мать. Наверное, все женщины с возрастом становятся болтливыми и нравоучительными. Но я ни в коем случае не хочу тебя ничему учить, ты уже слишком взрослый мальчик для этого, — она крепко сжала мою руку в своих руках и поцеловала ее, — лучше расскажи, что за день сегодня был у тебя. Мне показалось, или ты сегодня сильно не в духе?

— От тебя ничего не скроешь. Да.

Она пристально вглядывалась в меня.

— Просто я не люблю сюрпризов мама, а из сегодняшнего сюрприза может выйти история.

— Ты можешь подробнее рассказать?

— Да так… необычное деловое предложение с необычным продуктом и необычным клиентом…

— Тебе не кажется, что слишком много необычного на один сюрприз?

— Кажется, но я уже ничего не могу изменить, — я, в свою очередь, сжал ее руку.

— Будь осторожен, Онту.

— Да, да, мама… я крепко ее обнял. — Мне пора идти.

— Конечно… подготовь мне только таблетки и, если не сложно, сделай бутерброд с ветчиной, я немного проголодалась.

Я встал и пошел на кухню. Через минуту оттуда послышалась ругань.

— Что случилось? — мать передернулась в кресле.

— Да так… палец слегка порезал, — я подошел к ней с тарелкой в одной руке, порезанный палец другой руки при этом держал во рту.

— Ровным счетом ничего не изменилось, — мама улыбалась доброй и искренней улыбкой, — в детстве я от тебя завязывала все шкафы, чтобы ты случайно ни на что не напоролся, и мой взрослый мальчик все равно находит острые углы.

— Мама… — я невольно улыбнулся.

— На, возьми… — ее лицо стало серьезным, и она протянула мне свой носовой платок с вышитым на нем инициалами, — боюсь, что сейчас я не найду тебе ни пластыря, ни бинта. Перевяжи хотя бы им.

— Аххх, с кем не бывает. Мне просто нужно отдохнуть.

— Конечно, иди.

Я оставил ее сидеть на диване с подогнутой под себя одной ногой. Гостиная быстро уходила во мрак приближавшейся ночи — на улице вечерело.