Когда я пишу

Полина Албахтина

Предлагаемый вашему вниманию сборник включает в себя 92 рассказа 35 лауреатов Международного литературного конкурса короткого семейного рассказа «Мы и наши маленькие волшебники» 2020—2021 гг. Читайте эти рассказы, и они согреют Вас! Читайте их своим детям и внукам, а ещё лучше пишите вместе с ними и присылайте свои произведения на наш конкурс! Ведь ничто так не объединяет различные поколения, как совместное творчество и общие воспоминания!

Бабкин Геннадий

Сашенька

Во втором классе я сильно заболел пневмонией и меня положили в детскую больницу. Палата, куда меня определили, была маленькой, в ней стояли всего две кровати. Моя была с тумбочкой и находилась у окна. На другой, в углу, под капельницей лежал мальчик лет пяти…

…Едва за медсестрой закрылась дверь, я вылез из-под одеяла и сел к нему на кровать.

— Привет! Как тебя зовут?

— Сашенька.

Мальчик с любопытством разглядывал меня.

— Ну что, дружить будем?

Я взял его маленькую ладошку.

— Ложись, тебя ругать будут.

— Почему?

— Сейчас обход.

— Ты, наверное, давно здесь?

— Давно…

…Сашеньку очень любили все: нянечки, медсёстры и даже усатый доктор, который каждый день осматривал нас. Он всегда ему что-нибудь приносил: то яблочко, то печенье, то просто хлеб с маслом. Сашенька этому очень радовался, потому что к нему никто и никогда не приходил.

Как-то мои родители принесли мне целый пакет гостинцев. Я принялся раскладывать на тумбочке мармелад, зефир, апельсины и увидел, как Сашенька потихоньку наблюдает за мной. Я взял большую шоколадную конфету и дал ему.

— Возьми, это «Мишка на севере».

Сашенька взял, стал разворачивать конфету.

— А кто твой папа?

— Лётчик.

— А твой?

— У меня нет.

— Что, нет папы?

— Нет…

— А мама?

— У меня — бабушка!

Сашенька укусил конфету. Я забрал обёртки.

— Ладно, ешь, у меня много!

В тот день мне сильно досталось. Сначала от медсестры, затем от доктора, который строго-настрого запретил мне давать Сашеньке шоколад. Нянечка тоже долго ворчала на меня, потому что Сашенька запачкал конфетой постель.

Вечером, когда все ушли, я открыл пакет. Сашенька заворочался и повернулся ко мне. Я взял конфету, отломил половину и принес ему.

— На, ешь. Только половинку…

— Пасиба…

— Потом заешь хлебом и запьёшь водой, чтобы не узнали.

Так появился наш с Сашенькой большой секрет. Я стал делиться с ним, отдавал половину того, что мне приносили родители. Мы дожидались вечера и, когда все уходили, начинали наш маленький пир.

Через недели две мне уже разрешили гулять во дворе. Я стал приносить Сашеньке «добычу»: красивые камешки, жёлтый листик, веточку, похожую на крокодила. И Сашенька всегда очень ждал моего возвращения с прогулки. Один раз я принес ему самодельный кораблик. Я нашел его на хоздворе, у большой ржавой бочки. Она была почти полной. Вода была коричневая и холодная, можно было пускать кораблик, но завхоз мне не разрешил. Он сказал, что так я заболею, и прогнал…

…На этот обход к нам пришли сразу три доктора. Один был наш, а другие — незнакомые. Меня почти не осматривали, все пошли к Сашеньке. Они долго слушали его, постукивали по груди, затем стали серьезными и говорили много непонятных слов. Когда они ушли, я посадил Сашеньку повыше.

— Меня не выпишут.

У Сашеньки потекли слёзы.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю…

— Хочешь, я их попрошу, чтобы тебя отпустили?

— Нет.

— Почему?

— Ты же останешься.

— Ну да.

— Я хочу с тобой.

Вечером ко мне пришла одна мама. Она принесла только яблоки.

— Ма, а где конфеты?

— Всё — дома! Тебя на днях выписывают.

— Ну, и что? Я обещал Сашеньке.

— Поделись с ним яблоками…

— Ну мама!

— Что ты от меня хочешь, чтобы я купила ему конфеты?

— Нет.

— А что?

Я схватил маму за руки:

— Давай Сашеньку заберём!

— Куда заберём?

— К нам.

— Ты что говоришь… у него — свой дом, родители.

— У него нет никого, к нему даже не приходят.

Мама обняла меня, стала вытирать слёзы, потом заплакала сама.

— Не всё в жизни можно, сынок… Ты будешь его навещать… и я тоже с тобой…

— Нет! Нет!

Я вырвался и убежал.

…Ночью у Сашеньки был приступ. Я проснулся от его громкого кашля и подошёл к кровати.

— Эй! Ты это что?

Сашенька широко открывал рот, но не говорил. Я бросился из палаты. Навстречу мне бежала дежурная сестра, затем пришёл доктор. Все очень испугались. Сашеньке делали уколы, надели маску со шлангами, и он скоро уснул.

Утром, когда я вошёл в палату, Сашенька уже не спал. Я поставил на тумбочку баночки для анализов и сел к нему на кровать.

— Тебя завтра выпишут.

Сашенька вылез на подушку.

— Откуда знаешь?

— Баночки… так всегда бывает.

— Точно?

— Да!

— Понятно.

Сашенька взял меня за руку.

— Ты меня не бросишь?

— Нет.

— Точно?

— Да!

…Днем во время прогулки я пробрался на хоздвор, к ржавой бочке. Я хотел опустить в неё руки, но вода замёрзла, и я разбил тонкий лёд. К вечеру у меня поднялась температура и меня оставили ещё на неделю. Сашенька очень радовался, мы вместе долго не спали.

…Как-то утром я проснулся от громких звуков. Сашеньки не было, нянечка собирала его постель. Я вскочил с кровати:

— Где Сашенька?

Нянечка молчала.

Я выбежал в коридор, схватил за руку сестру:

— Сашенька! Где Сашенька? Сашенька-а-а!

Меня подхватил на руки усатый доктор.

— Тебе нельзя кричать!

— Где Сашенька?

— Его увезли.

— Почему?

— Так надо!..

Меня скоро выписали. Уходя, я не нашёл свой кораблик, наверное, Сашенька забрал его с собой.

Ква-Ква

В моём дворе было всего четыре дома, а детей и того меньше: второклассник Юра, девятилетний Колька и я — вот и вся наша дружная команда. Мы всегда что-нибудь придумывали и во что-то играли, где-то бегали, куда-то лазали, словом, находили себе самые разные развлечения.

Тот день у нас не задался. Прослонявшись без дела, мы решили уже расходиться, как Юра вдруг резко обернулся:

— Гля, поца, жаба вышла!

«Жабой» была Оля, девочка-даун. Это было большое безобидное создание, всегда одетое в одно и то же грязное зелёное платье, и с такими же зелёными соплями на лице. Она всегда гуляла одна, в стороне ото всех, тихо бормоча себе под нос что-то, известное только ей одной. У Жабы были две удивительности. Одна — она считала кошек своими куклами, наряжала их в разное тряпьё и везде таскала с собой, хватая несчастных за что придётся. Из-за другой она страдала сама.

Дело в том, что Жаба необычно, очень по-особенному плакала, отрывисто квакая, словно потревоженная лягушка. Многие мальчишки во дворе специально её обижали, чтобы на потеху покуражиться над ней.

— Айда поприкалываемся!

Колька сломал себе хлыстик. Мы с Юрой набрали мелких камушков и стёклышек и, окружив Жабу, принялись бросать ей по голым ногам.

Она вертелась из стороны в сторону, поднимала ноги и что-то мычала, но никак не хотела плакать. Когда наши заряды кончились, Колька стеганул прутиком ей по коленям. Жаба замерла и от боли присела. Затем она затрясла головой, и слёзы покатились по её грязным щекам.

Мы переглянулись. Представление не состоялось. Юра и Колька отошли на шаг, но я остался. Вытащив из кармана железный пистолет, я с силой ударил Жабу по спине. Я ожидал всего что угодно, но когда она встала, выпрямилась и с высоты с неподдельным удивлением посмотрела мне в глаза, мне стало плохо, и я выронил пистолет.

Как то сразу после этого я тяжело заболел и даже пропустил первую четверть в школе. Лишь к холодам, пошатываясь от слабости после больницы, я встретился со своими друзьями. Новости у них были тоже не ахти. Колька упал с велосипеда, сломал руку и был в гипсе, а у Юры развелись родители, и его определили в продлёнку на весь день.

Медленно шагая по двору, мы услышали истошное мяуканье и остановились. Возле стоящей у подъезда «Волги», как в горячке, металась Жаба. Она пыталась освободить из-под колеса придавленного котёнка и тянула его за задние лапы.

Увидев нас, она съёжилась, но потом поднялась, подошла к Юре и принялась, брызгая слюной, ему что-то громко мычать.

— Иди, иди, я не понимаю! — Юра попятился от неё назад.

Тогда Жаба схватила Кольку за руку, но он резко оттолкнул её. Колька тоже дал задний ход: — Теряемся, а то она мне вторую руку поломает…

В это время котёнок протяжно мяукнул и затих.

Жаба, вся трясясь, боязливо подошла ко мне, остановилась и, глядя мне прямо в глаза, заплакала: «Ква-ква-ква-ква!» Я её понял. Через минуту хозяин «Волги» откатил машину. Жаба схватила бездыханного котёнка на руки и, прижимая его к себе, быстро пошла прочь, но вдруг замедлила шаг и обернулась. Она смотрела на меня и улыбалась мне. Я сам видел.

После этого случая Жаба исчезла. Взрослые пацаны говорили, что её определили в интернат или в психушку, но скоро о ней вообще забыли и больше не вспоминали никогда.

Ошейник

— Где этот гадёныш?

Разъярённый отчим распахнул дверь. Вовка вздрогнул, спрятал деньги в носок.

— Пятихатку ты взял?

Отчим набычился, надел на шею толстую цепь с крестом.

— Не кричи, голова раскалывается…

Мать подтянула недопитую бутылку.

— Заткнись, синька, а то и тебе достанется.

Отчим поймал Вовку за руку, потащил из комнаты.

— Не бейте, это не я!

— Ты зачем деньги берешь? На водку?

— Нет!

— Дурь куришь или клей нюхаешь?

— Не надо, отпустите!

Вовка вырвался, выскочил из квартиры, слетел по лестнице вниз. В подвале пятиэтажки было темно, но Вовка знал дорогу на ощупь. Он подлез под трубы и зажёг фонарик.

— Вставай, Черныш! Есть будем!

Пес, скуля, встал и, поджав лапу, завилял хвостом. Вовка достал сосиски, положил на пол.

— На, ешь! Ты не скули, мне ещё хуже: мать пьёт, отчим озверел совсем, думаю, он нас из квартиры скоро выгонит, — Вовка поправил собаке белый ошейник. — Вот тогда к тебе приду, вместе будем!

Вовка обнял собаку. Черныш дернулся, взвизгнул от боли.

— Прости, я не хотел! Я тебе лекарство принесу, обещаю!

Все стихло. Вовка прислушался: кто-то сильно захрапел. Пора! Он проскользнул в прихожую, нашел куртку отчима, полез по карманам. Мелочь, ключи, бумажки… денег не было. Вовка хотел уже уйти, но вдруг увидел нож отчима. Он встал на цыпочки и взял его с полки. На пустыре пацаны за нож дали только сотню. Они же подсказали, где купить мазь. На еду денег совсем не оставалось, и Вовка вернулся во двор. Мусорные баки были полные, и Вовка залез на бак. Он стал искать и складывать съестное в пакет.

— Во, даже колбаса есть!

Вовка спрыгнул с бака:

— Ой!

Управдом тетя Маша схватила его за шиворот.

— Тебя что, домой не пускают?

— Это я для Черныша. У него лапа перебита!

— Ты его лечишь?

Вовка показал ей мазь.

— Ему нужен ветеринар.

— А он за деньги?

— Ещё какие! У отчима попроси, пусть даст.

Вовка повернулся, показал свой фонарь под глазом.

— Уже дал!

— Вставай, Черныш, лечиться будем!

Пёс с трудом приподнялся, лизнул ему руку. Вовка вытащил тюбик, принялся мазать рану. Черныш заскулил.

— Терпи! Я же твой друг!

Вовка вытряхнул объедки из пакета:

— Налетай! Тебе поправляться надо. Я решил: мы с тобой в тайгу уедем. Будем жить вдвоём в избушке, как в мультике. Ты будешь зайцев ловить, а я грибы и ягоды собирать. Не пропадём!

Вовка замолк, затем вздохнул, отломил себе кусок засохшего кекса.

Через час отчим стегал Вовку тонким ремнём и его цепь раскачивалась, как маятник, и отсчитывала удары.

Вовка прислушался, подлез под трубы.

— Ты что скулишь, Черныш?

Пёс попыталась встать, но задрожал и рухнул на пол.

— Вставай, родненький! — Вовка схватил его за ошейник. — Я сейчас, Черныш, я доктора при-

веду! Я тебя не брошу!

Вовка влетел в комнату, метнулся к матери.

— Где отчим

— Не знаю…

Отчим пришёл только под вечер. Вовка встретил его на пороге:

— Я попросить хочу…

— Что?

Отчим разделся, снял с себя цепь, положил на шкаф.

— Я… мне деньги нужны!

— Пошёл вон! — отчим оттолкнул его и зашёл в ванную.

Когда зашелестела вода, Вовка придвинул табурет к шкафу, сверху подставил скамеечку. Затем залез, потянул к себе цепь… Ба-бах! Пирамида качнулась и рухнула.

Вовка сидел на полу, сжавшись в комок. Отчим надел на шею цепь, поправил крест.

— Ну что, допрыгался, воришка!

Вовка закрыл лицо руками.

— Не трусь, не трону! Люди о тебе беспокоятся. Управдом приходил, участковый спрашивал.

— Зачем?

— Решать вопрос.

Отчим полез в свою куртку.

— Что решать?

Вовка перестал дышать.

— Вот что!

Отчим развернулся, и к ногам Вовки упал белый ошейник.

Вовку нашли на вторые сутки. Он лежал рядом с Чернышом. Участковый вытащил Вовку из-под труб, поставил на ноги.

— Пойдём, нельзя тебе здесь.

— Он — мой друг!

— Его надо похоронить.

Вовка зашмыгал носом.

— Я не смог… я его бросил!

Участковый крепко взял Вовку за руку.

— Нет, парень, ты — настоящий друг. Самый настоящий!