Поколение А. Выпуск 1

Коллектив авторов, 2020

В данный сборник вошли рассказы разных авторов, раскрывающих мир взаимоотношений: близких и чужих людей, хорошо друг другу знакомых и только встретившихся на пути. Где-то тонкий юмор, где-то ирония, шутка звучат в голосах авторов, повествующих историю своего персонажа. Все они написаны легко, в духе времени и будут интересны разной читательской аудитории.

Владимир Голубев

Владимир Голубев работает в жанре детско-юношеской литературы, пишет сказы, сказочные повести, в которых фантастический сюжет сплетается с житейской правдой. Обучался на курсах в 2014–2015 гг., подготовлен к публикации роман «Взрослое лето», представляющий интерес как для юношества, так и для взрослых.

Проживает в Подмосковье, преподаватель, кандидат юридических наук, ветеран правоохранительных органов.

Гостинец для деда Мороза

^{(новогодняя быль)}

Я бросил взгляд на будильник и ахнул: стрелки показывали за полночь, а я еще и не ложился спать, а вставать мне рано. Щелкнул выключателем на кухне и в темноте побрел по квартире. Жена в детской возилась с близнецами, а в большой комнате уже сопел старший сын, не выпуская из рук книжку с картинками. Мне ничего не оставалось, как только незаметно прошмыгнуть в спальню и, накрывшись одеялом с головой, погрузиться в сон.

Утром я пробудился еще до сигнала будильника и первым делом отключил звонок.

— Мне пора собираться в дорогу, — сказал я шепотом, целуя спящую жену.

— Будь осторожен, помни, мы тебя ждем, — промолвила спросонья супруга.

В темноте я нащупал ногами тапочки и, перепутав левый с правым, на цыпочках пошлепал на кухню. На скорую руку согрел чайник, умылся и, набив портфель кипой документов, вышел в подъезд.

Поеживаясь, я вывалился на холод из теплого нутра подъезда. Брелок, свисток, огонек… Замки щелкнули, и, заглянув на секунду в промерзшее за ночь чрево автомашины, я завел мотор и вынырнул наружу. Оказалось, под бледными звездами гораздо теплее. Декабрьская ночь в свете фонарей досыпала отведенный срок, но где-то за соседним шестнадцатиэтажным корпусом уже серел рассвет нового дня, но я еще не видел его, но был уверен в том, что он уже теплится вовсю над сквером и Варшавским шоссе. А припорошенная снегом Москва вовсю просыпалась, при этом — шипела, гудела, горела, блестела.

Пока тарахтел движок, подумалось, а может, пока не поздно, позвонить шефу и, сославшись на эпидемию гриппа, вернуться в душную спальню, к жене, к милым детям и посвятить эти два-три дня предновогодним хлопотам, а не трястись одному в машине девятьсот верст, по северным дорогам? Но у меня на руках была повестка из великоустюжского суда, с синей печатью и подписью судьи, и мне надо было ехать во что бы то ни стало, тем более от меня зависела судьба других людей.

— Надо завязывать с этой работой! Все надоело! — громко сказал я сам себе, и проходящая за моей спиной хозяйка лопоухого чихуахуа подтянула поводком малышку поближе к ноге.

Тем временем салон наконец-то прогрелся, и авто понесло меня через Садовое кольцо, на Ярославку. Пробок еще не было, да и спасало то, что я пробирался к выезду из мегаполиса, а главный поток сломя голову рвался навстречу мне, слепя глаза встречным водителям, вклиниваясь в несчастный город, будто желая забить его до самых небес. Ну вот, в пути миновал первый час, и я наконец-то на трассе и теперь, чертыхаясь, поминаю Мытищи, затем поворот на Королев, эх, скорей бы Пушкино, а там уже рукой подать и до Сергиева Посада с объездной и новой трассой. Там я собирался перекусить, чтобы потом без долгих остановок ехать до самого Великого Устюга.

Еще час — и я в дорожной кафешке, среди пыльных стен, с обязательными китайскими натюрмортами, блестящими и слащавыми. Официантка, позевывая от скуки и пряча белые кудри под косынку, разговорилась с ранним посетителем:

— Куда едете-то прямо под праздник?

— Не поверите, куда меня занесло, — ответил я, невольно улыбнувшись, как мне показалось, улыбкой дошкольника, заметившего в прихожей квартиры Деда Мороза, стряхивающего снег с сапог, да еще с красным мешком в руках. — В Великий Устюг, только жалко, один, без детишек.

— С детьми в такую даль на машине? Да там, небось, морозы, под сорок! — запричитала добрая женщина. — Сколько малюток осталось дома?

— Трое, двое совсем маленькие. А морозы не знаю как под сорок, а вот под тридцать верно, — уточнил я.

Она помолчала и добавила:

— Везет же, едете прямо в сказочный край. Я сама оттуда родом, из деревни Морозовица. Да вот вышла замуж — и пришлось уехать. Теперь вот без мужа, с двумя детьми, и вся родня, почитай, за тыщу километров от меня.

Сам я уже допил чай. Она пожелала мне счастливой дороги, как, наверно, тысячам водителей и пассажиров, ежедневно спешащих куда-то. Помогли ли им эти искренние слова в дальнем плаванье по бесконечной асфальтовой реке, текущей к Ледовитому океану, для меня тайна, но искренне надеюсь на подмогу…

Я в последний раз согласился на дальнюю командировку. Но не потому, что мой шеф, облачающийся по выходным в передник и поварской колпак, чтобы выставлять в социальные сети какие-то фотографии с приготовленными блюдами, сослал меня за Можай. Просто я в очередной раз хотел срубить деньжат и навсегда завязать с такими выездами и больше не оставлять семью. Но жена неожиданно поддержала меня, сказав за ужином:

— Съезди, я обойдусь без тебя, а сам отвлекись от работы, только не забудь про подарки, а то я знаю, ты можешь! Пофоткай город и чудесную природу, терем Деда Мороза. Не забудь тепло одеться, там, наверно, зима настоящая, а не здешняя.

И вот я еду, неспешно размышляю о том о сем: работа, дела, семья, та-ак, торможу и опять — семья, дела, работа. Вокруг дороги леса, поля, занесенные снегом деревни и поселки. Вот уже скоро Ярославль встретит рекламой и дымящими трубами, надо бы выйти размяться. Проехали. Дальше Вологда, последний из бастионов цивилизации. Доехал по приличной дороге. Остановился. Похлебал щей. За бортом минус тридцать. Ухожу направо по белой дороге. Лес. Снег. Сумерки.

Перед Тотьмой вижу, вроде на обочине голосует дедок в тулупе, но какой-то крайне неприметный. Пока думал, проскочил, стало как-то не по себе, покрутился на сиденье, но разворачиваться не стал и жму дальше. Опять леса и снега, встречные фары режут глаза, мысли бегут впереди капота, боясь угодить под колеса. Все как обычно: как там жена, дети, а работа, и какое блюдо приготовит шеф на Новый год, если ему привезли пару домашних гусей? Глаз не свожу с дороги, только вперед. От надвинувшихся вплотную к обочине замерзших лесов веет первобытным страхом.

Мчу дальше на северо-восток. Всего-то на несколько минут приподнял покрывало розовый закат — и вновь серое небо. Уже не думается, глаза слипаются, хочется просто раствориться среди гущи этих темных перелесков и снегов. Встречные машины все реже радуют глаз желтыми огнями. Вот так встань с поломкой, а за бортом минус тридцать пять, что тебя ожидает, даже страшно себе представить.

Смотрю, а на обочине вроде опять пенек в тулупе поднимает руку. Что за напасть? Глюки? Не успеваю остановиться. Пролетаю, но резко торможу. Джип заметался по всему полотну, от кювета до кювета, стрекоча электронными цикадами, со страха вылететь с дороги отпускаю тормоз, и машина, облегченно вздохнув, рвется вперед, как ни в чем не бывало. А спина мокрая, и от адреналина трясутся руки. Продышался, пришел в себя минут через десять, где теперь тот бедный попутчик, а был ли он, может, просто показалось?

Надо потерпеть. Впереди Великий Устюг, теплая гостиница, а потом привычная работа, а еще меня дожидается Дед Мороз и возвращение домой. И больше никаких командировок, только Москва! На горизонте засветились встречные машины, наверно, уже недалеко город. Смотрю, в свете фар, кажется, опять стоит, тот самый, в треухе и в тулупе. Притормаживаю, в этот раз заранее. Остановился, из-за капота никого не вижу, опускаю стекло, а там снег и темнота, кричу:

— Кто здесь? Подходите, я подвезу!

Глушь, мороз и снежинки, если бы не рокот двигателя, было тихо, как в ледяной пустыне. Выхожу. Потемки. Снег скрипит под ногами, ледяной воздух обжигает легкие, а у пассажирской двери стоит ребенок или дедок, мал-мала, и старательно, стуча ногой об ногу, стряхивает снег с валенок.

— Здорово, молодец! — бодро говорит путник. — Давай пособляй деду, а то сам не залезу в твою телегу!

— Здравствуйте! Конечно, помогу!

Я открыл дверь и подсадил попутчика. Сел на нагретое сиденье, пристегнулся ремнем. В салоне запахло морозной свежестью от заснеженных полей и промерзших лесов.

— Ну что, едем или день потерян? — спросил я и краем глаза глянул на деда, снявшего холщовые рукавицы и расправляющего бороду на груди.

— Подожди, милок, нам еще надо прихватить с собой кой-чего.

— Не понял?

— Ты думаешь, я зря тебя караулю, почитай от самой Вологды! Замерз как сосулька, стоя на тракте! А мне ведь надобно домой воротиться, почитай, до наступления Новолетья, как там, по-вашему, а, Нового года!

Мне показались ужасно любопытными слова странного дедка, но по московской привычке я ерничал:

— Ну а я-то здесь при чем, возвращайтесь, когда хотите.

— Не умничай, тебе не к лицу, — сухо ответил попутчик. — Быть по сему, не стану тебе попусту зубы заговаривать. Надобно нам захватить одни сани до деревеньки Морозовицы.

— Сани? Но у меня легковой автомобиль! А сани влезут в мою машину-то? Может, вам лучше остановить грузовик или «газель»?

— Ты, милок, не сквернословь при деде-то. Да влезут санки-то, у тебя гляди, сколько места, жить можно. А оглобли, не боись, привяжут на крышу. Ну так трогай.

— А далеко до Устюга-то?

— Да нет, верст пятьдесят будет.

Конечно мне хотелось сказать «нет», высадить деда и ехать спокойно в город, где меня ждал сытный ужин и теплый ночлег. Зачем мне, московскому адвокату, какие-то сани, оглобли, какой-то фольклорный персонаж в тулупе и валенках, который якобы караулил меня от Вологды, но вопреки всем законам физики по воздуху обгонял меня. Я ехал в этот городишко среди лесов просто хорошо выполнить свою работу, получить за нее деньги и тихо вернуться в Москву.

Но фары двумя искрящимися дорожками упрямо светили в заснеженный лес, казавшийся сказочным. Я посмотрел на пассажира и представил, как он будет стоять на пустой обочине и голосовать редким машинам, и почему-то согласился.

— Куда ехать-то?

— Да туда, вон в тот перелесок, робятки ждут весь день-деньской, небось, озябли. А после на Устюг, не доезжая, есть деревня Морозовица, а там, на Пуховской пустоши, нас поджидают верные слуги Деда Мороза.

Мы проехали вперед метров триста и повернули направо. Дорога юркнула в лес и благополучно уткнулась в сугроб.

— Во, стой тут. И открой мне окно или дверь, а то я сам не управлюсь.

Я нажал на клавишу, и с шипением стекло опустилось. Попутчик выглянул и свистнул, да так, что холодок пробежал по спине. «Ну, все попал, развели меня как последнего лоха», — только и успел я подумать, как вокруг машины уже затрещали ветки и заскрипел снег.

Дед бесцеремонно толкнул меня в бок:

— Что расселся! Иди, пособи, а то тутошние жильцы отродясь такую телегу не зрели.

Я подчинился, на ходу застегивая молнию на куртке и проклиная себя за доброту. Вокруг меня, в полной темноте, лишь спереди подсвеченной фарами, суетилось с десяток шустрых мальцов, одетых в кургузые тулупы и в шапки-ушанки.

Мне было как-то тревожно, но я покорно открыл багажник и сложил задние сиденья. Кто-то за моей спиной неожиданно забасил:

— Берись дружно, ну-кась, на раз-два-три!

— И-и раз, два, три!

В салоне пришлось подхватить полозья, а мелкота, появляющаяся из потемок, запихивала сани с улицы. В лицо мне пахнуло холодком и свежеструганым деревом. В машину возок вошел тютелька в тютельку. Я хотел было уже закрыть дверцу, когда какой-то коротышка заскочил на бампер и, уцепившись за дверь, виртуозно запрыгнул на крышу машины.

— Ну ты и акробат! — с восхищением вырвалось у меня.

Тут из-под раскидистой ели мелюзга вытянула две длинные струганые палки толщиной в руку и подала вверх где лесной циркач ловко привязал их к багажнику.

— Затворяй и трогай! — скомандовал мой странный попутчик.

Я захлопнул дверь и махнул рукой на прощанье малышне, но они равнодушно отвернулись и юркнули под ель, словно я для них пустое место. Если бы не осыпавшийся с веток снег да натоптанные следы за земле, происходившее в эти минуты можно было принять за видение.

Очутившись вновь на водительском сиденье, я немного пришел в себя и, с трудом развернувшись, вернулся на трассу. Меня радовало, что я цел и невредим, машину не забрали и мы по-прежнему мчимся в сторону Великого Устюга. Путник умолк. В салоне пахло деревом и таявшим снегом. Радио не работало. Перед городом пассажир начал подавать признаки жизни — заерзал, борода торчком из-под воротника.

— Держись правее да не проморгай, заворот, скоро будем!

— А кому сани-то везем? — Напоследок я решил расспросить странного деда.

— Да, кому-кому, ясно дело, Деду Морозу. В том годе-то возвращался он домой после прихода Новолетья, ну и в наших лесах разломал свой возок-то. Ведь, считай, милок, в здешних краях-то северная глухомань начинается. Вот пришлось нам ладить ему новые, липовые.

— А кто на это деньги дал? Губернатор или нашлись спонсоры?

— Ты по-русски молви. Ничего не пойму.

— Кто заплатил за работу?

— Никто нам ничего не уплачивал, да мы и ни в жизнь не возьмем, с Морозки-то. Смастерили так, по своей исконной доброте. Вот еще прошлой зимой срубили медоносную липку, высушили, все и готово.

— Дедушка, да вы счастливчик, если не знаете, что такое деньги и губернаторы.

— Говорю, не бранись при мне, сынок.

— Не буду, это мне просто завидно.

Я умолк. Не доезжая города, мы повернули направо в сторону той самой деревни Морозовица. Кругом — темень и тишина. Едем по нечищеной дороге, сани скрипят на кочках, а оглобли вверху постукивают по крыше, когда я сильно разгонялся, а потом на ухабах резко тормозил.

Вскоре мы выехали на пустырь, недалеко горели бледные огни деревни. По указанию попутчика я съехал ближе к берегу реки. Хлопнув в ладоши, дед закричал во все горло:

— Все, тормози, приехали. Вот речушка наша, сейчас подойдут робятки от Деда.

— Река Сухона? — спросил я, показывая на занесенный снегом лед.

— Нет, Юг, там чуть дальше будет стрелка, сольются потоки, и побежит дальше одна Сухона… Да выключи фары, они тебя небось страшатся.

— Кто боится-то, разбойники?

— Отколь в наших лесах грабители-то! Это верные товарищи Деда Мороза, давно почуяли, да остерегаются человеческого рода.

— А что нас бояться-то?

— У всякого создания своя собственная жизнь-то.

Я почему-то согласился и кивнул, следом выключил фары. Мы оба глядели через лобовое стекло на бескровную луну, дремавшую над черными берегами северной реки Юг.

— Страшно и пусто! — сорвалось у меня с языка.

— Боязно в Вологде дорогу переходить. — Я отвернулся, спрятав улыбку:

— Пойду пока сани достану.

— И то верно, хватит почем зря балакать. И настежь отвори мне окошко.

Я опустил стекло, повернувшись навстречу щиплющему морозу, а сосед вновь свистнул в ночь. Накинув пуховик, я вышел на скрипучий снег. Тревога отступила. Сани легко вышли из багажника, и мне оставалось только отвязывать оглобли. Снизу, со стороны реки, наконец-то заскрипел снег, и послышались громкие шаги.

С опаской я косился на склон. Из-под берега в морозном тумане показались три белых коня. Из-за темноты не выдалось хорошо их рассмотреть, но такие длинные белые гривы и хвосты я видел впервые. Следом явился очередной коротышка в тулупе и два создания в чем-то округло-белом, напоминающие снеговиков из московских дворов.

Учтиво поклонившись, они откатили сани в сторону и начали запрягать лошадей. Я немного оторопел и догадался, что мой поклон тоже будет кстати. Придя немного в себя, я вернулся в салон, чтобы не смущать «товарищей Деда Мороза». Да, от морозного воздуха у меня кружилась голова.

— Ну, прощевайте, мне пора! — с грустинкой в голосе сказал мой попутчик.

— Прощайте, рад был встрече. А как вас зовут-то? Мы даже и не познакомились, вот меня Андрей.

— Ну, а я Дед Годовик!

— Годовик? Подождите… тот самый, который выпускает волшебных птиц, что ли?

— Да, он самый, ну а теперь мне пора.

— Может, вас подвезти?

— Да, нет. Я легок на ногу, вот тока сани так не перекинешь за сотню верст, а для меня самого плевое дело.

— Ну, понятно… — бубнил я вслед слезающему с сиденья спутнику, на самом деле ничего не смысля в происходящем.

— Ты, милок, никому про нас-то не сказывай, тем паче на службе, а то разом вылетишь из стряпчих-то. Засмеют, мол, веришь в сказочного Деда Мороза.

— Да я не пропаду.

— Ну, гляди сам, только, скажи на милость, чем станешь кормить своих деток? А вот, ребятне поведай эту быличку, они-то все верно поймут.

— Непременно, такое надо всю жизнь помнить.

Дед отошел, и я хотел уже закрыть дверь за ним и ехать, но он возвратился и положил на сиденье сверток из бересты.

— Как же, совсем запамятовал: вот тебе гостинчик от Деда Мороза. Ты ведь пахал-то, почитай, как печорская лошадь.

— Спасибо, не надо. Я и так с вами надышался настоящего воздуха! Жить-то теперь как охота!

— Вот и весьма здорово. Доброго пути, внучек! — попрощался Дед Годовик и, подняв лохматый воротник, направился к странной компании.

Я развернулся. Снеговики тем временем надевали хомут на коренника, а малыш в тулупе привязывал постромками покорно стоящих пристяжных. Легкий ветерок развевал белые гривы сказочных коней, и в свете фар снежинки блестели по-московски неоновыми огнями.

Пустошь я оставил с грустью и с ощущением опустошения. Не радовало и то, что уже через полчаса я очутился в Великом Устюге. Меня дожидался забронированный по Интернету номер в гостинице и основательный ужин. Поболтав по скайпу с родными, я провалился с головой в темную яму безмятежного сна…

Пробудился я утром — звонил будильник, быстро, по давнишней привычке, я отключил звонок, чтобы не разбудить жену и детей. Сев на кровать, несколько минут я не мог сообразить, где нахожусь, в Москве или в Великом Устюге? Неужели все, что происходило вчера, оказалось только чудным сном? А как же Дед Годовик и сани, снеговики с лесовиками? Наверно, все мне приснилось, подумал я, и мне стало как-то не по себе. Но надо вставать.

— Мне пора собираться в дорогу, — сказал я шепотом, целуя жену.

— Будь осторожен, помни, мы тебя ждем, — промолвила спросонья супруга.

В темноте я нащупал ногами тапочки и, перепутав левый с правым, на цыпочках пошлепал на кухню. Выходя из спальни, я зевнул и краем глаза успел приметить на столике странный сверток из бересты.